Текст книги "Красные листья"
Автор книги: Паулина Симонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)
– Нет, нужна, – обиженно ответила Кристина. – И она мне нужна.
– Хочешь, я отвезу тебя в травмпункт? – сказал Джим, не глядя на Кристину. – Может быть, у тебя и с головой что-то не в порядке.
Конни залилась веселым смехом, а потом резко оборвала его и внимательно посмотрела на Кристину.
– Если серьезно, Крисси, тебе надо поехать.
Альберт молчал.
– Где это сказано, что надо? – спросила Кристина.
– На твоем месте я бы обязательно поехала в больницу, – сказала Конни, открывая банку пива «Бад». – А что, если обнаружится что-нибудь скверное?
– Самое скверное уже обнаружилось, – сказала Кристина. – Чего уж больше. В меня врезался встречный автомобиль. Мой «мустанг» полетел под откос, один раз даже перевернулся. Да-да, один раз, кажется, и ударился о землю. Я еще до сих пор не уверена, жива я или уже мертва.
Джим потянулся и погладил ее шею.
– Поехали в травмпункт. Там тебя осмотрят.
– Они меня там не осмотрят. Они меня арестуют за управление машиной в нетрезвом виде.
– Ты что, действительно?.. – спросила Конни осторожно. – Ты была?..
– Конечно, нет! Но они об этом не знают.
– В таком случае поедем завтра.
– А завтра мне уже будет значительно лучше.
– Скажи, Крисси, только серьезно, – сказала Конни, навалившись локтями на стол, – тебе было очень страшно? Ведь авария, кажется, была очень серьезная.
– Страшно? Да я с ума сходила от страха. Даже сейчас, как подумаю об этом, жуть пробирает. – Кристина едва выдавливала из себя слова. – Представляете, к вам сюда являются полицейские и сообщают, что я погибла. Ну и что бы вы тогда стали делать?
– Вначале, наверное, расправились бы с тортом, – высказал предположение Джим.
Никто не засмеялся.
– Джим! – сказала Конни. – Крисси пережила такой ужас, а ты со своими шуточками. Но не надо сейчас об этом думать, дорогая. Думай о чем-нибудь приятном. Ведь ты не погибла, значит, все в порядке.
– Но ведь могла погибнуть. Запросто.
– Выходит, не пришло еще твое время, – сказал Джим, открыл бутылку пива «Миллер» и сделал глоток.
– Почему не пришло? – спросила Кристина. – Может быть, как раз пришло. Ведь аварии избежать не удалось. А помните, что говорили на курсах по автовождению? Столкновение встречных автомобилей, как правило, приводит к трагическому исходу. Значит, я должна была погибнуть. А вы говорите – время не пришло. Просто в самый последний момент что-то не сработало.
– Джим прав, – сказала Конни. – Не пришло, значит, время.
– А откуда ты знаешь? Может быть, как раз наоборот.
– Нет. – Джим сделал еще один глоток. – Значит, не пришло еще время тебе умирать.
– Откуда вообще кто знает, – медленно произнесла Кристина, – когда… когда приходит время?
– А никто и не знает. Человек просто умирает, и все. Кристина вздрогнула и возразила:
– Послушай, а ведь это ужасно. Впрочем, не только это. Не знать. Человек может умереть в любой момент, но ему не дано знать когда. А почему, собственно? Почему человек должен умереть? Ну, старики умирают – это понятно, но почему, например, должна умереть я?
– А ты и не должна умереть, – сказал Джим, вставая и отодвигая бутылку. – Ты не должна умереть, потому что слишком молода для смерти и, стало быть, не пришло время. Ты будешь жить до девяноста лет и потом рассказывать своим правнукам о том, как в ранней молодости чуть не сыграла в ящик в свой двадцать первый день рождения.
– Я буду им рассказывать это на ночь вместо сказки, – сказала Кристина.
Разговор себя исчерпал. Они поговорили еще немного о надвигающемся снегопаде. Завтра после полудня обещали уровень снега от тридцати до сорока сантиметров, и он будет идти всю ночь до утра. Некоторые, узнав прогноз, даже решили уехать на день раньше, а другие – на день позже, чтобы переждать метель. Кристина спросила Конни, когда уезжают они.
– В среду утром, – ответила Конни.
Кристина не могла собраться с силами, чтобы подняться из-за стола, но когда все же решилась, то заметила, что Альберт сидит со сжатыми кулаками. Ей захотелось сказать ему: «Разожми свои дурацкие кулаки. На кого ты так сердишься? На Джима? На Конни, которая верит всякой лапше, которую ты вешаешь ей на уши? На меня? За то, что я не согласилась поехать с тобой в Канаду? Ты считаешь, это было бы разрешением всех проблем, а на самом деле эта поездка не решает ровно ничего».
Они убрали посуду. Кристина не помогала, потому что рука болела нестерпимо.
Когда все собрались расходиться, Кристина храбро объявила:
– Я выйду погулять с собакой.
– Не надо. Я выведу его, – быстро сказал Джим. Кристина надеялась, что это предложит сделать Альберт, но потом сообразила, что после прошлой ночи это невозможно. Кроме того, они с Джимом могут использовать это время, чтобы уладить отношения или поругаться; и то и другое одинаково нежелательно. Кристина хотела только одного: чтобы сегодня ее оставили одну зализывать раны.
– Спокойной ночи, Кристина, – сказал Альберт. – Еще раз с днем рождения.
– Спасибо, – отозвалась Кристина. Внутри у нее бушевала боль, она завязалась там в такой болезненный узел, который затягивался все туже и туже. Под натиском этой боли она боялась, что в конце концов рассыплется на мелкие кусочки прямо здесь на полу.
Кристина двинулась к выходу. Позади нее, дыша в спину, следовал Джим.
Если бы она могла рассказать Джиму о том, что она сейчас чувствует: замешательство, страх, боль и обиду, что прожито так мало и так не хочется умирать. Кристине так не хотелось оставаться одной. Но ей был нужен Альберт. Только с ним она чувствовала, что не одна в этом мире, что есть кто-то, кого она любит больше всего на свете. И этим «кто-то» был Альберт.
Кристине был нужен Альберт. Но он был с Конни.
– Джим! Погуляй с Аристотелем, – сказала Кристина и опустила глаза на свои грязные изношенные кроссовки. – Пожалуйста.
Джим вышел с Аристотелем, а Кристина некоторое время смотрела ему вслед. Она не пошла выводить собаку не только потому, что плохо себя чувствовала. Она просто боялась выходить в темноту. Кристина медленно сбросила тренировочный костюм, надела халат и почти вслепую начала перестилать простыни.
Когда возвратился Джим, она все еще занималась этим. Не снимая куртки, он надел на подушку свежую наволочку, потому что Кристина не могла это сделать сама. Все это время они молчали. Потом он все же снял куртку, сел на постель и уставился на Аристотеля, а Кристина принялась бесцельно слоняться по комнате. Так ей было легче, чем сидеть. Продолжалось это минут десять. Наконец она осторожно опустилась в складное кресло и безмолвно замерла в нем. Оно еще сохраняло запах Альберта.
«Может быть, мне действительно надо поехать в травмпункт?»
Наконец Джим поднял глаза, холодно посмотрел на Кристину и осуждающе произнес:
– Ты опять пила, Крисси?
– Как и ты, – ответила она, массируя себе бок. – Три «Миллера».
«Даже когда он злится, все равно не перестает звать меня Крисси. Не Кристина, не Крис, не «милая», не «глупышка», а просто Крисси».
Джим покачал головой и возразил без улыбки:
– Я пил светлое пиво «Миллер», и всего две бутылки. Я имею в виду, что ты вообще в последнее время много пьешь.
– А что в этом плохого? – медленно произнесла Кристина.
– Да, действительно, в этом нет ничего плохого, – сказал он, как бы констатируя факт. – Я видел, как ты поднималась по лестнице. Ты шла как по канату с балансиром в руках. Очень неустойчиво. Все время теряла равновесие. Очень жаль, что нет снегопада. Иначе ты бы уже была на этом мосту. Верно?
Она улыбнулась и спросила:
– Хочешь, чтобы я сходила на мост, Джимбо?
Он пожал плечами:
– Это не имеет значения.
«Когда-то имело», – подумала Кристина.
– Обычно я тебя этим сильно пугала. Да? – сказала она, как будто извиняясь.
– Пожалуй… – Он замолк. – В любом случае сейчас тебе это не под силу. Для того чтобы держать баланс, нужны две руки.
– Я скоро покажу тебе, что это не так. Это будет рекордный трюк: баланс на канате с одной рукой…
– Да, а потом мне придется подбирать то, что от тебя останется, на шоссе внизу.
«Да окажешься ли ты способен на это? – подумала про себя Кристина. – Будешь ли ты в состоянии подобрать мое разбитое тело с мостовой?»
– Я еще никогда не падала, – сказала Кристина. – Тот раз в феврале не в счет.
– Крисси, если заняться вероятностными расчетами, то они всегда будут против тебя, – тихо произнес Джим.
«Ему очень не хочется вести этот разговор», – подумала Кристина, но все же спросила:
– Джимбо, при чем тут теория вероятностей? Тут все решают выдержка, сила воли, характер. Не будет этого – не будет и победы.
– Понятно. А как насчет тех, кто участвует в бое быков? У них что, мало силы воли или выдержки? Но бык время от времени тоже показывает свою выдержку и силу воли.
Кристина усмехнулась.
– Тебе что, действительно не боязно этим заниматься?
– Я же тебе говорила много раз. Конечно, страшно.
– Значит, в этом и есть вся соль. Чтобы напугаться до смерти.
– Нет, соль как раз состоит в том, чтобы напугаться до смерти и все же суметь это сделать.
Некоторое время он молчал.
– И к тому же голой? Почему обязательно это нужно делать в голом виде?
Она улыбнулась и легко ответила:
– Видишь ли, во мне сидит эксгибиционистка. На первом курсе я видела парочку из Эпсилона. Они после вечеринки сняли с себя одежду и с криком побежали по шоссе к реке и прыгнули в воду. Я тогда подумала, что это, наверное, очень здорово.
– Крисси, – сказал Джим, – неужели эта парочка является образцом для подражания?
Свесив голову набок, Кристина кусала губы, чтобы унять боль:
– Джимбо, почему это ты заговорил об этом? Неужели только это сейчас тебя так тревожит?
Он покачал головой и сказал:
– Почему это тревожит? Мне безразлично. Просто любопытно.
– Для того чтобы пройти по мосту так, как я это обычно делаю, – сказала она, – мне надо, во-первых, выпить как следует, иначе я буду недостаточно устойчиво себя чувствовать, и, во-вторых, обязательно должен идти снег.
– Почему?
– Мне кажется, так безопаснее, – ответила она. – Потому что если я упаду, то на снег.
Джим фыркнул. Ей жутко не нравилось, как он это делает. Выглядело очень противно.
– Крисси, если это случится, то ты полетишь вниз, на асфальт. А будет там снег или нет, совершенно не важно.
Она кивнула:
– Вот именно поэтому мне и нужен снег. Тогда и асфальт не будет чувствоваться. Мягкий такой снег. Пуховой. Облако снега. Я буду в нем чувствовать себя как в раю. Я представляю, – медленно проговорила она, подбирая слова, – как падаю вниз на это снежное облако и оно подбрасывает меня, как на трамплине. Вот тогда, мне кажется, я буду. По-настоящему счастлива.
– Так ты несчастна, Кристина?
Она посмотрела на потолок и произнесла:
– Не совсем.
Он помолчал несколько секунд и спросил:
– Несчастна в принципе или… именно с нами?
– А ты счастлив с нами? – ответила она вопросом на вопрос.
– Нет, – немедленно отозвался он. – Совершенно.
Кристина кивнула и предложила:
– Хочешь поговорить об этом? Джим тяжко вздохнул.
– Нет. Я устал. Послушай, – произнес он, вставая, – сегодня я у тебя не останусь. А об этом мы поговорим после.
– Ты не хочешь остаться? – спросила она. – Но ведь сегодня мой день рождения…
– Да, конечно. – Он внимательно посмотрел на нее. – Я хотел остаться тогда, в ночь с субботы на воскресенье.
– Я же говорила тебе, что была в «Красных листьях».
– Да, ты говорила мне это. Говорила. – Он надел куртку и погладил Аристотеля. – Счастливо!
Кристина не была уверена, ей он это сказал или псу.
– Но мы… мы… – Кристина с трудом заставила себя подняться с кресла. – Мы поговорим в другой раз. Правда, Джимбо?
– О чем, собственно?
Она вздохнула и решительно произнесла:
– Джим, почему ты не хочешь поговорить о нас с тобой?
– Тут не о чем говорить, Крисси.
– Не о чем?
Она подумала о том, что произошло всего несколько часов назад, когда автомобиль перевернулся и падал на землю, на которой не было снега. Где он, этот мягкий снежный покров, который оградил бы ее от удара, окутал бы ее своим мягким облаком?
– Джим, ты меня любишь? – спросила Кристина и подошла к нему ближе.
– Конечно, – сказал он после секундного колебания. – А ты меня?
Не отвечая, Кристина легко коснулась его лица:
– Не думаю, что ты это искренне сказал, Джимбо. Не думаю, что ты меня любишь.
– Ты хочешь сказать, что разлюбил?
– Я хочу сказать, что ты вообще никогда меня не любил.
– Не будь смешной.
– Смешной? Что значит «смешной», Джим?
– А то и значит: смешной.
Трудно было не понять, что он и не думал о том, чтобы сделать хоть какое-то усилие для облегчения ее ситуации. Например, обнять. То есть он не прилагал ни малейших усилий, чтобы показать ей, что она ошибается.
– Позволь мне спросить тебя вот о чем, Джим. Ты любишь Конни?
Он неловко засмеялся:
– Что за вопрос? Когда-то что-то было.
– Я имею в виду, сейчас.
– А я говорю «когда-то», – твердо произнес он.
– Она была твоей настоящей любовью. Верно?
Джим ответил после небольшой паузы:
– Верно. Я действительно был без памяти влюблен.
– Без памяти влюблен, – повторила она.
– В то время – да, – подтвердил он.
– Послушай, Джим, сделай одолжение. – Она с мольбой подняла на него глаза. – Будь со мной искренним. Хотя бы раз.
– Ты этого хочешь? – проговорил он хрипло. Его напряженное лицо на мгновение исказила гримаса боли. – Ты хочешь искренности? Чтобы по-честному? Но искренность должна быть взаимной, Крисси.
Ответ ей искать пришлось довольно долго, и наконец она согласилась:
– Да. Искренность должна быть взаимной. Что ты хочешь знать?
Возникла неловкая пауза. В течение нескольких секунд он пристально смотрел на нее, пока не попросил:
– Сделай мне одолжение, давай прекратим этот разговор. Я пошел.
Она повысила голос:
– Что ты хочешь узнать, Джимбо?
– Ничего.
– Я так и думала, – произнесла она мягко, почти с нежностью.
И он ушел.
Кристина перебралась на постель и попыталась поднять руки, но это удалось ей только отчасти. Все получилось у них с Джимом как всегда. Ничего не выяснено. Он, как обычно, ушел посередине разговора. Ведь и прежде такое случалось. Не раз. Она его не уговаривала, он возвращался к себе, она к себе, а на следующий день они встречались и болтали о политике, или о следующей статье для «Обозрения», или о том, что взять на завтрак, или о Конни с Альбертом. И все продолжалось так, как будто он не уходил посередине разговора, не уклонялся от ответа на вопрос, не признавался, что фактически никогда ее не любил. И она позволяла ему уйти.
Кристина легла на спину, и у нее появилось ощущение, будто она летит. Парит в темном небе Нью-Хэмпшира по направлению к Вермонтским холмам. Летит к Фаренбрею, над Фаренбреем, где там внизу Она и Он, а Аристотель поднял голову и гавкает им вслед. Она закрыла глаза. Ей не хотелось больше летать над ними. Ей хотелось только одного: чтобы Альберт был рядом. Она хотела видеть близко любимое лицо, прикоснуться к его волосам, прижаться губами к заветной татуировке.
Глава 3
ВТОРНИК
Ей снились кошмарные сны, и боль ее не покидала. Она проснулась мокрая от пота, чувствуя, как на левой руке онемели пальцы. Но все-таки это обеспокоило ее не очень сильно. По-настоящему Кристину встревожили слезы, которые струились по лицу сплошным потоком. Они стекали вбок, к ушам, и терялись в спутанных волосах. Слезы! Вот что ее разбудило. Она почувствовала, что плачет, а когда открыла глаза, то не смогла остановиться. Все тело было комком боли.
Кристина поднялась с постели и перебралась в складное кресло Альберта. Сквозь давно не стиранные белые шторы просачивался желтый свет уличных фонарей. Она вытерла платком лицо. «Что это со мной творится? Ведь, собственно, ничего особенного не происходит. Просто впереди очередной дурацкий уик-энд на Благодарение».
Маленькой девочкой Кристина никогда не плакала, хотя для этого было множество причин. Плакать она не плакала, но для страха поводов было предостаточно: ночью она боялась родного огромного темного дома, погруженного в тишину, боялась автомобильной аварии, боялась ураганов, боялась смерти.
В подростковом возрасте Кристина кое-как научилась контролировать свои страхи.
Она снова утерла лицо и подумала о том, как близко прошла рядом со смертью. Кристина быстро перебрала в памяти события вчерашнего дня: разговор с Конни, «Красные листья», приближающиеся огни, водохранилище, удар встречной машины, как она отчаянно карабкалась на откос, вцепляясь ногтями в землю. Коснувшись своих сломанных ногтей, Кристина поежилась: «Неужели меня разбудило это? Сознание того, что я разминулась со смертью всего в двух шагах? Если бы я погибла, то что бы тогда стало с моими деньгами? Теперь, когда мы с Говардом официально разведены. Вот так бы и умерла, не оставив после себя никакого завещания. Даже простой записочки. А кто взял бы собаку? Кто взял бы мои вещи в этой комнате и то, что хранится в банковском сейфе? А все остальное?»
Сидя в темноте, она начала тереть глаза, до тех пор пока они не заболели. И ее вдруг как током ударило: «Боже мой, сколько неоконченных дел осталось у меня здесь, в этой комнате, в Хинман-Холле и вообще в Дартмуте. Я приехала в Дартмут, чтобы исправить свою жизнь. Но вот прошло уже целых три года, но ничего не изменилось. По иронии судьбы, жизнь запуталась еще больше. В каком же месте я пошла неправильной дорогой?»
Дартмут – такой милый колледж. Живописный маленький городок в горной долине, на берегу реки Коннектикут, которая служит естественной границей, разделяющей штаты Нью-Хэмпшир и Вермонт.
Эта идея насчет Дартмута пришла Кристине в голову, когда она училась в старших классах и пыталась найти выход из своего совершенно невозможного положения. Она поедет в Дартмут, будет учиться изо всех сил, потом найдет хорошую работу, найдет чудесного человека, выйдет замуж, нарожает детей.
Кристина думала, что если будет вести себя нормально, делать нормальные вещи, иметь нормального приятеля, то ее жизнь пойдет другим курсом. Нормальным.
Вот так она прибыла в Дартмут. Она упорно училась, помогала в «Красных листьях», играла в баскетбол, встретила чудесного человека.
Джим и Кристина действительно пытались выстроить нормальные отношения. Даже после Шотландии, даже после четырех месяцев, что она провела там, не вспоминая о Джиме. Они все же пытались вернуть все назад, на правильную дорогу. Она думала, что он ей нужен. Он не был лоботрясом и бездельником, нахалом, у него не было конского хвоста на голове, он не был татуированным клоуном без будущего.
Кристина выбрала Джеймса Олбрайта Шоу. Он был ее парнем.
Но Джим не любил ее. Первое время она об этом даже не догадывалась.
Колледж. Здесь просто должна была процветать любовь. А как же иначе, когда у всех столько общего: лекции, семинары и другие занятия, вечеринки и встречи в библиотеке, встречи в кафе Тейер три раза в день. Колледж был вроде большого теплого одеяла, покрывающего их всех. Как же здесь было не влюбиться, в колледже? Большинство девушек и парней, которых она знала, влюблялись. И не по одному разу. Она знала девушку, которая только в течение осеннего семестра на первом курсе сменила семь парней и теперь снова встречалась с парнем, который был тогда под номером один.
Трудно было не влюбиться в этом маленьком холодном городке, расположенном в горной долине. Четыре тысячи студентов, бесконечные вечеринки на уик-энд, читальные залы, набитые членами Лиги плюща, футбол по субботам, зимний карнавал; каждый читает газету «Дартмут», каждый против чего-нибудь протестует, каждый делает покупки в местном универмаге и ходит в ВКА. Парни мало отличались друг от друга. Каждый из них специализировался на гуманитарных предметах. Каждый был из хорошей семьи, каждый знал цену образованию, упорной работе и будущему. Между ними практически не было никаких различий. И вообще между студентами различия были весьма смутные, разве что по половому признаку, но справочник колледжа пытался сгладить и это.
Сегодня им был Джим, вчера им вполне мог быть Барри, который два года назад приглашал ее поехать на Кейп-Код [17]17
Кейп-Код – песчаный полуостров на юго-востоке штата Массачусетс, модный летний курорт.
[Закрыть], завтра им мог стать приятный на вид молодой детектив, который смотрел, как она натягивала свои новые ботинки, а потом угостил ее горячим шоколадом. Спенсер О'Мэлли.
Кристина сидела в темноте в трусиках и лифчике, в голове покалывало от пережитого вчера потрясения, а также и от выпитого накануне «Южного комфорта», и слезы струились по ее щекам, стекая прямо рот.
Джим ее не любит. Это ясно. Даже Дартмутский колледж не может это скрыть.
Между ними все неправильно. Он любит гладить ее шею и отлично растирает спину. Но Джим никогда не смотрел на нее так, как смотрел Спенсер О'Мэлли. Он никогда не смотрел на нее так, как смотрит иногда на Конни: Кристина однажды это видела. Своей красотой Кристина никогда не обольщалась. Порой она себе совершенно не нравилась и понимала, что и парню тоже может не понравиться. Какому-нибудь парню, может быть, но только не ее парню. Во всяком случае, к Альберту это отношения не имело, но Кристина не хотела думать об Альберте. Она не хотела ворошить в памяти свои чувства к Альберту, она хотела от них освободиться, избавиться от разрушительной, навязчивой, всепоглощающей страсти, которая угнездилась в ней, кажется, навсегда. Не любовь это, а сумасшествие, болезнь. Ей хотелось любви – здоровой, честной.
За окном стало светлее.
Поднявшись с кресла, Кристина прошла к ночному столику. Бутылка «Южного комфорта» была не только пуста, но уже успела высохнуть. «А где же та, что мне подарили? Неужели я забыла ее принести?»
Она сделала круг по комнате, а затем села на постель. «Исправить свою жизнь, – стрельнуло в ее голове. – Исправить жизнь. Не смерти я боюсь, – подумала Кристина, утирая мокрое лицо. – Нет, не ее. Я будущего боюсь».
Кристина вспомнила прошлогодний зимний карнавал, когда они с Джимом слепили большого снеговика на университетской площади. Это заняло у них два часа, и Джим к концу дня очень замерз, но не ушел, пока они не нашли шляпу и угольки для глаз. Он даже сбегал в магазин напротив и принес морковку для носа. Кристина еще удивилась тогда, что у них там нашлась в такое время свежая морковка. Джим любил тогда Кристину. Возможно, не очень сильно, но любил. Несмотря на Эдинбург.
Кристине захотелось вдруг, чтобы Джим сказал ей прямо и открыто, что не любит: «Я не люблю тебя, Кристина. Если бы любил, то, возможно, мог бы спасти тебя своей любовью. Вытащить из этой темной трясины, в которой ты завязла. Возможно, я мог бы сделать тебя счастливой… и свободной. Своей любовью я мог бы освободить тебя, мог бы заставить забыть этого сумасброда. Но я не люблю тебя, а это означает, что ты спасена не будешь. Нет, не будешь. Играй в свой баскетбол, играй себе на здоровье, спрячься вся в этой игре. Пиши статьи для «Обозрения». Заботься об Эвелин. Но нет тебе спасения».
Кристина набросила на себя что-то из одежды и выскользнула из комнаты. Она направилась вниз по лестнице к Джиму.
– Джимми, проснись, – мягко проговорила она, сев к нему на постель. – Мне надо с тобой поговорить.
Она слегка его встряхнула. Он застонал и повернулся спиной. Она снова попыталась его разбудить:
– Пожалуйста. Проснись, Джим.
Вначале он ничего не соображал:
– Который час?
– Еще рано. До рассвета далеко.
– О-о-о, – простонал он. – У меня же занятия завтра. Пожалуйста!
– Никаких «пожалуйста», – сказала Кристина. Тогда Джим сел, опершись спиной о стену:
– Ну что?
Кристина потерла ладонями лицо:
– Джимбо, я просто не знаю, что и думать. Мне показалось, что у нас с тобой все кончено.
– Показалось? – усмехнулся он.
– Джим, мне очень жаль. – Взглянуть на него она сейчас была не в силах. Кристина сползла с постели и встала на колени. – Я не могу сделать тебя счастливым?
– Это верно. Но все потому, что к этому ты не приложила никаких усилий.
– Я старалась.
– Ты не старалась. Ты была слишком занята своим баскетболом, и «Красными листьями», и даже «Обозрением»…
– Да я в «Обозрении» этом работала только из-за тебя.
– А вот таких одолжений мне не надо, – резко бросил он.
– Слушай, ты ведь тоже не сделал меня счастливой.
– Крисси, тебя невозможно сделать счастливой.
– Откуда ты знаешь? – произнесла она удивленно. Затем поднялась на ноги и принялась возбужденно ходить из угла в угол. – Что ты сделал для этого? Ты хотя бы пытался?
– Я проводил с тобой время. Считалось, что мы с тобой встречаемся. Разве этого не достаточно?
«Ну и свинья же ты», – подумала Кристина, а вслух произнесла:
– Мне тоже от тебя никаких одолжений не нужно.
– Ты мне вот что лучше скажи, – проговорил он. – Это ведь действительно отличная идея, чтобы нам с тобой больше не встречаться? Давно уже я не чувствовал себя таким счастливым.
– Да что ты?
– Да-да, – сказал он. – Такое было, но давно, еще до того как я встретил тебя.
Сердце Кристины упало. Она с трудом выдавила из себя:
– Я вот сейчас слушаю тебя и ушам своим не верю. – Ее губы искривились. Она уже была готова заплакать. «Он, наверное, будет рад, если я заплачу, но не стоит доставлять ему такое удовольствие».
Джим засмеялся нервным смехом и признался:
– Я просто не могу поверить, что мы смогли вытерпеть так долго.
– Джим, не надо. Не всегда было плохо.
– Всегда.
– Нет. Это началось с тех пор, как я осознала, какие на самом деле чувства ты ко мне питаешь. Или, более точно, каких чувств ты ко мне не питаешь.
Он холодно ее разглядывал и наконец спросил:
– Я не понимаю даже, о чем ты говоришь?
Кристина все еще продолжала ходить по комнате: ее больная рука вяло болталась вдоль туловища.
– Забудь это, Джимбо. – Она закашлялась и продолжила через несколько секунд: – Я пришла к тебе в надежде, что мы сможем поговорить по душам.
– Нет, не за этим ты пришла ко мне, Кристина, – грустно проговорил Джим. – Ты разбудила меня, надеясь, видимо, как-то облегчить себе душу. Впрочем, ты всегда добивалась от меня одного и того же. Так вот, манкировать своими обязанностями я не собираюсь. Я готов облегчить тебе душу. Но я все же не специалист. Психотерапия не мой профиль.
– По крайней мере, хотя бы это ясно, – пробормотала Кристина и воскликнула: – Господи! Я вовсе не хочу, чтобы ты облегчал мне душу. И никогда не хотела. Если ты так думал, то ошибался.
Она была готова расплакаться прямо перед ним. Только не сейчас. Ни в коем случае. Она пыталась, чтобы, насколько это возможно, ее голос звучал ровно.
– Я ухожу.
– Счастливо, Крисси, – произнес он упавшим голосом. Но не сделал никакой попытки ее остановить, и она ушла. Придя к себе, Кристина села на постель. Разговор с Джимом окончательно испортил настроение.
В комнате было очень тихо, за окнами поднимался голубой зимний рассвет. Аристотель слабо повизгивал.
– Аристотель, я знаю, каково тебе иногда бывает, псина, – печально произнесла Кристина. – Я знаю теперь точно, что чувствует побитая собака. – Она легла на ковер рядом с ним, поцеловала в макушку и тут же заснула, почувствовав перед этим на мгновение сильную боль.
Кристина проспала две пары утренних занятий и тренировку по баскетболу. Но для баскетбола она все равно не годилась. Кристина проснулась и обнаружила, что лежит на полу. Аристотеля рядом не было. Его кто-то забрал, а на нее набросили одеяло, как будто вспомнив о ней в последнюю минуту. Кто это сделал? Альберт? Джим? Конни?
Проснулась она с ужасным чувством тяжести и депрессии и долгое время лежала, не в состоянии даже пошевелиться. Ко всему прочему ее начало знобить.
Наконец она нашла в себе силы, чтобы подняться. Где все? Неужели уехали? Забрали Аристотеля и уехали? Проводя щеткой по спутанным волосам, Кристина посмотрела на часы: первый час.
Одеться было много сложнее, чем вчера. Плечо болело еще сильнее. Левую руку Кристина была способна поднять только до талии, не выше. Она подержала ее в таком положении несколько секунд, а потом осторожно опустила.
Внезапно в дверь постучали. Она ждала этого стука и вроде бы не боялась, но когда это случилось, то сердце все равно екнуло.
– Кто там?
– Откройте. Полиция.
«Боже мой! И это в довершение ко всему». Кристина грустно вздохнула.
– Пожалуйста, подождите минутку, – крикнула она. – Я одеваюсь.
Стук повторился, чей-то голос приказал:
– Откройте дверь. Немедленно.
– Черт побери, – пробормотала Кристина и прошла к двери в тренировочном свитере и комбинации.
Открыв дверь, она впустила молодого низкорослого плотного полицейского, который сунул ей под нос удостоверение. За его спиной стоял Спенсер О'Мэлли.
Полицейский сильно волновался. Спенсер стоял с каменным лицом, но было заметно, что он едва сдерживает улыбку.
– Я буду вам очень признательна, – сказала Кристина, – если вы дадите мне пару минут, чтобы одеться.
Спенсер промолчал, только улыбнулся ей, в то время как другой полицейский, весь красный, теребя свой полицейский значок, выдавил:
– Пожалуйста.
Кристина поблагодарила их, и они вышли. Она закрыла дверь, застыла на несколько секунд, а затем надела тренировочные штаны.
– Можете входить, – крикнула она. – Чем могу быть полезна?
В руках у Спенсера О'Мэлли была ее новая сумка. Она сделала вид, что с ним не знакома.
– Я разговариваю с мисс Ким? – спросил коренастый полицейский.
– Да, – ответила Кристина.
– Я патрульный полицейский Рей Фелл. – На нем были сильные очки в черной оправе, а на голове беспорядочная масса черных курчавых волос. Он был больше похож на механика по компьютерам, чем на легавого.
– Это вам принадлежит коричневый «мустанг» 1981 года? – Он прочитал по бумажке номер машины.
– Хм, – проговорила она уклончиво. – Скорее нет, чем да.
– В каком смысле нет?
– В том смысле, что «мустанга» больше не существует.
Спенсер О'Мэлли снова улыбнулся. Патрульный Фелл нахмурил брови, его голос стал тверже.
– Это транспортное средство зарегистрировано за вами.
– Но со вчерашнего дня оно уже перестало существовать, – сказала она.
– Вы попали в аварию?
– Да, в аварию.
– Мисс Ким, вы покинули свою машину после аварии?
– Да, – сказала она, глядя на Спенсера О'Мэлли. Он был одет в обычный гражданский костюм.
– Вам известно, что покидать место происшествия противоречит закону? – спросил Рей Фелл. – Подобное деяние относится к категории «А» нарушений правил поведения граждан при аварии. Если в результате аварии были нанесены телесные повреждения любого рода, либо нанесен ущерб собственности, либо и то и другое, водителю транспортного средства место происшествия покидать не позволяется.
– Извините, – сказала она. – Я этого не знала.
– Вы не знали, что надо дождаться прибытия полиции?
– Нет, – сказала она. – Было очень темно, я хотела выбраться из машины. Никто не появлялся, и я пошла домой. – Она сделала паузу. – Сегодня я собиралась заказать машину техпомощи, чтобы перевезти мой автомобиль на кладбище старых машин.
