Текст книги "Красные листья"
Автор книги: Паулина Симонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)
– Вот видите.
Он увидел, как ее губы растянулись в озорную улыбку.
– В таком случае, может быть, вы перестанете меня отвлекать и дадите возможность надеть другой ботинок, чтобы я, в конце концов, получила возможность выжить?
Спенсер замолчал, глядя, как она зашнуровывает второй ботинок.
– А где ваши носки? – спросил он.
– В стирке, – сказала она вставая. – А вы-то кто?
Она смотрела сейчас прямо на него, и Спенсер вдруг осознал: «Да ведь она прекрасна!» Перед ним была красавица, это было совершенно очевидно и неоспоримо. Высокая, стройная красавица. Она была похожа на топ-модель, даже со своими растрепанными волосами. «Глаза у нее бездонные, – подумал Спенсер, – загадочные глаза». Он почувствовал знакомый толчок изнутри. Спенсер был еще достаточно молод, чтобы помнить свои школьные годы, когда он чувствовал похожий толчок каждый раз, проходя по коридору, где стояли девочки. Они были в облегающих белых свитерах и прижимали книги к своим начинающим развиваться грудям.
Поднявшись по лестнице, он снял перчатку и протянул руку:
– Спенсер Патрик О'Мэлли.
Ее рукопожатие было мягким. И рука у нее была теплая, на удивление теплая. Босая девушка на улице, в ноябре, в Нью-Хэмпшире, в мороз – и с теплыми руками.
Она спросила:
– Спенсер? Так вы тезка Спенсера Трейси?
Спенсер глубоко вздохнул:
– Да, тезка. Но мы не родственники.
– А вы и не похожи даже. Кристина Ким.
– Рад познакомиться с вами, Кристина. Могу я вас проводить куда-нибудь, где вы могли бы согреться?
– Нет, спасибо. Я сейчас пойду в это здание.
– В Торговую палату?
– Нет, в «Обозрение», – сказала она.
– А-а-а, – сказал он. – Вам не кажется, что эта газета придерживается несколько крайних взглядов?
– Нет. – Она засмеялась. – Но реакция на эти взгляды газеты действительно зачастую бывает весьма даже крайней. – Ее рука все еще находилась в его руке, и она медленно ее убрала. – Если бы у вас нашелся бумажный носовой платок, я была бы вам очень обязана, – сказала она, хлюпая носом.
– К сожалению, нет. – Он посмотрел на ее оживленное лицо. Ее губы улыбались тоже. – Должно быть, вы с Крайнего Севера? Холода совсем не чувствуете.
– Я не с Крайнего Севера, – сказала она. – Но я действительно к холоду нечувствительна. – Она сделала паузу. – Когда я была маленькой и ездила зимой навещать бабушку – она жила рядом с озером Уиннипесоки, – я выходила на лед, проделывала лунку и засовывала туда ногу, чтобы посмотреть, как долго смогу выдержать.
Спенсеру понадобилось несколько секунд, чтобы все это усвоить.
– И сколько же времени, – спросил он медленно, – вы могли это выдержать?
Она гордо улыбнулась:
– Мой рекорд – сорок одна секунда.
Он присвистнул:
– Сорок одна секунда! За это время, кажется, можно изготовить ледяную фигуру?
– Ясное дело, – сказала Кристина. – Но на то и рекорд.
– Это бесспорно рекорд, – сказал Спенсер. – И что, это было у вас какое-то соревнование?
– Конечно, – сказала она. – Ведь такими вещами просто так, с бухты-барахты никто заниматься не станет. Верно?
– Нет, конечно. – Он вскинул брови. – Для того чтобы заняться подобными экспериментами, нужно иметь действительно серьезные основания.
Кристина озорно улыбнулась:
– Это верно.
Спенсера разбирало любопытство.
– И с кем же вы соревновались?
– О, знаете… – Она взмахнула рукой, чтобы придать вес своему неопределенному ответу. – С друзьями.
Это было еще любопытнее.
– Хм, – сказал он, – значит, с друзьями. Маленькая девочка в лесу…
– У озера, – поправила его она.
– У озера, – продолжил он. – Пришла на берег, разбила лед, устроила прорубь, чтобы засунуть туда свою голую ногу. Это звучит так… – Он не мог найти подходящих слов. Он вспомнил свое детство и прогулки к озеру, которое находилось рядом с их домом. Даже когда озеро было сковано льдом уже в течение нескольких недель, он все равно нервничал, боясь ступить на лед, потому что для него лед все равно оставался водой, а он знал только об одном человеке, который мог ходить по водам, и повторять Его деяния казалось Спенсеру святотатством, он не хотел попадать в ад. – Так… впечатляюще, – закончил он. – И как же вам это позволяли?
– Знаете, ведь взрослые не будут следить за вами каждую минуту, – сказала Кристина, разглядывая свои ботинки, и Спенсер, вспомнив о своем детстве, понимал, что она права. Взрослые редко присматривали и за ним.
– Зачем вы это делали? – медленно произнес он. – Зачем вы совали свою ногу в ледяную воду?
Она пожала плечами:
– Потому что боялась.
– Боялась чего?
– Боялась сделать это.
– Но ведь на то были веские причины.
– Но я сделала это, – сказала она, – чтобы показать, что не боюсь.
– Показать кому?
– Себе, – ответила она немного быстрее, чем нужно. – Себе и… друзьям.
Он увидел, что она поеживается. Он хотел предложить ей свою теплую куртку, но не был уверен, что она ее возьмет. Кажется, она не такая.
– Послушайте, – неожиданно выпалил он. – Как насчет чашечки кофе?
Она покачала головой и пошла мимо него вниз по лестнице. Он последовал за ней.
– Да чего там! Всего лишь по чашечке кофе. Хотя бы согреетесь.
– Согреюсь? – сказала она. – На улице пятнадцать градусов. Я потом выйду и снова замерзну. Так уж лучше не надо. Да и не могу я, если бы даже хотела. Мне сегодня надо сделать еще уйму вещей.
– Что же такое вам нужно сделать сегодня, Кристина? Ведь сегодня воскресенье. Даже Бог отдыхает в воскресенье.
– Да, Богу хорошо. У него нет баскетбольной тренировки. У него нет зачета по этике Аристотеля завтра. Спасибо за приглашение. Может быть, в другой раз. – Она посмотрела на него. В его глазах было что-то такое, что-то непонятное, что-то совершенно особенное. Ему очень хотелось, чтобы она согласилась пойти с ним и выпить чашечку кофе.
– Пошли. – Спенсер О'Мэлли был настроен решительно. Прошла, наверное, целая вечность с тех пор, как он приглашал кого-нибудь выпить с ним кофе. – Это займет немного времени, я обещаю.
Кристина вздохнула и улыбнулась.
– Пошли, – повторил он. Она свесила голову набок:
– А вы и платить будете или только приглашаете?
– И то и другое, – быстро сказал он, не желая показывать, как это ему приятно.
– Хорошо, тогда пойдем в ВКА. Там подают португальские горячие булочки. Вкусные, умереть можно.
– Я знаю это место, – сказал Спенсер. – Я покупаю их там дюжинами.
Они свернули налево, на Аллен-стрит, и прошагали до заведения, которое называлось «Все, кроме анчоусов», где заняли места позади стойки с автоматами кока-колы.
Спенсер снял свои перчатки, куртку, шапку и увидел, что она на него смотрит.
– Что у вас с волосами?
Спенсер прошелся по голове рукой. Он был коротко подстрижен. Волосы торчали ежиком.
– О, понимаете…
– Да нет же, не понимаю. Вы что, служили в армии?
Спенсеру нравилась его новая прическа. Отсутствие волос придавало его глубоко посаженным голубым глазам большую значительность. Ему это нравилось.
– Вот, подстригся. Так было надо.
Ему не хотелось рассказывать, что у одной женщины у них на работе обнаружили рак, и она начала делать химиотерапию. И все мужчины (и он, разумеется, в том числе), понимая, что она будет чувствовать себя неловко, подстриглись наголо. Самое смешное состояло в том, что она начала приходить на работу в парике. Тем не менее, мужчины на работе это сделали из солидарности. Это, конечно, был хороший поступок. А Спенсер, выглядевший среди мужчин не самым крутым – черты лица у него были мягкие, типично ирландская внешность, если не принимать во внимание большой рот, как у купидона, – стал после стрижки выглядеть действительно этаким крепышом.
Коснувшись подбородка, Спенсер пожалел, что не побрился. Но Кристине, кажется, это было абсолютно до лампочки.
Она заказала булочки и горячий шоколад. Спенсер терпеть не мог горячий шоколад, но заказал себе тоже.
– Спенсер Патрик О'Мэлли, – сказала, Кристина. – Чем вы занимаетесь в Дартмуте? Тем же, что и все остальные?
– Нет, – сказал Спенсер. – Я служу в полиции.
– В управлении полиции Хановера?
– Конечно.
– В самом деле? – Она оживилась. – Вот здорово! – На нее, кажется, это произвело впечатление. Она перегнулась через стол. – И чем вы там занимаетесь?
– Я детектив, – сказал он. – Старший детектив, если уж быть совсем точным. – Его повысили только несколько недель назад, но об этом девушке он сообщать не собирался.
– Детектив? Здорово, – сказала она. – «Детектив» – это от слова «детектор», то есть «обнаруживатель», тот, который находит. И много вам приходится… обнаруживать?
Ему хотелось ответить: «Тебя обнаружил». Но, разумеется, этого он не сказал.
– Много чего. Например, приходится обнаруживать машины, припаркованные в неположенных местах. Или когда на счетчике платной стоянки просрочено время. Приходится обнаруживать пьяных водителей в субботу вечером.
Она смотрела на него своими теплыми, мягкими, коричневыми глазами нерешительно и одновременно с интересом и любопытством.
– А вы, значит, играете в баскетбол? – спросил он.
– Ага.
– Иногда я хожу смотреть баскетбол. Правда, мужчин.
– И делаете большую ошибку, – сказала Кристина. – Мы играем гораздо лучше. В прошлом году мы были чемпионами.
Он посмотрел на ее руки. Они были длинными и гибкими, с ухоженными ногтями, покрытыми красным лаком. Вообще-то ему нравилось, когда у девушек ногти подстрижены короче и не так наполированы, но у нее это смотрелось в самый раз.
Показав на ногти, Спенсер сказал:
– Трудно, наверное, водить с этим мяч?
Она улыбнулась и любовно оглядела свои ногти:
– Я приспособилась. Могу сказать только одно: остальным командам мы можем давать фору.
– Хм, – произнес Спенсер задумчиво. – Довольно необычно для университетской девушки иметь такие длинные ногти. Особенно для баскетболистки.
Кристина пожала плечами:
– Мне так нравится.
– И хорошо вы играете?
– Думаю, что хорошо, – ответила она, иронически улыбнувшись. – В первой сборной Лиги плюща. Уже третий год подряд.
– А-а-а, – протянул он, явно удивленный, но стараясь не показать виду. – А что это такое – сборная Лиги плюща?
– Вы не знаете, что такое сборная Лиги плюща? И это называется детектив? – Несколько секунд она сидела в притворном волнении.
Спенсер чуть не рассмеялся вслух.
– Для вашего сведения, игроки сборной Лиги плюща избираются на общем собрании всех команд лиги, всех пяти университетов, входящих в лигу. Причем каждый номер команды отдельно. Так, избирают пять игроков первой сборной, пять игроков второй сборной и еще пять игроков так называемой поощрительной номинации. Я играю в центре. В нашей команде «Биг Грин» я единственная, кто играет в первой сборной Лиги плюща. – Покраснев, Кристина неожиданно замолкла.
Спенсер улыбнулся и наклонился над своей чашкой с горячим шоколадом.
– Кристина, вы что, пытаетесь произвести на меня впечатление?
Ему показалось, что она покраснела еще больше.
– Нет. Конечно, нет.
– Впрочем, это не важно, потому что то, что вы сообщили, на меня действительно произвело впечатление.
– А вы хороший детектив? – спросила она, улыбнувшись.
Спенсер был готов как бы в шутку выложить перед ней весь список своих успешных дел, но передумал. Кивнув, он сказал:
– Хороший детектив – понятие растяжимое. Некоторые детективы достигли совершенства в проведении допроса свидетелей и подозреваемых, другие – в исследовании улик преступлений. Быть хорошим детективом, по-моему, это значит обладать всеми этими качествами.
– И вы ими, конечно, обладаете, детектив О'Мэлли.
Ему показалось, что она произнесла эту реплику с каким-то неясным намеком. Он вскинул брови.
– У вас должен быть категорический императив, – сказала она.
Он посмотрел на нее с недоумением:
– Чего «категорический»?
– Понимаете… – Кристина пожала плечами, откусила большой кусок булочки, тщательно его прожевала, проглотила и только затем продолжила: – «Категорический императив» – это когда некто считает, что его действия, его поведение объективно необходимы сами по себе независимо от обстоятельств.
В глазах Спенсера появилось понимание.
– О да, конечно. У меня полно таких императивов.
Кристина откусила еще.
– Нет, у вас только один, – сказал она. – Только один. У Канта в «Критике практического разума» сказано…
– Я уже уловил, о чем идет речь, и могу сказать, что да, я не был бы служителем закона, если бы не старался выполнять свою работу, – он подмигнул ей, – независимо от обстоятельств.
– Хорошо выполнять, – сказала она.
– Насколько возможно.
– Ну и в чем же вы преуспели?
К этому вопросу он решил отнестись серьезно.
– Мне кажется, я похож чем-то на охотничью собаку. Мне нравится думать, что у меня сильно развита интуиция. – Спенсер сделал паузу. – Но мой напарник Уилл стал бы с этим спорить. Он бы сказал, что да, я собака, но нюх у этой собаки испорчен изрядным количеством перца.
– Ну, прямо как мой пес, – сказала Кристина. – Но мне кажется, что у вас чуткий слух.
– Я и есть хороший слухач, – признался он. – Я также хороший наблюдатель. Я смотрю на людей, и обычно их манера сидеть, смотреть, говорить дает мне больше информации о них самих, чем то, что они могут сообщить.
Она улыбнулась:
– Ну и что же вы обнаружили, глядя на меня?
В ответ Спенсер тоже улыбнулся:
– Что вы меня не боитесь. Вы смотрите мне прямо в глаза.
– Вы хотите сказать, детектив, что я смело смотрю вам в лицо?
– Да, именно это я и хочу сказать. – Он пытался быть серьезным. – Вы смотрите прямо на меня и не боитесь.
– Потому что мне нечего бояться, – сказала Кристина и отвернулась.
Заметив это, Спенсер наклонился ближе и мягко произнес:
– Чего вы вообще боитесь, Кристина?
– Вообще? Или больше всего?
Он немного подумал и уточнил:
– Больше всего.
– Смерти. Нет, не смерти. Умирания.
Спенсер кивнул.
– А как вы? Чего боится полицейский больше всего?
– Не знаю, как насчет полицейского, а вот я больше всего боюсь жить с нечистой совестью. Мне нравится спокойно спать по ночам.
– А что, ваша совесть вас иногда тревожит? – Она улыбнулась.
– Не очень.
Она кивнула, потягивая свой шоколад:
– Я полагаю, что, учитывая специфику вашей работы, вы не можете позволить себе ошибаться. Я имею в виду ошибаться в людях.
– Вы правы. – Спенсер сделал глоток из своей чашки. «Куда это она клонит?» – Я не часто ошибаюсь в людях.
Она улыбнулась с напускной скромностью:
– Думаете, и насчет меня не ошибаетесь?
Он охотно улыбнулся в ответ:
– Насчет вас я уверен. Вы храбрая и толковая. – Он хотел добавить, что она также и очень красивая, но дартмутской студентке такое за кофе, конечно, говорить не следует. А, кроме того, она не нуждается в том, чтобы ей говорили подобное.
– Вы уступчивы, детектив?
– Я жесткий, как доска, – сказал он. – Это один из моих многочисленных недостатков.
– А глядя на вас, не скажешь, что у вас их много, – польстила Кристина.
– Вы пытаетесь быть любезной. У меня полно дурных привычек.
– Вот как? И каких же? А впрочем, у кого их нет.
– Например, у вас.
– У меня? – Она рассмеялась. – У меня больше дурных привычек, чем, наверное, вы съели обедов за всю свою жизнь.
– Назовите хотя бы одну.
Она подумала несколько секунд.
– Например, я чистоплотна до маниакальности.
– В самом деле? А я до маниакальности неряшлив.
– Мне нравится выигрывать в баскетбол.
– А мне нравится успешно расследовать свои дела.
– Я никогда не умею одеться нормально для улицы и все время простужаюсь. – Как бы в подтверждение этого она чихнула.
– Ну надо же. А я всегда напяливаю на себя столько одежды, что чрезмерно потею.
– А я постоянно делаю такие вещи, которые очень осложняют мою жизнь.
– А я постоянно делаю такие вещи, которые упрощают мою жизнь до предела.
Она после паузы ответила:
– А я иногда выпиваю.
Он тоже помедлил с ответом, а затем сказал:
– Хм! Если бы у меня это было только иногда.
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
– Сейчас я скажу, сколько вам лет. Вам двадцать один год, Кристина?
– Будет завтра – сказала она, неожиданно воодушевившись. – Наконец-то [9]9
В США двадцать один год – это возраст совершеннолетия.
[Закрыть].
– Понимаю. А то, что выпиваете, будем считать, что вы мне не говорили, а я не слышал. Хорошо?
– Выпиваю? Я имела в виду, что выпиваю кофе.
– Прекрасно. Мы не будем касаться больше этого вопроса. – Он сделал паузу. – Значит, вы счастливы, что вам перевалило за двадцать один. По обычным причинам?
Она кивнула, а потом добавила, вскинув брови:
– Правда, есть еще причины, необычные. – Но дальше тему развивать не стала, а он не настаивал.
Они пили горячий шоколад с португальскими булочками, похожими на английские, но шире, толще и вкуснее.
– Итак, детектив О'Мэлли, скажите, у вас бывали интересные дела? Мне нужно писать статью о смертной казни для «Обозрения». Мне бы не помешал материал из уголовной практики.
– Что ж, с вашей стороны это будет поступок. С учетом сегодняшних дней и вашего возраста. – Она ему определенно нравилась.
– Так вот, не могли бы вы рассказать мне что-нибудь об этом?
– Например?
– Ну, например, почему люди убивают других людей?
Спенсер задумался. Она его смущала. Она была такая красивая.
– Всем правит сила, – произнес он, наконец. – Сила и страх.
– Сила и страх, хм. Серийные убийцы, жестокие мужья, насильники – все они укладываются в эту формулу?
– Да. Все.
Кристина улыбнулась:
– Но это же очень хорошо. Мне это нравится.
– Давайте покончим со смертной казнью. Расскажите что-нибудь о себе.
– Например?..
– Да все, что угодно. На каком вы курсе?
– На последнем.
– Какая у вас специализация?
– Философия и религия.
– Это интересно. И что же говорят философы и служители церкви о том, почему люди убивают других людей?
– Откуда мне знать? Так конкретно я эти предметы не изучала. Ницше говорит, что мы не должны гневаться на людей порочных и наказывать инакомыслящих или с отклонениями от нормы.
– Это почему же?
– Он говорит, что преступление – это лишь проявление свободы воли человека, которое дало ему общество и за которое теперь хочет его наказать, наказать лишь за то, что он следовал его, общества, указаниям, за то, что был человеком, а не животным.
– Этот Ницше со всей очевидностью не жил в Нью-Йорке, – сказал Спенсер.
Кристина засмеялась.
– Не знаю, но думаю, вряд ли я смогу согласиться с этим, – продолжил Спенсер. – Общество ему свободы воли не давало. Это Господь ему дал. Общество лишь управляет проявлениями этой свободы за тех, кто не может справиться с этим сам.
– Возможно, вы правы, – сказала Кристина. – Но Ницше не верил в Бога.
– Ну что ж, – тихо произнес Спенсер, – а я не верю в Ницше.
Кристина удивленно на него посмотрела.
– В чем дело? – спросил он.
– Ничего, ничего, – быстро сказала она. – Откуда вы родом, Спенсер?
– Родился и вырос на Лонг-Айленде.
– Вот как? А моя лучшая подруга из бухты Колд-Спринг.
– Бухта Колд-Спринг? Мне приходилось где-то читать об этом месте. Но я никогда не верил, что такие простые смертные, как я, могут когда-нибудь попасть туда.
– Не глупите. Откуда вы?
– Из Фармингвилла.
– Никогда не слышала.
– Никто не слышал. Но, тем не менее, я оттуда.
– А что привело вас сюда, Спенсер?
– Не знаю. Устал, наверное, гоняться за нарушителями правил дорожного движения на скоростных автострадах Лонг-Айленда. Вот однажды я сел в машину и поехал на север.
– И остановились в Хановере?
– Да, и остановился в Хановере. Мне понравилось здание ратуши. Свою первую ночь я провел в совершенно невозможной гостинице «Хановер» и слышал, как играют часы на башне за моим окном. В тот первый день они исполняли медленную версию «Времен года».
Кристина рассмеялась:
– Вы остались в Хановере, потому что часы на башне Бейкер играли «Времена года»?
– Я остался в Хановере, чтобы теперь вам, роскошным дартмутским мальчикам и девочкам, раздавать квитанции о штрафе за неправильную парковку, – произнес серьезно Спенсер. Но было видно, что он шутит, и Кристина засмеялась снова. Спенсеру нравилось, что Кристина могла понять, когда он шутит, а когда серьезен.
– Теперь я живу в Хановере и, стало быть, могу считать себя студентом университета, не затрачивая при этом двадцать пять тысяч в год на образование.
– Но и не получая образования?
– Сдаюсь, – произнес он, встряхнув головой. – Хорошо. Вы думаете, что я не получаю образования, наблюдая за всеми вами?
– А что, получаете?
– Получаю.
– В таком случае ваша работа должна вам нравиться?
Спенсер кивнул:
– Даже очень.
– Но неужели хоть что-то в ней не кажется вам неприятным?
– Самое неприятное, когда возникает какое-нибудь большое дело. Тогда из Конкорда [10]10
Конкорд – административный центр штата Нью-Хэмпшир.
[Закрыть]присылают целую банду. – Он увидел вопросительное выражение на ее лице и пояснил: – Ну, помощники окружного прокурора, их собственные детективы, а иногда и целый штат ребят из полиции. Вот это действительно меня раздражает до невозможности. Как будто я сам не могу выполнить свою работу. Квитанции о штрафе я могу выписывать не хуже любого из них, только дайте мне шанс.
Кристина засмеялась:
– А какое у вас было самое серьезное дело?
– Это когда слушатель подготовительного отделения из Эфиопии зарубил топором сначала свою подружку, а потом и девушку, которая жила с ней в комнате.
Кристина расширила глаза:
– О, это было ужасно?!
– Да, ужасно. Я был первым из полиции, кто прибыл на место происшествия.
На лице Кристины появилась гримаса отвращения.
– Вы обнаружили тела?
– Да.
– Боже мой! И это было страшно?
– Настолько, что вы не можете себе вообразить.
– Да, вообразить такое я просто не способна. – Она понизила голос: – Я ни разу даже не видела мертвого тела.
– В самом деле? Ни разу? – Спенсер просто не мог этому поверить. Ему самому пришлось принимать участие в похоронах родственников почти с двухлетнего возраста.
– Никогда. – Она откашлялась: – Моя бабушка… Она умерла только несколько месяцев назад, но на похоронах я не была.
– Почему?
Кристина пожала плечами:
– Меня не пригласили.
– Вас не пригласили на похороны вашей бабушки? – Настала очередь Спенсера удивляться. – Да что же у вас за семья?
– Не очень дружная, – призналась она, явно желая сменить тему. – Так вот, в случае с этим эфиопом, как вы думаете, что это было, проявление силы или страха?
– Там вот что было, – задумчиво произнес Спенсер. – Девушка не хотела выходить за него замуж, а у этого парня возникло желание дать ей понять, что он чувствует по этому поводу.
– Понятно. И что с этим парнем сейчас?
– Его упрятали за решетку пожизненно.
– Ага. Заслуженное наказание.
– Заслуженное? Не знаю. Он хладнокровно убил двух человек. Возможно, он должен был умереть тоже.
– Вы думаете, Спенсер?
– За умышленное убийство? Конечно.
Они продолжили пить свой шоколад и есть булочки. Спенсеру очень не хотелось уходить.
Кристина спросила его, не начальник ли он на своей работе.
– К сожалению, нет. А хотелось бы. Надо мной есть шеф. Его зовут Кен Галлахер.
– Ирландец, как и вы.
Он кивнул.
Спенсеру показалось, что она задумалась.
– Я и не знала, что у полицейского может быть такая зарплата, что он может себе позволить жить в Хановере.
– Понятное дело. Вы, ребята, взвинтили здесь цены до предела. Цены на дома с тремя спальнями непомерные. Снять квартиру с двумя спальнями обойдется в девять тысяч.
– Вы, должно быть, хорошо зарабатываете.
– Куда там. Я просто бросил курить.
– Что? И поэтому можете себе позволить квартиру в Хановере?
– Именно.
Кристина улыбнулась:
– Но, тем не менее, привычки приглашать девушек на чашку кофе вы не оставили.
– Да, можно сказать, тоже завязал. – Он сделал паузу. – Просто сам не знаю, что сегодня со мной случилось.
– Понятно.
– А что это у вас за фамилия – Ким? – спросил Спенсер.
– Необычная, правда? – отозвалась она.
Ему показалось, что ей не хочется поднимать эту тему, и он не стал настаивать.
– Часто ездите повидаться со своими?
– Редко, – ответил Спенсер. – А вы?
– Не очень часто, – ответила Кристина.
– Ваши предки, должно быть, очень гордятся, что вы поступили в Дартмут и все такое. Мне самому довелось только год позаниматься в университете штата. А затем пошел в полицию.
– Вы скучаете по дому?
Спенсер кивнул:
– Скучаю по братьям и сестрам.
– Ого. – Она улыбнулась. – И сколько же их у вас?
– Больше, наверное, чем у вас было обедов, – ответил Спенсер, повторяя выражение Кристины. – Восемь. Пять братьев и три сестры.
Ее глаза расширились.
– Боже! Мне ни разу в жизни не приходилось встречать никого с таким количеством братьев и сестер. По-моему, я даже и не читала о таком никогда.
– Да, семья у нас большая.
– Вы католики или?..
– Нет, мы не протестанты, – сказал Спенсер. – Разумеется, мы католики, а как же иначе с такой фамилией, как О'Мэлли?
Кристина откинулась на спинку стула и сочувственно спросила:
– Господи, как же ваша мама со всем этим справлялась?
– Не знаю. Думаю, с пятым ребенком ей повезло. Я очень хорошо помогал ей, присматривая за сестрами.
– Но все равно – девять детей.
– Одиннадцать, – поправил ее Спенсер. – Мальчики-близнецы умерли от пневмонии в младенческом возрасте.
– Не может быть.
– Да.
Некоторое время они сидели молча.
– Вашей маме пришлось придумывать одиннадцать имен, – произнесла задумчиво Кристина. – Для меня составляет трудность придумать даже одно.
Спенсер, прежде чем ответить, некоторое время изучал ее лицо и, наконец, спросил:
– У вас были… основания заниматься этим вопросом?
– Нет-нет, – быстро произнесла она. – Но, вы знаете, люди – приятели, приятельницы. Мне, например, нравится имя Орландо. Или Оскар.
– Но это же не волнистые попугайчики, Кристина. Это дети. Оскар? Орландо?
– Вы считаете, это глупо?
– Да нет же, всякое бывает, – сказал Спенсер. – Когда я родился, моя мама забыла, что уже назвала одного сына Патриком и назвала меня тоже Патрик.
Кристина засмеялась.
– На самом деле это было не очень смешно. В конце концов, один из братьев напомнил ей об этом. Не мой брат Патрик, учтите. Тогда она переименовала меня в Спенсера. Теперь я Спенсер Патрик О'Мэлли.
– В честь актера?
– Да. Моя мама любила Спенсера Трейси. – Он сделал паузу. – Я бы лично предпочел Патрика.
Кристина облизнула кончики пальцев и посмотрела на Спенсера.
– А мне нравится ваше имя.
Спенсер встряхнул головой и мягко произнес:
– Спасибо.
– Что ваша мама делает сейчас?
– Она бабушка. Восемь из девяти ее детей женаты и замужем.
– И у них много детей?
– Можно сказать, что да. Уже двадцать один. Знаете, наша семья очень плодовитая.
– Господи! Действительно плодовитая. А вы… – она сделала паузу, – из тех, кто женат?
И зачем Спенсер завел разговор в эту сторону? Но раз завел, то не надо быть грубым с этой красивой, любопытной девушкой со свежим лицом и темными озерами глаз.
– Я был из тех, кто женат, – произнес он тихо и медленно.
– А-а-а, – протянула она с понимающим взглядом. – Не сложилось, да?
– Я бы не сказал. Она погибла в автомобильной катастрофе.
Кристина приложила ладонь ко рту:
– О, извините.
Он махнул рукой:
– Все в порядке. Это вначале было очень тяжело. Я научился жить с этим, понимаете? Уже прошло пять лет.
– Сколько?
– Пять.
– Наверное, из-за этого выехали с Лонг-Айленда?
– Вроде бы, – ответил он.
Они посидели молча. Официантка принесла счет, но они не торопились уходить.
Кристина сделала движение подняться:
– И как звали вашу жену?
– Андреа. Энди.
– Какое красивое имя. Она была красивая?
Сделав паузу на несколько секунд, Спенсер полез в задний карман своих джинсов, пытаясь достать бумажник.
– Вам предписано носить оружие? – спросила Кристина, пытаясь заглянуть, с чем он там возится.
– Только на службе, – сказал Спенсер, показывая ей фотографию Энди, – Вот.
Кристина посмотрела на фотографию.
– Она симпатичная. Похожа немного на… меня.
– В самом деле? Я не заметил. – «А простое ли это совпадение, что Энди похожа на эту девушку? Да, пожалуй, просто совпадение».
Пока Спенсер расплачивался, подошла Саманта, владелица ВКА. Она погладила Кристину по голове.
– Отличная игра была на прошлой неделе, Крисси. Сколько очков заработала?
– Сорок семь, – сказала Кристина. – Пятнадцать подборов мяча под щитом.
– Это же несправедливо. Эти бедные девочки из Корнелла, они ведь так никогда не выиграют.
Кристина улыбнулась и встала.
– Они никогда и не выиграют. Пока я буду в команде.
– Вот это девушка! – воскликнула Саманта. По дороге к выходу Спенсер прошептал Кристине:
– Мне обязательно надо посмотреть, как вы играете.
– Пожалуйста. Мы играем… – она остановилась, – через неделю после праздников. В пятницу и субботу. Приходите. – А затем протянула руку и добавила: – Очень приятно было с вами познакомиться, О'Мэлли. Спасибо за булочки.
Спенсер нежно пожал ее руку и дрогнувшим голосом сказал:
– В любое время к вашим услугам, Кристина.
Она посмотрела на уличные часы, Они показывали три сорок пять.
– Если хотите знать, – сказала она, покачав головой, – ради вас я пропустила баскетбольную тренировку.
– Хм, – усмехнулся Спенсер, – стою ли я того?
Она улыбнулась, помахала ему и поспешила прочь.
После того как она завернула за угол, Спенсер еще постоял с минуту, а затем завернул за угол сам, желая посмотреть на нее хотя бы еще раз.
Сердце Кристины сильно билось. Она бежала по Норт-Мейн-стрит, не чуя под собой ног: до того засмотреться в его голубые глаза, что забыть о тренировке! Этот человек с полными губами и ежиком волос смотрел на нее так, как уже давно никто не смотрел. Спенсер О'Мэлли.
«Спенсер О'Мэлли», – прошептала про себя Кристина его имя и побежала еще быстрее, придерживая рукой рюкзачок, чтобы не сильно болтался.
Когда она добежала до общежития Хинман-Холл, то обнаружила, что дверь ее комнаты приоткрыта. Но Аристотеля там не было и Джима тоже. Она бросила рюкзак на пол и потянулась за щеткой для волос. Ее пальцы так онемели от холода, что не гнулись. Кристине было неприятно, что она предстала перед Спенсером в таком растрепанном виде. Все-таки первое впечатление. Сам Спенсер тоже был небрит, это верно, но он был таким лапочкой, что это не имело значения.
Присев на кровать, Кристина подождала несколько минут. Руки пощипывало, они даже болели, и ей пришлось засунуть их между коленями, чтобы согреть. Она знала, что ждать придется недолго.
Раздался стук в дверь. Это был Альберт.
– Вот ты где! – воскликнул он, открывая дверь шире и впуская собаку. Аристотель ворвался, прыгнул на постель, затем кинулся к Кристине. Она погладила его, не поднимая глаз на Альберта.
– Я выгулял его.
– Спасибо. Где Конни?
– Она что-то сегодня избегает общения. Только не говори, что она печет для меня пирог.
– Я и не говорю, – произнесла Кристина с отсутствующим видом. Она все еще думала о Спенсере.
Альберт продолжал стоять в дверном проеме. Она хотела попросить его войти и закрыть дверь, но с минуты на минуту должен был появиться Джим.
– Поедешь на праздники с Конни на Лонг-Айленд? – спросила Кристина.
– Да. Как в прошлом году. Хочешь поехать с нами? Или ты едешь с Джимом?
