Текст книги "Красные листья"
Автор книги: Паулина Симонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)
Паулина Симонс
Красные листья
Пролог
В Гринвич-Пойнт-парке, где соленый ветер с пролива Лонг-Айленд пропитался запахом опавших листьев и влажной земли, по лестнице, ведущей к руинам старинного сооружения, похожего на замок, карабкались двое детей. Они были одни.
Мальчик и девочка миновали паркового служителя – он, видимо, хорошо их знал, потому что улыбнулся и помахал рукой, – и направились дальше. Парк был большой. До того места, куда они направлялись, нужно было идти долго. Но в небе ярко светило солнце, и было еще совсем тепло. В руке у девочки покачивалась красная с белым бумажная сумка, а мальчик нес бумажного змея, зажав подмышкой бейсбольную кепочку. Они обошли западную оконечность бухты и недалеко от берега увидели небольшой столик для пикников. Девочке немедленно захотелось снять туфли, чтобы почувствовать под ногами гладкие камешки, но мальчик твердо сказал: «Нет. Вначале нужно поесть». Она вздохнула и села. Они поели. Но девочка недолго хмурилась: ей здесь нравилось.
Затем она все же сбросила свои белые парусиновые туфли, встала и радостно устремилась к воде. Камешки под ногами приятно покалывали, некоторые были покрыты тонким слоем мха, но ей было все равно. Она принялась поднимать разбросанные по всему берегу раковины мидий и внимательно их изучать. Раскрытые она отбрасывала прочь, помня, что говорил отец: «Если раковины раскрыты, это означает, что они мертвы и, стало быть, ни на что не годятся».
Закрытые черные раковины она складывала в сумку. Мальчик принес несколько крабов, и она положила их тоже в сумку.
В течение пятнадцати минут они стояли, вглядываясь в море и пытаясь определить, что это там за рябь в бухте, примерно в пятидесяти метрах от берега – волны или морские выдры? Девочка сказала, что это выдры, а мальчик засмеялся. «Волны, – сказал он ей, – всего лишь волны». Это ее не убедило. На расстоянии они были похожи на выдр с черными спинками, которые ныряли и выныривали из воды. Вообще-то ныряли они все на одном месте, поэтому, наверное, он был прав, хотя ей этого не хотелось. Он всегда считал себя правым. Кроме того, было просто забавно думать, что они видели выдр в парке.
Девочка двинулась назад по дорожке. Он погнался за ней, а поравнявшись, дернул за волосы. Она отклонила голову и убыстрила шаги, стараясь перепрыгивать через крупные камни.
Она была хорошенькая. Ее короткие волосы аккуратно облегали головку. Безупречно сшитая белая блузка была накрахмалена, а джинсы отутюжены даже со складкой. На блузке не было ни пятнышка, не то, что у большинства детей ее возраста. Парусиновые туфли были тщательно отбелены, а шнурки на них выглядели абсолютно новыми. Единственное, что она позволила себе детского, единственную роскошь, единственную небрежность, так это сняла их, чтобы пройтись по нежному зеленому мху.
Их прогулка состояла как бы из двух частей: первую можно было назвать пикником, а вторую, не менее интересную часть – запуском бумажного змея в другой части парка. Девочке нравилось и то и другое. А вот в промежутке между этими развлечениями ей становилось немножко грустно. Так хотелось, чтобы они оказались сразу на зеленом поле и разматывали змея. Когда он оказывался высоко в небе, девочка отпускала веревку, бежала за мальчиком и кричала:
– Выше, выше, выше!..
Осень была ее любимым временем года, особенно здесь, где резкий соленый ветер срывал красные листья с белых дубов [1]1
Белые дубы – деревья со светло-серой или белой корой, произрастающие на востоке США. – Здесь и далее примеч. пер.
[Закрыть].
– Может быть, пойдем сразу на поле? – спросила она мальчика, переводя дух, и остановилась надеть туфли.
Он остановился тоже, повернулся и направился к ней.
– Я что-то не понял. Что значит «сразу на поле»? А куда еще нам идти?
– Например, в замок, – сказала она.
Он посмотрел на нее и, секунду помолчав, произнес, пожав плечами:
– Ладно. Вообще-то я думал, что замок тебе нравится. Она ответила, немного помедлив, извиняясь:
– Мне он нравится, но я просто устала, вот и все. Он сделал ей знак следовать за ним:
– Ладно тебе, давай все же сходим. Не будь ребенком. "Не быть ребенком, так не быть…
Они двинулись по дорожке между высокими прямыми дубами, огибая небольшую купальню, держа путь к стене.
Добравшись до места, мальчик тут же вскочил на нее. Стена возвышалась над землей на метр с небольшим. Но только с одной стороны; с другой же зияла пропасть, на дне которой плескалась вода. Ведь стена отгораживала аллею от залива. Каждый раз, когда девочка взбиралась на стену, она боялась, что упадет в воду. А если это случится, кто ее спасет? Не он, это уж точно. Он не умеет плавать. И главное, ухватиться руками здесь не за что. Стена была шириной с полметра. «Но я все равно заберусь на нее, – думала девочка, – и покажу ему, что не боюсь». Но она боялась, у нее даже ладони вспотели.
– Я не буду этого делать, – прошептала она, но он не слышал, потому что уже был далеко впереди на пути к замку. Она приказала себе: «Немедленно прекрати мандраж, сию же минуту!» – и, вздохнув, полезла на стену следом за ним.
Если смотреть на гору со стороны пролива Лонг-Айленд, то руины замка вообще трудно разглядеть. Но если присмотреться внимательно, то все же можно заметить, что поросшие форситией [2]2
Форсития – кустарник из семейства олив с желтыми цветками
[Закрыть]развалины стен были когда-то великолепным замком.
В нем наверняка обитали рыцари в доспехах и принцессы. Там было много слуг, и все ходили в белых одеждах. То был замок с секретными комнатами и тайными переходами и самое главное – с тайной жизнью. «А что, у меня тоже есть тайны», – подумала девочка, делая неуверенные шаги по стене. А как же: у принцессы в белом и начищенных туфельках должны быть тайны. Как же без тайн?..
Мальчик был далеко впереди.
– Подожди меня! – закричала девочка, устремляясь за ним. – Подожди!
Часть первая
Девушка в черных ботинках
Любые, самые сильные наши устремления сдерживает деспот. Он сидит у нас внутри. И этот деспот – не только наш разум, но и совесть.
Фридрих Ницше
Глава 1
ВОСКРЕСЕНЬЕ
Четверо друзей играли в баскетбол. Двое на двое. Они играли всего только несколько минут, но Кристина Ким уже вспотела. Она запросила перерыв и схватила полотенце. Френки Абсалом, судья этого, с позволения сказать, матча, и Аристотель, ее верный ньюфаундленд, – оба вопросительно на нее уставились. Она сделала гримасу и, в свою очередь, уставилась на них.
– Ничего страшного, просто мне жарко. Что, непонятно?
Френки, еще сильнее запахнув свою куртку и потуже натянув на уши лыжную шапочку (а колени его прикрывал еще и плед), понимающе ухмыльнулся:
– Ах, вот оно в чем дело, – и желая подразнить ее, добавил: – Ты, видимо, сегодня не в форме.
Аристотель, естественно, ничего по этому поводу сказать не мог, он только порывисто дышал, насыщая холодный воздух своим теплым собачьим дыханием. Во время воскресных игр, которые всегда устраивали в двенадцать, отлучаться ему не позволялось. Ничего не поделаешь, приходилось покоряться, но хвост его трепыхался – так он по-собачьи выражал свой протест.
Подошли остальные участники встречи – Джим Шоу, Конни Тобиас и Альберт Мейплтоп. Кристина достала из своего рюкзачка бутылку с водой, открыла ее, плеснула себе на лицо, а затем вытерлась снова. Для конца ноября в этих местах было довольно холодно, но она вся горела.
Джим тронул Кристину сзади за шею:
– В чем дело, Крисси? С тобой все в порядке?
– Ну, может быть, хватит? – сказал Альберт. – Чего мы ждем? Тянем время?
Кристине, наоборот, хотелось, чтобы время летело быстрее. Скорей бы час дня, когда она должна встретиться с Говардом Кимом в ресторане «Таверна Питера Кристиана». Ей так хотелось поскорее покончить с этим обедом, ей так не терпелось, что она просто ни о чем другом и думать была не в состоянии.
– Я действительно не в форме, – призналась Кристина, обращаясь к Френки и игнорируя замечание Альберта. Джим в это время легонько поглаживал ее шею. Она ему это позволяла. – В следующую субботу начинается сезон, а я в ужасном состоянии.
– Нет, – сказала Конни, – ты в прекрасной форме. И вчера тоже все играли здорово.
Кристина безразлично махнула рукой, надеясь, что никто не заметит, как вспыхнуло ее лицо.
– А, это была лишь товарищеская встреча.
– Крисси, но ведь счет был сорок на семь!
– Да-да, я знаю. Но эти девчонки из Корнелла [3]3
Корнеллский университет – частный университет в городе Итака, штат Нью-Йорк. Входит в Лигу плюща, объединяющую группу престижных частных колледжей и университетов на северо-востоке США.
[Закрыть]почему-то в конце вообще перестали играть.
– Надо же. А вот этого я не знал, – сказал Джим, массируя теперь ей плечо.
– Сколько сейчас времени, Френки? – спросила Кристина.
– Семь минут первого.
– Пошли, ребята. Давайте играть, – позвала она. – Команды готовы?
Первая игра была у них пара на пару. Альберт с Конни против Кристины с Джимом.
– Ты в порядке, дорогая? – спросил Джим, коснувшись ее спины.
Она задумчиво подняла глаза и погладила его холодную щеку.
– Ничего. Просто жарко чертовски. Конни поежилась:
– Ага. Я сама вспотела ужасно.
Кристина покосилась на Конни и улыбнулась, понимая, что та ее дразнит. Конни в ответ не улыбнулась. Закусив губу, Кристина обратилась к ней и Альберту:
– Ну что, ребята, хотите фору?
В ответ они насмешливо фыркнули.
– Пошла ты знаешь куда со своей форой. Набрось лучше волосы себе на лицо. Это и будет наша фора. А, кроме того, мы собираемся выигрывать, – сказал Альберт.
Конни не проронила ни звука.
Они проиграли со счетом 20:16.
Кристина была стройная, длинноногая девушка с копной черных как смоль волос, которые постоянно лезли ей в лицо и ниспадали на спину почти до талии. Подвязывать их сзади ей не нравилось. Ее черная грива отвлекала внимание остальных игроков команды, поэтому перед заключительным туром игр Лиги плюща ей было приказано их завязать. Она подчинилась, но к концу игры они все равно выбились и лезли ей в лицо.
Сегодня, тем не менее, руки у нее были какие-то неловкие, мяч то и дело падал, она его все время теряла. Конни со своим ростом метр пятьдесят два и то ухитрялась иногда отбирать у нее мяч. Кристина пыталась перебрасывать его с руки на руку за спиной, но сегодня это получалось тоже плохо, и Конни с Альбертом завладевали мячом и бросали его по кольцу. Они посмеивались над ней, но мысли Кристины были заняты Говардом, она не смеялась вместе с ними. Обычно у нее хорошо получался перед броском разворот на сто восемьдесят градусов. Но не сегодня. Разумеется, она по-прежнему играла на порядок лучше остальных. При росте метр семьдесят восемь Кристина казалась выше двух метров, когда делала прыжок вверх.
В конце каждого успешного броска Кристина поднимала руку, Джим подставлял ладонь, и она ударяла ее своей ладонью, ненадолго захватывая его пальцы. Такая у нее была привычка. А он захватывал ее пальцы и в тот момент, когда она отпускала его, отпускал ее.
Кристина во время игры жевала жевательную резинку. Неудачно приземлившись после прыжка, она прикусила язык и выплюнула жвачку, а вместе с ней немного крови.
Френки назначал штрафные, подавал свистки и вел счет, записывая его на самоклеящихся листочках бумаги разного цвета. Он тоже жевал жвачку, сидя на свернутом пледе, подобрав ноги к груди и надвинув лыжную шапочку на уши.
Поравнявшись с ним, Кристина спросила, который час.
– В последний раз ты спрашивала об этом пятнадцать минут назад, – отозвался Френки. – И вообще, ты задаешь этот вопрос каждые пятнадцать минут. Ты что, очень торопишься?
– Нет-нет, – поспешно проговорила Кристина, обливая лицо водой. – Продолжаем, продолжаем.
– Дай хоть передохнуть! – воскликнула Конни. – Пять минут.
– Нет, ты что, я только-только начала входить в форму, – сказала Кристина. – Начали?
Конни внимательно посмотрела на Кристину и с обидой произнесла:
– Черт возьми, Крисси, мы и так уже с Альбертом тебе проиграли. Может быть, придумаем что-нибудь другое?
– Давай что-нибудь другое. Будем играть с тобой против мальчиков.
– Надо же, отличная идея.
В голосе Конни чувствовалось раздражение, приправленное сарказмом, но Кристина не собиралась поддаваться на эту провокацию.
– Прекрасно. Ну что, мальчики, вам нужна фора? – сказала она, а сама подумала: «Это Конни будет вашей форой». Но вслух, разумеется, не произнесла.
Джим начал теснить Кристину плечом к баскетбольной площадке.
– По поводу предстоящей игры у меня хорошее предчувствие, – сказал он, поцеловав ее на ходу в щеку. Она, тоже на ходу, повернула его лицо к своему и попыталась поцеловать в губы, но он уклонился. Глаза у Джима смотрели холодно.
«Он переживает насчет вчерашнего, – подумала Кристина. – Ладно, это все потом. Позже».
Кристина и Конни победили Джима с Альбертом со счетом 18:16.
– Что-то вы, мальчики, быстро спеклись, – подразнила Кристина, когда игра закончилась. Джим вообще играл неважно. Бегал как-то неохотно, бросал мяч низко, не делал попыток отнять мяч у Кристины или заблокировать ее. Ей показалось, да что там показалось, она могла почти поклясться, что Джим все это время не переставал скрежетать зубами. Несколько позже она, правда, приписала это своему воображению. «Но что же в таком случае за звук издавал он с каждым ударом мяча?» – задалась вопросом Кристина.
– Мы не нуждаемся в вашем покровительстве, мисс Лига плюща, – сказал Джим. – После того как покончим с этим, я предлагаю всем пробежаться с милю. И тогда посмотрим, кто из нас спекся.
«Хоть на четвереньках, – подумала Кристина, – я могу пробежать твою милю, но только скажи, пожалуйста, который час, черт бы тебя побрал? Сколько сейчас времени?»
– Сколько времени, Френки?
Все еще продолжая сидеть, он взглянул на часы, а затем протянул их ей. Двенадцать сорок три. Кристина была мокрая от пота. Еще семнадцать минут.
За пятнадцать минут Кристина с Альбертом выиграли у Джима с Конни 40:8. Кристина бегала как сумасшедшая. Она блокировала даже Конни, которую обычно оставляла в покое. Если будешь носиться по площадке, может быть, и время побежит быстрее.
Игра закончилась.
– Отлично провели время, – произнесла Кристина, тяжело дыша.
– Вообще-то мне нравится больше смотреть баскетбол, чем в него играть, – сказала Конни. – Например, приятно видеть, как Крисси уделывает «Кримсонов».
– Это верно, но и сама ты тоже отличная спортсменка, – заметила Кристина. – И это не менее важно, чем моя игра.
– В самом деле? Это не менее важно? – спросила Конни, многозначительно посмотрев на Кристину. – Я отличная спортсменка?
– Конечно, – ответила Кристина, не желая дальше развивать эту тему.
Но тут к разговору подключился Альберт.
– Нет, – сказал он, обхватывая руками Конни и загадочно улыбаясь, – есть еще на свете очень много вещей, которые не менее важны.
Услышав эту реплику, Конни позволила себе улыбнуться.
– Пока, ребята. Пересечемся где-нибудь позднее, – попрощалась Кристина, поднимая с травы свой рюкзак.
– Подожди! – крикнула ей вслед Конни и, догнав, произнесла, понизив голос:
– Я бы хотела, чтобы ты помогла мне, ну, ты знаешь… Ну, с этим… хм… Ну, ты сама знаешь… – И многозначительно посмотрела в сторону Альберта.
– Пирог! Да-да, конечно, – прошептала Кристина.
– Ш-ш-ш-ш…
– Извини, – произнесла Кристина еще тише, а внутри нее сердце работало на таких быстрых оборотах, что она едва себя слышала. – Мне действительно сейчас надо идти. – «Позднее, позднее», – кричал во все горло ее внутренний голос. – Я зайду к тебе позже, хорошо?
– Кристина! Эти орехи, ну, знаешь, фундук, их ведь надо размолоть как можно мельче и тщательнее. Там работы на целую вечность. А потом еще и охладить! В общем, сама понимаешь.
Наклонившись к уху Конни, Кристина прошептала:
– Вот насчет орехов я хочу тебе кое-что сказать…
И именно в этот момент к ним приблизились Джим и Альберт, и Кристина не могла предупредить Конни, что Альберт ненавидит орехи, особенно фундук.
– О чем шепчетесь, подруги?
– Да ничего, просто так, – беспечно произнесла Кристина.
Конни подняла руки вверх. Джим засмеялся, и Кристина сделала попытку смыться.
– Увидимся позже, – крикнула она на ходу и в этот момент встретилась взглядом с Альбертом. Он смотрел на нее. Кристина отвернулась и вытерла влажный лоб.
– Подожди! – Джим догнал Кристину и кивнул всей компании: – Пока, ребята.
Они молча прошли немного по Уэбстер-авеню, где с деревьев давно уже облетела листва, по направлению к Норт-Мейн-стрит. Несколько студентов на лужайке перед общежитием братства Альфа-бета-гамма набивали чучело огромной индейки, видимо затеяв какую-то хохму ко Дню благодарения.
Кристина надеялась, что Джим не заметит, как быстро она шагает, и не станет спрашивать ее насчет вчерашнего вечера.
– Хочешь пообедать? – спросил Джим.
– Пообедать? – Эти слова привели Кристину в замешательство. Она надеялась сразу же после их еженедельного баскетбола исчезнуть незаметно для Джима. Потому что эти три года, которые они встречались, она ничего не говорила ему о Говарде и уж тем более не собиралась начинать объяснения сейчас, когда намечался новый этап в ее жизни. Они повернули направо, за угол Норт-Мейн-стрит.
– Джим, мне надо написать эту чертову статью для «Обозрения». Это вопрос жизни и смерти. А я и так уже изрядно запоздала.
Он на ходу сжал ее затылок:
– Да, времени у тебя в обрез.
– Вот как? А вчера ты говорил другое.
– Вчера? – Джим убрал руку. – Ты просто забыла, что вчера я тебя не видел, Кристина, – произнес он многозначительно.
Кристина покраснела:
– Да-да, не видел. Но то было вечером. А я имею в виду вчерашнее утро.
Джим покачал головой:
– Нет. Ни утром, ни вечером.
Кристина попыталась сдержать вздох, но он непроизвольно вырвался из ее сухих напряженных губ.
– Да, конечно, извини, я совсем запуталась во времени. Вчера мы действительно не виделись, потому что я ездила в «Красные листья».
– В «Красные листья», вот как? – сказал Джим. – И как часто тебя заставляют работать вечерами по субботам?
«Красные листья» – это было нечто среднее между больницей и приютом для беременных девочек-подростков, где Кристина подрабатывала начиная с первого курса.
– Обычно такого не бывает. Но Эвелин… Ты ведь ее знаешь…
– Да, я знаю Эвелин. И что с ней?
– Она же беременна…
– О? – произнес Джим. – Но в этом нет ничего необычного, если учесть, что речь идет о «Красных листьях». Разве не так?
– Она в ужасном состоянии. Подавлена, – продолжила Кристина, не замедляя при этом шага. – Я была ей нужна, поэтому я… я там осталась.
– Ты хочешь сказать, что осталась там ночевать?
– Конечно. Я там оставалась ночевать и прежде.
– Да-да-да…
Тон его был достаточно скептическим, но по лицу было видно, какое он почувствовал облегчение.
– Господи, у тебя такой вид, – засмеялась Кристина, – как будто я сообщила тебе, что ты выиграл в лотерею. – Не замедляя хода, она взъерошила ему волосы.
– Нет, – сказал он, и его лицо снова стало невозмутимым. – Эта новость, которую ты мне сообщила сейчас, намного лучше.
Кристину трясло от возбуждения. Слава Богу, что они еще двигались и Джим не мог заметить, как дрожат ее ноги. Она взяла его руку. Они как раз проходили мимо библиотеки. Чуть дальше дорога шла мимо универмага, а там до общежития, где они все жили, было рукой подать. Она хотела расстаться с Джимом здесь, чтобы он не шел с ней дальше по Норт-Мейн-стрит.
– Ты замерзла? – спросил Джим.
– Нет. А почему ты так решил? – сказала Кристина, убирая его руку и снова вытирая пот с лица. – Мне так жарко, как будто я в кратере вулкана.
– Твои ноги. Они почему-то подкашиваются.
Кристина была в черных шортах из синтетической эластичной ткани и в зеленой футболке с эмблемой Дартмутского колледжа.
– Ты прав, я озябла, – сказала она. Джим внимательно к ней присмотрелся:
– Послушай, а что это с тобой происходит?
– Ничего, – быстро ответила она, улыбаясь при этом так широко, насколько было возможно. – Абсолютно ничего!
Она увидела, что он ей не поверил, потому что на его лице вновь проступил скепсис.
– Пошли! Пообедаем вместе.
– Не могу, Джимбо, извини. Полно работы и всю ее нужно закончить до Дня благодарения. Просто у меня настоящий завал.
– Ладно, придется и мне пойти с тобой в редакцию, – произнес он со вздохом. – У меня там тоже есть кое-какие дела.
Джим был редактором «Дартмутского обозрения».
– О Господи! – воскликнула Кристина. Она уже дошла до точки. – Джим, пожалуйста! Мне очень нужна хотя бы пара часов. Я хочу посидеть и спокойно все обдумать. Понимаешь, остаться наедине со своими мыслями. Ты меня понял?
Он остановился. Она остановилась тоже, продолжая перебирать ногами на месте.
– Увидимся позже? – спросил он.
– Джимбо, – прошептала Кристина, стараясь, чтобы в ее голосе звучала нежность. Все ее планы могли рухнуть в одно мгновение, она горела нетерпением, ей нужно было бежать, и как можно скорее. И это прозвище – Джимбо, – которым она его в свое время наградила, вылетело из ее уст сейчас так, как будто она его нежно, но быстро выплюнула.
Она откашлялась:
– Конечно, встретимся, Джим. У нас сегодня занятия в четыре, ты что, забыл? В два у меня тренировка, баскетбол. В общем, увидимся, хорошо?
– Почему бы тебе вообще не переселиться в этот спортзал? – раздраженно пробормотал Джим. – Ты все равно торчишь там постоянно.
– Джимми, мне нужно тренироваться. И ты это знаешь. За одни только способности в сборную Лиги плюща меня никто не возьмет. – Она усмехнулась.
– А на учебе это разве не отражается?
– Ты хочешь сказать, что меня нет в списке отличников?
Он кивнул и затем, как будто что-то вспомнив, добавил:
– Знаешь, я повсюду искал тебя вчера вечером. Буквально везде.
Она промолчала.
– Даже в библиотеке, среди стеллажей. Кристина протянула руку и коснулась его лица.
– Извини. Я, конечно, должна была тебе сказать, что уезжаю в «Красные листья».
– Жаль, конечно. Представляешь, я не мог заснуть почти до часу ночи. Все звонил тебе.
– До часу ночи? Ничего себе! – Кристина выдавила из себя улыбку. – То есть ты пересидел почти два часа к тому времени, когда обычно ложишься спать?
– Не смешно, – обиделся Джим.
– Мне пора, Джим, – выдохнула Кристина. – Увидимся.
Он наклонился и поцеловал ее, и она поцеловала его, а потом пошла, убыстряя шаг, пока не побежала. Шнурок на ее кроссовках развязался, и она остановилась, чтобы его завязать, уронив рюкзак за землю. Пробежав метров триста, она только тогда и заметила, что забыла рюкзак. Пришлось возвращаться назад, забирать его и уж тогда припустить что есть мочи по Норт-Мейн-стрит по направлению к заведению Питера Кристиана.
«О Господи, наконец-то», – подумала Кристина, делая три глубоких вдоха и выдоха, прежде чем ступить в полумрак ресторана.
– Извини за опоздание, – сказала она, плюхаясь на стул напротив вежливо улыбающегося Говарда.
Он посмотрел на часы:
– Ничего страшного. Всего только на пятнадцать минут. – Он произнес это, медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, а затем положил в свой кофе два кусочка сахару и добавил немного молока. Кристина, как всегда, подумала, как это странно и несообразно – слышать такой безупречный английский именно от него. Она наклонилась поцеловать его.
– Что это ты такая мокрая? – спросил он, вытирая свою щеку.
– Мы играли в баскетбол. И я вспотела. – Она улыбнулась, взяла салфетку и провела ею по своему лицу.
Говард пристально на нее смотрел. Кристина сделала маленький глоток кофе и поморщилась.
– Кофе холодный, – сказала она, отставляя чашку. Она не хотела, чтобы Говард видел, как дрожат ее пальцы.
– А мне показалось, что холодная ты, – сказал он.
– Говард?! – Кристина была изумлена. – Ты начал играть словами?
– А почему тебя это удивляет? У меня есть чувство юмора, – произнес он серьезно.
– Я это знаю, Говард, – сказала Кристина, перегнувшись через деревянный стол, чтобы нежно погладить его руку. – Я знаю, что у тебя есть чувство юмора.
– Но ты, кажется, простудилась?
– Да-да, простудилась. – На самом деле это было не так, но она знала, что это важно для Говарда, – показать свою внимательность.
– Где твоя куртка? Почему ты в шортах?
– Забудем о куртке. – Она пожала плечами, показывая, что это не имеет значения.
– Ты по-прежнему продолжаешь это?
– Что «это»?
– Отказываешься одеваться нормально, как положено по сезону.
– Мне кажется, так полезнее для здоровья.
– Вирусы. Они вряд ли полезны для твоего здоровья. Ангина. Пневмония.
– Никогда в жизни еще не встречалась ни с чем подобным, – сказала Кристина. «Он ворчит на меня. Разыгрывает заботливого папашу (а может быть, мамашу?), но все в порядке. Здоровье пока еще меня не беспокоило».
Главный разговор они откладывали до того времени, когда закажут обед. Кристина хотела заказать салат с сочной горчичной приправой, но она с утра ничего не ела (несколько соленых крекеров не в счет), то есть для нее это фактически был завтрак, а на завтрак ей не хотелось брать горчицу с уксусом. Вместо этого она заказала морковный пирог.
О том, чтобы не нервничать, и речи не было. Она пыталась, по крайней мере, уменьшить свое волнение наполовину, но и это давалось с трудом. Ночью она спала мало, поднялась в семь. Утро было прекрасное: вермонтские холмы, поросшие деревьями, празднично поблескивали на солнце. Но это утро осталось теперь далеко позади, а сейчас ничего у нее не было на душе, кроме тревоги: из-за Джима, который был явно выбит из колеи, и из-за этого терпеливого Говарда, солидного и вежливого, который глядел на нее сквозь стекла очков в темной оправе своими мягкими, но неулыбчивыми глазами.
– Как у тебя дела? – спросила она, пытаясь успокоиться.
– Хорошо, Кристина. Все идет хорошо. Все время занят.
– Отлично. Занят – это хорошо, – сказала она. Он не ответил. – Так хорошо это или нет? Ведь когда есть дела, это же очень хорошо, разве не так? Ты должен быть только доволен, что у тебя есть дела? – Она понимала, что мелет вздор. Господи! – И что, много интересного?
Прежде чем ответить, он рассматривал ее несколько секунд.
– Что может быть интересного в корпоративных делах? Ну, так что, Кристина, давай посмотрим эти документы?
Кристина нервно вытащила из рюкзака конверт из плотной манильской бумаги. Передавая ему конверт, она сказала:
– Все там выглядит как будто в порядке. Прежде чем раскрыть конверт, Говард сделал паузу:
– Действительно все в порядке? Я в этом не уверен. Кристина сделала вид, что не поняла:
– Конечно. С точки зрения текста все безошибочно. Быстро просмотрев документы, Говард отложил их в сторону:
– У нас до сих пор не было возможности поговорить об этом. Послушай, что-то случилось?
У Кристины действительно случилось нечто. Умерла бабушка. Но Говард не знал об этом. Да и не мог знать.
– Я думаю, это к лучшему, – сказала Кристина, играя вилкой. Она попробовала сметанный крем, которым был облит морковный пирог. Он был хорош, но есть вдруг расхотелось.
– Действительно ли это к лучшему?
– Конечно. То есть определенно.
– Почему? Почему тебе вдруг так внезапно потребовался развод?
На нем был строгий костюм, он был таким красивым и таким знакомым. Кристина почувствовала слабый укол грусти где-то в том месте, где должно быть сердце, и подумала: «Но ведь это же не означает, что я не смогу его больше видеть? Я так привыкла к нему за эти годы».
Поежившись, она положила вилку. Кофе был холодный, в пироге полно сыра, а желудок у нее был пустой.
– Это вовсе не так внезапно. Я думаю, сейчас как раз вовремя.
– Почему?
– Говард, потому что мне уже двадцать один, потому что мне уже пора начинать жить дальше. Я имею в виду, а вдруг мне снова захочется выйти замуж? – Она сделала паузу. – А что, если ты захочешь жениться на ком-нибудь?
– Что, есть какая-то определенная кандидатура? За кого ты хочешь выйти замуж?
– Пока нет. Но кто знает? – Она улыбнулась. – Тот самый, кто мне нужен, он, может быть, как раз сейчас вон за тем углом. Стоит и ждет.
– Хм-м-м. Я думаю, что Джим – это и есть мистер Тот Самый.
Кристина кашлянула и призналась:
– Я это и имела в виду. Джим. – Она была рада, что они наконец сказали самое главное. Ее руки успокоились. И ей больше не было жарко.
Говард наклонился вперед и, понизив голос, который уже и без того был достаточно тихим, спросил:
– Это была твоя идея?
Кристина откинулась на спинку стула. Они сидели в самом углу позади лестницы. Под сводами ресторана было дымно и мрачно.
– Говард, я не знаю, о чем ты говоришь.
– Я спрашиваю: это была твоя идея?
– Я знаю, о чем ты спрашиваешь. Я просто не понимаю, что это значит.
– Кристина, на этот вопрос можно ответить только двумя способами: да или нет?
– Я думаю, что почти на любой вопрос можно ответить «да» или «нет», – проговорила она раздраженно.
– Можно согласиться, что в большинстве случаев это действительно так, – с готовностью произнес он. – Давай попробуем снова, Кристина. Это была твоя идея?
Кристина почувствовала, что он вынуждает ее ответить.
– Я все равно не понимаю, что ты хочешь услышать. Что значит «моя» это или «не моя» идея?
– Твоя – это значит, что ты придумала это все сама, а не кто-то другой предложил, чтобы мы с тобой развелись. Теперь понятно?
Не в силах сказать ему правду, Кристина произнесла:
– А кто еще мог это сделать… – начала она, но затем остановилась. Говард смотрел ей прямо в глаза, и она точно знала, что он имел в виду. Кристина подумала, что дальше притворяться бессмысленно. Поэтому она соврала:
– Да, Говард. Это была моя идея.
Говард спокойно посмотрел на нее, но где-то там, в глубине его серьезных карих глаз, было что-то искреннее и глубоко прочувствованное.
– Ешь свой пирог, – наконец мягко произнес Говард.
– Кому он нужен, этот пирог! – недовольно отозвалась Кристина.
– Насчет пирога не знаю, а вот мне, например, интересен этот развод.
Кристина глубоко вздохнула.
– Говард, – сказала она, – я знаю. Но поверь мне. Все будет в порядке.
– Кристина, я не могу поверить тебе.
– Почему?
– Кристина, твой отец просил меня заботиться о тебе. Я ему обещал.
– Это не так, Говард. Он не просил тебя, он тебе просто приказал.
– Неправда. Мы заключили соглашение.
– Пусть даже и так, но, мне кажется, ты выполнил все свои обязательства. А кроме того, завтра мне исполняется двадцать один год. И отца уже нет в живых. Пришло время, Говард.
– Соглашение есть соглашение. О возрасте или о его кончине там ничего сказано не было.
– О, Говард… – Кристина вздохнула, а затем тихо добавила: – Уступи.
– Не могу, – ответил он.
– Пожалуйста, прошу тебя, не надо обо мне беспокоиться. Все будет замечательно, обещаю тебе.
Кристине и самой хотелось в это верить. Он смотрел некоторое время в сторону, а затем кивнул и произнес:
– Так неожиданно.
– И вовсе не неожиданно! Пять лет. Ну давай же. Так ведь лучше. Это ведь для тебя ничего не значит. Просто все закончится, вот и все.
Кристина увидела на его лице боль. Ее слова, судя по всему, ужасно его ранили.
– Извини, – проговорила она быстро. – Ты же понимаешь, что я имела в виду. Ты чудесный человек и заслуживаешь лучшей доли. – Она надеялась, что говорит правильные вещи, но всю ее охватывало беспокойство. Она не находила себе места, вертела в руках салфетку, затем барабанила своей грязной вилкой по деревянному столу. – Ну давай же. Ты и так уже выполнил все свои обязательства – заботился обо мне сверх всякой меры. И если у тебя возникли какие-то сомнения – а они наверняка появились не сейчас, – то почему ты ничего не сказал мне в сентябре, когда я в первый раз сказала тебе, что заполнила бумаги?
