Текст книги "Красные листья"

Автор книги: Паулина Симонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

Спенсер поехал домой, в Хановер. Было еще совсем темно, но небо уже начало приобретать металлический оттенок зимнего рассвета. Он втащил себя в квартиру и посмотрел на свое кресло. Есть или пить виски было слишком поздно или, наоборот, слишком рано. Спенсер снял свои коричневые ботинки, с носками вместе, а потом заглянул в пустой холодильник. Ему захотелось задернуть шторы, но потом он передумал – ведь было уже утро – и направился в спальню, думая, что сможет поразмышлять обо всем: и о крови, найденной под длинными красными ногтями, и о следах, оставленных коленями на груди Кристины, о самой Кристине, о ее письмах, о Говарде, за которого она вышла замуж, и об Альберте, которого она любила, и о «Красных листьях», которые, наверное, расцветут, получив ее состояние. Вместо этого он упал на постель и мгновенно заснул.

Спенсер вскочил с постели как ужаленный. На часах было десять тридцать, суббота. Так дневальный вскакивает со стула, когда в казарму входит инспектор и застает его спящим. Через несколько секунд Спенсер осознал, что звонит телефон.

Это был Уилл: он хотел узнать, придет ли Спенсер сегодня на работу.

На что тот возмущенно ответил:

– Как же, разве можно бросать расследование убийства посередине? Конечно, приду.

– Отлично. Потому что я уже в управлении. Только особенно долго задерживаться здесь не собираюсь. Иннис прислал по факсу протокол вскрытия. Очень интересный.

– Ага. Думаю, что интересный.

– Установлено, что смерть насильственная.

– Да, можно сказать и так.

– Нам надо получше проверить этих ребят. Как ты думаешь?

– Как и ты, – сказал Спенсер.

– Ты уже видел газеты, Трейси?

– Да нет, откуда. Ты же знаешь, что у меня не было времени.

– Не глупи, Спенс. Обязательно купи по дороге. На первых полосах всюду Кристина. Везде написано, что ее убили.

– Превосходно, – сказал Спенсер. – Эти невежды могут писать все, что им заблагорассудится. – Он попросил Уилла позвонить в Бостон Френки Абсалому и предложить ему немедленно приехать в Дартмут, а также спросить Френки, может ли кто-нибудь подтвердить тот факт, что он действительно находился в библиотеке Фелдберг в ночь, когда погибла Кристина.

– Ты что, думаешь, что он тоже к этому причастен? – спросил Уилл.

– А откуда нам знать? Мы его даже не видели. Ее кто-то убил; возможно, и он.

– А мотивы, Трейси?

– Пусть он здесь появится, тогда и выясним.

– Ладно. Я думаю, мы должны тщательно проверить алиби наших приятелей.

– Какие алиби?

Уилли промолчал.

– Уилл, послушай, сходи в библиотеку Фелдберг на третий этаж и опроси студентов. Может быть, там найдется еще кто-нибудь, кто занимался в ночь на двадцать четвертое ноября.

– Хорошо. Сейчас только десять тридцать. Я не думаю, что кто-нибудь из студентов уже проснулся так рано в субботу, – ответил Уилл. – И я уже говорил с кучей ребят в библиотеке Фелдберг и со всеми, кто тогда вышел на улицу, когда мы ее нашли. Их набралось человек пятнадцать.

– Да?

– Что – да?

– Я сам не знаю, что за этим «да». Просто «да». Я представляю себе белого мужчину, скорее всего восточной национальности, метр восемьдесят ростом, килограммов под восемьдесят весом, который вначале ее толкнул, потом уселся ей на грудь и начал душить.

– О'Мэлли, так ведь ты описываешь себя.

– Уилл, сходи в общежитие к вахтеру и скажи, чтобы они повесили объявления.

– И что написать? – спросил Уилл. – «Разыскивается: живой или мертвый. Убийца Кристины Ким».

– Да, именно так. Или, если тебе захочется, можешь прибавить, что объявляется денежное вознаграждение за любую информацию о преступнике, которая приведет к его поимке, и так далее и тому подобное.

– Денежное вознаграждение? Ты что, думаешь, мы в Нью-Йорке?

– Ладно тебе, у нас в бюджете тоже кое-что есть.

– Да, есть. Твоя зарплата. Я поговорю с бухгалтером. Хотя, конечно, сильно сомневаюсь, что он выделит деньги. Кроме того, ты забыл – здесь в Дартмуте студенты совсем не бедные. Ты думаешь, они начнут рыть землю за какие-нибудь две сотни баксов?

– Конечно, нет. Там должно быть не меньше двух тысяч.

Уилл от души рассмеялся.

– Ладно, сделай, что можешь, а поговорим позже, – сказал Спенсер.

– Чем ты собираешься заниматься сегодня?

– Я? Я собираюсь заняться Альбертом Мейплтопом.

– В таком случае тебе предстоит море удовольствия. Мое присутствие необходимо?

– Нет, все в порядке. Затем я собираюсь съездить в «Красные листья». Поговорить с женщиной, которая руководит этим заведением. Хочешь поехать со мной?

– Нет, спасибо. После обеда я отваливаю домой до понедельника. Кстати, анализы крови до сих пор еще не пришли. И отпечатки пальцев тоже.

– Знаешь, в Нью-Йорке такие анализы в случае убийства делают за два часа, – проворчал Спенсер.

– Да, жаль, что мы не в Нью-Йорке.

Спенсер хотел повесить трубку. Уже было десять сорок пять. День все убывал.

– Звонили от прокурора, – сказал Уилл.

– Почему так поздно?

– У них людей не хватает и много дел…

– Уилл, – устало сказал Спенсер, – это все риторические вопросы.

Уилл продолжал говорить:

– …Но затем они увидели отчет коронера. И моментально это дело приобрело гриф «особой важности».

– Оно было делом «особой важности» с самого начала, – бросил Спенсер.

– Их, конечно, смущает, что нет никакой крови и очевидных следов борьбы. В общем, они интересуются, хочешь ли ты, чтобы они прислали своих людей для расследования…

– Только если желают, чтобы я уволился, – ответил Спенсер.

– Спенс, опять ты за свое. Они ведь только хотят помочь.

– Да, а потом сразу же и забрать все себе.

– Помочь найти убийцу. Ты понял?

– Нет, – сказал Спенсер. – Что еще?

Уилл сделал паузу, покашлял и, наконец, сказал:

– Они спрашивали, заготовили ли мы уже ордер на арест на чье-либо имя.

– Да. Если они еще позвонят, скажи, что на мою маму. Я заготовил ордер на арест моей мамы. Это она убила Кристину. Они что, над нами издеваются? – Спенсер не верил своим ушам и потому переспросил: – Окружной прокурор спрашивает, есть ли у нас кто-то на подозрении? Да, позвони им и скажи, что есть. Четыре тысячи студентов Дартмута и сто преступников, отбывающих наказание и отпущенных из тюрьмы в краткосрочный отпуск.

– Спенсер, они ведь только пытаются…

– Я знаю, что они пытаются, – прервал его Спенсер. – Позвони Иннису, попроси его ускорить анализы крови. И Ландерсу тоже – насчет отпечатков.

– Иннис и Ландерс сказали, что все будет готово в понедельник.

– Господи! Разве это нормально – уезжать на уик-энд во время расследования убийства?

– Лаборатория в Конкорде загружена под завязку.

– Ах да, я и забыл, ведь это же общеизвестно: День благодарения стимулирует совершение тяжких уголовных преступлений, – произнес Спенсер и повесил трубку.

Телефон немедленно зазвонил снова.

– Я только хотел еще спросить, – сказал Уилл, – что не вижу содержимого ее банковского сейфа.

– Я эти вещи вчера пометил как вещественные доказательства, – сказал Спенсер.

– Я это только и хотел спросить, – сказал Уилл.

– Ладно, не беспокойся. С этим все в порядке. – И Спенсер повесил трубку во второй раз.

Он принял душ, затем оделся в брюки хаки и темно-голубой свитер. Приладил кобуру из коричневой кожи со своим короткоствольным «магнумом». Тщетно поискал растворимый кофе. У Энди О'Мэлли так и не нашлось времени приучить его пользоваться кофеваркой, поэтому он хранил ее в шкафу в качестве сувенира. Спенсер взял банку колы и сел за стол на кухне. Смахнул с него на пол старые газеты и высыпал содержимое банковского сейфа Кристины.

Он начал осторожно перебирать бумаги, чтобы найти что-нибудь о ее отце и об Альберте. Он просто искал, ощущая, как среди этих бумаг трепыхается ее душа, как птица в клетке.

Письма от бабушки были наполнены жалобами разного рода, и главной темой там была искренняя тоска по Кристине. Бабушка писала, что очень по ней скучает, скучает по детям, играющим у озера.

«Каким детям?»

Спенсер еще раз внимательно всмотрелся в фотографию Кристины-подростка, где она держала бумажного змея. На ней она выглядела исключительно аккуратной, ухоженной, волосы были коротко подстрижены и причесаны, она улыбалась, а позади нее был виден пролив Лонг-Айленд. Между девочкой и проливом виднелась низкая каменная стена и кусочек берега. По времени это выглядело как поздняя осень – листья все уже опали. Кристина на фотографии счастливо и широко улыбалась.

«Гринвич, – подумал Спенсер. – Гринвич, штат Коннектикут».

Снова зазвонил телефон. Уилл нашел кое-какие деньги для вознаграждения – они оказались заложенными в бюджет управления – и собирался попросить в колледже повесить объявления на административных корпусах, библиотеках и общежитиях.

– Сколько они дали?

– Пять сотен баксов, – со значением произнес Уилл, как будто пять сотен баксов были пятью тысячами.

– О, – сказал Спенсер, имитируя восторг, – отлично. Ну, если это не поможет нам найти убийцу, тогда уже ничто не поможет.

Он вернулся к бумагам Кристины. Об отце ничего. Наверное, она порвала то его письмо, где сообщалось, что он от нее отказывается.

За одним из писем бабушки Спенсер обнаружил записку, адресованную «Самому дорогому на свете Альберту».

Спенсер быстро ее развернул. Письмо, за которым лежала эта записка, не имело к ней никакого отношения, и записка к Альберту не имела ничего общего с письмом бабушки. В записке к «Самому дорогому на свете Альберту» говорилось:

«Прошу тебя, пожалуйста, не делай так, чтобы слова Бернарда Шоу могли иметь отношение к тебе…

Она заставляет тебя желать своего собственного крушения.

Любящая тебя Кристи».

Спенсер перечитал эти слова снова и снова, пока они не врезались в его память навсегда. Но эти слова не имели никакого смысла ни при чтении в первый раз, ни в сотый.

Записка была написана на обрывке старого листка бумаги и запрятана между конвертами, картинками и салфетками, как будто отыскать ее должен был только Альберт, а больше никто.

– Ладно, Альберт. Начнем, – громко произнес Спенсер, поднимаясь из-за стола с запиской. – Выходи, твой черед!

Спенсер поехал в общежитие Хинман в час тридцать. День был серый и облачный. В общем, декабрьский.

Альберт оказался на месте, один в своей комнате. Они вежливо кивнули друг другу.

– Вы располагаете временем? – спросил Спенсер. – Хотя бы небольшим. Мне бы хотелось, чтобы вы со мной проехали в одно место. Я хочу вам кое-что показать.

– Конечно, – сказал Альберт, надевая кожаную куртку. – Я рад помочь вам чем могу.

– А Аристотеля мы взять с собой можем? – спросил Спенсер.

– А вот это, наверное, не стоит. Он очень беспокойный.

– Он отличный пес. Мне бы хотелось взять его тоже.

Альберт пожал плечами:

– Ладно. Пошли.

Они поехали. Спенсер свернул направо и пересек реку, естественную границу между штатами Нью-Хэмпшир и Вермонт, и двинулся дальше, через изящный маленький вермонтский городок под названием Норвич по двухрядной дороге мимо голых деревьев, заснеженных холмов, ферм и белоснежных, как будто вымытых домиков в колониальном стиле.

– Куда мы направляемся? – беспечно поинтересовался Альберт.

– А вам никогда не приходилась ездить по этой дороге?

– И куда же она ведет? – спросил Альберт менее добродушно.

– Где-то там на вершине горы есть одно местечко. Очень милое. Вроде базы отдыха. Мне бы хотелось показать его вам.

Остаток пути они ехали молча. Аристотель на заднем сиденье часто и шумно дышал.

– Вот здесь мы повернем, – сказал Спенсер, делая левый поворот. – Узнаете это место, Альберт?

– Нет, – произнес Альберт угрюмо.

– Хм, а вот собака узнает.

Так оно и было. Пес оказался в знакомом месте, что демонстрировал его хвост, который находился в непрерывном движении.

– Аристотель принадлежал Кристине, – пожал плечами Альберт.

Они поднимались в гору по узкой дороге, а Спенсер наблюдал за псом. Первый домик на Аристотеля не произвел впечатления. Он смотрел прямо перед собой и часто дышал. На вершине горы обнаружилась ровная площадка с двумя деревянными домиками сельского типа, обращенными фасадами на вермонтские холмы.

Спенсер припарковал машину и вышел.

– Прекрасный вид, – сказал он. – Исключительно умиротворяющий.

Альберт на это замечание никак не отреагировал. Он тоже вышел из машины и молча стоял у дверцы. Зато Аристотель пришел в такое возбуждение, что с лаем начал бегать от одного домика к другому.

– Счастливый пес, – сказал Спенсер.

– Да, счастливый, – эхом отозвался Альберт.

Спенсер повернулся к нему и спросил:

– Вы узнаете это место?

– Нет, – сказал Альберт.

– Неужели? Пойдемте проверим регистрационную книгу.

Альберт молчал. Спенсер внимательно за ним наблюдал.

– А зачем это нужно? – спросил, наконец, Альберт, а затем, помедлив, добавил: – Ну что ж, пошли, – и направился к домику, который ближе к вершине. Он поднялся по ступенькам впереди Спенсера и открыл дверь. Спенсер медленно следовал за ним.

Книга регистрации лежала на перегородке рядом с дверью. В домике было натоплено. Внутри он выглядел очень уютным, был декорирован деревом, книгами и чеканкой. На полу лежал ковер, стояли комфортабельные кресла. И повсюду книги. Много книг. Когда Спенсер звонил, справляясь насчет Фаренбрея, ему удалось выяснить, что мать владельца отеля работала в городской библиотеке. Очевидно, ей хотелось привить свою любовь к книгам всем, кто останавливался в ее домиках.

– Смотрите, – сказал Альберт.

Спенсер стал листать записи в регистрационной книге начиная с прошлого лета. Там не было никакой Кристины Ким или Кристины Синклер и, конечно, там не было Альберта Мейплтопа. Тот факт, что не была зарегистрирована Кристина, Спенсера не удивил. Он снова внимательно пробежал глазами все фамилии – и опять ничего.

– Вы удовлетворены? – спросил Альберт.

Спенсеру это не понравилось, и он не стал этого скрывать.

– Да, очень, – ответил он, захлопнув регистрационную книгу. – Но все же скажите мне одну вещь: если вы никогда здесь не были и это все для вас ново, как вы узнали, что можно сразу войти и что не нужен ключ? Как вы узнали, что дом не заперт?

Альберт наконец-то выдал себя: испугался. Правда, только на мгновение, но большего Спенсеру и не нужно было. Стало очевидно, что Альберт врет.

– Знаете, ведь это Вермонт, – проговорил Альберт, как бы легкомысленно рассмеявшись. – Здесь, слава Богу, не Нью-Йорк. Каждый знает, что может войти сюда, ни у кого нет ключей. Люди здесь пока еще доверяют друг другу.

– Это верно, – сказал Спенсер.

– Зачем вы привезли меня сюда, детектив? Определенно не для того, чтобы ознакомиться с регистрационной книгой?

– Будем беседовать здесь или вернемся в полицейское управление? Как вы предпочитаете?

Поскольку Альберт молчал, Спенсер спросил снова:

– Так как же?

– О чем вы хотите говорить? – спросил Альберт. Он стоял, обволакивая своей теплой улыбкой, засунув руку во внутренний карман кожаной куртки. Его черные глаза сияли. А на улице Аристотель, не обращая внимания на холод, пытался прорыть туннель под широким дубом.

– Расскажите мне о Кристине.

– Что о ней рассказать?

В домике было так мило, что Спенсеру хотелось затопить камин, расслабиться в этом глубоком кресле и забыть о погибшей.

– Скажите, – произнес Спенсер, – вы ее любили?

Альберт некоторое время смотрел на него, а затем произнес, причем без тени волнения:

– О чем вы говорите?

– Вот вы спрашивали, о чем мы будем говорить, – сказал Спенсер. – Отвечаю: о вас и о ней. Правда, вам следовало рассказать об этом раньше, еще, когда мы беседовали в прошлый раз.

– Мне нечего рассказывать, – сказал Альберт, глядя прямо в глаза Спенсеру. – Ни тогда, ни сейчас.

– Альберт, ну зачем вы так? Когда она была жива, вы всячески отрицали какую-либо связь с ней. Ну это еще как-то понять можно. Но зачем отрицать, когда ее уже нет? Будьте мужчиной. Она умерла. И она так вас любила! Почему вы лжете?

– Я не лгу, – ответил Альберт чуть тише и опустил голову.

– О, пожалуйста, не надо. – Спенсер недоверчиво покачал головой. – Понимаете, все вы, ее друзья, выглядите довольно неприглядно. И вы, и Джим, и Конни, ваш друг Френки – его настолько это все ужаснуло, что он исчез.

Альберт вдруг поднялся и начал следить за Аристотелем, который бегал по участку.

Наконец он повернулся и с видимым усилием проговорил:

– Я не стал рассказывать вам тогда, потому что…

– Да?

– Потому что, – закончил Альберт, – это была ужасная ситуация. Мой рассказ ничего бы вам не прибавил, а только вызвал бы ненужные осложнения.

– Позвольте не согласиться.

– Нет, именно так. Я имею в виду, что Кристина погибла, но Конни жива и Джим тоже.

– И вы… Вы тоже живы.

– О, вы так думаете? – произнес Альберт срывающимся голосом, поднимая со дна души Спенсера волну скорби. – И что же вы видите во мне живого?

Спенсер задумался: «Альберт дышит – значит, еще жив. Альберт не голый, он не лежит под снегом, близкие друзья не оставили его там лежать целых девять дней. А она была красивая девушка, популярная в Лиге плюща, а когда умерла, оказалась никому не нужной». У Спенсера защипало глаза. От несправедливости. А может быть, просто от недосыпа.

– И не надо мне напоминать о справедливости, – вдруг сказал Альберт, как будто прочитав его мысли. – Каждый прожитый день для меня – пытка.

– Неужели пытка? – зло осведомился Спенсер. Лицо Альберта стало серым.

– Именно пытка, – прошептал он. Дрожащими руками он попытался взять в рот сигарету. – Мы были обречены, – продолжил он, затягиваясь «Мальборо». – Наша любовь была обречена. – Он посмотрел на Спенсера. – Я был не в силах отказаться от нее, когда она была жива, и уж подавно не откажусь после ее смерти. Мне только не хочется делать больно Конни, мне не хочется ранить Джима.

Спенсер принял позу, как если бы собирался встать и встряхнуть Альберта за плечи, но потом расслабился.

– Альберт! Конни уже знает правду. И Джим знает. Даже я знаю. И, насколько мне известно о вас…

– А вот этого не надо, потому что меня вы совсем не знаете, – прервал его Альберт.

– Нет надо, потому что я знаю вас много лучше, чем вы думаете.

– Вряд ли, детектив.

– Вы ездили с Кристиной в Эдинбург?

– Совсем не в том смысле, – проговорил Альберт, выпуская сигаретный дым себе на руки. – Вернее, да, мы ездили в Эдинбург. Мы оба специализировались по философии и ездили по программе обмена.

– Понятно. Эдинбург много значил для Кристины.

– Да.

– Кристина сохранила пакетики с картонными спичками из мест, где вы останавливались, и салфетки из пабов, где вы бывали.

– Неужели?

Что присутствовало в его голосе? Сожаление? Нежность? Беспокойство? Альберт был непроницаем.

– Альберт, как вы могли жить здесь и делать вид, что Конни ничего не известно?

– Я не считал, что ей что-то известно.

– В самом деле? Тогда почему она ударилась в панику в час ночи и принялась отчаянно искать вас повсюду?

– Иногда она становится… приходит в сильное возбуждение. Конни очень страстная натура, – вздохнул Альберт.

– Страстная? Приходит, говорите, в сильное возбуждение? Да она чуть с ума тогда не сходила! Обычно, если все в отношениях между любящими людьми нормально, такой реакции быть не может. Вот если между ними есть ложь, то тогда да. Особенно если тут замешана еще одна женщина. Тогда да. В этом случае все это имеет вполне определенное название: обман, предательство. Вы просто-напросто предавали Конни.

– Я никого не предавал, я вам говорю. Никого.

– Ну а Конни тоже так считала?

– Да. Я так думаю. Но куда вы все клоните, я никак не пойму?

– Послушайте, – сказал Спенсер, – вы настолько привыкли лгать насчет себя и Кристины, что все еще не можете остановиться. Я прошу вас, остановитесь. Сейчас. Понимаете, ваше вранье не только меня сильно злит, оно вас подводит.

Они вышли на улицу и остановились рядом со старым гамаком, который был засыпан снегом. Альберт поежился и задернул молнию на куртке. Потом вздохнул и разоткровенничался:

– Послушайте, я не вру. Вы не можете себе представить, как отвратительно я себя чувствую из-за всего этого.

Спенсер молчал, он был разочарован. Тот разговор, на который он рассчитывал, не состоялся. Здесь так красиво: горы, снег, долина внизу, но любоваться всем этим желания не было. Потому что в его душе накапливался неприятный осадок, вызванный общением с этим субъектом, который стоял перед ним. И он с каждой минутой нравился Спенсеру все меньше и меньше.

– Альберт, что вы за человек? Что за люди были вы с Кристиной? Ведь Конни так вас любит! А Джим любит Конни…

Альберт фыркнул.

– Зачем вы подсовывали дерьмо и заставляли их его есть? – продолжил Спенсер. – Зачем? Почему непременно надо было общаться и каждодневно лгать, вместо того чтобы порвать с ними всяческие отношения, и пусть бы каждый шел своей дорогой?

– Потому что мы были друзья и хотели оставаться друзьями. А, кроме того, мы с Кристиной все равно не смогли бы ужиться друг с другом. Детектив О'Мэлли, послушайте: мне предстоит прожить со всем этим до конца жизни. Я пытаюсь приукрасить действительность только для Конни, чтобы для нее все это не было таким болезненным, я пытаюсь остаться хорошим другом Джиму, я пытаюсь оставить все это позади. Мы с Кристиной так и не смогли освободиться друг от друга, но ее уже нет, и, значит, все кончено. Мне осталось теперь заботиться о тех, кому еще предстоит жить.

– О тех, кому еще предстоит жить, говорите? – Спенсер вспомнил кровь под ногтями Кристины и царапину на щеке Конни. – Разрешите спросить вас кое о чем, Альберт, – резко проговорил Спенсер. – Это касается времени, когда все еще были живы. Возможна ли была такая ситуация, когда Конни, узнав о вашей связи с Кристиной, так помутилась рассудком, что оказалась способна ее убить?

Спенсеру показалось, что Альберт испугался. Причем сильно.

– Детектив, я… – произнес он заикаясь, – я не знаю… конечно, нет… Я имею в виду, о чем вы таком говорите? Конечно, нет.

– Конечно, нет? А вот под ногтями Кристины найдены следы крови. Я не собираюсь сейчас делать никаких поспешных заключений. Придется подождать до понедельника, вот тогда и сделаем.

– Кровь? – Альберт пришел в возбуждение. – Вот как? Но это, скорее всего, ерунда какая-нибудь.

– Альберт, ваша возлюбленная была убита. А вы говорите – ерунда.

Альберт начал прикуривать еще одну сигарету, но у него не получалось, сильно дрожали руки.

– Нет, детектив, нет. Я уверен… я уверен, это просто… Нет, действительно, это ерунда. Поверьте мне.

– Альберт, это Конни убила Кристину? И вы соучаствовали в этом?

– Нет! Конечно, нет, конечно… – Его голос сорвался. Сигарета упала в снег. – Господи… Я просто не понимаю, что происходит.

– Я скажу вам, что происходит: вы свели ее с ума своим враньем. Любой здоровый человек свихнется от такого.

– Я не сводил ее с ума! И она не свихнулась. Мы обручились на Благодарение.

– Это звучит очень убедительно. А как насчет Кристины?

– Я же говорил вам: Кристина и я… мы покончили с этим, пытались покончить. Она не хотела, чтобы наши отношения продолжались таким образом, когда надо было прятаться и обманывать, она только… Она знала, что мы с Конни собираемся обручиться. У нас все было решено.

– А все-таки, почему вы не остались с Кристиной?

Вначале Альберт не ответил, а затем, после долгой паузы, произнес грустно:

– Я же говорил вам, детектив, мы не смогли бы ужиться друг с другом. Характеры были слишком разные.

– Почему?

«И кто, черт возьми, думает о таких вещах, когда любишь? – подумал Спенсер. – Характеры слишком разные? Они же учились в одном колледже, Господи!»

– Джим и Кристина больше подходили друг другу. Он стремился достичь успеха. Для нее он был то, что надо.

– А вы? Достичь успеха не стремились и поэтому лучше подходили для Конни?

– Не знаю. Никогда по-настоящему над этим не задумывался.

– Никогда не задумывались над этим? Как давно вы встречаетесь с Конни?

– Примерно три года.

– И ни разу не задумывались над тем, подходите ли вы ей?

Альберт поморщился.

– Понимаете, – нехотя проговорил он, – мне кажется, я перестал размышлять о таких вещах после того, как осознал, что я не подхожу никому.

– Никому? Сюда вы включаете и Кристину?

– Послушайте, детектив! Мы оба были без гроша, я до сих пор не знаю, как распоряжусь своей жизнью, а тогда, когда у нас все начиналось, и подавно, но она хотела стабильности, карьеры, достойной жизни. У нас были совершенно разные жизненные устремления.

– Оба без гроша? Ну, тут вы крупно ошибались.

– Очевидно, – саркастически усмехнулся Альберт.

– Она никогда не говорила вам, что является наследницей большого состояния?

– Нет, не говорила.

– А вы не считаете, что это странно? Ваша возлюбленная не сообщает вам о главном: что может стать миллионершей?

– Да, я думаю, это очень странно. Но она мне ничего не говорила.

– Мне бы хотелось знать почему.

– Не знаю. Почему бы вам не спросить ее?

Некоторое время Спенсер холодно поедал глазами Альберта, затем извлек записку Кристины и придвинул к его лицу.

– Скажите, это имеет для вас какой-то смысл?

Альберт откинул голову назад, пытаясь прочитать написанное:

– Что это?

– Не знаю. Содержимое своего банковского сейфа Кристина завещала вам. Для вас это плохо, потому что ее убили, и все это будет фигурировать на суде в качестве свидетельства. Так что это означает?

– Откуда мне знать, черт возьми?

– «Она заставляет тебя желать своего собственного крушения». О чем тут говорится?

– Понятия не имею.

– Вам не кажется, что на слове «желать» она поставила специальное ударение?

– Я действительно понятия не имею, – ответил Альберт, снова взглянув на записку.

– Кристина специально написала это на обороте старого письма. Она написала дату – смотрите: «23 ноября 1993 года». Вот что тут написано. Она адресовала это вам и умоляла, чтобы эти слова не имели отношения к вам. Что это значило?

– Детектив, откуда я знаю? – Альберт сухо рассмеялся. – Кристина порой бывала очень странной.

– Да, вы правы. Но теперь к ее странностям прибавилась еще одна – она мертвая.

Альберт уронил голову:

– Да. Мертвая.

Спенсер убрал записку.

– Я могу ее взять? – спросил Альберт.

– Конечно, нет. «Она заставляет тебя желать своего собственного крушения». Я хочу, чтобы эти слова приобрели для меня какой-то смысл.

– И для меня, – вздохнул Альберт.

Спенсер замолк. Альберт тоже. Спенсера раздражало что-то еще, чего он пока понять не мог.

– Мне бы хотелось, – попросил он, – чтобы вы снова рассказали, как познакомились с Кристиной.

– Я вам говорил, у нас были общие занятия.

– Общие занятия, – повторил Спенсер. У него вдруг начали стучать зубы. – Когда это было?

– На первом курсе, я вам уже это говорил.

Спенсер кивнул и посочувствовал:

– Дартмут. Чудный колледж! Дорогой, правда. А у вас нет родителей. Как же вы ухитряетесь платить за него?

– Стипендия, пособия, кредит.

Спенсер задумчиво потер лицо и полюбопытствовал:

– А сколько придется потом выплачивать за специализацию по философии в Дартмуте? Наверное косых [27]27
  Косая – тысяча долларов (жарг.).


[Закрыть]восемь, не меньше?

– Не думаю, что я им должен восемь косых.

– Нет, конечно, нет, – произнес Спенсер, надеясь, что Альберт заметит сарказм в его голосе. – И сколько же, по-вашему, вы им должны?

– Не знаю.

– Много, наверное?

– Наверное.

– Ну так эти деньги Кристины…

– Что за деньги Кристины? – резко прервал его Альберт.

– Дайте мне закончить. Эти деньги со счета Кристины, которые вы разделите с остальными наследниками, – они ведь составят больше трех миллионов долларов. Их, наверное, будет достаточно, чтобы покрыть ваши долги. Вы так не считаете?

– Да. Но все же я не хочу брать ее деньги.

– Понятно. Вы гордый. Это что, появилось у вас недавно?

– О чем вы говорите?

– О чем я говорю? Как по-вашему, я похож на идиота?

– Нет, – сказал Альберт, глядя в глаза Спенсеру.

– А мне кажется, вы держите меня за круглого идиота.

– Ну, это уже ни в какие ворота не лезет.

Спенсер стиснул зубы и подошел к Альберту ближе.

– Она платила за ваше обучение, Альберт. Она за это платила, и поэтому вы не должны колледжу ничего, ни единого пенни.

Альберт не ответил. По вермонтским холмам гулял ветер. Аристотель лежал на снегу и грыз палочку. Было очень тихо. «Неудивительно, что ей нравилось сюда приезжать, – подумал Спенсер. – Но с ним?..»

– Ну и что… даже если это и так? Если она платила, – отозвался, наконец, Альберт. – Ну и что, если она платила? Такого закона нет, чтобы это запрещалось.

– Да, такого закона нет. Но есть закон, запрещающий врать офицеру полиции. Так вы по-прежнему считаете меня идиотом? – снова спросил Спенсер.

– Нет!

– Альберт, – Спенсер повысил голос, – она платила за ваше обучение с первого года, как вы начали заниматься в Дартмуте.

– Ну и что?

– Альберт, – медленно повторил Спенсер, – она платила за вас с самого первого дня. Как могла она платить за ваше обучение, если вы говорите, что познакомились с ней только на первом курсе?

Альберт не ответил. Затем он вскинул глаза и вгляделся в Спенсера. В этом взгляде было что-то такое, что по спине у детектива пробежал озноб. И к погоде это отношения не имело, в этом он был уверен. Внезапно Спенсер понял, что в любой момент может умереть, прямо сейчас, прямо здесь, среди этих покрытых снегом гор, и вполне вероятно, Аристотель будет откапывать его, разрывая своими лапами снег.

Как он мог проявить такую беззаботность и приехать в столь пустынное место с человеком, которого совсем не знает?! Он приехал сюда один, и никто не знает, где он сейчас и с кем. Спенсер вдруг осознал, что до сих пор никого из друзей Кристины всерьез не принимал.

Альберт, должно быть, прочитал его мысли, потому что его холодные темные глаза стали еще холоднее.

– Вам не следует ни о чем беспокоиться, детектив. Я не убивал ее, и вам тоже не нужно ничего опасаться. – Он сделал паузу. – Ведь вы сейчас испугались, правда? Вы подумали, что загнали меня в угол и я могу решиться на что угодно? – Он громко рассмеялся. – Не беспокойтесь, детектив О'Мэлли. Я вовсе не загнан в угол и не имею никакого желания там оказаться. Вы правы: мы познакомились друг с другом раньше. Незадолго до поступления в Дартмут. Я могу рассказать вам об этом подробнее, но знаю, что это не может быть связано с гибелью Кристины.

– Это не ваше дело, Альберт, – спрашивать и решать, – произнес Спенсер.

– Вы правы. Что я знаю? Я всего лишь студент, специализирующийся по философии.

«А вдобавок ко всему ты еще и лжец», – подумал Спенсер и резко бросил:

– Пошли!

Альберт пошел было к машине но и вдруг остановился.

– Подождите минутку, – сказал он. – Постойте. Я сейчас вернусь.

– Вы никуда не пойдете.

– Подождите. Мне нужно кое-что забрать.

– Нет, Альберт. Не нужно.

– Я вернусь сейчас же, – проговорил Альберт и направился к домику.

Спенсер мгновенно преградил ему дорогу и приказал:

– Альберт. Я сказал «нет» и настаиваю на этом. Нет. Я не знаю, что такое вы хотите забрать отсюда, но вы это не заберете.