Текст книги "Красные листья"

Автор книги: Паулина Симонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

– Вопрос денег тебя вообще никогда особенно не волновал. Правда, Альберт? – спросила Конни.

– Никогда. И тебе прекрасно это известно. Чем меньше я их имею, тем лучше себя чувствую. В больших дозах они меня ломают.

– Но что ты собираешься с ними делать? Она же хотела, чтобы ты получил эти деньги.

– Нет, – произнес Альберт, и снова Спенсер выругался про себя, что не может видеть его лица. – Она не хотела, чтобы я их получил.

Наступила пауза. Спенсер наблюдал за Конни и Джимом, а они во все глаза смотрели на Альберта. Глаза Конни излучали нежность, глаза Джима – холодную решимость.

«Интересно, – подумал Спенсер. – Значит, здесь есть еще что-то, чего я не знаю. Этот свой маленький секрет они держат от меня в тайне, но, клянусь Богом, я выясню, что это такое».

Когда слова, произнесенные Альбертом и повисшие в воздухе, в нем растворились, он заговорил снова:

– Свою долю я собираюсь пожертвовать заведению «Красные листья».

– Правда? – недоверчиво произнесла Конни.

– Да. А почему это тебя удивляет?

– Потому, Альберт, что у тебя нет денег. – Конни засмеялась. – У тебя никогда нет и пенни. Ты единственный из нас, кому действительно нужны деньги, и ты… ты некоторую сумму мог бы использовать для себя.

– Я не хочу использовать ее деньги для себя, – с горечью произнес Альберт. – Я не хочу ее денег. Я просто не знаю, что я стал бы с ними делать, и плюс ко всему я хочу заработать свои деньги честно. И я собираюсь их заработать, – добавил он и прошелся рукой по своим черным волосам, поправив сзади конский хвостик, который по какой-то причине начал Спенсера раздражать.

– Это было так мило с ее стороны – подумать о нас, – сказала Конни.

«Когда же ты начнешь снова плакать? – захотелось узнать Спенсеру. – Когда ты, такая легкомысленная и эмоциональная, начнешь снова убиваться по поводу безвременной смерти своей лучшей подруги?» На лице Конни не было ничего, что напоминало бы безутешную скорбь.

– Откуда у нее столько денег? – спросил Джим. – Неужели все от бабушки?

– Ага, и почему она не оставила хотя бы немного своему бывшему мужу? – добавила Конни.

– Я просто не могу поверить, что у нее был муж. – Что-то, видимо, пришло Джиму в голову, потому что он вскочил со своего места, затем поспешно сел и начал беспокойно озираться. Он снова казался встревоженным и потрясенным.

– В чем дело, Джим? – спросила Конни.

– Ничего, ничего, – быстро произнес он. – Я забыл спросить детектива… кое о чем. – После небольшой паузы он продолжил: – Забыл спросить его, когда она развелась с этим Говардом Кимом.

– О, Джимми, кому это сейчас нужно? – сказала Конни. – Это уже все быльем поросло. Она умерла. Что ты собираешься делать – устроить своей мертвой подружке скандал?

– Почему бы и нет? – сказал Альберт. – Ведь ты же устраиваешь.

Конни покраснела и призналась:

– Я вовсе не держу на нее зла, Альберт. Она умерла. И я больше на нее не сержусь.

– Не сердишься. Это уж точно. Теперь уже поздно сердиться, – тихо проговорил Альберт, но Спенсер его услышал. И Джим тоже, потому что его взгляд помягчел, и он произнес, глядя в сторону:

– Возвращаясь к проблеме денег. Так ты что, собираешься свою долю передать «Красным листьям»?

– Да, – сказал Альберт. – Они смогут найти им применение. Этот приют очень много для нее значил. И она принимала близко к сердцу судьбы девушек, за которыми ухаживала. Господи, да они к Крисси привязывались, наверное, больше, чем к своим младенцам.

– Да, ты прав. «Красные листья» были ей дороги, – сказала Конни. – Вот что! Мне тоже не нужны ее деньги. Как это будет выглядеть, когда на свете так много сирот, так много обездоленных, а я возьму себе эти деньги?

– Это будет выглядеть нормально, Конни, – сказал Альберт. – Это будет выглядеть как будто у тебя есть здравый смысл. Мне, если я возьму ее деньги, просто будет очень погано. А ты вполне можешь взять.

– Я не собираюсь брать ее деньги… – Конни повысила голос. – Ты что, смеешься надо мной, да?

– Подумай о том, как хорошо путешествовать по Европе. Ты же всегда мечтала об этом.

– Альберт, я всегда мечтала об этом с тобой, – с чувством произнесла Конни.

– Такая возможность, детка, не исключается и сейчас.

– Альберт Мейплтоп, я не хочу путешествовать по Европе на ее деньги. Даже с тобой.

– В этом действительно будет заключаться определенная ирония, – сказал Джим. Он был одет в черный свитер, с которого то и дело обирал светлые собачьи волосы.

– И никакой в этом иронии не будет, – возразил Альберт. – Мы никогда не были в Европе.

Наступила долгая мучительная пауза. Наконец Конни произнесла, ни на кого не глядя:

– Я всегда считала, что Шотландия относится к Европе.

Шотландия! Лицо Спенсера прижалось к зеркалу, он почувствовал на своей коже его холодную ровную поверхность. Наконец-то до него дошло. «Господи, какой я идиот!»

Когда он снова настроился на их разговор, то увидел, что Альберт потянулся через стол и погладил руку Конни, успокаивая ее:

– Ну довольно же, дорогая, хватит. Она умерла. Хватит.

– А почему от этого все должно стать лучше? – бросил Джим.

– Не лучше, – грустно сказал Альберт. – А просто все кончилось.

– Мы были друзьями, Констанция, – сказал Альберт. – Друзьями. Просто у тебя очень богатое воображение.

Мог ли Спенсер уличить сейчас Альберта в наглой, беспардонной лжи? Трудно сказать. Любовных писем Альберта к Кристине он не видел ни одного и от нее к нему тоже. Их обоих Спенсер тоже не мог представить вместе, не ощущал запаха его одеколона на ее одежде, того, как смешиваются их дыхания на ноябрьском холоде. Но он все же видел кое-что, возможно, более сильное, более красноречивое. Пакетики с картонными спичками и зажигалки, салфетки из страны с невероятно зеленой травой, страны, где мужчины носят юбки, а волынки играют заунывную музыку, такую странную для нашего уха. Он имел возможность убедиться в том, чем был для Кристины Ким, в девичестве Синклер, Эдинбург, чем была для нее Шотландия, и именно поэтому Спенсер О'Мэлли твердо знал теперь, что Кристина с Альбертом были не просто добрыми друзьями.

Кристина любила Альберта.

И это все меняло.

«Какого же черта она встречалась с Джимом? – Спенсер прижал ладони к зеркалу. – Если Альберт и Кристина хотели быть вместе и если Джим был привязан к Конни, почему, черт возьми, они играли в эту дурацкую игру, как в мюзиклах?»

Головная боль начала Спенсеру надоедать. Почему, почему, почему? Вопросы, одни вопросы. А как тогда быть с заявлением «Не сошлись характерами»? Или это было только с одной стороны? Может быть, Альберт не врет? Может быть, они действительно были только добрыми друзьями?

И он отказывается от ее денег. Она оставила их ему, а также своему парню и девушке, которая была ее лучшей подругой. Почему же Альберт не берет ее деньги? Это же очевидно, что он не хочет их брать.

Скоро Спенсер услышал слова Джима Шоу:

– Это хорошая мысль, Альберт. Насчет «Красных листьев». Это будет для них отличный подарок.

– Да, – сказал Альберт. – Кристина как-то упоминала, что они хотят сделать ремонт и все обновить. У них ведь только несколько палат наверху, и они переполнены. С этими деньгами они смогут построить еще один корпус.

– За девять миллионов долларов? – воскликнула Конни. – И не один корпус.

– Да, это отличная идея, – согласился Джим. – Но почему Кристина сама не додумалась до этого?

– Потому что мы ей были ближе, и она заботилась о нас больше, чем о «Красных листьях», – сказала Конни. – Но вы правы. Мы должны отдать деньги им. Кто там всем руководит?

– Я не помню, – сказал Альберт. – Я напишу им письмо, а когда деньги можно будет получить, пошлю чек. Они будут счастливы.

– А ты? – мягко спросила Конни. – Ты будешь счастлив?

Спенсер не видел лица Альберта, но он видел лицо Конни.

– Конечно. Ее нет. Она умерла. Если я возьму ее деньги, она все равно не вернется. Разве не так?

– Ты бы хотел вернуть ее, Альберт? – спросила Конни, и снова Спенсер не мог определить точно, что там написано на ее лице. Расшифровать это можно было как нечто среднее между очень сильной любовью и не менее острым страданием.

– Я опечален, что она ушла, от нас, – сказал Альберт. – Ты, должно быть, тоже.

– Не говори ей, что она должна чувствовать по поводу этой утраты, – бросил Джим. – Что ты понимаешь в ее чувствах? Для тебя ведь все кругом только черно-белое.

– Как, черт возьми, следует понимать эти слова, приятель? – спросил Альберт и раздраженно рассмеялся. В первый раз Спенсер увидел, что Альберт вышел из состояния безразличия. – Во-первых, это чушь, что для меня картина мира черно-белая, а во-вторых, что чувствует Конни, какие она испытывает чувства по поводу этой утраты, не твоя забота. Понял?

– Не в пример тебе меня как раз заботит то, что она чувствует, – сказал Джим.

Альберт среагировал мгновенно:

– Ладно, Джим, нам хорошо известно, какие чувства ты испытываешь к Конни. Ты дал понять это вполне определенно. И уже не в первый раз. Послушай, перестань так себя вести. Это просто неприлично. Понял? Я у тебя девушку не уводил, и ты это прекрасно знаешь.

– Да, вот именно, – ответил Джим, – ты увел у меня обеих девушек.

– Я не понимаю, о чем ты толкуешь, черт возьми! – сказал Альберт.

– «Не сошлись характерами, приятель», – передразнил Джим Альберта. – Помнишь, как ты сказал мне это, отвечая на вопрос, почему ты перестал встречаться с Кристиной? «Не сходимся характерами», – ответил ты.

– Ну и что? – резко возразил Альберт. – И в чем дело?

– В том, что это все наглая ложь.

– Что ты тут такое несешь? – с вызовом выкрикнул Альберт. – Подумать только, погибла Кристина, мы сидим здесь, фактически подозреваемые в убийстве, она оставила нам кучу денег, а ты снова взялся мусолить барахло трехлетней давности. Я не понимаю, что происходит?

Спенсер отпрянул от зеркала. Пора возвращаться в комнату для допросов, в это маленькое помещение с круглым столом посередине. Детектив может там понадобиться в любой момент.

Конни, видимо, вообще больше спрашивать ни о чем не нужно, она сама ответила.

– Ребята, пожалуйста, – произнесла она слабым голосом. – Совсем не тем нам надо сейчас заниматься. – И, посмотрев на Альберта, который сидел напротив нее, продолжила: – Я поступлю точно так же. Решено: наши деньги мы отдаем «Красным листьям».

Ни Джим, ни Альберт не произнесли ни слова. Конни посмотрела на Джима. Он посмотрел на нее, и его рот покривился. Конни потянулась к нему и погладила его руку.

– Джимми, почему ты такой сердитый? Ее уже нет.

– Ну и что? – сипло произнес он, отодвигая свою руку. – Можно подумать, что-то изменилось. Неужели стало лучше?

– Да, – тихо проговорила Конни. – Разве не так?

– Что ты городишь, Конни? – сказал Джим, пристально вглядываясь в нее. – Уж кому-кому, а тебе говорить это не следует.

Не отвечая, Конни уставилась на стол. Альберт молчал.

Спенсер был изумлен. Шли минуты, и эти трое вдруг заговорили о вещах почти посторонних: о бывшем муже Кристины, о том, почему она вышла замуж в таком юном возрасте, что ее заставило пойти на это, почему Кристина никогда не говорила Конни о Говарде, когда они болтали буквально обо всем.

– Ты веришь, Альберт, что мы говорили обо всем? – произнесла Конни почти по-детски, посмотрев на Альберта.

– А почему я должен не верить? – вопросом на вопрос ответил Альберт.

Потом они начали обсуждать похороны Кристины: где ее похоронят – здесь, на кладбище Пайн-Нолл, тогда они смогут участвовать в похоронах, или в Бруклине – в таком случае у них не будет возможности сделать это, потому что будут экзамены. Джим вдруг заявил, что он найдет время поехать на похороны Кристины даже в Бруклин, чем остальные двое были удивлены: Джим способен пропустить занятия в колледже?

Никто из них, кажется, больше не вспоминал о решении пожертвовать девять миллионов долларов, которые только что упали им в руки.

С невероятной легкостью, можно сказать играючи, Альберт, Конни и Джим отбросили в сторону то, что Спенсер полагал главным мотивом преступления. Они не вспоминали об этих девяти миллионах, как будто их не существовало вовсе.

Правда, в их разговоре была одна странность: вопроса о том, как, собственно, погибла Кристина, они совершенно не касались, эта безделица вроде бы их абсолютно не интересовала.

Спенсер вдруг вспомнил, как они пили горячий шоколад в ВКА на прошлой неделе… Ведь это было совсем недавно. Какое впечатление произвела на него тогда Кристина? Не как девушка, а с точки зрения своего материального положения.

Было совершенно ясно, что она на мели. Кристина ездила на старом «мустанге», покупала подержанные учебники, потому что не могла себе позволить новые. У нее в бумажнике оказалось только три бумажки по одному доллару. Сказала ли она хоть единой душе, что станет обладательницей девяти миллионов долларов? А если нет, то почему? Вот если бы Спенсеру подвалило девять миллионов долларов… Черт возьми, да если бы ему подвалило девятьсот долларов, он бы рассказал об этом всем. А уж Уилли – определенно. Но Кристина не сказала об этом трем своим самым близким друзьям. Почему?

Он повернулся и вышел из комнаты. У двери стоял Уилл.

– Она чего-то боится, Спенс? – спросил Уилл.

На мгновение Спенсеру показалось, что Уилл прочитал его мысли и говорит о Кристине. Затем он сообразил, что тот имел в виду Конни.

– Я что разговаривал сам с собой? – спросил Спенсер.

– Нет, ты просто думал вслух, – сказал Уилл, подходя ближе к Спенсеру. – Все это время я стоял за твоей спиной. – Уилл положил Спенсеру на плечо руку. – Ты принимаешь все это слишком близко к сердцу, О'Мэлли. Что это на тебя нашло?

Спенсер прошелся ладонью по своим коротким волосам и успокоил:

– Ничего, дружище.

– Расслабься. Мы расколем их. Ты расколешь их всех. Я знаю. Докопаешься.

– Докопаюсь?

Уилл кивнул:

– Здесь есть что-то еще. Что-то еще, помимо денег.

– Согласен.

– Такое ненормальное напряжение между этими ребятами, которые вроде бы близкие друзья.

– Да.

– Я думаю, насчет денег они действительно ничего не знали. Ты видел их лица? Я следил за ними. Альберт чуть не упал со стула. Конни вела себя так, как будто ее кто-то сильно ударил. Джим закрыл глаза: он тотчас же понял – наверное, единственный из них, – что это для него значит. Я скажу тебе, Спенс: тут не деньги.

– Не знаю, Уилл. Может быть, когда денег так много, то они уже перестают быть деньгами?

– Может быть, О'Мэлли. Смотри сам: Альберт заходит в комнату Кристины. Возможно, она была уже голая – это вполне вероятно, – возможно, он завязывает ей шнурки на ботинках. Конни обнаруживает, что Альберта нет в его комнате, и начинает сходить с ума от ревности. Поэтому неудивительно, что она в час ночи с одержимостью ненормальной пускается на его поиски по всему общежитию. – Уилл говорил тихо, но теперь понизил голос еще на порядок. – И почему Конни все время так взволнована? Она не перестает щипать брови, наверное, скоро все выщиплет.

– Да, я это вижу. Но, Уилл, где в это время находится Джим?

– Спит.

– Отлично. Если Джим спит, где находится Альберт?

– А разве ты не говорил, что с Альбертом вроде бы все ясно?

– Нет, – сказал Спенсер. – Я этого не говорил. Ничего тут пока не ясно. Просто меня больше интересовала Конни.

Уилл решил направить разговор в другое русло и заявил:

– Трейси, до сих пор мы были так сильно озабочены поисками мотивов, что забыли главное – надо искать убийцу. Что, если это был какой-нибудь сумасшедший маньяк? А что, если кто-то еще с ненормальной психикой – а разве таких мало? – знал, что она имеет обыкновение в пургу ходить голая по перилам моста, и поджидал ее, а потом затащил в кусты, изнасиловал и вынужден был убить, потому что она жутко вопила?

Спенсер сокрушенно покачал головой, с ходу отвергая эту версию:

– Уилл, я понимаю, к чему ты клонишь. Но она не тронута. Понимаешь? Это было видно даже без экспертизы. И она бы никогда не пошла в лес с психом. Туда, где мы ее нашли, от моста надо было идти довольно далеко. Как он, по-твоему, добрался туда с ней? Нежно нес ее на руках? А кроме того, каким это надо быть действительно сбрендившим, чтобы насиловать женщину на снегу? Он что, подстелил скатерть для пикников? Ему ведь тоже надо было в некотором роде прилечь на снег. А было холодно. Его инструмент мог не выдержать.

Некоторое время они смотрели друг на друга и молчали. Тишину нарушил Спенсер, воскликнув:

– Послушай, а ведь это не такая уж плохая идея, что тот, кого мы ищем, сумасшедший или маньяк. Это даст нам некоторый запас времени и поможет слегка расслабить этих ребят.

Уилл кивнул и поддержал:

– Идея неплохая. Хотя… Я думаю…

– Ш-ш-ш, – сказал Спенсер. – Пошли.

– Не нравятся мне эти ребятки, – сказал Уилл, открывая дверь. – В них есть что-то странное и непонятное.

– Да, но нам предстоит познакомиться с ее мужем, – сказал Спенсер, входя в комнату. – Этот может оказаться еще более непонятным.

Говард Ким оказался аккуратным, хорошо одетым и печально-серьезным. Внешность у него была китайско-японская.

Спенсера это не удивило. Он и ожидал, что Говард окажется именно с такой внешностью.

Они обменялись рукопожатиями.

– Значит, она умерла. Боже мой, какое горе! Какое горе! Как она умерла?

– Ее нашли замерзшей в снегу.

Говард посмотрел на пол. Они стояли рядом с входом в приемный покой больницы.

– Господи, как это ужасно.

– Да, – эхом отозвался Спенсер. – Это ужасно.

– Вы хотите, чтобы я ее опознал?

– Спасибо, но ее уже опознали. Нам нужно ваше разрешение на вскрытие.

– И это все?

– Нет. – Спенсер посмотрел на Уилла: – Потом, может быть, вы побеседуете немного с моим напарником, Уиллом Бейкером.

– Это будет формальная беседа?

– Формальная?

– Я имею в виду, это будет допрос?

Спенсер бросил на Говарда косой взгляд и жестко переспросил:

– Допрос? – С лица Спенсера мигом исчезло выражение любезности. Его взгляд стал холодным. – Не знаю, мистер Ким. А разве существует что-то, о чем вас следовало бы допрашивать?

– Я юрист, детектив О'Мэлли, и знаю, как в таких случаях все получается. Погибла молодая женщина. Каждый, кто был с ней близок, попадает в список подозреваемых.

– Да. А вы, кроме всего прочего, были ее мужем.

Говард отмахнулся и с горьким вздохом сказал:

– Это верно, но только условно.

Говард все же попросил показать Кристину, хотя бы на минуту. Они сели в лифт и спустились в цокольный этаж.

С остановившимся взглядом остолбеневший Говард коснулся тела Кристины, теперь уже оттаявшего.

– Как это случилось? – прошептал он. – Как?

Спенсер грустно покачал головой, пытаясь не смотреть на тело Кристины.

– Что я могу вам сказать? Вы дадите разрешение на вскрытие, и, возможно, тогда мы будем иметь больше информации.

Говард кивнул в знак согласия и, не удержавшись, заплакал. Спенсер стоял рядом, стараясь сохранить спокойствие, что было чрезвычайно трудно.

– Я не хочу оставлять ее здесь, – произнес, наконец, Говард, отворачиваясь от Спенсера, Уилла и от Кристины. – Ни минуты. Она не должна оставаться здесь. Я… хочу похоронить ее. Ее тело нуждается в покое, и тогда успокоится ее светлая душа. Прошу вас, – добавил он, – пожалуйста, разрешите мне забрать ее отсюда.

Спенсеру хотелось положить руку на плечо Говарда, но он сдержался и только пообещал:

– После вскрытия. Похоронное бюро Хановера перевезет ее туда, куда вы укажете. Будьте любезны, подождите вон там, а я переговорю с доктором Иннисом.

Говард повернулся, чтобы уходить, но вдруг остановился, снял с шеи черный шарф и, всхлипнув, прикрыл им тело Кристины. Спенсер убрал шарф и протянул Говарду.

– Не надо, – мягко сказал он. – Идите и подождите меня в холле.

Доктор Иннис был в прозекторской. Три металлических стола стояли пустые. Доктор надевал резиновые перчатки.

– Можем начинать?

– Сколько времени это займет? – спросил О'Мэлли.

Доктор Иннис протянул Спенсеру белый халат.

– Примерно шесть часов. Три для вскрытия и еще три для составления отчета коронера. Это ведь не первое ваше вскрытие, детектив?

В последние два дня жизнь Спенсера делилась на интервалы по три часа. Сейчас десять вечера. Следующие три часа обещают быть не из приятных. Но ведь он на работе.

– Нет, это не первое мое вскрытие, – отозвался он. – Конечно, не первое. – Однако белый халат в его руках дрожал, а голова дергалась.

Доктор Иннис обеспокоенно посмотрел на Спенсера и спросил:

– Детектив, что это с вами?

– Да-да, – поспешно проговорил Спенсер, влезая в белый халат. – Со мной все в порядке.

– Хорошо. Можем начинать? Я скажу Ральфу, чтобы завозили тело.

Спенсер оперся спиной на стену, потому что ноги его не держали. Внезапно к горлу подступила тошнота. Это, наверное, от слова «тело». Через пять минут в холодную комнату было доставлено тело Кристины.

– Детектив О'Мэлли, – сказал доктор Иннис, глянув на него, – у меня нет желания возиться здесь всю ночь. Вы готовы?

– Я… я… – Спенсер заикался. Спиной он все еще прислонялся к стене. – Я извиняюсь, доктор… Я прошу меня извинить, мне нужно выйти, на минутку. – Спенсер повернулся и вышел из комнаты.

Он прошел по коридору в холл, где стояли Уилл и Говард.

– Уилл, можно тебя на секунду? – произнес он. Они зашли в маленькую комнату рядом, и Спенсер закрыл дверь. А затем протянул Уиллу белый халат…

– Что это?

– Уилл, – сказал Спенсер, – тебе придется провести здесь три часа.

– Нет, – быстро ответил Уилл.

– Надо. Ты же знаешь, что один, из нас обязательно должен присутствовать там.

– Но присутствовать должен старший, вот почему меня радует, что я просто детектив, а ты детектив-сержант.

– Так вот, как детектив-сержант, я приказываю тебе идти туда.

– Нет, спасибо. Иди ты. В этом ведь и заключается вся твоя жизнь. В этой чертовой работе.

– Ты, наверное, перепутал меня с Реем Феллом.

– Да, конечно. Господи, где же это он? Вот бы его сюда. Подумать только, никогда нет на месте этого разгильдяя, когда он нужен, – проговорил Уилл, качая головой. – О'Мэлли, хватит шутить, уже десять часов вечера.

– Расскажи мне что-нибудь другое, чего я не знаю.

Они посмотрели друг на друга.

– Уилл, это очень важно, – сказал Спенсер. – Для меня лично. Понимаешь?

– Да, да, да, – вздохнул Уилл. – Ладно. Дай только позвоню жене. Скажу ей, что вернусь нескоро.

Уже несколько лет, как Спенсер работал в паре с Уиллом. Он так привык к нему, что даже скучал, когда наступали выходные.

Он крепко пожал руку Уиллу и, извиняясь, сказал:

– Уилл, ты знаешь, я всегда это делал без звука. Но вот сейчас не могу. Понимаешь? Хотел бы, но не могу. Сегодняшний случай – исключение.

Уилл мягко погладил его плечо и пробурчал:

– Трейси, я тебя иногда совсем не могу понять. Но, ради Бога, не надо ничего объяснять.

Спенсер облегченно улыбнулся.

– Мне ждать протокола вскрытия, если ты не вернешься? – спросил Уилл.

– Я приду, не беспокойся. – Увидев на лице Уилла легкое разочарование, Спенсер добавил: – Мы дождемся его вместе, хорошо? – Он понимал, что Уиллу тоже не терпится увидеть этот протокол. Не каждый день случалось такое, чтобы они с таким нетерпением ждали протокола вскрытия. Еще реже бывало, когда они не знали, что окажется в этом протоколе.

Спенсер вышел в холл, направился к Говарду и обратился к нему:

– Как вы смотрите на то, чтобы мы сейчас вместе направились в отель? Вы поселитесь там, а потом мы сможем поговорить. Прямо там.

Говард посмотрел на него своими покрасневшими карими глазами, спрятанными за стеклами очков в металлической оправе, и, устало кивнув, сказал:

– Обычно я останавливаюсь в «Хановер инн».

– Это прекрасно, – сказал Спенсер, подумав. – Что же означает это «обычно»?

Уже в вестибюле «Хановер инн» Говард сказал Спенсеру:

– Ваш напарник мне кажется хорошим полицейским. Хотелось бы, чтобы у нас в Нью-Йорке было побольше таких, как он.

Спенсер мог бы ответить: «У вас был когда-то еще один вроде него полицейский. Это был я. Но потом моя жена погибла. И я не смог находиться в этом огромном городе, мне стало там душно, и я поехал искать и нашел вот это местечко среди гор с десятью тысячами жителей».

Спенсер предложил Говарду помочь поднести его чемоданы, но у Говарда их не было.

– Пришлось собираться в спешке. Поэтому я не стал ничего брать с собой, – сказал Говард, вроде извиняясь, как если бы Спенсеру было неприятно, что он не смог услужить и поднести ему вещи.

– Это не имеет значения. Хотите чашечку кофе?

– Да. А что, если мы поужинаем? Вы сами ужинали?

– Нет, но я не хочу. Пойдемте, вы поужинаете, а я за компанию с вами выпью кофе.

Они прошли в гриль-бар отеля. Говард заказал коктейль из креветок и бифштекс. Спенсер заказал виски и кофе и пил их по очереди: один глоток виски, один глоток кофе.

Говард внимательно посмотрел на него.

– Знаете, что-то по ночам не спится, – сказал Спенсер, таким вот образом нелогично давая объяснения. Объяснения чего?

– Не нужно ничего объяснять, – холодно произнес Говард.

«Или он все же ждал каких-то объяснений?» – подумал Спенсер.

– Итак, Говард, скажите, как это случилось, что шестнадцатилетняя девушка вышла замуж за адвоката из…

– Гонконга.

– …Гонконга, который на добрых десять лет ее старше?

– Мы любили друг друга. Нам очень хотелось быть вместе. – Говард произнес эти две фразы в такой интонации, как будто это были не утверждения, а вопросы.

Спенсер поднял бокал:

– Примите мои соболезнования, скорбящий бывший муж.

Ответом было молчание.

– При нашем знакомстве вы заметили, что были ей мужем только номинально.

Говард потянулся за вилкой, но неловко, и она упала на пол. К своему креветочному коктейлю он интереса почти не проявлял. Время близилось к закрытию, и гриль-бар был почти пуст.

– Кристина была очень хорошая девочка, – сказал Говард, пытаясь оставаться спокойным. – Я старался помочь ей, как только мог.

– Я в этом не сомневаюсь. Когда вы видели ее в последний раз?

– В воскресенье, после полудня.

Спенсер мгновенно понял, что он имеет в виду именно то воскресенье, и его переполняло сейчас что-то вроде нездоровой надежды: может быть, все, что случилось, на самом деле ему таким только кажется. Ей просто следовало на праздники Благодарения поехать домой, и она осталась бы жить, она бы поела дома индейки, провела время с близкими… И прожила бы еще какое-то время. Возможно, что очень долго.

– В воскресенье перед Благодарением, – добавил Говард.

Спенсер откинулся на спинку стула.

– Она передавала мне документы о разводе.

Спенсер не знал, что еще спросить. Он пытался сосредоточиться на том, чтобы сделать глоток… Не глоток даже, а что-то гораздо большее…

– Значит, когда, вы говорите, видели ее в последний раз?

– Как я уже сказал, в воскресенье перед Благодарением.

– Да-да, конечно. Я хотел бы знать, где вы были во вторник вечером. Двадцать третьего ноября?

– Я в списке подозреваемых, детектив О'Мэлли?

– Как и все остальные. Мы задаем подобные вопросы буквально всем, кто имел к ней хоть какое-то отношение. Это наша работа. Вы же сами понимаете, о чем я говорю.

– Вы меня вызвали сюда из-за этого? Чтобы допросить?

– Да, – ответил Спенсер. – Всего неделю назад вы были ее мужем. В какой сфере юриспруденции вы практикуете, мистер Ким?

– Я адвокат по делам бизнеса в Китайском квартале, детектив. Для вашего сведения, в указанное время я находился в суде до девяти часов вечера, а затем дома.

– Один?

– Нет. Подождите, в прошлый вторник? Я ужинал в компании с моим клиентом.

Спенсер записал что-то в блокнот и спросил:

– Его имя?

– Ее имя, – поправил Говард, – Анна Чанг.

Спенсер оторвался от блокнота. Говард спокойно смотрел на него:

– Да, детектив О'Мэлли. Представьте себе, у меня есть личная жизнь.

– Еще чернила не успели до конца высохнуть на документах…

– Я же вам сказал: мы не были женаты в буквальном смысле этого слова.

– А как же вы в таком случае были женаты?

Говард ненадолго задумался и, наконец, произнес:

– Не так, не по-настоящему.

Официант убрал нетронутый креветочный коктейль Говарда и принес средне прожаренный бифштекс из вырезки, с жареной картошкой и овощами.

– Ешьте, Говард, – сказал Спенсер. – Я буду краток. Понимаете, это ведь очень трудно – вытягивать информацию из людей, которые вроде как являлись ее друзьями или бывшими мужьями. Каждый ведет себя скрытно, крайне необщительно, а порой и просто враждебно, как если бы я лез не в свое дело. Как если бы это не моя забота, что девушку нашли мертвой, а ей всего-то был двадцать один год, нашли мертвую под снегом через девять дней, а друзья ее в это время весело отмечали праздники, потом приехали и занимались своими делами, ни разу даже не обеспокоясь, не попытавшись проверить, где она, и сообщить о том, что исчезла их подруга. Так вот, я вам скажу: это мое дело. Я не хочу вас ни о чем предупреждать, мистер Ким, но я уже сыт всем этим по горло. Я почти не спал двое суток, чертовски устал, а девушка лежит мертвая, мистер Ким. Понимаете? Мертвая! И я готов поставить на кон дом моей матери, что погибла она не случайно, не в результате несчастного случая, независимо от того, что вы или ее друзья хотели бы мне внушить.

– Я совершенно ничего не хочу вам внушить, детектив О'Мэлли, – холодно произнес Говард.

– Подождите. – Спенсер глотнул кофе. – Значит, я должен препроводить вас в полицейское управление и продержать там, пока вы не ответите на каждый мой вопрос, и так, чтобы это меня удовлетворило? И клянусь вам, я это сделаю и буду счастлив, что, в конце концов, выпотрошил вас тоже. Вы меня поняли? Или предпочитаете связаться со своим адвокатом? – закончил Спенсер.

Говард Ким медленно отправил в рот кусок бифштекса, прожевал его, проглотил, вытер рот салфеткой и только после этого произнес:

– Я понял.

– Хорошо.

– Вы думаете, ее смерть была не случайной?

– Да, черт возьми, я так думаю. Называйте это моей интуицией. Никаких причин умирать у нее не было. Кроме, пожалуй, того, что она была совершенно голая во время сильной метели. Но, кажется, к этому она была привычная. Вы увидите – и протокол вскрытия это подтвердит, – она была убита.

– Были на ней какие-то следы насилия?

– Насколько я мог заметить, нет. Но подробную картину даст только протокол вскрытия. Возможно, она была пьяна.

– Да.

Прежде чем задать следующий вопрос, Спенсер некоторое время изучал Говарда и, наконец, задал его:

– Она любила выпить?

Говард утвердительно кивнул, ответив:

– Она была студенткой колледжа.

– Была, ну и что из этого? Я тоже люблю выпить, – сказал Спенсер. – Но вы же не нашли меня мертвым и голого.

– Вам повезло.

– По-видимому. – Спенсер быстро глотнул виски.

– Детектив, – тихо сказал Говард, – у меня есть алиби.

– Анна Чанг подтвердит его?

– Да, – сказал Говард еще тише.

– Отлично, – сказал Спенсер. Он ему верил. – Но все же вы не объяснили.

– Что?

– Почему она вышла за вас.