Текст книги "Красные листья"
Автор книги: Паулина Симонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)
Ты такой симпатичный, может быть, мы с тобой как-нибудь… У тебя такие голубые глаза… Может быть…»
– Мисс Тобиас, об этом знают все ваши друзья, и не только они, но и их близкие и дальние родственники. Кроме того, вы, наверное, не предполагаете, что я могу скрыть от окружного прокурора важнейшие свидетельства мотивов преступления?
– Нет, конечно, нет, – подавленно проговорила она. – Послушайте, это действительно было. Я имею в виду, что я… Я была вне себя от злости, я… вроде как… понимаете, толкнула ее… Я столкнула ее…
– Так же, как совсем недавно столкнули ее в снег?
– В снег? О чем вы говорите? Пожалуйста! Нет! В тот раз я дернула ее за ноги…
– Зачем вы это сделали? – прервал ее Спенсер.
– Зачем? Я же сказала вам: она выводила меня из себя. Я любила ее и ненавидела. Я понимала, почему Альберт влюблен в нее, и ненавидела ее за это, я просто хотела, чтобы она убралась куда-нибудь…
– Навсегда.
– Просто убралась! – крикнула Конни. – Я признаю, что это по-идиотски, я не знаю, что тогда на меня нашло, но это правда – я толкнула ее с моста и она упала. Она была пьяна… Это выглядело как будто она сама поскользнулась и упала.
– Ну, а что было потом? – тихо спросил Спенсер.
– Что потом? А что, Френки эту часть вам не рассказал?
– Очевидно, Кристина выжила?
– Да, она выжила, – произнесла Конни напряженным голосом. – Я столкнула ее прямо рядом с основанием моста. Я не знала, что в этом месте такой откос и он помешает ее падению. Она довольно сильно ударилась и все такое, она выглядела как… как…
– Короче, все могло кончиться гораздо хуже, – закончил Спенсер.
– Что-то в этом роде. Но с ней тогда все было в порядке.
Спенсер кивнул:
– Конни, я все-таки кое-чего не понимаю. Вы толкнули ее, вы пытались ее убить. Почему же Кристина завещала вам такие деньги?
– Но мы помирились. Я извинилась.
– Как вы могли помириться после такого? Как это могло случиться?
– Я сказала, что это получилось случайно, а Кристина мне поверила. Я думаю, она тогда была слишком пьяна и мало что помнила. Мы продолжали дружить, делая вид, что все в порядке, делая вид, что ничего не было…
– Разве такое возможно?
– У нас возможно.
– Но не очень-то удается, как я вижу, – сказал Спенсер.
Конни замолкла. Спенсер наблюдал за ней:
– Если вы ее не убивали, то кто это сделал?
– Откуда мне знать? Какой-то сумасшедший. Не знаю. Меня там не было.
– Но эта ситуация с ней и Альбертом, – настаивал Спенсер, – наверное, для вас была невероятно трудной. Возможно, всему виной ложь. Вас заставила это сделать ложь. Возможно, это потому, что вы перестали понимать, где ложь, а где правда…
– Нет, – прервала его Конни, – вы и понятия не имеете, что у нас здесь за жизнь. Это общежитие такое маленькое, мы всегда были вместе, мы были такими хорошими друзьями. Я им так всем доверяла, Кристина была чудесная. Поверьте. Я до сих пор не понимаю, как она могла так поступать со мной. – Конни понизила голос: – Прошло довольно много времени, прежде чем я начала что-то подозревать.
Спенсер подался ближе к Конни и доверительно спросил:
– Конни, а что такое Альберт? Что вы о нем знаете? Я пытался вчера проверить его подноготную, но почти безуспешно. Вам известно, что на его медицинской страховке нет никаких данных? Только название небольшой адвокатской фирмы здесь в городе. – Спенсер откинулся назад: – И когда я позвонил в Клертон, в Пенсильванию, чтобы найти кого-нибудь из Мейплтопов, мне ответили, что никаких Мейплтопов там не было и нет.
– Клертон, Пенсильвания? – удивленно проговорила Конни.
Спенсер кивнул, постукивая по столу кофейной ложечкой:
– Да. Альберт мне сказал, что он именно оттуда родом.
Конни засмеялась:
– Он не из Клертона, Пенсильвания, он из Форт-Ворта, Техас. И у него вообще нет родителей. Ни отца, ни матери, вообще никого. Он сирота…
Спенсер вскочил, опрокинув стул и уронив ложечку.
– О Боже, – пробормотал он. – О Боже.
Конни тоже встала.
– Что случилось?
– Ничего. Мне нужно идти… – Он выбежал из двери и сел в машину.
Спенсер поехал по шоссе номер 89, включив свою полицейскую сирену и примчался в окружное управление полиции в Конкорде, где работал Эд Ландерс. Он попросил Ландерса показать ему отпечатки пальцев из комнаты Кристины и проследовал за ним в подвал, где находился терминал с данными ФБР.
– Мне еще ни разу не приходилось заниматься идентификацией отпечатков, – произнес Спенсер, тяжело дыша, как будто ему пришлось не ехать до Конкорда, а бежать. – Вы мне поможете?
– Конечно, – сказал Ландерс. – Я здесь для того, чтобы вам помочь. Вы интересуетесь отпечатками девушки? Я слышал, ее собираются арестовать.
– Нет, отпечатками студентов, Альберта Мейплтопа и Джима Шоу.
– Хорошо.
– Да-да, их, – сказал Спенсер, положив руку на спину Эда, как бы пытаясь его подогнать, чтобы он быстрее спускался по лестнице.
– Смотрите, это не так уж трудно, – начал Ландерс, а Спенсеру не хотелось ничего слушать, ему хотелось, чтобы все уже было сделано. – Вы кладете фотографию с отпечатком лицом вниз на этот сканер, ближе к крышке, нажимаете на зеленую кнопку…
– На эту?
– Да, правильно. – Ландерс улыбнулся. – Вы запросто набьете себе руку.
«Ну давай же, давай же, не тяни душу», – думал Спенсер, вежливо улыбаясь, а кровь отхлынула от его напряженных пальцев.
– Мы открываем программу сканирования, устанавливаем размеры фотографии отпечатка. Так для вас достаточно? Или хотите, чтобы было крупнее?
Спенсер кивал на любое предложение Ландерса.
– Теперь выбираем параметры отпечатка, вот так.:. И все пошло.
Спенсер перестал слушать и закрыл глаза.
– Теперь нам придется подождать несколько минут. Давайте присядем. – Эд сел перед монитором. Спенсер сел рядом и подумал, что его тянет немедленно возвратиться обратно в Хановер. Он силой заставил себя успокоиться. – Это заработает через минуту, – сказал Эд.
Это была самая длинная минута в жизни Спенсера.
– Отлично, посмотрите сюда. Теперь отпечатки записаны в память машины. Сейчас компьютер хочет знать, желаете ли вы, чтобы были отысканы все возможные отпечатки.
– Конечно, да.
– Конечно. Тогда нажимаем клавишу Р5 и ждем. «Мы уже черт знает сколько ждем», – подумал Спенсер.
На мониторе появилась надпись: «Не можете ли вы сузить критерии?»
– Что это означает? – спросил Спенсер.
– Это означает, что он хочет иметь задачу более специфическую. Может быть, имеется другой отпечаток, похожий на этот, но нет уверенности. Скажем, может быть, следует ограничиться отпечатками только мужчин?
– Обязательно.
Ландерс напечатал команду и стал ждать. Через мгновение появилось то же самое сообщение о желательности сузить критерии.
– О, – сказал Спенсер, – как часто такое случается?
– Хм, отпечатки пальцев снимают для разных целей. Например, при выдаче вида на жительство, или когда человек часто путешествует, или когда он находится на дипломатической службе, при инвестировании через банк и, конечно, если когда-либо федеральными властями человеку было предъявлено обвинение. Последняя группа обычно идет в классификации первой.
– А все категории попробовать нельзя?
– Конечно, можно. Давайте начнем с мужчин-путешественников.
Они подождали. Подвал напоминал Спенсеру морг в больнице Дартмут-Хичкок. Но здесь было не так безупречно чисто.
Теперь они получили кое-что. Компьютер пикнул, а потом издал еще какие-то звуки, затем появилось фото Джима Шоу рядом с его отпечатками пальцев и краткой биографией.
– Ну как? – спросил Ландерс.
– Все в порядке, Эд. Можем пройтись по остальным категориям отпечатков?
– Конечно, только потерпите немного.
И Спенсер терпел, до боли сжав ладони. Эд сканировал отпечатки.
– Что точно мы ищем?
– Фамилию, – ответил Спенсер. – Только фамилию.
– А это очень важно – найти фамилию?
– Не знаю, – сказал Спенсер, теряя терпение. – Зависит от того, что это будет за фамилия.
На этот раз долго ждать не пришлось. Компьютер немедленно крякнул, и на экране появилось лицо Альберта Мейплтона. Спенсер посмотрел на фамилию под фотографией и затаил дыхание.
Там значилось: « Натан Синклер».
Спенсер оцепенело стоял рядом с Ландерсом. Он слышал, как гудит компьютер и как работает принтер в соседней комнате. Он слышал, как переговариваются служащие, и наконец он поднял глаза и встретился с пристальным взглядом Ландерса, который озабоченно спросил:
– С вами все в порядке, Спенс?
Спенсер очнулся.
– Да-да, конечно. Все прекрасно. Дайте мне взглянуть на это еще раз. – И он наклонился к экрану, пытаясь сфокусировать взгляд. Текст плыл у него перед глазами.
Натан Синклер был арестован в возрасте семнадцати лет в Бруклин-Хайтсе, Нью-Йорк. Он с друзьями пытался ограбить магазин. Из двух лет, положенных по приговору, он отсидел три месяца и был выпущен условно на поруки как несовершеннолетний. В соответствии с данными полиции он ни разу не вступал в контакт со своим куратором, осуществляющим наблюдение, и больше о нем ничего известно не было.
– Боже мой, что делал этот тип в комнате Кристины?! – воскликнул Эд.
Спенсер отпрянул от экрана. У него внутри все пронзительно кричало и почему-то по тембру напоминало голос Конни.
– Не знаю, Эд. Но это все, что мне было нужно. Сделайте, пожалуйста, копию на принтере.
Получив копию сведений о Натане Синклере, Спенсер стиснул в руках конверт из манильскои бумаги и пошел на выход.
Он спешил добраться до дома. Подумать только, всего четыре дня назад он сидел за своим столом на работе, скучал, беспокоился и расстраивался из-за того, что не звонит эта девушка из колледжа.
Всего четыре дня!
Иногда он по четыре дня не выходил из своей квартиры, ничего не делая, ничего не чувствуя. Он ел – еда теперь редко доставляла ему наслаждение, – пил, спал, смотрел спортивные программы по ТВ… Пролетали четыре дня, и абсолютно ничего не происходило.
Спенсер медленно двигался к Хановеру. Снова начало смеркаться. Прошел еще один день без пищи. Он заставил себя остановиться и зайти в «Таверну Мерфи», чтобы заказать пиво и гамбургер. Вообще-то он гамбургеры не любил, но этот был вкусный. Он заказал еще. Было рано, кафе казалось почти пустым.
– Похоже, у тебя какие-то неприятности, дружище, – сказал бармен Марти, его старый приятель.
– Да, можно сказать и так, – слабо улыбнулся Спенсер. «Натан Синклер, Натан Синклер», – стучало у него в ушах.
– Это имеет какое-то отношение к убитой девушке?
– Да. К ней и вообще ко всему.
– Хм, ты знаешь, а я сам догадался об этом. Тут арестовали одну после обеда. Невероятно! Арестовали какую-то девушку. Никто не может ничего понять. Я думал, что ищут насильника, маньяка. А тут девушка. Ты можешь в это поверить?
– Почти нет, – ответил Спенсер.
– Но она виновата, наверное.
– Да, но мы этого не знаем. Не надо пока делать никаких заключений.
– Что ты имеешь в виду? Ее бы не арестовали, если бы не было достаточных доказательств. Им ведь придется иметь дело с большим жюри, особенно если это убийство. Я не могу в это поверить.
– Я сам почти не могу в это поверить. – Этот бармен Марти Спенсеру нравился, но сегодня вечером ему хотелось, чтобы тот отвязался. – Марти, откуда ты знаешь всю эту чушь насчет большого жюри? Ты что, адвокат, учился в юридическом колледже?
Марти махнул рукой:
– Нет. То, что вижу, то и имею, детектив-сержант Трейси.
Спенсер потягивал пиво.
– Я слышал, она даже ничего не отрицает. Просто молчит, – сказал Марти, как если бы это решало для него вопрос, виновна она или не виновна.
– Она ведь имеет право молчать. Разве ты этого не знаешь? – спросил Спенсер.
– Да, но я думаю, она не открывает рот, потому что виновата. Они все равно вытянут из нее признание.
Спенсер знал, что должен ехать в управление, но ему хотелось еще немного выпить. Ему хотелось сесть на свое обычное место в баре, и чтобы приглушили свет, и так тихонько заснуть.
Одна оставалась надежда – что все скоро кончится.
– У тебя действительно неважный вид, приятель. Даже при таком свете.
– Спасибо. Ты очень добр, – улыбнулся Спенсер.
– Трейси, ты знаешь, я всегда счастлив видеть тебя в нашем баре. Жаль, что ты уходишь. Ну что ж, иди борись с преступниками.
Спенсер направился к выходу, но, не доходя до дверей, обернулся:
– Знаешь что, Марти, когда-нибудь я по-настоящему разозлюсь, если ты будешь продолжать называть меня Трейси.
– Но Трейси…
– Я действительно не шучу, Марти. Это меня страшно злит.
Марти выглядел почти оскорбленным.
– Спенсер, я зову тебя Трейси уже пять лет.
– И все пять лет, Марти, это меня раздражало до невозможности, – устало проговорил Спенсер без улыбки. – Ты все же подумай над тем, что я тебе сказал. Спокойной ночи.
Марти пробормотал что-то вдогонку, но Спенсер не слышал.
Он медленно двинулся домой, чтобы хоть немного проветриться и сменить одежду, прежде чем направиться в управление.
Спенсер знал, что получит от шефа нагоняй. Он крепко сжал в руке конверт из манильскои бумаги и повернул за угол, на Аллен-стрит.
Это было очень трудно, почти невозможно – оставаться один на один с тем, что он узнал о Натане Синклере.
О, если бы только Конни знала! Если бы она знала! Она бежала бы от Альберта и Кристины прочь вопя и рассказала бы все Джиму Шоу, и тот завопил бы тоже. Некоторым образом получилось так, что Конни вынуждена была подавить в себе все самое лучшее. И ради чего? Для кого? Теперь Спенсер был уверен, что Констанция Тобиас избавилась не от того, от кого следовало. Как и Рут Эллис, последняя женщина в Англии, которую казнили через повешение, Конни имела дело не с симптомом, а с болезнью.
Поднимаясь по лестнице и поворачивая ключ в замке своей квартиры, Спенсер желал, чтобы сейчас к нему кто-нибудь пришел. Чтобы его хоть кто-нибудь выслушал и потом сказал: вот здесь ты сделал неправильный вывод, а вот здесь ошибся.
Втайне от себя Спенсер завидовал Уиллу Бейкеру, потому что у того была жена. Он всегда мог после работы поделиться с Джинни тем, что накопилось за день. Он был не один.
А вот Спенсер после работы всегда оставался наедине с самим собой. Обычно ему удавалось это как-то переносить, но бывали времена, когда он смотрел, уставившись в темноту своей пустой квартиры, и одиночество гнуло его к земле. Как же ему хотелось в такие минуты, чтобы кто-то был рядом!
Пусть даже этот кто-то сердился бы на него, но лишь бы был рядом!
Ему нужно было, чтобы именно рядом существовал человек, который доводился бы ему хоть кем-то.
Спенсер уронил ключи на маленький столик и по привычке заглянул в холодильник. Ничего. Было шесть часов вечера, понедельник, и никто не придет сюда ни позже, ни ночью, ни завтра утром. Никто, кроме него самого, и сегодня вечером перенести одиночество будет всего труднее. Ему было противно даже смотреть на себя.
Он принял душ и сменил одежду, а затем поехал назад в управление. Конверт из манильской бумаги с распечаткой сведений о Натане Синклере он оставил на столе в кухне.
Спенсер ожидал, что может возникнуть кое-какая суматоха, но к тому столпотворению, которое он увидел в управлении, подготовлен не был.
Повсюду сновали журналисты с камерами и юпитерами, микрофонами. Все эти вещи жили своей собственной жизнью. Он заметил (вернее, его заметили) телевизионщики из ТВ-центра в Оклахоме и двух журналистов из «Лос-Анджелес тайме», которые тут же подбежали и начали совать ему под нос свои микрофончики. Он прошагал мимо них, бормоча: «Без комментариев, без комментариев». Он даже не слышал вопросов, которые ему задавали, потому что в голове, заглушая все, вопили его собственные вопросы.
У входа все было иллюминировано мерцанием голубых и красных огней полицейских проблесковых маячков. А на земле все еще лежал снег, и было очень холодно.
Спенсер прошел прямо в кабинет шефа.
– Где, черт возьми, ты был? – свирепо рявкнул Галлахер. – Мы арестовали Конни Тобиас.
– Да, я уже слышал.
– Черт побери! Где ты шатался? Сайлас и Артел хотели, чтобы ты пошел с ними и Реем.
– Зачем? Они вполне могли справиться и сами.
– О'Мэлли, не будь таким хитрожопым. Это расследование ведешь ты. Им нужна твоя помощь.
– Хорошо-хорошо, – ответил Спенсер. Уголки его рта дрожали. – Зачем мне это говорить? Я ведь здесь именно для этого. Чтобы помогать им.
– Значит, ты здесь для этого? – бросил Галлахер. – Чтобы помогать им. Мы все работаем вместе, Трейси. Что влезло сейчас в твою больную голову? Вспомни: это твоя задача – отыскать убийцу, а они должны выступать в качестве обвинителей на процессе.
– Мне это прекрасно известно, но я не знал, что обвинители производят и аресты. Я думал, что это моя работа.
– Но тебя здесь не было! – прогремел Галлахер. Уилл стоял тут же и смотрел на ковер. – Может быть, если бы ты был здесь, то сам бы и произвел арест.
– Если бы я был здесь, я бы посоветовал вам подождать с арестом…
– Чего ждать, О'Мэлли? – оборвал его Галлахер. – Рождества? Я устал от твоего дерьма, которым полны мои уши. Кончай заливать! Хочешь, чтобы тебя сменил Бейкер?
Спенсер бросил взгляд на Уилла, который стоял не поднимая головы.
– Это что, очередная угроза, шеф?
– Заткнись, О'Мэлли! Ты нужен помощникам окружного прокурора, ты нужен своему напарнику, ты нужен здесь, в управлении. Но тебя нет. Каждый раз, когда у нас дело особой важности, у тебя обязательно появляются личные проблемы, которые занимают все твое время.
– Личные проблемы? Все время? Но о каком из двух дел особой важности, какие у нас за все время, что я работаю здесь, были, идет речь?
– Кроме убийства, у нас что, не было важных дел? А как насчет сорока ограблений, которые мы имели в прошлом оду? А как насчет краж со взломом? А как насчет того нападения на бар прошлой зимой, которое чуть не закончилось трагически? Каждый раз, когда становится горячо, ты смываешься Бог знает куда.
Спенсер оценивал ситуацию:
– Вот, значит, почему вы пригласили сюда помощников кружного прокурора? Потому что думали, что я опять куда-нибудь смоюсь?
– Я их не приглашал! Мы вместе работаем, черт побери! В нашем районе имел место смертельный случай. Погибла девушка при невыясненных обстоятельствах. Теперь обнаружилось, что это убийство. Из Конкорда и Хаверхилла должны были прибыть еще в четверг.
– Да, но их же не было.
– Нет. И смотри, что мы имеем… Я даже не знаю что! – Галлахер стукнул кулаком по столу, встал и снова сел. – Послушай, – произнес он более спокойным голосом, – Бейкер тут сказал, что тебе, наверное, потребуется помощь.
Спенсер вскинул голову и спокойно посмотрел на своего напарника.
– Значит, так сказал Бейкер? Хорошо. Ну что ж, лучше поздно, чем никогда. – И прежде чем шеф или Уилл могли вставить хоть слово, Спенсер произнес: – К вашему ведению, помощь, которую вы мне дали, шеф, слишком ничтожна, да и к тому же она подоспела слишком поздно. В четверг для осмотра места происшествия в моем распоряжении был только Рей, а такого растяпу надо еще поискать во всем управлении. Ни черта при нем не было, ничего он не обеспечил – ни фотоаппарата, ни ленты, ни блокнота, не позвонил в Конкорд, хотя я ему строго-настрого приказал, и коронер не был извещен до вечера пятницы, и если честно, а сами вы где были на прошлой неделе? Если это было так важно, где, черт возьми, были вы? Я не знаю, да и знать не хочу, но в одном уверен: здесь вас не было. – Голос Спенсера становился все громче и громче. Если бы он был поспокойнее, то наверняка бы понял, что весь этот шум и гром Галлахер обрушил на Спенсера с одной лишь целью: чтобы покрыть свое собственное неучастие в расследовании убийства. Но Спенсер не был спокоен, и ему было не до тонкостей.
– Здесь шеф я, Трейси, – сказал Галлахер, повышая голос.
– Да, действительно, где же был шеф на прошлой неделе, когда мы выкапывали труп обнаженной женщины из-под снега? Где вы были, когда мы нашли девять миллионов долларов на ее счету, и где были вы, когда мы долго не могли найти ни единой души, кто явился бы и справился о погибшей девушке, которая, когда была жива, слыла всеобщей любимицей, но мертвая оказалась никому не нужна! Позвольте мне сказать вам кое-что о себе, куда я смывался, как вы говорите. Вчера я ездил в Норуолк, Коннектикут, и беседовал с женщиной, которая рассказала мне невероятные вещи, а вы даже не дали себе труда меня выслушать, вам было на все это наплевать. Сегодня я ездил в Конкорд, потому что… – он сделал паузу, чтобы передохнуть, – потому что один из отпечатков не стыковался. Я почти ничего не ел четыре дня. А где вы были вчера? Дайте я догадаюсь: играли в футбол со своими детьми и вкушали с супругой чудесный воскресный обед. Так не говорите мне, что я смываюсь неизвестно куда, – выпалил Спенсер, сжимая кулаки. – Я делал свою работу.
Взорвать Спенсера было очень трудно, но если уж он взрывался, так взрывался.
Уилл стоял рядом со Спенсером, не поднимая глаз от пола.
Заговорил Галлахер, причем заметно спокойнее, как если бы был любящим отцом, который пытается умиротворить непослушного ребенка.
– Ладно, Спенсер, – произнес он сквозь сжатые зубы, и Спенсеру, если бы он был меньше разозлен, это показалось бы приятным, потому что шеф никогда не называл его по имени, даже когда они вместе выпивали.
– Не надо меня сейчас называть Спенсер, – бросил О'Мэлли. – Я устал от всего этого. Просто устал. Я отправляюсь домой. У вас есть арестованная девушка, и она ваша. Так сказать, с потрохами. Идите и вещайте в эти микрофончики там в коридоре. Они все ждут вашего заключения. Идите и скажите им все, что вы знаете о Конни Тобиас. О Кристине Ким. И о Натане Синклере.
– Кто, черт возьми, этот Натан Синклер? – прошептал Уилл.
– Извини нас, Трейси, за то, что мы не такие умные, как ты, – проворчал шеф сердито. – Но все же мы не идиоты. Мы, конечно, просим у тебя прощения за то, что у нас есть жены и семьи, но мы тоже пытаемся делать нашу работу – как можем, конечно, хотя, разумеется, не так блестяще, как ты, отдаваясь работе по двадцать четыре часа в сутки.
Спенсер не хотел вступать в дискуссию. Он был переполнен гневом и усталостью до отказа. В таком состоянии он не был давно – наверное, с тех пор, как погибла жена. Внезапно он понял, что Галлахер знает что-то важное о Спенсере Патрике О'Мэлли, что-то такое, что дает ему право все время демонстрировать свою власть, угрожать, шантажировать, Спенсера, и это не в первый раз, когда шеф использует это право с удовольствием.
Галлахер знает, что у Спенсера О'Мэлли нет личной жизни. Что ему некуда деваться.
Едва дыша, Спенсер двинулся к столу шефа. Внешне он даже казался спокойным, если бы не подрагивающие пальцы. Только таким образом он выдавал свои эмоции, оказавшись сейчас перед необходимостью выбирать между двумя равно неприемлемыми возможностями.
– Я ухожу, – прошептал он.
– О'Мэлли, не будь дураком, – сказал шеф. – Каждый раз, когда я снимаю с тебя стружку, ты мне угрожаешь, что уволишься. Я устал от этих выкрутасов. Однажды я просто не позову тебя назад.
– Пусть этот день настанет сегодня, шеф, – сказал Спенсер, отстегивая кобуру с «магнумом» и бросая ее на стол.
– О'Мэлли! – воскликнул Галлахер.
– Трейси, перестань, приятель, – тихо проговорил Уилл, подходя к нему.
Спенсер возвратился, отцепил с кармана рубашки полицейский жетон и тоже бросил на стол.
– Понимаю-понимаю, – произнес он, теперь успокоившись и даже, как ни странно, расслабившись, – всегда получалось одно и то же. Я делаю вид, что увольняюсь, потому что сыт по горло всем: и тем, как вы относитесь ко мне, и тем, как разговариваете со мной, и тем, как вы вообще руководите этим управлением. Я пять лет ждал, когда же вы уйдете на пенсию, чтобы я мог занять ваше место, но, видимо, надо ждать еще целую вечность. Я оставался, потому что у меня не было выбора. Но знаете что? Это у Кристины Ким не было выбора. У Кэтрин Синклер не было выбора. А у меня все-таки есть. И я ухожу. Вы думаете, я настолько люблю эту работу…
– Я так не думал, О'Мэлли.
– Так вот, вы ошибались. Я люблю эту работу. Но все дело в том, что у меня, кроме нее, не было никакой жизни. Вот почему вы обращались со мной как с дерьмом. Ведь так? Потому что мне некуда было пойти. Так вот, к черту все. Я теперь ухожу. Вы можете очистить мой стол. Там ничего нет. Если окружному прокурору потребуются мои показания, пусть пришлют мне повестку.
– Трейси, – прошептал Уилл, – ты зашел слишком далеко.
– Да. До самой двери. – И он повернулся, чтобы уйти.
– Трейси, – сказал Галлахер, – я тебя предупреждаю: если ты сейчас выйдешь через эту дверь, то не трудись возвращаться. Я тебе говорю. Так и будет.
Спенсер обернулся:
– И я забыл вам сказать вот еще что: перестаньте называть меня Трейси. Терпеть не могу эту поганую фамилию.
Спенсер вышел на холодную вечернюю улицу и остановился сразу за входной дверью. Он знал, что может еще возвратиться. Он им был нужен, он знал это. Он ничего не сказал им о Натане Синклере.
«Но что это изменит? Ну будут они знать. Да плевать они на это хотели. Но поскольку это станет известно, об этом узнает Конни Тобиас. И Джим Шоу тоже узнает. Конни будет думать, что ее жизнь погублена понапрасну, а ей из без того не позавидуешь, поэтому я не хочу, чтобы Конни чувствовала себя еще более безнадежно. Ей нужна надежда, иначе выдержать то, что предстоит, очень трудно». Спенсер вдруг испытал к Конни некоторую если не симпатию, то уж по крайней мере какое-то сочувствие. И ему не хотелось окончательно ее губить.
А Джим Шоу? Он окажется замешанным в скандал, который может разрушить его будущую карьеру. Придет время, и избиратели обязательно поинтересуются временами, когда он был молодым и чем он таким занимался, и обязательно всплывет история с этим любовным четырехугольником. И там уж никто не будет разбираться, было это порочным кровосмешением или нет. Кто в таких случаях разбирается в разных тонкостях! Подобно тому, как Тэд Кеннеди не смог дальше продолжать карьеру политика, когда выплыла на свет история с инцидентом на Чаппакуддике [31]31
Чаппакуддик – остров на юго-востоке штата Массачусетс, место отдыха; приобрел национальную известность в 1969 году, когда с моста в воду упал автомобиль, в котором находились сенатор Эдвард Кеннеди и его секретарша, погибшая в этой катастрофе. Эпизод повлиял на политическую карьеру Э. Кеннеди.
[Закрыть], так и Джим Шоу не сможет двигаться дальше на этом поприще, если станет известна история Кристины Ким и Натана Синклера. «Мне не хочется хоронить карьеру Джима и забивать в его гроб последний гвоздь».
Спенсер медленно начал осознавать, что его окружают люди, мерцают вспышки. Их было много, этих людей, уж больше десятка – это точно, они шумели, совали к нему свои черные микрофоны в губчатых футлярах. Было светло, как будто днем. Искусственный день. Но сейчас был вечер и холодно. Спенсер начал проталкиваться между репортерами, сказать ему было совершенно нечего.
– Скажите, вы тот самый детектив, который ведет это дело?
– Больше не веду, – ответил Спенсер.
* * *
Он решил ехать в Хановер и, тронувшись с места, оглянулся на высокие мрачные сосны рядом с полицейским управлением, где провел пять лет своей жизни.
Дома на Аллен-стрит он собрал вещи. Времени это заняло немного. Мелочей у него не было, а за годы жизни в Хановере он приобрел всего несколько вещиц. «Почему я все-таки не смог пустить здесь корни? – подумал он. – Наверное, потому, что всегда знал, что уеду отсюда?» Нет, он любил Хановер. Просто для того чтобы пустить здесь корни, у него не было условий. Не на всякой почве можно пустить корни. Он был так занят тем, чтобы выжить после катастрофы, что для того, чтобы просто жить, у него не оставалось времени.
Спенсер как попало бросал вещи в чемоданы. Мыслями он был далеко отсюда. Странно, но он совсем не думал о своей работе детектива-сержанта, с которой только что уволился, или о том, что будет делать дальше, или даже о том, чтобы поехать домой, где он не был много лет.
Спенсер думал о четырех друзьях, о непристойной подноготной их отношений.
Джим Шоу. Конни Тобиас. Натан Синклер. Кристина Синклер.
Джим Шоу. В сознании Спенсера отдавалось громко и четко: «Джим Шоу».
Почему он не сообщил, что видел черные ботинки Кристины, когда натолкнулся на них в прошлую среду? Он сказал, что испугался, но Спенсер на это не купился.
Испугался? Несомненно! Но кого?
Мог Джим Шоу знать об инциденте, свидетелем которого был Френки год назад? Конечно. Они могли все знать об этом, может быть, даже посмеивались во время карточных баталий.
Спенсер натянул меховую куртку и вышел. Не глядя по сторонам, а только себе под ноги, он направился к Хинман-Холлу.
Дверь открыл Джим. Он выглядел совершенно изнуренным и много старше, чем тот студент, с которым Спенсер познакомился четыре дня назад. Он был небрит и непричесан. Джим выглядел больным. Когда Спенсер вошел, стало понятно, что он не занимался. Спенсер подумал: это потому, что приближаются похороны.
– Конни… Ее арестовали, – проронил Джим.
– Да, я знаю, – кивнул Спенсер.
– Это ужасно для нее, просто ужасно.
– Да, – сказал Спенсер, желая добавить: то, что случилось с Кристиной, тоже ужасно.
– Как вы думаете, что ей угрожает?
– Конни? Она наймет очень дорогого адвоката, какого отец сможет себе позволить, и будет надеяться на лучшее.
– Вы так думаете? Есть какой-то выход?
Спенсер прошел в комнату, сел на раскладное кресло и оглядел комнату Джима.
– Джим, я знаю, как ты себя чувствуешь, но Конни была в ту ночь на мосту, и ее кровь обнаружена под ногтями у Кристины.
– Нет-нет, я в это не верю, – простонал Джим, замотав головой и закрыв лицо. – Этого не может быть.
– Джим, она это сделала. Я знаю, как трудно смириться с этим.
– Она не делала этого, не делала, – прошептал Джим. – Я никогда не поверю…
– Не поверишь? – сухо осведомился Спенсер. – А кто же тогда, если не она?
– Не знаю, – ответил Джим. – Кто-то еще.
– Вроде тебя?
Джим замотал головой.
– Вроде Альберта?
Джим молчал.
– Тебе что-нибудь известно, Джим?
– Я не говорил, что это он. Я только сказал…
Спенсер кивнул:
– Как насчет прошлой среды? Ведь когда ты увидел Кристину под снегом, ты сразу подумал, что это Конни ее убила. Верно?
– Я не знаю, о чем вы ведете речь, – затряс головой Джим.
– Не знаешь?
Джим опустил глаза.
Спенсер кивнул и встал, сказав нечто ободряющее:
– Я так не думаю.
– Зачем вы сюда явились? – воскликнул Джим. – Вы пришли, чтобы мучить меня?
– Я пришел предупредить тебя: когда ты будешь свидетельствовать на суде, то должен набраться достаточно мужества, чтобы сказать суду правду.
– Правду?
– Да, правду. Ты должен сказать им, чтобы спасти свое доброе имя, что побежал прочь от своей бывшей подружки, погребенной под снегом, потому, что испугался, что ее убила девушка, которую ты любишь. Это ведь правда, да?
– Я не знаю, что вы имеете в виду, – отозвался Джим. – Я же вам говорил, что испугался.
– Да, но не за себя, за нее. – Спенсер встал. – Ты знал об инциденте на мосту. Верно? В прошлом году. Конни убить ее тогда не удалось. Ты это знал. Она хотела, но не удалось.
Джим потупил глаза.
Спенсер кивнул и пошел к двери.
