Текст книги "Красные листья"
Автор книги: Паулина Симонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)
– В понедельник, – повторил Джим. – Я плохо помню, что было в понедельник.
– Ну а в во вторник?
– Нет, – слабо проговорил Джим. – И во вторник тоже.
– Тогда в среду. Это же было только вчера. Как ты провел среду, неужели не помнишь?
– Помню, но неотчетливо, – сказал Джим.
Спенсер заметил, что Джим не отрывает взгляда от своих рук, которые лежали на столе.
– Хорошо, тогда давай двигаться шаг за шагом. В буквальном смысле. Согласен?
– Ладно, – сказал Джим.
– Ты видел Кристину в понедельник? – надавил Спенсер.
– Нет.
– Ты знал, что в понедельник она уже была мертва?
– Нет. Конечно, нет!
– Скажи мне… ты знаешь, как она умерла?
Джим не отрывал глаз от своих рук, как будто это были посторонние предметы, которые положили на стол, чтобы он мог их внимательно изучить.
– Нет. Я не знаю, как она умерла.
– Значит, ты не знаешь, как она умерла.
– Нет. Я же вам сказал.
– Да-да. Хм, а мне это кажется любопытным. Меня, понимаешь ли, вот что смущает: если ты не знаешь, как она умерла, – а ты сказал, что не знаешь, и я должен тебе верить, – почему же в таком случае ты не захотел узнать, что с ней случилось, как она умерла?
Джим не смотрел на Спенсера.
– Джим, мне необходимо, чтобы ты сосредоточил свое внимание на этом вопросе. Пожалуйста, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю. А то мне становится очень неуютно, когда мне не смотрят в глаза. – Спенсеру было от этого не только неуютно. Ему в душу сразу же закрадывалось подозрение, что тут что-то не так. – Мне хочется спросить тебя вот о чем: когда я встретил тебя у двери твоей комнаты и сообщил, что твоя девушка, с которой ты встречался три года, найдена мертвой, это было для тебя новостью или ты уже об этом знал?
Джим открыл рот, чтобы что-то сказать, но закрыл его, так и не проронив ни звука.
– Да, – отозвался он после минутной паузы. – В первый раз я услышал это от вас.
– Ты задумал играть со мной в кошки-мышки?
– Нет!
– Почему в таком случае ты не спросил меня, как она погибла?
– Потому что мне показалось, что я это знаю.
– Почему же тебе так показалось?
– Я думал, что она упала с этого чертова моста.
– Что заставило тебя так подумать?
– Потому что все эти три года я фактически ждал, что она упадет.
– Ждал?
– Да.
– Ты имеешь в виду, что все эти три года ожидал ее смерти и для тебя это был только вопрос времени, когда это случится. Верно? Поэтому мое сообщение тебя не удивило?
– Может быть, – тихо произнес Джим.
– Ты считал, что она ходит по перилам моста, потому что ищет смерти?
– Что-то вроде этого, – произнес Джим еще тише.
– Ты думаешь, она хотела умереть?
Он энергично затряс головой:
– Нет, только когда была пьяна. А вообще-то… она любила жизнь.
– И часто она бывала пьяна?
– Да нельзя сказать, чтобы часто. Впрочем, когда она выпивала, то тоже о самоубийстве никогда не помышляла. По крайней мере, мне об этом неизвестно.
– Значит, говоришь, она любила жизнь? Почему же в таком случае она подвергала себя такой опасности, проходя по каменным перилам моста на высоте двадцать три метра над бетонированным шоссе?
– Не знаю. Она как-то излагала свои резоны. Но ни один из них не показался мне убедительным.
– Да уж наверное, – сказал Спенсер и немного подобрел к этому парню, сидящему напротив. Он, должно быть, чувствует себя ужасно. Что там творится сейчас на дне его трепещущей души?
– Так вот, Джим, Кристина погибла не оттого, что упала с моста.
Джим не поднимал глаз от своих рук, и Спенсер подумал, что тот ждал этого известия, а может быть, уже и знал.
– Джим, еще несколько вопросов относительно этих последних трех дней. Ты сказал, что не видел Кристину.
– Да, не видел.
– А в ее комнату, чтобы проверить, там ли она, ты заходил?
– Заходил. Но ее там не было.
– Сколько раз ты посетил ее комнату?
– Один раз в понедельник и один раз во вторник.
– А как насчет среды? Может быть, ты припомнишь, это было вчера?
– Не помню, – нехотя проговорил Джим. – В среду, кажется, я к ней не заходил.
– Почему?
– Не знаю. Был занят, наверное.
– Тебе не показалось это странным, что нет Кристины?
– У нее была привычка время от времени исчезать куда-то. Бывало такое и сразу после Благодарения. Я думал, может быть, она уехала куда-нибудь и еще не возвратилась.
– А как насчет Аристотеля?
– А что насчет Аристотеля?
Спенсер почувствовал, что между ними снова выросла каменная стена. Было что-то такое, видимо связанное с собакой, куда Джим ни за что не желал его допускать.
– Ты приехал в воскресенье вечером, и что – с тех пор ни разу не видел его?
– Как это не видел! Я гулял с ним.
– Как это понять – гулял? Что, каждый день?
– Да.
– И где Аристотель находился в то время, когда ты с ним не гулял?
– У меня.
– Очень странно.
– А что тут странного? Кристина, со всей очевидностью, еще не возвратилась. Должен же был кто-то позаботиться о собаке.
– И тебе не было интересно, где Кристина?
– Я был очень занят, поэтому размышлять об этом у меня просто не было времени.
– А с Альбертом и Конни ты после Благодарения встречался?
– Да. Раз или два.
– И не было такого, чтобы случайно спросить о Кристине, где она?
– Нет, такого не было.
– Почему?
– Просто не спрашивал, и все. У меня и без этого было достаточно всяких дел.
Спенсер снова почувствовал беспокойство и настойчиво спросил:
– Джим, ответь мне: с кем оставался Аристотель на праздники Благодарения?
– Не знаю, – ответил Джим. – Я серьезно говорю: не знаю.
– А что означает эта фраза: «Я серьезно говорю»? Ты хочешь сказать, что на сей раз действительно не знаешь? Дело в том, что за время нашей короткой беседы ты уже произнес «не знаю» бесчисленное количество раз. Я не удивлюсь, если ты отвечал на какой-то мой вопрос «не знаю», а сам в это время думал о чем-то совершенно другом.
– Нет-нет, – быстро произнес Джим. – Отвечая «не знаю», я действительно отвечал на заданный вопрос. Что касается вопроса, с кем провел Аристотель праздники, то, я думаю, его брали с собой Конни и Альберт.
– С собой куда?
– К родителям Конни. Они ведь ездили туда.
– И зачем это им понадобилось брать с собой собаку?
– Не знаю, – в очередной раз произнес Джим, и Спенсер почувствовал, что допрос длится уже полчаса, а он в результате знает о деле, наверное, даже меньше, чем перед допросом. Этот парень так запутал его и сбил с толку своими «не знаю», что он чуть не забыл о самом важном. О среде. В среду, перед снегопадом, кто-то в хороших ботинках побывал рядом с заветным холмиком, и рядом был пес. Он еще прорыл лунку в снегу, пытаясь добраться до своей хозяйки. Потом, правда, выпал снег и засыпал следы примерно на дюйм.
– В понедельник ты гулял с Аристотелем?
– Да. Гулял.
– А во вторник?
– Тоже. Он ведь был у меня.
– А в среду?
И тут наступила пауза, правда очень короткая. После чего Джим ответил:
– Да, думаю, что гулял.
– А где именно ты с ним гулял в среду?
– Да везде. Разве все упомнишь!
– Ну а где ты обычно с ним гуляешь?
– Да я же говорю – везде вокруг. Иногда мы спускаемся к реке.
– И как вы добираетесь туда от общежития Хинман?
– Мы проходим через лес. Там есть небольшая тропинка позади общежития. Мы спускаемся по ней.
– А в среду вы по ней спускались?
– Не знаю. Понимаете, в самом деле, не помню.
– В самом деле? – спросил Спенсер. – Ты, в самом деле, не помнишь? И ты сейчас тоже, в самом деле, говоришь это серьезно?
Джим недоуменно вскинул глаза на Спенсера и переспросил:
– Не понял, простите?
– Ботинки, Джим. Что у тебя за ботинки?
Джим быстро глянул на свои ботинки, а затем так же быстро на Спенсера О'Мэлли, который плотно прижал кисти рук к пластиковой крышке круглого стола, потому что только таким способом он не имел возможности сжать их в кулаки. Их взгляды встретились, и Спенсер увидел, что Джим абсолютно точно понял, что он имеет в виду.
Джим тяжело вздохнул и убрал руки со стола. Устраивая их на коленях, он проронил еле слышно:
– Фирмы «Док Мартенс».
Глава 5
БЛИЗКИЕ ДРУЗЬЯ
Спенсер не сводил с Джима глаз ни на секунду.
– Что ты сказал, Джим? – тихо произнес Спенсер, размышляя о том, что эти руки, наверное, больше никогда не будут перелистывать страницы книги в библиотеке колледжа. Они, возможно, будут перебирать белье в тюремной прачечной в Аттике. И срок будет нешуточный, лет этак двадцать пять, а то и до конца жизни хозяина этих рук.
– Послушайте, – проговорил, наконец, Джим, и было видно, что это стоило ему большого труда, – я расскажу вам, как было дело. Но… Я не хочу, чтобы меня арестовали. – Затем последовала длинная пауза. – Пожалуйста.
– Не знаю, – сказал Спенсер, – стоит ли начинать об этом разговор?
– Конечно, стоит, – мгновенно отозвался Джим. – Ведь я ее не убивал.
– Я должен тебе откровенно заявить, – сказал Спенсер, – подумай, прежде чем что-то говорить. Потому что если ее убил ты – а это, несомненно, скоро выяснится, – то тебе потребуется адвокат.
Джим ударил по столу ладонью и сорвался на крик:
– Так, значит, вот что вы решили? – горячо зачастил он. – Как будто я ее убил. Значит, вы решили, что я собираюсь сейчас признаваться в этом? Так вы ошибаетесь! Вы просто фундаментально ошибаетесь!
– Вот теперь ты заговорил, как настоящий студент-юрист, – сказал Спенсер. – Джим, да будет тебе известно, даже закоренелые убийцы отчаянно отрицают свою вину. «Не виновен, не виновен, не виновен!» – орут они на суде, во время повторных слушаний и апелляций, то же самое они повторяют все время, пока сидят в тюрьме. Эти слова ничего не значат. Итак, что ты собираешься нам поведать?
– Все.
– Прекрасно, – сказал Спенсер. – Но я еще раз повторяю: если ее убил ты, то обязательно понадобится адвокат.
– Я это знаю! Неужели вы думаете, что я этого не знаю? Я собираюсь стать юристом, черт бы все это побрал. Кому вы это говорите?
Спенсер подался к Джиму и медленно проговорил:
– Я скажу тебе, кому я это все говорю. Я говорю это юноше, который порвал отношения со своей девушкой, а затем вдрызг разругался с ней как раз в ночь, когда она погибла. У них была ссора, и тому есть свидетели, а потом он уехал на четыре дня, а когда приехал, ее в общежитии не оказалось. Конечно, ее там не оказалось. Потому что она была мертва. Юноша подозревает: что-то не так. Но он не хочет об этом думать. В общем, он ходит на занятия, выводит на прогулки ее собаку, ест, спит, делает вид, что все в порядке. Кроме, пожалуй, одного – он знает: что-то не в порядке, и очень по-крупному. Потому что никто ее не видел уже несколько дней: ни сам он, ни его приятели, Конни и Альберт. И вот наступает среда. Он идет выгуливать пса, и пес, учуяв что-то, тащит его в лесок позади библиотеки Фелдберг, где они оба натыкаются на холмик высотой больше метра, из которого торчат черные кожаные ботинки, принадлежащие его хозяйке. Пес начинает выть и рыть снег. Юноша тащит пса назад, его худшие опасения подтвердились. Кристина не только пропала, она мертва. – Спенсер сделал паузу, у него все в груди болело. – У меня к тебе вопрос, приятель: почему ты немедленно не позвонил нам?
– Не знаю, – еле слышно отозвался Джим. Он сидел со сжатыми кулаками, бледный как смерть.
Спенсер рассмеялся. Уилл поморщился. Джим застыл с гримасой ужаса. Затем Спенсер посерьезнел и уже без намека на улыбку спросил:
– Может, попытаемся как-то иначе? Ведь за последние пятнадцать минут ты столько раз повторил эту фразу, «не знаю», что и сосчитать невозможно. Я думаю, мы так далеко не уедем.
Джим молчал.
– Скажи мне, Джим, а то, что я тебе сейчас описал, – это правда?
Единственное, что смог Джим, так это кивнуть.
– Тогда скажи: почему ты не позвонил нам?
Джим тяжело вздохнул и признался:
– Потому что я напугался до смерти.
– Испугался чего?
– Я не…
– Ай-яй-яй, Джим! Опять не знаешь. Чего ты испугался?
– Испугался, что со мной может произойти что-то плохое.
– С тобой?
– Да. Я боялся, что меня каким-то образом могут обвинить.
– Обвинить в чем?
– В ее смерти.
– Джим, если ты не виновен, почему тебя должны были в чем-то обвинить?
– Но посмотрите, что происходит! Вы обвиняете меня сейчас. Уже обвиняете. Я ничего не сделал. Я ничего не знаю, и вот как раз именно то, чего я боялся, и случилось.
– А откуда нам знать, что ты ничего не сделал?
– Но я же вам сказал.
– А откуда нам известно, что это не ты ее убил в ночь со вторника на среду накануне Благодарения, а? А вчера решился, наконец, пойти туда проверить, там она еще или нет?
– А зачем мне это было надо? Я что, не знал, что на снегу останутся следы моих ботинок? Это Аристотель учуял Кристину. Зачем мне было возвращаться на место преступления, если я его совершил? Впрочем, я никогда этого не совершал.
– Ты утверждаешь, что если бы ее убил ты, то ни в коем случае не вернулся бы на место преступления?
– Вот именно, – проронил Джим. – Не вернулся бы.
Спенсер развернулся к Уиллу и ошарашил его вопросом:
– Уилл, ты женат?
Уилл медленно кивнул, как бы не совсем в этом уверенный.
– Уилл, вот если бы твоя жена пропала и ее не было бы восемь дней, ты бы встревожился?
– Еще бы. До чрезвычайности.
– Ты бы позвонил нам?
– Немедленно.
– Уилл, а если бы ты нашел ее, погребенную под снегом позади вашего дома, ты бы оставил ее лежать там, надеясь, что она пролежит там, пока не растает снег?
– Да ни в коем случае!
Спенсер повернулся снова к Джиму:
– Вот видишь, как повел бы себя в подобной ситуации нормальный человек. Ты так не считаешь, Джим?
– Разные люди реагируют по-разному на такие вещи, – сказал Джим. – И к тому же она не была моей женой.
– Ты хочешь сказать, что не любил ее?
– Я этого вовсе не говорил. Просто мы не были… настолько близки.
– Настолько близки, – пробормотал Спенсер. Он хотел выругаться. Вместо этого он повернул голову к Уиллу и спросил: – Уилл, ты был знаком с Кристиной Ким?
– Вроде бы нет, – ответил Уилл, многозначительно глядя на Спенсера.
– Ну а если бы ты, прогуливаясь по лесу позади библиотеки Фелдберг, нашел ее тело, ты бы сообщил об этом?
– Немедленно.
– Даже если бы не был полицейским?
– Разумеется.
Спенсер холодно посмотрел на Джима:
– Согласно твоему собственному утверждению, ты каждый день заходил в ее комнату проверить, есть ли она там. В этом смысле ты был с ней достаточно близок. Но чтобы сообщить о ее смерти, вот тут, видимо, степень близости для тебя оказалась недостаточной. Вот как все получается.
– Вы просто не поняли, – замотал головой Джим.
– Ты совершенно прав, – бросил Спенсер. – Но мне хотелось бы все же понять, хотелось бы осознать, что заставило парня, которому двадцать один год от роду, перепугаться настолько, что он оставил свою мертвую приятельницу лежать под снегом до самой весны.
– Я испугался за себя, – сказал Джим. – Я понимаю, это звучит ужасно…
– Это действительно звучит ужасно, – сказал Спенсер.
– Я знаю. Но это правда. Я просто не знал, что мне делать! Я запаниковал. Я не переставал думать об этом. И затем сегодня, когда я понял, как это ужасно будет выглядеть, звонить вам было уже поздно.
– А снег опять покрыл все своим пушистым ковром, – сказал Спенсер.
Джим покраснел, как если бы, наконец, понял значение того, что сказал Спенсер.
– Да, снег, – слабо произнес Джим.
– И что это для тебя означало?
– То, что шел снег, означало, – произнес Джим убитым голосом, очень тихо, чуть громче шепота, – что, может быть, он покроет мои следы и… ее ботинки тоже…
– И?
– И что?
– И если твои следы будут покрыты снегом и ее ботинки тоже покроет снег, то что?
– То, может быть, пройдет еще какое-то время, пока ее найдут, и это на мне не отразится.
Спенсер и Уилл обменялись холодными взглядами. Уилл покачал головой. Спенсер тоже покачал головой и воздел глаза к потолку.
– Джим, я не верю своим ушам. Честно говорю, не верю. Это поразительно. – Спенсер повысил голос: – Я просто не могу поверить, что ты, обнаружив мертвым человека, с кем был близок в течение трех лет – неважно в каком смысле, – бросился бежать, как последний трус, поджав хвост, назад в свою пещеру в надежде на то, что никто ее не найдет.
Джим закрыл глаза.
– В конце концов, – произнес Спенсер сквозь сжатые зубы, – спустя месяц или два, скажем во время февральского зимнего карнавала, ты, может быть, вскользь упомянул бы в разговоре с Конни и Альбертом, что вот, мол, Кристины что-то не видно. А они бы удивленно так округлили глаза: мол, да, действительно, куда это она подевалась?
Джим потер свои закрытые глаза и устало произнес:
– Послушайте, сегодня у меня самый тяжелый день в жизни. Сегодня я пропустил все занятия, чего до сих пор никогда не делал. Я очень расстроен.
– А может быть, хватит нас дурачить? – произнес громко Уилл Бейкер. Теперь наступила очередь Спенсера положить руку на его плечо.
– Весь день я прятался среди стеллажей библиотеки, – продолжал Джим. – Если бы не Аристотель, который сидел в моей комнате, я бы не ушел оттуда до утра. Когда я возвратился после прогулки и увидел вас, стоящего у моей двери и ожидающего меня, я почувствовал облегчение. Я бы все равно пришел к вам, рано или поздно. Я бы не смог с этим жить.
– Не смог бы, а? – сказал Спенсер. – Да, парень, в тебе полно дерьма. Оно переливается через край. Послушай, я работаю в полиции одиннадцать лет. Больше трети своей жизни. Я понимаю, когда при совершении преступления человеком руководит страсть. Это я понимаю. Я понимаю ревность, я понимаю жадность, алчность. Я понимаю гнев, ярость, месть и шантаж. Но вот чего я не понимаю, так это молодого человека, оканчивающего юридический колледж и собирающегося поступать в университет, человека, предполагающего всю свою последующую жизнь посвятить служению закону и все такое прочее, который натыкается на свою мертвую знакомую и со всех ног бежит и прячется под стол. Такое просто нельзя вообразить.
Спенсер повернулся к напарнику и, искренне возмущаясь, спросил:
– Уилл, ты можешь это понять?
– Какое там, – отозвался Уилл.
Спенсер встал и несколько прокурорским голосом сказал:
– Джим, ты собирался стать юристом. И, наверное, хорошим.
Джим кивнул, не поднимая глаз.
– Так вот, у нас пока нет других подозреваемых. Только ты. Я понятно излагаю?
– Не знаю. – Полностью раздавленный Джим сидел, не поднимая глаз.
– Не знаешь? Вот здесь я тебе верю, – сказал Спенсер, делая знак Уиллу вывести Джима из комнаты. – Кстати, как нам связаться с ее семьей?
– Что? – вздрогнул Джим, как будто его что-то поразило. Уилл осторожно поднимал его со стула. – Она не очень-то любила распространяться насчет своей семьи.
– Она имела обыкновение уезжать куда-нибудь на Рождество или Благодарение?
– Нет, – грустно произнес Джим, – никуда она не уезжала. Один раз она ездила со мной. Как-то, мне кажется, она ездила с Конни и Альбертом к родителям Конни. Но чаще просто оставалась в Дартмуте.
– Ты хочешь сказать, что у нее не было родителей – ни матери, ни отца?
– Не знаю. Я думаю, ее отец умер. Она практически ничего не рассказывала о своей семье.
– А другие родственники у нее были? Братья? Сестры? Бабушка с дедушкой? Тети?
Джим почесал голову и неуверенно ответил:
– Мне кажется, ее бабушка умерла этим летом.
– Умерла? Хм, в любом случае это нам не поможет. Прежде чем медэксперт сможет приступить к вскрытию, тело Кристины нужно идентифицировать. У нас, конечно, есть время. – Спенсер помолчал. – Она должна быть вначале разморожена.
Джим передернулся.
– А где жила ее бабушка?
– Где-то у озера на запад отсюда. Не так далеко, у большого озера. Не могу вспомнить названия, длинное такое, странное название. Индейское или что-то в этом роде.
– Озеро Уиннипесоки? – спросил Уилл.
– Да-да, оно! – воскликнул Джим.
Спенсер кивнул:
– Уилл, возьми у мистера Шоу кровь на анализ и образцы волос. А также образцы шерсти с его свитера и отпечатки подошв его ботинок фирмы «Док Мартенс».
– Хорошо, – сказал Уилл и наклонился к Спенсеру.
– А как насчет тех двоих?
– Ах да, они! – Спенсер совсем о них забыл.
Пока Уилл возился с Джимом, Спенсер заглянул в комнату Альберта.
– Не беспокойтесь. Мы о вас не забыли. Подождите еще чуть-чуть.
Альберт кивнул.
– В туалет не хотите?
– Я ничего накануне не пил, поэтому нужды не испытываю, – ответил Альберт.
Спенсер принес ему чашку кофе и пошел сказать Конни, что скоро придет к ней.
Спенсер и Уилл, прихватив с собой Джима, сели в машину и в молчании направились в медицинский центр Дартмут-Хичкок, на опознание Кристины.
По пути Джим сказал Спенсеру, что в тот вечер, когда они играли в покер, произошло что-то странное, чего он не понял. Что-то насчет того, что Альберт собирался увидеться с Френки, но Френки об этом не знал, и Конни была расстроена, что Кристине есть дело до того, чем занимается Альберт.
– И я тоже, – сказал Джим, – не понимаю, почему Кристине оказалось дело до того, чем занимается Альберт.
Это сообщение оставило у Спенсера неприятный осадок.
Они шли по морозу к белым входным дверям современной больницы, и Спенсер внимательно наблюдал за Джимом. При тусклом свете лифта, спускающего всех троих в подземные недра медицинского центра Дартмут-Хичкок, все равно резко выделялись его опущенные плечи и посеревшее лицо. Они прошли по стерильно белому коридору, освещенному флюоресцентными лампами, и через двойную дверь попали в еще один коридор, очень длинный, который заканчивался серой дверью без таблички. Уилл шел впереди, Джим следовал за ним, а завершал процессию Спенсер. Он смотрел на Джима и думал, что, судя по походке и всему его виду, тот готов в любое время брякнуться в обморок.
Морг представлял собой голую комнату с высокими потолками и чистым кафельным полом.
Иногда этот пол бывал не столь чистым; это когда сюда привозили много жертв.
Сегодня пол был чистый, и Спенсер был благодарен хотя бы за это небольшое везение.
Дежурный служитель морга, невысокий худой седоватый человек, выдвинул контейнер номер 515. Тело было покрыто простыней. Но из-под нее выступали черные ботинки.
Джим храбрился несколько секунд, не больше, потом заплакал. Спенсер посмотрел на Уилла, а затем неожиданно положил руку на спину Джима и быстро погладил. Ему хотелось сказать что-то еще, что-то успокаивающее, но он не мог полностью доверять своему голосу.
– Постарайся успокоиться, Джим, – произнес Уилл, удивленно глядя на Спенсера.
– Да-да! – воскликнул Джим, отодвигая руку Спенсера. – Она мертва! Как же тут можно успокоиться? Это ужасно.
Служитель морга с бесстрастным лицом стоял рядом с высоким узким столом на колесиках, на котором покоилось тело.
– Да, – согласился Спенсер, пытаясь скрыть эмоции. – Это ужасно. Она была такая молодая. У нее впереди была целая жизнь. Именно поэтому ты и должен нам помочь, Джим. Помоги нам выяснить, что с ней произошло. Помоги нам…
– Ну и что это даст? Я помогу вам, но разве это вернет ее?
Спенсер сделал шаг назад, и взгляд его снова стал холодным. Этот парень был невозможным.
– Ты абсолютно прав. Ее ничто не может вернуть. Но, помогая нам, ты избежишь тюрьмы. Понял? Потому что в управлении окружного прокурора в Конкорде очень захотят знать, почему ты вчера, зная, что она мертва, не сообщил об этом. Почему ты, зная, что она пропала и отсутствует уже целую неделю, не сообщил об ее исчезновении? Они будут очень любопытными, эти ребята, я могу тебе это прямо сказать. Эта компания очень любопытная.
Выражение лица Джима изменилось. Теперь в нем уже не было никакого вызова. Он казался сломленным окончательно.
– Хорошо, – произнес он и показал на высокий стол, на котором покоилось тело. – Мне необходимо еще что-то посмотреть или достаточно ботинок? Их я, конечно, узнал.
Спенсер задумчиво протянул руку и коснулся пальцами ботинок.
– Спенсер! – воскликнул Уилл.
Спенсер медленно убрал руку, не отрывая глаз от ботинок.
– Хм, – произнес он, косясь на Джима. – Интересно.
Джим посмотрел на ботинки.
– Что?
– Ничего, ничего, – сказал Спенсер.
– Послушайте, – проговорил Джим. – Это она. Может быть, покончим с этой процедурой? Или мне надо… ее всю?
Спенсеру самому не хотелось смотреть, и он собирался сказать, что не надо, не стоит дальше смотреть, как вперед выступил Уилл.
– Да, Джим, – сказал он, бросив взгляд на Спенсера, – боюсь, что тебе надо осмотреть ее всю.
– Ладно, – сказал Джим, цепенея и внутренне подбираясь, – покажите и давайте уйдем отсюда.
Низкорослый служитель поднял с головы трупа покрывало. Затем убрал покрывало полностью. Спенсер стоял у головной части стола. Он видел и Кристину, и Джима, стоявшего слева. Ему пришлось задержать дыхание, потому что иначе из его горла вырвался бы крик боли.
Это было настоящее опознание – полное и безоговорочное. Джим посмотрел на нее и отвернулся. Он весь дрожал. Кристина лежала голая, вытянув руки вдоль туловища. Она была еще окоченевшая, но конечности уже начали оттаивать. Они приобрели синеватый оттенок, что несколько отличало их от остальных частей тела, которые оставались белыми. Спенсеру следовало задать формальный вопрос: «Узнаешь ли ты Кристину Ким?», но он не мог говорить. Он подал знак Уиллу, который и спросил:
– Джим, это Кристина Ким?
– Да. Это она, – выдавил из себя Джим, не поворачивая головы.
Спенсер к этому времени уже собрался. Его взгляд был прикован к Джиму. Ему важно было не пропустить ни малейшего нюанса его поведения. Эти слезы, эти вздрагивающие плечи и вся эта подавленность могут быть свидетельствами в равной степени как горя, так и угрызений совести.
Джим зарыдал, отвернулся от тела и начал энергичными движениями вытирать лицо.
– И когда ее похоронят?
– Пока неясно, – ответил Спенсер. – Скорее всего, не раньше субботы. Во-первых, она должна оттаять. Медицинский эксперт в Конкорде уже оповещен? – Спенсер посмотрел на Уилла.
Тот пожал плечами.
– Фелл должен был позвонить коронеру. Думаю, он это сделал.
– А в управление окружного прокурора?
– И окружному прокурору тоже, – кивнул Уилл.
Спенсер обернулся к Джиму и с нажимом сказал ему:
– Джим, я ведь уже говорил тебе об управлении окружного прокурора. Там у него сидит народ беспокойный. Знаешь, чем больше преступников они упрячут за решетку, тем выше их показатели. Ты просек, о чем я тебе толкую?
Джим кивнул с безразличным видом.
– А знаешь, что они больше всего любят? Убийства. В нашей округе их не так уж много. Не знаю, как там у вас в Уилмингтоне, но в этой части Штатов смерть, наступившая при невыясненных обстоятельствах, вещь очень серьезная. Это новость на первую полосу, если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду.
Джим не шелохнулся.
– Если смерть наступила в результате несчастного случая, тогда еще ничего, – продолжал Спенсер. – Но если вскрытие покажет, что это не так, тогда наши маленькие друзья из Конкорда не будут ни есть, ни пить, ни спать, пока не добудут злодея. Понял?
– Вы сказали, «злодей». А почему у вас такая уверенность, что это мужчина? – неожиданно спросил Джим.
– Эх, Джим, Джим, не надо сейчас конкретизировать и понимать все слишком буквально. Попытайся расслабиться. Во-первых, нам пока не известно главное: наступила ее смерть в результате несчастного случая или нет.
– Несчастного случая?
– Ага, конечно. Несчастный случай, – сказал Спенсер. – Вскрытие может показать, что она была пьяна. Она могла выпить целую бутылку «Южного комфорта», пройти по перилам моста, затем у нее могло возникнуть желание прогуляться по лесу, а там она могла внезапно упасть. Знаешь, ведь действие алкоголя весьма обманчиво. Ей казалось, что очень жарко, а тем временем она замерзала. Ее могло потянуть в сон, она села на снег и заснула. Такое тоже могло случиться.
– Такое могло случиться? В самом деле? – Джим произнес это с такой надеждой, с таким ожиданием, что Спенсер почувствовал почти физическое отвращение.
– Нет, – грустно проговорил Спенсер. – Нет. Но не бери это сейчас в голову. Мне важно знать: ты понял, наконец, насколько важны твои показания? А измерять ей сейчас температуру бесполезно. Даже вредно, Это ничего не даст. Ни тебе, ни нам. Она замерзла, и основательно, и уже девять дней пролежала под снегом на глубине больше метра.
– Но вам все же известно, когда она… – произнес Джим, и его голос дрогнул, как если бы эти слова было неприлично произносить в присутствии Кристины.
– …Когда она умерла? – закончил за него Спенсер, оценив деликатность Джима. – Ты думаешь, нам это известно? Нет, дружок, нам пока не известно ничего.
Джим стряхнул с ресниц слезы. Спенсер сделал знак служителю, что все закончено.
«Остается надеяться, что этот служитель не заснет где-нибудь в публичном месте, – подумал Спенсер, – иначе его обязательно примут за покойника и привезут сюда».
Серо-белое покрывало было расправлено, а затем скрыло ее ноги, обнаженную нижнюю часть тела, восхитительной формы окоченевшие груди и, наконец, лицо и влажные черные волосы. Спенсер поежился.
– Пошли, – произнес он. – Я, пожалуй, вот что сейчас сделаю: отправлю тебя домой. Мне нужно поговорить с твоими друзьями, Альбертом и Констанцией. А тебя я попрошу прийти завтра. В комнату Кристины заходить не смей. Завтра с утра мы проведем там обыск по всем правилам. Ты все понял? Иди домой и молись, чтобы все, что ты нам рассказал, подтвердилось. В этом твое спасение. А теперь пошли.
– Зачем ты это сделал? – прошептал Уилл по пути в машину. – Это же против правил. Мы были обязаны его задержать.
– Разве ты не видишь, – прошептал в ответ Спенсер. – Это же жалкий юнец, наложивший в штаны от страха. Я не верю, что это его рук дело.
– Не веришь? Почему?
– Потому, – сказал Спенсер: – Если он убийца, зачем ему было заходить потом в комнату Кристины? С какой целью? Это бессмысленно.
– Джим, – сказал Спенсер уже в машине, – мы заедем опять в полицейское управление, ты там побудешь немного, а потом пойдешь домой. Хорошо? Я только хочу спросить тебя еще раз: собака на праздники Благодарения была с тобой?
– Нет, – отозвался с заднего сиденья Джим.
Они возвратились в полицейское управление. Рабочий день уже закончился, и здесь почти никого не было. Альберт и Конни продолжали сидеть каждый в своей комнате.
Спенсер просунул голову в комнату Конни:
– Как дела?
– Господи! – воскликнула она. – Так долго.
– Еще только несколько минут. Хорошо? – сказал Спенсер. Сначала он хотел поговорить с Альбертом.
– Вы когда уходили, тоже говорили «только несколько минут», – проворчала Конни. – Послушайте, я хочу есть. У вас найдется что-нибудь?..
– Нет, Конни, у нас тут нет съестного, – сказал Спенсер, закрывая, дверь. – Здесь ведь не ресторан. – Тем не менее, он принес ей чашку кофе.
Они с Уиллом зашли к Альберту. Тот встретил их молча и внешне выглядел абсолютно спокойным. Казалось, вынужденное сидение в этой комнате его вовсе не тяготило. Спенсер знал, что внешняя собранность и спокойствие вовсе не означают спокойствия внутреннего. Это лишь качество характера. На часах было восемь. До окончания работы еще очень далеко, а Спенсер уже чувствовал себя изнуренным. Он поправил пистолетную кобуру, так чтобы можно было удобнее сидеть, а затем подумал и снял вовсе.
