Текст книги "Красные листья"

Автор книги: Паулина Симонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

Только теперь я внимательно на него посмотрела. Отодвинула в сторону свою почту и посмотрела на Джона. Если он сказал, что ударил своего брата, это должно быть очень серьезно. По-моему, за всю свою жизнь Джон не ударил ни одного человека. Вот так.

Джон сказал, что по нашей Норт-стрит ходят злобные слухи. Люди говорят – это что-то ужасное, – что Кристина беременна.

Я засмеялась. Это была моя первая реакция. Я просто засмеялась. «Не будь смешным, – сказала я. – Я тебя не прерывала, теперь дай мне тоже высказаться. Не будь смешным. У нее никогда не было парня». А он только посмотрел на меня – так тяжело, что мне даже стало страшно. Очень страшно. Я замотала головой и засмеялась снова. «Что на тебя нашло, Джон? – сказала я. – Брось ты все это. О чем ты таком говоришь? – Наверное, я даже вскрикнула в этот момент. – Этого не может быть, и ты это знаешь».

«Позови ее, – сказал он. – Позови ее, пусть она спустится вниз». Было уже поздно, но я ее позвала. Я слышала, как она медленно спускается вниз по лестнице, а затем подошла и встала перед нами в своей белой рубашке и тапочках, такая усталая и красивая. «Крисси, папа чуть не свел твою маму с ума, – сказала я. – Посмотри, как поздно, и мы вынуждены были поднять тебя с постели». Она спросила, в чем дело, и я почувствовала себя лучше, но это длилось не больше минуты, пока я не сказала: «Папа слышал о том, что по городу гуляет какая-то чудовищная ложь, которую я даже не могу тебе сейчас повторить. Папа – твой отец – и я, мы хотим знать…» Я не могла продолжать. В этот момент я вся задрожала. Это все было так абсурдно. Я снова засмеялась, а затем Джон поднялся с дивана и спросил нашу дочь: «Кристина, говорят… Кое-кто сказал мне, что ты беременна. Это правда?» – Кэтрин наклонила голову, как если бы эти прошедшие пять лет и слепота не могли смягчить ее обнаженное унижение, которое она тогда испытала. – И она ответила: «Да».

Я посмотрела на свою дочь, как будто прежде никогда ее не видела. Я смотрела на нее тысячи раз и видела чудесную, нормальную девочку, правильную, в общем, замечательную; и сейчас, может быть, в первый раз за все время я увидела ее такой, какая она есть, – изможденную, бледную, с темными кругами под глазами, с поджатыми губами и ввалившимися щеками, и еще в этой широкой белой рубашке.

Конечно, в городе знали об этом. Надо вам сказать, Гринвич – это провинциальный городок, очень провинциальный. И населяют его мелкие и недалекие люди. Начали, наверное, передавать друг другу этот слух шепотом на вечерниках с коктейлем, на ужинах и во время тенниса.

Спенсер погладил ее руку. Кэтрин не отодвинулась. Ее тело оставалось неподвижным.

– Этот ребенок, который стоял передо мной, – он был моим. Мое дитя. Она была моя, вы понимаете? Как это было возможно, чтобы мое дитя забеременело в пятнадцать? Как мы могли смириться с этим?

«Если бы это было самым худшим во всей этой истории!» – печально подумал Спенсер.

И Кэтрин, возможно, прочитала его мысли, потому что кивнула:

– Да. Забеременела в пятнадцать лет, и от брата.

И мне нужно было это как-то воспринять. Простить себе не могу того, что я сделала тогда. Я подошла к ней и ударила ее по лицу. Сильно. Она упала на пол. Я собиралась ударить снова, но муж удержал меня. Я не могла даже смотреть на Джона. В конечном счете – и очень скоро – я должна была встретиться с Натаном. Как встречаться, когда я даже не могла говорить?..

Она и сейчас, вспоминая об этом, едва шевелила губами.

– Это было страшно, детектив О'Мэлли. Слишком. Натан смотрел на меня бесстыжими глазами, он смотрел на меня так, как если бы не мог понять, из-за чего весь этот переполох, и тогда я поняла, что мой муж может его убить, если только увидит этот его взгляд. Он бы его убил, можете не сомневаться. Я знала, что он чувствует. Я понимала. Я сама тоже хотела убить Натана, видя, как он смотрит на меня своими бессовестными глазами.

Спенсер закрыл лицо. Он был рад, что Кэтрин не может его видеть.

– Я быстро собрала его вещи, очень быстро – может быть, за два часа. Я собрала вещи, посадила его на автобус и отправила в Нью-Хэмпшир к моей матери, пока мы решим, что делать с Кристиной. В то время я насквозь пропиталась лекарствами. Валерьянку приходилось принимать каждые два часа, я была как зомби, но это был единственный способ, чтобы все это выдержать. Лекарства притупляли все мои чувства. Мы думали, что Кристине следует сделать аборт. Вы, наверное, не поверите, но она решительно отказалась. Отказалась! И вы знаете почему? Она подняла на меня глаза и произнесла эти слова. Худшие пять слов, какие я когда-либо слышала в жизни. Кристина сказала: «Но мама, я люблю его».

Спенсер громко шмыгнул носом и встряхнул головой. Кэтрин слепо искала своей рукой его руку. Он дал ей свою ладонь, и она взяла ее и сжала. Слезы текли по ее щекам.

– «Но, мама, я люблю его», – прошептала Кэтрин. – Вы можете себе вообразить что-нибудь худшее?

– Нет, – честно признался Спенсер.

– Вы же понимаете, мы не могли потащить ее в клинику против воли. Я даже сказала Кристине, что могу сама сделать ей эту операцию. Я это умею. Но она не захотела. Она хотела – вы можете в это поверить? – сохранить ребенка. – Кэтрин тихо засмеялась. – Я гордилась своей дочерью как самым большим своим жизненным достижением, но Синклеры теперь должны гордиться другой традицией: их дочери становятся беременными от своих братьев еще до окончания школы.

– А как случилось, что Кристина вышла замуж за Говарда Кима?

– Ну, как вы понимаете, слухи расползлись по всему Гринвичу. Это был уже не город, а одна огромная брешущая собака: «Гав-гав-гав». Нужно было что-то решать, что-то делать. И как можно скорее. Все мои друзья, довольно быстро ставшие бывшими, – они, конечно, знали, что Кристина беременна, но не знали от кого. Они полагали, что этот кто-то учится с ней в школе. Если бы они докопались до правды… – Кэтрин тяжело сглотнула. – Вы знакомы с Говардом Кимом? Он очень приличный человек.

– Да, – согласился Спенсер. – Это верно.

– Он занимался гимнастикой тай-цзи-цюань [32]32
  Тай-цзи-цюань – китайская система медитационных упражнений, заключающихся в методическом повторении медленных движений.


[Закрыть]. Он был в хорошей форме, и умственно, и физически. Это был серьезный и ответственный человек. Вот почему мой муж доверился ему и поехал в Гонконг. Говард давно мечтал переехать в Америку. Наконец у него появился шанс. Так что видите, – Кэтрин попыталась снова улыбнуться, – все оказались в выигрыше.

Спенсер не произнес ни слова.

– Как он сейчас? – спросила она.

– В полном порядке. Вполне преуспевает.

– Хорошо-хорошо, – проговорила она без эмоций. – Я за него рада. Она умерла, еще будучи замужем за ним?

Спенсер покачал головой.

– Нет, – быстро произнес он, вспомнив, что она не видит. – Они развелись в ноябре.

– В этом ноябре? То есть после этого она сразу…

– Да.

– А какого числа она умерла?

' – Двадцать четвертого ноября, – сказал Спенсер и увидел, что мать передернулась.

– Через два дня после дня рождения, – сказала она, и ее голос сорвался.

– Да.

– Она… – Ее голос сорвался снова. Она прошептала: – Она умерла хорошей смертью, детектив?

«Нет, она умерла насильственной смертью, – хотелось ему сказать. – Она боролась за каждый последний вздох, чтобы с трудом, с болью, но вдохнуть этот холодный, ледяной воздух, но, понимаете, плечо у нее было поранено и рука не действовала, а ребра не могли выдержать давления – ведь какая-то сволочь поставила ей на грудь свои колени, а ее горло, оно было такое слабое, вот жизнь в конце концов и вылетела оттуда. Вот так это случилось, вот так погибла ваша дочь. Она сопротивлялась, отчаянно сопротивлялась, но…»

– Да, – произнес он громко, но больше ничего не смог добавить.

Кэтрин смотрела в пространство.

– Я все время почему-то боялась, что она умрет молодой, – прошептала она. – И не знаю почему. Она была так полна жизнью, даже слишком. Я боялась, что ничего не останется на потом.

– А что, этот брак с Говардом прекратил сплетни? – спросил Спенсер после непродолжительного молчания.

– О, знаете… – отмахнулась Кэтрин. – Скоро это уже не имело значения. В последующие месяцы у сына одной из моих приятельниц началась ломка, когда он перестал принимать наркотики, другой попал в больницу с передозировкой, еще пару ребят арестовали на скоростном шоссе за управление машиной в пьяном виде. Жизнь продолжалась. Но это была жизнь других людей.

Мы же как будто застыли, потеряли чувство времени, существовали, но в подвешенном состоянии, как в невесомости, – в нашем доме, без Кристины, без Натана и, по существу, друг без друга тоже. Муж обвинял во всем меня. Я тоже винила себя. Я приняла слишком большую дозу снотворного и несколько месяцев провела в больнице. Думаю, для Джона это был удар сильнее, чем для меня, если это, конечно, возможно. Он ведь считал Натана своим сыном, возлагал на него большие надежды. Понимаете?

Спенсер ничего не ответил, весь потерявшись в своих мыслях.

– То, что ее выдали замуж за Говарда, – продолжила Кэтрин, – это было очень правильно. Даже если бы она согласилась сделать аборт, детектив. Подумаешь, большое дело! Это ведь как убить детеныша дьявола. Но этим бы вопрос не решался. Дьявол все равно оставался. Он что, должен был продолжать жить в нашем доме?

– Конечно, нет. Конечно.

– А если бы мы его куда-нибудь отослали, то как бы это можно было объяснить?

– Но, миссис Синклер, вы же все-таки его отослали. Как вы это объяснили?

– Его сестра вышла замуж, и он хочет жить рядом с ней. Мы послали его в Нью-Йорк, чтобы он там заканчивал школу. Вот как мы это объяснили.

– А-а-а.

– Это был действительно самый верный ход из всех возможных.

– Конечно.

После этого Кэтрин надолго замолкла, только теребила свой старый хлопчатобумажный плед.

– Где он теперь? – спросил наконец Спенсер. – Натан. Что с ним стало?

– Не знаю. После того как моя мать узнала, почему Натан был отправлен к ней…

– А как она это узнала? – прервал ее Спенсер.

– Верите или нет, но Натан сказал ей сам. – Слабая улыбка коснулась губ Кэтрин. – Он был абсолютно бесстрашный. Он сказал ей это потому, как рассказывала мать, что хотел показать, как ужасно мы обошлись с Кристиной. Он хотел ее этим шокировать. Наглец. – Кэтрин фыркнула, но ее невидящие глаза выдали совсем другое, непонятное чувство, которое ею сейчас владело. Позор? Вину?

– Моя мать выгнала его из дому прямо среди зимы. Ему было шестнадцать, она вынула из ящика своего ночного столика пистолет, моя семидесятивосьмилетняя мать – когда она родила меня, ей было сорок четыре, – и сказала ему, что или он уберется отсюда, или она его пристрелит. Он убрался. С тех пор никто больше ничего о нем не слышал.

– А Кристина что-нибудь о нем слышала?

– Нет, не думаю. Ему было на всех нас наплевать. Кроме того, мой муж запретил ей любую связь с ним. Счет Натана в банке был аннулирован, Джон ликвидировал также и счет Кристины. Вместо этого он перевел деньги Говарду с поручением выдавать ей ежемесячно на жизнь, на обучение в колледже и все прочее. Но Джон оговорил, что, если только хотя бы один раз появится намек на присутствие Натана, Кристина не получит из этих денег ни пенни.

Спенсер вслух предположил, что, если Кристина действительно любила Натана, она бы все равно что-нибудь придумала, чтобы с ним видеться.

Кэтрин усмехнулась:

– Любила его! Она его не любила. Что может знать о любви шестнадцатилетняя девушка? Деньги для нее были важнее. Она не стала бы рисковать ими, даже ради него.

– Вы уверены в этом?

– Абсолютно.

– А откуда у вас такая уверенность? – спросил он.

Спенсер заметил, что Кэтрин уже устала.

– Потому… – Она сокрушенно вздохнула, потрогала свой плед и затем продолжила: – Джон кое-что придумал. Он нанял частного детектива, чтобы найти Натана, но тот исчез, как будто сквозь землю провалился. Никто не мог его отыскать. Мы решили, что он уехал за границу или сменил фамилию. Или и то и другое.

– Или умер, – произнес Спенсер с надеждой.

– Умер. – Она фыркнула. – Это было бы большое счастье, детектив. А, кроме того, дьявол, который в него вселился, бессмертен. Ничего нельзя было изменить. Ничего. А мужа моего случившееся сильно подкосило. Вы знаете, он вдруг начал постоянно исчезать, на неделю, а то и больше, возвращался жутко худой и больной. Джон говорил, что пытается его разыскать. Я думаю, поскольку он тогда не убил Натана – а ему следовало пристрелить его прямо на месте, – Джон просто не мог больше жить, не мог существовать в ладу с самим собой.

Спенсер это понимал.

– Я же все время то ложилась в больницу, то выписывалась. Так продолжалось все время с тех пор, как Кристина уехала от нас. Я уже так и не поправилась. Понимаете? Мой диабет обострился и, в конце концов, разрушил у меня все – зрение, руки. Вот посмотрите, – Кэтрин показала Спенсеру правую руку. Вены на ней были сине-черными, вздувшимися и скрученными и все испещрены точечками уколов. – Мне делают уколы морфия, чтобы уменьшить боль. Я думаю, что больше уже не покину это место. Почему? А зачем мне уезжать отсюда? Даже без денег моей матери я могу себе позволить оставаться здесь сколько захочу.

– Деньги вашей матери?

– Да, моей матери. Она была так рассержена за Кристину, что вычеркнула нас из своего завещания. Должна вам сказать, я была потрясена. У моей матери были сестры, тетки, двоюродные братья и сестры, племянники и племянницы. И еще у нее была я. Никто не получил ни пенни. Должна вам сказать, мы все были сильно огорчены.

– А вы знаете, кто получил ее деньги?

– Конечно, я знаю, детектив, кому она завещала все свои деньги, – сказала Кэтрин. – Меня тогда чуть кондрашка не хватила. Что я хочу знать, так это кто получит эти деньги сейчас? Могу я воспользоваться хотя бы их частью?

Спенсер покачал головой и произнес:

– Незадолго до смерти Кристина оформила завещание. О вас там ничего не говорится. – Спенсер вгляделся в лицо слепой женщины. – Миссис Синклер, вы и ваш муж… Вы же отказались от Кристины. Это так?

– Мы были так рассержены! – прошептала Кэтрин. – Мы были в бешенстве. Вы вообще-то представляете, что тогда с нами творилось? Мы просто места себе не находили. Ведь это же было предательство и с ее стороны. Настоящее предательство.

– Но то решение, которое вы с мужем приняли, носит, так сказать, взаимный характер. Понимаете? – тихо сказал ей Спенсер. – Поскольку вы от нее отказались официально, поэтому и не можете сейчас воспользоваться ее деньгами.

Кэтрин вздохнула и неуверенно пожала плечами:

– А кто мог тогда подумать, что у нее будут какие-то деньги? – Она замолкла на несколько минут и потом вдруг спросила: – Она была убита. Это так, детектив?

Сказать ей всю правду у Спенсера не хватило мужества. Он постарался смягчить удар и произнес с предельной осторожностью:

– Миссис Синклер, не кляните себя, не обвиняйте, – говорил он, поглаживая плед на ее коленях. – Пожалуйста. Вы сделали все, что смогли. Не корите себя. Не надо чувствовать себя виноватой. Откуда вам было знать насчет Натана?

– Я могла это знать. Должна была. Ведь общеизвестно, что дети из сиротского приюта морально ущербные. Я же все это потом вычитала в книгах. Привязанность, которая возникает у них к приемной семье, незначительная и неглубокая, расположение, которое они чувствуют к приемным родителям, быстро улетучивается, их признательность, благодарность равны нулю. У них нет моральных сдерживающих факторов. Вот таким был Натан, но по глупому неведению мы думали, что он другой. Но он другим не был. Он являл собой стереотип.

– Но, миссис Синклер, не все сироты, взятые из приюта, вырастают моральными и социальными уродами.

– Это норма, детектив. Нет, не все. Но исключения только подтверждают правило. Мы, к сожалению, под это исключение не попали. Мы усыновили нормального ребенка. Нам так казалось. Но нужно вспомнить обезьян. Как ведет себя детеныш, которому дают бутылку с молоком, но у которого нет кукольной мамы? Помните знаменитый эксперимент Харлоу с обезьянами, когда он воспитывал их с искусственной мамой и без нее. Так вот, Натан был такой обезьяной, но у него в самом начале не было искусственной мамы, к которой он мог бы привязаться.

Поскольку Спенсер не мог сказать ничего путного или что-то сделать, он просто снова погладил ее колени, укрытые пледом.

Губы Кэтрин скривились, она опять заговорила:

– Вот я вам сейчас что расскажу, детектив О'Мэлли. Когда Натана нашли, перед тем как поместить в приют, при нем был маленький котенок, которого ему разрешили взять с собой. Он жил у него два года. Котенок спал с Натаном, ел из его рук и следовал за ним в приюте повсюду. Казалось бы, сильнее привязанность и придумать трудно. И вот наступил печальный момент – глупое животное сбил грузовик, или автобус, или еще какая-то машина. Натану в это время было уже шесть лет. Когда ему сказали о гибели кота, он немедленно выбросил все вещи, которые имели к нему какое-то отношение: его чашку, маленький ящик, игрушки, еще что-то, попросил, чтобы ему сменили простыни, и больше об этом коте никогда не вспоминал. – Кэтрин подавила всхлип. – Когда я услышала эту историю, мое сердце наполнилось любовью и жалостью к бедному Натану. «Вот он, мальчик, которому так нужна любовь», – думала я. Но, в конце концов, он сыграл со мной злую шутку, не правда ли? А ведь глупого котенка тогда пожалела одна я. И больше никто. И уж определенно не Натан. Он вообще ни к кому не мог быть привязан.

– Может быть, он привязался к Кристине? – осторожно спросил Спенсер.

Кэтрин усмехнулась':

– Не настолько, уверяю вас, не настолько. Он не останавливался ни перед чем. Он разрушал все, к чему прикасался.

– Может быть, он решил рискнуть всем, потому что любил ее?

– Да? Ну так где же он сейчас, если он ее так любил?

– Слава Богу, что его нет, – сказал Спенсер, чувствуя какое-то странное беспокойство. – Хотя бы с этой стороны нет никаких неприятностей.

– Вы думаете, что если бы он ее любил, то тогда все было бы в порядке? – сказала Кэтрин. – Что это бы все оправдало? Все? – Она застонала от отчаяния.

– Забудьте его, миссис Синклер, – произнес Спенсер напряженным голосом. – Натан для нас непостижим, необъясним. Но вы – совсем другое дело. Вы любили своих детей. Пожалуйста, не вините себя ни в чем. Существует очень много родителей, которые относятся к своим детям много хуже, чем вы к своим, и ничего подобного с ними не случалось. Это все несчастное совпадение.

– Я в это не верю, Спенсер. – Кэтрин в первый раз назвала его по имени. – Мы вырастили то, что посадили. Мы скосили то, что взошло. Это не случайность, это не несчастный случай. И я и вы – мы оба это знаем. Я только не знаю, что нужно было сделать, чтобы избежать этого.

– Ничего, – сказал Спенсер. – Это был просто несчастный случай. Катастрофа.

– Это не был несчастный случай. Вот если бы я тогда погибла, это был бы несчастный случай. А так это была жизнь. Моя жизнь. Так, видно, мне на роду написано.

Пришло время уходить. Спенсер встал и, поцеловав Кэтрин в щеку, попрощался:

– До свидания, миссис Синклер.

Она схватила его руку и прижала к себе.

– Спенсер, – прошептала она. Ее тонкая рука потянулась и коснулась его лица. Она коснулась его щек, глаз, губ, его волос ежиком. Своими длинными сухими пальцами она снова и снова прошлась по его глазам. – Спенсер, – повторила она, – обещайте мне кое-что. Обещайте мне, – она сказала это, прежде чем он имел возможность ей ответить, – что вы найдете ее убийцу.

Спенсер отстранился, но Кэтрин придвинула его к себе.

– Я знаю: ее убили. Я знаю: вы бы никогда сюда не приехали, если бы мой ребенок не был убит. Обещайте мне, что не успокоитесь, пока не найдете его, – прошептала она.

Спенсер пытался освободиться, но она крепко держала его руку.

– Пожалуйста, Спенсер, обещайте мне.

– Я обещаю, – выдохнул он, прижав лицо к ее волосам. – Обещаю.

По дороге в Хановер Спенсер перестал себя жалеть, перестал плакаться о своей погибшей жене. Он даже посчитал себя счастливым. По сравнению со слепой женщиной, которая потеряла все, что когда-то любила. По сравнению с ней он был счастливчиком.

Все три часа пути назад в Хановер Спенсер думал: «Господи, ведь я тоже похож на эту Кэтрин, которая сидит у окна в своей маленькой комнате и смотрит в него своими невидящими глазами. Смотрит и мучается вопросом: «Где это моя жизнь дала трещину и что я такого сделала неправильного, что так все случилось?»

Но я не хочу, чтобы у меня все кончалось на этом. Я не хочу заканчивать жизнь вот таким образом. У меня в жизни еще кое-что осталось. И, слава Богу, я пока еще не мертвый и даже не слепой».