Текст книги "Красные листья"
Автор книги: Паулина Симонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)
Он читал о Фаренбрее в брошюре «Путеводитель по Хановеру», изданной Коммерческой палатой. Три домика, изобретательно меблированные, в двенадцати милях от Дартмута, на Вермонтских холмах, стоимость номера 125 долларов в сутки. Он вспомнил эту брошюру, потому что это место его заинтриговало. Он хотел съездить туда когда-нибудь.
Спенсер нашел сувениры из Шотландии. Опять же картонные пакетики спичек, зажигалки, салфетки, причем использованные, с пятнами пива, разрисованные, исписанные словами на гэльском языке, словами, которых Спенсер не понимал. Был там и кусочек мыла из гостиницы «Постель плюс завтрак» в городке на острове Малл. Были там дешевые кольца, амальгированные фольгой, красные и белые ленты и лак для ногтей с надписью по-гэльски. Каждый предмет в отдельности, казалось, ничего не значил. Но вместе они образовывали целый кусок жизни Кристины, имеющий для нее большое значение.
Судя по всему, эти вещи из Шотландии значили для Кристины больше, чем все остальное содержимое сейфа. Из Бруклина, например, никаких коробок с картонными спичками не было, не было и использованных салфеток из Дартмутского колледжа. Но Шотландия в ее сейфе присутствовала.
Шотландия и Фаренбрей.
Там была также примерно дюжина писем от ее бабушки. Они все были датированы несколькими годами ранее и написаны на старой антикварной пергаментной бумаге с инициалами в верхнем левом углу в старинном английском стиле: ЛМ. Спенсер прочитал одно.
«Дорогая Крисси, моя деточка, я так скучаю по тебе, мое золотко, я так бы хотела, чтобы ты приезжала почаще. Мы так редко видимся. Я знаю, что ты занята в колледже и на работе и это для тебя важно, я знаю, что ты не можешь приехать летом, но мне так хочется увидеть тебя. Приезжай, хотя бы ненадолго. Постарайся выбрать время. Я всегда тебе очень рада, несмотря ни на что. И это я пишу не просто так, я действительно так думаю, дорогая. Говорю тебе от чистого сердца. Я не откажусь от тебя ни при каких обстоятельствах. Я всей своей душой верю, что твоей вины во всем этом нет. Поэтому не надо меня пугаться, своей бабушки, которая тебя любит. Приезжай, если можешь, дорогая, и я сделаю все, чтобы тебе помочь».
Он прочитал еще одно письмо, написанное на пастельно-розовой почтовой бумаге с цветастыми буквами КМС.
«Кристина.
Почему ты возвращаешь мои письма? Почему ты не позволяешь мне поговорить с тобой? Что я такого сделала, что ты так на меня сердишься? Это я должна на тебя сердиться, даже быть разгневанной. Я пытаюсь найти с тобой контакт, а ты поворачиваешься ко мне спиной. Пожалуйста, дорогая, прошу тебя. Твой отец и не собирается идти к адвокату. Он просто сумасшедший. Это все пройдет, забудется, вот увидишь. Прости меня за то письмо, что он тебе написал. Я знаю, что он не думал так, как написал, вовсе не думал. Он тоже скучает по тебе, очень. И я тоже, Кристина, мы оба скучаем по тебе».
Письмо было подписано: «Мама».
КМС? Спенсера заинтересовало, что означает С.
Он начал быстро искать письмо от отца, но не смог найти.
Что еще?
Большой конверт, а в нем сложенный втрое лист, на котором было что-то написано, и документ на семи страницах. Вот этот первый лист Спенсера испугал. Он боялся его развернуть. Казалось, что могло его испугать – его, ветерана гонок за нарушителями на скоростной магистрали Лонг-Айленда в субботний вечер, его, видевшего изощренных убийц с топорами, ножами, совершавших страшные, кровавые преступления, его, выросшего в семье, где было одиннадцать детей, его, у которого было шесть братьев-забияк?..
Они все нашли себе пары, а некоторые больше чем по разу. И он нашел себе единственную и потерял. Так рано…
Так чего же ему бояться? А он сидел здесь, в этой пустой комнате, и боялся открыть сложенный втрое лист, помещенный в конверт из плотной манильской бумаги. Спенсер решил начать с более толстого документа.
Заявление судье района Бруклин города Нью-Йорка в день 10 ноября 1993 года, написанное Кристиной Ким, проживающей по адресу: почтовое отделение ящик 2500, Хинман, Дартмут-колледж, Хановер, штат Нью-Хэмпшир, против Говарда Кима…
Ах вот оно что! Говард Ким. Она была замужем.
Замужем.
Замужем. И похоронена. Хм, еще не похоронена. Но Спенсеру следовало бы знать. Конечно, Ким была ее не настоящая фамилия. Он сразу тогда подумал, что она звучит странно… Не восточная даже. Малайская? Вьетнамская? Корейская? В общем, что-то вроде этого. Он быстро пролистал документ до конца, чтобы узнать ее девичью фамилию.
Синклер. Кристина Синклер.
Кэтрин Морган Синклер. Джон Генри Синклер. Теперь это приобрело смысл. Кристина Морган Синклер – так было сказано в заявлении о разводе.
Говард Ким. Наконец-то появилось еще одно имя, важное имя. На самом деле у Спенсера в руках оказалось гораздо больше, чем фамилия и имя. У него был адрес. Он был иным, чем указанный в документах Кристины в колледже. Говард, наверное, за эти годы уже успел переехать. Спенсер быстро просмотрел документ. Причина развода – фактическое отсутствие семьи, три года жизни раздельно… Без алиментов, детей нет…
Заявление о разводе написано в сентябре 1993 года, то есть за два месяца до смерти Кристины.
Может быть, ее убил Говард Ким? Может быть, он не хотел с ней разводиться?
Это же надо такое – замужем. Студентка колледжа – и замужем. Спенсер проверил даты. Говард и Кристина Ким поженились восьмого ноября 1988 года. Сколько же ей тогда было? Шестнадцать лет! Она еще училась в школе. Разве не требовалось разрешения родителей на брак в таком юном возрасте? Но даже если и было получено такое разрешение, то зачем, спрашивается, шестнадцатилетней девушке вообще выходить замуж? Господи, одни вопросы. И никаких ответов.
«Пока нет», – подумал Спенсер.
Говард – это как раз тот человек, с которым необходимо поговорить. И срочно.
Спенсера мучил вопрос: а близкие друзья знали, что она замужем? А Джим Шоу – он как будто вначале даже строил планы насчет женитьбы на Кристине, – он-то знал, что его девушка уже замужем, причем с шестнадцати лет?
Спенсер встал, собираясь идти, но затем снова сел. Оставался еще один лист, сложенный втрое.
Он подержал его в руке, глядя на него так, как смотрел тогда на черные ботинки, выглядывающие из-под снега. Спенсер подозревал, что, как только он развернет этот лист и прочтет, что там написано, все его хлипкие предположения о том, что смерть Кристины наступила в результате несчастного случая, исчезнут навсегда. И, несмотря на это, Спенсер все еще лелеял идиотскую надежду, что смерть эта – результат простого невезения, как если бы Кристина шла и ударилась о столб.
Он развернул лист. Увидел дату, увидел подпись Кристины, увидел штамп нотариуса, заверяющий ее подпись. Этим нотариусом был мистер Кармайкл. А потом он прочитал шесть строчек, и затем перечитал их снова и снова.
«Я, Кристина Морган Ким, настоящим завещаю, чтобы все средства на моих счетах в Нью-Хэмпширском банке сбережений были разделены поровну между тремя моими друзьями: Джеймсом Олбрайтом Шоу, Констанцией Тобиас и Альбертом Мейплтопом. Аристотель остается с Джимом. Содержимое сейфа должно быть передано Альберту. Дом моей бабушки на озере Уиннипесоки переходит к Говарду Киму».
Спенсер медленно складывал бумаги Кристины обратно в сейф и не думал ни о чем, кроме трех бумажных долларов в ее бумажнике, который был найден в разбитом «мустанге» рядом с водохранилищем в тот вечер, когда она чуть не погибла.
Там за дверью ждал мистер Кармайкл. У Спенсера к нему был только один вопрос. Они молча смотрели друг на друга. Говорить было нечего.
– Сколько? – спросил Спенсер, не желая слышать ответ.
– Девять миллионов триста сорок тысяч долларов, – ответил мистер Кармайкл.
Спенсер кивнул, его рот онемел. Девять миллионов триста сорок тысяч долларов!.. Вот это мотив для убийства так мотив. По крайней мере, достаточный для расследования на самом высоком уровне. Но…
– Мистер Кармайкл, ведь это вы заверили ее завещание?
– Да, в прошлый вторник.
В день, когда она погибла. И на следующий день после того, как она чудом избежала смерти в автомобильной аварии.
– Как давно появились эти деньги на ее счете?
– С прошлого понедельника.
Спенсер размышлял примерно две секунды и, наконец, справился:
– А что случилось бы с деньгами, если бы этого письма не было?
– А то, что обычно случается с деньгами, ответил мистер Кармайкл. – Они бы перешли к ближайшему живому родственнику.
Спенсер задержал дыхание и осторожно спросил:
– Например, к…
– К мужу, конечно. Или к ребенку. Я не знаю хорошо, кто имеет большее преимущество.
– Я думаю, должен быть еще кто-то третий.
Мистер Кармайкл поднял на него глаза.
– К мужу, говорите, или… к ребенку, – повторил Спенсер. – А бывший муж считается?
– Вряд ли. – Брови мистера Кармайкла сдвинулись. – В любом случае это вопрос спорный. А как вы считаете?
– Да-да, я полагаю, что это именно так, как вы сказали. Но знал ли этот кто-то третий о заверенном завещании, которое сделало все спорным? Ведь уже не было ни мужа, ни ребенка. Кто же должен быть третьим?
Спенсер держал под мышкой пакет с содержимым сейфа Кристины.
Он знал, что заставило Кристину написать это завещание. Оно было написано сразу же после получения наследства в девять миллионов долларов, а как раз в понедельник Кристина чуть не погибла в автомобильной катастрофе. О том, что она написала это завещание, не знал никто, кроме нее самой и мистера Кармайкла. В этом Спенсер был уверен.
Кто же должен был получить деньги Кристины, если бы не было завещания?
Сев в автомобиль, Спенсер позвонил в управление. Диспетчер сказал, что ему надо ехать в медцентр Мэри Хичкок. Эксперт уже там и ожидает разрешения на вскрытие.
– От кого нужно получить разрешение? – спросил Спенсер медэксперта, когда спустился в цокольный этаж больницы.
– От ее семьи, – ответил доктор Эрл Иннис, медицинский эксперт (он же и коронер по совместительству), невысокий, лысоватый, полный человечек, страдающий одышкой.
– От ее семьи, – повторил Спенсер. – Понятно. Хм, ее отец умер, мать Бог знает где, а братьев и сестер у нее нет. Правда, у нее есть, вернее, был, муж. Вы хотите, чтобы я связался с ним?
– Да, – ответил Иннис.
Спенсер кивнул и подумал: «Говард Ким, я не знаю, какие чувства ты испытываешь к своей теперь уже бывшей жене, которая вышла за тебя в шестнадцать и умерла в двадцать один, но скоро я это выясню».
Из приемного покоя больницы Дартмут-Хичкок он позвонил в Нью-Йорк и продиктовал телефонистке новый адрес Говарда в Нью-Йорке. Его соединили. Отозвался автоответчик. Спенсер посмотрел на часы. 6.30. Мистер Ким, должно быть, сейчас двигается с работы.
– Беспокоит детектив О'Мэлли из Хановера, Нью-Хэмпшир, звонит Говарду Киму. По поводу…
Вдруг трубку резко подняли.
– Слушаю, – проговорил голос с легким английским акцентом.
– Это мистер Ким?
– Да.
– Здравствуйте, сэр. Я звоню по поводу Кристины Ким, вашей бывшей…
– Я слушаю. У нее все в порядке?
– Нет, сэр. Боюсь, что произошло нечто ужасное, – сказал Спенсер.
– Она умерла? – спросил голос на другом конце провода.
– К глубокому сожалению, это так. У вас есть возможность приехать сюда?
– Я буду у вас в десять тридцать, – ответил Говард Ким слабым голосом. – Выхожу прямо сейчас.
– Приезжайте сразу в медицинский центр Дартмут-Хичкок. Спросите на проходной детектива О'Мэлли или доктора Инниса.
Говард повесил трубку. Спенсер, естественно, тоже.
Теперь задача – каким-то образом убить четыре часа. Уже начинало смеркаться. Обычно это означало конец дня.
А конец дня означал выпивку. Но его день еще закончен не был, поэтому он поехал в заведение «Все, кроме анчоусов», взял миску чили [26]26
Чили – блюдо из бобов и фасоли с мясным фаршем и перцем
[Закрыть]и ножку индейки. Затем, поскольку у него было время, он взял кусок мяса с картофельным пюре. И две порции рисового пудинга. А потом, из-за того, что принял такое количество пищи, которое просто необходимо было залить спиртным, он отправился на угол к Мерфи и принял два двойных «Южных комфорта» со льдом. Это было крепкое питье. Как она могла это пить?
Спенсер посмотрел на часы. 7.30. Медицинский эксперт из Конкорда ждал, когда можно будет приступить к вскрытию. Спенсер ждал Говарда. Эд Ландерс, сделав работу, уже возвратился в Конкорд, в свою лабораторию. Уилл давно был дома.
Спенсер прошел по городскому скверу мимо небольших рождественских елочек к библиотеке Бейкер. Потом свернул налево, к Так-Молл, и протопал по снегу к общежитию Хинман-Холл. Сейчас была пятница, вечер. Тот самый вечер, когда должно было состояться его первое свидание с Кристиной, когда он собирался повести ее к Джесси. И вот вместо этого Спенсер ожидает приезда бывшего мужа Кристины, чтобы тот дал разрешение разрезать ее, вскрыть с целью посмотреть, есть ли там у нее внутри какая-то разгадка того странного обстоятельства, что девять миллионов долларов она оставила трем своим близким друзьям.
Глава 6
РАЗДЕЛ НАСЛЕДСТВА
Спенсер позвонил Уиллу Бейкеру и попросил его приехать поработать.
– Я снова привез в управление этих ребят. Хочу разыграть шоу и обнародовать содержимое банковского сейфа Кристины. Приезжай, Уилл, на часок.
– Действительно на часок, О'Мэлли? Скажи честно.
– Если честно, Уилл, то это, скорее всего, продлится всю ночь. Сегодня вечером должно быть проведено вскрытие.
Фелл давно уже закончил свою смену. Был поздний вечер пятницы, а из окружного управления полиции Конкорда в Хановер все еще никто не прибыл.
– Как ты это объясняешь? – спросил Спенсер Уилла.
– Не могу объяснить. Нет объяснений.
Спенсер позвонил Феллу домой и, стараясь сдерживаться, сказал:
– Реймонд, я тут везде ищу людей из окружного управления и не могу найти. Ты не знаешь, куда они попрятались?
– Не понимаю, сэр, кого вы ищете?
– Рей, я не вижу здесь никого из наших друзей из Конкорда. Ты не знаешь почему?
На другом конце провода воцарилась тишина. Спенсер поднял глаза к потолку и громко выругался. Уилл положил свою ласковую руку на плечо Спенсера.
– Рей!
Тот молчал.
Спенсер крикнул еще громче:
– Рей!
Уилл взял у Спенсера трубку и положил ее примерно через пять минут. Все это время он вслушивался в то, что ему говорил Фелл, и молча кивал.
– Их здесь нет.
– Нет! Да что ты говоришь? А я-то думал, что они приехали и забрались под шкаф. Просто невозможно в это поверить.
– Это правда. Они не приехали.
– Не приехали. Это интересно. Они, видно, считают, что наши дела здесь – это так, ерунда. Он звонил им?
Уилл отчаянно пытался выгородить Рея и не вполне уверенно ответил:
– Кажется, не звонил.
Глаза Спенсера расширились, он рявкнул:
– Он забыл им позвонить?
– Не забыл.
– Уилл, – сказал Спенсер, – сегодня был тяжелый день, и здесь не вечеринка. Мне сейчас не хочется играть в шарады. Что точно сделал Фелл?
– Он звонил им, но после шести, когда все разошлись по домам.
– Что это значит – все?
– Ты что, не помнишь последний уик-энд?
– Очень даже хорошо.
– Всем, кто тогда работал, было обещано, что на этот уик-энд у них будет дополнительный выходной.
– Да, за исключением меня. А до шести он позвонить им не мог?
– Нет, он был занят. Говорит, что занимался чем-то еще.
– Что значит «чем-то еще»? – начал шуметь Спенсер. – Ничего больше не надо было делать.
– Трейси, – тихо сказал Уилл, – из-за чего ты так идешь вразнос? Это даже хорошо, что они не приехали. Дело об убийстве будет твоим до понедельника.
Спенсер успокоился. Это было правдой. Действительно, не так уж все плохо складывается.
– Нашим делом, Уилл, нашим.
– Твоим, дружок. Я тут кое-что пообещал жене на выходные.
Спенсер задумался и поделился сомнениями:
– Это очень плохо, Уилл. Ты должен посмотреть, что я нашел.
– В ее комнате?
– О нет. Знаешь, в ее комнате все было голо. – Спенсер сделал паузу. – Но в банковском сейфе кое-что нашлось.
Уилл затаил дыхание. Обычно он никогда не приходил в восторг по поводу всяких там улик и прочих вещественных доказательств, но заявление о разводе и завещание Кристины его восхитили.
– Но причина смерти еще не определена, не так ли? – произнес осторожный, как всегда, Уилл после некоторой паузы. – Возможен и такой вариант, что она потеряла сознание и замерзла. – Они говорили вполголоса. Дверь в комнату для допросов была открыта, были видны спины Конни и Джима.
– Это не исключено. Но я говорю тебе: мой инстинкт мне подсказывает, она не упала, раскинув руки, на спину в снег и не умерла с закрытыми глазами по воле провидения.
– О'Мэлли, твой инстинкт может иногда тебя и подвести. Помнишь Хэммондов?
Спенсер помнил. Когда он и Уилл были еще патрульными полицейскими, то частенько наведывались в дом к тихому, слабому, маленькому мистеру Хэммонду, потому что миссис Хэммонд звонила диспетчеру и кричала в трубку, что ее убивают. Каждую субботу они подъезжали к дому Хэммондов, им открывала жена, вся в синяках, правда, и он тоже выглядел избитым. Она вопила, чтобы они арестовали его, отвезли в тюрьму, чтобы завели на него уголовное дело и так далее. Муж никогда не произносил ни слова, ни в чем жену не обвинял, никак не объяснял, почему он ее избивает. Он вообще был молчаливый.
В одну из суббот Спенсер и Уилл подъехали к их дому немного раньше того времени, когда она обычно звонила, и, заглянув в окно, оказались свидетелями необычного зрелища. Обезумевшая миссис Хэммонд – причем, вне всяких сомнений, пьяная – со страшной силой колотила мистера Хэммонда алюминиевой сковородой, а он, не издавая ни звука, прикрывался руками. Наработавшись всласть, миссис Хэммонд треснула несколько раз себя по лицу той же сковородой и заковыляла к телефону. Они немедленно позвонили в дверь. Сковорода еще была у нее в руках. Она была удивлена, что они приехали так быстро, и все не могла взять в толк, почему ее арестовывают.
Дело в том, что Спенсер до самого конца не сомневался, что это мистер Хэммонд имеет дурную привычку избивать свою жену, и даже строил по этому поводу различные предположения.
– Хорошо, хорошо, – произнес Спенсер. – Хаммонда с точки зрения моей интуиции оказались исключением. Но кто мог предположить такое?
– Никто. Вот это я и говорю, О'Мэлли, что нужно всегда держать свое сознание открытым, исключив всякую предвзятость. Мы смотрим на вещи, и они нам кажутся сейчас такими, но мы не знаем кое-какого дерьма, которое, несомненно, имеет место, а узнав, вполне можем изменить мнение на противоположное. Что же касается этих ребят вон там, так они не кажутся мне такими уж полностью чистенькими.
– Ты заговорил так только после того, как увидел вот это. – Спенсер показал на конверт из манильской бумаги.
– Пошли скорее, – сказал Уилл. – Не могу больше ждать.
Теперь все пятеро сидели в комнате для допросов. Конни расположилась между Альбертом и Джимом, их стулья были тесно сдвинуты. Напротив, через стол, застыли два детектива. В этой голой комнате не на что было больше смотреть, кроме как друг на друга.
Спенсер задал первый вопрос:
– У меня такое впечатление, ребята, что во время нашей вчерашней беседы вы все же кое-что упустили. Есть у кого-нибудь что добавить?
Но из этих троих ничего больше вытащить было нельзя. Они сидели – Альберт безразлично, Джим угрюмо-замкнуто, Конни настороженно, – не проронив ни слова.
Спенсер передал им для ознакомления документы о разводе, а затем и завещание и наблюдал за их реакцией. Заерзают ли они на своих стульях, или останутся спокойными, или еще что-нибудь?
– Кристина была замужем? – выдохнула Конни.
– У Кристины было девять миллионов! – воскликнул Альберт.
– Я всегда думал, что фамилия Ким, которую она носит, очень странная, – сказал Джим. – А как была ее настоящая фамилия?
– Синклер, – сказал Спенсер. – Кристина Морган Синклер.
– Мы жили в одной комнате два года, – сказала Конни, – и она никогда не говорила мне, что замужем. Джим, ты знал, что он была замужем?
Он покачал головой. Альберт тоже.
– Девять миллионов долларов, – сказал Джим.
– Девять миллионов долларов, – эхом отозвался Альберт.
– Откуда у нее такие деньги? – спросила Конни. – Она же всегда была на мели.
– Она и была на мели, – согласился Спенсер. – Эти деньги ей оставила бабушка. Кристина получила в собственность девять миллионов долларов только в понедельник, завещание написала во вторник, а умерла ранним утром в среду. И оставила все эти деньги вам.
Конни положила завещание на стол и удивленно воскликнула:
– Это же смешно! Я ничего не знала насчет денег.
– Никто из нас не знал, – сказал Альберт, обращаясь к Спенсеру.
Джим некоторое время молчал и вдруг подал голос:
– Это не имеет значения. Разве вы не видите, на что это похоже? Дело в том, что она оставила свои деньги нам и вскоре умерла. И все выглядит так, как будто Кристина не просто умерла в результате несчастного случая, а ее убили. – Джим издал длинный страдальческий звук, похожий на сдавленные рыдания. – Верно, детектив, это ведь не похоже на несчастный случай? Она уже не раз выпивала и проходила по перилам моста на морозе по снегу. И ничего с ней не случалось. Во всяком случае, маловероятно, чтобы она могла потерять сознание.
Спенсер кивнул:
– Да нет же, она вполне могла потерять сознание. Но что-то мне подсказывает, что в данном случае этого не случилось. Назовем это моей интуицией.
– Возможно, вы правы, – сказал Джим. – Должен сказать, что она ужасно боялась темноты.
Спенсер опять кивнул.
– Почему бы Кристине было не развернуться и не пройти обратно по тому пути, по которому прошла? – спросил Уилл. – Мне вот это хочется знать. Что заставило эту боящуюся темноты, озябшую девушку вдруг направиться в лес? – Спенсер толкнул Уилла под столом и покачал головой. Он не хотел, чтобы Уилл до поры до времени упоминал о том, что рассказал Френки. О том, что он видел Кристину на мосту.
– Она, наверное, очень испугалась там, в лесу. Может быть, даже вскрикнула, – сказала Конни, нервно хихикнув. – Я бы именно так поступила.
Уилл, сомневаясь, сказал:
– Не думаю. Зачем ей кричать, если она пошла в этот лес добровольно? Видимо, ее что-то там заинтересовало. Вскрикнуть ее могло заставить только одно: если на нее кто-то напал. Но никаких следов борьбы на месте происшествия не видно.
– О какой борьбе идет речь? Даже если бы она очень хотела, то все равно не могла сопротивляться, – сказал Джим. Его рот напрягся, глаза блестели. – Ведь она была очень сильно ранена в этой аварии с машиной.
– Может быть… – начала Конни, но Спенсер ее оборвал:
– Послушайте, это замечательно, что вы, ребята, разыгрываете здесь сыщиков-любителей, но, может быть, вернемся к деньгам?
– Зачем нам к ним возвращаться? – сказал Альберт.
– Да, – сказал Джим. – Мы ничего о них не знали.
– Не знали?..
– У нее были деньги в банке. Ну и что? – сказала Конни. Она все время кусала губу и делала передышку, только пока говорила.
– Ведь что хочет подчеркнуть детектив О'Мэлли? – вмешался Уилл. – Что это ненормально, когда человек завещает свое состояние – и немалое – троим друзьям и меньше чем через двенадцать часов погибает.
– Почему же это странно? – возразил Джим. – Мы о деньгах не знали, поэтому обстоятельство это не имеет никакого значения.
Спенсер пристально посмотрел на Джима, который глаз не отвел. На этот раз он не ерзал на стуле и не моргал. «Может быть, Джим действительно ничего не знал насчет денег, – подумал Спенсер. – Но Альберт тоже выглядит совершенно спокойным, а Конни хотя и нервничает, но, кажется, вовсе не по поводу денег, а насчет чего-то совершенно другого. Может быть, никто из них не знал о деньгах. Как странно. А может, эти деньги вообще не имеют ничего общего с ее смертью? Я отказываюсь в это поверить». Он придвинулся к ним ближе, надеясь каким-то образом вывести их из равновесия. Он переводил пристальный взгляд с одного на другого. Они сидели не шелохнувшись.
– Я понимаю, – сказал Джим, – что все это складывается не в нашу пользу, но, уверяю вас, ее смерть и это завещание – чистое совпадение.
– Совпадение, говорите? Разрешите мне спросить вас вот о чем: кто бы получил ее деньги, если бы она не оставила завещания?
Конни подняла глаза на Спенсера. Сегодня она держалась более свободно, чем днем раньше, но все же не могла оставить привычку ерзать и суетиться. Альберт был точно таким же, как и прошлым вечером, – собранный и внимательный. Джим напряжен, но не нервничал.
– Откуда нам знать? – сказала Конни. – Может быть, ее бывший муж?
Спенсер покачал головой, поднялся из-за стола, а потом снова сел.
– Нет. Она с ним разведена. Значит, он не мог получить ничего. Может, кто-нибудь из членов ее семьи?
Альберт, Конни и Джим обменялись вопросительными взглядами.
– Я хорошо помню, как она говорила, что ее отец умер, – осторожно произнесла Конни.
– Кроме того, она была единственным ребенком в семье, – добавил Джим.
– Кристина говорила, что ее мать тяжело больна. Причем что-то на нервной почве – расстройство психики или что-то в этом роде, – проговорил Альберт, понизив голос. – Она рассказывала мне что-то о том, что ее мать непрерывно плачет и, чтобы остановиться, ей нужно принимать кучу лекарств.
– Она тебе это рассказывала? – спросила Конни, повернувшись к Альберту. Она впервые посмотрела на него, с тех пор как они сели за стол.
– А почему ее мать плакала? – спросил Спенсер Альберта, прерывая Конни. «Что за дела? Идет, можно сказать, допрос, а тут начинаются какие-то разборки на почве ревности».
– Вот этого она не рассказывала, – ответил Альберт.
– Но если есть мать, то тогда она получила бы деньги Кристины? – сказал Спенсер.
Альберт вздохнул и чуть дрогнувшим голосом сказал:
– Наверное, так.
Он был бледен, а его черные глаза казались чернее, чем обычно.
То, как реагировали эти трое на смерть подруги, действовало Спенсеру на желудок. Они вдруг оживились, казались сейчас внимательными к вопросам Спенсера и готовыми помочь. Как будто им совершенно нечего было скрывать по поводу Кристины. Спенсеру даже стоило труда вспомнить вчерашнюю беседу с Джимом. Ах да, Джим. Какая прелесть! Он нашел ее мертвую и убежал. Пустячок, не правда ли? А Конни, которая отсутствовала в своей комнате в течение часа, и это никак не объяснялось? И Альберт, который приходил к Кристине в комнату пожелать спокойной ночи. Как раз накануне ее гибели.
– Я ничего не понимаю, – сказала Конни. – Почему это Кристине понадобилось оставлять нам свои деньги? Нам не нужны ее деньги. Она это знала.
– Знала? – спросил Спенсер. – Она это знала?
– Конечно, она это знала, – раздраженно проговорил Джим.
«Видимо, он осмелел, почувствовав, что рядом друзья», – подумал Спенсер, заметив при этом, что между троицей не так уж много любви. Казалось, что в пространстве над ними витает холодное, невидимое, злобное существо, отталкивающее их друг от друга своими длинными острыми пальцами.
Спенсер пожал плечами и удивленно произнес:
– Вы были самыми близкими для нее людьми. Девять миллионов долларов – это большие деньги, даже если разделить на троих.
Они ничего не ответили. Спенсер смотрел на них, и у него появилось странное ощущение, что они сейчас думают о чем-то другом, а не о деньгах Кристины. Альберт был все еще бледен, и его черные глаза блестели. Конни кусала губу, а Джим смотрел прямо на Спенсера, как если бы собирался сказать: «Пошел ты знаешь куда. Имел я тебя… Я ничего не сделал противозаконного, а моя жизнь уже находится под угрозой разрушения. Мне наплевать, что ты думаешь обо мне или что ты сделаешь со мной». Джиму не надо было произносить ни слова, все говорил его «пламенный взор».
– Что вы от нас хотите, детектив О'Мэлли? – спросил Альберт через несколько минут.
– Ничего особенного. Мне просто хочется знать, что вы трое делали между полуночью и двумя часами ночи в среду, двадцать четвертого ноября. Вот и все.
Конни сильно заерзала на своем месте. Джим округлил глаза. Альберт уставился на Спенсера.
– Что вы конкретно хотите знать, детектив?
– Хм, давайте разберемся, что мы имеем на сегодняшний день. Джим утверждает, что находился у себя в комнате всю ночь, но никто не видел его после одиннадцати, а когда Конни попыталась до него дозвониться, он не поднимал трубку. Альберт утверждает, что он смотрел кино по телевизору в комнате отдыха, но, когда Конни зашла туда посмотреть, нет ли его там, его там на самом деле не было. Этот парень, Том, проспал половину фильма, так что он ничего путного сказать не может. И Конни тоже, по ее собственному заявлению, выходила на улицу в метель, бродила вокруг общежития, искала Альберта, отсутствовала в комнате сорок минут. Что это все значит?
В комнату просунул голову диспетчер Кайл и пробубнил:
– Извините, что беспокою, но шеф хочет видеть тебя немедленно.
– Скажи ему, что я как раз посередине…
– Немедленно, приказал шеф, – расширил глаза Кайл. – Немедленно.
Спенсер встал и предупредил:
– Мы скоро придем.
– А нам можно уходить? – спросил Джим.
– Подождите. Мы вернемся через несколько минут.
Спенсер и Уилл оставили Альберта, Конни и Джима одних.
Кайл ждал за дверью:
– Как я сработал?
– Отлично, Кайл, – сказал Спенсер. – И как раз вовремя.
Уилл пошел в туалет, а потом решил позвонить жене. Спенсер прошел в маленькую темную комнату, смежную с комнатой для допросов, включил громкоговоритель, сел в кресло лицом к двустороннему зеркалу и приготовился наблюдать.
Вначале они вяло обменивались репликами. Джим продолжал бубнить, что полиция не имеет права держать их здесь и что они могут уйти в любое время, когда захотят, поскольку никакого обвинения им не предъявили.
– А ты что, хочешь, чтобы тебе его предъявили? – спросил Альберт.
– О чем ты говоришь? Конечно, нет.
– Тогда заткнись.
Джим бросил на Альберта испепеляющий взгляд.
– Это ужасно, – подала голос Конни, – что она оставила нам свои деньги. Ужасно.
– Да, – сказал Альберт. – Это действительно так. Как она могла оставить нам свои деньги?
– Ужасно то, что она погибла, – сказал Джим. – Вот что по-настоящему ужасно.
– Да, – согласились Конни и Альберт, – это действительно ужасно.
Некоторое время они сидели молча, разглядывая свои руки.
– Ладно, ну и что мы теперь будем делать? – сказала Конни, глядя с надеждой на Альберта, как бы ожидая от него ответа на все вопросы.
– Не знаю, как вы, ребята, а насчет себя я уже решил.
Зеркало было помещено как раз напротив этой троицы, но Альберт в это время встал, рассеянно прошелся по комнате туда-сюда и затем сел спиной к зеркалу, напротив Конни и Джима. Теперь Спенсер не мог видеть ни лица Альберта, ни Конни. Встав, он передвинулся на некоторое расстояние влево, чтобы можно было их видеть хотя бы под углом.
– Она умерла. А ее денег я не хочу, – сказал Альберт.
– В самом деле? – сказала Конни.
– Да, в самом деле, – твердо ответил Альберт. – Она была моим другом, и с меня хватит того, что она умерла. Недоставало еще извлекать из ее смерти какую-то выгоду. – Альберт говорил тихо, и Спенсер не был уверен, произносил ли он эти слова серьезно или с иронией. – Ее деньги мне не нужны.
