Текст книги "Красные листья"
Автор книги: Паулина Симонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 30 страниц)
– «Она заставляет тебя желать своего собственного крушения», – прошептал он. – Я, наконец, понял. Она предупреждала тебя. Она была права. Она предупреждала тебя не быть алчным. У тебя было так много – куда уж больше желать, – у тебя была ее любовь, а после своей смерти она оставила тебе три миллиона, но это показалось для тебя недостаточным. Да, она была права – действительно невероятная алчность.
Натан не отзывался.
– Почему она не оставила тебе всего, Натан? У вас была настоящая любовь, почему она не оставила все тебе?
Натан пожал плечами и медленно проговорил:
– Теперь это вряд ли имеет значение, детектив.
– Она не оставила тебе все потому, что хотела, чтобы ты исправился. Она хотела спасти тебя, чтобы ты, наконец, прозрел; она хотела изменить твое сердце. Чтобы ты превратился в человеческое существо.
– Детектив, она считала меня человеческим существом. Она любила меня, прошу не забывать этого!
Спенсеру было трудно дышать. Его сердце то замирало, то начинало сильно биться, то замирало снова.
– Тогда почему же она не сказала тебе насчет денег? А? Потому что она тебя боялась. Боялась, что из-за них ты убьешь ее. Она тебе не доверяла, и была права.
Лицо Натана, погруженное во мрак, было едва различимо, но Спенсер увидел, что тот усмехнулся:
– Она меня совсем не боялась. Но повторяю: теперь это вряд ли имеет какое-то значение.
Спенсер описал круг рукой, в которой была зажата рукоятка «дешевого ствола».
– Ты никогда от нее не избавишься, она всегда будет рядом. Она сейчас здесь. Разве ты не видишь? Это ее смерть принесла тебе этот дом. Ты думаешь, что счастливо избежал тюрьмы? Нет, голубчик, ты ошибаешься. Ты в тюрьме. Посмотри! Оглянись вокруг!
Свет исходил только от экрана телевизора, но Спенсер с самого начала заметил у дивана небольшой стол. Там, рядом с настольной лампой и телефоном, лежал полуавтоматический пистолет. Спенсер подумал, что это большое везение, что телевизор работал так громко, и Натан не услышал, как он вошел. В противном случае Натан теперь бы уже хоронил его в саду среди цветов.
– Интересно, – произнес Спенсер, чуть опустив дуло револьвера, – как с точки зрения философии можно объяснить тот факт, что ты отнял у человека жизнь и практически ничего не получил взамен? Тебе принадлежала целая вселенная – любовь Кристины, а ты погасил ее смертью. Ты думал, что ее любовь ничего не стоит? Но для нее она значила многое. Маленький пакетик с картонными спичками из Эдинбурга, забавные смеющиеся рожицы, нарисованные на салфетке в пабе, – они стоили многого. Они стоили большие, чем весь этот дом, в котором ты живешь, с участком, выходящим на берег, где вы когда-то, когда были детьми, запускали бумажных змеев.
Глаза Натана заблестели, он резко встал и, уставившись прямо в лицо Спенсеру, прошипел:
– Ну это уже, кажется, переходит все границы. Вот что, дружок, с меня хватит. Убирайся отсюда вон, или я позвоню в полицию.
– Нет нужды, – усмехнулся Спенсер. – Я уже здесь.
Натан сделал движение к телефону, возле которого лежал пистолет.
На затылке у Спенсера поднялись волосы, он крикнул:
– Не двигаться!
– Или что? Я устал от этих твоих игр. – Натан сделал еще шаг.
– Натан, я тебя предупреждаю. Не двигайся. – Спенсер взял револьвер в обе руки и принял стойку для стрельбы.
Натан был теперь всего в нескольких коротких шажках от своего пистолета. При достаточной ловкости, которой Натану не занимать, пистолет через мгновение окажется у него в руке.
– Что ты собираешься делать, Спенсер Патрик О'Мэлли? – выкрикнул Натан с такой злобой, что Спенсера затрясло. – Неужели я стою того, чтобы тебе терять свою работу? А может быть, не только работу?
– Натан, я же сказал тебе, что ты не стоишь ничего, даже пыли с ее черных ботинок.
В следующее мгновение Натан рванулся к пистолету. Спенсер опустил «дешевый ствол» чуть ниже и выстрелил, целясь ему в бедро. Натан упал, выронив пистолет на пол, и отчаянно пытался нащупать его на ковре. Но в темноте не было видно, куда он упал. Только потом Натан обратил внимание на свою ногу и судорожно зажал ладонями рану.
В соревнованиях по стрельбе в темноте у Спенсера всегда были самые высокие показатели.
– Что ты наделал? – выдохнул Натан. – Что ты наделал?
Даже в темноте Спенсер видел кровь, хлынувшую сквозь пальцы Натана. И вот уже она лилась потоком на ковер. В этом не было для Спенсера ничего неожиданного. Он и рассчитывал прострелить ему бедренную артерию.
Прежде чем он истечет кровью, у Натана Синклера в запасе было четыре минуты. Спенсер вдруг подумал: «А Кристина имела в запасе четыре минуты?»
– Что ты наделал? – прошептал Натан. Голос его дрожал от бессильного гнева. Он лежал на полу, прижав ногу руками. А кровь текла ровным густым потоком. Но не красным. В этой комнате сейчас цвета отсутствовали. Яркие перемежающиеся блики от телевизора делали комнату черно-белой. Кровь Натана была черной.
Спенсер опустил револьвер. Он знал, что эта штука ему больше не понадобится. Подойдя поближе к Натану, он сел рядом на корточки, примерно в метре от его головы.
– Я пришел сюда не для того, чтобы арестовать тебя, и не для того, чтобы каким-то образом вырвать у тебя признание. Я пришел тебя казнить. Под этой одеждой у меня бронежилет. Я его надел, потому что знал, с кем имею дело. Слава Богу, он мне не понадобился.
Глаза Натана начали затуманиваться.
– Ты еще слышишь меня, Натан? Надеюсь, ты понимаешь, что умираешь. Кристина Синклер была единственным человеком в мире, кто мог бы оплакать твою смерть. Но она ушла, и теперь ты умираешь тоже, и нет на земле ни единой души, которая скорбела бы по тебе, которая взяла бы твое тело, когда тебя найдут здесь через многие месяцы недовольные ребята из Ю-пи-эс [37]37
Ю-пи-эс – Юнайтед Парсел Сервис, частная служба доставки посылок; услуги компании дороже, но качественнее услуг государственной почты.
[Закрыть]или садовник. Ты будешь лежать здесь в своей собственной засохшей крови, мертвый, и никто не поинтересуется, где ты, не спросит о тебе, никто не будет выкрикивать твое имя, никто не обеспокоится, куда это ты пропал. У тебя не будет рядом маленького мальчика, который бы сидел с тобой до утра, ожидая, когда ты поднимешься, как это было в случае с тобой и твоим отцом.
– И когда тебя найдут, – продолжил он срывающимся голосом (на глазах у него появились слезы), – и коронер прикажет увезти твое тело, ты будешь лежать в морге государственной больницы, пока власти штата не похоронят тебя на кладбище для бедных или кремируют, а прах оставят в печи. Никто не прольет по тебе слезы, потому что ты, кроме горя и смерти, ничего никому в этом мире не принес. А теперь ты покидаешь его и отправляешься в гораздо худшее место. Ты получил именно то, что заслужил. Ты говорил как-то, что Кристина приходит к тебе во сне. Так вот, примерно минуты через две ты умрешь и никогда больше ее не увидишь. Даже там.
Говорить Натан уже не мог, он только смог прошептать:
– А вот это неправда, детектив. Ты… ты проливаешь сейчас по мне слезы.
Спенсер вздрогнул:
– Не по тебе, сволочь. Не по тебе.
Шли секунды.
– Как ты это сделал? – прошептал Спенсер, наклонившись над ним. – Как ты заставил ее – обнаженную, в холод, боящуюся темноты – пойти к тебе в кромешную ночь?
Натан, наконец, отпустил руки, которыми прижимал раненую ногу, и она глухо стукнула по ковру.
– Это все непра… – начал он, а затем вдруг добавил: – Она боялась ночи, но не меня. Со мной она могла пойти куда угодно.
Спенсер не мог говорить. Он чувствовал запах крови и другие сопутствующие смерти запахи, и его замутило.
– Натан, – произнес он наконец, – чего теперь-то скрывать? Наш разговор я на пленку не записываю, да если бы и записывал, тебе-то какая разница. Сейчас-то чего ты боишься?
И Натан ответил:
– Смерти.
– А Кристина, по-твоему, смерти не боялась?
– Да, – ответил он. – Боялась. – И затем добавил очень тихо: – Она не хотела умирать.
Спенсер громко застонал от отчаяния, боли и бессилия.
– Эта смерть тебе наказание за нее, и за ее мать, и за бабушку, и за отца, и за Элизабет Барретт, и Конни Тобиас. И за меня тоже. Господь дал тебе свободу воли, и посмотри, как ты ею распорядился. Ты оставил Кристину одну на снегу… Рядом не было даже священника, который бы благословил ее уходящую душу…
И здесь Натан вдруг прервал его.
– Благослови меня, – хрипло прошептал он.
– А разве Бог может благословить дьявола? – спросил Спенсер. – «Нет», – ответила бы моя святая мама, а у нее одиннадцать детей. Дьявол сам выбрал свою судьбу и должен платить своими мучениями. Я смотрю сейчас и вижу, как приближается бледный конь, и на нем бледный всадник, имя которому – Смерть, и ад следует за ним.
Натан пытался встряхнуть головой, но не смог, а только простонал:
– Я не хочу так, не хочу. – Он конвульсивно дышал.
– «И беззаконник, если обратится от всех грехов своих, какие делал… Все преступления его, какие делал он, не припомнятся ему… Разве Я хочу смерти беззаконника? – говорит Господь Бог», – произнес Спенсер, цитируя Иезекииля.
И услышал хриплый стон Натана, который уже агонизировал:
– Глаза. Ее глаза. Я не могу стереть их из своей памяти. Я не могу закрыть свои глаза, без того чтобы не увидеть ее. А там, в вечном аду, они тоже будут меня преследовать? Господи, помилуй меня. Я не хочу, чтобы там тоже на меня смотрели ее глаза, эти черные озера понимания и боли…
– Уверуй в Бога, и ты будешь спасен, – прошептал, наконец, Спенсер, ослабевший, почти выбившийся из сил.
Нога Натана слегка дернулась и застыла на полу. Из его тела медленно уходила жизнь. Спенсер перекрестился.
– Я заслужил это, – прошептал Натан Синклер, почти беззвучно, – я заслужил это… за нее.
Через пять минут Спенсер покинул дом, тщательно закрыв за собой дверь кухни. Он двинулся по обочине шоссе Саунд-Бич по направлению к перекрестку, а затем свернул налево и прошел еще полторы мили до станции, где на стоянке оставил машину. Примостившись за ней, он снял верхнюю часть своей одежды. Затем он взял «дешевый ствол» и положил его в черный полиэтиленовый пакет. Потом он разрезал ножом на куски одежду, которая была на нем в доме Натана. Он сложил это, а также перчатки и ботинки в черную дорожную сумку и поехал по направлению к Лонг-Айленду. По пути он остановился в Бронксе, в одном из жилых кварталов. Это был мини-городок, состоящий из безликих тридцатиэтажных зданий и пустой автостоянки. Тут Спенсер швырнул пластиковый пакет с пистолетом в один из переполненных контейнеров для мусора рядом с кинотеатром. Дорожную сумку он сжег в другом контейнере на пустой автостоянке. Затем он приехал домой и сделал то, чего был лишен три с половиной года, с момента смерти Кристины Синклер: Спенсер заснул и проспал всю ночь.
Эпилог
Дети сидели на скамейке у замка и отдыхали. Все было как всегда. Когда закончилась возня с бумажным змеем, они вышли и сели на скамейку, обращенную к водам пролива. Прошло несколько минут, и руки девочки перестали дрожать. Она прихорошилась, поправила волосы и коснулась складки на своих джинсах.
– Как это случилось, что ты не умеешь плавать? – спросила она мальчика.
Он пожал плечами и нехотя признался:
– Никогда не учился.
– Почему бы тебе не научиться сейчас?
– Неинтересно.
– Но почему? Плавать – это так здорово.
– А мне не нравится.
– Ты что, боишься воды? – поддразнила она его. Но он не улыбнулся, и улыбка исчезла с ее лица. – Извини, – произнесла она быстро. Ей не нравился его взгляд, такой холодный, как будто мальчик ее ненавидел. – Так почему ты так любишь ходить по этой дурацкой стене? Ведь на той стороне вода, можно упасть.
Он хвастливо засмеялся и заверил:
– Я не упаду.
– Откуда ты знаешь?
– А я очень крепко стою на ногах, – ответил мальчик, – и я ловкий.
– Все равно можешь упасть.
– Не упаду. Вот ты – можешь.
– Поэтому мне не нравится ходить по стене, – призналась она.
– Трусиха!
– И вовсе не трусиха! Просто я… осторожная.
– Вот как? Чего же ты боишься упасть, если такая осторожная? Действуй осторожней, вот и не упадешь, – произнес мальчик, и она вздрогнула: ей не нравилось, когда он начинал так шутить.
– Если я упаду, кто же меня спасет? – вздохнула она.
– Я.
– Ты? Но…
– Я побегу изо всех сил и позову на помощь.
– К тому времени, пока ты приведешь кого-нибудь, я уже утону.
– А я побегу быстро. Я очень быстро бегаю. Очень.
– Ты не умеешь плавать, – повторила она. – Тебе обязательно нужно научиться.
– А если я упаду вниз, кто спасет меня?
– Я, – ответила она без колебаний. – Я прыгну вниз и спасу тебя.
Он засмеялся и тонко подметил:
– Тогда мы погибнем оба.
– Не погибнем, – обиженно проговорила она. – Не только принцы спасают своих принцесс, но и принцессы тоже.
Он покачал головой и иронически повторил сказочный мотив:
– Ага, и после этого мы будем «жить долго и счастливо».
– Да, будем, – искренне прошептала она.
Он внимательно посмотрел на нее и требовательно спросил:
– Обещаешь?
Она истово перекрестилась и горячо сказала:
– Клянусь.
– А вот этого не надо, – быстро сказал он. – Ты сказала «клянусь», и этого достаточно. Тебе не надо было креститься.
Девочка увидела, как он поежился. Она молчала. Иногда она его не понимала. Совсем.
– Можно я задам тебе один вопрос? – тихо попросила девочка.
– Ага.
– Ты помнишь своих родных маму и папу?
Мальчик долго молчал. Потом очень спокойно, без вздохов ответил:
– Нет. Совсем не помню.
– Это так плохо, – сказала девочка, поворачиваясь лицом к проливу. – Это так грустно.
– Вовсе нет. Сама подумай, как я могу тосковать по тому, чего никогда не видел?
Девочка задумалась.
– Это понять, конечно, можно, – проговорила она нерешительно. – Но теперь у тебя они есть. Правда?
– Правда, – ответил он.
– Знаешь, с тех пор как ты появился, – сказала Кристина, – я уже больше не чувствую себя одинокой.
– Я знаю, – улыбнулся он.
– А до тебя я была так одинока, – продолжила она. – Теперь я чувствую, что у меня есть брат, и это на всю жизнь.
– Да, это так, – отозвался он. – Пока живу, я буду тебе братом.
– Спасибо, – проговорила она с чувством. – Я это знала. Мама с папой любят тебя без памяти. Они всегда хотели иметь мальчика.
– В это трудно поверить.
Она с силой бросила камешек в стену напротив.
– Это правда. Они очень хотели сына. Они меня, конечно, любили и все такое, но однажды я подслушала, как они разговаривали ночью, как раз перед тем как ты приехал и стал жить с нами. Папа говорил, если Господь так решил, что у них должен быть только один ребенок, почему он спас меня, а не моего брата-близнеца?
– И что на это сказала твоя мама?
– Она сказала, что счастлива и тем, что дал им Господь, но желала бы иметь еще одного ребенка, и обязательно мальчика.
– Она действительно хорошая, твоя мама.
Кристина улыбнулась и решительно поправила его:
– Да, но она теперь и твоя мама тоже.
– Наверное, это так, – ответил он, улыбаясь, но в голосе чувствовалась какая-то неуверенность. – Наверное.
– А ко мне как ты относишься? – спросила она.
– Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, – быстро ответил он и затем добавил: – Ты единственная, кто мне когда-нибудь по-настоящему нравился.
– Это правда?
– Правда.
– А как насчет мамы и папы?
– Они хорошие. Но они все время заняты. Ведь твоя мама никогда дома не бывает.
Кристина опять улыбнулась, но поправлять его уже не стала. На сей раз она постаралась оправдать мать:
– Ей нравится быть занятой.
– Мы должны держаться друг за друга, – сказал мальчик.
– Я знаю.
Он встал со скамьи и голосом, каким произносят клятвы, сказал:
– В болезни и здоровье, когда хорошо и когда плохо, в богатстве и бедности, до самой смерти, и разлучит нас только смерть.
– Но ведь так говорят, когда женятся? – произнесла девочка после долгой паузы.
– Это не важно, когда так говорят, – ответил мальчик. – Важно, что это говорим мы.
– Хорошо, – сказала Кристина. – До самой смерти. И разлучит нас только смерть. – Она помолчала с минуту и тревожно подняла глаза. – Но… я не хочу умирать.
– А кто хочет? – усмехнулся он. – А мы и не собираемся умирать. Мы же еще совсем молодые. Нам до смерти еще вон как далеко.
– Тогда, может быть, не нужно говорить эту часть клятвы? – спросила она.
Он вздохнул и с укором произнес:
– Горе мне с тобой. Хорошо, эту часть говорить не будем. Давай пошли. Уже поздно.
Дети покинули свое секретное место среди руин замка, обогнули гору и по каменным ступенькам побежали вниз.
В парке, кроме них, никого не было. Только мальчик, балансирующий на стене, что отделяла землю от моря, и девочка, которая, раздвинув руки в стороны, осторожно ступала следом за ним, глядя то себе под ноги, то на него. С деревьев опадали красные листья, а соленый ветер с пролива подхватывал слова девочки и нес их все дальше и дальше.
– Подожди меня… Подожди…