Текст книги "Черный пес Элчестера"

Автор книги: Ольга Митюгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

Глава XI

Конь Фрэнсиса неторопливо шел по сухой до звона дороге, под обрывистым склоном шумела по каменистым перекатам речка, прозрачная и искрящаяся от солнца. Ее волны встряхивали белоснежными гривами, перепрыгивая через булыжники и пороги, и с их пенных прядей летела мелкая водяная пыль, ловя в свою невесомую сеть нити радуг. Лес по обеим берегам речушки еще и не думал золотиться, хотя в северных землях уже вовсю хозяйничала осень. Здесь же, в южной Каринтии, как нигде чувствовалась близость Италии. В туманной дымке синели вдали вершины заснеженных Альп, вокруг шелестели деревья, но молодому всаднику, похоже, не было дела до красот пейзажа: он ехал, бросив поводья и опустив голову, погруженный в свои думы.

Уже месяц миновал с тех пор, как путешественник оставил лагерь под Нюрнбергом, и кончалась вторая неделя, как покинул он двор в Клагенфурте, столице Каринтии.

Его Светлость принял императорского посланника весьма и весьма благосклонно, заверил, что и сам сожалеет о невольной задержке, и что его войска готовы к выходу... Фрэнсис имел несчастье в этом убедиться, проезжая по улицам города, где из каждого трактира и кабака неслись смех и ругань солдат, наводнивших перед походом все постоялые дворы.

– Вы, конечно же, вернетесь вместе с нами? – вежливо поинтересовался герцог.

– К сожалению, у меня есть еще одно дело, – поклонился Фрэнсис. – И путь мой лежит не в Баварию.

– Очень жаль, – церемонно ответил Его Светлость. – Быть может, вы желаете передать что-то Его Величеству?

– Передайте ему мою бесконечную благодарность и восхищение, и скажите, что я не достоин той высокой чести, которой он хотел меня почтить.

Так закончилась короткая служба Фрэнсиса герцогу Саксонии и императору Священной Римской империи...

Теперь он сам не знал, куда направить своего коня. Возможно, не поставь Лотарь молодого рыцаря в рамки столь жесткого выбора между службой и возвращением на родину, между королевской милостью и долгом, сейчас бы путь юного лорда лежал обратно, под стены Нюрнберга. Но Фрэнсис не мог и не хотел идти против своего чувства чести.

Из Клагенфурта он выехал через западные ворота: они вели в ту сторону, где, за бессчетными милями пыльных дорог, шумели воды океана, где за дымкой заката скрывалась его Англия – и с тех пор ехал бездумно по дороге, куда глаза глядят. Иногда подолгу задерживался в каком-нибудь приглянувшемся местечке, иногда сворачивал в сторону от тракта... Как и подобает странствующему рыцарю.

Куда было ему спешить? И Фрэнсис убивал время, скармливая его белой змее дороги...

Тоска и боль в душе притупились, стали не так пронзительны, превратившись в сосущую пустоту в сердце.

Он помнил звенящее напряжение в деревушках, жавшихся у границы между землями властелина Каринтии и владениями венгерской короны. Огромная держава надменных мадьяр распростерлась от Словакии до Боснии, от Хорватии до рубежей Валахии, поглотив все государства, не способные ей противостоять. Сама Каринтия держалась лишь благодаря союзу с герцогством Бавария, а то, в свою очередь, опиралось на мощь объединенных имперских земель, формально подчиняясь германской короне.

Венгров не любили и боялись, так непримиримы были они ко всем, кто говорил на другом языке и принадлежал другому народу. Даже к дворянам-чужеземцам относились высокомерные мадьяры как к людям второго сорта, а несчастные крестьяне на покоренных Венгрией землях могли уповать только на милосердие божье, поскольку в милосердии своих господ, видевших в беднягах лишь говорящую скотину, им было отказано.

Поэтому Фрэнсис старался не спускаться слишком к югу, пробираясь к Альпам, за чистыми вершинами которых спала томная Италия и нежилась Швабия Территория современной северо-восточной Швейцарии.

Неутомимый конь нес своего всадника вперед через взгорья, к загорающимся на западе по вечерам вершинам, и вскоре юноша вынужден был свернуть к северу: слишком суровы стали ветры, дующие с ледников, и слишком пестр наряд осенних деревьев. Без теплой одежды Фрэнсис вряд ли смог бы преодолеть перевалы, и потому направился в более приветливые края.

Рубежи Венгерского королевства остались позади, за скалистыми стенами гор лежали владения Венецианской республики – но странник углубился в сердце Каринтии, глубокое и теплое, как золотая чаша, полное густыми лесными туманами, как хмельным вином.

Еще несколько дней пути через леса – и скалистый обрыв у копыт коня, а под ним сплетаются узором зеленый простор лугов и темные кипы рощ, долина Дравы. Широкая река неспешно катит спокойные воды по равнине, заросшей медовыми травами и тенистыми дубравами.

Путник неторопливо спустился вниз по каменистой, еле приметной тропе, и, меж рощами и одинокими скалами, поскакал по этим прекрасным краям на север, к истокам мощного потока.

Нагорье, с которого он спустился, и отроги Альп – с одной стороны, вместе с отрогами Карпат – с другой, надежно укрывали этот уголок от дыхания холодных ветров. Здесь только начинали кое-где желтеть листочки на дубах и кленах, и ярко горело солнце на глубоких волнах реки.

Дни... Ночи... Закаты. Туманы над водой – густые и белые, как сливки... Плащ вечера над травами. Тонкий ледок тишины над омутом боли. Сердце, подернутое пеплом...

Сон...как дивный сон – истоки Дравы. Вот они и позади... И цветущие долины Каринтии.

Дни... Ночи... Череда черно-белых бусин на пыльной нити дороги.

Дорога погрузилась в лес, росший на скалистых холмах. Этих склонов касались неласковые ладони северного ветра, проредившие кудри деревьев: рябины, осины и вязы стояли прозрачные, и солнце сияло, путаясь в сети голых ветвей, горя лучистой пойманной птицей, роняя перья бликов на усыпанную палым сухим листом землю. Лишь в сумеречных низинах сохранилась густая листва, закрывавшая от путника свет.

Дни. Ночи. Бесцельный путь. Тучи серой безнадежности на сердце, для которого нет радости – ни днем, ни ночью...

...Вечерело. Заморосил мелкий дождик, и легкий шорох осенних слезинок, скользящих по ветвям, звучал умиротворяюще. Фрэнсис вслушивался в бормотание дождя, подставляя лицо каплям и распахнув душу той грустной мирной тишине, что наполняла лес.

Дорога нырнула в очередную темную низину, болотистую и комариную. Вороной рыцаря недовольно зафыркал, вынужденный переходить вброд мутные омуты вонючих луж. Откуда-то слева, из зарослей ржавого камыша и хилых деревцев, раздавалось упоенное кваканье лягушек: там морщилось под прикосновениями дождя болотце, небольшое, но, похоже, топкое, если и на самой дороге приходилось выдираться из грязи.

В середине топи, на оконце чистой черной глади, беспомощно покачивались на растревоженной воде белоснежные лилии... Изящные цветы над холодной трясиной...

Вдруг впереди, за камышами, раздался громкий всплеск – а потом пронзительный женский крик. Что кричали, Фрэнсис не мог разобрать, он не знал этого языка, но призыв на помощь можно узнать, даже не понимая слов... Юноша пришпорил коня и помчался на зов, не рассуждая.

Крики не умолкали, становясь все отчаяннее; скакун вынес всадника на берег болота, где кусты и камыш расступались, открывая проход к трясине – там барахталась, пытаясь дотянуться до веток, женщина. Бедняжка билась – и ее затягивало все глубже и глубже.

Рыцарь соскочил с коня, выхватил меч, одним ударом снес молодую рябинку и протянул утопающей.

Женщина вцепилась в ствол мертвой хваткой, обеими руками, и юноша потянул на себя. Топь недовольно заурчала, по жирной глади пошли тяжелые волны, но добыча ускользнула. Волосы грязными колтунами закрыли лицо спасенной, когда она обессиленно рухнула на колени у ног Фрэнсиса.

Сначала он принял ее за нищенку, но нет – платье, перепачканное в болотной жиже, не было рваным и, похоже, до купания в трясине могло гордиться своей чистотой. Обманулся он и в возрасте незнакомки: сначала лорд счел ее женщиной в годах, а теперь разглядел, что перед ним – девушка, почти девчонка, круглолицая и курносая. Она сидела у его ног и мелко дрожала, обхватив плечи руками, и из-за мокрой завесы длиннющих волос неслись судорожные всхлипы, и дождь мутными струйками скатывался по ее пальцам, черным от болотной грязи, оставляя за собой серые дорожки...

Он немного растерялся. Как утешать эту дуреху? Откуда она? Куда теперь ее вести?

– Эй, все позади, – пробормотал он, чувствуя себя не в своей тарелке. Она все равно не поймет ни слова, да если бы и понимала, что прикажешь говорить? Не умеет он сюсюкать! – Откуда ты? Что тебя в болото-то понесло, а?

Девица зашмыгала носом, стискивая в руках ремень потертой дорожной сумки, пристегнутой к поясу – потому и не отвалилась в болоте. Вид, надо сказать, у девчонки был самый дурацкий...

– Ну все, все! – начиная терять терпение, чуть строже заговорил спаситель, неосторожно похлопав несостоявшуюся утопленницу по плечу. Руку пришлось вытирать. Пальцы сразу стали мокрыми, в черных комочках раскисшей земли. – Хватит выть, слышишь? Ты давай, не ходи больше по трясинам, а я поеду...

Он направился к коню. Девушка подняла голову. В глазах ее застыло изумление. Она не верила, что ее, едва избавив от верной смерти, готовы тут же бросить. Фрэнсис поморщился. Спас, на свою голову.

Скрепив сердце, юноша вскочил в седло, но тут болотное диво резво поднялось на ноги, забыв о рыданиях, и кинулось следом. А потом вцепилось в стремя, всем видом показывая, что пойдет рядом, а если надо, то и побежит. Глаза этой крестьянской девчонки возмущенно горели, она даже головой упрямо мотнула, щеки раскраснелись... Вот репей! Возмутилась она, подумаешь тоже, леди!

– Ладно! Не бросать же тебя в лесу на ночь глядя... Иди со мной, а утром разберемся.

Он накинул ей на плечи свой теплый черный плащ и втащил нежданную попутчицу на коня. Она села сзади, обхватила спасителя за пояс руками и прижалась к спине, как маленький испуганный зверек. И так же мелко дрожала: от холода... Лорд лишь досадливо поморщился, но ничего не сказал.

Они молча поехали дальше по лесной дороге, над которой сгущалась темнота. Дождь перестал. По обеим сторонам вздымались высокие холмы, поросшие соснами... Стало заметно суше.

Вдруг сзади бесцеремонно дернули за рукав. Рыцарь недоуменно оглянулся.

Девка тыкала грязным пальцем куда-то на вершину правого холма и быстро-быстро говорила что-то. Глаза ее возбужденно мерцали. Пожав плечами, граф пустил усталого коня в том направлении.

На вершине оказалась уютная поляна, где деревья расступались возле замшелой скалы с удобной пещеркой. Слева и сверху, журча, падала прозрачная ленточка ручейка – прямо в глубокую чашу природного бассейна, дно которого устилала пестрая галька.

Спутница звонко рассмеялась, увидев это убежище, и соскользнула на землю. И горделиво покосилась на молодого человека, как бы говоря: "Вот видишь, я умница! А ты сомневался?"

Фрэнсис, хмыкнув, признал, что место для ночлега идеальное.

Пока он таскал хворост для костра, сваливая его кучей у пещеры, девушка убежала к озерцу, мыться. А потом, завернувшись в многострадальный плащ попутчика, принялась стирать свой наряд. Лорд ничего не сказал на это и, лишь когда она подошла, похожая на ночную тень: в просторном черном одеянии, стыдливо придерживая запахнутые полы – молча протянул ей котелок.

– Готовь-ка ты ужин, – велел он, разжигая огонь. Девица оказалась понятливой и снова ускользнула к озеру: за водой. Ее чистые мокрые волосы медно блеснули в свете костра – густые и мягкие, до колен.

...От темной воды тянуло сыростью. Котелок плеснул, пустив волну, убежавшую в ночь. Дремотно шептал лес. Капли, стекая по металлическим бокам, падали на ноги. Девчонка выпрямилась, вглядываясь во мрак. Что-то изменилось, пока она была у костра...

Меж деревьями вспыхнули два алых огня.

Крестьянка отшатнулась, и губы ее обронили одно лишь слово, короткое и резкое, подобное удару хлыста. Черный зверь оглушенно мотнул головой – и растворился во тьме...

Девушка несколько секунд смотрела на качающиеся ветки, затем медленно, очень осторожно, отступила на два шага, развернулась – и опрометью кинулась назад, к костру, к ожидавшему ее рыцарю.

Фрэнсис озадаченно поглядел на запыхавшуюся девку, но ничего не сказал. Только выдал новоприобретенной стряпухе крупы и мяса, а сам растянулся у костра, закинув руки за голову, и бездумно смотрел на звезды в прояснившемся небе. Вокруг сонно вздыхал ночной лес, и, изгибаясь, танцевали тени пламени.

Селянка развесила мокрую одежду на ветвях: сушиться, растормошила свою сумку, достала оттуда какие-то припасы – и от души сыпанула в воду для питья. Невнятно забормотала что-то – костер яростно затрещал, взметнув гриву искр, и Фрэнсис, забыв о еде, встревоженно вскочил. Это с какой же мокрой сердцевиной должна была попасться ветка, чтобы так жахнуло?.. Незадачливая повариха резво отпрыгнула от излишне развеселившегося огня, виновато глянув на молодого рыцаря. Он успокаивающе кивнул и снова лег. Курносая крестьяночка перевела дух.

Юноша разглядывал ее через пламя. Вымытая, она оказалась даже хорошенькой. Лицо еще сохраняло некоторую бледность, после пережитого, но зато темно-синие глаза полыхали удивительно ярко, почти лихорадочно. А великолепие волос глубокими волнами низвергалось по плечам до самых колен, и блики теплого света скользили по ним медным сиянием...

Фрэнсис поначалу решил, что ему мерещится, что обманывает неверный ночной свет... но нет! Ни у кого, никогда, не видел он такого цвета прядей: бурый, с серебристым отливом, как октябрьский палый лист...

Высокий лоб, закругленный овал лица с крупными, правильными чертами – нет аристократической строгости, утонченности – и все же в этом несовершенстве было что-то милое, подкупающее.

Она тоже смотрела на своего спасителя, чуть наклонив набок голову.

– Как тебя зовут? – спросил граф.

Девчонка не поняла вопроса. Он поморщился.

– Фрэнсис! – представился он, ткнув пальцем себя в грудь. Ее лицо просияло.

– А! Милица... – назвала крестьянка свое имя в ответ.

Лорд кивнул и снова улегся возле костра. Внезапно пришла мысль, что после смерти Фредерики он впервые разговаривает с девушкой... С ровесницей своей возлюбленной.

Юноша стиснул зубы.

Фредерика...

Фредерика была намного красивей. Изящней.

Взгляд скользнул по фигуре Милицы, и, против воли юноши, дольше, чем позволяли приличия, задержался на груди. Да. Больше, чем у Фредерики. Намного больше... И бедра шире... Простолюдинка, что с нее взять!

Но при этом, все же, какая стройная и гибкая!

Кровь шумно застучала в ушах, жаром прихлынула к щекам. И ведь всего лишь два шага в обход костра, чтоб сбросить с плеч девушки плащ... Фрэнсис резко сел, быстро подтянув колени к подбородку. Пробудилась злость на собственную слабость. Да, у него давно не было женщины... Просто давно не было женщины.

К счастью, эта селяночка слишком невинна, чтобы понять.

Тем временем вскипела вода, устало запыхтела каша, мясо зарумянилось на тонких палочках над огнем – и Милица с улыбкой протянула Фрэнсису ложку, а потом – кружку с ароматным настоем, зеленым и терпким от брошенной ею туда неведомой травки.

Лорд взял и осторожно пригубил. По телу разлилось тепло, дурные мысли рассеялись, как дождевые тучи, и он просто смотрел на Милицу: как она опасливо прихлебывает горячий настой, улыбается; обжигаясь, пытается есть мясо...

Оно получилось очень вкусным, с сочной мякотью и хрустящей поджаристой корочкой, истекающей ароматным соком.

– Спасибо, – прижав руку к груди, произнес юный лорд, всем своим видом пытаясь показать, как ему понравилась еда.

Девица живо подняла голову. Губы ее чуть вздрогнули.

– Вам в самом деле понравилось? – тихо спросила она. Граф замер от неожиданности и уставился на крестьянку. Нет, она не заговорила по-английски. Слова, что роняли ее губы, были ему неведомы...но, словно по какому-то волшебству, он все понимал!

– Да, ты умеешь готовить... – медленно произнес он, пристально вглядываясь в нее, гадая, произойдет ли чудо, поймет ли собеседница...

Милица так же, медленно, подняла голову – и они молча, долго, не отрываясь, смотрели друг на друга через костер. Огонь бился во тьме как живое сердце – в холодной плоти ночи. Было в этом что-то, от чего у Фрэнсиса по коже поползли мурашки.

– Ты...понимаешь? – наконец решился произнести рыцарь.

– Да, благородный господин, – тихо отвечала Милица, не отводя глаз.

Боже, как они полыхали!

– Благородный господин, я должна поблагодарить вас. Вы спасли меня. Не будь вас тут поблизости, я пропала бы.

– Зачем же ты в болото забрела? – думая совсем не об этом, пробормотал юный воин. Девушка чуть усмехнулась.

– А, видите ли, благородный господин, там ненюфары росли. Я и решила себе нарвать.

– Нарвала?

– Нарвала! – засмеялась странная крестьянка. – Там, в котомке моей лежат, не зря я в трясине искупалась!

– Ну, а на что они тебе? Эти твои цветочки?..

– Ну... – Милица неопределенно пожала плечами. – Много чего можно с ними сделать...

– Постой! А как ты до них добралась? Там же всюду топь! – Фрэнсис нахмурился. В его душе зрело неприятное предчувствие...

Оно не обмануло.

Милица потупилась:

– Я... Я в заклятье ошиблась... Я думала, что долечу туда и обратно, а оно у берега действовать перестало... – Тут глаза ее гордо сверкнули, она вызывающе вскинула голову: – Ну и что? Меня учить некому, я сама! Поэтому часто путаюсь в заклятиях! Я знала, что плохо плету чары полета, но там росли ненюфары, а это не простые лилии! Где бы я еще их нашла? Любой ненюфар растет на гиблой трясине...

– Сколько тебе лет? – прервал ее Фрэнсис.

– Семнадцать...

– Ты ведьма, что ли?

Девушка подобралась.

– А вы как думали? Что вам святой дух меня понимать помогает?..

Словно пощечина. Не чудо. Колдовство... Юноша резко вздохнул, не скрывая разочарования.

– Так это ты?..

– Я подсыпала нужную травку в воду, – лукаво улыбнулась молоденькая колдунья. – И слова нужные сказала...помните, как костер вспыхнул? Огонь всегда на магию откликается! Так ведь страсть как неудобно, не понимать друг дружку, да, благородный рыцарь?

– Ведьма... – брезгливо протянул Фрэнсис. Милица понимающе усмехнулась и встряхнула головой.

– Не любите, да?.. Вы еще пожалейте, что спасли!

– Ты не заговаривайся, простолюдинка! – отрезал он. – Рыцарь никогда не пожалеет о помощи слабому, пусть тот был даже и не достоин помощи...

Они замолчали. Фрэнсис погрузился в невеселые думы, а юная волшебница, насупившись, сидела и дулась, глядя, как пальцы огня скользят по черным грифам поленьев. А поленья – поют, смешивая свои голоса с баритоном пламени...

– Зануда, – пробурчала она себе под нос.

Юноша вздрогнул всем телом.

Как часто Фредерика обвиняла его в этом...

– Не смей читать мои мысли!

– А я что, читаю?.. – неподдельно обиделась она. – Вы вообще странный: я вас сюда привела, поесть вам приготовила, болтаю тут с вами – а все виноватая!

– А я тебя спас, – просто пожал плечами рыцарь, даже не посмотрев в ее сторону. – И чтоб мне всякие ведьмы-недоучки выговаривали! – он фыркнул.

– А ведьмы – на то и ведьмы, чтобы выговаривать кому пожелают! – задрала она кверху нос. – И ни перед кем головы не опускать!

– То-то вас на костры отправляют... – хмыкнул молодой человек.

– Правды все боятся.

– Ох, надо было тебя оставить на болоте – вот в чем правда, – вздохнул лорд, укладывая на землю дорожный мешок с намерением превратить его в подушку. – Тогда я спал бы спокойно. По крайней мере, без бесед о правдолюбии... Бери седло или наколдуй себе герцогскую постель...ведьма.

Милица покраснела.

– Я пока не умею...

– Я же говорю, что недоучка, – вздохнул граф Элчестерский, укладываясь. – Спи, на чем есть. Плащ можешь себе оставить, чернокнижница.

С этими словами он отвернулся от костра и от Милицы, и закрыл глаза.

Не тут-то было. Молчание длилось от силы несколько минут, а потом в тишину упали коротенькие слова:

– Простите меня.

Фрэнсис лишь натянул на голову накинутое вместо одеяла теплое блио Блио – верхняя одежда XI-XIII веков с длинными рукавами, предшественница котты. Надевалась поверх нижней рубашки. Носилась всеми сословиями, но у знати отличалась выделкой и тканями, из которых шилась., приобретенное в Клагенфурте.

– Эй, вы же не спите! Простите, говорю. Вы правы.

– Я сплю, – буркнул Фрэнсис.

– Эй, ну не будьте занудой, в самом деле!

Молчание.

– Фрэнсис! Прости, говорю!

Граф резко сел, отшвырнув в сторону блио.

– ЛордФрэнсис! – рявкнул он.

– Хорошо, лордФрэнсис! – рассмеялось это невозможное созданье. – Зато вы сразу услышали! Вы едете издалека? Откуда вы родом?

– Я норманн, – устало вздохнул путешественник, подкидывая веток в костер. – А родился в Англии. Ты же даже не знаешь, где это...

– Где-то очень далеко, на западе, – пожала она плечами. – Я многое узнала о разных землях от людей. Потому что мой путь тоже был не близким.

Юноша с интересом взглянул на собеседницу.

– Я думал, ты из какой-нибудь ближней деревни.

– Я даже не из германцев! Я славянка! – девчонка оскорбленно вскинула голову. – Из Словакии.

Граф невольно присвистнул.

– Что ж тебя так далеко занесло? Словакия – там же вроде Чехия рядом, да?..

– Рядом-то она рядом, – вздохнула девушка. – Да все равно сама по себе. А мой край завоевали венгры, и с тех пор нет счастья моей родине... – на лицо Милицы набежала тень, голова опустилась. Девушка сидела, обхватив колени руками, словно пытаясь избыть жгучий внутренний холод. – Знаете ли вы, как страшно, когда венгерские бароны приезжают в твою деревню, требуют невесть какой платы, а потом начинают вешать всех, кто посмотрел на них не так...кто замешкался, не сразу выполнил какой-то приказ... А ты прячешься за спинами сельчан и дрожишь, не заметит ли тебя кто из этих... Мадьяры – они как волки. Признают только свою стаю. Другие для них – добыча.

– Я слышал об этом, – кивнул Фрэнсис. – И что же, однажды тебя заметили?

Она кивнула.

– Мальчишка, малолетний барончик. Прыщавый выродок нашего господина! – Милица издала короткое яростное шипение. – Родители попытались вступиться за меня, их убили... А меня схватили, связали и привезли в замок, этому...сыночку.

– Если хочешь, дальше можешь не рассказывать, – тактично разрешил Фрэнсис.

Она злобно, с какой-то мрачной радостью, рассмеялась.

– О, нет! Мне нечего стыдиться! Когда мы остались наедине, я заклинанием остановила его сердце, он ничего не успел сделать со мной! Так я отомстила за свою семью...

– А что ж ты не защитила деревню? – удивился лорд, мысленно порадовавшись собственной сдержанности. – Если умеешь останавливать сердца?

– Я... – Милица покраснела, и резко утерла непрошеную, яростную слезинку. – Я пока могу только одного...человека. И то, если ни на что не отвлекаться...а другие люди...мешают... Я не смогла их спасти!

Фрэнсис промолчал. Мог бы и не спрашивать. Счастье, что эта ведьмочка-недоучка себя-то сумела выручить. О ведьмах он слышал куда более впечатляющие истории! А эта пигалица кто?.. Обычная девчонка-несмышленыш...

– И что же было дальше?

Милица постаралась взять себя в руки и, стиснув зубы, продолжила:

– У меня была целая ночь, господина никто не посмел бы тревожить во время забав... Я сотворила морок...любой, кто встретил бы меня, принял бы за баронского сынка! Потом переоделась в его одежду и ушла из замка... Мне надо было спешить, мороки – они недолговечны, хотя эти заклинания я знаю очень хорошо, и они никогда меня не подводят...

И вот, когда я выбралась на свободу, то поняла, что возвращаться мне некуда! Золота с собой я догадалась все же прихватить, – лукаво усмехнулась юная ведьма, – поэтому голода и холода не боялась. Зато куда больше боялась, что меня найдут и будут пытать, а потом...

– А потом отправят на костер, – пожал плечами норманн. – Само собой. Что еще сделать с ведьмой, которая убила и ограбила рыцаря? – заметив ее напряженный взгляд, Фрэнсис успокаивающе улыбнулся: – Так бы рассуждали, – мягко пояснил он. – Это не значит, что я так думаю. И что же ты решила?

– Решила не возвращаться в родную деревню. Повидать мир. Сбежать от проклятых венгров в чужие земли. Найти наставника, что научил бы меня владеть волшебством по-настоящему! И я знаю, к кому идти! Несколько лет назад у нас останавливалась в деревне одна путешественница, вроде бы из знатных. Она была странная...я даже не могу сказать, почему... Ее звали Милена. Она сразу поняла, что я немного колдую...и научила нескольким заклятьям. Научила составлять заговоры, выплетая их из речи огня, воды, шума деревьев и света звезд... Показала некоторые травы...а потом я уже сама стала с ними пробовать разные штуки, тайком от всех людей, конечно же! И эта госпожа, Милена, полушутя сказала, что, если я буду во Франции, то могу спуститься в парижские катакомбы...и там спросить о ней! Я думаю, она настоящая ведьма, а в катакомбах их шабаш! Вот и иду туда... Фрэнсис, возьмите меня с собой! Вы же тоже на запад путь держите! Мне страшно одной на дорогах...

Граф Элчестерский задумался. Разве не о Франции грезил он, пытаясь спасти Фредерику? Что ж... Оттуда до английских берегов ближе, чем от альпийских вершин! И, быть может, парижские ведьмы...быть может, им ведомо, что это за призраки, подобные Эдгит, и какова сила их отпрысков?..

Конечно, негоже юноше и девушке путешествовать вдвоем, наедине. С другой стороны – разве достойно рыцаря отказать в помощи женщине? Вдвойне позорно отказать из-за страха перед своими желаниями. Разве не справится он с собственной слабостью?

– Ладно, будь по-твоему! – проворчал молодой лорд, снова укладываясь на землю. – Только не трещи без умолку, я терпеть этого не могу! Провожу я тебя до Парижа, а сейчас имей снисхождение, и дай мне, наконец, поспать!

Милица негромко, весело хмыкнула и покачала головой.

– Меня можно называть просто Мили, – заметила она вместо "спокойной ночи".

– Фрэнки, – засыпая, буркнул из-под блио Фрэнсис, уже не сознавая, что разрешает простой крестьянке непозволительно дружеское обращение...

Ночь расстелила над ними мягкий полог тишины.