Текст книги "Черный пес Элчестера"

Автор книги: Ольга Митюгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

Глава XXIX

Бьянку разбудил стук в дверь. Стучались из коридора, не из гостиной...

Девушка поморщилась: так не хотелось вылезать из теплой постели, от мужчины, с которым было так хорошо...

За окном едва занимался рассвет: только светлело небо над далекими шпилями колоколен и башнями замка.

Натянув легкую рубашку, Бьянка босиком подошла к дверям.

– Кто там?

– Откройте, синьорина, это Джеронимо, – ответили из коридора – одним выдохом, на итальянском.

– Я не одета, мэтр. Что случилось?

– Жоффруа пропал.

Щеки девушки слегка покраснели.

– Не беспокойтесь, синьор, он помогал мне вечером. Дело в том, что госпожа графиня...

– Бьянка, мы так и будем беседовать через дверь? Где Жоффруа?..

Она с досадой, переходящей в злость, поджала губы. Что этот лекарь себе позволяет?

И с какой стати она должна перед ним оправдываться?

– Отлично! Входите! – девушка распахнула дверь.

От неожиданности медик даже отшатнулся и невольно отвел глаза. Бьянка стояла перед ним в одной белоснежной рубашке, и распущенные волосы волнами спелого льна лились на плечи.

– Он здесь.

Скрестив руки на груди, итальянка, прикрывая смущение и гнев насмешкой, устремила на своего соотечественника полный сарказма взгляд.

И отступила в сторону, давая тем самым Джеронимо возможность увидеть постель в глубине комнаты.

– Надеюсь, я успокоила вас, мэтр?.. – язвительно осведомилась девушка. – А теперь, прошу вас, выйдите.

Врач стоял, как громом пораженный.

Эта женщина...

Когда-то – неужели всего лишь недели две назад? – он рискнул передать ей флакон с ядом, чтобы спасти от мучительной смерти в огне. Не ради нее, но ради собственной совести, и все же... Не из-за того ли пошла прахом вся его прошлая жизнь?..

Эта женщина...

Не ее ли он снимал с костра, сломленную и обезумевшую от ужаса, когда черный вихрь окутал город, и на месте несостоявшейся казни полыхало синее пламя?.. Не она ли жалась к нему, как испуганный зверек, и осмеливалась брать еду лишь из его рук?..

Эта женщина!..

И вот теперь она отдала себя какому-то проходимцу, без роду, без племени, без гроша за душой, да еще и увечному!

Почему?..

Если кто и имел право на нее, то не он ли?..

Думал ли, загадывал?..

Откуда эта обида?..

Джеронимо с трудом сглотнул и провел языком по пересохшим губам. И высказать бы, выплеснуть боль и негодование...

– Прошу простить, – сухо кивнул мэтр, выходя в коридор.

Бьянка задвинула за непрошенным гостем засов и всем телом откинулась на дверь.

Джеронимо узнал...

Теперь слухов не миновать...

Это позор. Связь без венчания!.. Это слава гулящей девки на всю жизнь.

Теперь, так или иначе, ей придется оставить свиту графа... что ж! Быть по сему. Жаль... возможно, с Жоффруа у них могло бы что-то выйти...

Жоффруа ведь не спросил...не возмутился... когда понял, что она уже не девушка.

И не задал ни единого вопроса.

А вот Джеронимо, возможно, даже слушать ничего не захотел бы.

И что ему до того каменного мешка, и до того факела, ронявшего горящие капли смолы на сырой пол, и до тяжелых ржавых цепей на запястьях...

И до двух мерзавцев, заявившихся после дежурства к пленнице...

"Ко-оне-ец сме-ены-ы!"

Бьянка закрыла лицо руками.

Как она сопротивлялась! Как кричала, как надеялась: вот сейчас придет начальник караула и выставит своих молодчиков из камеры! К счастью, эти животные оглушили ее, и что вытворяли потом над бесчувственным телом, Бьянка могла только догадываться...

Она очнулась потом... много позже.

И надеялась, и молилась: господи, ведь им же помешали, не правда ли?.. Конечно же, помешали! И ничего не было... А кровь? Что кровь?.. Палач в пыточной как раз перед этим слегка размялся, показав "ведьме", что ее ждет...

Миг биения сердца. Жгучие капли смолы на каменный пол...

А потом были настоящие пытки, были допросы с пристрастием, и единственной молитвой стала одна: легко умереть...

Вычеркнуть, не помнить, не верить...

...Жоффруа ни о чем не спросил.

А у нее не осталось вопросов к прошлому.

Но в эти сладостные часы она была счастлива...наверное, впервые с тех пор, как за ней закрылись ворота тюрьмы.

Бьянка благословила судьбу этой ночью за то, что память о насилии не сломала ее душу – не было ее, этой памяти. И за то, что боль не сломала наслаждение, что дарили они сегодня с Жоффруа друг другу – не было ее, этой боли...

И вот теперь пришел Джеронимо.

Впрочем, c чего она взяла, что Джеронимо кому-то расскажет?..

Нет, она ни на что не будет уповать, и ни на что не будет надеяться. Что ей до людских пересудов и пустой молвы?.. Жизнь и свобода – а остальное не более чем пыль на ветру...

Бьянка улыбнулась и скользнула обратно под одеяло к спящему любовнику.

...Джеронимо стоял за дверью, прислонившись к дереву пылающим лбом. В горле стоял омерзительный комок горечи. Из-за чего?.. Ведь он никогда не задумывался о Бьянке, как о женщине... Она была для него пациенткой, помощницей, коллегой, наконец...

Он уважал ее.

И вдруг обнаружить в ее постели молодчика, которого она и знает-то дней десять!

Джеронимо криво усмехнулся. О да, дня на два меньше, чем его...

Стукнув кулаком по стене, медик решительно пошел к лестнице на свой этаж.

Чем обворожил девчонку этот проходимец? Да еще и слепой?

Все, довольно! Из-за чего расстраиваться? Он отлично провел время со старым приятелем по Сорбонне – встреча была воистину неожиданной, но оттого еще более бурной, – а теперь можно в одиночестве, спокойно, заняться систематизацией исследований. Изучение и сравнение настоев и отваров, которые любезно предоставила ему госпожа графиня, наводило на интересные мысли, которые необходимо записать...

Книги – вот друзья, что никогда не обманут.

Джеронимо заперся в своей комнате, разложил на столе бумаги – и с головой ушел в работу.

Время летело незаметно. За окном черепицу крыш позолотило солнце, и голуби заворковали, кружась над подоконником – туда, на водосточный желоб, Джеронимо всегда выбрасывал хлебные крошки, – и раздались голоса проснувшейся прислуги...

Мэтр потянулся, выпрямляя усталую спину, и коротким быстрым движением ладоней стер с лица следы усталости.

Что там Бьянка говорила? Жоффруа оказался там, потому что помогал? "Ведь госпожа графиня"...

А что же госпожа графиня?..

Итальянец поднялся и подошел к окну. На улице еще лежала синяя тень, но город уже проснулся. У крыльца хозяин рассчитывался с молочницей. И одно "ушко" ее белого накрахмаленного колпака блестело так ослепительно под солнцем, что было больно глазам. Второе "ушко", в голубоватой тени от построек, казалось чуть-чуть голубым...

Джеронимо улыбнулся, подумав об этом свойстве белого цвета: скромно отражать оттенки других.

И так неистово сиять на свету...

Может, это и есть сущность истинного добра?..

Медик с задумчивой улыбкой потер переносицу и подкинул крошек голубям. Нет, он никому не станет говорить о Бьянке...

...кстати, "Бьянка" означает "белая"...

Он же о ней ничего, в сущности, не знает. Какое у него право ее ревновать?

О да, жена, которая разделяет интересы и увлечения, скромная и умная, да еще и соотечественница – чем не мечта для ученого?.. Но ведь такой подход означает расчет. В чистом виде. А если смотреть с этой точки зрения, то какая разница, девушка ли она?.. Если все, что ему надо – помощь в работе и разумное ведение хозяйства?..

Джеронимо снова улыбнулся, закрывая окно.

Жизнь покажет.

Он достал кошелек, высыпал на ладонь несколько серебряных монет, прикидывая, может ли позволить себе завтрак в этом заведении на собственные средства – и, рассудив, что может, спустился вниз.

Заказав травяной чай и яичницу с колбасой, мэтр сел у окна, рассматривая прохожих.

– Месье, простите... – раздался над ухом почтительный голос. Джеронимо поднял голову и увидел лакея, замершего у столика. Рядом топтался мальчишка, по виду – посыльный.

– Если я не ошибаюсь, вы – врач его сиятельства. Того дворянина, что остановился у нас вчера.

– Вы не ошибаетесь, – ответил итальянец, озадаченно глядя на эту парочку.

– Тогда не могли бы вы передать это госпоже графине, когда закончите завтрак? Мне бы не хотелось тревожить их сиятельства так рано...

– Что передать?

Вперед выступил мальчишка-посыльный. Невысокий, с живыми, огненными черными глазами, он протянул медику хрустальный пузырек с алой как кровь жидкостью.

– Это вчера заказывали для мадам у моего хозяина, когда просили спирт, – заявил мальчишка. – Спирт-то нашелся сразу, а над этим пришлось поработать...

– А что это? – заинтересовался ученый.

– А я знаю? – дерзко ответил сорванец. – У графини спросите, как будете передавать.

– Ты язык попридержи! – лакей хотел отвесить невеже подзатыльник, но мальчик ловко увернулся.

– А ты руки! – не остался в долгу он. – Я тебе не мальчик для битья, я служу у господина алхимика.

– Оставь его, – улыбнулся Джеронимо. – Я передам...

Он отвернулся к окну, показывая, что разговор закончен, и продолжил созерцать прохожих...

Кто-то спешил по делам, кто-то прогуливался. Вот проскакал какой-то всадник, и стук копыт, отраженный стенами, взметнулся к окнам верхних этажей...

...и разбудил Фрэнсиса.

Юный граф потянулся, с улыбкой глянув на спящую рядом жену, и упруго поднялся с постели. Ругаясь вполголоса, он отыскал под кроватью мягкие туфли без задников и, как был, в одной рубашке, вышел в гостиную, сонно потирая лицо ладонями.

И замер, изумленный.

Залитая солнцем комната напоминала поле боя: повсюду валялись осколки камня от бесславно почившей каминной полки, ворс ковра запорошила белая каменная пыль, запачкали черные потеки, – Фрэнсис догадывался, что от его сапогов – а на столе стоял забытый подсвечник, весь в наплывах застывшего воска. Свеча выгорела дотла.

От возмущения граф на несколько секунд потерял дар речи.

– Бьянка!.. – рявкнул он, наконец придя в себя. – Неужели нельзя было велеть прибраться за целое утро?! О, черт подери...

Лорд рванул дверь в коридор.

– Кто там! – крикнул он.

Через секунду подбежал служка – и замер при виде разгрома, царившего в апартаментах.

– Чего уставился?.. – быстро привел незадачливого коридорного в себя недовольный вопрос его сиятельства. – Не видишь, мы вчера изволили гулять. Живо сюда слуг, и чтобы через четверть часа в комнате все блестело! Когда управятся, пусть принесут завтрак. И очень надеюсь, что вода для умывания здесь все же предусмотрена!.. – рыкнул он на ни в чем не повинного парня.

– О... ваша милость... я... да... сию секунду... Но хозяин потребует заплатить за ущерб...

– Вот с ним мы это и уладим!

– Да... монсеньор... сейчас все будет...

– Очень надеюсь! – Фрэнсис с грохотом захлопнул двери вслед за перепуганным служкой.

...Бьянка вскочила на постели, едва заслышав гневные раскаты голоса. Жоффруа приподнял голову.

– О боже... – выдохнула девушка, прижав ладони к щекам. – Я ведь совсем забыла...

– Что, его сиятельство недоволен? – иронически хмыкнул бургундец, садясь и обнимая ее за плечи. – По крайней мере, мы теперь знаем, что он вполне оправился.

– Бьянка, какого черта!.. – донеслось опять из гостиной.

– Он меня выгонит... – Бьянка закрыла на краткий миг лицо руками. Светлые волосы, скользнув по плечам, завесой скрыли этот полный отчаяния жест.

Впрочем, Жоффруа все равно не мог бы этого увидеть.

Но он слышал страх в голосе женщины, с которой провел ночь, чувствовал, как напряжено ее тело под его рукой.

– За что он тебя должен выгнать? – усмехнулся он, привлекая девушку к себе. – За неотданный вовремя приказ прислуге?.. Это ерунда, моя милая!

– Нет... За распутство... Он...

– Вот ты о чем... – молодой бургундец нахмурился. – Я поговорю с ним.

– Ты с ума сошел! – испуганно вскрикнула Бьянка.

– Выйди в гостиную, может, он ничего и не заподозрит, – тихо произнес солдат, подавив вздох.

Бьянка заметила огорчение юноши и чуть сжала его руку своей.

Но что можно было добавить сверх сказанного?

Она накинула на плечи легкий халат и пошла к двери, но, не успела девушка прикоснуться к ней, как та распахнулась сама.

На пороге стоял граф.

– Бьянка!.. – начал было Фрэнсис, но замер на полуслове.

Она вскрикнула и, прижав руки к груди, отступила на шаг.

– Про...простите меня, ваше сиятельство... – залепетала итальянка, и впервые в ее немецком послышался акцент – так бедняжка волновалась. – Я умоляю вас не...

Фрэнсис чуть усмехнулся – ситуация казалась ему крайне забавной – и прислонился плечом к притолоке, скрестив руки на груди и наблюдая за Бьянкой и ее любовником. Тот сидел на постели, вслушиваясь в сбивчивый лепет подружки и явно ожидая, когда монолог станет диалогом. Меж бровей солдата залегла напряженная складка.

В памяти Фрэнсиса всплыл ночной рассказ Мили о том, как Жоффруа помогал им...

Помощничек, тоже мне...

Граф снова усмехнулся.

– Что же вы молчите? – всхлипнула Бьянка. – О, сделайте мне милость, милорд, скажите прямо, если я прогневала ваше сиятельство настолько, что должна уйти!..

– Не беспокойся. Если прогневаешь, скажу, – иронически ответил норманн.

– Монсеньор, – внезапно вмешался в разговор "герой-любовник" – и лорд с удивлением повернул голову в его сторону. Меньше всего граф ожидал, что у этого проходимца хватит дерзости заговорить с ним.

– Монсеньор, – продолжал между тем Жоффруа. – Возможно, вы не одобряете выбор Бьянки и с трудом терпите мое присутствие. Но эта девушка не заслужила насмешек и издевательства. Если вам так необходимо выместить на ком-то из нас свой гнев, вымещайте его на мне.

Фрэнсис покачал головой.

– Наглец... – негромко произнес он. – О да, именно для этого я вытаскивал эту девицу с костра и выслушивал из-за бедного слепого мальчика обвинения миледи графини в жестокости. Именно для того, чтобы мне было на ком вымещать свой гнев... – рыцарь тихо рассмеялся. – Да какое мне дело до ваших отношений?.. Меня вывел из себя бардак в гостиной! – Фрэнсис вздохнул, и голос его стал строже: – Бьянка, я надеюсь, это более не повторится.

– Конечно, милорд, – пролепетала совсем сбитая с толку девушка. – Значит, вы не сердитесь на меня за ночь с Жоффруа?

Фрэнсис, который уже взялся за ручку двери, остановился и резко обернулся.

– Что вы о себе возомнили, фройляйн? – прищурив глаза, вымолвил он, делая вид, что едва сдерживает гнев. – Кто я вам – муж? Любовник?.. Какое мне дело до ваших похождений? Я прошу лишь, чтобы ваши личные дела не влияли на исполнение ваших обязанностей! Я не выгоняю вас, но и, заметьте, не спрашиваю у этого молодого человека, когда он намерен на вас жениться. Мне ни на йоту не интересны интрижки прислуги. А сейчас потрудитесь привести себя в порядок и заняться делами. Да, Жоффруа... – Фрэнсис на миг задержался на пороге. – Спасибо за помощь. Когда тут закончат уборку, должны подать завтрак. Он в вашем с Бьянкой распоряжении. Миледи спит, не будите ее...

И закрыл за собой дверь.

Бьянка посмотрела на Жоффруа. Угадав ее взгляд, бургундец улыбнулся.

– А ты боялась, – весело заметил он. – Я не ожидал, что милорд граф...такой.

Он замолчал.

– Они оба...странные, – тихо ответила Бьянка, подходя и медленно разматывая повязку на глазах любовника. Пришло время утренней смены компресса.

Оба молчали и думали о милорде...

Но объяснять мотивы своих поступков посторонним людям, тем более, прислуге, Фрэнсис всегда считал ниже своего достоинства.

Он оделся и, не дожидаясь завтрака, спустился в нижний зал, пока в гостиной шла уборка.

И сразу увидел за столиком у окна Джеронимо.

– Приятного аппетита, мэтр, – улыбнулся, подходя, Фрэнсис. Врач встал и поклонился – как и подобает людям его положения – но без угодливости.

– Ваше сиятельство, я рад видеть вас в добром здравии.

– Полно! – Фрэнсис слабо махнул рукой и опустился за стол напротив врача. – Садитесь и продолжайте завтрак. Я отнюдь не намерен мешать вам.

– А как здоровье мадам? – вежливо кивнув, поинтересовался медик, садясь и возвращаясь к своей яичнице. – Тут приходил посыльный из лавки алхимика, просил передать ей. Вроде бы, говорит, Бьянка вчера заказывала для мадам...

– Если заказывала, передам, – кивнул граф, забирая у Джеронимо флакон с огненной жидкостью.

Подбежал служка. Фрэнсис сделал заказ и часа два просидел с мэтром Джеронимо, разговаривая ни о чем. Наконец мэтр, сославшись на незавершенную работу, поднялся к себе, и рыцарь последовал его примеру.

Едва открыв двери, граф заметил, какое встревоженное у Бьянки лицо. Она только что вышла из спальни, вытирая руки полотенцем.

Яства на столе были едва тронуты, а Жоффруа растирал травы в порошок в неглубокой миске – похоже, следуя указаниям лекарки.

– Что случилось? – спросил Фрэнсис, борясь с накатившей тревогой. – Мили?..

– Кровотечение не проходит, – не поднимая взгляда, ответила травница. – Боюсь, мадам может потерять ребенка... Я не представляю, чем ей помочь...

– Лекарство...лекарство!..

Фрэнсис рванулся в спальню мимо итальянки и опустился на колени рядом с постелью жены.

– Милая... как ты?..

Девушка лежала, откинувшись на подушки.

Ее щеки были сухими.

Слезы блестели лишь в глазах...

Она до крови прикусила нижнюю губу, и алые капли засыхали под белыми зубами...

– Вот... я принес... это Бьянка вчера заказывала алхимику...

Мили отчаянно замотала головой.

– Ничто уже не поможет, Фрэнки... Умрет... наш ребенок умрет...

Слезы наконец покатились по ее щекам.

– Погоди... выпей, – мягко, но настойчиво продолжал увещевать граф, приподнимая Мили за спину над подушками. – Не отчаивайся. Ведь ночью все было хорошо?.. Значит, все образуется. Просто ничего не бойся и будь умницей...

Он протянул Милице флакон, и его содержимое под лучами солнца вспыхнуло зарей...

Девушка послушно приложила стеклянное горлышко к губам и залпом осушила пузырек.

Веки ее задрожали, и она расслабилась на руках мужа. Слабая улыбка скользнула по лицу.

– Все... будет хорошо... – прошептала Милисента. А потом ее поглотил сон -так быстро, что граф ничего не успел сказать в ответ...

Фрэнсис постоял некоторое время возле нее на коленях, всматриваясь в ставшее таким умиротворенным лицо, и, почти успокоенный, вышел из опочивальни.

– Что вы заказывали у алхимика, Бьянка? – спросил он у флорентийки, которая, разложив на подоконнике травы и порошки, пыталась что-то создать в кастрюльке, над которой шел пар.

– Спирт, – рассеянно ответила девушка.

– А еще?

Бьянка подняла недоумевающие глаза на милорда графа.

– Все, монсеньор...

Фрэнсис нахмурился – и тревога закралась в его сердце...

– Все?..

– Все. – Бьянка озадаченно смотрела на него.

Что же... он дал... своей жене?..

– Мили?..

Он поспешно вернулся в спальню и приподнял Милицу за плечи.

– Мили?.. – он чуть встряхнул ее. – Мили, очнись!.. Ты меня слышишь, Мили? О боже, Бьянка, она не просыпается!.. Мили!!! – он уже тряс любимую изо всех сил, и ее голова безвольно моталась в такт его движениям, и волосы свободно рассып а лись по подушке... – Мили!!!

Любой человек давно проснулся бы от такого обращения, но веки волшебницы оставались по-прежнему спокойно замкнутыми, и на губах дремала светлая улыбка, как будто их обитательница была сейчас безмерно далеко...

– Монсеньор, – плечо графа стиснула рука Жоффруа. Рыцарь даже не слышал, когда бургундец подошел к нему. – Оставьте ее. Мы не знаем, что за эликсир выпила мадам. Право слово, лучше ее не тревожить...

Фрэнсис судорожно вздохнул и стиснул зубы. По крайней мере, Мили была жива... Жива!

– Позовите ко мне Джеронимо, – глухо произнес его сиятельство.

* * *

Легкость... Удивительная легкость и теплота...

Милица раскрыла глаза.

– Мили...

Онсмотрел на нее, и взгляд егобыл нежностью всего мира.

И от счастья слезы засияли на ресницах.

Радость – неистовая, обжигающая, низвергалась в душу, и это было – как пить из родников Бытия.

Как падать в сияющих брызгах с мощного водопада... глотнув ветра, скользнуть над радужной бездной ввысь, в ослепительные небеса... пригубить пламень солнца...

Она узнала егосразу, она не могла не узнать его... Исток ее силы, шепот мира.

– Князь мой...

И улыбка рвалась на губы: детская, открытая – солнце и тепло цветущих лугов...

Онвсегда был рядом... Всю ее жизнь.

Не в силах сдержаться, Мили провела кончиками пальцев по егощеке: так касаются ветвей деревьев, так ласкают скромную, просоленную всеми ветрами былинку на взморье...

Онулыбнулся ей – и она узнавала эту улыбку: она была в пламени костра, что хранил ее на привалах, она была в шепоте ночного леса; в августовских звездопадах звучал егосмех...

– Князь мой.

Ведьма села на постели: девушка лежала, укрытая мягкой, искристой материей, нежной, как апрельское вечернее небо, а отовсюду струился свет: мягкий и дымчатый, удивительно белый – он не резал глаза и не ослеплял...

Свет Несущийласково смотрел на нее, и вся боль, все сомнения и тревоги таяли, уходили, как снег.

– Я знала... Я верила... – шептала она счастливо, не стыдясь слез, струящихся по щекам.

Она была дома.

Она взяла егоруку и, поцеловав, прижала ко лбу... И замерла, притихнув, как котенок, пригревшийся на коленях...

Князь ласково, осторожно, провел рукой по ее волосам, другой обняв девушку, как отец обнимает дочь.

– Моя девочка... Сколько еще тебе предстоит...

В голосе Люцифера тихой тенью притаилось сожаление.

– Все будет хорошо, – не разжимая безмятежно сомкнутых глаз, прошептала Милица. – Я верю тебе, Князь мой...

– Это ты правильно, – услышала она в ответ совершенно мальчишеский тон. – Но и сама не плошай.

И Князь – Князь! – кончиком пальца щелкнул ее по носу.

Милица рассмеялась, отстранившись.

Люцифер весело смотрел на нее, и огонь его короны струился и мерцал алым золотом вокруг солнечного сияния волос, а крылья – огромные и пушистые, как у ангелов, но непроглядно черные, словно осенняя ночь – так удивительно сочетались с белоснежными одеждами...

Сейчас с нимможно было говорить.

Сейчас перед Милицей сидел просто шаловливый молодой человек, пусть безумно красивый, пусть с крыльями и в короне – но такой же, как сотни мальчишек в подлунном мире... в то время, как вначале перед ней был сам Мир.

Князь Мира.

И Милица была благодарна емуза это превращение.

– Спасибо... – шепнула она.

За силу.

За свободу.

За встречу с Фрэнсисом.

За их ребенка...

И за этот разговор.

Люцифер улыбнулся.

– Будь осторожна, – тихо произнес он. – Береги сына. Я дважды дарил тебе его жизнь, но третий раз – это воля Судьбы. Над ней ни я, ни бог не властны, хотя он стал бы это отрицать... Береги сына.

Милица облизнула внезапно пересохшие губы и медленно, не сводя с Князя напряженного взгляда, кивнула.

– Ну, так пугаться тоже не надо, – ласково заметил Светоносец. – Я увеличил твои способности к светлой магии: настолько, насколько мог, не нанося ущерба твоим основным талантам. Светлая защита может понадобиться... да и способности к магии Жизни тоже. Они пойдут на пользу малышу. – Он нежно, заботливо провел рукой по ее волосам. – Исцелять наложением рук ты не сможешь, но твои лечебные зелья станут на несколько порядков сильнее. Ты умница... И мы еще встретимся. А сейчас тебе пора...

Милица согласно закрыла глаза...

...и встретила полный тревоги взгляд Фрэнсиса, когда распахнула их.

– Ты очнулась, хвала Всевышнему!..

Девушка только улыбнулась, задумчиво глядя в потолок. Каждую клеточку ее тела словно заполнял свет, весенний золотой свет, и свет этот жил в душе, сияя в глазах... А под сердцем, где сейчас мирно спало ее дитя, сейчас растекалось чудесное тепло... Милица чувствовала себя лесной поляной, на которой распускается цветок.

– Хвала Свет Несущему, – тихо ответила она.

Фрэнсис улыбнулся и сжал руку жены.

– Конечно. Прости... Ты так меня напугала!

– Я видела его.

– Кого?..

Милица повернула голову и долго, пристально смотрела на мужа.

– Князя, – наконец одними губами ответила она. И, улыбнувшись, добавила: – Благодарение ему, наш ребенок будет жить!

Фрэнсис облизнул губы. Он хотел поверить и боялся ошибки...

– Ты... как майское утро, – наконец произнес он. – Ты светишься...

В это время в дверь постучали.

– Ваше сиятельство, вы посылали за мной? – раздался снаружи голос мэтра Джеронимо.

– Входите, мэтр, – Фрэнсис встал с постели и открыл врачу.

Итальянец вошел быстро и уверенно. В руках у него был небольшой чемоданчик.

– Бьянка прибежала вся перепуганная. Я так и не понял из ее объяснений, что с мадам. То ли у нее кровотечение, то ли потеря сознания... Но я вижу, что мадам уже пришла в себя, если и падала в обморок, – Джеронимо любезно улыбнулся Милице.

– У мадам кровотечение, – вздохнул Фрэнсис, устало проводя ладонями по лицу. В душу снова заползла тревога. – Бьянка пыталась остановить его вчера весь вечер и сегодня все утро...

Медик нахмурился.

– Обильное?..

– Нет, но постоянное.

– С вечера?

– Да.

– Вам следовало сразу послать за мной, ваше сиятельство... или сказать хотя бы за завтраком, – нахмурился тосканец. – Если мадам к тому же теряет сознание...

– Мэтр, все будет хорошо, – возразила Милица, садясь на постели и откидываясь на высокие взбитые подушки. – Всех напугал мой обморок. А я просто очень перепугалась за ребенка, – она очаровательно улыбнулась. – Зато теперь чувствую себя отменно.

– Рад, что вы так настроены, – профессионально улыбнулся врач – так, как умеют улыбаться только медики, и только разговаривая с серьезными больными. Он сел возле пациентки и взял ее запястье. Не переставая вслушиваться в пульс, он задавал свои вопросы:

– Срок ваш какой, мадам?

– Дня через три пойдет третий месяц.

– Настолько точно?.. – одобрительно и восхищенно приподнял брови мэтр. – Третий через три? Значит, полных два... Отлично, отлично... – улыбка его стала чуть искреннее. – Пульс прекрасный. Ваше сиятельство, – обратился он к бледному и напряженному Фрэнсису, – вы позволите осмотреть живот мадам?

– Да, конечно!

– Приготовьте ее сиятельство, а я пока отвернусь...

Фрэнсис помог Милице поднять подол до груди и прикрыл ее одеялом, оставив свободным только живот.

– Мы готовы, мэтр.

Джеронимо бережно и осторожно прощупал низ живота пациентки, достал из чемоданчика длинную деревянную трубку, долго слушал, прижав.

– Ну, что сказать... Матка мягкая. Ребенок жив. Я слышал его сердце, оно в норме. И, судя во всему, малыш неплохо себя чувствует. Ума не приложу, отчего же кровотечение... Ваше сиятельство, позовите Бьянку, окажите милость.

Когда вошла травница, врач попросил ее поменять графине тряпичные прокладки и перевернул песочные часы.

– Посмотрим, сколько слоев пропитает кровь за тридцать минут. Это покажет нам, насколько серьезна ситуация.

Через тридцать минут Бьянка ошеломленно смотрела на абсолютно чистую ткань.

– Кровотечения...нет... – только и смогла она пробормотать.

– Было бы странно, будь иначе, – не глядя на нее, бросил девушке Джеронимо, складывая чемоданчик.

– Нет-нет, мэтр, оно было! – запротестовала графиня. – И если прошло, то во многом благодаря стараниям синьорины.

– Благодарю вас, мадам... – чуть не плача, ответила травница. – Я бы не посмела так обманывать вас, ваше сиятельство...

– Бьянка, ну что вы! – Фрэнсис подошел к целительнице – она поспешно отвернулась, пряча слезы – и легко, успокаивающе встряхнул за плечи. – Я знаю, сколько вы сделали для всех нас. Никто не сомневается в ваших словах. – И тише добавил: – И я же видел ворох грязных тряпок в тазу под кроватью... Кстати, велите их сжечь.

Бьянка, шмыгнув носом, кивнула.

– Мэтр, благодарю вас. Все мы очень перепугались. Простите, если напрасно потревожили вас... – Фрэнсис протянул медику несколько серебряных монет.

– Не стоит беспокоиться, ваше сиятельство, – итальянец положил плату в карман. – Если что-то еще случится, не тяните и сразу обращайтесь ко мне. Коль скоро мы тут и в самом деле стали свидетелями чуда...то, право, лучше не доводить до ситуаций, когда необходимы чудеса.

– Золотые слова! – кивнул граф.

– Никаких волнений, никаких тяжестей, никаких поездок верхом и никакого супружеского долга. Пешие прогулки – то, что нужно мадам.

С этими словами Джеронимо откланялся, Бьянка тоже вышла, и супруги наконец остались наедине.

– Ну?.. – с сияющими глазами глядя на мужа, осведомилась Милица.

– Хвала Свет Несущему! – со всей искренностью, на какую был способен, ответил Фрэнсис, обнимая жену. – Рассказывай!