Текст книги "Черный пес Элчестера"

Автор книги: Ольга Митюгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

– Скажите, мэтр, – очаровательно улыбнулась девушка. – Вы не боитесь высоты?

* * *

Кап...кап...кап...

"Подайте чистое полотенце... У тебя родилась дочка. Она будет жить..."

"Да благословит тебя господь..."

Кап...кап...кап...

"Переверни клепсидру. У тебя пять минут".

"Эта трава помогает от зубной боли. Приложи..."

Приложи... приложи...

"Приложите ей к пяткам раскаленное железо! Быть может, это заставит ее вспомнить договор с дьяволом!"

Кап...кап...кап...

"Попробуйте пытку водой, дорогой брат..."

"А еще есть травы от боли в животе, от костной ломоты, от болей при месячных..."

Мысли текли, сталкивались между собой, путались и сбивались. Бьянка ничего не видела вокруг. В одну сплошную глумливую харю слепились лица, ухмылки, в один невнятный гул – оскорбительные выкрики толпы. Каждый больной был для нее уникальным, неповторимым, каждому она отдавала частичку своей души... Толпа была безлика и далека, Бьянка почти не замечала ее.

Солнце палило, накаляя каменные стены домов, и розы – ах, эти розы Лозанны! – цвели так неистово, пахли так сильно, словно тоже провожали ее в последний путь...

По лицу скользнул лист плюща, свесившегося с чьего-то низкого навеса, и приговоренная как никогда остро вдруг ощутила этот чудесный запах: запах живой, немного пыльной листвы, запах солнца и тепла.

Бьянка подняла глаза.

В ясном небе кружили птицы. Голуби, белые голуби над колокольнями стройных церквей, и чайки – свободные, скользящие на изогнутых крыльях в бескрайней небесной лазури. Чайки Женевского озера...

Теплая от солнца скамья в телеге для приговоренных, корявая и ссохшаяся, приятно согревала истерзанное пытками тело; солома, набросанная на пол скрипучей повозки, покалывала ступни... Жесткие, гладкие хлебные стебли.

Это была жизнь, сама жизнь во всем ее великолепии: касания ветра сквозь прорехи изодранного платья, щебет птиц, солнечные лучи... Бьянка была благодарна судьбе за эту возможность – в последний раз прикоснуться к чуду дня и вольного воздуха, благодарна за один лишь выход из душного каземата...

А в ее руке, в ее сжатой руке – была смерть.

Флакон хрустальными гранями врезался в ладонь, и девушка знала, что, когда придет время, она опустошит его...

Но у нее еще есть несколько минут, несколько упоительных, роскошных минут, почти целая вечность...

Повозка дернулась и остановилась. Бьянка изумленно подняла голову. Ее оглушил гвалт толпы, гиканье и улюлюканье.

Перед ней, окруженный вязанками хвороста, возвышался помост. Как черный обвиняющий палец, воздетый к небу, в его центре темнел облитый смолой столб.

– Слезай! – ее грубо дернули волосатые руки стражника, девушка коротко охнула.

– Все? Уже все? – беспомощно спросила она.

– Ведьма! – выли в толпе. В щеку врезался огрызок яблока. Вздрогнув, Бьянка вскинула взгляд: ей показалось, она узнала мальчишку, которого сама около месяца назад выходила, вылечив от жестокой лихорадки.

Она закрыла лицо руками, спутанные грязные волосы свесились с двух сторон, спрятав от нее весь мир. Нет...

– За гнусные преступления... против Бога и людей, против священных установлений нашей святой Церкви...Бьянка Тосканская приговаривается... через сожжение на быстром огне!

– Ведьма! Ведьма!

– Приспешница дьявола! – неслось со всех сторон.

– Кровопийца!

– Колдунья! Мерзкая тварь!

– Это неправда... Неправда... – всхлипывала Бьянка, совершенно забыв и о флаконе, и о костре. Лишь бы спрятаться от этих негодующих, обвиняющих, глумливых взглядов. – Я же лечила... Я только лечила... – шептала бедняжка. И вдруг выкрикнула: – Я же лечила ваших детей, скоты! Где же ваша благодарность?!

Ее грубо толкнули к лестнице, ведущей на помост.

– Ведьма! – возмущенно вздохнула толпа. – Пусть покажет свою силу! Не можешь, дьяволица?

– Прямая дорожка на костер!

– Еще неизвестно, чем она лечила наших малюток!

– Разорвать ее!

– Гадина!

– Тварь!

Стража и палач совместными усилиями тащили приговоренную. Девушка упиралась и голосила:

– Я не ведьма! Не ведьма!.. Если бы я была ведьмой, я не могла бы лечить! Я не потерпела бы такого обращения!..

Тухлое яйцо, метившее в голову осужденной, угодило в панцирь стражника, и по металлу растеклась желтая вонючая жидкость. С громкой руганью солдат дал "ведьме" пощечину. Бьянка упала на колени, и флакон, который она держала в руке, выпал и разбился.

Толпа ахнула.

Бьянка зажмурилась, такая яркая вспышка ударила по глазам.

А когда она их открыла, было темно.

Огромная, чудовищная туча съедала небо, и в ее серо-черных недрах трепетали белесые вспышки молний, и этот поистине адский котел клокотал, свиваясь в чудовищную воронку.

Вихрь упал на замершую площадь, ударом грома сбил с ног стражу, сорвал крыши с домов, унес в черную хмарь разноцветные флаги... И тогда над городом прокатился вопль.

Люди, толкаясь и опрокидывая друг друга, кинулись врассыпную, прочь от накрывшего площадь кошмара, но вихрь, хоботом смерча упав на землю, воющими стенами отгородил их от прочего мира...

И в этом вое слышался смех.

По епископскому балкону струились мертвенно-голубые сполохи, плетя ветвистую сеть. В их тусклом свете было заметно, что епископ сидит в своем кресле с перекошенным лицом, и по подбородку его неопрятно стекает струйка слюны. Похоже, Его Преосвященство лишился сознания.

И какой-то священник, размахивая широкими рукавами рясы, что-то кричит стражникам, указывая на одного из знатных дворян...

Шар бело-голубого огня с треском обрушился на трибуны, взорвавшись прямо под носом у священника...

Бьянке показалось, что она ослепла и оглохла.

Она прижалась к столбу, уткнувшись лицом в колени, и мелко дрожала, не осмеливаясь открыть глаза, когда к ней осторожно прикоснулась чья-то рука.

– Бьянка... – раздался тихий голос.

Девушка отважилась посмотреть, и с удивлением увидела подле себя мэтра Джеронимо.

– Идем, Бьянка, идем...

– Я боюсь... – прошептала она, в этот момент похожая на маленькую испуганную девочку.

– Скорее, Бьянка, скорее!

Мужчина почти силой стащил обессиленную травницу с помоста, и в это мгновение в черный столб ударила молния.

Он вспыхнул, но пламя, струившееся по нему, было бледно-голубым, призрачным, и девушка вконец ослабела от ужаса. Колени ее подкосились, и она всем телом повисла на плече медика. Тосканец волок ее куда-то...

Пламя мерцало, единственное нарушая кромешный мрак, накрывший площадь, но его холодные языки не трогали хвороста. И тогда, на этом возвышении, Бьянка увидела женщину.

Ее лицо светилось во мраке, и было обращено к трибунам.

Там, как показалось знахарке, шла потасовка. А потом какой-то человек в черном блио прыгнул вниз, прямо через перила, в возникший водоворот голубых искр, плавно опустивших смельчака на землю – и помчался через площадь, к женщине на помосте, а вслед ему кто-то что-то кричал, но девушка не могла расслышать слов за воем бури.

Женщина на помосте расхохоталась.

– Во имя Свет Несущего! – вымолвила она, и ее голос звонкой холодной волной окатил всю площадь – да это он и звучал в вое ветра, в потрескивании пламени... – Чтобы вы, брат Климент, впредь не осмеливались трогать ведьм!

Жесткая, ледяная сила, смертельная угроза – вот что звучало в этих негромких словах.

Бегущий по площади человек огибал обезумевших людей, перепрыгивал через доски разрушенных лотков и упавшие древки сорванных флагов, мечом отразил удар стражника, попытавшегося остановить беглеца, и почти уже достиг помоста, когда незнакомца окликнул мэтр Джеронимо:

– Лорд Фрэнсис!

Тот обернулся.

– Лорд Фрэнсис, сюда!

Молодой дворянин, поколебавшись, приблизился.

– Подождите, сейчас миледи сама подойдет, – объяснил медик.

– Я миледи устрою... – сквозь зубы процедил лорд Фрэнсис. – Она обещала не применять сильное колдовство!

– Это иллюзия, – шепнул врач. – Всего лишь иллюзия. Ваша жена не нарушила данного вам слова, милорд граф.

– Он прав, – раздалось рядом.

Бьянка вздрогнула, увидев возле женщину с помоста, и только сейчас разглядела, что та молода, младше ее самой.

– Быстрее, пока морок не рассеялся, – кивнула волшебница.

– А вихрь выпустит нас с площади? – приподнял брови медик.

– Мы же знаем, что это наваждение, поэтому оно не имеет над нами власти, – улыбнулась Милица. – Будьте добры, возьмите Бьянку на руки, мэтр. Фрэнки, – она нежно взглянула на стоявшего рядом дворянина. – Тебе понравилось?

Рыцарь поморщился.

– Понравилось! – буркнул он. И вдруг порывисто притянул женщину к себе: – Я так волновался за тебя! Видела бы ты лица всех этих церковников!

Девушка негромко рассмеялась в ответ и доверчиво потерлась щекой о его ладонь. И этот жест той, что повелевала такими неистовыми силами, заставил Бьянку немного примириться с незнакомкой.

– Вы...ведьма? – слабо спросила она.

– Да, – просто кивнула девушка. – Но давайте отложим разговоры на потом! Сейчас – в гостиницу, заберем вещи, деньги и коня – и уезжаем! Как я понимаю, вы, мэтр Джеронимо, и вы, Бьянка, едете с нами?

– Получается, что так, – усмехнулся тосканец, и их небольшой отряд растворился в колдовском мраке, накрывшем город...

Конец третьей части

Часть четвертая

Глава XXIV

Над костром кусачей мошкарой вились искры. Они срывались с танцующих языков пламени и уносились в ночной зенит, а поленья трещали, мерцали алым и золотым, подергивались сизым пеплом. На земле, изгибаясь, плясали тени, и причудливые отсветы ложились на стоящие вокруг валуны.

Бьянка, укутанная в плащ Фрэнсиса, еле могла сидеть, и ее поддерживал мэтр Джеронимо, время от времени подавая теплое успокоительное снадобье, сваренное Милицей. Саму волшебницу Бьянка так боялась, что зажмуривалась и сжималась в комок при малейшем ее приближении. После нескольких безуспешных попыток поговорить со спасенной, Милица сдалась и поручила все заботы о ней итальянцу. Он сумел не только успокоить бедняжку, но и убедить выпить лекарство, сваренное "ведьмой". Видимо, ожидание смерти и шок от пережитого на площади окончательно подкосили Бьянку. Из всего их небольшого отряда девушка без боязни смотрела лишь на мэтра Джеронимо.

Тот утешал ее, ласково наговаривая нечто невразумительное, а сам то и дело бросал через костер полные настороженности и любопытства взгляды на Милисенту. Она сидела, время от времени палкой вороша сучья в костре, а Фрэнсис ласково обнимал ее за плечи. Оба молчали, но само молчание словно соединяло эту пару. Они молчали о своем, и пальцы молодого рыцаря нежно перебирали спутавшиеся пряди волшебницы.

Бьянка наконец задремала, и мэтр решился прервать молчание.

– Нас разыскивают, не так ли?

Милица лишь пожала плечами, а Фрэнсис вздохнул:

– Вероятно. Думаю, Мили предусмотрела такую возможность.

Девушка улыбнулась, щекой потершись о его ладонь, совсем как кошка, и прикрыла глаза.

– Если мимо поедут люди, они примут нас за камни на равнине... – сонно пробормотала она. – Я с детства обожала плести мороки...

– Как я теперь смогу явиться ко двору короля Франции или герцога Бургундии? – с шутливым укором вздохнул юноша. – Епископ и брат Климент наверняка разошлют грамоты с нашими приметами...

Милица с трудом приподняла отяжелевшие веки.

– Не... – пробормотала она. – Брат Климент поспорил со мной... Он заключил пари с ведьмой... И проиграл... Это очень много значит...

– Я не понимаю, Мили...

– Он не сможет, – зевнув, пояснила волшебница, вновь закрывая глаза. – Ни он, ни епископ. Ни написать, ни сказать... Просто не сможет...

– А, – догадливо протянул Фрэнсис и умолк, обменявшись взглядами с мэтром Джеронимо. В уголках губ врача притаилась усмешка: так трогательно выглядела эта засыпающая девочка, что-то пытающаяся объяснять сквозь дрему.

Фрэнсис осторожно коснулся губами ее волос.

– Спи, любимая, – шепнул он.

Милица спала.

Некоторое время царило молчание, нарушаемое лишь потрескиванием веток в костре. Затем итальянец, вздохнув, подкинул в огонь хвороста и спросил:

– Наверное, вам с ней непросто?..

Рыцарь молча улыбнулся, крепче прижал к себе спящую женщину и ничего не ответил. Но медик не отступал.

– Помимо того, что у вашей супруги, господин граф, взбалмошный характер, она еще и колдунья... Где вы ухитрились ее откопать?

– Вы бы не рискнули связать свою судьбу с ведьмой, мэтр, я вас правильно понял? – хмыкнул лорд. Ухнула вдали ночная птица, и легкий ветерок пробежал над костром.

Мэтр Джеронимо кивнул.

– Дело не в том, что она с причудами, господин граф, какая женщина без них! Дело в том, что ее сила противоестественна.

Фрэнсис вопросительно приподнял бровь. В темный воздух с треском взвилась над костром стайка медных искр. Собеседник поспешил объясниться.

– Я не хочу сказать, что госпожа графиня плоха. Но поймите меня правильно, ваше сиятельство... Нет такого закона природы, что позволил бы человеку летать, как птица. Без крыльев, без приспособлений... по одному только слову! Нет такого закона природы, что позволил бы наступить ночи посреди дня... И...

– Разве нарушение этих законов не спасло вас и эту несчастную? – тихо спросил юноша, кивком головы указывая на Бьянку, клубочком свернувшуюся под плащом. Итальянец слегка покраснел. Огонь чуть притих и трудолюбиво лизал поленья, словно боялся пропустить и слово из разговора.

– Я не хотел бы показаться неблагодарным... Ваше сиятельство, я всю свою жизнь отрицал магию и волшебство, я никогда не разыскивал формулу философского камня, никогда не пытался читать будущее по чертам лица, линиям ладони или же по звездам. Для меня существует только один критерий: опыт. Эксперимент. Подтвержденный факт, причем не единожды, а многократно подтвержденный... Я читаю древних авторов... Вы не читали Лукреция, "О природе вещей"? Очень познавательно, рекомендую... Есть и арабские авторы... Знаете, я не думаю, что, будучи язычниками и неверными, эти люди глупее христиан. Быть может, нам многому бы стоило у них поучиться... Вы поймете меня, раз не считаете для себя зазорным общаться с ведьмой... Только вот ведьм...не любили всегда и везде. Даже неверные осуждают тех, кто принял силу от Эблиса...так называют они Люцифера, вы, быть может, знаете... Я всегда считал это выдумками, но...но теперь...

Фрэнсис крепче прижал к себе спящую жену. Если такое говорит тот, кого она спасла...

Огонь вился золотыми змейками, чуть потрескивая, но не гудел, словно призадумался вместе с графом... Юношу не покидала мысль, что костер внимательно слушает их разговор... Быть может, утром все доложит Милице.

Лорд невольно улыбнулся такой мысли и решил, что понял врача.

– Вас пугает ее сила?

– Нет. Необъяснимость этой силы! – ответил врач. – Ее нельзя изучить, ее нельзя понять... Выразить и записать с помощью цифр... Маги имеют дело с такими формулами, которые здравомыслящему человеку покажутся полной абракадаброй! Не думайте, что я так просто отвернулся от магии. Я пытался проверить ее опытным путем...и ничего. Сколько ни бей по луже веником, дождь не пойдет, поверьте мне! А госпожа графиня...совсем другое. В ней истинная сила... Разве вы сами не боитесь, ваше сиятельство?

– Нет... – просто ответил граф. – Не боюсь... Наверное, потому, что я не свожу мир к цифрам и логике...

Итальянец усмехнулся:

– Я вижу в ваших словах скрытый упрек...

– Да, разумеется. Неужели вы никогда не задумывались, что, быть может, есть ключ ко всем тайнам мироздания, вместивший бы объяснение и мистики, и физики?.. Неужели вы никогда не искали его?

– Такого ключа нет, – ответил медик. – По крайней мере, в той сфере, в которой я привык работать. Как я могу верить чему-то, чего не могу понять и объяснить? Философия мне смешна, поэзия недоступна, а магия отвратительна...

– Но вы же верите в бога? – приподнял брови граф. – Разве вы можете объяснить его?

– Бог – это мир. Создатель выражает себя в Создании. А мир, пусть и не до конца, но объясним... Недаром людям запрещено колдовать, ведь волхвование – сфера необъяснимого, сфера дьявола... Это искажение реальности, надругательство над миром... До недавнего времени, – ученый криво усмехнулся, – я полагал, что дьявола нет...

– Если считать, что бог – создатель мира, – возразил граф. – Недавно кое-кто обмолвился, что есть и иная точка зрения... Что же до колдовства... Оно освобождает от произвола сильных мира сего... – негромко произнес лорд. – Именно оно спасло Мили от бесчестья, именно оно спасло вашу жизнь... И разве не является бог царем царствующих? Их власть – не от него ли? И не потому ли так ненавистна ему сила, несущая свободу?.. Я скажу больше, напомню: именно Люцифер дал людям плоды с Древа Познания, которое вы столь высоко цените, и именно его называют Князем этого мира... "познаваемого, пусть и не до конца"... – рыцарь улыбнулся.

Мэтр Джеронимо молча глядел на него. Пламя костра гудело ровно и радостно, вытянувшись к небу золотым конусом, свивая вокруг поленьев золотые вихри. Норманн подумал, что вряд ли огонь подслушивал ради Милицы. Скорее всего, ему просто был интересен сам разговор... Особенно если вспомнить, что огонь издавна считают стихией Свет Несущего...

– Вы не считаете дьявола злом, – произнес, наконец, врач.

– Нет, не считаю, – кивнул Фрэнсис.

Медик потупился.

– Простите, но...какова в этом заслуга вашей жены?

– У меня есть своя голова на плечах! – отрезал норманн. И мягче добавил: – Свобода и Знание – разве это плохо?

Итальянец вздохнул.

– Я не берусь судить то, о чем не имею никакого представления... Я всего лишь боюсь того, что невозможно понять... От бога ли, от дьявола, для зла ли, для добра – я не приемлю метафизики, как всякий ученый... Но как человек я благодарен вам и вашей супруге... Я не хотел бы, чтобы вы увидели во мне предателя и труса... Напротив, мне хотелось бы остаться с вами...мне хотелось бы понять...если понимание тут вообще возможно...

В огонь рухнула новая охапка сушняка.

Фрэнсис усмехнулся, протягивая врачу руку над присмиревшим костром. Пламя довольно урчало, как огромный домашний кот, и щурило золотые искры в жарких складках занявшейся коры – сытое и разомлевшее.

– Я думаю, Милица будет в восторге. Она такая же одержимая исследовательница, но только в своей сфере...

– Куда мы держим путь? – спросил мэтр Джеронимо, отвечая на рукопожатие.

– В Дижон, ко двору герцога Гуго II.

– Вы хотите остаться там?

Граф кивнул.

– Милица грезит о Париже, но я больше не могу... – лорд сел, обхватив руками колени и глядя на пляску языков пламени. – Не могу таскать свою жену по дорогам, подвергая превратностям пути. Сегодня – жара, завтра – ливень, послезавтра – разбойники... Разве это жизнь для женщины? Теперь у меня есть все необходимые грамоты, ни один человек не сумеет обвинить меня в самозванстве... Я должен обеспечить своей жене и будущему сыну уход и крышу над головой. Мы прошли пол-Европы, довольно...

– Вы словно бы пытаетесь отгородить ее от того мира, который постепенно заявляет на нее свои права – от мира магии... Что бы вы ни говорили...

Лорд покачал головой.

– Быть может, – прошептал он потрескивающим сучьям. Огонь вился и скользил по тонким прутикам, и они наполнялись рубиновым мерцанием, неверной, чуткой игрой сполохов, и поверх скользили, опадая, воздушные хлопья сизого пепла... – Но не потому, что тот мир плох... Он прекрасен... Вряд ли я пожал бы вашу руку, не научи меня тот мир видеть в каждом прежде всего человека, а уж потом горожанина, рыцаря либо ученого... И все же, несмотря на всю его красоту, тот мир опасен...

– Наш мир опасен тоже... Особенно для таких, как она...

– Я знаю, – почти беззвучно ответил граф. – Но надеюсь...

– На что? – итальянец поднял изумленные, вопросительные глаза на молодого рыцаря, умолкнувшего со страдальческой складкой между бровей.

– Быть может, став матерью, она оставит... – Фрэнсис закусил губы.

– Не думаю, – сухо вымолвил медик. – Вам многое придется скрывать при дворе Гуго II.

– При любом, – невесело хмыкнул юноша. – Так что выбора у меня, по большому счету, нет... Дижон – ближайшая столица... А в Париже... В Париже живут ведьмы... – он спрятал лицо в ладонях.

– Вы боитесь ее потерять? – Джеронимо осторожно положил руку на плечо лорда.

– Будь, что будет, – тяжело вздохнул Фрэнсис, поднимая голову. – Надеюсь, до этого не дойдет... Я просто ревную, мэтр! – усмехнулся юноша. – Я не хочу делить ее ни с кем!

– Очень...мужское чувство, – неуверенно улыбнулся врач, опасаясь оскорбить графа.

– Да, конечно, – улыбнулся в ответ молодой лорд. – Я и влип-то во всю эту историю только потому, что вел себя, как мужчина. Обычный мужчина, а не героический рыцарь, который выше собственных слабостей... Ни Персиваля, ни Галахада из меня не вышло... Наверное, у них и слабостей-то не было...

– Но ведь были еще Ланселот и Тристан... – напомнил ученый. – Они тоже предпочли земную любовь рыцарской чести.

– Только вот конец у тех легенд печальный, – вздохнул граф, нежно касаясь волос спящей возлюбленной. – Если бы вы знали, мэтр, как я боюсь за нее!

– Вы делаете все, что в ваших силах, но уберечь ее от себя самой не сможете... Тут два варианта: либо уйти и помнить всю жизнь, либо остаться и всю жизнь рисковать... Вы выбрали.

Фрэнсис кивнул. Некоторое время мужчины молчали, глядя в огонь. Бьянка вскрикнула во сне и сжалась под плащом.

– Что же теперь с ней будет? – негромко спросил Джеронимо. – Куда ее отпустишь в таком состоянии?

– Да уж, безопаснее ей пока с нами... – вздохнул рыцарь. – Быть может, когда девушка оправится, она перестанет шарахаться от Милицы... А, выздоровев, решит, куда пойти...

Мэтр пожал плечами.

– Думаю, при сиятельном графе ей куда проще заниматься своим ремеслом. На ее месте я бы оставался с вами как можно дольше.

– Наверное, поэтому и вы сами с нами пошли, – улыбнулся лорд. – Конечно же, ведьме странно было бы обвинять вас в служении темным силам.

Итальянец весело хмыкнул.

– Да и кому, как ни ей, понимать, что это не так!

– Тогда решено: пусть в Дижоне все считают вас моим лекарем, а Бьянку – служанкой графини, – вздохнул Фрэнсис. – Только, мэтр, к своему окружению я предъявляю определенные требования...

– Слушаю вас, – врач склонил голову.

– Я обеспечиваю вам кров, еду и питье. Позже, когда герцог признает мой титул и даст земли в Бургундии, я смогу платить вам... До тех пор вам придется добывать деньги самому... Полагаю, при вашей профессии это не составит труда. Взамен я бы хотел, чтобы в доме, где мы поселимся, соблюдалась тишина. Я очень не люблю шум, пустые разговоры и различные сборища... В остальном, если вам вдруг что-то потребуется, не стесняйтесь обращаться ко мне в любое время.

– Полагаю, ваше условие не трудно выполнить, – кивнул медик. – Я и сам не из любителей вечеринок, и предпочитаю проводить вечера над книгами, а не в трактирах. Но... позвольте спросить вас, ваше сиятельство...

– Да?

– Госпожа графиня отнюдь не кажется мне тихой мышкой...

– Вот вы о чем! – граф усмехнулся. – Когда-то, в самом начале нашего знакомства, я пытался ей объяснять, что терпеть не могу болтовни и глупостей... Но, во-первых, очень скоро я понял, что переделывать Милицу все равно что переделывать стихию. А во-вторых... погружение в эту стихию – это как причастие Вечности... – Фрэнсис замолчал, с нежностью глядя на спящую жену.

– Вы влюблены в нее без памяти, – тихо произнес собеседник. – Именно потому, что она так не похожа на вас... – И попытался пошутить: – Но ведь причастие Вечности недопустимо смертному человеку! Просто не по силам! – и умолк.

В костре надрывно всхлипнула ветка – и сломалась. Пополам.

Граф молчаливо покачал головой и не ответил. И, спустя столетие, вздохнул и проронил:

– Быть может, вы и правы...

Некоторое время в воздухе звенела тишина, только испуганно лизал груду сушняка костерок, отстреливаясь искрами от темноты. Потом ночной ветер донес вой.

Скорбный и заунывный, он летел над скованной мраком землей, как осенняя туча. Тяжелый и безысходный, подобный ноябрьскому небу, он рвал душу.

Рука Фрэнсиса сама потянулась к мечу архангела.

А потом к костру выпрыгнул пес.

Черный пес с горящими ало глазами, и с его оскаленных клыков падала мутная пена. Чудовище секунду смотрело на замерших возле огня людей, не в силах переступить защитную черту, проведенную Милицей, а потом бесшумно растворилось в ночи, и только издалека вновь долетел тоскливый, затихающий вой...

Некоторое время оба человека молчали, а потом врач деревянным голосом поинтересовался:

– Что мы сейчас видели?

Фрэнсис сидел, закусив губы.

– Черного пса, – ответил он наконец. – И не спрашивайте у меня больше ни о чем, мэтр Джеронимо. Поверьте, я знаю не больше вашего.

– Вы думаете, это был обычный одичавший пес?

Фрэнсис пожал плечами.

Врач не отступал.

– У вас на гербе тоже черный пес.

– Да.

– Это совпадение?

– Не знаю.

– Мне кажется, его намерения трудно назвать дружескими.

– В самом деле?..

– Его остановила защитная черта!

– Черта останавливает любую нежить или нечисть, независимо от ее намерений.

– Ее намерения бывают добрыми?.. – насмешливо фыркнул медик.

Фрэнсис помедлил. Он вспомнил об Эдгит и Харальде... Говорили, что дух Харальда в обличье черного пса наказал убийц, и потом около столетия люди слышали по ночам вой, от которого негодяи сознавались во всех своих преступлениях... Черный пес никогда не трогал невинных – так гласила легенда. Но легенда также гласила, что Эдгит была кроткой и доброй девушкой...

С другой стороны – вряд ли бы она решила причинить хоть какой-то вред Дику. А о Харальде говорила, что он... ушел. Именно так. И звал ее с собой, но она осталась. Однако, если дух Харальда обрел покой, что же за чудовище приходило из ночной темноты? Что означало его появление? Предупреждение? Предостережение? Но их уже предупредил сам Михаил! Неужели недостаточно? Или, в самом деле...совпадение?..

Граф не верил в такие совпадения.

– Давайте спать! – вместо ответа велел он врачу. – От людей и зверей нас укрывает морок, а от различных тварей – защитный круг. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, – пробормотал Джеронимо, укладываясь поближе к огню. Граф обнял спящую жену, положил голову на плечо Мили и долго смотрел на тусклые точки звезд.

А потом уснул.

– Фрэнки... Фрэнки...

Голос, летящий из темноты.

Графу показалось – он медленно открыл глаза.

Он увидел себя в гулкой пустоте, и откуда-то доносился отдаленный шум – волны разбивались о скалы.

Под ногами хлюпала черная вода, и надо было выйти к свету, только где выход – неизвестно...

И было странно, было обидно: нет прямого коридора, есть безграничная пещера – и вода под ногами...

– Фрэнки... Я не могу выйти... Я заблудилась, Фрэнки... Помоги мне...

Голос плакал, испуганный голос семнадцатилетней девочки, прерывался всхлипами – а потом появилась она сама, в грязном порванном платье, со спутанными черными волосами. Но в ней еще можно было узнать...

Узнать Фредерику.

– Ты забыл меня, мой Фрэнки... Ты меня забыл... А я заблудилась...

Она подошла вплотную, глядя на него снизу вверх полными слез глазами – которые были черны, как ночь.

Карие глаза Фредерики...

Он отшатнулся.

Девушка разрыдалась, обняв себя руками за плечи, и стояла, вздрагивая, как нищенка у крыльца: покорно и безысходно.

– Ты больше не любишь меня, Фрэнсис Элчестер, не любишь... А ведь я умерла из-за тебя! И ты меня забыл!..

– Что я могу сделать, чтобы ты нашла покой?

– Ты хочешь отделаться от меня!..

Девушка, так похожая на Фредерику, рыдала навзрыд. Фрэнсис покачал головой.

– Ты не Фредерика. Она никогда не стала бы меня упрекать. Эдгит, неупокоенный дух несчастной женщины! Я готов простить тебе все зло, что ты совершила, и готов помочь обрести покой. Что для этого нужно сделать?..

Слезы, наполнявшие ее глаза, потемнели, набрякли тяжелыми каплями, склеили длинные ресницы – и вот уже густая кровь течет по бледным щекам. Девушка, так похожая на Фредерику, тонко всхлипывала, вцепившись руками в плечи – и черные густые ручьи струились по лицу, раскрашивая его извилистыми линиями, капая на платье.

К горлу Фрэнсиса подступила тошнота.

– Мой Фрэнки отрекся от меня...

Шепот ее едва коснулся его ушей – и одновременно холодным шелестом отразился от свода пещеры. Лорд поморщился.

– Что это за место?..

– Лимб... Лимб... Приют для заблудших душ... Я потерялась, Фрэнсис... Потерялась... Она не отпускает меня... Она меня держит... Она не дает мне уснуть... Помоги мне. Выпусти меня. Выпусти!..

– Как?

– Проведи меня... Выведи меня... К коридору.

– Какому?

– Свет... В его конце свет...

– Откуда я могу знать, где этот коридор? Я закажу мессу за упокой твоей души.

Она упала на колени и смотрела, запрокинув голову: безнадежно, как бродячий котенок, которого выставляют за дверь, бросив кусочек испорченной колбасы...

Сердце Фрэнсиса дрогнуло.

– Идем...

Они долго шли в темноте, и его пальцы сжимали ледяную руку спутницы – твердую, как полено из осеннего дровяника. И Фрэнсис не знал, сколько придется вот так блуждать в стылой промозглой мокрети.

– Она красивая...

Слова застали графа врасплох, он не сразу понял, о ком идет речь.

– Милица... Она красивая. Я видела ее через зеркало... Жаль, я не успела войти в ее тело. Она оттолкнула меня...проклятая ведьма! Я так мечтала поменяться с ней местами, и вновь быть рядом с тобой, мой Фрэнки, мой любимый...

Девушка прижалась к рыцарю всем телом, заглядывая в глаза и улыбаясь – обиженно и немного лукаво.

– Ты ведь меня не бросишь? Ты ведь любишь меня? Есть два выхода... Два! Второй показала мне Эдгит... Она показала мне! И сказала, что я смогу вернуть тебя, мой любимый, и мы будем вместе! Теперь всегда будем вместе! Есть два коридора: в земной мир и в мир загробный... Я знаю путь к живым людям... Пойдем...

Горячечный шепот – и могильное прикосновение. И мертвая тяжесть, сковавшая руку: не поднять, не оттолкнуть.

– Я поменяюсь с ней душами. Ты любишь ее тело, я знаю. О, я понимаю тебя, плоть так слаба! Но ведь в ее теле буду я, ты ведь хотел этого, правда? А ее душа отправится сюда, в Лимб. Ей не будет вреда, поверь мне... А мы будем счастливы. Наконец мы будем счастливы...

Фрэнсис с трудом преодолевал тошноту, кружилась голова, мир раскачивался перед глазами. Неужели эта отвратительная тварь и в самом деле Фредерика? Это ее он любил? Ее мечтал назвать своей женой?..

Невозможно...

Что с ней случилось?

– Убирайся...– выдохнул он сквозь стиснутые зубы. – Убирайся прочь!.. Ехидна.

Девушка коротко вскрикнула, словно от боли.

Плоть на ее руке под пальцами Фрэнсиса начала расползаться... Уголки губ разошлись в нехорошей улыбке, тело начал сотрясать негромкий, утробный смех – кожа на щеках вздулась и посинела, начала лопаться – и из трещин сочилась вязкая жидкость, и мясо отваливалось кусками...

Фрэнсис закричал, пытаясь выдернуть руку – запястье оказалось словно в капкане...