Текст книги "Черный пес Элчестера"

Автор книги: Ольга Митюгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

После чего был усажен за стол в самый светлый и тихий угол, откуда открывался весь зал, а богатому господину никто не мог помешать.

– Чего желаете?.. – полюбопытствовал подбежавший мальчишка, ловко державший на согнутой руке чистое полотенце. – Сегодня постный день, так что мяса, благородный рыцарь, не подаем...

Фрэнсис благодушно усмехнулся и сел на лавке, прислонившись спиной к пахнувшей чистым деревом стене. Вытянул ноги под столом.

Бремен всегда славился набожностью своих жителей. Недаром его называли Северным Римом... Какое занятное подтверждение!

– А и не подаете, – хмыкнул юноша. – Думаю, у вас и постное не дурно... Принеси-ка мне щуку, хорошо пропеченную...и нафаршируйте-ка мне эту щуку луком, морковочкой и сладким перцем... И залейте сверху сметаной. К щучке приложите пирог из налима... Ну, а запить можно белым вином!

– Вина тоже не подаем! – возразил мальчишка. И, смутившись, напомнил: – Пост, благородный рыцарь...

– Ну, тогда принеси кувшин сока. Сок-то можно? – усмехнулся граф Элчестер. Плохое настроение окончательно растворилось в солнечных лучах, наискось прочертивших полупустой зал гостиницы.

– Какой прикажете?..

– Свежий! – рассмеялся юноша. Мальчишка все понял, улыбнулся в ответ и убежал на кухню, выполнять заказ.

Фрэнсис нисколько не скучал. Он просто бездумно впитывал счастье, что, казалось, было разлито в самом воздухе этого удивительного города.

Заказ принесли довольно скоро, и юный граф кивком головы пригласил мальчишку сесть напротив.

– Мне надо тебя кое о чем расспросить...

Маленький разносчик, не смущаясь, уселся на указанную лавку.

– Слушаю вас, благородный рыцарь.

– Мне нужна хорошая одежда – моя, как видишь, поизносилась. – Фрэнсис улыбнулся.

– Да, что верно, то верно, – кивнул собеседник, украдкой отщипывая корочку щуки. – Вы со стороны похожи на... – мальчик замялся, – ну...на не очень богатого человека.

– На бродягу – будет сказано точнее! – совсем развеселился Фрэнки, подмигивая пареньку и отрезая ему огромный кусок угощенья. – На, ешь! Словом, нужна лавка, где я могу купить себе приличное платье. Еще мне нужен конь со всей сбруей...и щит.

– Наверное, вам нужен и хауберк Хауберк – кольчужный доспех XI-ХII века.? – ерзая от любопытства, спросил мальчик, жадно облизывая пальцы: он ухитрялся разговаривать и поглощать рыбу. Фрэнсис плеснул ему сока в стакан, позаимствованный с соседнего, еще неубранного, стола.

Сок оказался яблочным. Видимо, налили из запасов, сделанных для приготовления сидра.

– Хауберк?.. – задумчиво протянул юноша. – Пожалуй, нет. Меня ждет дальняя дорога, и проделать ее я предпочитаю налегке и как можно быстрее. Броней я всегда успею разжиться...

Мальчишка что-то быстро подсчитал в уме.

– Вам все это обойдется в двадцать золотых.

– Сгодится!

– Тогда я вас провожу. Я знаю все лавки в городе!

– Отлично, – кивнул граф. – Беги пока работай, а я, когда соберусь, позову тебя.

– Благодарю, благородный рыцарь! – кивнул мальчик, выбегая из-за стола.

Сборы лорда Элчестерского в основном заключались в задушевном разделывании фаршированной щуки, а потом он подошел к хозяину и попросил отпустить с ним маленького работника в качестве провожатого.

Мелкая серебряная монетка решила дело, и у приезжего появился надежный проводник по Бремену.

Их поход оказался на редкость удачным. Одежду Фрэнсис смог купить за куда более низкую цену, чем думал мальчишка. Впрочем, граф отказался от роскошных приобретений, вроде тех нарядов, что некогда носил в Элчестере. Зачем ему, страннику, шелка и бархат?.. Покупатель ограничился двумя легкими нижними рубашками из мягкого полотна. К ним добавилась пара черных плотных штанов, пара прочных сапог до колен – и прекрасно выделанная кожаная куртка. Ее перехватил широкий пояс с серебряными пластинами, который один, пожалуй, стоил дороже всех предыдущих приобретений. Подумав, лорд обзавелся еще и плащом. Длинный и широкий, он надежно мог укрыть от непогоды, а в жару – превратиться в притороченный к седлу сверток.

Конечно, теперь никто не смог бы узнать в нем владетельного графа, но путешествующего небогатого дворянина вполне выдавал длинный меч, прицепленный к новому дорогому поясу. Фрэнсис усмехнулся: а кем, собственно, он сейчас и был, как не путешествующим небогатым дворянином?..

Странствующий рыцарь! Читая некогда легенды о короле Артуре, юноша и помыслить не мог, что однажды будет так же скитаться по пыльным дорогам в поисках приключений... А что ему остается?

Коня присмотрели на рынке, в рядах, где торговали богатые иноземные купцы, и где редко можно было заметить в довольно поредевшей толпе покупателей одежду, не обремененную золотыми украшениями. На Фрэнсиса и его провожатого даже подозрительно косились, словно на возможных воришек. Впрочем, лорда лишь забавляли такие взгляды опасливых торговцев, и он, раззадорившись, смело приценился к великолепному вороному скакуну испанских кровей, за которого пришлось выложить ни много, ни мало – сто золотых, после чего кошелек путешественника заметно отощал. Сбруя обошлась монет в тридцать: не слишком изукрашенная, но прочная и удобная.

Мальчишка смотрел на графа, как на заморское диво, едва не скребя отвисшей челюстью по мостовой. Так спокойно выложить огромные деньжищи и лишь слегка принахмуриться?!.

– Зачем вам такой...настоящий боевой конь?.. – выпалил он, не подумав.

– А ты воображал, я поеду на крестьянском тяжеловозе?.. – иронически полюбопытствовал Фрэнсис, скосив глаза на наивного ребенка. – Как мы его назовем?..

– Ой, благородный рыцарь, это уж как вы сами захотите... – смутился паренек. – Вам лучше знать...

Фрэнсис уткнулся лицом в теплую конскую морду, погладил чутко вздрогнувшие уши, теплые бархатистые губы... Гибкую шею. Конь всхрапнул, переступил с ноги на ногу. Хозяин протянул ему немного хлеба на ладони, и животное осторожно и аккуратно подобрало угощенье мягким ртом.

– Посмотрим, – усмехнулся молодой человек. – Он нам сам подскажет... А теперь – к цеху оружейников, мне нужен легкий щит!

Заказ приняли без лишних вопросов, лишь поинтересовались, какой герб угодно изобразить на щите благородному рыцарю?

Словно и не было этого великолепного дня. Острым краем серебристой осоки – по сердцу... Можно ли будет когда-нибудь забыть по-настоящему?..

Ведь он знал, знал же, что ему зададут этот вопрос, знал и готовился...так почему, почему же так больно?

Больно...

Полынь полуденная... Одиночество у дорог... Седая пыль на горчащих листьях...

На душе...

Полынь и осока – травы потери, травы изгнания... Горечь крови... Боль незаживающих ран... Пепел воспоминаний...

Герб Элчестера – спящий серебряный леопард на бело-голубом поле... Отныне волей короля это герб Ричарда! Имя лорда Фрэнсиса Элчестерского запятнано преступлением: отцеубийством и гибелью невесты...

Стремительные крылья звонкоголосой молвы! Сколько раз он сам беспечно выслушивал рассказы послов, когда лорд Эдмунд приглашал их в замок? И верил, верил всему, удивляясь, чего только ни творится на свете!

Нет, его имя – это его имя, и никому не позволит он оскорблять себя домыслами! Пусть, если погибнет, он останется для своих новых товарищей честным человеком, а не преступником, понесшим достойное наказание!

Если же по истечении года смерти не будет угодно прервать его путь, то тогда... Тогда он будет искать мести, хотя сердце сжимается при мысли, что придется убить Дика...

Просто так надо.

Честь...

Долг...

Разве не довольно смерти любимой и отца?.. Пусть их убийцу судит иной суд, зачем обагрять свои руки в крови последнего дорогого ему человека, каким бы он ни был, и что бы ни сделал...

Да, пусть пройдет год.

А напоминанием станет его новый герб!

– Черный пес на бело-голубом фоне! – решительно ответил Фрэнсис.

Бело-голубое поле с горизонтальным сечением... Цвета Элчестера.

И легенда...

Два брата, предательство, месть.

Да, пусть его гербом станет Черный пес Элчестера!

Этот заказ обошелся молодому человеку еще в двадцать золотых и неделю постоя в гостинице, после чего кошелек угрожающе похудел. Впрочем, до Нюрнберга должно было хватить, и потому юный лорд, не засиживаясь в Бремене, выехал за городские ворота, едва получил свой щит, – и перед ним легла дорога.

Нить, скрепляющая мир...

Путь, пролегающий через сердце...

Дорога не то, что лежит под ногами; дорога – это зов твоей души. И потому она может никогда не закончиться...

Пыльные мили ложились под копыта черному жеребцу Фрэнсиса.

Конец первой части

Часть вторая

...Так пел вечерний соловей

В поздний час, когда я был любим.

И в гуще сумрачных ветвей

Звезды пели с ним.

Он – дышать не может, не любя.

Мне – нет в мире места без тебя.

И день, и ночь, и жизнь, и смерть

Лишь для того на свете есть,Чтоб ты хотя б на миг существовала здесь!

Знай: ты мне давала жажду жить.

Знай: тобою я оправдан весь.

Вода ручьев и неба высь -

Все без тебя теряет смысл,

И лишь в тебе я вижу мир, каков он есть...

Лора Бочарова. «Финрод-Сонг», дуэт Берена и Лютиэн.

Глава Х.

Сколько струн у лютни, столько дорог.

Мне хотя одну успеть бы пройти.

Звезды за спиной звенят серебром...

Пожелай мне, ночь, доброго пути...

«Песня Отступника» Мартиэль

О чем ветер поет в пустом сердце моем?

О том поет, что огонь сжег все в сердце моем...

О чем ветер поет в пустом сердце моем?

О том, что вечный лед сковал сердце мое...

О чем ветер поет в пустом сердце моем?

О том, что пламя и лед вместе в сердце моем.

«Хроники Ехо», «Книга Огненных страниц» М. Фрай.

Пьянящая солнечная радость осталась далеко, за воротами Бремена. Небо посерело, все чаще сыпало мелкую и противную водяную крупу. Насквозь пропитавшиеся влагой ветви роняли тяжелые холодные капли в мох, и тот походил на переполнившуюся водою губку: когда копыта коня наступали на сырые комья, из-под них, чавкая, выступала грязная жижа.

Низкие тяжелые облака волоклись над унылыми лесами, над тоскливыми рыжими пустошами болот, где между кочками капельками крови алели ягоды брусники. С севера на землю все чаще набрасывались яростными псами холодные ветры, с болот – наползали липкие змеи туманов: первые вестники осени.

Дорога грязной размокшей рогожей расстелилась под ногами вороного скакуна. Грязь луж забрызгала даже его брюхо, уродливыми кляксами засохла на сапогах всадника.

На душе Фрэнсиса от промозглой серости вновь стало безотрадно. Небо давило на плечи тяжелыми тучами.

Сначала эту тоскливую картину оживляли деревеньки и одинокие дворы, но, чем дальше к югу продвигался всадник, тем реже и беднее становились поселения, временами ветер доносил запах гари, а однажды – и жирные хлопья черной копоти. В стороне от дороги раздавался вороний грай, и шумная стая черных птиц вилась вдалеке, там, откуда поднимались столбы дыма.

Черные птицы...

Черная копоть...

Россыпью черных обугленных семян...

И здесь тоже кружил ветер... Равнодушный ко всему... Холодный...

Фрэнсис проехал мимо, не сворачивая к сожженной деревне. К чему? Что он мог сказать ее жителям? Чем помочь?

К тому же, такие пейзажи вскоре должны были стать привычными: он пересек границу Баварии, и сейчас ехал по земле, где правила свой бал война.

Война безжалостными клыками изгрызла поля, война огненными крыльями накрыла жилища людей, война наполнила ночи испуганной тишиной, которую разрывал временами лишь злобный вой одичавшей собаки, подзывающей сородичей к нежданной добыче. Какой?.. Павшей лошади, жалкой издохшей коровенке, или, быть может, к несчастному заблудившемуся ребенку, у которого война поглотила всех, кто мог бы позаботиться о нем?..

Такой предстала Бавария глазам норманнского рыцаря в 1130 году...

Его Величество король Лотарь II изволили сражаться с его милостью герцогом Швабским за имперские земли!

Величие и милость подвергли этот край жестокости и унижению...

Фрэнсис знал о войне лишь по рассказам отца, хотя изредка замечал ее кровавые отблески в глазах покоренных норманнами англов и саксов. И вот теперь юноша сам заглянул ей в лицо – и лицо это было отвратительно... Возможно, оно было и ужасно, но такое чувство, как страх, уже не могло пробиться к сердцу Фрэнсиса. Сквозь толстую корку пепла из отгоревших страстей.

Что в умирающем сердце?

Пламя и лед.

Что в сердце умершем?

Пустота...

Сейчас юноша был способен лишь на ноющую жалость – не более. Просто весьма подходящее место для поисков смерти. Она здесь повсюду...

Вскоре, однако, местность заметно оживилась: несколько раз Фрэнсиса обгоняли вооруженные отряды, и подобные отряды часто стали попадаться навстречу. Дорогу исчертили глубокие колеи, оставленные тяжело гружеными телегами. Однажды граф и сам перегнал обоз скрипучих телег, заваленных сеном и соломой, мешками, которым грозила лютая гибель от чрезмерной пузатости, клетками с вопящей живой птицей: утками и гусями... Что еще скрывали затянутые полотном фургоны, оставалось только гадать. Армия требовала провианта, и требовала его с населения...

Один из отрядов, возвращавшихся в лагерь, и подъехал к путнику:

– Эй, рыцарь, кто вы и куда направляетесь?.. – крикнул командир отряда.

Из чего Фрэнсис справедливо заключил, что достаточно приблизился к району боевых действий, чтобы вооруженный человек возбудил любопытство солдат короля.

Граф натянул повод своего вороного, и умный конь остановился. Командир отряда, тяжеловооруженный воин, сняв шлем, приблизился к лорду Элчестеру.

– Я странствую по разным землям, – просто ответил Фрэнсис. – А в эти края меня привели слухи о том, что Его Величество Лотарь II ведет осаду Нюрнберга. Эта служба показалась мне достойной дворянина, и я еду в надежде быть принятым в конницу Его Величества.

Командир чуть нахмурился, но все же учтиво склонил голову.

– Что же, в таком случае вы можете проехать с нами прямо в лагерь. Пусть мне будет лишь сказано, как надлежащим образом обращаться к вам, благородный рыцарь, чтобы не оскорбить. В лагере я доложу о вас Его Величеству.

Фрэнсис чуть поклонился в седле:

– Я тронут вашим великодушием, прекрасный сэр. Мое имя Фрэнсис, я норманн. Если вы станете называть меня сэром Фрэнсисом, я не буду иметь к вам никаких претензий.

И так далее, и тому подобное. Эта болтовня утомила молодого человека на третьей же фразе: он никогда не любил пустые светские беседы – но необходимость заставляла продолжать вежливый разговор с командиром отряда, пока они неспешно ехали по дороге.

При всей обходительности собеседника Фрэнсис понимал, что его, фактически, взяли в плен. И, как бы любезен и учтив ни был его провожатый, заподозри он в спутнике шпиона, никакой рыцарский кодекс не помешает ему отправить преступника на тот свет: война...

Вскоре потянуло дымом костров: сизая поволока стлалась над землей, цеплялась за ветви деревьев, оседала на листьях и хвое... Теплое едкое облако принесло избавление от комаров и мошек, сущего проклятья лесной дороги.

И вот из-за поворота показались высокие стены города: они царствовали над всей округой крутыми гордыми башнями, массивными бастионами, смотровыми площадками... Над городом, в пасмурном небе, вызывающе реял штандарт герцога Гогенштауфена Швабского: три черных леопарда на золотом поле.

У стен, куда хватало взгляда, перед обширным рвом, раскинулось многоцветье шатров: объединенные силы Баварии, Саксонии и Богемии, осаждавшие непокорный Нюрнберг. Горели костры, слышались разговоры, смех, раздавалось ржание коней. Пахло едой, лошадиным потом – и все это перекрывал запах мокрой земли, прелой листвы... Тумана...

Между шатров ходили люди, белели небольшие парусиновые палатки, где жили воины попроще, курился дымок над кузней, раздавался стук молота. Лошади у коновязей нетерпеливо взмахивали хвостами, отгоняя надоедливую мошкару.

Фрэнсиса провели в центр лагеря, посадили к какому-то костерку, дали миску с горячим мясом и кашей. Случайные соседи с интересом косились, но никто ни о чем не расспрашивал.

Вскоре вернулся его знакомец и пригласил следовать за собой.

– Я сообщил о вас Его Величеству, – заметил рыцарь. – Ему показалось весьма любопытным, что вы путешествуете один и без доспехов... Государь хочет выслушать вашу историю, прежде чем решить вашу судьбу.

Подводя пленника к королевскому шатру, баварец учтиво добавил:

– Не сомневаюсь, что в вашу пользу...

Золотистый, украшенный имперскими черными орлами шатер возвышался посреди лагеря, блистая на фоне серых унылых облаков. Вышитые орлы, раскинувшие свои стремительные крылья, гордо и надменно взирали на окружающий мир.

Проводник откинул занавесь входа, отступил в сторону, пропуская юношу вперед.

Фрэнсис осмотрелся.

Свет пасмурного дня едва пробивался в шатер сквозь золотистую ткань, и потому на столе и сундуках были расставлены канделябры. Их танцующие отсветы ложились на ковры, на шелковые перегородки, на шкуры, покрывавшие кресла и пол.

Король – еще не старый мужчина, с едва заметной нитью седины в русых волосах – склонился над картой, разложенной на столе. Густые брови хмурились; перо, зажатое в пальцах, нервно скользило по пергаменту.

Рядом почтительно замерли два военачальника.

– Ваше Величество, – кашлянул провожатый Фрэнсиса. – Вот перед вами рыцарь, которого вы хотели видеть.

Лотарь повернул голову. Его остроносое, сухое лицо не выражало ни малейшей теплоты.

– Итак, вы направлялись в наш лагерь, – резко начал саксонец. – Ну, и чего же хотели?

– Я счел бы высокой честью служить Вашему Величеству.

Лотарь выпрямился.

– Вот как! Весьма польщен. С чего же нам такая милость?

Фрэнсис пожал плечами.

– Я странствующий рыцарь, и меня не интересует, за чье дело умирать, если дело это достаточно благородно.

На несколько секунд в шатре воцарилась напряженная тишина...

– Смело... – наконец покачал головой Лотарь. – Не интересует... Да вас, похоже, вообще не интересует, умереть или жить, судя по небрежности ответа. Однако шпионы столь безрассудны не бывают... Ну что ж! Быть может, вы изволите просветить нас, откуда в христианине столь неподобающее стремление к смерти, неважно, во имя чего?

– Разве я сказал, что ищу смерти?

– Вы сказали, что вам нет никакой разницы, за что умирать. Герцог Швабский тоже полагает свое дело благородным. Если бы вы сказали, что вам неважно, за чью победу бороться, я бы еще мог принять вас за странствующего наемника... Но случайные слова, о которых мы не задумываемся, зачастую выдают наши тайные мысли и стремления, молодой человек!

Фрэнсис опустил голову.

– Сэр рыцарь, – в голосе Лотаря снова послышались резкие нотки, – поверьте, у меня нет времени ждать, когда вы решитесь поделиться со мной своей страшной тайной. Таких, как вы, я повидал достаточно, и мне, уж будьте уверены, нет никакого дела, что скрывает ваше прошлое, если вы отдадите мне свою преданность и будете честны. Или выкладывайте, или убирайтесь искать смерть в другом месте. Да хоть на большой дороге, черт побери!

– Мы не одни, Ваше Величество, – негромко возразил Фрэнсис.

Лотарь устало вздохнул.

– Будьте любезны, господа... – обратился он к своим военачальникам.

– Но... – начал было один из рыцарей.

– Этот человек безоружен, а при мне меч. Если же у него спрятан кинжал – все мы в руках Божьих, я буду уповать на собственную внимательность и быстроту. Но, требуя откровенности как король, я, как благородный человек, не имею права требовать прилюдной исповеди, злоупотребляя своей властью. Требуя у рыцаря рискнуть честью, король должен быть готов рискнуть жизнью. Не оскорбляйте своего сюзерена, господа, предполагая, что он сам по себе ни на что не годен.

Лотарь и Фрэнсис остались одни. В шатре воцарилась тишина, лишь огненными сердечками пульсировали язычки свечей в канделябрах.

– Говорите же, – приказал император.

Фрэнсис вздохнул, собираясь с силами, опустил на секунду голову, а потом прямо поглядел в глаза короля.

– Я был графом Элчестера, Ваше Величество, – тихо начал он. – Наследником благородного лорда Эдмунда Элчестерского, вассала Его Величества короля Англии и герцога Нормандии. Должна была состояться моя свадьба с девушкой, о которой я мечтал с тех пор, как однажды увидел ее, и которая любила меня так же, как я любил ее. – Голос его на секунду дрогнул, юноша поспешно сморгнул навернувшуюся слезинку, надеясь, что король не обратил внимания на это. – Но все сложилось по-другому...

Он рассказывал негромко, безжизненно, и лишь временами речь его прерывалась, когда от растревоженной боли перехватывало горло...

– Меня лишили титула, лишили имени, объявили преступником...а потом вверили волнам моря и божьему правосудию. Два дня спустя меня подобрали датские рыбаки и высадили по моей просьбе на берега Германской империи. И теперь я ищу смерти, достойной рыцаря. Честь – единственное, что у меня осталось, и ничто, никакие приговоры не в силах отнять ее!

Фрэнсис умолк и стоял без движения, белый и безучастный как статуя.

Лотарь поднес руки лодочкой к губам и прошелся по шатру, покачивая головой.

– Кто я такой, чтобы не верить божьему правосудию? – наконец произнес, улыбнувшись, он. – Вас оправдал суд, перед которым все приговоры королей не более, чем пустое завывание ветра в камышах! И вы не в праве швырять в лицо спасшим вас силам свою жизнь, это было бы страшным грехом, граф... Да, граф! Потому что не может считаться действительным приговор неправедного суда. А герцог Генрих Нормандский воистину судил неправедно, да и как могло быть иначе, если на его душе точно такое же преступление, что совершил ваш брат? Страх перед возмездием затуманил разум вашего сюзерена, и, каким бы мудрым государем ни оказался он для Англии, этот грех ничем не смыть... И то, что нет в вашем сердце гнева против обидчиков – более чем мудро, ибо, как не им было судить вас, так и не вам судить их: вашего повелителя и вашего брата... И тем более осквернять себя местью, даже во имя долга и чести. Ибо нет чести в преднамеренном убийстве! Но оставим это... Я верю вам, юноша, и запрещаю вам искать смерти! Не для того спасал вас ангел-хранитель... – Лотарь усмехнулся. – Поэтому в армии вы не останетесь...

– Вы прогоняете меня, Ваше Величество? – живо вскинул глаза на короля юный норманн.

– Нет. Просто придумал для вас иную службу, более почетную. – Глаза императора смеялись. – Да полно вам бередить себе раны! Вы можете начать новую жизнь. Я понимаю вас, сейчас вам ничего в голову не идет, кроме мрачных мыслей, но тут только время поможет... Я готов вас взять в свою ставку, и уже придумал вам первое поручение.

Фрэнсис поклонился.

– Слушаю Ваше Величество.

– Мне необходимо подкрепление. Объединенные силы Саксонии, Баварии и Богемии не могут, как видите, полностью сомкнуть кольцо осады, и потому мы тут попусту теряем время. У меня была договоренность с герцогом Каринтии, но его войска почему-то медлят... Я хотел попросить вас отвезти в Каринтию письмо с просьбой к Его Светлости поторопиться... – Лотарь снова усмехнулся, на сей раз чуть иронически.

– Для меня высокая честь... – начал было Фрэнсис, но Лотарь прервал его.

– Не сомневаюсь, молодой человек. Не сомневаюсь. И честь ваша будет мне порукой в том, что письмо попадет по назначению. Деньги на дорожные расходы я вам дам прямо сейчас – и отправляйтесь поутру.

– А после? – спросил Фрэнсис.

– А после вы вольны, – ответил король. – Если вы пожелаете вернуться – один ли, с войсками ли Каринтии – я буду считать, что вы решили служить мне, почитая меня достойным службы по зову сердца, а не по оскорбительной причине "неплохого средства отправиться на тот свет". Что вы отказались от своей нелепой идеи умереть. Тогда я дам вам земли, достойные вашего титула, и буду рассчитывать на вас, как на своего верного вассала, у которого нет вздорных мыслей о мести, гибели и чужой отныне для него стране, где правит Нормандец. Если же вы не вернетесь, то на том и кончится моя милость к вам, ибо будет это значить, что вы решили пренебречь моим расположением. Я пойму вас, конечно же, и прощу, но дороги наши разойдутся. И месть, и самоубийство имеют очень неприятный запах, и я не допускаю, чтобы он осквернял моих рыцарей! Вам ясно?

Фрэнсис поклонился. Ему нравился Лотарь, и потому сердце защемило, поскольку выбор его уже был сделан, и отказываться от своего слова юноша не мог и не хотел.

– Вот вам деньги, – король достал из ящика стола два увесистых кошелька и протянул посланнику. А потом – небольшой запечатанный конверт.

– Это письмо вам надлежит передать Его Светлости герцогу Каринтии, Энгельберту II. Там все сказано, на словах добавлять ничего не надо... Сегодня вечером отдыхайте, граф, а завтра с утра можете выезжать. Надеюсь, мы еще увидимся. И да хранит вас бог.

Фрэнсис спрятал деньги и письмо, глубоко поклонился королю – и вышел из шатра.

Он знал, что исполнит поручение этого благородного человека.

Он знал, что видел императора Германии в первый и в последний раз...