Текст книги "Черный пес Элчестера"
Автор книги: Ольга Митюгина
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)
Юноша улегся рядом с возлюбленной на плащ, и, запрокинув голову, глядел в небо. Ветер выпивал с кожи соленые бисеринки пота.
Милица положила руку на живот, прислушиваясь к своим ощущениям. Фрэнсис, заметив, положил свою ладонь сверху.
– Что? – напряженно спросил он.
– Да вот, низ живота ноет, – усмехнулась негодная девчонка. – Увлеклись немного...под конец! – она весело хмыкнула.
– Что-то не так?
– Все так, родной. Просто слишком глубоко...
– Зато вернее! – вернул поддразнивание Фрэнсис. И серьезно добавил: – Нет, правда, все в порядке?
– Да, милый. Да.
– Как ты думаешь, у нас получилось?
– Не знаю. Знаю только, что ты наполнил меня всю, и так глубоко, как никогда. На моих бедрах и даже там, у самого входа, нет ни капли твоего семени, оно все осталось внутри. Так много тебя – и все мне... – Милица улыбнулась. – И, если я не ошиблась в подсчете дней, с сегодняшнего вечера нас станет трое, родной!
– А если ошиблась?
– Тогда ничто не помешает нам повторить, не так ли? – хмыкнула девушка.
– Может, этой ночью? Для верности? – юноша подмигнул, устраиваясь поудобнее.
– Можно и этой ночью, – лениво потянулась ведьма, грациозно изогнувшись всем телом. Фрэнсис не удержался и провел рукой по певучим изгибам.
– У меня самая красивая жена на свете, – шепнул он, уткнувшись носом в ее густые волосы. – И я люблю тебя!
– Я тебе не жена, а любовница.
– Любовница – это украшение холла и спальни. Только лишь, – возразил граф. – А жена – спутница жизни. Та, что делит все радости и горести, знает все сокровенные мысли... А венчание всего лишь условность.
– Ты всегда так думал, Фрэнки?
– Нет... – вздохнул он. – Только прожив эту зиму с тобой... – и тихо добавил: – Иначе бы я не потерял Фредерику...
– Я боюсь, что ты однажды сравнишь нас, Фрэнки. И не в мою пользу...
– Почему? – спросил лорд, пододвигая к себе корзинку и разматывая ткань, куда Мили завернула бутерброды. – Она никогда не делала такой вкуснятины. Сомневаюсь, что умела. Сравнение в твою пользу! Она никогда не будила во мне такого ненасытного желания. Еще сравнение в твою...
– Фрэнки, ты когда-то сказал, что твое чувство к ней можно сравнить с чувствами к ангелу. И чтобы я не обманывалась тем, что ты меня больше хочешь...
– Боюсь, дорогая, я сам обманывался! – отмахнулся Фрэнсис. – Меня глодала вина перед Фредерикой, я искал себе оправданий. Мое желание ненасытно потому, что я слишком тянусь к тебе... Слишком люблю тебя. С Фредерикой было по-другому. Но прошу тебя, не надо о ней...
– Меньше? Ты любил ее меньше?
– Нет, просто спокойней. Может, по-братски или даже по-отцовски... – Молодой человек укоризненно взглянул на собеседницу, а потом с шутливой обреченностью вздохнул и тряхнул головой, отгоняя грустные мысли. – Меня никогда не покидало желание ее оберегать! А ты будишь во мне недостойный рыцаря эгоизм... – Фрэнсис усмехнулся. – И ревность. Ты моя, моя, моя! – он рассмеялся и притянул девушку к себе, и они вместе перекатились с плаща на траву.
– Ах, так вот они, твои "соображения"! – шутливо рассердилась ведьма. – Ты хотел дождаться весны, чтобы преподнести мне свои неопровержимые доводы и удержать меня здесь! Ты действительно эгоист, и коварный эгоист! За что я тебя только люблю?
– Mea culpa, любовь моя! – без тени раскаяния сознался Фрэнсис, с удовольствием вытягиваясь на траве и поглаживая ноги Мили, которыми она охватила его бока, усевшись сверху. Его плоть, подрагивая, пробудилась, и вскоре, покачиваясь, мягко стукалась о ягодицы "всадницы".
Милица будто не замечала.
– И мне сознаются в этом после того, как я доверчиво позволила зачать мне ребенка! – продолжала изображать девушка праведное возмущение.
– Но мы же не знаем, получилось или нет! – сокрушенно возразил "обвиняемый". – Значит, меня еще не за что убивать!
– Сейчас будет за что! – грозно пообещала Мили, чуть сдвигаясь назад и впуская его в себя. Наслаждение от этого соединения заставило Милицу со стоном откинуться всем телом назад и сжать бока любимого коленями. – Сейчас...ты наполнишь меня еще раз...и я...тебя...убью...
Фрэнсис накрыл ладонью ее живот.
– Моя... Только моя. Леди, жена, возлюбленная...
– Только...твоя... – выдохнула Мили, двигаясь для Фрэнсиса. Она стремительно скользила по нему вверх и вниз, а его руки чашами накрыли ее груди. И услышала свой прерывистый, задыхающийся от страсти голос: – Я хочу от тебя ребенка, Фрэнсис!..
На сей раз он кончил быстрее, но Милица сильными мускулами сжала, удержала его внутри себя, не дав ему выскользнуть, повела в танце бедер вверх, в стороны и вниз, пальцами лаская его соски – и возбуждение мгновенно вернулось к мужчине, он вновь напрягся и распрямился в ее лоне, а девушка уселась поудобнее, чтобы пропустить любимого как можно глубже – и вновь почувствовала чуть болезненное ощущение, означавшее, что в нее вошли до самого дна...
– Осторожней, Фрэнки. Ты...ты здесь, – шепнула она, прижав его руку к самому низу живота, над лобком.
Глаза ее любовника расширились, и движения стали плавней и медленней, но, видимо, осознание того, куда он проник, оказалось настолько возбуждающим, что Мили вскоре вновь почувствовала мягкий толчок – и шелковистую нежность семени, окатившего внутри ее чрево.
– О-о-о, как это приятно... – простонала девушка, томно соскальзывая с бедер молодого человека.
– И снова не пролилось ни капли! – восхищенно выдохнул Фрэнсис.
– Я жадная, – улыбнулась Мили, еле ворочая языком от слабости.
– Я тоже... – шепнул граф, притягивая ее к себе.
– О, нет... Достаточно, – слабо протестовала она.
– А меня никто не спрашивал, достаточно ли мне, – лукаво возразил Фрэнки, гладя ее по спине. – Когда с меня и не подумали слезть. Только что.
– Насилуют... – пискнула Милица.
– Самым зверским образом! – смеясь, подтвердил юноша.
– Тогда я имею полное право убегать и сопротивляться!
– Убегай! – великодушно разрешили ей. – Только сначала сделай забег до корзинки с бутербродами, а потом я буду тебя насиловать дальше.
– Кошмар! – уважительно покачала головой ведьма, дотянувшись до многострадальной корзинки и перетащив ее с плаща на траву.
Они лежали на животе, болтая ногами в воздухе, и длинные роскошные волосы Милицы расстелились по траве двумя темными крыльями. Между молодыми людьми стояла корзинка, и они смачно жевали приготовленные бутерброды, запивая водой из фляжки.
– Тебе больше нравятся с сыром или с колбасой?
– С сыром... То есть, с колбасой, – с набитым ртом пробурчал Фрэнсис. – А что там еще есть?
– Яблоки.
– Давай!
Милица сжевала последний бутерброд, дождалась, когда ее рыцарь съест свое яблоко, и, игриво накручивая темные волосы Фрэнки на палец, поинтересовалась, когда можно будет убегать. Или ее уже передумали насиловать?
Поцелуем ее уверили, что не передумали. Смеясь, Мили выскользнула из рук Фрэнсиса и отбежала подальше.
– Ты только осторожней убегай, тут обрыв, – напомнил лорд, прежде чем кинуться вдогонку.
Милица резво обогнула площадку вдоль скалы, ловко уворачиваясь из рук охотника, сбежала по камням немного вниз, юркнула в кусты, перескочила через ручеек и помчалась дальше. Фрэнсис не знал, куда она несется, и вряд ли это знала она сама. Никогда раньше они не углублялись в эти дебри, достаточно опасные и крутые. Граф уже по-настоящему старался догнать Милицу, чтобы она не провалилась с разбега в какую-нибудь яму или не сломала ногу между камнями.
Она между тем карабкалась по замшелой скале куда-то вверх, и преследователь, скрипнув зубами, полез следом. Почти догнал, но тут ей открылось какое-то отверстие, и девчонка, не долго думая, нырнула туда, в чернильную темноту.
Фрэнсис замер от ужаса, ожидая крика, но все было тихо, и он протиснулся следом.
Пришлось спрыгнуть с сырого карниза – оказалось невысоко. Пол покрывал влажный зеленый мох, по стенам вился плющ и пушились папоротники: все же сюда проникал слабый рассеянный свет. В дальнем углу журчал ручей, убегая под землю, а воздух был свежим и прохладным, хотя обычно в заросших гротах пахнет гнилью и прелью.
Мили стояла с широко распахнутыми глазами, прижав руки к груди, как загнанная в угол дичь. Одеждой ей служили лишь ее прекрасные волосы, и она напомнила ему сейчас дриаду или нимфу, застигнутую в своей пещере.
Фрэнсис подошел и сердито дернул девушку за руку:
– Идиотка! Пошли отсюда!
– Ты же загнал меня в ловушку, – тихо ответила Милица. – Мне отсюда некуда убегать. Не воспользуешься?
– С особой жестокостью! – прорычал юноша. – Ты что, перегрелась?
– Ах, вот как? – вспыхнула от гнева девушка, но тут же потупилась, приходя в себя. – Прости, – шепнула она. – На меня словно что-то нашло... Какое...красивое и жутковатое место...
Немного успокоившись за Мили, Фрэнсис еще раз огляделся.
– Ты хоть понимаешь, что тут пропасть могла оказаться? Или берлога хищника? В конце концов, на гадюку ты наступить могла! О, Мили! – он неистово прижал ее к себе. – Ты меня с ума сведешь, ненормальная девчонка!
– Почему ты задержался? – спросила она. – Мне стало так страшно одной, в темноте... Даже мерещиться что-то начало... Уже хотела вылезти, но тут ты.
– Идем, здесь могут жить звери.
– Нет. Я чувствую, это нежилая пещера, – Милица покачала головой.
– Тем более странно.
Фрэнсис вгляделся в зеленый сумрак. Блики солнца танцевали на потолке, словно по дну озера. Игра света и тени убаюкивала и завораживала, путая мысли. Прохлада приятно окутывала тело после бега по жаре.
– Не так уж тут и темно, – отвечая себе, пробормотал молодой человек.
– Да. Когда привыкаешь. А сначала кажется – темнотища, хоть глаз выколи. Красивое место, не так ли?
– Очень. Но мне не по себе...
– Наверное из-за сырости и низкого свода.
– Пора бы нам отсюда уходить, родная! – решительно сказал лорд. – Отвратительное место!
– Подожди, я пить хочу.
– Да, я тоже.
Они пробрались к ручью. Он оказался неожиданно глубоким и прозрачным, хотя вода в нем выглядела непроглядно-черной.
Милица наклонилась над струями – и внезапно ее окатило ощущение холодной древней ненависти и презрения. Почудился запах гниющей тины... А через секунду в потоке показалось лицо светловолосой женщины, перекошенное в злой усмешке.
– Ты у меня "порадуешься" этому ребенку, потаскуха!.. – шелестом отдалось в голове у Милицы. – Подстилка отродья Гирта! Этому паскуднику не видать наследников!
Девушка вскрикнула и отшатнулась от ручья, не выпив ни капли. Ее подхватили сильные руки Фрэнсиса.
– Что с тобой, родная моя?
– Ты пил? Пил? – задыхаясь, спросила колдунья.
Фрэнсис хотел было честно ответить, что да, пил, и ничего страшного, это обычная вода... Но на краткую секунду у него закружилась голова, и ответ вырвался неожиданно, словно сам собой:
– Нет, не успел, – сам не зная почему, солгал молодой человек. – Что случилось?
– Нас сюда заманили, Фрэнки. Идем отсюда! Скорее, дорогой!
– О ком ты? Что случилось, Мили? Что это за ручей?
– Потом, потом!
Они выбрались на поверхность. Уже вечерело. В сумерках добрались до скалистой площадки, где осталась их одежда и еда, и уже по потемкам пробирались до дома. Милица была молчалива и неразговорчива.
Она видела Эдгит.
Сомнений не было.
Но что означала ее угроза?.. Неужели им не удалось зачать ребенка? Но ведь у них будет еще так много времени! Целая жизнь.
– Фрэнсис, принеси колодезной воды, – попросила ведьма.
Она долго ворожила над двумя ведрами, накладывая заклятья, изгоняющее всякое зло, а потом окатилась с ног до головы, и заставила окатиться и любимого.
Они смыли с себя всю липкую сырость той таинственной пещеры, поужинали и легли в постель. И обменивались легкими, нежными поцелуями в золотом свете свечей, и строили планы на будущее, и снова любили друг друга – ласково и трепетно, а потом лежали рядом, наблюдая за танцующим мотыльком свечи...
– Как ты думаешь, получилось? – спросил Фрэнсис, положив ладонь на плоский живот своей единственной, сплетая пальцы с пальцами ее руки: Мили тоже прижала ее к животу, словно пытаясь почувствовать, что происходит там, внутри...
– Если я не ошиблась в днях, дорогой, то я уже беременна. Ну, а если ошиблась... Давай подождем немного, чтобы знать наверняка, а потом попробуем опять! Спешить нам все равно некуда, правда?
– Совершенная правда! – с улыбкой подтвердил Фрэнсис, целуя Милицу и задувая свечу. И тише произнес: – Мили, наверное, сегодня я забыл сказать тебе очень важную вещь. Я сказал, что ты моя и только моя...но забыл признаться, что я тоже твой... Только твой. Давай больше не будем тревожить память Фредерики, я не хочу, чтобы ее образ стоял между нами. Пусть ее память останется чистой и светлой. Пусть моя голубка спит спокойно. Она была великодушна, она хотела, чтобы я нашел живую любовь. И я нашел! Теперь у меня есть ты. И только ты...
– О, Фрэнки... Я... – голос девушки дрогнул от подступивших слез, они прочертили соленые дорожки по лицу, и Фрэнсис поцелуями осторожно снял их со щек своей леди.
– Не надо... Не надо плакать. Я ведь выбрал тебя. Я нашел девушку, которая оказалась лучше Фредерики!
– Я... Я уже не плачу. Я просто очень, очень счастлива...
– Тогда, – он улыбнулся, – спокойной ночи, моя королева!
– Спокойной ночи...мой возлюбленный муж!
Юноша рассмеялся в темноте, прижал к себе любимую и уснул, не разжимая объятий.
И пришедший сон был недобрым...
Глава XVI
Шум... Рокотание волн. Так бьются они о скалы, когда в пасмурные дни море не находит себе покоя... Ветер доносит крики чаек, мелкую влажную пыль...
И темно.
Фрэнсис брел в темноте, беспомощно, как ребенок, выставив руки перед собой, и под ногами его плескала вода. Он брел на грохот прибоя, но никак не мог выбраться из этой слепящей темноты ...
Внезапно холодная рука сжала его ладонь. Мягко, ненавязчиво потянула вперед. И Фрэнсис, доверившись, пошел следом по руслу неведомой реки.
Слабый свет начал рассеивать тьму, на смену ей пришел туман. Легкий морской туман, что поднимается над скалами в осенние вечера. И сквозь его воздушные ленты Фрэнсис рассмотрел, что его ведет за руку Фредерика...
На ней было то же изящное серебристое платье, что она надела в день своей смерти, и ветер не шевелил волосы: будто прилипшие к спине, черные от промозглой сырости, наполнявшей это место. И пальцы, сжимавшие его ладонь, были твердыми и холодными, как...
Такими могут быть только руки покойницы.
Вскрикнув, юноша вырвал свое запястье из ее руки, и невольно попятился.
Фредерика начала медленно оборачиваться...
"Нет! Нет, нет! – испуганно заметались мысли в его голове. – Не надо, я не хочу видеть... Такуюя не хочу тебя видеть..."
Фрэнсис зажмурился, как ребенок, поднес стиснутые кулаки к глазам, чтобы не увидеть, не заметить пятен разложения на ее лице.
И больше всего пугала мысль, что на самом деле хочет.Странное, чудовищное, болезненное любопытство...
...Что происходит в могиле с теми, кто нам дорог?..
– Нет, неправда! Я не хочу... – беспомощно прошептал он. – Мне страшно, я не могу это видеть...
– Тебе стало так противно мое лицо? – тихо и грустно спросила мертвая девушка. Он ощущал, что она рядом, стоит вплотную, хотя ни дыхание, ни тепло не касались его кожи.
А потом покойница решительно отвела его руки от глаз. Но ничто, никакая сила в мире не могла заставить ее бывшего жениха поднять веки.
– Посмотри на меня... – попросила Фредерика.
– Нет... Милая...не заставляй меня...
– Если я могу переносить себя такой, какой стала, неужели ты не можешь просто посмотреть? Хотя бы посмотреть? – нежно умоляли его.
И Фрэнсис, повинуясь великой печали этих слов, медленно раскрыл глаза.
Ее лицо оказалось прямо перед ним: чистое, мертвенно-бледное и прекрасное. И никаких следов тлена не было на ее матовой коже, и взор мерцал горькими темными звездами... Это была его Фредерика, его милая, тоска и печаль его... Ослепительная, как сама любовь.
– Ты жива? – немеющими губами прошептал он. – Госпожа моя, это правда?
– Ты же сам видел, как пронзил меня меч твоего брата, – грустно возразила девушка. – Я лишь призрак, Фрэнки. Я соскучилась по тебе...хоть и не одна здесь. Твой отец в отчаянии из-за своей ошибки. Он так хочет, чтобы ты был счастлив! И просил меня передать, что умоляет о прощении... А еще он просил передать, чтобы ты не мстил брату, поскольку не видишь того, что открыто мертвым. Дик не виноват в случившемся.
– Я знаю... – тихо выдохнул Фрэнсис. Фредерика метнула на него быстрый, изумленный, совершенно чужой взгляд – но это было столь мимолетно, что Фрэнсис не поручился бы, было ли оно на самом деле.
– Что ты знаешь? – ровно спросила призрачная собеседница.
– Что его душа во власти чужой недоброй воли.
– Ах, вот как...
– Но оставим это. Я рад видеть тебя, любимая. Я счастлив, что отец понял меня...
– Мы скучаем по тебе, Фрэнки...
– Вы зовете меня к себе, голубка моя?
Она лишь покачала головой:
– Тебе слишком далеко пришлось бы идти... Я бы хотела, но разве ты захочешь уйти? Ты принадлежишь миру живых. Ты полон жажды жить. И эту жажду дает тебе любовь, не так ли?
Фрэнсис опустил голову и не смел поднять взгляд.
– Скажи мне, кто она. Должно быть, это леди великих достоинств, раз на нее пал твой выбор. Расскажи мне о ней! В ночь, когда ты назвал ее моей преемницей, я не могла не услышать! Я не могла не придти...
Фрэнсис молчал.
– Должно быть, она дочь благородного рода, не так ли? Леди великой нравственности и чистоты. Скромная и набожная. Ведь эти качества ты всегда ценил в женщинах!
– Она... Она ведьма, – наконец выдавил из себя лорд. – Она крестьянка из Словакии... И она...быть может, она беременна от меня...
Фредерика слегка вскрикнула и отступила на шаг. Поднесла руку к лицу, словно ей дали пощечину.
– Предатель... Ты не сдержал слово... Ты не искал достойной... Ты изменил мне с первой попавшейся... Ты никогда не любил меня!
А потом слабая, жалкая улыбка искривила ее губы, словно девушка нашла объяснение:
– Ведьма... – прошептала графиня. И беспомощно, покорно уронила руки вдоль тела.
Холодный резкий ветер пронесся по узкому каменному тоннелю, где стояли Фрэнсис и Фредерика. Он рвал одежду рыцаря, трепал волосы, разгонял туман – а вместе с ним исчезала вся преданность молодого лорда Милице, вся нежность к ней.
Ведьма!
Боже, как он был слеп и как покорен чарам!
– Фредерика! Прости меня, я был околдован!.. – крикнул он, бросаясь к девушке, но она уже таяла, исчезая вместе с обрывками морского марева. – Когда я спас ее... В ту, в первую же ночь она опоила меня! Фредерика! Прости! Вернись! – звал несчастный юноша. – Я люблю только тебя! Я люблю тебя!.. Я все объясню!.. Фредерика, пожалуйста! Фредерика...
Слезы застилали его глаза, разрывали рыданиями грудь. Отчаяние беспросветной тоской наполняло душу, словно океанский прилив, лишая желания жить...
– Фредерика... – еще раз прошептал в темноту граф, упал на колени и расплакался, словно брошенный ребенок...
Милица проснулась от рыданий Фрэнсиса. Лорд тяжело дышал во сне, по его щекам струились слезы, и, задыхаясь, он тихо стонал: "Фредерика! Фредерика! Любимая..."
Сердце девушки замерло, и словно бы провалилось в холодную черную бездну.
– Фрэнки... – она осторожно потрясла его за плечо. – Фрэнсис, проснись!
Вздрогнув, спящий открыл глаза. Взгляд его наполняло безумие. Дико взглянув на Милицу, словно не узнав ее, он утер слезы и, отвернувшись к стене, лежал молча. Плечи его были напряжены.
– Фрэнки... – она робко прикоснулась к нему. – Что тебе приснилось? Это был кошмар? Все хорошо, он кончился...
Он не отвечал.
– Фрэнсис... Ну что с тобой, мой милый?..
– Помолчи! – глухо ответил он. – Оставь меня.
– Но...
– Прошу тебя! Спи, Милица. Пожалуйста, спи.
– Я не могу спать, когда тебе плохо...
Она нежно поцеловала его в плечо, начала гладить руки, спину, пытаясь расслабить и успокоить любимого.
Фрэнсис резко повернулся к ней, в глазах пылала бешеная ненависть:
– Сука! Похотливая сука! – бросил он ей в лицо, выпрыгнул из постели и лег на другие нары. – И не подходи ко мне больше...шлюха!
– Что с тобой?.. – в ужасе прошептала Мили. – Чем я провинилась, о мой Свет Несущий?..
– Пусть онтебе и ответит, если ты вдруг забыла! – рявкнул Фрэнсис. – Лицемерка... Пусть дьявол тебя ублажает в постели, ненасытная потаскуха, а на меня больше не рассчитывай!
– Фрэнсис!
Милица выбралась из-под одеял и пошла к нему. Светлые прозрачные дорожки пролегли к ее подбородку от глаз, ставших похожими на омуты боли.
– Не подходи, – тихо, с угрозой, повторил молодой человек.
– Фрэнсис! – Милица рухнула на колени, ошеломленно глядя на него. – Я же люблю тебя...
Она хрипло, судорожно всхлипывала, и каждый ее всхлип болью отдавался в сердце Фрэнсиса.
Как чернокнижница прочно опутала его чарами, если даже теперь... Даже теперь он готов броситься к ней, сжать в объятьях, поцелуями осушить ее слезы и вновь с головой рухнуть в этот сладостный омут: в обожаемые глаза этой колдуньи...
Но как забыть глаза Фредерики?..
Ее слова...
"Ведьма!"
Он должен быть сильнее. Не предать свою настоящую любовь во второй раз...
– Не может быть... – шептала девушка. – За что? Почему? Это же так несправедливо!..
– Черт бы тебя побрал... – сквозь зубы процедил Фрэнсис, вставая и беря Милицу на руки. Уложив ее на кровать, он накрыл бедняжку одеялом, с трудом удержавшись, чтобы пальцами не провести ласково по волосам... Хотя бы мимолетно... Боже, как он любил ее волосы! Зарываться в них лицом...вдыхать их аромат, запахи ее волшебных и целебных трав...
Больше никогда он себе этого не позволит.
– Спи, Мили, – устало попросил он. – Не разрывай себе сердце.
"И мне... Провались ты в преисподнюю..."
Она судорожно вцепилась в него, не отпуская. Вздохнув, он лег снова рядом с ней.
– Это ничего не изменит, Милисента, – тихо произнес он и, отвернувшись к стене, пролежал остаток ночи без сна, молча.
Он знал, что Милица тоже не спала.
И тоже молчала.
Рассвет забрезжил тонкой полосой на горизонте, синие утренние сумерки разлились по комнате, за окнами стало видно, как наливается красками мир, и мягкий туман тишиной стелется меж деревьями...
Это было их последнее утро здесь. Таким оно было...
Фрэнсис поднялся с кровати, не говоря ни слова, и стал одеваться. Бросил Милице ее платье:
– Собирайся!
– Может, ты мне объяснишь, что случилось? – тихо спросила она.
– Я уезжаю. Так или иначе. Если ты по-прежнему хочешь в Париж, я не изменю своему обещанию проводить тебя. Дальше наши пути разойдутся.
Ведьма опустила голову.
– Хорошо, – наконец сдержанно произнесла она. – Мне есть куда идти. Я обещала не удерживать тебя, и тоже не изменю своему слову. Но если...если будет ребенок?
– Молись, чтобы ты ошиблась в днях! – сухо ответил лорд. – Ты не сумеешь меня привязать к себе таким способом.
– Хорошо. – На сей раз тон ее был ледяным. – Если же я не ошиблась в днях, это будет мой ребенок. Только мой. Я не стану раздражать тебя просьбами и требованиями.
Фрэнсис отвел глаза.
– Не надо так... Ты всегда можешь обратиться ко мне. Я помогу деньгами...всем, что потребуется! Но не останусь с тобой. – Он присел возле нее на корточки и мягко произнес: – Ты сама виновата, Мили. Колдовство не приводит к добру.
Девушка вскинула на него ошеломленный взгляд, и безумная улыбка тронула ее губы.
– О, вот в чем дело... Поздно же ты испугался любить ведьму! Я не околдовывала тебя, Фрэнсис... Околдовать... Значит хотеть получить любой ценой... Против воли... Если бы это было так, я не отпустила бы тебя сейчас, мой прекрасный рыцарь... – на глазах ее выступили слезы.
– А как бы ты могла меня удержать? – он выпрямился и потянулся за поясом. Милица не ответила, лишь дрогнули в скупой, невеселой усмешке губы. Она надела платье и встала.
– Что мне приготовить?
– Я сам приготовлю, – сухо возразил молодой человек. – Ты больше к посуде не подойдешь!
– Понятно, – коротко ответила Милисента, садясь на краешек стола. – Приступай. Я соберу вещи в дорогу.
– Свои – пожалуйста. К моим ты больше не прикоснешься!
...Завтрак прошел в натянутом молчании. Оба избегали смотреть друг на друга. Солнечные лучи легли на чистые половицы, позолотили изголовье пустой постели, когда рыцарь и волшебница вышли во двор. Фрэнсис оседлал Уголька и вскочил в седло.
– Пойдешь пешком, – коротко бросил он спутнице. – Я не посажу тебя рядом с собой.
Милица не произнесла ни слова, лишь взялась за стремя.
Они уходили, и дом обреченно смотрел им вслед распахнутыми ставнями, жалобно скрипел незапертой дверью... Слезы дождей омоют его крыльцо, осыплются прощальными дарами на изголовье постели осенние листья и крылышки кленовых семян, зима выстудит его горницу – и только птицы по весне будут вить свои гнезда в разрушающейся кровле...
Конец второй части