Текст книги "Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)

Глава 16 «Успокоительная соль»

Валентина открыла глаза и снова зажмурилась – через щель между портьерами пробивался лунный свет. Как? Кто открыл ставни? Она подскочила и обнаружила пустую кровать – вместо графа Заполье на соседней подушке лежала роза, цвет которой в темноте определить не представлялось невозможным даже для художника. Валентина положила икону, упавшую с подушки прямо ей на спину, рядом с распятием, которое по-прежнему делило кровать на две ровные части и, спрыгнув по скамеечки на пол, подошла к портьере. Ставни настежь, а вот рама лишь прикрыта, и из нее веет зловещим холодом.

Что за черт такой и с ним все его чертовское племя! Зачем графу приспичило уходить через окно – Валентина потянула за раму, чтобы избавиться от щели – и зачем он принес ей розу? Прекрасная метаморфоза прямо: из чудовища за одну ночь превратиться в красивейший цветок. Нет, этот цветок колется, а его даритель – кусается…

Валентина инстинктивно погладила шею. Впервые мысль, что неукушенной из замка ей не выбраться, обрисовалась перед ней во всей своей красе. Она крутанула головой, рассыпав по плечам волосы, и тут же собрала их руками в хвост, пытаясь размять затекшие мышцы спины. Поясницу ужасно ломило, будто спала она не на мягчайшей перине, а на деревянных досках гроба.

Бррр, Валентина бросила волосы и принялась неистово тереть губы – на них точно корка образовалась из выпитой вчера крови. Валентине казалось, что она продолжает чувствовать горьковатый привкус – такой стойкий, что его не смог победить даже чай с мятой. Еще в комнате пахло хвоей или чем-то еще более терпким. Она чихнула, раз, другой, как и днем… Явно не от холода, хотя в комнате из-за открытого окна сделалось значительно холоднее, а на ней, помимо серебряной рубахи, только хлопковая футболка. Розмарин… Да, да… Трава против ведьм – ей пахло в склепе, теперь ей пахнет здесь… Граф, это его запах.

Она снова терла губы и снова чувствовала неприятный привкус, пока наконец не поняла, что слизывает свежую кровь, сочащуюся из пальца.

– Что за черт?

Валентина отдернула занавеску и подставила большой палец под струю лунного света: две точки, два прокола… Нет!

– Что нет, если дверь заперта?!

Валентина отшатнулась от окна. Голос шел из-за двери, это был голос Дору.

– Что такое? – она подлетела к засову, но замерла, так и не открыв его. – Ты что– то спросил?

– Спросил, почему ты заперлась?

– Я не запиралась. Это твой отец задвинул засов еще днем.

– Мой отец давно в кабинете.

– Он ушел через окно…

Повисла пауза – Дору, по всей видимости, переваривал сообщение про отцовские "выходы в окно", затем снова нетерпеливо подергал дверь.

– Да откройся ты наконец!

– Подожди! Я все никак не могу остановить кровь…

– Какую кровь? – голос за дверью дрогнул. – Он укусил тебя?

– Укусил? – да, Валентина сразу об этом подумала. Две ранки. – Нет, я наколола палец розой… – соврала она, чувствуя, как теряет равновесие. Подожди, – она привалилась спиной к двери и выдохнула. Тяжело. – Я сейчас… – И сделала от двери шаг. – Приду…

На столике рядом с керосиновой лампой стоял графин. Она налила в стакан немного воды, сунула в него палец и стала ждать, когда кровь наконец остановится. Не надеясь на тусклый свет, она вместе со стаканом вернулась к двери, чтобы попросить Дору зажечь лампу. Придется обходиться без помощи рук: Валентина налегла на засов плечом, и тяжелая деревяшка со скрипом поддалась.

– Я еще со двора заметил, что у тебя открыто окно…

Дору остался в дверях, точно ему требовалось особое приглашение, чтобы перешагнуть порог спальни.

– Покажи палец! Да вынь его из стакана!

А она действительно протянула ему стакан. Дору откинулся назад, точно страдал дальнозоркостью, и Валентина еле заставила себя остаться на месте. Первым ее желанием было отступить на пару шагов вглубь комнаты, чтобы бедного вампира не мучил запах запретной крови, а ее не терзал бы страх быть вновь укушенной.

– Все нормально, – сделал заключение Дору, но остался в коридоре.

– Что именно? – настаивала Валентина, вдвойне озабоченная его бледностью.

– Мы ведь подумали об одном и том же, – скривил он губы. – Об отце. Так это не он. Это действительно следы от шипов, а не от клыков.

– Откуда им взяться? Я не трогала розу.

Дору закрыл лицо длинными пальцами и театрально простонал, а потом даже топнул ногой.

– Да мне ж откуда знать! – и посмотрел на нее с нескрываемой ненавистью. – Наверное, он хотел вложить тебе в руку цветок, точно покойнице…

Валентина отшатнулась от двери, чуть не выронив стакан. Дору наконец переступил порог спальни и шарахнул дверью.

– На тебе рубаха моей матери! – он сделал еще шаг, она еще два шага назад. – Когда я в последний раз видел ее живой, она была в ней…

– Я не сама, нет… – Валентина замотала головой, чтобы отогнать неприятного видение. Ей виделась женщина. Такая же красивая, как был красив стоящий перед ней бессмертный мальчишка. – Он заставил меня… Нет!

Она почти не повысила голоса, тот вдруг сам куда-то пропал. Но сила в руках осталась, и Валентина плеснула в перекошенное лицо вампира водой. Дору замер

– на краткое мгновение, очень краткое. А в следующее уже ловко перехватил девушку под спину и швырнул на кровать. Валентина пикнуть не успела: острая коленка легла ей на грудь, а холодная ладонь – на рот. Зато она сумела коснуться мертвой кожи зубами, и Дору тотчас отдернул руку и с ужасом уставился на след от зубов, оставшийся на его ладони.

– Ты укусила меня?

Дору будто не верил собственным глазам, а уж он-то прекрасно видел в темноте. Да и Валентина освоилась, и ночь не скрыла от нее ярость, которой в считанные секунды сменилось на лице вампира удивление. Но Валентина не испугалась и схватила Дору за волосы: достаточно длинные, они не сразу выскользнули у нее из пальцев. Дору взвизгнул – конечно, не от боли, а от неожиданности – и схватил за волосы ее, но опомнился, вовремя сообразив, что силы неравны, и через секунду раздумья ухватился за край балдахина и в бешенстве рванул на себя. Ткань затрещала и накрыла девушку с головой. Валентина попыталась скинуть балдахин, но только больше запуталась в нем, а вампир все не приходил и не приходил ей на помощь, хотя она уже несколько раз выкрикнула его имя. А когда почувствовала уже, что задыхается, в отчаянье завизжала.

– Ты жива?

Какой правильный вопрос… И задать ему мог лишь Александр Заполье. Его лицо было в сантиметре от ее позеленевшего от страха лица… Нет, чуть дальше, просто как в тумане – это у нее на глазах выступили слезы. Могло показаться, что голос графа дрожит, или все же это в голове у нее продолжало шуметь от собственной пульсирующей крови.

– Да что вы опять тут делаете, отец?!

Валентина замерла – никогда прежде, она не слышала, чтобы Дору обращался к графу иначе, чем с французским "папа" с ударением на последний слог. Мальчишеский голос дрожал – звонкие нотки слились с басами.

– Хочу знать, что тут происходит?! – граф швырнул на пол балдахин, который держал на весу. – Что это за поведение такое?

– Я разозлился, – проговорил Дору тихо. – На то, что вы посмели запереться в спальне с моей невестой. За то, что обрядили ее с рубаху моей матери. И за… – он на секунду запнулся. Или скорее выдержал паузу, потому что следующее слово прозвучало довольно спокойно: – Розу.

– Прошу меня извинить…

Валентина смотрела на прямую спину графа, когда тот покидал башню, и по спокойной походке поняла, что фраза была не извинением, а лишь вежливой констатацией факта, что граф уходит и оправдываться перед сыном не собирается.

– Ты меня укусила, – голос Дору и теперь звучал спокойно. Даже спокойнее обычного, и Валентина подтянула ноги к животу и даже отползла на середину кровати поближе к распятию. – Зачем?

– Чтобы ты меня не укусил… – проговорила Валентина тихо и быстро, боясь, что потом просто проглотит язык и ничего уже не скажет.

– Я никогда бы тебя не укусил. Я дал тебе обещание…

– Как и твой отец… – голос дрожал, но Валентина пыталась говорить ровно. – Он заставил меня выпить целый бокал крови… первых христиан…

Дору открыл от удивления рот, а потом даже ахнул:

– А я его лет сто просил открыть амфору, так и не открыл… И тебе, значит, понравилось? Поэтому ты решила испить моей крови, чтобы стать одной из нас, так?

Валентина рывком схватила распятие, а через секунду бросила – ей показалось, что оно обожгло ей руку. Дору рассмеялся и попятился к двери, но потом отпрыгнул от нее и чуть не ударился о балку кровати. А в дверях-то всего-навсего стоял Серджиу…

– Не смей! – чуть ли не завизжал Дору.

– Приказ графа! – отчеканил горбун и бросил на пол мешочек, который держал в руках.

Тот раскрылся еще в воздухе. Дору рухнул на колени и пополз к тому месту, где рассыпалось содержимое мешочка.

– Дору!

Валентина приподнялась на коленях, но все равно ничего не увидела, зато услышала, как юный граф что-то бормочет – на другом каком-то языке, но, видимо, считает… Непонятно, правда, что.

– Дору?

Он ничего не ответил, даже не поднял головы, которая единственная светилась сейчас в темноте. Валентина спустила ногу и хотела уже спрыгнуть на пол, как увидела в дверях тень и замерла, вся сжавшись: граф Заполье вернулся.

– Нам нужно поговорить, – отчеканил он, и когда Валентина замотала головой, сообщил уже тише и более зловеще: – Он будет занят пересчитыванием крупинок морской соли до рассвета, так что ты пойдешь со мной.

В ответ на такое приглашение Валентина схватилась за распятие.

– Его ты можешь взять с собой, – проговорил граф без ожидаемого смешка. – В столовую, где стынет твой ужин. Я повторяю – твой жених до рассвета занят.

– Зачем вы это сделали?

Валентина слышала про это поверье – будто бы вампиры обязаны пересчитывать мелкие вещи: рис там, бобы… И таким образом человек мог отвлечь их от охоты на себя любимого. Но чтобы подобное сделал вампир вампиру…

– Мне нужно было поговорить с тобой наедине. Скорее, Валентина! Сколько я могу стоять спиной к даме?

– А почему вы стоите спиной?

Глупый вопрос – он не хочет увидеть соль. Он специально послал горбуна на эту миссию. Сейчас разверни она графа лицом к себе, тот тут же бросится помогать сыну. Развернуть графа… Нет, это невозможно.

Валентина выставила перед собой распятие, но увидела уже пустую дверь. Он ушел, но явно не далеко. Она с опаской обошла копошащегося на полу Дору и вышла ко второму вампиру, поджидавшему ее у лестницы. В руках у графа горела свеча. Какая ангельская забота!

– Очень мило с твоей стороны было нарисовать для меня замок в солнечном свете, – заговорил вдруг Александр Заполье на середине лестницы. – Фотографии не дают такого ощущения тепла, как акварели. Благодарю. Признаюсь, не ожидал подобного подарка. Я его пока не заслужил.

– Я рисовала не для вас, а потому что мне было скучно…

Валентина замолчала, опаленная огнем, лившимся из страшных глаз вампира.

– Могла бы солгать, – процедил он сквозь зубы, и Валентина порадовалась, что граф не раскрыл рта.

– Я не хочу вам лгать. Но так же не хочу выглядеть неблагодарной. Я благодарю вас за спасение. Я действительно чуть не задохнулась под балдахином.

– Здесь есть и моя вина. И я ее признаю. Но к утру Дору успокоится…

– Он уже успокоился. И если вы использовали соль в качестве успокоительного…

– Да, для себя. Мне необходимо поговорить с тобой в спокойной обстановке. И пока на тебе эта рубаха. Пока на тебе эта рубаха, – повторил граф тише, хотя по пустым помещениям замка даже самый тихий шепот разносился гулким эхом. – Я не могу укусить тебя. А я безумно этого хочу…

Валентина прикрыла глаза, ослепленная светом свечи, которую граф направил к ней, чтобы осветить ступеньки, и выставила вперед руки, сжимавшие серебряное распятие.

– Умница. Спускайся. Осторожно. Я оставлю свечу на последней ступеньке. И буду ждать тебя у камина. Приходи ко мне, когда поешь. Никто в этом замке не должен оставаться голодным. Голод из всех нас делает зверей. А между нами должен состояться разговор, как между двумя здравомыслящими людьми. Я очень на это надеюсь, дитя мое. Я должен был сказать тебе обо всем об этом еще вчера, но твоя близость спутала мне все мысли. Сейчас я спокоен. И прошу успокоиться тебя. Спускайся. Я ухожу. И буду ждать тебя. Как отец ждет свою заблудшую дочь. С осуждением, но и с любовью.

И граф исчез. Точно в воздухе растворился. И Валентина вздрогнула. Здесь, внизу, было безумно холодно. Она дрожала в рубашке. Но снять ее не могла и не хотела.

Глава 17 «Мечта графа Заполье»

В столовой висела привычная мертвая тишина. За столом Валентина была одна, но и общество двух вампиров ничего бы не изменило. В первую неделю она еще как-то пыталась разговорить хозяина замка:

– А почему мы все время молчим? Я могу понять, что опускаться до разговоров с женщиной может быть ниже вашего достоинства, но вы бы могли с Дору о чем– нибудь поговорить, а я посижу послушаю. Ваши беседы должны быть очень интересными.

Или говорила не она, а просто озвучивала вкладываемые ей в уста слова графского сына. Но вот граф отвечал за себя сам:

– Прости, дитя мое, но я совсем не разбираюсь в веяниях моды последних лет, не могу назвать ни одной марки машины и тем более обсудить ваше очередное шевеление конечностями, которое вы называете танцами. Так что у меня с сыном нет нейтральных тем для разговоров, а вот наши специфические темы пока еще не предназначены для твоих ушей, но ты готовься – мы еще обсудим с тобой разные сорта крови различного года выпуска и выдержки.

Валентина сглотнула. И тогда, и сейчас. Теперь-то, после совместного распития древней крови, у них появилась общая тема для разговора, но Валентина очень надеялась, что граф все же обсудит ее рисунки или… порванный балдахин, но никак не выпитую ею кровь. И она на всякий случай начала разговор сама, как только подошла к камину.

– Я забыла поблагодарить вас за розу. Она очень красива, – и плевать, что она даже не разглядела цвет лепестков.

– Я подарил ее не тебе, – ответил граф, указывая на кресло, в которое Валентина тут же села. – Я сорвал ее для себя, потому что не мог дотянуться до тебя из-за всего этого серебра, а мне ужасно хотелось почувствовать твою кровь на вкус… Хотя бы слизав капельку с шипов.

Валентина машинально положила на столик, притулившийся между кресел, распятие: оно легло прямо на альбом с ее рисунками.

– Благодарю, – одними губами улыбнулся граф. – Прости за палец. В последний момент я испугался, что могу не остановиться. Я лет сто не пробовал человеческой крови и вчера напрасно растревожил себя христианским питьем… Так что я до сих пор не знаю, насколько ты вкусна.

Валентина с трудом заставила себя остаться сидеть в кресло.

– Оставлю это для сына. Он заслужил. А я… Я уже пил кровь женщин, к которым не должен был прикасаться. Для меня это всегда заканчивалось плохо. Бог любит троицу, я это знаю… И знаю то, что бог не любит меня, но надеюсь не настолько, чтобы ты стала третьей. Это станет катастрофой для нашей семьи. Из-за своей несдержанности я забрал жизнь у двух женщин, которых любил мой сын. Я не сделаю это с третьей, поэтому я… Я хочу, чтобы ты ушла.

После этих слов Валентина вскочила.

– Сядь! Не сейчас и не сегодня. Может, даже не завтра, а когда я обсужу все детали с сыном. Но сперва я хочу обсудить это с тобой. Валентина, я даже языком не прикоснулся к твоей крови, поэтому вынужден спросить… Ты невинна или нет?

Валентина на этот раз не вскочила, но выпрямилась.

– Нет.

И с трудом сумела не закрыть глаза.

– Это меняет дело, – проговорил граф. – В лучшую сторону…

Сердце то билось, то не билось. И Валентина была готова поклясться, что пару раз на долю секунды теряла сознание.

– Валентина, я мечтаю… Даже не так, я хочу, я требую, чтобы в этом доме зазвучал детский голос. Я хочу внука, – проговорил вампир и уставился на распятие. – В мертвом состояние ты не сможешь этого сделать.

– Ав немертвом смогу? Дору, он же… мертв…

Она с трудом верила, что произнесла эту фразу.

– Дору не будет иметь к этому никакого отношения. Послушай, – почти закричал граф и протянул было руку, чтобы ухватить пошатнувшуюся девушку за локоть, но вспомнив про распятие или скорее почувствовав исходящий от него жар, просто поправил жесткие волосы на своей голове. – Мы с тобой в Румынии, верно? Так вот, в Трансильвании существует поверье, что если вампир глянет на беременную женщину, то рожденный ею ребенок обязательно станет вампиром. Я не знаю, насколько оно верно…

Валентина вскочила, непроизвольно схватившись за живот, и граф уставился на ее руки.

– Найди отца для ребенка. Это не составит для тебя большого труда. И возвращайся к нам, когда настанет время родить…

Она стиснула руки, почти молитвенно!

– Вы же не верите в поверья… В мак… Вы же…

Это случилось за три дня до пресловутого сугроба. Дору попросил явиться в склеп с чем-нибудь сладким, и она купила в городе то, что действительно любила: булочку с маком. И когда юный граф открыл крышку, то несколько росинок мака упали в гроб, прямо ему на грудь.

– ААА! – завизжал тогда Дору, вжимаясь в дно своей постели, и в глазах его застыл неподдельный ужас.

– Ты злишься?! Да ладно… Встанешь и отряхнешься…

– Дура! Я встать не смогу, ты меня маком засыпала.

– Почему не сможешь? Ничем я тебя не засыпала!

– Засыпала, еще как! Быстро выковыривай весь мак из гроба!

– Дору, хватит дурить!

Это уже проснулся хозяин замка, а она даже не заметила, когда открылся соседний гроб.

– Papa, я встать не могу, – простонал юный граф. – Она засыпала меня маком.

– Я всего-лишь случайно смахнула крошки, – пискнула Валентина уже с лестницы.

Граф на мгновение остановил на ней хмурый взгляд. Вернее, на булке, которую она уже всю измяла до несъедобного состояния.

– Так в чем твоя проблема, мой мальчик? Встань и отряхнись, как тебе посоветовала невеста.

– Как же я могу встать, papá? Мы не можем подняться из гроба, если нас засыпать маком, разве не так говорят люди?!

– Люди много чего говорят о предметах, в которых совершенно не разбираются. Это всего лишь поверье.

Граф, тяжело вздохнув, схватил сына за руку и выдернул из гроба. Через секунду Дору уже стоял подле отца отряхнувшийся и ошарашенный, растеряв все нажитые им годы – совсем как мальчишка, которому только что сообщили, что Деда Мороза даже в лице Святого Николая не существует.

– Но как же тогда рыболовная сеть, которой вы меня закрыли, когда я набросился на прислугу… Я ведь действительно смог выбраться только, когда развязал последний узел.

– Я от всего своего мертвого сердца благодарен людям за из поверья о вампирах… – граф вдруг хищно посмотрел в сторону живой, хотя уже полуживой, девушки. – Кстати, ты знаешь, из какого языка пришло слово "вампир"?

– Венгерского? – предположила озадаченная невеста вампира.

– Сербского, – ответил граф. – Оно обозначает мертвых, встающих из могилы и пьющих кровь живых, чтобы продлить свое существование. Так что посторонись. Я хочу сейчас уйти голодным, чтобы встретиться с тобой уже сытым.

Граф в один прыжок взлетел по ступеням во внутренний двор. Валентина еле успела увернуться от взмаха полы распахнутого халата.

– Хорошо же мы разозлили твоего отца…

Дору прикусил губу:

– Напротив, повеселили.

– Завидую его чувству юмора…

Может и сейчас он шутит? Про внука, которого она должна ему родить.

Граф продолжал смотреть на ее живот. Потом резко нагнулся и поднял с пола книгу. Видимо, он отложил ее, когда Валентина только вошла в гостиную. Сейчас он протянул ее девушке раскрытой на середине – там на старинной иллюстрации обнаженный юноша совершал невообразимый акробатический трюк – сворачивался в позу эмбриона.

– Почему-то они не решались в те годы изображать младенцев в матке матери. Не спрашивай меня, почему. Я не настолько стар…

Валентина с превеликой осторожностью закрыла старую книгу и положила на стол, предварительно забрав с него распятие, которое приложила к трясущейся груди.

– Я не могу поверить в то, что это правда… – пролепетала она.

– Но мой сын сейчас перебирает соль. Серджиу!

Горбун вырос возле камина точно из-под земли.

– Дай Валентине мешочек с солью.

Она взяла его и сжала в кулаке.

– Рассыпь его передо мной и ты увидишь, что я никак не отреагирую на соль.

– А если нет? – она сжала соль еще сильнее, чем распятие.

– Тогда ты увидишь меня перед собой на коленях. Разве будет не забавно? – вампир даже наклонил голову на бок.

– Не нахожу здесь ничего забавного, – она протянула соль обратно горбуну. – Я поверю вам на слово, граф.

Но горбун не забрал мешочек, пока хозяин не кивнул, давая добро.

– Валентина…

– Нет! – она закрыла лицо руками. – Я не сделаю этого! Я останусь верной Дору…

– Валентина, посмотри на меня…

Будто какая-то сила заставила ее убрать от лица и руки, и распятие.

– Когда ты станешь мертвой, ты сможешь лечь в постель с моим сыном. Но это не принесет тебе радости, ибо чрево твое навечно останется пустым…

– И что?

– А то, что ты обрекаешь себя на бесплодие, вот что!

Он вскочил, но шага к ней не сделал.

– Я хотел сказать тебе еще вчера – уходи, беги отсюда, живи, как должно жить… Найди достойного мужчину и роди ему ребенка. Оставь мертвых мертвым.

– Я люблю вашего сына, – шептала она, как заговор от безумия, охватившего Александра Заполье.

– Чтобы полюбить, между двумя людьми должен пройти Ангел… А между тобой и моим сыном способна пробежать лишь черная кошка! Уходи! Уходи, Валентина, и никогда не возвращайся сюда. Вон!

Он уже орал, и она, задрав рубашку до колен, полетела к лестнице. Распятие било по бедру, но боль отдавалась в сердце. Когда Валентина влетела в башню, Дору по– прежнему ползал по полу. Она метнулась к шкафу. Там, в куртке должны лежать ключи от Ситроена. Но их не было. Они не нашлись и в кармане джинсов, в которых она полетела в сугроб. Столик тоже пуст, под кроватью один лишь сундук и больше ничего…

– Дору!

Вампир не отзывался. Длинные ногти его скребли по полу, губы шевелились – он считал. На середине комнаты уже высилась небольшая горка из кристаллов соли.

– Дору, где ключи?

Он не реагировал на ее слова.

– Да оставь ты эту соль!

Она со злостью подцепила носком сапога горку, и та рассыпалась.

– Граф сказал, что это глупость! Ты не должен считать…

Но Дору поднялся на нее, сгорбившись, со скрюченными пальцами – настоящий монстр. А распятие снова лежало на кровати.

– Нет! – завизжала она.

Но Дору сам от нее отпрыгнул, едва тронул пальцем серебряную рубашку. Осел на пол, спрятал лицо в трясущиеся пальцы и затрясся всем телом. Вампир плакал.

– Ты не должен пересчитывать соль, – прошептала Валентина, не делая к нему и шага. – Это просто поверье. А ты не верь в него. Просто больше не верь…

Но Дору не поднимал головы. Он трясся все сильнее и сильнее. Она едва сумела разобрать сказанные им слова.

– Мать смогла противостоять ему, а я нет… Я слабак, я ничтожество… Я ненавижу себя…

Валентина опустилась на колени и протянула к нему руки, но вампир только сильнее затряс головой.

– Не могу, не могу… Пока ты в ее рубахе. Если хочешь меня обнять, сними ее…

Валентина кивнула и принялась судорожно стягивать с себя защитное серебро. Дору сидел на полу, лицо его блестело в полумраке слезами. Он не сводил со смертной девушки глаз, он улыбался, обнажая смертоносные клыки, но Валентина стояла к нему спиной и не видела их.