Текст книги "Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)
Часть вторая «Смерть»: Глава 1 «Апофеоз любви»
На столе в кабинете графа Заполье лежали яблоки. Опадыши. Он строил из них пирамиды в качестве апофеоза любви. Последнее яблоко он водрузил вчера, но не знал, что оно будет последним. Сейчас он шарахнул по столу кулаком – яблоки подлетели в воздух и покатились со стола на пол. Александр опустился в кресло и закрыл бледное лицо дрожащими руками. Потом выдохнул и открыл глаза. На столе осталось несколько яблок. Он смахнул их с папки, в которой лежали акварельные пейзажи его родного Дубровника. В основном, морские. Она была там, на его земле… Валентина сказала ему «нет» так, как может сказать только женщина, которая любит и не хочет признаться в этом даже самой себе.
– Чего вы ждете, рарá?
– Вон! – заорал граф и пульнул в сына яблоком.
Дору поймал его и метким ударом выкинул в распахнутое окно. Удар был настолько сильным, что яблоко угодило прямо в пруд, который высказал свое недовольство тихим всплеском зацветшей воды.
Эмиль куда-то исчез. Посылка с акварелями пришла на его профессорский адрес в Бухаресте.
– Где Тина сейчас? – прорычал Александр свой вопрос.
– Вы про обратный адрес?
На посылке его не было.
– Она в Санкт-Петербурге, – ответил Дору, не дождавшись, когда же отец озвучит мучивший его вопрос. – Привезти ее?
– Я сам. Я умею теперь водить машину.
Граф резко поднялся и шагнул в коридор, потом вернулся, сорвал с себя домашний халат и швырнул на диван. Он оказался накинутым на голое тело, и Дору даже прищурился, потому что ему вдруг показалось, что отцовская грудь ходит ходуном.
– Чем я могу помочь? – спросил он тихо, когда отец во второй раз прошел мимо него.
Но граф ничего не ответил. Он распахнул дверь в комнату, которая служила ему гардеробной, и, вытащив старый чемодан, с которым сто лет тому назад явился в замок Эмиль, швырнул в него пару костюмов.
– Что тебе надо? – обернулся он к двери.
Эмиль протягивал ему солнцезащитные очки.
– Это мне зачем?
– Уберечься от фар встречных машин. Они реально слепят.
Граф кивнул и нацепил очки на голову.
– Ты еще что-то хочешь мне сказать? – спросил он уже с нескрываемым раздражением.
– Пожелать удачи… – проговорил Эмиль тихо, а граф рассмеялся громко и зло.
– Оставь человеческие штучки для своих студентов. Желай им удачи на экзаменах. А моя удача у меня в кармане. Вернее, в моих венах. В них еще слишком много ее крови. Она никуда от меня не денется, приползет ко мне на коленях.
Эмиль отступил к порогу, но не вышел в коридор.
– Но вы не этого ж хотите…
Его голос оставался тихим, а граф опять перебил приемного сына криком:
– Я не знаю, чего хочу! Нет, знаю! – он рассек воздух указательным пальцем. – Чтобы она была здесь, в башне, у меня под боком… Хочешь называть это любовью, называй!
– Я бы назвал это зависимостью…
Граф замер, но лишь на долю секунды. Потом раскрыл рот, но ничего не сказал, лишь покачал головой. Однако спустя пару секунд все же выпалил:
– Это одно и то же, молодой человек! Одно и то же! Когда тебе нужен кто-то до такой степени, что ты не можешь дышать…
– Вы и без нее не могли дышать…
– Не придирайся к словам, профессор! Я пытаюсь объяснить тебе то, о чем ты не имеешь никакого понятия! Любовь – это желание умереть, если она безответна.
– Вы очень доходчиво объясняете, господин вампир!
Эмиль позволил себе смешок и вышел. Александр замахнулся было на дверь рубашкой, которую сжимал в руках, но так и не швырнул в пустоту, а быстро надел. В горле стоял завтрак, который он опрокинул в себя одним глотком. Руки тряслись, ноги не слушались, но он и так потерял два драгоценных часа короткой летней ночи, а сборы еще не окончены.
Он выбежал из парадных дверей и замер. Его черный вольво-универсал стоял у подъезда. Дору вылез из машины и вбежал по ступеням к отцу.
– Рарá, дорожный гроб – это только на крайний случай. В нем невозможно вытянуть ноги. В гостиницах никто не отменял карточки "Do Not Disturb"… Papá, ваше лицо говорит мне сейчас, что я впустую потратил с вами столько вечеров, объясняя, как путешествовать в современном мире!
– Я еду не путешествовать…
Граф обошел сына и медленно спустился к машине. Открыл багажник, чтобы бросить сумку в гроб, и замер.
– Это что такое?
– Розы, – ответил Дору с верхней ступеньки и поспешил вниз, но замер на середине лестницы от отцовского окрика:
– Я сам вижу! Целый гроб роз. Ты сдурел?
– Там всего-то три дюжины. Не так уж и много для девушки, которую вам хочется назвать женой, или я не прав?
Граф захлопнул багажник.
– Про розы или про жену? Дору, это дурь! Я все равно не довезу их.
– Довезете!
Он сбежал вниз и вдруг кинулся отцу на шею. Под натиском сына граф даже пошатнулся, но машина уберегла его от падения.
– Дору, ты что? – Александр похлопал сына по спине.
– Может, мне поехать с вами? Я не буду мешать, но… Понимаете, фильмы – одно, а настоящий мир совсем другой…
– Неделю я выдержу. К тому же, через три дня у меня будет поддержка в виде Валентины. Ты в меня не веришь?
Дору отстранился и сжал губы. В этот момент с лестницы послышался голос Эмиля:
– Не забудьте фары включать, чтобы вас не остановил дорожный патруль. И постарайтесь не надевать темных очков вне машины – не то будете по-дурацки выглядеть ночью. Да, и ешьте много с вечера, иначе просто задохнетесь от жажды в толпе живых людей. Ну, с дьяволом!
Александр зло взглянул на приемного сына. Потом мягко оттолкнул от себя родного и сел в машину. Ключ надежно лежал в глубоком кармане брюк. Оттуда ему не выпасть. Наконец решившись и по-человечески выдохнув, граф выжал педаль тормоза и нажал на кнопку стартера. Потом быстро переставил ногу на педаль газа, и черный автомобиль поехал вперед, оставляя за собой на грунтовой дороге клубы пыли.
Дору сел на ступени парадной лестницы и уставился перед собой отсутствующим взглядом.
– Я уложил вещи, – подсел к нему Эмиль. – Когда выезжаем?
– Через час. Дадим ему фору, – Дору медленно повернул голову к брату. – Как думаешь, дать им встретиться до или после клуба?
– Вместо, – Эмиль хлопнул себя по коленям и зло хмыкнул. – Она дура, полная…
– Просто ты ничего не смыслишь в любви. А я по-доброму завидую отцу. Он будет счастлив, вот увидишь!
Эмиль поднялся первым.
– Я больше доверяю своему шестому чувству, чем стихам о любви. Она уже не человек, не человек… Почему же вы меня не слышите?
– Она человек, человек… Что за бред?! – всплеснул руками Дору. – Ты сам таскал ее полуживую на руках. Если бы она не была человеком, то давно бы переродилась в нечто, а она за полгода даже на ноги не встала. Ты же видел ее в Петербурге. Это ходячая смерть…
– Вот именно! – Эмиль сунул руки в карманы и уставился на полный круг луны. – Она не жилец. Я понимаю, что она должна сначала умереть, и когда граф убьет ее, я хочу быть рядом. Возможно, ему понадобится наша помощь…
– Бред! – закричал Дору во все горло. – Ему помощь нужна сейчас, чтобы самому не спалиться. И не только на солнце. Валентина меня волнует меньше всего. Если она и переродится, то в вампира. С помощью отца, а в этом уж точно нет ничего страшного. Но я отчего-то уверен, что отец заставит ее сначала родить. Так что, дружище, тебе ждать по меньшей мере год, чтобы удовлетворить свое любопытство!
Дору почти выплюнул последнее слово и начал подниматься к входным дверям, которые горбун держал открытыми.
– Постой!
Пришлось обернуться. Эмиль смотрел на него в упор.
– Я люблю твоего отца. Не смей обвинять меня в том, что я ставлю опыты на нем самом или на его Валентине.
– А я ничего такого не говорил!
Зато тяжелой дверью Дору хлопнул очень даже многозначительно. И Эмиль остался ждать его возвращения на улице. Все собрано. Пусть теперь и Дору соберет себя по частям и станет ему союзником.
– Кто она? – спросил профессор луну, но та ничего не ответила.
Только если подмигнула. Или это Эмиль на секунду зажмурился, ослепленный ее сиянием. Жаль, что не догадкой.
Александр тоже то и дело перегибался через руль, чтобы посмотреть на луну. Она казалась ему тусклой, потому что он все время забывал про темные очки, которые торчали у него на носу. Встречных машин было мало, но все равно граф всякий раз вздрагивал и сруливал к обочине.
На луну в это время не смотрела лишь Валентина. Через плотные портьеры ее мучительный свет не проникал в комнату. Обшарпанную, со старыми обоями, крохотным холодильником в углу, раскладным диваном вдоль одной стены и с письменным столом напротив. Сейчас на столе стоял раскрытый чемодан, из которого на создательницу глядели две марионетки. Одна была копией графа Заполье, а вторая чертами лица напоминала саму Валентину. Только волосы у куклы были ярко-рыжими.
Валентина вдруг резко захлопнула крышку и схватилась за телефон, чтобы отправить сообщение арт-директору местного темного общества. Она не будет выступать на их слете, не будет.
– Снова не спишь?
Это Валентина ответила на звонок матери. Они всегда говорили ночью. У нее в Америке как раз было время ланча.
– Мам, я днем высыпаюсь. Эти таблетки совершенно сбили мне режим.
– Что говорит врач?
– Жди. Что он еще может сказать? Больше спи. Не нервничай.
– А ты нервничаешь? Из-за чего?
Голос матери звучал обеспокоенно, но Валентине чудилась в нем наигранность. Мать желает услышать историю, которую дочь никогда не расскажет. Валентина сказала только, что ушла из очень токсичных отношений и никак не может вылезти из депрессии. Даже академка не помогла, как и смена места жительства. Она не исполнила свою мечту, в Рождество, седьмого января, не спала в своей старой кроватке. Тетка неожиданно сумела сдать квартиру. Валентина жила со съема, подыскав себе комнатку в коммуналке в самом центре города. Для мастерской – самое то.
Она заранее сделала кукол, чтобы в будущем семестре представить их в качестве дипломной работы. Она надеялась, что клин клином вышибают, но работа над лицом графа Заполье вогнала ее в еще большую депрессию. Она полетела в Хорватию и отправила рисунки профессору Макгиллу за день до вылета, не приложив никакой записки и даже не подписав конверта.
Она даже себе не могла дать точный ответ, чего искала в Дубровнике – излечения или двери, которую ей необходимо было закрыть, чтобы начать жить заново. Или то, что ей в действительности было нужно, – это сказать Александру Заполье спасибо за то, что он сумел наступить на горло чудовищу и проститься с ней человеком. Она будет счастлива, если его холодное сердце хоть на минуту согреется от взгляда ка теплые акварели.
– Как понимать твой отказ? – пришел ей ответ от организатора вампирской ночи.
– Твое имя стоит в афише.
– Я плохо себя чувствую. Очень плохо, – добавила Валентина капслоком. – Врач запретил мне любые волнения. А я нервничаю, когда выхожу на публику. Но могу предоставить кукол, если вы найдете кукловодов.
– Мы поищем.
Валентина положила телефон на разобранный диван и прилегла на подушку, продолжая смотреть на закрытый чемодан. Зачем она предложила отдать неизвестно кому драгоценных кукол? Это ее дипломный проект. Нет, это часть ее души. Это ее граф… К нему нельзя прикасаться чужим рукам.
Она резко протянула руку к телефону и нечаянно скинула его на пол. Пришлось подползти к краю, чтобы поднять телефон, но даже пары секунд вниз головой Валентине хватило, чтобы почувствовать головокружение. Сжав телефон до боли в ладони, она откинулась обратно на подушку и закрыла глаза. Она нашла для себя кружок танцев – одни девочки, ни одного мальчика, чтобы хоть немного привести в порядок вестибулярный аппарат, но сколько бы она ни кружилась по зеркальному залу, в быту каждое резкое движение выбивало ее из колеи.
Валентина подняла руки к волосам, скрутила их в узел и замерла. Она полгода не была в парикмахерской, и передние пряди отрасли и больше не лезли в глаза. Она спокойно собирала волосы в хвост, когда работала, да и вообще стала ловить себя на том, что не носит распущенных волос, как раньше. Только на ночь она давала им свободу, раскидывая по подушке веером. За стенкой было тихо – семья на лето уехали на дачу, и Валентина наслаждалась иллюзией свободы. Что делать осенью, она пока не решила – вернется в Варшаву или будет пытаться доучиваться дистанционно. Она нашла в чужой комнате старый отрывной календарь, но листы не отрывала, а просто перечеркивала красными чернилами каждый прожитый день, и не уставала благодарить за него то Бога, то графа Заполье.
– Я буду выступать, – Валентина наконец сумела набрать сообщение оргкомитету и закрыла глаза, ища ускользающий от нее каждую ночь сон.
Глава 2 «Встреча после разлуки»
Валентина села на диван и тяжело выдохнула – она не врала, говоря, что ужасно себя чувствует. А за два следующих дня сдала еще сильнее. Ее выступление через три часа, но в клуб следует приехать хотя бы за час до начала. А она еще не переоделась в костюм, не наложила грим и даже не вызвала такси. Впрочем, последний факт ее более чем устраивал – она не будет готова еще минимум полчаса.
Дверца платяного шкафа оставалась открытой с предыдущей попытки одеться, от которой пришлось отказаться из-за начавшегося головокружения. Валентина видела свое отражение: можно обойтись без всяких белил. От адриатического загара не осталось и следа. Она больше похожа на вампира, чем ее марионетки. Впрочем, они изображают людей. Она не хочет больше объяснять учителям свой интерес к вампирской теме. Вампиры ее больше не интересуют.
– Ангел вас дери!
Она спрятала лицо в ладони и ткнулась головой в дрожащие колени, а затем, поняв, что не заплачет, схватила с тумбочки бутылочку с колой. Пара глотков придала силы хотя бы рукам, чтобы плотно закрутить крышку. Валентина поднялась
– до шкафа рукой подать. Нет, нужно сделать два шага, тогда действительно можно будет ухватиться рукой за дверцу, а вот в зеркало лучше не смотреть. В нем отражается черное кружевное белье и такие же чулки – точно она в бордель собралась. Сорвав с вешалки платье, Валентина приложила его к телу, но радости в глазах не увидела. В них будто кто-то выключил свет. Она знала – кто!
– Кто это… может быть?
Это Валентина среагировала на звонок в дверь. Один. Так звонят незнакомые люди. Все ее немногочисленные знакомые трезвонят. Она судорожными движениями натянула платье и, придерживая лиф у груди, заковыляла к двери. У туфель квадратный каблук, и все равно Валентину качало из стороны в сторону, но иначе никак. Иначе она наступит на пышные складки платья.
Замок щелкнул. Первая дверь открылась. За ней – вторая. И рот…
– Мне не нужно твое приглашение, чтобы войти.
А ей нужна поддержка, чтобы не упасть. Дору перешагнул порог, закрыл обе двери и внимательно посмотрел в лицо хозяйки.
– Тебе плохо?
Валентина не была уверена, что юный граф Заполье задал ей вопрос, поэтому даже не кивнула, сразу схватилась за протянутую руку. До дивана десять шагов и потом еще три, чтобы сесть на то место, с которого она поднялась пять минут назад. Пять минут назад у нее была жизнь. Сейчас она исчезла.
– Встань!
Это приказ? В любом случае, Валентина ему подчинилась, и прохладные руки Дору скользнули ей на талию и подняли молнию платья к подмышкам.
– Я знал, что тебе самой не справиться с платьем.
Оно отлично сидело на впалой груди – кажется, она весила сейчас даже меньше, чем в школе. Ничего не ела. Перебивалась с молока на хлеб. Да, она давно не пила столько молока… Но сейчас ей нужна была кола. И Валентина молча ткнула в нее пальцем, и в ту же секунду почувствовала горлышко бутылки у губ. После трех глотков она вернула себе дар речи.
– Что ты тут делаешь?
– Ночь вампиров. Мне интересен питерский вариант. Да я люблю возвращаться в этот город. Как в детство попадаю. Тем более сейчас, когда отреставрировали столько домов… – Дору запнулся, на секунду. – Но ты ведь не об этом спрашиваешь. Я решил помочь тебе с марионетками. Слышал, у тебя нет сил выступать в одиночку.
Она нервно заморгала.
– Ты имеешь какое-то отношение к оргкомитету?
– Смешная ты, Тина. Да ладно, что уж там… Идем?
– Я не готова… – она принялась судорожно вытирать мокрые ладони о черный атлас платья. – Мне нужен грим…
– Он тебе не нужен, – усмехнулся Дору.
Она тоже улыбнулась. Нервно.
– Я знаю. Но… Дай мне минут пятнадцать. Я сама спущусь. Не поднимайся больше.
Дору взял чемодан с куклами и сказал:
– Дверь не захлопывается. Так что я просто прикрою, ладно?
– Я закрою за тобой.
Но она не закрыла, решив поберечь силы. В зеркале она видела смерть и не шла к ней. Можно действительно обойтись без грима. Возможно, через пятнадцать минут она сможет встать с дивана без посторонней помощи. Но Дору так не думал. Она услышала его шаги в прихожей и точно решила не вставать самостоятельно. Он довел ее до такого состояния, пусть теперь помогает выйти из него силой мысли. Но она не могла читать его мысли, а он молчал, стоя на пороге комнаты. Пришлось обернуться. И ноги сами сорвали ее с дивана. Это был не Дору. Это был его отец.
Какое там расправить плечи, они еще больше согнулись, и лишь чудом грудь не вывалилась из лифа платья, едва державшегося на ее худом теле. На Александре Заполье был костюм. Черный. Точно такой же, в который она обрядила похожую на него куклу.
– Как же я по тебе скучал… – произнес вампир и сделал шаг к ней, а она – к дивану и рухнула на него, приминая каблуками запутавшуюся ткань подъюбника.
Она не сумела ничего ответить. Да ему и не нужны ответы: он читает ее, как раскрытую книгу. Книгу с запутанными оборванными мыслями о несбыточных мечтах, где каждое предложение заканчивается многоточием.
– Прости, что заставил тебя так долго ждать.
Граф незаметно присел на диван, и голова ее безвольно упала ему на грудь. Она знала, что он смотрит на только ему видимые две точки на ее бледной шее, но пока не касается их губами, а лишь перебирает отросшие пряди волос длинными пальцами с острыми ногтями.
– Как ты жила без меня?
Рассказывать ему что-то – пустая трата времени: он знает все, и даже то, что она хотела бы позабыть навсегда, но молчание в его объятьях с каждой секундой становилось все мучительнее, и она затараторила со скоростью зазубренного текста про Дубровник, про кукол, про сегодняшнее выступление…
– Я спрашиваю, как ты жила без меня, а не что делала.
– Плохо, – выдохнула Валентина и замерла, поняв, что вампир окончательно освободил ее шею от волос. – А вы? Зачем вы приехали?
Она напряглась, не в силах понять, чем сейчас он касается ее ранок – острым ногтем или уже клыками. Она получала от него молчаливый ответ – он приехал допить ее. Она будет его, и это лишь вопрос времени… Сейчас или после выступления. Не зря же Дору забрал чемодан с куклами.
– Меня постоянно мучает один и тот же кошмар… – прошептала она и громко сглотнула.
Граф тут же отстранился. Диван скрипнул – он явно откинулся головой на спинку, и Валентина решила и дальше лежать у него на коленях с закрытыми глазами.
– Фрейд сказал, что мы боимся своих желаний и все равно призываем их, – то ли усмехнулась, то ли всхлипнула она через минуту тишины. – Он ведь как-то даже связал это с вампирами. Уверена, вы читали…
– Читал, – голос графа звучал глухо. – Это сказал Эрнест Джонс в тридцать первом году в своей книге "О кошмарах". Впрочем, он был официальным биографом Зигмунда, так что ты недалеко ушла от истины. Мне жаль, что я стал твоим кошмаром. Пойдем, милая, нас ждут…
Она открыла глаза и приподнялась на локтях.
– Кто?
Она смотрела на свое отражение в зеркальной дверце шкафа: оно качалось.
– Дору и Эмиль. Куклы и зрители. Пойдем. Пока я не сорвался… Я и представить себе не мог, как мне захочется тебя укусить. Твой запах… Он сводит меня с ума…
Когда ледяные пальцы вампира опустились на похолодевшую от страха шею, Валентина перестала качаться.
– На кухне есть орехи, – едва слышно выговорила она и тут же уткнулась носом в валик дивана.
– Я не позволю тебе надо мной издеваться!
Это был не голос, это был рык, и Валентина в ужасе сжалась и даже не заметила, как вцепилась зубами в обивку дивана, приготовившись сдержать крик. Но тут же услышала ровный голос графа, лишенный любых эмоций.
– Живо вниз!
Она выпустила изо рта ткань и прошептала:
– Живо у меня не получится.
Она подняла голову: граф держал в руках колье.
– Я не могу его надеть, – хрипло прошептала она и, боясь новой вспышки гнева, поспешила добавить: – У меня на шее должна быть наклейка… Это часть костюма. Иначе не впустят. Ты либо охотник, либо жертва…
Она зажмурилась, но не услышав от вампира никакого ответа, открыла глаза: перед ее носом болталась пленка, имитирующая следы от укусов.
– Это часть костюма, – Валентина опустила глаза. – Экстравагантно немного, особенно струйки крови. Этот дизайн считается самым реалистичным. Люди ж не знают, как укус выглядит в реальности. Я тоже не знаю – к счастью. Дору обещал, что следов не останется. Так и вышло.
Граф опустился перед ней на колени и сжал прохладными ладонями щеки. Его кожа перестала обжигать, но Валентина не желала знать, куда подевался лед его объятий. Он управляет ей, как когда-то управлял его сын. Ведь и сейчас она не дернулась от Дору, когда тот касался ее обнаженной кожи, застегивая молнию платья.
– Я все еще вижу следы. Если ты не дернешься, я смогу укусить ровно в то же самое место. Это будет смотреться лучше любой наклейки…
– Нет, только не это… – выдохнула Валентина, но граф уже поднял ее с дивана и оттащил к шкафу, в котором на полке стояла шкатулка с украшениями, оставшимися еще от бабушки.
– Там есть серебро, – прохрипел граф, – я его чувствую. Возьми подковку и, сосчитав до тридцати, приложи к моей руке, чтобы я не увлекся тобой.
– Не надо… – голос дрожал, как и пальцы, которыми она на ощупь искала серебряную цепочку.
– Мне плохо, Тина, очень… Пару глотков горячей крови, и я сумею взять жажду под контроль… Не мучь меня, милая… Иначе будет только хуже…
Как только цепочка оказалась у Валентины в руке, клыки графа вонзились ей в шею, но Валентина даже не успела дернуться, не то что крикнуть – боль исчезла почти мгновенно, на смену ей пришла сладкая истома. В итоге Валентина даже не сосчитала до одного. Она подалась к графу всем телом, как в декабре на пороге спасительной церкви. Ее пальцы разжались, и кулон звонко ударился о старый паркет. Но отвлек графа не он, а Эмиль, который поднял кулон с пола и исполнил то, о чем забыла Валентина – вжал его в руку графа и держал, пока девушка без чувств не свалилась в руки к Дору.
– Да как можно! – закричал Эмиль, швыряя серебряное украшение в шкаф. – Вы же обещали!
Граф рухнул на пол и закрыл голову руками, точно Эмиль собирался его ударить.
– Что теперь будет? – это Эмиль спрашивал Дору, который уложил Валентину на диван.
Но не успел он расправить на ее платье складки, как Валентина вскочила и бросилась на пол к графу, но тот оттолкнул ее, и она ударилась головой о диван, но тут же снова вскочила и успела ухватиться за штанину. Граф нагнулся, чтобы разжать ей пальцы, но Валентина тут же завладела его рукой
– Не бросайте меня, вы обещали…
– Отпусти меня!
Она покорно разжала пальцы и ударилась лбом об пол. Худые плечи задрожали от начинающихся рыданий. Граф опустился подле нее на колени и приподнял за подбородок.
– Не смей реветь!
Валентина нервно кивнула, громко шмыгнула, и граф убрал руку.
– Еще немного… – прошептала она почти беззвучно. – Вы же голодны!
Она попыталась подползти к нему, но тут уже Дору схватил ее за плечи и притянул к себе. Только через секунду сам лежал на диване, откинутый сильным ударом Эмиля.
– Я не собирался ее кусать! – крикнул он, потирая скулу.
– Вы только обещаете! – взревел Эмиль. – Я больше не верю вам!
– Я не собирался ее кусать! – вскричал граф, вытирая губы обожженной рукой. – Это все ее дурацкая наклейка, она меня спровоцировала.
– Не ищите себе оправданий! – выплюнул в его сторону Эмиль и протянул Валентине руку. – Как ты себя чувствуешь?
Она вскарабкалась по его руке, точно по канату, и ткнулась носом в подставленное плечо.
– Не знаю, – голос ее звучал глухо.
– Тебя тянет к нему? – продолжал допрашивать ее Эмиль.
– Не знаю.
– Она поедет со мной, – бросил он коротко. – А вы езжайте вдвоем. Встретимся прямо в клубе.
Валентина почувствовала на плечах шаль и стянула ее кисти на вздымающейся груди.
– Мне нужна кола, – пролепетала она у дверей.
– У меня есть в машине. Я о тебе все знаю, – прошептал ей на ухо Эмиль. – Все будет хорошо. Все будет хорошо.
Она перешагнула порог очередной съемной квартиры и еще сильнее вцепилась в руку профессора по нечисти.