Текст книги "Нетрацы. Тетралогия"

Автор книги: Николай Раков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 66 страниц)

– Хорошо, я согласен с предложенным вариантом.

– Прекрасно, тогда мы стартуем через несколько часов.

– Рабак вас разнеси. И на этой развалине вы собираетесь доставить меня в империю? – воскликнул Сан‑Ком, когда шаттл приблизился к кораблю, на котором предстояло дальнейшее путешествие.

Старый потрепанный транспортник гаюнов действительно производил убогое впечатление даже на человека, не знакомого с космофлотом.

– Чему вы удивляетесь, – проговорил Каянов. – На нашем крейсере мы смогли бы пройти, возможно, чуть дальше ваших передовых постов, но своей цели все равно бы не достигли. Корабль не так плох, как вам кажется. Особой роскоши не обещаю, но двигателям могут позавидовать и ваши лидеры. Переход предстоит неблизкий. Мы войдем в пределы империи со стороны созвездия Лизава. Это ваш глубокий тыл.

– Черный вход. Вы неплохо нас изучили. Продлись война еще пару лет, и мы бы научили вас воевать.

Выдержка наконец‑то изменила Каянову. Пленник достал своими придирками, требованиями и ехидными замечаниями.

– При всем уважении к вам хочу заметить, что учиться надо чему‑то хорошему. Я уверен, что это мы скоро отучим вас от этой дурной привычки.

Сан‑Ком замолчал, не проронив больше ни слова, до тех пор пока шаттл не состыковался с кораблем и они не прошли пустым коридором к предназначенной ему каюте.

– Экипаж не знает конечной точки нашего маршрута, – сообщил Каянов, усевшись в довольно потертое кресло у маленького столика, вделанного в стену. – Тем более, ему не положено знать, что в настоящее время именно вы находитесь на борту.

– Хотите сказать, за все время перелета я не могу покинуть эту каюту. Чем же это отличается от одиночной камеры, где я провел последнюю неделю.

– Перспективой, уважаемый Сан‑Ком. Перспективой. Не хотите же вы, будучи в шаге от трона, погибнуть от руки матроса, у которого ваши соплеменники уничтожили всю семью. Я, например, так же против, если корабль, где мы с вами находимся, получит в борт торпеду только потому, что связист узнал вас и подал сигнал «Чужой» на первый же встреченный нами боевой корабль империи.

– Экипаж настолько ненадежен, или вы банально пытаетесь меня запугать?

– Ни то, ни другое. По возможности необходимо исключить любую случайность, это один из законов моей работы.

– А если говорить серьезно?

– Мы не собираемся жертвовать экипажем. Высадив нас, корабль должен вернуться в союзное пространство. Если ему это не удастся, то его захват и последующие допросы экипажа не дадут нашим противникам шанса напасть на конкретный след.

– С этим доводом можно согласиться.

– Не все так печально. У нас будет возможность прогулок в трюме. Зная о вашем увлечении, я захватил с собой колоду имперских карт. Мы сможем с вами сыграть в серт.

– Сомневаюсь, что от игры с вами получу большое удовольствие. Наши правила слишком сложны и непонятны для солнечников.

– Посмотрим. Готов поставить на кон любое из ваших разумных требований, которое в силах удовлетворить.

– Такое обещание несколько опрометчиво с вашей стороны, полковник, учитывая требования учреждения, в котором вы служите.

– Этот спор мы решим чуть позже. Сейчас я вынужден вас покинуть. Необходимо отдать некоторые распоряжения капитану этой посудины.

– Возвращаясь обратно, захватите от повара апельсиновый сок.

– Почему вы решили, что я иду к повару?

– Но вы же сами сказали, что идете к капитану посуды.

– Как наш союзник, вы предусмотрительно и довольно неплохо изучили наш язык, но я иду в рубку управления. Посудиной я назвал этот корабль, вам ведь он не особо понравился.

– Нельзя пренебрежительно относиться к кораблю, на котором уходишь в пространство. Это плохая примета.

– Учту ваше пожелание, но когда будем играть в серт, нам придется пользоваться вашим языком.

– Абсолютно правильно. Наша национальная игра, наш язык.

– Напитки вон за той дверцей, – показал Каянов на панель, за которой скрывался холодильник, и покинул каюту.

Когда разведчик вернулся, корабль уже начал разгон и, набрав в течение получаса нужную скорость, ушел в прыжок. Для экипажа и пассажиров потянулись томительные дни ожидания конца каждого прыжка.

– Вы неплохо играете в серт, – выиграв третью партию подряд, подбадривая противника, проговорил Сан‑Ком. – В середине партии серьезно поставили меня в тупик и почти набрали комо. Придется вам опять, уважаемый мазан, прогуляться к капитану посуды.

Императорский отпрыск наотрез отказался играть в серт без ставок. По его словам, это подрывало его офицерскую честь.

– Офицеры императорской армии играют только на гомы, – начал он свои пояснения. – Можно поставить на кон свое поместье, автомобиль или яхту. Можно проиграть или выиграть целую компанию. Каждый вправе выбирать себе партнеров и стол, за которым ставки ему по карману, но, сев за него, можно встать только утром.

– А если ты проигрался и не на что сделать ставку?

– Как это не на что? Он же сидит за столом, – удивился Сан‑Ком.

– И что?

– В зависимости от ставок, он может поставить свой палец или всю руку, а если ставки очень высоки, то и жизнь.

– Вы хотите сказать, что он будет убит?

– Да, если сам не справится с этой задачей.

– И как на это смотрит командование?

– А как можно смотреть на защиту своей чести. Есть авантюристы, по два и три раза делавшие ставки на жизнь. Такие оторви‑головы получают быстрое повышение и являются капитанами самых отчаянных команд во флоте. Служить в таком экипаже – большая честь. Соискатели на вакантные должности в такие команды выстраиваются в очередь и должны доказать экипажу, что готовы к смерти.

Каянов на такой ответ только развел руками от удивления.

– Идите, полковник, идите и на этот раз потолковее объясните капитану посуды, что и как нужно сделать.

Ставками в игре, на которые согласился Каянов, было приготовление блюд по рецептам, надиктованным победителем очередного выигрыша. Пленник был гурманом, и редкая попытка корабельного кока не подвергалась резкой критике, хотя все обычно съедалось подчистую.

Подполковник за время, проведенное за столом, мог уже стать обладателем кинжала, подаренного самим императором родственнику, или получить личный самолет Сан‑Кома. На предложение таких ставок со стороны пленника он сначала отказывался, но отсрочка платежа допускалась при наличии предварительной договоренности.

– Я буду в империи, – возразил на его доводы партнер. – Вас не расстреляют до тех пор, пока я не погашу свой долг, – безапелляционно объяснил он Каянову. – Все, что я проиграю, будет вашим, не сомневайтесь. Император прекрасно знает, что такое офицерская честь и карточный долг.

От партии к партии игра становилась все более упорной. Порой для победы солнечнику не хватало одного очка.

– Вы быстро учитесь, полковник, – с улыбкой заявлял победитель очередного тура, – но все равно идите к капитану посуды.

– А вы‑то сами ставили на кон свою жизнь? – после очередного вкусного обеда спросил он у разомлевшего от удовольствия пленника.

– Зачем? Я всегда вовремя могу заплатить по своим ставкам, – ответил Сан‑Ком.

– Значит, вас выручает высокая платежеспособность. А просто, как офицер флота, вы бы рискнули сделать такую ставку?

– Это почетно, и я готов ее сделать.

– Так сделайте ее в нашей игре.

– Что можете поставить против нее вы, полковник? Ваш годовой оклад не превышает стоимости одной моей пуговицы на парадном мундире.

– Ну почему же? Достойная ставка у меня есть, и даже две.

– Назовите их.

– Ваша свобода.

– Но ведь это предательство, и вы готовы поступиться своей честью?

– Моя честь – это вторая ставка.

– Если я выиграю, то вы готовы меня отпустить?

– Да, как только мы высадимся.

– И не потребуете от меня никакой защиты?

– Зачем? Император будет мне только благодарен. Вы ведь не откажетесь подтвердить, что обязаны свободой мне.

– Конечно, нет. Так наш разговор вполне серьезен?

– Как никогда ранее.

– Что побуждает вас сделать мне такое предложение?

– Мне надоело рисковать за гроши.

– Нет, это будет неинтересно. Вы умышленно проиграете мне партию, и я не получу удовольствия.

– Нельзя иметь все сразу. Не хотите получить свободу?

– Вы мне нравитесь, полковник. Я никогда не играл на предательство. Мне кажется, что это унижение моей офицерской чести.

– Честь. Офицерская честь. А вам не кажется, что нет чести в том, чтобы, проводя орбитальные бомбардировки, уничтожать миллионы гражданского населения, женщин, детей.

– Но это война. Им просто не повезло. Нашей целью был промышленный потенциал противника.

– Оставим этот спор. Назовем мою ставку согласием на вербовку. Вы убедили меня, что ваш мир устроен более правильно, и я с этим согласился, но колеблюсь. Кроме того, если увидите, что я подставляюсь в игре, вы вправе аннулировать ее результаты.

– Хорошо. Я согласен.

– У меня к вам еще только один вопрос.

– Внимательно слушаю.

– Вправе ли выигравший по своему желанию отсрочить выплату долга или поменять его на что‑то равноценное?

– И то и другое возможно, но только при взаимном соглашении сторон.

– Тогда, может быть, начнем партию?

– Но ставка на жизнь предусматривает наличие не менее двух свидетелей при ее объявлении.

– У нас с вами их быть не может.

– Что же делать?

– Предлагаю записать объявление условий наших ставок на кристалл, – немного подумав, предложил Каянов. – В случае отказа в удовлетворении требований любой стороны голосовая идентификация послужит доказательством их правомерности.

– Согласен. Но вы подозрительно торопитесь проиграть.

– А вы торопитесь с выводами. Если мы пришли к соглашению, пусть теперь ваш Дисар, покровитель азартных игр, нас рассудит и будет свидетелем свершившегося.

– Да будет так, – торжественно заявил Сан‑Ком.

Каянов вдавил в панель одну из кнопок на переговорном устройстве. Противники, четко произнося фразы, озвучили свои ставки, призвав божество в свидетели. В приемное окно записывающего устройства сначала выпал один, а потом и второй кристалл записи условий заключенного пари. Каждый взял свой экземпляр и положил его в нагрудный карман кителя.

– Хотите, запишем всю игру, – предложил солнечник.

– Хорошее предложение, – согласился соперник.

Кнопка записи вновь была приведена в движение.

– Разыграем первую сдачу, – произнес имперец и, перетасовав колоду, протянул ее Каянову.

Полковник снял пальцем несколько карт сверху. Его соперник сбросил их на стол, а оставшиеся развернул веером.

– У меня Тук, – показывая карту, сообщил Каянов.

Сан‑Ком протянул ему остаток колоды. Манипуляция повторилась.

– Раш, – бросая тонкий лист пластика на стол, объявил соперник.

Игра началась. Каждый сброс громко объявлялся. Передача колоды из рук в руки фиксировалась голосом. Количество набранных очков подтверждалось противником. Похоже, на период игры оба забыли, где находятся. В каюте не звучало даже комментариев по поводу удачного или неудачного сброса, обычных при любой игре. Пять часов схватки пролетели как одно мгновение.

– Вы выиграли, – бросая перед собой последнюю карту, проговорил пленник. – То, что это произойдет, я понял, когда мы начали розыгрыш четвертого Шира. В таком стиле, как вы, играют только профессиональные соломы. Самостоятельно этому вы научиться не могли. Признайтесь, полковник.

– Признаю. У меня был хороший учитель.

– Но такой игре нельзя научиться за год или два. Нужно играть постоянно изо дня в день.

– Что я и делал на протяжении почти семи лет.

– Почему в вашем голосе звучит сожаление?

– Эти года я считаю потерянными.

– Можно узнать почему?

– Не хочу ворошить прошлое.

– Вашим партнером по столу наверняка был кто‑то из моих соотечественников.

– Один полковник, сосланный на чужую планету. Его противник сделал ставку на жизнь, а он привел проигрыш в исполнение.

– Так вы знали обо всех наших порядках за карточным столом, – утвердительно проговорил Сан‑Ком.

Каянов утвердительно кивнул.

– Значит, вы взяли меня за купика?

– Вы прекрасный игрок и сами знаете это. Являясь вашим соперником, я не был обязан сообщать о своих способностях и опыте.

– Все правильно. Давайте вернемся к моему проигрышу. Надеюсь, что вы дадите мне пистолет. Вскрытые вены или петля выглядят неэстетично. Прошу удовлетворить мою просьбу.

– Ни о каком получении выигрыша не может быть и речи, – категорически заявил победитель. – Зачем мне было тащить вас в такую даль? Только для того, чтобы доказать свои способности в игре и насладиться зрелищем вашего мертвого тела. Неужели вы не подумали, что я этого не допущу?

– Откровенно говоря, нет. Сомнений в победе у меня не было. Вы очень незаметно убедили меня в этом и одновременно дозированно подкинули необходимую долю азарта. Теперь я очень четко это понимаю.

– И каковы выводы?

– Вы требуете отсрочки?

– А вы торопитесь к ушедшим предкам?

– Нет. Я могу и подождать.

– А я тем временем подумаю о возможной равноценной замене вашей ставки.

– Но ведь вы захватили с собой карты и затеяли игру с определенной, как я сейчас понимаю, целью. Люди из вашего учреждения просто так ничего не делают.

– Откровенно говоря, мне не понравилось ваше достаточно быстрое согласие на мое предложение о сотрудничестве.

– Вы правы. Окончательного решения мной не принято. Не каждый день тебе предлагают на выбор либо императорский трон, либо позорную смерть, причем второе более вероятно.

– Как вы выразились, мое учреждение не занимается строительством своих планов на песке. Вероятность вашего восхождения на трон гораздо выше, чем плаха по императорскому приказу.

– Но плаху можно поставить на трон, что вы фактически и сделали.

– В этом для нас нет никакого смысла. Обеим нашим цивилизациям необходима по меньшей мере передышка в этой войне. Новый император должен это отчетливо понимать. Самоуничтожение не может быть целью высокоразвитой цивилизации. Напоминаю, что, в качестве моего должника и выполняя кодекс чести, вы обязаны согласовывать свои планы со мной.

– Да, изящно вы меня обошли. Попался, как купик. Значит, мне больше не видать вкусных обедов.

– Я рад, что свой проигрыш вами воспринят с чувством юмора.

– А что еще остается делать человеку, потерявшему свою голову?

– Обеды я вам по‑прежнему гарантирую. Сам, с вашего разрешения, получаю истинное удовольствие от приобщения к секретам императорской кухни.

– Жалкое подобие.

– Не могу оспорить ваше мнение. Надеюсь в будущем попасть на один из ваших приемов во дворце.

– Успокаиваете?

– Нет. Поверьте, сделаю все возможное, чтобы пожелание стало реальностью.

– Наше путешествие с этого момента потеряло больше половины своей привлекательности, – с сожалением проговорил Сан‑Ком.

– Ваше высочество расстроено, что более крупных ставок уже не будет? – с улыбкой спросил Каянов.

– Я просто понял, что для вас не соперник.

– Совершенству нет предела, а с основными приемами вы знакомы. Кое‑что я могу вам показать, если это не затрагивает вашего самолюбия.

– На сегодня с меня уроков хватит.

Постепенно жизнь в каюте отшельников снова вошла в свою обычную колею. Беседы на отвлеченные темы. Прогулки в трюме. Просмотр фильмов, имеющихся на борту, и комментарии к ним по эпизодам, удивившим одного из зрителей. Через неделю Сан‑Ком согласился брать уроки игры в серт, строго оговорив их оплату. Разговоры между ним и Каяновым стали более доверительными, и разведчик узнал много нюансов из жизни высшего света империи.

В один из дней, после окончания очередного прыжка, он вошел в каюту и с порога проговорил:

– Собирайтесь, ваше высочество. Наша станция принимает передачу нескольких имперских каналов. Вы сможете определиться по месту и узнать последние новости.

– Я вам верю, мазан полковник. В выходе в открытый космос нет никакой необходимости. Если можно, то прошу переключить передачу каналов на наш голограф.

Правительственные и частные каналы славили мудрость императора и непобедимость его звездного флота, передавали концерты и комедии, демонстрировали ввод в строй новых крейсеров и ракет, не знающих промаха. Как обычно во время войны, шло повседневное запудривание мозгов, жестко регламентированное цензурой военного времени.

Пожалуй, единственно полезной информацией послужил показ банкета в императорском дворце по случаю разгрома флота солнечников в четвертом секторе.

Каянов не столько смотрел на экран, сколько внимательно наблюдал за реакцией Сан‑Кома.

Лицо пленника на одно мгновение резко изменилось. Он непроизвольно подался всем корпусом к экрану в момент демонстрации банкета.

Пятнадцатисекундный репортаж в скромном помещении, за бедно накрытым столом, как отметил для себя разведчик. Пропаганда демонстрировала обычным гражданам, что дворец тоже несет бремя тягот войны.

– Вы ведете запись передач? – не отрываясь от экрана, спросил пленник.

– Да, – ответил Каянов.

– Позже мне нужно будет просмотреть дополнительно некоторые фрагменты.

– Императорский банкет?

– Да, и его тоже.

Четыре часа транспортник провисел неподвижно в зоне приема.

– Вполне достаточно, – по истечении этого времени произнес Сан‑Ком, все более безразлично глядя на экран.

Откинувшись на стенку каюты спиной и закрыв глаза, он некоторое время оставался неподвижным. Похоже, прогонял мысленным взором картины увиденного и вновь давал им оценку.

Каянов молчал, ожидая реакции на полученную информацию.

– Я хочу еще раз просмотреть три фрагмента из того, что мы видели, – не открывая глаз, проговорил пленник. – Императорский банкет, эпизод проводов десантной бригады на площади в Сомоде и концерт из театра на Ритаки. Лучше принесите кристалл записи, – видя, что Каянов потянулся к кнопке внутренней связи, попросил имперец. – Нам нужно будет просмотреть сцены несколько раз и в замедленном режиме. Учитывая вашу нелюбовь к случайностям, возьмите всю запись полностью.

– Я отдаю приказ начать разгон, – проговорил он. – У нас остался до места высадки всего один прыжок.

– Поступайте, как считаете нужным.

Прогулка до рубки корабля и обратно заняла не больше десяти минут, а еще через минуту экран голографа уже повторно демонстрировал императорский банкет в режиме замедленного воспроизведения.

– Увидели что‑то интересное? – спросил Каянов.

– И довольно много, – прозвучало в ответ. – Во‑первых, это не банкетный зал. Это помещение, где все приглашенные собираются прежде, чем туда попасть. Съемку разрешили с какой‑то определенной целью. Например, продемонстрировать спартанскую жизнь высшего общества. Мужчины все в мундирах. Женщины одеты скромно и с минимумом своих обычных побрякушек. Дядя не ест тугов, даже их запаха не переносит, а всего в метре от него их целое блюдо. Набор вин беден, обслуги за императорским креслом нет, но не это главное. Здесь отсутствует несколько лиц. Нет министра общественного контроля.

– Психокоррекция общества?

– Да. Отсутствуют начальники контрразведки и полиции, нет еще двоих шепчущих, их имена вам ничего не скажут. Но самое главное то, о чем говорят вот эти две докомы.

– Ничего не слышу, музыка забивает разговор, – признался разведчик. – Можно попытаться отфильтровать лишний шум.

– Не услышите. Микрофоны установлены специально таким образом. Слух здесь абсолютно не нужен. Все и так отчетливо видно.

– Но вы сказали, что слушали разговор.

– Его можно и увидеть. С детства всех членов императорской семьи учат читать по губам. Один из способов обеспечения безопасности. Одна докома за столом сообщила другой, что, по словам ее мужа, это один из шепчущих, на Тифоне появились террористы. Убит начальник внутреннего порядка. Не ваше ли это подполье начало действовать?

– Скорее это боевики Ю‑Сима.

– Многоликий как ни в чем не бывало сидит за столом. Вот он. – Сан‑Ком указал пальцем на экран. – Правда, сказать с абсолютной уверенностью, что это действительно он, не могу. В империи действительно что‑то творится. Перейдем к следующему фрагменту. Вот этот эпизод. Оператор снимал сверху, с целью показать ровные, действующие как единый организм колонны солдат, и на пару секунд дал общий вид города. Теперь смотрите вон туда, на дальний план. Видите вот это высокое здание, едва просматривающееся сквозь дымку над городом? Это мокот, по‑вашему, церковь. Она должна оканчиваться шпилем, но его нет. Я хорошо знаю этот город. Бывал в нем не раз. Ходил на службу в этот храм. Шпиль исчез.

– Техническая авария, гроза, землетрясение, – высказал свое предположение Каянов.

– Возможно, но с очень незначительной долей вероятности. Интересно другое. В шпиле была расположена установка психоподавления. Не ее ли наличие там является причиной отсутствия шпиля.

«Уж не объединены ли эти эпизоды в единую картину мазками одного художника, – мелькнуло в голове у разведчика. – Если это так, то им может являться только один человек, и это Колдун».

– Наконец, третье и последнее, – продолжал пленник. – Концерт на Ритаки. На сцене выступает актриса императорского театра знаменитая Фарина, вот она, а ложа министра развлечений пуста.

– Заболел, в командировке, дела, – поняв, куда клонит Сан‑Ком, возразил Каянов.

– Она его любовница, и он всегда присутствует на ее выступлениях. На концерте также нет начальника общественного порядка, которого я прекрасно знаю, и руководителя спасательной службы.

– За три года, что вас не было дома, могло многое измениться. Люди смертны, растут в должностях, их переводят в другие места службы.

– Послушайте, полковник, вы пытаетесь убедить меня, что здесь все спокойно, или боитесь, что ваши слова о наличии внутреннего сопротивления в империи могут звучать для меня ложью? Хотите, чтобы я сам сделал вывод о наличии таких сил?

– Да, мне бы не хотелось, чтобы та информация, которую я дал, подействовала на объективность вашей оценки.

– Не беспокойтесь, она не повлияет, и мой вывод абсолютно независим. В империи действительно не все в порядке.

– Значит, через три дня мы идем на высадку.

– Да, засиделись, – ответил Сан‑Ком и лег на спину.

– Вам придется примерить эту форму, – открыв один из шкафов, проговорил Каянов.

– Контрразведка, – оглядев китель, флегматично проговорил пленник. – Если не возражаете, то чуть позже я это сделаю. – Он отвернулся и закрыл глаза.

Гаюну было о чем подумать, от общих разговоров необходимо было переходить к реальным действиям, в результате которых как минимум начнут гибнуть соплеменники. Правда, у него в запасе был еще один вариант – заплатить свой карточный долг. Честь императорской семьи и офицера останется незапятнанной, но соотечественников погибнет гораздо больше. Что возьмет верх в этой внутренней борьбе? Долг ответственности за свой народ, воспитанный в нем по праву рождения, или традиции офицерского корпуса, не менее сильно довлеющие над личностью. Все должно решиться в течение ближайших нескольких суток.

Вариант гибели центральной фигуры в самом начале операции или ее отказ от сотрудничества разведкой Союза тоже проработан. Разработчики интриги были уверены, что у человека, ответственного за операцию с племянником, рука не дрогнет в нужный момент. Мертвое тело порой может быть не менее опасным, чем живое, уложенное в логическую цепь асами разведки неоспоримым доказательством факта смерти. Вся суть в том, что одежды событий на это тело наденут живые.

Пока фигура находилась на доске, и первый же ее активный шаг вперед мог стать последним шагом, после которого отступление уже невозможно.

– Теперь‑то вы мне можете сказать, где мы будем высаживаться? – спросил Сан‑Ком, когда они уже стояли в переходном шлюзе, а снаружи к кораблю подходил орбитальный шаттл.

– Мы высаживаемся на Софе, – ответил Каянов.

– И что мы здесь будем делать? Охотиться на рифонов?

– А как вы думаете, ваше высочество, кто представляет для нас большую опасность, рогатые и зубастые объекты для охоты или контрразведка?

– Последние здесь не водятся. Вы что, не знаете, что Софа – охотничья планета? Постоянное проживание здесь, кроме смотрителей, а уж тем более строительство запрещено.

– Прекрасно знаю. По этой причине мы здесь и высаживаемся. Здесь не ловят диверсантов и разведчиков. Делать им здесь абсолютно нечего. Не шныряет служба общественного порядка со своими проверками, обысками и облавами. Отсутствуют соседи, обремененные манией преследования врагов императора. Нет установок психоподавления. Зато сюда время от времени приезжают снять стресс от повседневной работы министры, промышленники, высокопоставленные военные. Вот это наши объекты для охоты, и эта дичь придет к нам сама. Вам знакомы здесь многие места, и мы прекрасно устроимся. У нашей дичи имеется в наличии еще один, очень немаловажный для нас фактор. Она очень ядовита.

– Что вы имеете в виду?

– Каждый самый мелкий, по вашим понятиям, появляющийся здесь властитель империи собрал не меньше тофа компромата на своих «друзей» и недругов. Он не использует его только потому, что у них на него имеется не меньше такого же дерьма. Очень скоро с нами будет Ю‑Сим, самый крупный обладатель этого продукта, и вот тогда мы начнем взрывать империю изнутри. Начнет действовать принцип «Кто не с нами, тот против нас». Самый действенный довод убеждения – это демонстрация силы. Сам император нам поможет, когда слетит пара‑другая голов.

– Чей это шаттл?

– Смотрители вашего охотничьего рая обычно используют его для контроля с орбиты за своими угодьями или доставки с пришедших кораблей на поверхность планеты прибывших гостей.

– У нас должно быть разрешение на высадку, и, откровенно говоря, вы, полковник, не очень‑то похожи на одного из моих соплеменников.

– Для сотрудников контрразведки такого разрешения не требуется, тем более что охотиться мы не собираемся. Что касается моего внешнего вида, то это поправимо.

Каянов включил маскировочную программу портативного голографа, и рядом с Сан‑Комом появился гаюн в полной форме сотрудника контрразведки.

– Совсем неплохо, – одобрительно проговорил пленник, почти не удивленный мгновенной метаморфозой. – У нашей разведки есть такая система?

– Насколько мне известно, нет.

– Вы настолько мне доверяете?

Вместо ответа разведчик молча пожал плечами.

– Какова цель нашего прибытия для встречающих? – спросил гаюн.

– На ваше усмотрение, мазан полковник. Беседы со смотрителями общего плана. Не зафиксировано ли каких странностей на поверхности при контрольном облете планеты? Акцент на общую безопасность. Кто был в последнее время? Кто появится в ближайшее? Инспекторская проверка, не более.

– А мое лицо. Мне приходилось здесь бывать. Смотрители. Гости.

Каянов протянул Сан‑Кому клипсу с довольно крупным бриллиантом.

– Наденьте на ухо, – проговорил он. – Я знаю, у вас это модно.

И заметив вопросительный взгляд своего начальника, добавил:

– Голограф. Очень незначительные изменения вашего лица, но в своей совокупности вполне достаточные, чтобы вас не узнали.

– Наши дальнейшие действия?

– Завтра возьмем топтер и полетим на осмотр местности. Хорошая прогулка для офицеров контрразведки не помешает. Ждем гостей или знакомимся с находящимися здесь, а потом вместе с ними покидаем Софу. Я думаю, нас подбросят на Тифон. Контроля со стороны контрразведки там не будет, если нас доставит на космодром шаттл с корабля министра или уважаемого всеми бизнесмена. Сами и выберем подходящую для этого кандидатуру.

– А как же наша охота на «дичь»?

– Мы еще сюда вернемся вместе с Ю‑Симом. Неужели вы думали, что мы начнем охоту самостоятельно?

– Я, кажется, понял. Как у вас называется этот прием?

– Постепенное внедрение.

Глава 4

Самум

– Ну что, Боря, настал и наш черед выхода на сцену, – проговорил Шаман, когда, собрав необходимые в работе мелочи, они сидели в каюте перед отправкой на корабли. – Ты постарайся зря не рисковать. Сейчас невозможно сказать, на каком этапе операции я смогу к вам подключиться. Возглавишь группу. Присматривай за Колдуном. У меня нет ни малейшего желания встречаться на развалинах города, где он выступил со своим сольным концертом. В гостях не задерживайся. Сольешь информацию и сразу уходи. Тюрьма – не лучшее место для отдыха. Зря не рискуй. У вас еще будет много работы с племянником.

– Риск не так уж и велик. Сыграю обиженного. Выложу всю информацию добровольно. Не поверят – промоют мозги в щадящем режиме, но, думаю, до этого не дойдет. Как доказательство – я им живым и здоровым больше нужен. Может, даже удастся с императором пообщаться. Сам‑то как себя чувствуешь.

За прошедшие несколько дней трансформация тела Шамана достигла такого уровня, что узнать его было практически невозможно.

Бледная, почти просвечивающаяся кожа сложилась на лице глубокими морщинами. Череп облысел и покрылся буграми шишек. Крылья носа расширились на поллица. Мохнатые седые брови густо прикрывали глаза. При походке он прихрамывал на левую ногу, а между лопатками вырос приличных размеров горб, заставляющий туловище прогибаться вниз. Старческие сухие кисти рук, обтянутые пергаментной кожей, с распухшими суставами пальцев мелко дрожали.

– Не обращай внимания на мой вид. Состояние в норме. Ты не забывай, что как только появишься на Сохара, а может и раньше, Босу будет знать, что кто‑то из нашей группы высадился. Перед тем как тебя схватят или сдашься сам, перстень выбрось или припрячь хорошенько. Уверен, к гаюнам он не попадет, а возможно, и к нам вернется. Ты помнишь ту расщелину, через которую я попал в скальный лабиринт.

– Найду, не сомневайся. Ориентир там хороший. Наверняка останки нашей песчанки на прежнем месте.

– Вот от нее и начинай поиски. Я думаю, верховный жрец не покинет планету. Останется на ней до своего конца.

Динамик двери выдал голосом Лузгина контрольную фразу.

– Вот и начальство проводить пожаловало, – проговорил Гошар, подавая голосовую команду замку на отпирание.

– Как настроение? – спросил, входя, полковник.

– Как всегда, боевое, – ответил Шаман.

– Личные вещи. Документы.

Гошар протянул небольшой металлический кейс, закрытый на кодовый замок.

– Тогда приступим, – проговорил Лузгин, открывая довольно объемистый ящик, принесенный в каюту несколько дней назад.

Шаман, подобрав полы одетой на нем длинной рясы темно‑коричневого цвета, почти касающейся пола, шагнул в открытую емкость и улегся на армейском одеяле, устилавшем дно.

– Удачи, Витя, – пожелал полковник.

– Все будет в порядке, Сергей Иванович, – пообещал Шаман.

Самум кивнул на прощание и сделал знак двумя пальцами, означавшими победу.

Крышку закрыли. Полковник опечатал замок и разрешающе кивнул оставшемуся в комнате диверсанту.

Гошар открыл дверь и выглянул в коридор. Метрах в десяти от каюты стояли четыре матроса.

Сделав приглашающий жест, он дождался, когда они войдут в помещение, и приказал:

– Выносите.

Матросы подняли ящик за ручки и в сопровождении Лузгина вышли из каюты.