Текст книги "Качели судьбы (СИ)"

Автор книги: Наталья Пафут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

Глава 7

Наши дни

7 мая 2405 года

Весь университет был похож на разбуженный муравейник. Всем было плохо (вчера выпускной был у всех курсов), с утра на больные головы студентов и их преподавателей обрушились новость за новостью – смена ректора (старик Даммар куда-то срочно уехал, только избранные единицы знали всю правду, что ректор внезапно сошел с ума, творя тайное заклинание, напал на Мерлина Булку, заколол того и милард герцог Гарридан Кардин в неравном бою смог нейтрализовать его), и что шокировало всех больше всего – срочный выезд на практику всего университета. И ко всем этим беспокойным удовольствиям и новостям прибавились неопределенные, тревожные и радостные слухи о том, что готовится какая-то перемена, что грядет что-то страшное. Шёпотом, оглядываясь по рядам студентов и преподавателей стремительно передавалась новость, что срочность эта связана с конфузом, наконец-то случившемся между Айрин – невестой самого императора и милардом Гарри – тайной и открытой мечты всего женского населения университета. Знающие шептали, что разъяренный император выслал целый отряд магов-карателей. Новость эта радовала и будоражила. Наконец-то бастионы великой девственницы пали…

Суета, шум, крики, стоны, брань. Срочные сборы, бардак с документами и направлениями на практику, не хватает повозок и лошадей, назначение кураторов, выдача денег, утверждение списков…Новый ректор милард Зеддериус Клоп орёт, бешено вращая глазами, кажется, из его ушей идет пар:

– Где этот идиот Лиэм Траут? Бардак!

– Куратора третьего курса тошнит в мужском туалете на втором этаже!

Наконец приволакивают магистра Лиэма, ему с его студентами выезжать скоро. Мужчина с трудом фокусирует красные глаза, он весь какой-то помятый, с лимонно-желтым лицом:

– Чтобы через час весь третий курс был во дворе! – Куратор с трудом уходит на выгнутых колесом ногах. Зед хрюкает что-то на прощание и машет рукой; жест его, правда, скорее похож на смертельную угрозу. Он обращается к своему помощнику:

– Где ветрянники?

– Еще спят милард…

– А-а-р-р-р…!!!

– Ужас! Но почему так срочно! О, как же меня тошнит, моя голова! – Мелинда, соперничая зеленым цветом лица с травой, на которой она лежала, стонала. – Где Айрин? Целителя мне! Срочно! Я умираю! – С трудом перевернулась на бок, ее вытошнило. – Ох, как же мне плохо. Ах какое ужасное утро!

Мелинда даже и представить себе не могла, насколько утро Айрин было ужасным. Мутант едва жил. Гарри не уходил, ожидая приговора молодой целительницы. В кабинете герцога иногда появлялись Зед или Саблот. Что-то шептали Гарри. У было него серое, измученное бессонницей и переживаниями лицо. Тихо отдавал он необходимые приказания и они уходили. У всех кошки скребли на душе.

– Молотком что ли тебя били, – ворчала Айрин,

В тех местах, по которым пришлись удары каким-то тупым инструментом, нанесенные ректором, вздулись черно-красные опухоли – это позже. Пальцы, ноги, несколько ребер, разумеется, были сломаны, но это тоже могло ждать. Внимание целительницы было полностью поглощено многочисленными сине-багровыми ожогами на всем теле: кожа на них сморщилась и покрылась лопнувшими, рваными волдырями. На спине края ожогов и многочисленных ран от кнута запеклись.

Несмотря ни на что, мутант почему то еще был жив. Серые щеки мужчины запали, губы совсем посинели.

Через два часа в рабочем кабинете герцога стоял на полу таз, полный красной жидкой водой, валялись комки красной рваной марли и белые осколки бокалов, которые обрушил из стеклянного серванта Гарри, дрожащими руками доставая стакан для бренди. По осколкам все бегали и ходили с хрустом взад и вперед. Мутант бледный, но уже не синеватый, лежал по-прежнему на полу. Он так и не пришел в сознание, но Айрин осмеливалась надеяться, что может быть у него был шанс не умереть прямо сейчас.

Подошел Гарри, положил руки ей на плечи и хотел было что-то сказать, но смертельно уставшая девушка, с засученными рукавами ее безнадежно испорченного кровью праздничного платья, одетого по случаю выпускного, наклонившись к пациенту, строго сказала, вытирая марлей окровавленные руки, готовясь к очередному заклинанию:

– Не отвлекайте меня, герцог…, – ей сейчас было не до соблюдения всех правил субординации.

Еще два часа…

– Ну что ж, не знаю почему, но жить пока будет, – наконец сказала Айрин,

Ее тело представляло собой весьма странное сочетание больных, напряженных мускулов и жидких, желеобразных внутренних органов… а ее мозги, очевидно, были солидарны с последними: она не могла удержать в голове ни одной мысли, отрывки предыдущей ночи и ужасного утра маячили на переднем плане, но не могли оформиться в связную мысль.

Гарри вскочил со своего кресла, с надеждой распахнул свои карие глаза:

– Но переносить его пока нельзя…

– Айрин, сегодня его надо увезти из университета, иначе все это напрасно;

– А что мы скажем ребятам?

– Вот об этом я как раз и хотел с тобой поговорить.

Айрин устало села на стул. Ничего хорошего она не ожидала. В кабинете было темно и очень тихо, не считая тяжелого хриплого дыхания мутанта. Утро было задумчиво пасмурным. Гарри зажёг лампу под тяжёлым зелёным колпаком, отчего в громадном кабинете стало очень мирно, и начал мерять комнату. Долго и жарко светился кончик сигары бледно-зелёным огнём. Руки герцог заложил в карманы брюк и тяжкая дума терзала его красивый лоб. Он хмурился, напевал сквозь зубы «God`adm damn vous`af, God`adm!..» И что-то бормотал. Наконец он вскинул красные, воспаленные глаза на Айрин, она видела, что он на что-то решился.

– Айрин, душа моя, я, ммм, у меня есть просьба. – Помолчал. – Видишь ли, нам придется как-то все объяснить студентам и кураторам откуда мы взяли этого полудракатона, почему мы его не отпускаем, а главное, почему он в таком состоянии, – Гарри кивнул головой в сторону хрипящего мутанта. – А вопросов будет много. – Гарри вопросительно посмотрел на девушку, словно чего-то ожидая. Айрин почувствовала себя неуютно:

– И?

– И я хотел бы попросить тебя дать мне клятву, магическую, высшую, что не скажешь никому о том, что ты знаешь и видела, если это противоречит истории, которую мы всем расскажем. Вообще об этом не говори. Только то, что я тебя позвал из таверны для оказания медицинской помощи. Ты пришла ко мне в кабинет и начала лечить раненного.

Ну примерно это она и ожидала.

– А что тогда случилось с ним? И откуда он здесь взялся?

– Мы расскажем правду. Нашли в старой столице, разморозили, другие дракатоны были в ужасном состоянии, потеряли, скорбим. Вылечили, отправили домой. Это все, как и было. – Айрин кивнула. – А дальше чуть фантазии. Его схватили дракатоны на пути домой. А он убежал от своих соотечественников-дракатонов, которые пытали его и хотели убить. Хотя нет, не сбежал, а мы, ну я, например, со своими людьми, возвращался в столицу и увидел этот ужас, мы спасли его из их жестоких лап, что по сути и произошло, спас ведь я его, вылечили с твоей помощью, и теперь дракатоны преследуют мутанта, а мы бежим. Ну что-то в этом роде. Особо глубокая легенда и не нужна, недельки через две-три, когда все тут уляжется, мутант исчезнет в ближайшем лесочке.

Айрин поморщилась, хотя не стала возражать, да и не уверена она была, помогут ли ее возражения и протест. Несмотря на вопросительные интонации и умоляющие влажные глаза мужчины, Айрин понимала, что герцог просто ставит ее перед решеным фактом. Не ей идти против всесильного герцога Гарридана Кардина – самого сильного мага современности, единственного мага-универсала, он виртуозно владел практически всеми стихиями магии за исключением только магии целительства – чуть нахмуренные брови – это уже был смелый протест, на который решались не многие высшие маги. Слишком серьезная игра тут велась. Видя ее неудовольствие, Гарри добавил:

– Ну не можем же мы сказать всем, что всеми уважаемый ректор Евронийского университета сбрендил и жестоко пытал дракатона в стенах древнейшего в стране учебного заведения и помогал ему в этом всемирно известный светила со своими стажерами! Что о нас скажут! Студентам еще учиться здесь!

– А если дракатон заговорит и расскажет другую историю?

Гарри снисходительно посмотрел на девушку, упрямо поджавшую губы, и грустно улыбнулся, как-будто удивляясь ее наивности:

– Он не заговорит, не волнуйся, это уже моя проблема… Айрин, зайчик мой, ты очень цельный человек – и я очень восхищаюсь этим. Это твое качество, но и твой недостаток. Ты сама цельный характер и хочешь, чтобы вся жизнь слагалась из цельных явлений, а этого не бывает. Поверь мне, я все-таки постарше тебя. Ты вот презираешь ложь, потому что тебе хочется, чтобы жизнь постоянно соответствовала правде, а этого не бывает. Правды как таковой не бывает, сколько людей, столько и правд, а твоя задача выбрать и навязать твою, самую правильную правду. Ты вот хочешь тоже, чтобы деятельность одного человека всегда имела одно и то же значение, чтобы любовь и жизнь всегда были одно. А этого не бывает. Все разнообразие, вся прелесть, вся красота жизни слагается из тени и света, наша жизнь – это многогранная, прекрасная призма, переливающая тысячами цветов и правд.

Айрин вздохнула и ничего не ответила. Он думала о своем и не слушала больше Гарри – «все это неправда, какая призма и многограние, когда он говорит об убийстве и лжи. Хотя…»

Гарри не договорил – внезапно, очарованный, как подкошенный он упал на колени подле стула Айрин. Его руки охватили ее стройную талию. Он склонил голову – в порыве преклонения и страсти одновременно – и припал губами к атласной коже, там, где раздваивались груди вдыхая волшебный аромат, таившийся там в тени, аромат Айрин. Та с писком отпрянула, оттолкнула мужчину, пораженная силой и страстью нападения – «ничего, ты будешь моей…»

– Да и не так далеко от истины мы отходим, – продолжал мужчина, с трудом приходя в себя, стоя на коленях и удерживая ее руки в плену своих. – Судя по всему, дракатоны едут в Евронию, чтобы уничтожить мутанта. – Гарри показал Айрин письмо от неизвестной любовницы бывшего ректора: «…надо им там чего-то срочно уничтожить, чуть ли не весь мир спасти…» – так что этот чешуйчатый все равно не жилец. Или мы или свои, кто-нибудь его прибьет. Чего же он такого страшного натворил? – как бы про себя проговорил Гарри, задумчиво смотря на мутанта. – Хотя, тот факт, что он мутант – уже сам по себе смертный приговор.

Гарри смотрел ей в глаза, невозможно забыть, как его пронзительный взгляд проникал в самую глубину ее души, обволакивая ее, завлекая, – «Верь мне», – казалось, без слов призывал он. И она верила.

– За что они так всех ненавидят, даже своих?

– Я не уверен, что они умеют ненавидеть, – возразил мужчина. – Никто не знает, что они чувствуют. Они не люди, не забывай, они не такие как мы, и мы не должны приписывать им свои эмоции. Все, что мы знаем о них – это то, что они делают с нами, если мы нарушаем их тупой закон и это ужасно. Я не знаю, что за договоренности у дракатонов с императором и какие рычаги управления, но императоры Суларии все это время пока не отказывают дракатонам в этом их праве… – Тяжело, очень устало вздохнул, все-таки это была трудная ночка, даже для такого мощного мужчины. – Они не признают никаких условий, – продолжил он. – Никогда не шли на уступки, никого не пощадили.

Айрин бросила на мужчину взгляд и увидел, как посерело его лицо, а вокруг глаз появились морщины. Ей стало стыдно.

Клятва дана, кинжал проколол кончик пальца, капля крови капнула на пол, тяжелое заклинание, сердце глухо бухает где-то в горле – все, теперь Айрин ничего не сможет рассказать или она умрет в жестоких мучениях.

– А теперь, сердце моё, иди отдохни, умойся, собери вещи – через несколько часов вам выезжать.

– Но…

– Я посмотрю за ним, не волнуйся, если что, сразу позову тебя…

Девушка ушла. Гарри задумчиво посмотрел ей вслед, ох, хороша, прям сейчас прижал бы ее, мягкую, такую чистую и прекрасную, к стеночке и отодрал бы… ничего, это от него не уйдет. Милашка была удивительно красива, уже не говоря о силе ее дара и наследственности – невысокая, стройная, треугольное, чуть сужающееся к подбородку лицо, длинные, черные волосы, свежа как утренняя заря, упряма и своевольна, как бык.

В уголках полных губ девушки таилась легкая улыбка. Большие, неожиданно ярко-синие глаза, длинные ресницы, тонкие брови… да, это уже не лицо ребенка, а женщины, ну почти женщины – а это уже его работа.

В этот год герцогу Гарридану – незаконному бастарду императора Суларии, исполнилось тридцать семь. Когда ему было двадцать, он считал, что люди, перевалившие тридцатипятилетний рубеж, балансируют на грани старческого слабоумия и полового бессилия. Теперь же ему чудилось, будто он болтается где-то посередине между беззаботной юностью и угрюмой дряхлостью: на неопытность молодости уже не сошлешься, но и время чудачеств старости еще не пришло. Откровенно говоря, ему стало скучно. Время, когда ему хотелось перепробовать каждую женщину, лишить девственности каждую девочку – прошло – скучно. Время, когда он хотел стать самым сильным магом, прошло – стал, скучно. Иногда казалось, что его прошлая жизнь медленно исчезает, словно следы во время дождя, и вскоре он окончательно превратится в серого, ничего не значащего человека, тихо доживающего свои дни в хижине между лесом и морем. Теперь ему хотелось другого. Власти! Власти политической, экономической, моральной – ему доставляло неожиданное удовольствие ощущать полный, безграничный контроль в своих руках. Власть пьянила его, как крепкое вино, как самый хороший секс, и он не собирался уступать ее. Многие годы он был никем – жалким бастардом – а теперь он изменит ситуацию, он заставит всех тех, кто совсем недавно смотрел на него с надменной усмешкой, превратиться в ничто. И милая девочка Айрин поможет ему. Невеста императора – скоро она станет женой Витласа Великого – императрицей, очень скоро вдовой – беременной вдовой, его, Гарридана, невестой и его задача, чтобы с этой практики Айрин уехала в тягости его ребенком. Он будет вспахивать эту бороздку денно и нощно, заполняя ее своим семенем. Отца ждет небольшой сюрприз на брачном ложе. Гарри усмехнулся. И не важно добровольно или нет – у Айрин нет выхода. Черех десять– одиннадцать месяцев она разрешится его ребенком, это решено. Этот мутант тоже поможет ему…Только бы не издох, а то у него такие большие планы на этого недодракатона. За что же его так ненавидят его же сородичи? Интересно…

С тяжелым вздохом Гарри сел около мутанта, с гримасой отвращения положил две ладони на окровавленные виски дракатона, усмехнулся, кто-то заботливый, содрал с его висков всю чешую, будто раскаленной наждачной бумагой прошелся. Гарри закрыл глаза, напрягся, его губы беззвучно зашептали заклинание, по его вискам потекли капельки пота. Дракатон вдруг низко застонал, все его тело выгнулось мучительной дугой, еще, еще…

Наконец Гарри довольно отвалился от посиневшего дракатона, устало вытер лоб. Так, эта работа сделана. Не стоит окружающим знать, что мутант может рассказать о Гарри, ректоре, Булке, обряде возврата, лишнее все это, а так, гарантия его молчания…Пнул раскинувшееся, бессознательное тело ногой, поджал губы, дорогой ковер испорчен, жаль, не догадались подстелить какой-нибудь тряпки. Ох, как он устал, а еще столько дел. Гарри сделал большой глоток бренди из пузатого стакана. Удовлетворенно посмотрел на полуиздохшего бледного, с провалившимися глазами мутанта. – «Ну что ж, студент, тебя ждет увлекательное путешествие на практику, не долгое только…»

Гарри встал, чувствуя, как потемнело в глазах от резкого движения – уж очень крепким орешком оказался разум этого мутанта, но ничего, он справился. А теперь главное – не дать дракатонам убить себя. Ах, как все это неудачно! Дурнота скоро прошла, но мрачные мысли Гарри не оставили: «Куда же отправить выпускников – так, чтобы разъяренные дракатоны не нашли их?»

Гарри с тяжелым вздохом пошел к Зеду. Он ему доверял, относительно. Доверие, дружба – это вообще очень относительные явления, доверие делает человека слабым. У них с новым ректором были дружеские отношения, как бывает обычно, когда отношения между людьми основаны на взаимной выгоде, не более…

* * *

Впервые эта новость обрушилась на выпускников час назад, когда новый ректор университета, пряча глаза, заявил, что им будет прислано пополнение вместо Мэридана. Одна эта новость сделала нового студента, кем бы он ни был в самой ненавистной персоной сезона.

– Сволочи, – проговорила Лиззи с ненавистью, – нельзя заменить Меридана, это ведь не просто пустая линия в их дебильном списке – это наш друг, часть семьи, а этот, новенький… Ненавижу! Ему не жить!

– Бедняга, – хихикнул Джеймс, – я даже как то переживаю за него.

– Ребята, сколько он продержится? – Спросила надменная Вереса.

– Что же это они ценные кадры переводят, ведь не протянет и недели! – Запричитал добрый Дрон. Самый слабый маг из них. Тем не менее его любили за его добрый нрав и умение везде найти еду и выпивку.

– А где Айрин? – Спросила тоненькая Ганна, отрываясь от поцелуя с Моррисом. – Я ее со вчерашней вечеринки не видела?

– В общежитии ее утром не было, – сказала Зои,

– Спит где-нибудь, после бурной ночи, раны зализывает, – хихикнула довольная Лиззи, – таакие слухи идут про нее и миларда-куратора.

Мелинда озабоченно нахмурилась – не нравились ей эти слухи, ох как не нравились. Как бы беды с Айрин не случилось.

Всегда все знающие Джеймс и Заррот пытались выяснить подробности про нового студента, про причину такой суматохи и, хотя бы, про их собственную практику.

– Все глухо, – вынужден был наконец признать поражение Заррот. – Все бегают, кричат, Гарри не видно, около его кабинета караулит Саблот, никого не пускает – даже меня (Заррот был известным любимцем у Гарри и пользовался некоторыми привилегиями), Айрин спит у себя. Помощник Зеда, ой, забыл, помощник его превосходительства миларда ректора Зеддериуса, сказал, чтобы были готовы к отъезду через три часа, быть в каретах и на конях. Куда едем не сказал. Новый куратор не известен.

Весь университет замер в напряжении – что же все-таки происходит?

…Через четыре часа щелканье хлыстов, потрескивание колесных осей и ржание лошадей заполнили все пространство университетской площади, пока экипажи и люди выстраивались в ряд. Телеги, покрытые брезентами, возы с поклажей студентов, пассажирские повозки, огромные корыта понтонов, покачиваясь и скрипя, начали движение по широкой, залитой жидкой грязью дороге. Погода после вчерашней грозы испортилась – не переставая лил дождь, косой и мелкий. Лужи и канавы с боков дороги были полны водой. Вдали неясными очертаниями стояли деревья и перелески. Под крики и ругань, проклятия, щелканье кнутов и треск осей об оси, в грязи и дожде, двигались сплошной, хаотической лавиной, обозы более двух тысяч студентов Евронийского высшего университета боевой магии. Иногда в этот поток врывался наездник верхом на взмыленной лошади. Начинались крики, кряканье, лошади становились на дыбы, весь поток останавливался, что-то падало с груженых телег, скатывались с дороги студенты…

Часть 2. В пути

Глава 1

Наши дни

Май 2405 года

В себя он начал приходить, почувствовав какое-то мягкое покачивание.

Ощущение раздражало, и в голове крутилась только одна мысль "Когда же это кончится?" Это не кончалось, долго. Каждое, даже самое легкое движение вызывало нестерпимую боль во всем теле. Он с трудом разлепил один глаз – второй вообще не открывался – и тупо поморгал, пытаясь сообразить, что же вызывает это раздражающее покачивание.

Внезапно он почувствовал, что он падает, словно камень, в бездонную пропасть. Ему казалось, будто он уже умер – иначе почему же душа могла покинуть тело? Пучина небытия поглотила его, но он еще долго летел в полной темноте, прежде чем внезапно достиг дна. А затем настала абсолютная тишина…

…Прошло немало времени, – хотя было ли здесь, по ту сторону жизни, время? – и впереди забрезжил слабый свет. Чуть позже тонкой паутиной над ним повис отдаленный шум. А затем он почувствовал, что у него есть легкие. Вздохнул – горячая волна боли накрыла, как лавина – темнота…

…Сначала включился слух. Потом обоняние. Пахло травой, дымом, лошадьми, дальше лесом, спокойные запахи, кто-то рядом разговаривал, мужские низкие голоса, женское похихикивание, треск костра, звяканье посуды…

– Нет, но они совсем там идиоты? – Мужской низкий голос, – в который раз новое направление присылают. Да когда же, наконец, они разберутся где нам практику проходить! – От голоса тревогой не веяло, несмотря на раздраженный тон. Голова кружилась, чуть шевельнулся, ой, ошибка – проснулась боль во всем теле.

– Сначала Багалийский замок, – другой голос, потоньше, – через день менять направление – в Занвейский топи, на север, теперь в долину Баккипа через лес… – слова дергались, уплывали, становились едва слышимыми, растворяясь в огненной реке боли, снова выскакивали, оглушая ревом, он попробовал поднять плиты век, успел заметить темное небо, потом оно вздрогнуло и с грохотом, и с каким-то диким свистом упало на него…Темнота…

…Боль огненными сполохами прорывается через прохладную темноту забвения. Он уходит от нее, сначала, скуля, медленно уползает, потом становится легче, ускоряется, облегчение, да, да, освобождение… Уже долгое время он идет по черному длинному коридору, наслаждается прохладой, сзади, за спиной, пылает огонь боли, впереди сияет ослепительно яркий голубой свет – ему туда. Сзади с треском огонь боли лижет спину – его пытается настигнуть желтовато-оранжевый мучительный свет. Он медленно, слишком медленно, как во сне, идет по длинному коридору. Душно, и веет смертной тоской, ему вперед, в долгожданную прохладу. Когда же, о боги, конец? Не останавливаться… Нет, никак… А сзади начинает гудеть медленный, низкий звук – огонь догоняет его… Побежать бы… Еще минуточка, и тело растворится в сладкой прохладе того синего света, что впереди, не далеко уже. Но снова что-то его цепляет, дергает назад, в огонь, в обжигающую агонию… и – чирк, чирк – он соскальзывает в очередное мучение, и обратно в прохладный черный коридор, туда, к свободе…

Айрин обхватывает голову умирающего мужчины. Подходит хмурящийся Заррот, он тоже переживает, хотя делает вид, что ему в общем то и наплевать: – «Отходит?» – шепчет, не дожидаясь ответа, мрачно сплевывает, руки в карманах, уходит, что-то беззаботно напевая. Айрин прекрасно знала старого друга, он переживал больше всех. С самого начала их путешествия, как только Заррот, их староста и руководитель, увидел состояние нового студента, он пребывал в страшном волнении. Он был беспокоен, подолгу о чем-то думал с мрачным видом, разговаривал сам с собой, легко раздражался и постоянно со всеми скандалил.

Никто не спит, ребята волнуются, всем очевидно, что эту ночь новый студент не переживет. Айрин лежит рядом с агонизирующим мужчиной, прижимается к нему всем телом, лбом к обжигающе-горячему лбу, прижимается еще сильнее, живая и сильная, и точно льется из нее мощная, горячая сила, – живи! – Она не знает откуда пришло это знание, но она уверена, что как только она отвернется, потеряет концентрацию, мутант уйдет. – Живи!

…А коридор уж опять протянулся, нужно подняться и брести со стопудовой тяжестью на каждой ноге. Лечь нельзя. Кто-то рядом, родной, очень требовательный, обхватит, поднимет, скажет – не иди, возвращайся ко мне, назад, – Живи. – И ослушаться нельзя…

Так трое суток боролась Айрин со смертью. Последняя ночь, страшная ночь… Непрестанно чувствовал он в себе чью-то страстную, сильную волю и, если бы не Айрин, давно бы обессилел, успокоился наконец…

Они стали точно одним существом, с одной болью и с одной волей. И вот под утро мутант покрылся наконец испариной. Дыхания его почти не было слышно. Встревоженная Айрин замерла, приподнялась на локте, тревожно прислушиваясь. – Все? – Мужчина чуть вздохнул. Кризис миновал, началось возвращение к жизни. Айрин чувствовала, нет, она знала, что не даром целителя, а как-то по другому, своими руками оттащила этого странного мужчину, ставшего ей таким родным, от черной, холодной дыры в вечную темноту. Вытащила из того черного коридора, холодного синего света, который она ясно видела глазами мутанта…

Здесь же, обнимая дракатона, крепко прижавшись к нему всем телом, в большой повозке заснула и Айрин, в первый раз за эти дни.

Новый день настал радостный, звонкий – было тепло и солнечно, все казались друг другу добрыми. Заррот всех целовал и весело пел, Мелинда шутила и сама хохотала над своими шутками. Джеймс из ближайшего леса приволок целое дерево каких то сиреневых цветов.

Всем было весело и хорошо…

Он молча приподнял пудовые ставни своих тяжелых век и снова захлопнул их. Он не знал, был ли он все это время в обмороке или просто спал. Впрочем, между тем и другим состоянием едва ли еще существовала какая-нибудь разница: боль и истощение давно позаботились об этом. И сон, и обморок каждый раз были погружением в какую-то бездонную липкую трясину, из которой, казалось, уже нет возврата.

Рядом послышалась какая-то возня. Не успел он испугаться, как почувствовал – это существо свое, родное. Прохладные пальцы приподняли его голову – в рот полилась волшебная жидкость, он открыл рот. Жилы на шее у него вдруг заходили, задергались, а он уже глотал и захлебывался, позабыв обо всем на свете – вода, вода. Только бы не отняли…

– Тише, тише, хороший мой, осторожненько, тшшш… – Почувствовал, что родное существо гладит его по голове, по лицу. Ладони на висках, слова заклинания, – Спи теперь…

Он снова провалился в тяжелый, близкий к обмороку сон. Потом – через час, а может быть, через день – он почувствовал, медленно поднимаясь со дна какого-то черного глубокого колодца, как руки его коснулось что-то теплое и мягкое. Робкое, мимолетное воспоминание. Где-то далеко-далеко. Родное тепло. Он снова заснул…

…Проснулся. Открыл глаза. Вечер. Принюхался – весна? Лето? До него долетел запах лошадей и каких-то существ. Стрекотали насекомые, недалеко лошадь, отфыркиваясь, пила воду. Он, наслаждаясь покоем и тишиной, впитывал эту теплую тихую ночь, укравшую цвета у травы и деревьев, окрасив их в черные с серыми пятнами тона. Прохладный влажный воздух наполняли ароматы лета.

Где он? Он был болен? Он побывал в каком-то происшествии? Хотя он и не помнил точно, сколько времени прошло, но то, что у него было два перелома ног – это он помнил, в ушах отчетливо стоял хруст костей…А потом дикая боль… Голова у него несколько кружилась. Он наверное в лечебнице, хотя пахнет странно, – «отец и Кати убьют меня, надо было быть аккуратнее!» – появилась какая-то неожиданная мысль и тут же исчезла. Он попробовал пошевелить пальцами ног. Успешно. А сам он лежал распростертым на чем-то жестком и неудобном. Рядом тихие голоса:

– Хочешь простокваши?

– Выпить хочу…

– Давай мне. Если только холодная…

– Ужасно, ужасно!

– Да что ты можешь знать про любовь, наивное ты существо! Прыгаешь из кровати в кровать…

– Ужасно, ужасно, опять по лесу идти…

– Новое сообщение от ректора пришло с птицей – теперь поворачиваем к югу-востоку, до Самоцветных гор к равнинам Дармонда, приказ остановиться в заброшеном древнем дворце Джинны в спящей долине лилий, там какие-то внезапные сметри среди населения окружающих деревень…

Он зажмурился, потом снова открыл глаза. – «Дворец Джинны…» Воспоминание выплыло откуда-то их глубины, знакомый голос говорит ему, – «… такой дворец обустроил…Джинне на свадьбу подарок – гнездо нашего счастья…»

– Сам Герцог присоединится к нам там…

Вдруг он вспомнил: горная дорога, гроза, озеро, сражение…Боль, боль… Дальше – полный мрак.

Он был…

От напряжения он весь покрылся испариной.

Он не знал, кем он был!

“Кто я? Как меня зовут?…???…»

То, на чем он лежал, качнулось. Глухой стук, шорох, над ним склонилось лицо. Голубые глаза, широкие скулы, большой нос, широкая улыбка, блестящие зубы, странный запах:

– О! Он очухался! Ребята! Наш смертник лежит и глазами пучит! – Послышалась возня. Какие-то восклицания. Он напрягся, шевелиться он не мог, только беспомощно таращиться и моргать.

«Смертник???…!!!»

Над нам нависли новые лица. Какой странный у них акцент, странные глаза, он не помнил кто он, но знал, что он другой, что там, в своей прошлой жизни, он привык видеть другие лица. Паника, все его инстинкты кричали, что надо бежать, враги, сил нет, не пошевелиться, он мог только беспомощно хлопать глазами…

– Какой молоденький! – Женский голос,

– Лиззи, посмотри на его глаза! А зрачки! Вау!

– Ужас!

«Что с глазами?»

– Мда-а-а…

– Смотрите, у него не кожа, а чешуя на висках растет! – Это уже голубоглазый мужчина. Нет сил даже зарычать. Волосы встали дыбом… – Ребята, он синий!

«Я весь синий!»

– Может у него и хвост вырос?

«Хвост, какой хвост? У меня растет хвост? Кто я? Где я? Что происходит?»

Голоса, голоса…Он смутно слышал эти голоса. Голоса неслись над ним нескончаемым потоком. Он пытался не слушать их, но они становились все отчетливее и все глубже проникали в его сознание, все больнее впивались в его мозг… Новые, опять новые лица, все смотрят, трогают, – «Дотрагиваются! Неприкосновенен! Больно, больно!» – чего-то говорят, смеются, – «как громко!», – головокружение усиливается, подташнивает. Бежать, бежать. Он шевельнул рукой, острая боль прострелила все тело, сердце выскакивает из груди… Опасность, опасность…Перед глазами все плывет…Но тут опять начало наваливаться деревянное бесчувствие, крохотные милосердные огоньки нервов вновь начали гаснуть, он чувствовал, сейчас он погрузится в спасительный мрак…

– Эй, а ну разошлись отсюда! – Грозный окрик. Родной голос, знакомый запах. – «Ко мне, спаси!»

Лица исчезли, над ним нависли самые прекрасные глаза в мире, окутал родной арромат, прохладные ладони на лице, – Тише, тише, я с тобой, не волнуйся, – как хорошо, блаженство, он медленно успокаивается:

– Привет, рада, что ты вернулся, ты как?

Мужчина, бессильно лежащий в телеге, казалось, был вылеплен из грязного воска. Лицо и тело его было раскрашено кровоподтеками в черный, синий и зеленый цвета. Наконец то он очнулся, Айрин уже начала волноваться. Последние двадцать четыре часа он, как утопающий, барахтался где-то между обмороком и полуобмороком. И только она отошла по нужде, он пришел в себя – закон подлости.

Когда она увидела, что вся группа выпускников, даже несколько преподавателей, залезли на повозку, чтобы оживленно поприветствовать нового студента, Айрин побежала на помощь. Без злого умысла, просто из любопытства, они могли навредить ему. Иногда ребята забывали, что перед ними было живое существо и со своей детской непосредственностью увлекались, как дети в песочнице из интереса ударяющие лопаткой по паучку и нечаяно убивая его.