Текст книги "Миг бесконечности 2. Бесконечность любви, бесконечность печали... Книга 2"
Автор книги: Наталья Батракова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)
«Был бы умнее – ничего не потерял бы», – не согласился сын, но промолчал.
Не стоило лишний раз расстраивать отца. Ничего уже не изменить.
– Ладно, я поехал, – Максим глянул на часы. – Ночь не спал, дел много.
– Ты береги себя, – на прощание снова едва не пустил слезу Юрий Анисимович. – Никого у меня, кроме тебя, нет.
– Ладно тебе, батя! Держись. Если в ближайшие дни не появлюсь, не волнуйся: Татьяне за месяц вперед заплачено. Всё. Позвоню.
Услышав, как защелкнулся замок, Юрий Анисимович посмотрел в сторону опустевшей прихожей, вздохнул, снова подъехал к окну и вернулся к прерванному занятию: изучал пейзаж, рассматривал прохожих, дремал. Такое времяпровождение за последние годы стало для него привычным, мог часами сидеть в инвалидном кресле, не реагируя ни на приход, ни на уход присматривающей за ним женщины, ни на еду, которую она ему готовила.
С тех пор как Обухов оказался в инвалидном кресле, жизнь потеряла для него смысл: никому не нужен, никто о нем не вспоминает, никто не звонит. Разве что сын, с которым был прописан. Сам Максим здесь не жил и квартиру выбирал, учитывая потребности отца. Двушка на первом этаже устраивала по жизненно важной причине. Ранее в ней также жил человек с ограниченными возможностями, а потому внутри помещения не было узких мест, мешающих проезду коляски, хватало разных поручней, приспособлений, выключатели, краны и прочие мелочи располагались на расстоянии вытянутой руки. При этом почти всем можно было управлять при помощи специального пульта, в том числе раздвижной дверью-окном, за которой располагался пандус для съезда во двор. Правда, выезжать Юрий Анисимович не любил: никак не мог привыкнуть к любопытным или сочувствующим взглядам. Всю жизнь старался держаться в тени, а тут на тебе: у всех на виду в инвалидной коляске!
Так что, с его точки зрения, зря Максим тратился. Но у того был свой резон: не пришлось ничего переделывать, перепланировать, обивать пороги различных инстанций, получая разрешение на перепланировку и оборудование съезда прямо из окна. Всё уже сделали до него. Жившая за океаном дочь таким образом заботилась о доживавшем век родителе, категорически отказавшемся к ней переехать. Соответственно, после его смерти желала получить за оборудованную по последнему слову техники квартиру немалые деньги. Вот только кто же купит двухкомнатную «распашонку» на первом этаже пусть и в кирпичном, но довольно старом доме? Так что специфическая квартира больше двух лет дожидалась нового жильца. Впрочем, сколько сын за нее заплатил, Юрий Анисимович не вникал. Гораздо больше он переживал из-за молчавшего телефона…
После многочисленных курсов реабилитации и санаториев ему удалось восстановить речь, функции основных органов, но ноги так и остались словно чужими. Особенно правая, которую он вообще не чувствовал и которая усыхала на глазах. Не помогали ни массажи, ни процедуры. Что только не перепробовали! А ведь всего шестьдесят с небольшим: еще жить бы да жить, бегать да бегать! И работать. Пенсионный возраст увеличили, и уж он-то точно что-нибудь придумал бы, чтобы продлили контракт. Эх, вернуться бы хоть на недельку на прежнюю должность и вышвырнуть с работы всех неблагодарных, всех, кому помогал, кого продвигал и кто с легкостью его забыл!..
Предатели! Все оказались предателями! Бог с ним, со сменившимся накануне его инсульта руководством, к которому он не успел найти подход. Но те, кто заискивал, лебезил, носил коньяк по праздникам, пытался подружиться?! Да как они могли?! Он и припомнить-то всех не мог! Благодаря его стараниям, теперь руководят отделениями, больницами, поликлиниками! И при этом никто палец о палец не ударил, чтобы отправить его за государственный счет на реабилитацию в зарубежную клинику. А ведь там ему наверняка могли помочь! Все, что он заслужил, – отечественная инвалидная коляска! Как насмешка. Максим ее даже не распаковывал: в квартире уже была коляска – настоящее чудо техники!
Вспомнив об этом, Юрий Анисимович разволновался, на что тут же отреагировала сердечно-сосудистая система: в висках запульсировало, в ушах зашумело. Нажав кнопочку на подлокотнике, он подкатил к холодильнику, ткнул еще одну кнопочку на пульте: дверца распахнулась, и из нее выехала емкость с аккуратно рассортированными лекарствами. Дрожащими пальцами он выдавил из пластин несколько таблеток, забросил в рот, запил водой из прикрепленной к коляске чашки с крышкой и замер, прислушиваясь к организму.
Вроде легчает. Переехав в комнату, с помощью хитрых колясочных приспособлений Обухов перебрался на диван.
«И где эту Татьяну черти носят? Сто раз можно было вернуться… Так и помрешь один-одинешенек…»
И вдруг ему стало так себя жалко, что в уголках глаз снова показались слезы. В прихожей послышался звон ключей, хлопнула дверь.
«Татьяна вернулась… А вот не дождетесь! – мигом воодушевился он. – Я еще поживу, назло вам всем поживу! Дождусь, когда вы все, кто так подло меня бросил, начнете терять свои посты, здоровье и один за другим уйдете в мир иной. А я буду наслаждаться, читая про ваши отставки, радоваться некрологам. Хотя бы для этого стоит жить! Пусть и в инвалидной коляске…»
Максим вышел из подъезда, сел в поджидавший БМВ и скомандовал:
– В клуб.
Набрал номер в телефоне:
– Ну, что там?.. Как? Они ее вообще не выгружали?! – лицо его помрачнело. – Плохо, что нет информации… Сегодня. Другого шанса не будет… Не знаю, как! Думай! Всё, позвоню… Ночью снова в Колядичи, – закончив разговор, хмуро кинул он водителю.
– Максим Юрьевич, а на чем? «Фиат» батя с утра в работу взял, на подъемнике он. Отец и так ввалил за то, что машиной клиента без спроса пользовался. Рано утром приехал, заметил, что движок еще теплый, отобрал ключи от мастерской. Не на этой же ехать!
– Если других вариантов не будет, то придется на этой, – ответил Обухов-младший. – Номер прикроем. Подумай, Артем, как это быстро сделать.
– Понял, Максим Юрьевич, – кивнул тот…
– …Итак, подведем итоги, – Ладышев окинул усталым взглядом собравшийся в кабинете руководящий состав компании. – Владимир Иванович, доложите, – обратился он к Красильникову.
– Значит, так. Сегодня представители концерна проверили еще две установки из возврата. Обе работали штатно. При разборке никаких нарушений технологии не выявлено, – по голосу чувствовалось, что он рад этому факту. – Как мне показалось, японцы в недоумении.
– Не только они, – усмехнулся Ладышев. – Я продолжу… После обеда я, Владимир Иванович и Дмитрий Александрович были приглашены представителями концерна на совещание. Были и инженеры, которые выезжали к заказчикам, где подписывали акты о нештатной работе именно тех установок, к работе которых сейчас нет претензий. Акты подписывал и лично Хисао Комодо: как вы знаете, инженер по гарантии нам не подчиняется, отчитывается напрямую руководству. Сейчас Комодо в больнице в предынфарктном состоянии… – Шеф опустил голову. – Качество сборки в итоге мы доказали, но, пока не найдем причину отказов, никто не снимает с нас ответственности. Учитывая происходящее, с сегодняшнего дня и до выяснения обстоятельств я останавливаю работу предприятия, – подчеркнул он голосом. – Приказ уже подписан. Все сотрудники, кроме руководящего звена, с завтрашнего дня отправляются в отпуск за свой счет, доступ в здание им будет закрыт: сегодня при выходе все обязаны сдать пропуска. Уведомите подчиненных…
Повисла абсолютная тишина, словно присутствующие в кабинете перестали даже дышать.
– Продолжим… Дмитрий Александрович, – обратился Ладышев к главному инженеру Пучкову, – напомните присутствующим технологический цикл сборки: поэтапно, до мелочей. Владимир Иванович, запишите все мнения и версии: на каком этапе сборки, хранения или транспортировки могла возникнуть проблема. Работайте. Я скоро вернусь…
– Начнем… – главный инженер нажал на пульте проектора кнопку: на окнах поползли вниз роллеты, за столом шефа опустился экран, на котором появилось подробное изображение производственных площадей. – Значит, так…
– …Ну, привет, родной мой человечище! – влетевший в кафе Потюня сразу высмотрел сидевшую за столиком Катю, мигом оказался рядом, сгреб ее в охапку и крепко прижал к себе.
– Веня, а где твой живот? – не без труда освободившись от жарких объятий, изумилась Евсеева. – Ты разродился?
– Ага! Удачно! – подхватил шутку друг.
– Невероятно! Ты сколько сбросил?
– Почти пятнадцать килограммов! – Потюня гордо втянул и без того опавший живот и выпятил грудь. – И это всего за полгода. Прикинь, каким я стал целеустремленным!
– Глазам не верю! Ты писал, что решил заняться собой, но чтобы такими темпами!.. Молодец! Даже завидно! – не удержалась она и тут же поделилась своим «горем»: – Зато у меня плюс десять кэгэ за четыре года. Тот же вес, что и до беременности после гормонов. Хнык!
– А ты мне такая даже больше нравишься, – Веня внимательно посмотрел на Катю. – Щечки, румянец… Как вспомню тебя во время токсикоза – кожа да кости! Хотелось обнять и плакать! Тебе эти килограммы определенно к лицу! Никого не слушай: женщина должна быть женщиной, а не вешалкой. Это я тебе как мужчина говорю.
– Ага, а сам как же? Я тебя таким стройным и не припомню.
– Да я сам себя таким не помню! Еще пятнадцать килограммов сброшу – стану почти таким, как в студенческие годы. Хотя и тогда тонким и звонким меня можно было назвать с натяжкой.
– Признавайся, что тебя сподвигло? Или… кто? – посмотрела она на друга игриво. – Женщина? Новая любовь?
– Почему обязательно новая?
– Подожди… Так-так… Попробую сама догадаться… Неужели Галина?!
Веня смущенно опустил голову затем поднял довольный взгляд.
– Ничего от тебя не скроешь, Проску… Ой, прости, Евсеева. Как была рентгеном человеческих душ, так им и осталась.
– Ты мне льстишь. Не забывай, что я кое-что знаю о твоей жизни. Но мне не терпится узнать, как ей удалось уговорить тебя похудеть!
– А что рассказывать? Началось с того, что около года назад я загремел в больницу: сердце, гипертония…
– Да, помню. Ты тогда пропал на неделю…
– Если бы на неделю! Почитай, месяц отлеживался. Не хотел тебя волновать… На лестнице в арендованную студию стало плохо, упал, потерял сознание. Скорая, больница… Можно сказать, меня Денис спас: обещал со светом помочь, немного опоздал, шел следом, наткнулся на мое бесчувственное тело, вызвал скорую, позвонил матери. Галка тут же в больницу примчалась: ухаживала, поесть-попить привозила, с докторами общалась. Прикинь: я едва повторно сознание не потерял, когда пришел в себя и ее лицо увидел. Подумал: все, кранты, уже на небесах. Она ведь все эти годы даже разговаривать отказывалась! А тут…
– Ничего себе! Ты ни словом не обмолвился, что всё так серьезно.
– А смысл? Чтобы еще и ты переживала? Мне Галки с лихвой хватило. После больницы к себе домой забрала, выхаживала, на реабилитации возила, а затем отвела к диетологу. Так что я теперь под полным Галкиным контролем: и мысли, и тело. Говорит, что если бы помер, не простила бы себе. Призналась, что все эти годы продолжала любить, даже несмотря на то, что была в курсе моих похождений! Да если б я знал, я… я к ней давно на коленях приполз бы! Столько лет жизни коту под хвост! Что ж вы, женщины, с нами делаете, что ж вы над нами так издеваетесь?!
– Так и вы с нами не особо церемонитесь… – Катя перевела взгляд в темноту за окном. – Я тоже хотела бы повернуть время вспять, но, увы…
– Кать, ты что, по Виталику страдаешь? – изумился Потюня. – Даже не думай, выбрось его из головы! Или у тебя что-то не так с Генрихом?
– С Генрихом, если не считать, что я его не люблю, все так: свадьба через четыре недели.
– Совсем не любишь? Ни капельки?.. – Веня откинулся на спинку стула, внимательно посмотрел на Катю и вздохнул: – Получается, это я виноват…
– Ты-то здесь при чем?
– При чем… При том, что он тогда тебя тоже искал. Просил сообщить, если узнаю, где ты… А тут Генрих со своей истерикой… В общем, кретин я, Кать.
– Ты о Ладышеве? – уточнила она и нервно усмехнулась. – Да он послал куда подальше и меня, и Марту, когда та еще не родилась!
– Не верю. Это какая-то ошибка. Я помню его голос…
– Отец тоже запомнил его голос, когда решился помощи попросить.
– Погоди… Ты что, даже не сама с ним разговаривала? Насколько я понял, он не знал, что ты беременна от него. Да, да! – горячо заверил Веня, поймав недоуменный взгляд Кати. – Ты и дальше можешь врать, что он – не отец. Но только не мне: я точно знаю, что это Ладышев!
Катя опустила голову. Повисла долгая пауза.
– Узнаю Проскурину, – нарушил молчание Потюня. – Упрямая, принципиальная. Как Евсееву я тебя не знал и пока не узнал. А вот Проскурину хорошо помню… Ладно, извини!
– Извиняю, – промолвила Катя. – Потому что будь я хоть Проскуриной, хоть Евсеевой, ты для меня был и остаешься другом. И ты не прав, Веня. Проскурина уже давно покинула бы это кафе.
– С гордо поднятой головой, – поддакнул тот. – Ладно, мне фиолетово, какая у тебя сейчас фамилия. Передо мной моя Катька, и этого достаточно. Подруга дней моих суровых… Неужели четыре года прошло, с тех пор как мы последний раз виделись в аэропорту? Не верю. Всё как вчера… Дочь хоть покажешь?
– Приезжай, познакомлю.
– А давай мы в воскресенье к вам в гости с Артурчиком нагрянем!
– С кем?
– С Артуром. Ну, с сыном моим. Третьим. Он сейчас в детдоме, мне его только по воскресеньям выдают.
– А вот с этого места по порядку… Как он там оказался?
– После того, как его мамашу доставили в роддом под сильным кайфом. Я-то надеялся, что она только пьет… Короче, врачи не знали, кого спасать – мать или ребенка. Мать в итоге спасли, а девочка мертвой родилась. Милиция поехала к ней домой, а там самый настоящий притон: и наркотики, и муж с дружками под кайфом… Артур тогда уже неделю у меня жил: мы с твоим адвокатом, Надеждой, документы собирали, чтобы ребенка со мной оставить. Карина особо не возражала, за круглую сумму готова была любые бумаги подписать. А тут такое дело… В общем, сейчас она в колонии. Прав родительских ее лишили, но и мне ребенка не отдают.
– Почему?
– Все потому же: официально я один, своего жилья нет.
– Подожди. Насколько я поняла, ты сейчас с Галей.
– С Галей… Только здесь полная засада: готова мне простить все что угодно, кроме нажитых без нее детей! – Веня нервно теребил салфетку. – А как я могу вычеркнуть из своей жизни Артура? И Денис к нему привязался: тайком от матери вместе со мной в детдом ездит. Но Галка даже слышать ничего не хочет! А у него день рождения скоро: семь лет. Надо как-то отметить. Даже не знаю, как Гале сказать… Так мы приедем к вам в воскресенье? Все парки уже обошли, на всех качелях перекатались…
– Конечно, приезжайте! Марта будет рада! Ее друзья далеко, а тут будет с кем поиграть. День рождения вчера был, так что даже заскучала к вечеру, что детей нет.
– Серьезно, что ли, день рождения? – не поверил Веня. – Это сколько же ей? Четыре?
Катя кивнула.
– Что-нибудь будете заказывать? – появился у столика замешкавшийся официант.
– Ты что хочешь? – уточнил Веня.
– Пожалуй, ничего, – окинув его выразительным взглядом, улыбнулась Катя.
– А вот это неправильно, надо перекусить. Иначе на ночь глядя такой жор нападет! Ладно, дам тебе контакт своего диетолога.
– Ну, спасибо! Ладно, уговорил: перекушу. Салат из овощей у вас есть?
– Без соли и специй, – добавил Потюня и обратился к официанту: – Два салата и воды.
– И чай зеленый…
– Два салата, бутылочку воды без газа, два зеленых чая без сахара, – захлопнул меню Веня. – А хочешь, я тебе о наших расскажу? Майков снова в программисты подался, сейчас в ЕРАМ Systems, Стрелка классной журналисткой стала…
– Даже не сомневалась!
– …И к какому выводу пришли? – спросил Ладышев, после того как вернулся в кабинет, но уже вместе с Поляченко.
Судя по раскрасневшимся лицам, обмен мнениями здесь шел жаркий.
– Внутри коллектива есть крот, – твердо произнес Красильников.
Шеф переглянулся с первым замом: выводы совпали.
– Крот… Жаргон у вас, как в крутом боевике, – усмехнулся Ладышев. – Дмитрий Александрович, на каком этапе… скажем так, злоумышленник мог вмешаться в процесс?
– Не в процессе сборки, это точно, – убежденно заявил главный инженер. – Иначе установки не прошли бы все этапы внутренних испытаний.
– Согласен, – вступил в разговор Андрей Леонидович. – Владимир Иванович, где и как долго хранится оборудование, прошедшее испытания? Поподробнее, пожалуйста.
– В помещении 14а или 14б. В зависимости от модификации. Пока не оформят всю документацию. Обычно день, не больше. Исключая пятницу. Тогда до понедельника могут простоять. Как только подготовят документы – оборудование упаковывают, пломбируют и перевозят в 15а. Как только оплатят – перебазируют в 15б и начинают готовить к отправке. 16 – резервное, – по-военному четко отрапортовал директор.
– То есть почти трое суток может стоять не упакованное… – Поляченко сделал пометку в блокноте. – Кто имеет доступ в 14а и 14б?
– Технический и коммерческий отделы. Ключи есть у всех начальников.
– Кто их может взять?
– Любой сотрудник. По мере необходимости.
– Это как-то фиксируется?
– Нет. Рабочий процесс.
Поляченко снова что-то пометил в блокноте.
– А в 15а и 15б?
– Тоже только коммерческий, другим там уже делать нечего, – уверенно сказал Красильников, но тут же поправился: – Еще грузчики и уборщицы, но у них своего ключа нет, в присутствии охраны всё делают.
– Понятно… Завтра к девяти утра подготовьте список всех, кто имеет доступ в помещения с готовой продукцией, – Андрей Леонидович захлопнул блокнот. – И еще. Никто из сотрудников не должен знать, что здесь обсуждалось.
– У вас все? – уточнил у него шеф. – Тогда на сегодня все свободны, кроме Андрея Леонидовича. До свидания!
Дождавшись, пока освободится кабинет, Ладышев встал, отодвинул дверцу встроенного шкафа, скрывавшего небольшой хозяйственный уголок.
– Кофе? Чай? – вставил он капсулу в кофеварку.
– Чай. Зеленый. Я и сам могу, – встал рядом Поляченко.
– Зеленого нет, закончился. Вот здесь, в желтой коробке, кофе без кофеина… И зачем Марина его купила? Как Зина ушла в декрет – того нет, этого нет…
– Я поговорю с Тоневой. Кстати, если заметил, ее фамилии в приказе нет – я подумал, что кто-то должен быть на связи. Пусть сидит на телефонах. И бухгалтерия пусть трудится, тем более что все на втором этаже. Ну а насчет Зины… намерена на работу выйти сразу после Нового Года, – позволил себе улыбнуться Андрей Леонидович.
– Может так сложиться, что некуда будет выходить, – хмуро буркнул Вадим. Раздался звук работающей кофеварки. Взяв чашку с готовым кофе, он вернулся к столу. Вскоре к нему присоединился Поляченко. – Давай рассказывай, что удалось узнать. Машину нашли? Что за марка?
– «Фиат». Проследили по камерам на кольцевой: в районе Машиностроителей пропал. Там промзона, полно гаражных кооперативов, СТО. Информация по «Фиату» у следователей, ищут.
– А номер?
– Заднего не было, передний не читался, замазан грязью. Немудрено после таких дождей… Но, думаю, специально. Плюс туман. Даже цвет не сразу разобрали: то ли вишня, то ли бордо. Но есть отличительная особенность – задний бампер отсутствует. В салоне было трое. Лиц тоже не разобрать даже при многократном увеличении: кепки, козырьки. Тренированные ребята: трехметровый забор без специальной подготовки не перемахнешь. А эти туда-обратно как птички… Жаль, Зиновьев проспал их появление: они недалеко от буса на территорию завода зашли.
– А дальше?
– А дальше можно только предполагать, как внутрь попали… Петрович клянется, что никого не впускал. Вот только следов взлома или отключения сигнализации по периметру не обнаружено: мы с технарями всю систему простучали. С улицы с двадцати двух до шести утра никто не зайдет: только ты, я, вневедомственная охрана и МЧСники. У остальных карточки блокируются.
– А внутри работают?
– Да. Но в коридорах стоят датчики движения: автоматически включается свет, запись. Монитор сразу реагирует красным сигналом. Но датчики есть не везде, только по главному коридору. Дальше идет разветвление. Движение у 12а и 12б, 15а и 15б, 16 не фиксируется. Только так можно объяснить, почему Петрович, если он не замешан в деле, ничего не заметил и не предпринял.
– Но ведь до комнаты охраны они как-то добрались? Иначе как по коридору с датчиками от складских помещений туда не пройти.
– Не пройти, – согласился Поляченко. – Если не отключить.
– То есть некто шибко умный… У нас такие есть?
– Дураков не держим. По сути, любой из наших инженеров сможет. С помощью специальной техники это сделать несложно. Но вот сам периметр можно отключить только с пульта в комнате охраны. А его не отключали, охрана подтвердила.
– Тогда как они проникли?
– Пока не знаю, но и внутри у них не все получилось: в 12а, 12б и 15б они были, а вот в 15а не попали, хотя натоптали у двери прилично. Эти помещения друг напротив друга, бус загоняли в ворота рядом с ними, но в какую комнату могли выгрузить – догадаться сложно: машина загораживала обзор и изнутри, и снаружи. В 15а накануне электронный замок забарахлил, и завскладом не придумал ничего лучшего, как повесить на дверь амбарный с секретом. Ключ был у охраны. Он исчез вместе с жестким диском записи камер наблюдения.
– То есть им нужен был ключ, поэтому и напали на охранника, – подвел итог Ладышев. – А записи с камер забрали, так как, пересекая холл, пришлось перед ними мелькать…
– Скорее всего. Вход и комнату охраны две камеры с разных точек пишут.
– А кто еще знал про замок?
– Охранник, который сдал смену Петровичу, Сифоненко. Собственно, он и обнаружил, что дверь в помещение не закрывается. Коммерческому-то в склады готовой продукции доступ постоянно открыт. Зашел по делам, заметил приоткрытую напротив дверь, сообщил материально ответственному лицу. Рабочий день подходил к концу, он решил повесить замок. Ключ сдал охраннику, тот передал по смене Петровичу.
– Получается, этих четверых – Сифоненко, завскладом и двух охранников – можно смело вычеркивать из списка подозреваемых?
– Однозначно. И еще тех, кто в отпуске: все сдают пропуска на хранение. Таких на сегодняшний день четверо.
– Остаются пятьдесят два, – усмехнулся Ладышев.
– Пятьдесят. Надеюсь, не станешь спорить насчет себя и меня. Еще Зиновьева можно смело вычеркнуть. Да, вот твой новый пропуск, – спохватился Поляченко, протягивая белую пластиковую карточку без каких-либо отличительных особенностей. – Приказ о том, что с завтрашнего дня все уходят в отпуск, я повешу на входе: завтра утром прочитают. Сегодня все должны сдать пропуска, якобы для плановой замены.
– Думаешь, снова полезут?
– Уверен. Они не довели дело до конца. На всякий случай я на ночь двух ребят в охране оставил. Завтра утром привезут колючку, начнут монтировать по всему периметру забора… А ведь я сразу предлагал, – укорил он шефа.
– Моя вина, – удрученно признал Ладышев. – Не хотел эстетику портить, посчитал, что высоты забора будет достаточно. В голову не приходило, что кто-то через него полезет. Как в плохом детективе получилось. Петрович что-нибудь вспомнил?
– Разве что признал, что дреманул. А так – сидел, наблюдал за мониторами, вдруг удар сзади, потерял сознание, свалился со стула. Доктор сказал, что удар был несильный, но профессиональный – вырубили надолго. Голову поранил, когда падал и зацепил край стола. Врачи успокоили, что быстро оклемается.
– Хоть какая-то хорошая новость… Ну что, по домам? Сил нет даже почту читать, – Вадим захлопнул крышку ноутбука, взял сумку с документами. – …Хотел спросить: когда новоселье? – вспомнил он уже в коридоре.
– С электрикой и сантехникой закончили, шкафы собрали, завтра кухню должны завезти. Еще сигнализацию доделать. Зина всем рулит, я там уже неделю не был. Посадит Владика в автокресло, отвезет в садик, а сама на объект.
– Быстро она за рулем освоилась, молодец.
– Если честно, до сих пор не могу привыкнуть, – Поляченко по ходу не забывал осматривать и проверять все двери, окна. – И не только к тому, что супруга водит машину. Мою бывшую во время ремонта квартиры ничего не интересовало. А здесь только успею подумать, что хорошо бы то или это сделать, как вдруг выясняется, что Зина всё уже со строителями согласовала, работы идут полным ходом. С заведующей садиком, что во дворе, нашла общий язык, с местом для малого договорилась в обход всех очередей. Сказала: вот переселимся, обустроимся, и после Нового года выйдет на работу.
– Может, не стоит спешить? Владику только два года.
– Через неделю исполнится, – уточнил Поляченко. – Я тоже твержу, что лучше ему еще дома посидеть. Только разве с Зиной поспоришь? Говорит, что если бы не ремонт в новой квартире, еще в начале лета вышла бы на работу. Егора в математическую гимназию перевела. Далековато, конечно, придется подвозить по утрам хотя бы к метро. Но там рядом с гимназией бывшая свекровь живет, если что, подстрахует. Хорошая женщина. Чувствую, сожалеет, что такую невестку упустила.
Мужчины подошли к выходу. В комнате охраны сидел Дружников и переговаривался по рации.
– Елисеев где? – уточнил Андрей Леонидович, зайдя внутрь.
– Заканчивает обход. В четвертом секторе, – кивнул молодой человек на монитор.
Полутемный до этого экран засветился, на нем появилась мужская фигура, пошла запись.
– На месте. Снимай… – раздалось в рации.
Сотрудник в комнате набрал комбинацию цифр на клавиатуре. Раздался негромкий звуковой сигнал, схема на центральном экране сменила цвет с синего на зеленый.
– Снял, проверяй, – сообщил дежурный собеседнику, что-то пометив в журнале.
Мужчина на мониторе подошел к широким дверям, приложил карточку к стене, роллеты тут же стали подниматься.
– Норма, закрываю… Ставь обратно на охрану. И пометь: у аварийного выхода номер два заменить лампочку. Моргает, скоро перегорит, – снова подала голос рация.
– Понял, включаю… Записал: аварийный выход номер два, лампочка.
– Запись везде работает? – уточнил Поляченко.
– Все штатно, – кивнул Дружников, показав ручкой на красные точки на двух мониторах, одна из которых тут же погасла. – В этой зоне Дима был пять минут назад. После него движения там не было.
– Завтра подключим новые датчики движения внутри и снаружи, установим камеру для дальнего угла стоянки, – доложил Поляченко шефу и повернулся к дежурному: – Если вдруг я задержусь – предупреди смену, что к половине девятого подъедет Яковлев с ребятами. Пусть им обеспечат доступ.
– Понял, Андрей Леонидович. В журнале на завтра записано, но я напомню.
– Удачи! – пожелал Поляченко и, пропустив первым на выход Ладышева, пояснил: – Коды поменяли, но многое не успели сделать: новое оборудование и пропуска поздно привезли. Я вот что думаю: для того чтобы отыскать место, которое не просматривается с других камер, нужно не раз и не два понаблюдать за объектом. Так что мы имеем дело с профессионалом. Ну, что? До завтра! – приготовился он протянуть руку Ладышеву, как вдруг зазвонил телефон. – Да, Дима… Где? Хорошо, сейчас вернусь.
– Что случилось? – насторожился Вадим.
– Ты езжай, я разберусь.
– Еще чего! Дело всей моей жизни под угрозой, а я домой? – шеф захлопнул открытую дверь автомобиля и двинулся следом. – Что там?
– Непонятное что-то. Все здание по периметру ставится и снимается с охраны новым кодом, кроме одной двери рядом с первым аварийным выходом, – объяснил Поляченко. – Помещения склада.
– То есть?
– Похоже, дверь выведена из системы.
– Как это? Ты ведь говорил, периметр только с пульта охраны можно отключить.
– А вот сейчас и посмотрим, как, – озадаченно ответил Андрей Леонидович…
– …Так вот: как уехала Жоржсанд в Москву, так никто ее и не видел. Одни слухи: работает шеф-редактором там-то, руководит пресс-службой такого-то. А недавно кто-то обронил, что нашла себе олигарха и съехала с ним за границу.
– Полная чушь! – фыркнула Катя. – Если только любовь – поверю. Материальное благополучие для Евгении Александровны никогда не было главным критерием.
– В излишнем романтизме, в отличие от некоторых, она тоже не была замечена: за бомжом вслед не поедет, – не согласился Веня.
– Веня, дело не в этом. Жоржсанд – сильная женщина, а сильная женщина интуитивно ищет сильного мужчину. А уж он по определению бомжом быть не может. Сильный человек будет бороться до последнего, неужели ты не понимаешь?
Потюня в поисках аргументов запыхтел, заерзал на стуле. Но вдруг затих.
– Кать, а я по-твоему сильный? – неожиданно спросил он.
– Конечно! Столько лет тянуть троих детей, жен, за всех переживать, волноваться, обеспечивать. И при этом не унывать. Вень, ты – несомненно сильный! Не безгрешный, далеко не идеальный, но… Будь ты идеальным, мы бы здесь сейчас не сидели.
– Это почему?
– Потому что мне было бы с тобой скучно. Идеальные люди, если они есть, легко предсказуемы, с ними неинтересно. А мы с тобой в этом кафе уже третий час сидим, и мне не хочется с тобой расставаться.
– Ну спасибо!.. – расплылся Веня в довольной улыбке. – Мне тоже не хочется расставаться. Как свежего воздуха глотнул. Эх!.. За четыре года, считай, в первый раз по душам поговорил. Вот только мне пора. Заказ важный для одного проекта: современный индустриальный пейзаж в контрасте с природой на фоне города. Уже столько нащелкал – а все не то: нет изюминки.
– А ТЭЦ-4?
– ТЭЦ-4 на фоне города только ленивый не снимал, – хмыкнул он. – Нужно что-то особенное: встреча света и тени, прошлого и будущего… Присмотрел тут одно местечко… Днем красоты никакой: недострой да развалины вперемежку с новыми предприятиями, словно сошедшими с рекламных буклетов. Перед отъездом в отпуск пробовал кое-что отснять днем и в сумерках. Что-то есть. Вот только контраст сильнее нужен. Сегодня как раз ночь ясную обещают, луна растущая. Надо ловить момент!
– А мне с тобой можно? – загорелись глаза у Кати.
– Зачем?
– Жизнь у меня, Веня, пресная, бег по кругу: Марта да подработки. Никаких тебе контрастов, никаких острых ощущений. В себе живу. А выйду замуж за Генриха – личного пространства вообще не останется. Так что сейчас, пока Марта присмотрена, почему бы не позволить роскошь полазить по стройке, по развалинам? Приключения, романтика!
– Босоногое детство решила вспомнить? – насмешливо уточнил Веня.
– Скорее, наверстать. В моем детстве почти не было босых ног. Да и развалины, если встречались, были под запретом. Не забывай, я была отличницей и послушной девочкой. Этакий транспарант на первомайской демонстрации, – Катя ностальгически улыбнулась. – А если честно, хочется еще разок посмотреть, как ты работаешь. Не волнуйся, отвлекать не буду. Так ты берешь меня с собой?
– Ну… хорошо. Острых ощущений не обещаю, но пыль, грязь и шикарный пейзаж под звездами тебе обеспечен.
