355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Наталья Батракова » Миг бесконечности 2. Бесконечность любви, бесконечность печали... Книга 2 » Текст книги (страница 21)
Миг бесконечности 2. Бесконечность любви, бесконечность печали... Книга 2
  • Текст добавлен: 10 апреля 2022, 15:04

Текст книги "Миг бесконечности 2. Бесконечность любви, бесконечность печали... Книга 2"


Автор книги: Наталья Батракова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

«Какая странная судьба, – следя за отъезжающими в сторону воротами, думала в этот момент Катя. – Приехала в дом к человеку, которого любила, потеряла… И зачем, спрашивается, приехала?»

– Прибыли, – сообщил Вадим и заглушил двигатель. Обойдя автомобиль, открыл дверцу, протянул руку.

– Можно мне отцу позвонить?

– Нужно. Иначе заявится утром с претензией, что я похитил его дочь-невесту. Только адрес не говори, – насмешливо попросил он и демонстративно отошел в сторону.

– Не скажу, – успокоила Катя. – Извини за его демарш с костюмом. Если, конечно, ты это имеешь в виду… Привет, папа! Как у вас дела? Как Марта? – глядя на уставившегося в звездное небо Вадима, спросила она.

– Всё хорошо. Марта с Ариной собираются спать. Ты скоро? Жду не дождусь подробностей, как всё прошло.

– Пап, а если я завтра приеду и всё расскажу?

Оторвавшись от созерцания звезд, Вадим тоже приложил телефон к уху.

– А что так? Что-то случилось? – заволновался отец.

– Всё хорошо. После того, как вышла из банка, я с Милой Полевой встретилась, потом на прием к диетологу попала. Ну и еще кое с кем встретилась… – туманно пояснила Катя.

– Как знаешь, – непривычно быстро согласился отец. – Только, если надумаешь вернуться, набери, я встречу. Машина какая-то подозрительная на улице стоит, люди непонятные туда-сюда ходят. Хочу в милицию позвонить: пусть проверят, кто такие.

– Папа, не надо звонить. Поверь, это хорошие люди. Завтра я тебе всё расскажу, не хочу по телефону.

– Ну, ладно… У тебя точно всё в порядке? – насторожился он. – Ты сейчас с кем?

– Не волнуйся, я не одна. Завтра всё расскажу.

– С Ладышевым?.. Зря я ему ляпнул, что ты замуж выходишь. Прости меня, дурака!

Катя грустно улыбнулась. Ну конечно! Как она сразу не догадалась, кто мог рассказать Вадиму о свадьбе? Эх, папа, папа! Только вряд ли причина холодности и отстраненности Вадима кроется в этом.

– Не переживай. С этим я как-нибудь разберусь. Иди спать.

– Хорошо, пойду укладываться. Решили лечь пораньше. Обещали Марту рано утром повезти в лес за грибами. Хочешь, тебя дождемся?

– Не стоит. – Катя посмотрела на продолжавшего разговор Вадима. – Ключи у меня есть.

– Хорошо, доча, только… – по голосу отца было понятно, что он хотел еще что-то сказать, но так и не решился. – Спокойной ночи!

– Спокойной!.. Спасибо, папа!

Почти одновременно с ней закончил разговор и Ладышев.

– Всё закончилось, – сообщил он. – Если настаиваешь, могу отвезти домой.

– Темнеет рано… – словно не услышав его, Катя тоже посмотрела на небо. – Помню, в детстве всегда удивлялась, откуда берутся ночью звезды, куда прячется солнце… Бежала вслед за ним по степи, умоляла остаться. Боялась, что забудет обратную дорогу.

«А если это последняя возможность в жизни побыть с ним рядом? Просто так: сидеть, разговаривать… Ничего уже не вернуть. Заблудилось мое солнце, только звезды и остались», – подумала она.

– Если я тебе не помешаю, то не настаиваю, – повернулась она к Вадиму. – А Поляченко не будет возражать?

– При чем здесь?.. – не сразу понял ее иронию Ладышев, но тут же парировал: – А отец точно не заявится?

– Точно. Они в грибы с утра собрались.

– Тогда – welcome! – неуверенно показал он на крыльцо дома.

– Спасибо!

– У тебя что-то случилось? – насторожился он.

– С чего ты взял?

– Тебя словно подменили с последней встречи. Не споришь, не ерничаешь…

– …не дерешься, – продолжила она и улыбнулась: – Всё хорошо, Вадим. Устала за день.

Следуя за гостьей по подсвеченной фонарями дорожке, озадаченный хозяин дома вдруг остановился, закрыл глаза, тряхнул головой. Ничего не изменилась. Впереди шла женщина: в его дом, на ночь глядя.

«Так только в кино бывает, – всё еще не в силах поверить собственным глазам, растерянно подумал он. – И что теперь с ней делать?..»

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

…Мне казалось, сама

Свою книгу писала:

Я ведь столько всего

В этой жизни познала!

Где-то был эксклюзив,

Где-то – штампы, лекала.

То, что автор не я,

Невзначай осознала.

Лишь теперь поняла

То, что грусть запредельна,

Что тоска нестерпима,

Горька и смертельна.

То, что счастье бывает,

Как небо, безбрежным,

Страсть – такою всесильной,

А любовь – такой нежной…

Некролог по былому?

Жизни новой начало?

Слишком рано иль поздно

Я тебя повстречала?

…Кто же знает ответ?

Я страницы листала…

Нам с тобой далеко —

Далеко до финала…


1

…Вадим открыл глаза и непонимающе повернул голову в сторону разбудившего его надсадного звука. На прикроватной тумбочке вибрировал телефон, на дисплее высвечивалось: Поляченко. Время – без пятнадцати шесть утра. Тут же пришло сообщение: «У ворот. Открой». И данные о шести непринятых звонках от того же абонента, начиная с двенадцати ночи. Все ясно: звук в телефоне перед сном он выключил, умные часы поставил на зарядку. Вот и пропустил звонки.

Набросив халат, Ладышев спустился на первый этаж, посмотрел в монитор, снял внешний периметр дома с охраны и нажал кнопку, открывающую калитку. Крутанув замки, приоткрыл дверь и зацепился взглядом за женские туфли в углу.

«Не приснилось», – осознал он.

– Тс-с-с… – Приложив палец к губам, Вадим многозначительно показал Андрею на лестницу. – Проходи на кухню.

Разувшись, Поляченко глянул в темноту лестничного проема и проследовал за хозяином. Со вчерашнего вечера тот не отвечал на звонки, не перезванивал сам. На Вадима это было непохоже, и в голову полезли разные нехорошие мысли. Потому-то после того, как Зиновьев привез его домой, не заходя в подъезд, он пересел в свою машину и поехал в Крыжовку. Благо коробка-автомат не требовала усилий травмированной левой ноги. Знал: все равно не уснет, пока не убедится, что все в порядке.

Минуты хватило, чтобы понять: всё хорошо. Хозяин немного напряжен, попросил соблюдать тишину. Наверху явно кто-то спит. Нина Георгиевна улетела, и это могла быть Галина Петровна. Но вряд ли она останется здесь ночевать, когда свой дом в десяти минутах ходьбы. Кельвина нет, помощник не нужен. Кто же тогда?.. Только Екатерина Александровна.

Неужели вчерашний инцидент вскрыл в Вадиме то тайное, что он так старательно прятал даже от самого себя? Если бы так…

Как подчиненный, полную самоотдачу своего руководителя делу Поляченко только приветствовал. С таким как за каменной стеной: знает, что делает, быстро принимает решения, ведет за собой. Да, бывает чересчур требователен к сотрудникам, но ведь и себя не щадит.

В то же время как другу, а таковым в последние годы он имел право себя считать, жизнь Ладышева ему не нравилась. Словно бежит по замкнутому кругу, без остановок, передышек, ничем, помимо работы, не интересуется. Квартиру, предназначенную для интимных встреч (любезно предоставленную Андрею в трудную минуту), продал за ненадобностью. Ни ночных клубов, ни посиделок в кругу друзей. Об отпуске речь вообще не шла!

Зина права: так дальше не может продолжаться. Выработает он свой жизненный ресурс раньше срока. Любому человеку нужна отдушина: семья, друзья, увлечения. Чтобы было с кем поговорить просто так, расслабиться, получить удовольствие от какого-нибудь отвлеченного занятия. Элементарно полежать на диване, в конце концов! Этакая территория душевного покоя, умиротворения, необходимое условие для генерирования организмом новых сил. Это как смазка для суперсовременного двигателя. Не будет ее – детали быстро износятся, придут в негодность. Еще и переклинит движок прямо на ходу.

Но не станешь же это объяснять взрослому человеку, много повидавшему в жизни. Да еще другу. Сродни тому, что ворваться без спроса на чужую территорию, насаждать свое видение, устанавливать свои порядки. Не зря говорят чужая душа – потемки. А ты в этой темноте можешь повести себя, как слон в посудной лавке: неловко повернувшись, что-то разбить, затоптать. Но и молча наблюдать, как друг живет на износ, тоже неправильно. И как быть?

Вот как отреагировать на то, что сейчас в доме Ладышева спит женщина, которую он когда-то любил, расставание с которой принесло ему много боли? Сделать вид, что не понял, кто там наверху? Или что это тебя не касается?.. Только ведь неправда, еще как касается! Одно то, что она здесь заночевала, само по себе нонсенс! А вдруг Вадим все еще ее любит? Вдруг он пощадил любовь, не убил, не выжег из души каленым железом, а ввел в медикаментозный сон, спрятал подальше от своих и чужих глаз. Так может быть, помочь ему ее разбудить, выпустить на волю? Или же пусть себе и дальше спит от греха подальше?

«…И в хрустальном гробе том спит царевна вечным сном…» – вспомнилась ему вдруг сказка, которую на днях перед сном Зина читала сынишке.

Он еще подумал: хорошая добрая сказка о семи богатырях. Но не рано ли такому крохе читать про любовь? В воспитательные процессы супруги он старался не вмешиваться, пусть сын подрастет – и уж тогда отец начнет заниматься его воспитанием. Но замечание Зине сделал. На что та парировала: красивая сказка, красиво рассказана, в стихах. Пусть ребенок с детства приобщается к прекрасному. И вообще, что он имеет против любви? Понятно, что сыну придется начинать с дружбы, научиться ее ценить, беречь. Но пусть знает, что есть еще не менее важное чувство.

«А если между ними теперь только дружба? Ну, настрадались оба, переболели друг другом и остались друзьями, – продолжил размышления Андрей Леонидович. О том, что так бывает, он слышал, читал. Но живых примеров не видел, а потому в правдивость такого утверждения не верил. – Вот только если Ладышев кого-то вычеркивает из жизни, то на дружбу рассчитывать уже не приходится. В этом они с Екатериной Александровной как близнецы… Как же там дальше было?» – попытался припомнить он сюжет сказки Пушкина.

Но то ли от усталости (всю ночь провел на ногах), то ли потому, что не мог для себя решить, как реагировать на присутствие в доме гостьи, стихотворные строки из памяти испарились. Вроде как разбудили принцессу.

«А может, я зря зашел? Убедился, что все в порядке, и надо было сразу ехать обратно?» – растерянно наблюдал он за шефом в домашнем халате.

Видеть его в таком одеянии было непривычно: костюм, джинсы, свитер, рабочая, спортивная одежда – это да. Но халат…

В первый год совместной жизни Зина тоже подарила ему халат, уверяла, что это нормальный атрибут семейной жизни. Но Поляченко так к нему и не привык: просыпался и по многолетней привычке натягивал спортивные штаны или шорты в зависимости от поры года. С детства был так приучен – отец никогда не носил халатов, из всех видов домашней одежды предпочитал растянутые треники. В первой семье Андрей тоже всегда ходил в спортивном костюме, а здесь вдруг халат… И хотя халат все же незаметно вошел в его жизнь по утрам, принимать в нем гостей или соседей Поляченко так и не привык. Наверное, для этого надо родиться в семье, где халат в такое время считался единственно верной одеждой.

Меж тем хозяин включил кофемашину, открыл дверцу посудомойки, спрятал внутрь два винных бокала со столешницы.

– Чай? Кофе? – уточнил Вадим и, словно прочитав мысли гостя, потуже затянул пояс халата. – Извини, что в таком виде… Так чай?

– Кофе, – ответил Поляченко и тряхнул головой: стоило расслабиться, как потянуло в сон.

«Как же он разбудил царевну? – снова напряг извилины Андрей Леонидович, чтобы не заснуть. – Поцеловал!..»

– Какие новости? Рассказывай, – хозяин присел напротив. – Что с Обуховым?

– В реанимации. Много крови потерял. Операция больше пяти часов шла. Врачи с того света вытащили, но прогнозов не дают. Остается надеяться на молодой крепкий организм.

– Выкарабкается. Реши вопрос с адвокатом, я ему обещал.

– Это твое окончательное решение?

– Да. Он сдержал слово. Теперь я должен сдержать свое. Что с остальными?

– Галецкая отсыпается. Двое в морге: одного убил напарник, его самого – Обухов. Но этими двоими уже не только наша доблестная милиция занимается… Интерпол подключился, – пояснил Поляченко, словив удивленный взгляд шефа. – У меня сразу были подозрения, что их деятельность – забота структуры другого уровня.

– О как! – Услышав сигнал кофемашины, Вадим убрал одну чашку, подставил другую, в раздумье посмотрел на вазу с печеньем и сладостями и решительно подошел к холодильнику. Спустя некоторое время стол был уставлен разной едой, вполне достаточной для полноценного завтрака. – Не стесняйся, а я сейчас, – он двинулся к лестнице, но остановился. – Если тебя не смущает мой вид, то лучше я после переоденусь.

– Ничуть, – успокоил Поляченко. Вид Вадима его уже действительно не смущал: человек дома, на своей территории, и вправе ходить в том, в чем удобно ему. – Меня одно беспокоит: скрыть присутствие Екатерины Александровны на Сторожевке у нас уже не получится. А учитывая то, что она была участницей инцидента и в первый раз, к ней возникнет много вопросов. Мозг следователя так устроен, что сразу начинает соединять цепочками различные факты, искать причину, умысел. Два совпадения – это слишком много для простой случайности.

Посмотрев на гостя, Вадим задумался: такое в голову ему не приходило.

– А ты бы соединил эти два случая? Только честно, – взяв вторую чашку кофе, он снова присел за стол.

– Как следователь – да. Как человек, лично знающий Екатерину Александровну, скорее всего, нет. Допускаю, что тот же Потюня убедил ее сходить к диетологу. Но одна загвоздка, он сам являлся свидетелем первого происшествия. А здесь, как ни крути, просматривается сговор, еще одна цепочка. А две цепочки – это уже крепкая версия. Забавный этот тип, Потюня… – вспомнив фотокора, Поляченко усмехнулся. Завтрак оказался кстати: с вечера до утра у него сгорело немало нервных клеток и энергии. И настроение медленно, но верно поднималось с каждым съеденным бутербродом. – Из тех, кто вечно находит приключения на свою задницу. И других за собой тянет. Так что оба они в кругу подозреваемых, без вариантов. Во всяком случае, пока не заговорит Обухов. Если вообще заговорит. Галецкая проснется раньше, и многое зависит от того, что скажет она.

– Уж мы-то с тобой знаем, что только не правду, – нахмурился Вадим. – Обвинит всех кругом, а сама прикинется невинной овечкой.

– В том-то и дело… И на начальном этапе расследования ее слова примут за основу, остальным придется оправдываться. Других показаний нет. Оговорить того же Потюню ей раз плюнуть. Учти, нас с тобой тоже теперь вызовут, и не раз, – Поляченко отхлебнул кофе и, словно дав Ладышеву время на раздумья, принялся неторопливо складывать очередной бутерброд.

– Если узнают про блок?

– В том числе. Но здесь проще: оборудование принадлежит «UAA Electronics», представители корпорации увезли его в Японию. Новый инструктаж со всеми причастными я проведу. Врать никому не придется, скажут правду: сумка была, что в ней – никто не имел понятия. Даже если добавят, что мы с тобой просили не упоминать о сумке, ничего страшного. Но это наши сотрудники, они нам подчиняются. Екатерина Александровна и Потюня в их число не входит. А в своих показаниях о сумке они ничего не сказали.

– Могли забыть в стрессовой ситуации, – пожал плечами Ладышев.

– Как вариант. Но неубедительно… – Поляченко перестал жевать и забарабанил пальцами по столу. – Придется и с ними поговорить.

Над столом повисла пауза: каждый продумывал варианты развития событий.

– Теперь хочу уточнить главное: ты ей веришь? – Андрей Леонидович смотрел прямо в глаза.

Вадим растерялся. Но не от вопроса. Скорее, его ввел в замешательство тон: жесткий, требовательный, в лоб.

– Да, – твердо ответил он после паузы.

– Тогда и я верю, – Поляченко промокнул губы салфеткой, подтянул костыль. – Спасибо. Накормил. Не уснуть бы теперь по дороге.

– Сам, что ли, приехал? – только сейчас дошло до Ладышева. – Ну ты даешь!

– Да ладно… Правая-то нога в порядке. Задача моя ясна, так что я поехал… Как она? – показал он взглядом наверх. – Что она обо всем говорит?

– По-моему, так и не поняла, чем для нее мог закончиться визит к диетологу. Могла ведь и с ребенком отправиться на прием.

Ладышев и не собирался объяснять, кто спит в его доме на втором этаже. На его взгляд, это было очевидно.

– Повезло, что без дочки… Всё могло быть гораздо хуже… Спасибо за завтрак! – Поляченко положил приборы на пустую тарелку. – О том, что ты увез Катю, пока никто не знает, но ее и фотографа вычислят быстро. К тому же это ты вызвал милицию… Лучше держись на всякий случай сегодня подальше от города. И незнакомым абонентам не отвечай. Пусть всё уляжется, а я помозгую, как быть… И ее придержи при себе, не отпускай домой.

– Это как?

– Придумай что-нибудь. В грибы, например, пригласи съездить. Слышал, что боровики изо всех щелей полезли.

Ладышев свел брови, невидящим взглядом уставился в тарелку. В его планы это не входило, сразу, как проснется, он хотел отвезти Катю домой. Сам собирался вернуться и тупо выспаться. Спал плохо, только под утро и вырубился.

«Она – почти замужняя чужая женщина, – твердил он себе и накануне вечером, когда предложил выпить по бокалу вина за встречу, и ночью. – Меня с ней ничего не связывает. Все в прошлом».

Очевидность этого факта мешала расслабиться, заставляла быть скованным в разговоре, односложно отвечать на вопросы, сдерживать себя, чтобы не спросить о чем-то самому, отводить глаза из-за боязни встретиться взглядом.

И без того затерянная во времени и запрятанная глубоко в душе капсула чувств словно вынырнула из небытия, притягивала взгляд, плавала на поверхности. Но нельзя позволить ей раскрыться. Он сам когда-то ее придумал, и это его спасло. Иначе не выжил бы.

Но если придется провести вместе еще несколько часов, то может случиться всё что угодно. Может не сдержаться и задать вопросы, которые мучили четыре года назад и по-прежнему нуждались в ответах. А вдруг правильно было бы поговорить начистоту? Вдруг больше не появится такой возможности? Не носить же в себе эти вопросы без ответов всю жизнь? Да и хуже уже не будет: отболело…

И всё-таки неправильно они расстались четыре года назад. И вчерашний вечер прошел неправильно. Точно топтались каждый со своей стороны перед закрытой дверью, но никто так и не решился открыть ее первым.

– …А когда отвезешь в Ждановичи, постарайся держаться от нее подальше, – так и не поняв, над чем так долго и мучительно размышлял шеф, уже в дверях продолжал Поляченко. – На всякий случай. Будут новости – дам знать. Отдыхай.

– Ты тоже. Спасибо! – протянул руку Ладышев.

– И на телефон поглядывай, чтобы я не волновался…

Проводив его взглядом до калитки, Вадим запер дверь и вернулся на кухню. Прибрав посуду, посмотрел на время: половина седьмого. Можно еще поспать, а можно… зайти в комнату к Кате, разбудить. Вдруг она уже не спит?

«Расслабься, Ладышев. Успеешь! – остановил он себя. – Иди лучше остынь и поплавай в бассейне…»

Александр Ильич проснулся от требовательного звонка вайбера. Дочь в Минске, так что это мог быть только Генрих. Он и накануне вечером звонил спустя пять минут после разговора с Катей. Попросил передать ей трубку: мол, она вне сети, а ему необходимо с ней посоветоваться, сказать что-то важное. Александр Ильич сразу и не сообразил, что ему ответить: дочь просила не сообщать Генриху, что его обман раскрыт и никакой свадьбы не будет. Она поговорит с ним сама, когда вернется. Причина была проста: очень скоро ей придется продлевать вид на жительство, как бы Генрих, разозлившись, этому не помешал. Кто знает, что ему стукнет в голову? Как показала жизнь, не такой уж он добрый и благородный, скорее – прагматичный и коварный.

Так что Александру Ильичу пришлось сочинять более-менее правдоподобную версию: встречается с подругами, домой еще не вернулась.

Сейчас часы показывали начало седьмого. Арины рядом не было. Значит, она спит вместе с внучкой и Кати дома нет. И что теперь сказать Генриху? Может, лучше вообще не отвечать? Если честно, разговаривать с ним совсем не хотелось. Верил ему, доверил дочь с внучкой, сжился с мыслью, что станет его тестем. Только уже не станет… И поделом! Не обмани Вессенберг всех, не убеди, что нашел фонд, Александр Ильич никогда не стал бы навязывать Кате свою волю и не чувствовал бы сейчас перед ней свою вину. Смотришь, и с Ладышевым раньше помирилась бы…

Звонок прекратился, но не успел Александр Ильич переключить телефон в режим без звука – повторился снова. Опасливо посмотрев на дверь – не разбудить бы Марту с Ариной, – он собрался с духом и ответил приглушенно:

– Доброе утро? Что-то случилось? Что ты так рано трезвонишь?

– Мне надо срочно поговорить с Катей! Она так и не перезвонила! – с ходу вывалил свою обиду Генрих. Судя по голосу, или сильно нервничал, или хорошо выпил. – Разбудите ее!

– Не стану я никого будить. Марта проснется…

– Ничего страшного, если проснется. Это и ее касается. Мне нужно объяснить ей свое решение. Позовите Катю! – стоял на своем Вессенберг.

– Послушай, Генрих. Я передам дочери, чтобы она тебя набрала. Но когда вернется… Она уже уехала, – поняв, что проговорился, попытался он исправить ситуацию.

– Куда?

– В лес за грибами, – недолго думая, ответил Александр Ильич. – Грибов в этом году тьма. Договорилась с подружками, рано утром уехала.

– Что-то я не понял… Она вообще-то возвращалась домой? – заподозрил неладное Генрих.

– Возвращалась. Только поздно. Мы уже спали. Рано утром собралась и уехала за грибами. Передать, чтобы тебе перезвонила, я не смог. Извини.

Объяснение прозвучало правдоподобно, и Генрих вроде успокоился.

– Хорошо. Я понял. Только не забудьте ей сказать, чтобы позвонила сразу же, как вернется. Я всю ночь ждал ее звонка.

– Обязательно! – заверил Александр Ильич и быстро коснулся красного значка окончания разговора.

– Кто это был? – недовольным шепотом спросила Арина, просунув голову в приоткрытую дверь. – Кому еще неймется в такую рань?

– Генриху. Катю ищет. Я сказал, что уехала за грибами.

– Ну и правильно, – Арина Ивановна присела на край кровати. – Оксана вчера написала, что Роберт стал готовить ей документы… Знаешь, мне даже на душе полегчало: не было бы у Кати жизни с Генрихом, не любила она его никогда… Может, и получится что с Ладышевым. Пусть бы скорее рассказала, кто отец Марты.

Александр Ильич нервно заерзал под одеялом.

– Не расскажет. Не сейчас. Если только после операции… И я, дурак, снова вмешался, заявил, что у нее свадьба на носу. Пусть бы сказала, что свадьбы не будет.

– О свадьбе ты, конечно, зря… Только ничего уже не изменишь. Даст Бог, сами разберутся, – погладила жена его ладонь. – Горяч ты больно… Нельзя с людьми в приказном тоне общаться, чай не в армии давно. Иногда надо подождать, потерпеть. Возьми мою Оксану: семь лет ждет, когда Роберт предложение сделает… Надо тебе как-то перед Падышевым извиниться. Встретиться, поговорить спокойно, без наездов. Уверена, что ты найдешь с ним общий язык.

– Ну, виноват я перед ним, что тут говорить, – засопел Александр Ильич. – Сначала не хотел, чтобы у дочки семья разрушилась, потом вроде бы смирился. А тут они сами поругались! И этот Генрих… Ну любит он ее, Марту опять же спас… Почему бы и нет? Катя тоже хороша, вся в меня пошла: вечно что-то недоговаривает, все в себе держит, – он в сердцах сжал ладонь супруги. – Вот где ее носит? Знает же, что волнуемся!

– Успокойся. Может, она четыре года мечтала об этой ночи. Об одном прошу: терпи, не вмешивайся. Чай не дети… – Арина Ивановна встала с кровати. – Раз уж проснулись, давай, что ли, в лес собираться?.. Пойду Марту будить.

– А если этот снова позвонит? – Александр Ильич показал взглядом на телефон.

– Не отвечай. Для нас его больше не существует…

Генрих раздраженно отбросил телефон на диванную подушку, подошел к столу, вылил в стакан остатки виски. Но, подумав, отодвинул в сторону. Нельзя. Вечером за руль, завтра прощальное ток-шоу на прежнем месте работы, с понедельника – репетиции шоу финала, которое снова пойдет в прямом эфире в следующую пятницу. Он и без того позволил себе принять лишнего. И спать не ложился: час назад гостиничный номер покинули последние гости. Все за него рады, все поздравляют с выходом в финал, прочат победу…

Вот только как-то нерадостно у него на душе. Скорее паршиво. И все из-за Кати…

«Какие к черту подруги, какие грибы?! – негодовал он в душе. – Я вышел в финал! В сравнении с этим всё остальное теряет смысл! Выиграю я или нет, теперь зависит только от моего решения. И ее. Если я подпишу условия контракта перед съемками, то никакое зрительское голосование уже не отменит моей победы. А ей наплевать и на мою победу, и на судьбу дочери!»

Накануне полуфинала у Генриха случился личный разговор с генеральным продюсером. Речь шла о двух пунктах договора, с которыми в случае победы он обязан согласиться. По концепции, ведущий нового ток-шоу должен помалкивать о своей истинной ориентации и быть холостым. Это первое. И второе: в ближайшие три года, а именно столько времени предварительно отводилось на шоу, он обязуется не менять свой статус. В случае устного согласия выход в финал ему уже обеспечен: двое из четверых полуфиналистов связаны или узами брака, или обязательствами. У третьего претендента иная ориентации, о чем он заявлял открыто и неоднократно. Руководство канала в курсе, что и Генрих живет под одной крышей с женщиной, имеющей ребенка. Но при этом благоразумно об этом факте помалкивает. Поэтому предварительный выбор продюсеров пал на него. В случае согласия с озвученными условиями непосредственно перед репетициями финала он обязан будет подтвердить их письменно, но сразу после победы с женщиной ему придется расстаться. Еще лучше сделать это прямо сейчас. В крайнем случае разъехаться и не встречаться открыто. Но сначала, дабы избежать конфликтов, он должен разъяснить ей ситуацию.

Конечно же, Генрих помнил и о дате бракосочетания с Катей, и об операции Марты. Тем не менее устно он согласился, не раздумывая. Выйдет в финал – будет видно. В крайнем случае отложат операцию, подождут, пока на его счету не появится необходимая сумма. А она рано или поздно появится: в контракте кроме обязательных выплат для ведущего оговаривался повышающий коэффициент (в зависимости от рейтинга передачи), не было запрета и на участие в рекламе. А уж он-то постарается выжать из этого все возможное! Так что через год-полтора необходимая сумма наберется, в этом он не сомневался. А вид на жительство, как и в прошлый раз, Кате поможет продлить Роберт. Никуда не денется, не откажет родственнице. Жаль, конечно, что придется разъехаться, но… Может, в этом тоже есть смысл? Может, это заставит Катю больше его ценить, прислушиваться к его просьбам, советам?

И вот полуфинал позади, в понедельник перед началом репетиций он должен дать письменное согласие… Но ему так и не удалось поговорить с Катей! Они вообще ни разу толком не поговорили после ее отъезда. Она словно забыла о нем, о свадьбе, об операции! И как прикажете ко всему этому относиться? Почему он, а не она, должен переживать за здоровье Марты?

Положа руку на сердце, он уже сожалел, что когда-то затеял переписку с фондом от ее имени…

…Некрасиво читать чужие письма, с этим Генрих не спорил. Но ведь он не посторонний для Кати: заботится, оберегает. Германия для нее чужая страна, со своими законами, со своим менталитетом. Мало во что ввяжется по глупости – разбирайся потом, решай вопросы с полицией, с миграционной службой! Потому и искал способ, чтобы пресечь подобное на корню, проконтролировать переписку, поведение. Исключительно из лучших побуждений.

Но как это сделать, если она всячески его сторонится, отказывается от помощи? Не понимает, что он переживает, несет за нее ответственность. Он уже помог ее дочери (чем больше времени проходило после операций Марты, тем сильнее Генрих верил, что это только его заслуга), ей бы смягчиться, так нет, нашла подружку в лице Оксаны. Шепчутся, секретничают, не делятся своими тайнами. Так что каким-то образом надо получить доступ и к их переписке. Зарегистрировавшись на форумах ревнивых супругов или любовников, где обсуждались варианты слежки за второй половиной, ответ он нашел быстро. Даже заполучил троянскую программу, которая давала доступ не только ко всем паролям пользователя, но и позволяла наводить там порядок: переписываться от его имени, удалять лишнее. Но желательно, чтобы на устройстве не было постоянно обновляемой антивирусной программы, иначе рано или поздно она вирус вычислит и уничтожит.

Уговорить Катю не ставить платный антивирус оказалось проще простого: время от времени она советовалась с Генрихом по работе в сети, так как пока еще плохо знала немецкий. И установить троян тоже получилось легко. Однажды она попросила посидеть с ребенком, пока будет на курсах немецкого, и этой же ночью Генрих изучал ее переписку, читал сообщения в мессенджерах.

На первый взгляд, все весьма безобидно, никакой политики, никаких сплетен и заговоров. Как и упоминаний о нем самом. Даже обидно стало. Уж могли бы с Оксаной хоть раз обратить на него свое драгоценное внимание. Не понравилась и нечастая переписка Кати с фондом. А если они напишут, что не имеют понятия о каком-то Генрихе Вессенберге? Такое могло случиться запросто. А ведь он время от времени напоминает ей о своей «заслуге», уверяет, что находится в постоянном контакте с фондом. Она же может на него сослаться, упомянуть его фамилию…

Допустить этого было нельзя, и первое, что он сделал, перенаправил поступающую из фонда корреспонденцию в папку со спамом: по себе знал, что хозяева почтовых ящиков редко туда заглядывают. Зато теперь он был спокоен, переписка Кати под контролем, первым просматривал ее он. Удалял вредную, на его взгляд, информацию, фильтровал письма, писал ответы. Понимал, что совсем обрывать контакт нельзя – это может вызвать подозрения у обеих сторон. В общение Кати с Оксаной он тоже не вмешивался – в любой момент могут созвониться. Зато теперь ему не составляло труда объявиться и предложить свою помощь именно тогда, когда это не получалось у так называемой сестры. Оксану он, мягко говоря, терпеть не мог. И откуда только взялась? Не было бы ее – он давно был бы рядом с любимой женщиной.

И вдруг прошлой осенью он обнаружил в спаме письмо из фонда, в котором Катю просили выслать ходатайство о включении Марты Евсеевой в финансирование лечения на следующий год. Поначалу он хотел извлечь его из папки со спамом и дать Кате прочитать, но подумал… Если не будет материальной поддержки, то ей придется искать другой источник финансирования. А выбор у нее невелик: кредит никто не даст, Роберт с такой суммой тоже вряд ли поможет, Оксана и отец с мачехой – тем более. Есть еще вариант с продажей квартиры в Минске, но там, как он понял, изучив в почте договор аренды, в случае разрыва соглашения грозят большие штрафы. Александр Ильич на это вряд ли пойдет…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю