Текст книги "Миг бесконечности 2. Бесконечность любви, бесконечность печали... Книга 2"

Автор книги: Наталья Батракова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

План созрел молниеносно. Следовало только донести до отца свои намерения в отношении его дочери. Что он и сделал, когда Евсеев вскоре приехал: попросил руки Кати. Но перед этим ответил фонду, что Марта Евсеева в дальнейшей помощи уже не нуждается: мама собирается замуж, девочку удочерят. Как только она получит немецкое гражданство, вопрос с операцией решится сам собой.

Стоит ли говорить, что с этого момента писем из фонда Катя не получала. Он позволил ей прочитать лишь одно безобидное поздравление с Рождеством и Новым годом. Переживал только, как бы оттуда не позвонили и не уточнили информацию с отказом. Но обошлось…

Дальше все пошло как по маслу: клиника выставила первый счет, Катя запаниковала, отправила несколько писем в адрес фонда, но в ответ получила лишь краткое: в настоящий момент оказать помощь вашей дочери не представляется возможным. Оставалось повторить свое предложение выйти замуж и дать время на раздумье. Пусть убедится, что других вариантов у нее нет.

Все так и вышло…

…Вспомнив о долгожданном «да» и первой близости, Генрих самодовольно улыбнулся, но тут же снова помрачнел. Плохо, что он так и не смог помешать поездке. А вдруг в Минске она встретится с отцом Марты? Кто он, Вессенберг уже знал – прочитал написанное зимой письмо. Но оно послужило лишь доказательством того, о чем он догадывался. Изучив прежние переписки, удалил сам контакт и все письма в адрес мужчины, с которым у нее был роман. Или любовь, что подтверждали посвященные ему стихи. А вот Генриху она стихов никогда не писала…

«И зачем она поперлась в этот проклятый Минск? Регистрация через три недели, на носу операция! Дочь ей не дорога, что ли? – Забыв о том, что, по сути, сам уже отменил бракосочетание с Катей, Генрих в сердцах стукнул кулаком по столешнице, взял лежащий на краю телефон. – И что там случилось с ее ноутбуком? Второй день не могу зайти ни на почту, ни в аккаунты… О чем она вообще думает? – со злостью отбросил он телефон на диван. – Или о ком?..»

Последний вопрос был самым неприятным: раздражал, язвил самолюбие, злил. А вдруг он снова проиграл тому типу, с которым когда-то пересекся в самолете и так опрометчиво поделился своим горем? Теперь он знал, кто такой Вадим Ладышев. Он его сразу узнал по фотографии в соцсети, куда заглядывала Катя. Даже разыскал в своих архивах визитку с телефонами. И если поначалу негодовал, то чуть позже злорадствовал. Даже хотел переслать пару интимных фото, сделанных тайком от Кати. Впрочем, хорошо, что вовремя себя остановил. А вдруг они всплыли бы сейчас, когда ему строго-настрого приказано прятать подробности личной жизни?

Генрих занервничал, почувствовал, как зачесались руки. Это у него было с детства: стоило заволноваться, как накатывал нестерпимый зуд сначала между пальцами, затем по всей внутренней стороне кисти. Доктора ничем помочь не могли – нервы. С возрастом и с обретением уверенности в себе кожные проявления нервного расстройства сошли на нет, но, как только он принялся воплощать в жизнь план в отношении Кати, они снова дали о себе знать. Накануне на съемках едва микрофон не выронил, так захотелось почесать ладони! Еле сдержался, иначе ему точно не светила бы роль ведущего: на момент подписания договора победитель обязан гарантировать идеальное здоровье.

«Зря я ее отпустил, – в который раз посетовал Генрих, укладываясь в холодную гостиничную постель. – А вдруг она прямо сейчас с ним?»

На душе похолодело, пересохли губы, учащенно забилось сердце.

«Ерунда!.. Никуда она не денется! Еще на коленях приползет! – успокоил он себя. – А если не приползет, то невелика беда, моя совесть чиста. И деньги найду куда потратить…»

С этой мыслью Генрих повернулся на бок, накрыл ухо второй подушкой, чтобы не мешал шум из коридора, и довольно быстро уснул…

«М-м-м-м», – ощутив нежные прикосновения губ к шее, простонала Катя, и, подставляя ласкам иные части тела, перевернулась на спину…

Открыла глаза и с разочарованием поняла: «Приснилось…»

Рядом никого нет, в комнате тоже. А ведь сон был такой реальный, такой чувственный, такой сладкий!

Ее всегда злило и раздражало, если кто-то будил среди ночи. И неважно как: поцелуем или же приставучими ласками. Будь то Виталик, Генрих… И только с Вадимом все было иначе. И тело, и сама она словно ждали прикосновений, просыпались, оживали, чтобы отозваться всей силой таившихся сладостных желаний.

Как же она по ним соскучилась и как давно не была счастлива в постели! Восторг тела, выражаемый гортанными звуками, не подвластные сознанию конвульсии, заставляющие его содрогаться в волшебной невесомости…

Мужчина, с которым ей хотелось бы всё это повторить, прочувствовать заново, – почти рядом, спит в соседней комнате. Но накануне вечером он не дал ей ни малейшего повода думать, что желает того же, что и она: ни жестом, ни словом, ни взглядом. Выпили по бокалу вина, посидели, попытались поговорить. Но разговор не сложился: нехитрые вопросы, односложные ответы. Ходили вокруг да около, как по тонкому льду… Лед в итоге не подтаял, не проломился. И ближе они не стали. Вадим проводил Катю в гостевую комнату, пожелал спокойной ночи, закрыл дверь.

Все это походило на плохую игру актеров в неудачной пьесе. Каждый сам по себе, всё отстраненно, надуманно. При этом актриса и готова была бы подыграть, наладить хоть какой-то контакт на импровизированной сцене, но актер то ли этого не понял, то ли тяготился выпавшей ему ролью, но всем своим видом показывал: скорее бы закончился этот немилый душе и сердцу спектакль.

И хотя Катя не таила никаких надежд, возникло ощущение, что они еще больше отдалились друг от друга. Зря она втянула его в эту игру и осталась на ночь. Потому и засыпала долго, прокручивая в памяти фрагменты разговора, прислушиваясь к шорохам в соседней комнате, вспоминая, как было раньше…

И вдруг под утро так явственно воплотивший все тайные желания сон! Попробуй теперь усни! Не лежать же просто так, уставившись в темный потолок… Надо попробовать отвлечься, сходить, к примеру, в ванную, ополоснуть лицо. Нащупав на тумбочке очки и стараясь ступать бесшумно, она вышла в холл второго этажа и сразу услышала приглушенный разговор внизу.

«Вадим и Андрей Леонидович… Кажется, упомянули мое имя, – она напрягла слух, попытавшись уловить хоть что-то в неразборчивом бормотании. – Снова обо мне. Странно… Неужели Вадим советуется с кем-то в вопросах личной жизни? Или это как-то связано со вчерашней историей?»

Крадучись, она спустилась на пару ступенек вниз по лестнице. Голоса вдруг стали ближе, хозяин с гостем появились в поле зрения. Пришлось быстро подняться и спрятаться за колонну.

– …когда уже отвезешь в Ждановичи, постарайся держаться от нее подальше… На всякий случай. Будут новости – дам знать. Отдыхай…

Мужчины попрощались, захлопнулась входная дверь. На кухне звякнула посуда. Услышав приближающиеся к лестнице шаги, Катя быстренько вернулась в комнату.

«Поднимется – выйду навстречу. Будто случайно встретились», – решила она, замерев за дверью.

Но никто не поднимался. Устав ждать, Катя снова вышла в холл, подошла к лестнице, глянула вниз, прислушалась. Тишина. Осторожно спустившись по ступенькам, она осмотрела гостиную, кухню, подошла к окну в прихожей. Погасли светильники, подсвечивавшие дорожку к еще одному строению с окнами во всю высоту стены. Внутри зажегся свет, высветилась фигура Вадима. Сбросив халат, он сделал несколько круговых движений руками, слегка подпрыгнул и… исчез.

«Бассейн, – догадалась Катя, заметив фонтан брызг. – И я хочу… Только меня туда никто не приглашал», – грустно подумала она, и поплелась обратно наверх.

Ждать Вадима внизу показалось бессмысленным. Вечер и ночь плавно перешли в утро, ничего не изменилось. Она – нежеланная гостья, присутствие которой хозяин терпит лишь в силу хорошего воспитания.

«Постарайся держаться от нее подальше», – вспомнила она слова Поляченко. – Не волнуйтесь, Андрей Леонидович. Теперь я сама буду держаться подальше… На всякий случай».

Расстроенная, Катя положила очки на тумбочку, снова заползла под одеяло, отвернулась к окну, за которым становилось всё светлее, закрыла глаза… Не слышала, как в дом вернулся хозяин, как поднялся наверх, приблизился к двери…

…Вадим, прислушиваясь, стоял под дверью, за которой спала Катя. Коснувшись дверной ручки, он вдруг передумал и зашел в соседнюю комнату. Встав на невысокую стремянку, спрятанную в длинный шкаф вдоль стены, он отодвинул дверцу, сунул руку глубже и вытащил с антресоли перетянутый шпагатом полиэтиленовый пакет. Задвинув дверцу, соскочил на пол, словно набираясь решимости, помедлил, развязал узел и вытянул белый махровый халат. Тот, который Катя носила еще на Сторожевке.

Обнаружил он его в шкафу матери случайно. Как-то вечером в конце лета вместе с по-соседски заглянувшей в гости семьей Зайца пили чай в беседке. Погода неожиданно испортилась, поднялся ветер, резко похолодало, и хозяин пошел в дом за теплой одеждой для себя и гостей. Нина Георгиевна попросила принести ей шерстяной плед, который на лето спрятала на антресоли шкафа. Вот так и вышло, что нашел еще и халат, который мать с Галиной Петровной спрятали от него. А ведь он когда-то настоятельно просил его выбросить, чтобы не маячил перед глазами, не напоминал….

Дабы не портить настроение ни себе, ни матери, в тот день сын промолчал о находке, а после забыл. И вот вспомнил. Развернул, встряхнул, поднес к лицу: чистый, никаких запахов. Ну что ж, придется еще раз послужить старой хозяйке.

Вадим снова подошел к гостевой комнате, осторожно нажал на ручку, зашел… Отвернувшись к окну, Катя едва слышно посапывала. Аккуратно уложив халат на край кровати, он попятился назад в холл, закрыл за собой дверь.

Сквозь сон Катя почувствовала чье-то присутствие. Резко оторвала голову от подушки, осмотрелась: никого. Неужели снова приснилось? Неожиданно взгляд зацепился за нечто белое, возвышавшееся над одеялом. Протянув руку, она нащупала мягкую махровую ткань, подтащила к себе… Не может быть! Это же ее халат со Сторожевки! Она узнала его по вышивке с короной!

Катя вскочила, набросила халат, затянула пояс, приподняла края воротника, зарылась в них лицом. Как же она когда-то была в нем счастлива! И как гармонично смотрелись два одинаковых белых халата на стене в ванной!

За спиной раздался негромкий стук, повернулась дверная ручка…

– Доброе утро! – поздоровался Вадим. – Хорошо, что проснулась, уже собирался тебя будить. Вспомнил по старой памяти, что лучше всего помогало тебе по утрам…

Комната наполнилась тонким кофейным ароматом. Катя даже зажмурилась от удовольствия! Нащупала на тумбочке очки – так и есть: в руке Вадима маленький поднос с чашечкой кофе…

– Фантастика! С каких пор у тебя разрешено пить кофе в постели? – не удержалась она.

– С сегодняшнего утра, – он поставил поднос с чашкой на тумбочку. – Но только тебе.

– Глазам не верю! – Катя осторожно, двумя пальчиками взяла чашку за ушко, принюхалась, пригубила. – Или я все еще сплю?

– Не спишь. Предлагаю быстро позавтракать и ехать в грибы. Говорят, боровиков полным-полно.

От удивления Катя опустилась на край кровати и застыла с чашкой в руке. Что-то случилось, пока он был в бассейне? Она не ослышалась?

– В грибы?! А… Поляченко не будет против?

– Дался он тебе! – Вадим улыбнулся. – Что будешь на завтрак? Хочешь яичницу с сыром и беконом?

– С меня достаточно и кофе в постель…

– Я серьезно.

– Тогда лучше с овощами. Без сыра и бекона.

– Хорошо. Жду внизу. У нас двадцать минут на сборы.

– Я только домой позвоню…

Ладышев покинул комнату, Катя вытащила из сумочки телефон, посмотрела на экран: ни пропущенных звонков, ни сообщений. Не похоже на отца. Неужели отпустил наконец взрослую дочь?

– Папа, доброе утро! Как вы? – спросила она, будучи уверенной, что услышит в ответ «Когда вернешься?».

– Доброе утро, доча! Всё хорошо! Марта только что проснулась, садимся завтракать, и сразу – в лес, по грибы. А как ты?

Катя ответила не сразу: столько сюрпризов за одно утро, надо привыкнуть.

– И у меня всё хорошо. И мне тоже предложили съездить в грибы… Но если ты против, я приеду домой!

– С чего это я буду против? – не веря своим ушам, она снова присела на кровать. – Отдохни, развейся… Подыши, погуляй по лесу. Хоть до вечера, мы тут сами управимся… Да, чуть не забыл, Генриху напиши что-нибудь. Дважды за ночь звонил, тебя искал. Ну всё, мы спешим. До вечера!

Пытаясь осмыслить разговор, Катя механически открыла в смартфоне «Мобильные данные». На экран тут же посыпались сообщения, и почти все от Генриха. С момента, как она узнала, что он не имел отношения к операциям Марты, интернет в телефоне отключила: не хотела общаться, не хотела разборок по телефону. Лучше выскажет всё по возвращении в Энгер. За это время Оксана с Робертом подготовят недостающие ходатайства, которые по приезде она сдаст в ратхаус – администрацию города. Дату подачи документов на продление вида на жительство она наметила сразу после регистрации брака. Генрих уговорил ее не спешить: подаст прошение в новом статусе супруги гражданина Германии. Теперь же придется подготовить иной пакет документов и поторопиться с подачей – желательно до разговора с Вессенбергом. Катя всерьез стала опасаться мести. Тот Генрих, которого она знала с детства и которому безоговорочно верила, не имел ничего общего с человеком, о котором открылась такая нелицеприятная правда.

– …Катя, ты скоро? – донеслось снизу. – У тебя всё в порядке? – Вадим заметил озабоченность на лице спускавшейся по лестнице гостьи.

– Всё хорошо… Свободна до вечера, – успокоила она, присела за стол и непроизвольно улыбнулась.

Дежавю. Все почти так, как было раньше: утро, они оба на кухне в халатах, Вадим возится у плиты…

– Так с чем тебе яичницу?

– С овощами.

– С овощами… сыром и беконом, – добавил он. – До сих пор не могу понять, зачем тебе понадобился диетолог? Прекрасная фигура молодой женщины. Рожавшей.

– У меня было кесарево.

– Насколько я понимаю в медицине, особой роли это не играет… Готово! – перед Катей появилась тарелка с дымящейся яичницей. – Так и быть, сыр и поджаренный бекон я приготовил отдельно. Соус! – вспомнил он и открыл холодильник.

– А ты? А тебе яичницу?

– Я уже позавтракал… О! Икра красная! – вытащил он закрытый крышечкой салатник с икрой, которую не осилили вместе с Поляченко. – Завтрак холостяка! Мама в Москве, Галину Петровну я отпустил.

– Она до сих пор у вас работает?

– Что значит – работает? Они с мамой подруги, компаньонки. Я ведь с утра до вечера на работе… Галина Петровна теперь и живет неподалеку, на даче с любимым мужчиной.

– Ух ты! В таком возрасте…

– Для любви любой возраст нормальный, – не согласился Вадим. – Михаил трудится у меня помощником по хозяйству.

– Молодцы!.. А родственники в Москве, они кто?

– Мария – двоюродная племянница мамы, врач, доктор наук. Заведует кафедрой, преподает. Она гастроэнтеролог. Сын – архитектор, историк. Дочь – журналистка, работает на телевидении.

– Точно… Мне тогда написала девушка, представилась журналисткой, – вспомнила Катя. – Когда она сказала, что, возможно, в статье идет речь о ее родственниках, и попросила номер телефона, я растерялась. Не знала, как поступить: ни с тобой, ни с Ниной Георгиевной на тот момент уже не общалась. Рискнула, дала домашний номер на Пулихова… Вот как всё обернулось… Нина Георгиевна не простила меня за статью?

– Простила. В тот же день.

«А ты?» – едва не вырвалось у Кати.

– Мне понадобилось чуть больше времени, – Вадим словно услышал ее немой вопрос. – Но я тоже простил и забыл. Давно. А теперь даже готов поблагодарить за обретенных родственников… Маме необходимо было смириться со смертью Кельвина, как-то развеяться. Поездку в Москву она планировала несколькими днями позже. С трудом удалось уговорили поехать сейчас, – он умолчал, что не только смерть Кельвина послужила причиной срочного отъезда матери.

Подумалось: если бы Нина Георгиевна сейчас была дома, он никогда не пригласил бы к себе Катю.

– Очень жаль Кельвина… А давай к ее возвращению купим нового щенка! – осенила ее идея. – Говорят, что так быстрее забывается боль утраты.

– Ты считаешь?.. А знаешь, пожалуй, соглашусь. Пошли-ка, – позвал он ее в комнату рядом с лестницей. Катю еще вчера заинтересовало, что за этой дверью, но так как экскурсию по дому ей не предложили, спросить не решилась. – Кабинет. Изначально планировался как мой, но мама настояла на том, чтобы перевезти сюда отцовскую мебель. Книги, само собой. Не ожидал, что всё так удачно выйдет: и у меня есть место для работы, и память об отце жива.

Катя сделала несколько несмелых шагов… Кабинет Сергея Николаевича в старой квартире она помнила хорошо: массивный стол, диван, книжные шкафы. Всё стояло плотненько, можно сказать, впритык, потому казалось, что нельзя пройти, что-нибудь не зацепив. Теперь же места было гораздо больше, и мебель предстала во всей красе: резьба, инкрустированные вставки, отделка ручной работы. Добавились торшер, еще одно кожаное кресло, диван, шкафы, в которые перекочевали и книги из гостиной на Пулихова. Катя определила это по запомнившимся корешкам. При этом новая мебель идеально подходила к старой и по материалу, и по дизайну. Определить с первого взгляда, где новодел, а где, к примеру, помнившее профессора Ладышева кресло, было невозможно. Всё в обновленном кабинете смотрелось гармонично, а за счет широкого окна в пол еще и прекрасно освещалось. Из ретро-ансамбля выбивалась лишь современная техника на столе: ноутбук, большой монитор, современный принтер с функцией сканера.

– Здорово! – оценила Катя. – Сергею Николаевичу понравилось бы.

– Мама тоже так говорит, – чувствовалось, что похвала пришлась Вадиму по душе. – Он мечтал после того, как уйдет на пенсию, переселиться в эти места… Присядь, – показал он на современное рабочее кресло.

– А что с квартирой на Пулихова? – она решила не проявлять свою осведомленность.

– Продали. Павел Полевой купил. Ты, наверное, знаешь, что Полевые развелись, – стоя справа, Вадим включил ноутбук. – Сейчас поищем… Щенки малого пуделя, купить… Вот, смотри…

– Цвет не тот. Добавь в поисковик «серебристый окрас», – изучив фото предложений, посоветовала Катя. Близость Вадима, когда он несколько раз случайно коснулся ее плеча, мешала сосредоточиться. – Пишут, что без родословной…

– Не обязательно… Не будет же мама с ним по выставкам кататься. Кельвин тоже без родословной был. Здесь главное характер. А вот еще… И с родословной… Вот этот – вылитый Кельвин! Я помню его щенком!

– Слишком маленький, – с сомнением покачала головой Катя, рассматривая снимок. – Шесть недель всего… Ему бы еще пару недель рядом с мамкой побыть.

– Ты права. Мне за ним ухаживать некогда, а мама как раз на две недели уехала. Здесь есть резервирование, надо поговорить с хозяйкой… Телефон наверху оставил, – с досадой похлопал он по карманам халата.

– Мой возьми.

– …Здравствуйте! Извините, если рано! Я по объявлению… Да, щенок интересует… Серебристый… Номер? – Вадим глянул на монитор. – Три. Свободен? Замечательно! Мы хотели бы на него взглянуть и, если понравится, зарезервировать. Ну, или как там это называется… Сможем забрать через две недели. Хорошо, не вопрос! Когда надо сделать предоплату? Завтра? Договорились!.. Вадим и… Катя. Да, обязательно приедем! До свидания! Ну вот и решили, – вернул он телефон хозяйке. – Сейчас тебе сбросят адрес, завтра к десяти утра ждут. Пошли обратно на кухню.

– Завтра нас с Мартой на день рождения пригласили… – уже за столом вспомнила Катя. – К младшему сыну Вени… Но нам к часу, должны успеть.

– Точно! И мне на день рождения к крестнику – сыну Зины и Андрея! Хорошо, что напомнила, два года мальчугану. И тоже к часу. Так что все складывается удачно.

– А давно Зина и Андрей Леонидович вместе?

– Давно… – Ладышев наморщил лоб. – Считай, с того времени, как ты пропала. Или чуть позже… В тот день, когда я заболел, Андрей ушел от жены и больше не вернулся. Но с Зиной встречаться они стали позднее. Как только Поляченко официально развелся, почти сразу и поженились: тихо, без шума. Квартиру построили, скоро переедут.

– Рада за них. Особенно за Зину.

– Если честно, то жду не дождусь, когда она из декретного выйдет. Пока ее подруга замещает, соседка.

– А как ее зовут?

– Марина. Марина Тонева… Ты ее знаешь?

– Мир тесен… Мы вместе лежали на сохранении. Правда, я не сразу узнала, что она соседка Зины.

– Да… Иногда мир теснее, чем нам кажется. Ну что? Еще кофе? Надо спешить. Суббота. Боюсь, грибов в лесу не останется.

– Спасибо, очень вкусно! – поблагодарила Катя. – И кофе достаточно. Давай помогу убраться.

– Сиди, ты в гостях. Я сам, – отказал Вадим. – Сейчас спустимся в подвал, подберем тебе одежду. Сапоги, думаю, мамины подойдут. И камуфляж ее возьмем. Жаль, рации не поставил на зарядку… Ничего, в машине подзарядим. И навигатор тебе выдам. С тех пор как перестал ездить на охоту, столько всего лежит мертвым грузом…

– А почему перестал?

– Сначала компания рассыпалась, – Вадим довольно быстро убрал стол, дозагрузил посудомойку. – Заяц женился, у них с Ириной сын родился, взялись за ремонт дома. Год назад переехали, теперь мы соседи. Банкир наш как-то сам откололся, Полевому тоже стало не до охоты. Я, пока завод строил, только о стройке и думал. А тут еще Михалыча, егеря, инфаркт хватил. На пенсию он ушел. А если честно, как-то сам по себе интерес к охоте пропал.

– Я уж подумала, что тебе зверюшек стало жалко, – улыбнулась Катя.

– Не без этого, – согласился он, включив посудомойку. – Пошли в подвал за одеждой…

Услышав сквозь сон скрежет ключа в замочной скважине, Зина вскочила с кровати, стараясь не разбудить сына, на цыпочках выбежала из спальни, закрыла за собой дверь и нос к носу столкнулась с мужем.

– Ну наконец-то! Глаз за ночь не сомкнула! – чмокнула она его в холодную щеку. – Голодный? Мой руки. Поешь – и сразу спать… Владик полночи ворочался, просыпался. Может, потому, что мы целый день дома просидели и ему некуда было энергию выплеснуть?.. Всех бандитов переловил?

– Всех! – Андрей Леонидович разулся, даже не пытаясь уследить за скороговоркой жены, устало присел на пуфик. – Не суетись, я не голоден. Заехал к Вадиму, пришлось его разбудить. За это он меня завтраком накормил. Пошли лучше спать, – он постарался перейти на шепот, но для его баритона это было сложно, время от времени прорывались зычные нотки.

– Разве Ладышев был не с тобой? Чтоб он уехал и лег спать, не волнуясь, как там без него? – удивленная Зина застыла посередине прихожей. – Он не заболел?

– Не заболел, все в порядке, – Поляченко понял, что оплошал: теперь Зина не успокоится, пока не установит все причинно-следственные связи. – Обстоятельства сложились так, что ему пришлось срочно уехать.

– Какие обстоятельства? Нина Георгиевна в Москве, Кельвина нет… Что-то еще случилось?

– Всё, что уже случилось, сегодня ночью благополучно разрешилось. Пошли спать. Иначе я прямо здесь усну, – показал он взглядом на коврик под ногами.

– Ну… хорошо. Ты ложись, а мне уже не до сна: через час Маринку в медцентр отпускать. Как раз завтрак успею приготовить. У нее Эдик с ночной смены, пусть тоже поспит.

– А зачем так рано в медцентр да еще в субботу?

– Так диетолог у нее. Переписали на утро субботы.

– К Галецкой, что ли?

– Да. Странная она какая-то: то ли на самом деле от клиентов отбоя нет, то ли с головой непорядок. Два раза за неделю прием переносила!

– Предупреди Марину, что сегодня тоже приема не будет. Позвони или сообщение отправь.

– Как это? Почему не будет? Откуда ты знаешь? – опешила Зина.

– Потому что спит ваша Галецкая крепким сном под присмотром врачей и нашей доблестной милиции. Фигурантка уголовного дела она… Так что, боюсь, придется Марине другого диетолога искать.

– Вот это да! Телефон в спальне… Хотя нет, я лучше прямо сейчас к Маринке забегу, она уже должна проснуться! Халат только наброшу.

– Беги, – кивнул Поляченко, внутренне радуясь, что внимание супруги удалось переключить на другой объект и допрос окончен.

«Надо же такому случиться! Первой жене было абсолютно все равно, чем я занимаюсь, грозит ли мне опасность. Зато вторая беспокоится за двоих, а то и за троих, – сравнивал он, заходя на кухню: захотелось пить. – Даже не знаю, что лучше…»

Зазвонил телефон.

– Да, Саша… А как они узнали, что там была еще одна женщина?.. Понятно… – Андрей Леонидович прикрыл дверь на кухню. – Если с утра пойдут все подряд камеры смотреть, то заметят и Екатерину Александровну, и как ее Ладышев увозит. Быстро они… Езжай домой, поспи. После обеда встретимся и все обмозгуем. Да, хорошо…

– А о какой Екатерине Александровне шла речь? – уже в халате встретила его в прихожей Зина. – Куда ее Вадим Сергеевич увез?

Поляченко вздохнул: теперь не успокоится, пока не получит вразумительный ответ. Вот из кого вышел бы классный следователь!

– Некрасиво подслушивать! – как ребенка, укорил он супругу. – Ему женщину одну надо было отвезти.

– А почему ее Ладышев повез, а не Зиновьев? Почему не отправили на такси?

– Саша мне был нужен там.

Поляченко снова отругал себя, что сболтнул лишнее. А Зина так устроена, что «лишнего» для нее не бывает. Так или иначе докопается до истины.

– Вы кого-то укрываете? Это криминал, да? – загородив собой проход, Зина сверлила мужа взглядом дознавателя.

– Да никого мы не укрываем! С чего ты взяла? – отмахнулся он.

– Андрюша, я серьезно. Если Вадиму Сергеевичу пришлось срочно кого-то увозить с места преступления, значит, этот кто-то в нем замешан. Вы оба – законопослушные, вполне адекватные, отдающие отчет своим поступкам люди. Зачем вы это сделали? Кто эта женщина? Я знаю только одну Екатерину Александровну, ради которой он был на такое способен. Но Катя сейчас далеко! Или… Катя здесь?! – ее глаза расширились.

– Зина, какая Катя? Прошу тебя, не лезь в наши дела! – стал закипать Поляченко. – Я не могу, не имею права тебе всё рассказать, и мы это уже не раз обсуждали! Но если ты и дальше будешь так обостренно реагировать на мою работу, а тем более подслушивать под дверью, я вынужден буду скрывать от тебя гораздо больше! Всё! Я иду спать!

Прихватив костыль, Поляченко дошел до двери спальни, оглянулся… Вид застывшей в прихожей женщины – опущенные плечи, слезы в глазах – заставил его развернуться, подойти, крепко прижать к себе.

– Ну, прости за резкость! – ощутив прилив нежности, погладил он ее по волосам.

Зина подняла лицо. По щеке побежала слезинка, муж вытер ее кончиком пальца.

– Это ты меня прости! – всхлипнула женщина. – Я понимаю, что не права… Только я ничего не могу с собой поделать. Я… я очень тебя люблю! – она обвила руками шею мужа. – Я так долго тебя искала, так долго ждала и так боюсь потерять!

– Да не собираюсь я теряться, с чего ты взяла! Только-только научился быть счастливым, и сразу потеряться? Не дождешься! А ну-ка быстренько прекрати плакать: Владика разбудишь! – произнес он ей на ухо. – И вообще, ни к какой Маринке ты сейчас не пойдешь! Вместе с тобой мы пойдем в зал на диван и воспользуемся моментом!

– А спать? Ты же которые сутки без сна? – улыбнулась она сквозь слезы.

– Не увиливай! Высплюсь еще. А вот то, что я которые сутки без лучшей в мире женщины, начинает меня напрягать… – он нашел ее губы.

Маленькая хрупкая женщина привстала на цыпочки, потянулась…

Именно такая прелюдия была их любимой, потому что напоминала о первой близости, случившейся прямо в рабочем кабинете Поляченко. Шеф тогда долечивался в Германии, оба они чувствовали повышенную ответственность за оставленную на них компанию, постоянно общались по поводу и без и старательно скрывали свой интерес друг к другу. Пока в один прекрасный день накопившиеся нежность и желание не смели хрупкие барьеры перед долгожданным счастьем…

2

– …Сейчас линет! Бегом к машине! – под грохот грома Вадим подхватил свою и Катину корзины и побежал в направлении лесной дороги. – Не отставай! – оглянулся он.

Фигура Кати мелькала слева между деревьями. И вдруг пропала. Пришлось остановиться.

– Катя, ты где? – нажал он кнопку на рации.

– Я здесь! – раздалось в ответ. – Э-э-э-й! – тут же разнеслось эхом по лесу чуть позади. – Неси обратно мою корзину! Пожалуйста! Здесь целая поляна боровиков!

– Промокнем. Плащи в машине…

– Ну не оставлять же!

Ничего не оставалось, как поспешить обратно.

– Смотри: один, два, три, четыре… семь… – Катя выложила в корзину боровики, которые с трудом умещались в руках, поправила очки. – Там еще три… И слева от тебя за деревом… И там за елкой… После толпы грибников мы два часа по одному собирали, а здесь место нетронутое!.. Ой, вот там еще вижу! И на пригорке! – не обращая внимания на усиливающийся дождь, воскликнула она в азарте.

Подвинув одну корзину ближе к ней, Вадим выкрутил боровик рядом с собой, заметил еще один, еще…

К машине они подбегали промокшие до нитки, но зато с полными лукошками боровиков. Пришлось даже пакет достать, чтобы не растерять их по дороге.

– А-а-а! Какие мы молодцы! – в полном восторге Катя прыгала перед открытым багажником и никак не могла успокоиться. – Все обошли этот бурелом, а я прямо в него забежала! Пятьдесят шесть штук, считай, на одном месте! А-а-а! Какая я молодец!

– Молодец, молодец, – подтвердил Вадим, высыпая грибы из пакета в контейнер. – Давай быстрее в машину!

Едва они плюхнулись на сиденья, как небо окончательно прохудилось и дождь полил стеной: сквозь залитое водой стекло были видны только серо-зеленые разводы.

– Снимай сапоги, куртку, камуфляж, – он завел двигатель (автоматические щетки тут же зашлись в истерике), достал пакет с заднего сиденья. – Вот твои вещи, переодевайся… Я отвернусь, – спохватился, поймав ее взгляд. – До дома почти семьдесят километров, простудишься.

– А ты?

– И я. По очереди. В кои-то веки сбылся прогноз: местами грозы и ливневые дожди. В одном из таких мест мы и оказались.

– Ага! Как специально! – продолжала веселиться Катя, активно двигаясь на соседнем сиденье. – Я ради такого местечка еще сто раз готова под ливень попасть! Вот увидишь, мы эти грибы и этот дождь всю жизнь вспоминать будем!

– Я закурю. Ты не против?

– Твоя машина, делай что хочешь. Давно на новую поменял?

– Два года назад. Продал две, купил одну. Марка та же, если ты заметила.

Вадим достал из подмокшей пачки сигарету, опустил стекло, попытался прикурить, но вымокшая зажигалка категорически отказалась работать.

– Извини, – не поворачиваясь, он потянулся к нижнему бардачку, где лежала запасная. Открыл, пошарил внутри рукой. Захлопывая крышку, нечаянно коснулся ладонью оголенного колена. Как назло, с первого раза крышка бардачка не захлопнулась. Пришлось посмотреть, что мешает: файл с распечаткой последнего ТО. При этом в поле зрения попали уже оба обнаженных колена. Вадим запихнул файл внутрь и закрыл наконец крышку, при этом снова коснувшись ладонью прохладной кожи…