Текст книги "Миг бесконечности 2. Бесконечность любви, бесконечность печали... Книга 2"

Автор книги: Наталья Батракова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

«Не пойду, – спрятала она в сумку ключи, спустилась с крыльца и присела на скамейку под окнами: если Марта проснется и позовет маму, должна услышать. Надо решить, как жить дальше… Ясно одно: Вадим должен знать, что Марта – его дочь. Как никто другой, он имеет на это право. Благодаря ему она появилась на свет, благодаря ему живет. Даже если бы не оплатил операции – он и Марта имеют право знать. Все остальное – мои домыслы, мой материнский эгоизм, моя гордыня. Дальше пусть сам решает, как с этим быть… Второе: порвать все отношения с Генрихом. Я никогда не прощу ему обман. И почему я ему поверила, почему верила все эти годы? Потому что считала другом? Мне и в голову не приходило, что он способен меня обмануть! Не насторожило и то, что всячески препятствовал моему общению с фондом. А ведь это абсолютно нормально – поблагодарить людей за помощь, поддерживать с ними отношения! Убеждал, что он с ними постоянно на связи, а мое вмешательство и мой несовершенный немецкий могут повредить. Чушь какая-то!.. Мол, моя задача – растить дочь, следить за ее здоровьем и ни о чем не волноваться. Вот только зачем он переписывался с фондом от моего имени? Все письма, которые пересылались Вадиму, приходили с моего адреса. А я и понятия о них не имела… Выходит, взломал почтовый ящик или установил троянскую программу и отслеживал всю мою переписку: в соцсетях, в мессенджерах! Надо отдать Вене ноутбук, пусть попросит Дениса проверить… Что ни говори, а Генрих «позаботился» о нас на славу, и другого выхода, кроме как выйти за него замуж, мне не оставил. «Столько для вас сделал: нашел фонд, бросил работу, люблю беззаветно…», – припомнив аргументы Вессенберга, Катя горько усмехнулась. – И ведь верно все рассчитал, меня подтачивало чувство вины перед ним: стольким пожертвовал, а я неблагодарная, черствая и бездушная эгоистка…»

В ночной тишине свистнула электричка, откуда-то с кольцевой послышался вой сирены – то ли милиция, то ли пожарная, то ли скорая спешит на помощь…

«Как все это пережить? – Катя закрыла глаза и откинулась к деревянной спинке. – Хорошо бы прямо сейчас вколоть хитрое снотворное, уснуть и проснуться ровно через год: операцию Марте сделали, никакого Генриха рядом нет, мы вернулись домой. Жаль только, что былых отношений с Вадимом уже не вернуть. Слишком много ошибок, которые не прощаются, не вычеркиваются из памяти… И только я сама во всем виновата… Похолодало, – зябко поежилась она, посмотрела на кухонное окно: света не было. – Догадался, что не хочу разговаривать, и пошел спать? Если это так, то спасибо, папа! Заболеть мне сейчас никак нельзя…»

Катя взбежала на крыльцо, открыла дверь. В доме было тихо и темно. Не включая света, она разулась, на цыпочках пересекла прихожую, стараясь не шуметь, открыла и закрыла за собой дверь комнаты, разделась, заползла под одеяло. Рядом посапывала Марта. Стараясь не коснуться ее холодными руками, она осторожно поправила подушку под ее головкой, проверила уложенное между краем дивана и стеной покрывало. Глаза понемногу привыкли к темноте, различили очертания родного личика.

«Не зря ты отказывалась принимать Генриха, сердцем чувствовала, что ему нельзя верить. Прости, родная, что я уговаривала тебя смириться… Обещаю, что скоро познакомлю тебя с настоящим папой. А если Вадим подумает, что мое признание продиктовано очередной необходимостью денег на операцию? Все складывается не в мою пользу: приехала, призналась, попросила денег. Сложно будет доказать, что это не так. И его поставлю в неловкую ситуацию. Оля сказала, что у него материальные затруднения… Все ясно. Сначала надо проделать хоть какую-то работу над собственными ошибками. Самое простое решение вопроса – продать квартиру. Бедный отец, как же тяжело ему будет принять, что Генрих оказался еще большим подлецом, чем Виталик… Но квартиру я все равно продам», – решила она.

И сразу почувствовала облегчение, вместе с которым пришло хоть какое-то внутреннее спокойствие. Не зря она так рвалась в эту поездку. Как хорошо, что успела узнать правду до того, как совершила очередную ошибку! На сей раз фатальную: и в своей судьбе, и в судьбе дочери…

«Зачем он вмешался и остановил того парня? Подумаешь, собак травил! Да хоть людей, нам какое дело! У нас другая задача, – мысленно возмущалась Валерия по дороге домой. – Яблоко от яблони недалеко падает: весь в своего слабохарактерного папашу! Сентиментальный сопляк! Зря с ним Грэм связался, в этом деле от меня было бы гораздо больше пользы! А если бы нас узнали? Тот же Ладышев с какими-то людьми вышел на улицу, я его сразу рассмотрела. Попадись я ему на глаза – как объяснила бы прогулки рядом с его домом? Не хватало мне новых унижений!» – она едва сдерживалась, чтобы не высказать упреки вслух.

Признаться, Максим и сам себе не мог объяснить, что им двигало, когда помог поймать беглеца. Работа в охранном бизнесе научила его быстро оценивать ситуацию и принимать решение, а потому, как только сообразил, кто бежит навстречу, в голове тут же что-то щелкнуло, и дальнейшее происходило уже на уровне приобретенных профессиональных навыков. Остановить бегущего малолетку не составило труда – по работе, бывало, приходилось догонять и обездвиживать настоящих преступников, а не безоружную гопоту.

Но было еще нечто, толкнувшее к такому шагу: старший сын Обуховых с детства отличался обостренным чувством справедливости и всегда брал под защиту слабого, беззащитного, отчего и прослыл драчуном. В данной ситуации слабыми и беззащитными были собаки, обреченные на мучительную смерть на руках любящих хозяев или в одиночестве в каком-нибудь овраге. Перед злой волей человека они изначально были жертвами. Потому он и остановил их мучителя и убийцу.

И едва не выдал себя: среди преследователей оказался человек Ладышева. Максим узнал его сразу. Именно с ним он боролся за сумку в грязной канаве. Инстинкт самосохранения сработал мгновенно: крепко ухватив Валерию за руку, он рванул в сторону леса. Изучив накануне подробную карту местности, он хорошо представлял, где машина, и днем вышел бы к ней без труда. Но полная темнота внесла коррективы: ноги увязали глубоком мху, спотыкались о пни и коряги, по рукам и лицу стегали высокие заросли малины и крапивы. При этом приходилось периодически помогать женщине рядом: то поднимать с земли, то тащить за собой в гору. О каких-то ориентирах речь в таких условиях не шла. Так что, пока вышли на дорогу, поплутали они изрядно. Помогли свет фар машин, время от времени прорезавший темноту, и звук, доносившийся от железной дороги.

На ходу Максим знаком указал Валерии на пассажирскую дверь, сам сел за руль, домчал по извилистому полотну до железнодорожного переезда, но, выскочив к трассе на Минск, остановился: следовало поменяться местами. Если вдруг остановит ГАИ, притворится спящим.

За оставшееся время пути нужно было сосредоточиться, собраться с мыслями и заново всё проанализировать. О том, что Грэм и сам собирался ехать в Крыжовку, Валерия, похоже, не знала. Как и о том, что ему и ей, увязавшейся следом, выпала роль наблюдателей, которые, если потребуется, должны отвлечь внимание на себя. И ждать сигнала, что делать дальше. Так оно и вышло: задержали беглеца, отвлекли внимание. Но произошло это раньше времени. Форс-мажор: вряд ли Грэм знал, что в поселке идет операция по поимке догхантеров. Весьма сомнительно, что ему удалось бы проникнуть незамеченным в дом Ладышева. Зачем – Максим не знал. Но догадывался.

«Грэм действует не один, у него точно есть помощник. В начале лета, когда он передавал мне блоки, тоже был не один: за рулем сидел человек, знакомить с которым никто не собирался. Из машины он не выходил. Скорее всего, постоянно находился в городе, наблюдал за мной, за Ладышевым, за его заводом… И как мне это не пришло в голову раньше! – недовольно скривился Максим. – А ведь мы с Валерией лишь пешки в чужой, хорошо продуманной игре… О том, что уехали, я ему сообщил. Должен скоро появиться. Покараулю у подъезда: вдруг повезет и Грэм будет не один?»

– Высади меня в арке. Паркуйся и иди домой, – буркнул он Валерии. Заметив ее вопрошающий взгляд, холодно продолжил: – Я скоро.

«Можешь вообще не появляться, глаза бы мои тебя не видели! – едва сдержалась та, чтобы не озвучить ответ. – Успею поговорить с Саецки: надо его убедить, насколько он ошибся, выбрав Максима!»

Но в квартире никого не было. Как не было и обещанного ужина. Раздраженная, Валерия стянула с себя грязную одежду и направилась в душевую…

9

…Катя сидела на скамейке, рядом в песочнице копошилась Марта. Вдруг внимание привлекла женская фигура за забором, очень похожая… Мама?!

Рванув к калитке, Катя выскочила на улицу и тут же столкнулась с женщиной. Но это была не мама…

– …Нина Георгиевна?! Здравствуйте! А что вы здесь делаете?

– Здравствуй, Катенька! Кельвина ищу. Потерялся… Все дворы обошла, к набережной сходила – нигде нет. И Вадик ищет… Ой, да вот же он! – показала она рукой в сад.

Катя оглянулась и не поверила глазам: вместо яблонь, увешанных созревающими плодами, стояли футбольные ворота, мальчик, очень похожий на Зигфрида, бежал за мячом по газону. Вдали виднелась набережная Свислочи.

«Это не Вадим, это наш сосед Зигфрид. Неужели вылечился? Он ведь не мог бегать!..» – захотела сказать она.

Но Нины Георгиевны рядом уже не было. Никого не было. Лишь в конце улицы виднелась фигура женщины, напоминавшей маму, рядом с ней крутилась шустрая собачка, похожая на Кельвина…

«Надо их догнать! С кем бы оставить Марту?» – Катя растерянно посмотрела в сторону песочницы.

Дочери в ней не было. Не успев испугаться, она почувствовала, как кто-то тянет ее за руку…

– Мама, мамочка, я писать хочу…

Катя открыла глаза: дочь стояла на ковре у дивана и переминалась с ножки на ножку.

«Сон… Это всего лишь сон!» – облегченно выдохнула Катя.

– Конечно, дорогая, – подхватилась она, сонно протирая глаза; набросила халат.

В сопровождении при посещении туалета Марта давно не нуждалась: справлялась сама и категорически отказывалась от предложений помочь. Но в доме дедушки проявилась одна проблема: все выключатели располагались высоко, и ребенок, боясь темноты, наотрез отказывался заходить в неосвещенное помещение.

«Шесть… Раннее случилось утро», – зевнула Катя, включая свет в туалете.

В надежде, что кто-то из близких смилостивится и позволит ей еще немного поспать, она на цыпочках пробралась к хозяйской спальне, заглянула в приоткрытую дверь: пусто. И машины во дворе не было. Странно. Накануне вроде никуда не собирались. Планы, конечно, могли измениться вечером, а она вернулась поздно, вот и осталась непосвященной.

– Марточка, дедушка с бабушкой не говорили, куда собираются поехать? – поинтересовалась она у дочери, вышедшей из туалета.

– Они грибы поехали искать. Сказали, что если найдут, то в следующий раз возьмут и меня. Мы вечером тебя ждали-ждали, а ты все не ехала, не ехала… Дедушка с бабушкой даже поругались, – поправляя на себе пижаму, шепотом выдала секрет малышка. – Немножко.

– Из-за чего?

– Дедушка говорил, что ты снова с каким-то дядей, что надо тебя остановить, а бабушка ему отвечала, что ты уже не маленькая и сама во всем разберешься. А потом мы с бабушкой Ариной пошли спать. У меня зубик заболел, она мне его сказками заговаривала.

– А сейчас не болит? – насторожилась Катя: второй раз за неделю жалобы на зубную боль. Придется искать детского стоматолога.

– Нет. А с каким дядей ты была?

– Дедушка ошибся: я была с тетей. В гостях у хороших тети и дяди.

Информация, выданная с детской непосредственностью, окончательно прогнала сон. Выходит, полного согласия между отцом и Ариной Ивановной в отношении нее нет. И это хорошо. Отчасти отца можно считать подготовленным к тяжелому разговору. Все же она переживала, как он отреагирует на обман Генриха, и беспокоилась за его сердце.

– А у них дети есть?

Чувствовалось, что дочь успела соскучиться по детской компании.

– Да: мальчик Игнат и девочка Ксюша.

– А сколько им лет? – оживилась Марта, заползая на табуретку в кухне.

– Игнату столько же, сколько тебе, он всего на день старше. Ну а Ксюша уже совсем большая.

– Как Зигфрид?

– Почти.

– Жаль, – погрустнела Марта. – Я люблю дружить с маленькими девочками и большими мальчиками. Как Зигфрид. Маленькие мальчики мне не нравятся: отбирают игрушки, дерутся, капризничают. А большие девочки, как Нина, не хотят со мной играть. Апельсин пришел! – заметила она появившегося на кухне кота.

Спрыгнув с табуретки, она подбежала к ящику, где хранился корм, насыпала сухих хрустяшек из пакета в одну миску, в другую подлила воды из кувшинчика, взяла губку, промокнула следы капель на линолеуме. Наблюдая за ней, Катя улыбнулась: впору и маме поучиться!

«Как же они похожи, отец и дочь! И внутренне, и внешне: глазки, как бусинки, темные волосы… На детских фотографиях у Вадима они тоже завивались в локоны… Едва ее увидела, сразу поняла: ничего от меня в этом личике нет, все папино. Разве что глаза были с синевой. А они взяли и к году стали карими», – вспомнила она и вдруг поймала себя на мысли, что впервые не пытается запретить себе видеть в Марте отцовские черты. Ей это даже понравилось: сравнивать, выискивать что-то новое, унаследованное от Вадима.

Для всех родных эта тема была под запретом, дабы не травмировать психику ни матери, ни ребенка. И все же нет-нет да вырывалось неосторожное высказывание. Тот же Александр Ильич на днях подивился, когда внучка принялась отчитывать его за то, что прямо в сапогах потопал на кухню:

– Какая же ты болботуха, Марта! Но это понятно в кого: мама маленькая была такой же говорливой. Но вот в кого у тебя врожденное стремление к порядку?

Словно испугавшись собственных мыслей, дедушка тут же постарался переключить внимание Марты:

– Сама в себя моя внучка! Умница, красавица, помощница!.. Виноват, Марта. Сейчас же разуюсь!..

«Половина седьмого, – замешав тесто на сырники, Катя посмотрела на часы. – Жаворонок ты мой… И в этом ты тоже пошла в своего отца: пусть и недолго мы были вместе, но не помню дня, чтобы я проснулась раньше Вадима. Позавтракаем и начну изучать рынок недвижимости. Интернет мне в помощь…»

Зина завезла сына в садик, предупредила воспитательницу, что заберет его сразу после тихого часа, и помчалась на производство: субботник, надо помочь Марине с уборкой. Подруга ждет помощи, так как все еще комплексует перед шефом.

Марина Тонева, приятельница и соседка по подъезду, стала личным секретарем Ладышева чуть больше года назад, сразу после выхода из декретного отпуска. При этом сменила другую секретаршу, которую, уходя в декрет, Зина подбирала сама и, можно сказать, сама же и уволила, заставив написать заявление об уходе: несмотря на хвалебные рекомендации, девушка оказалась ленивой, несобранной, львиную долю рабочего времени проводила в соцсетях да еще пыталась подкатить к шефу.

Тертый жизнью Вадим Сергеевич на это не реагировал и на корню пресекал любые попытки приблизиться хоть на шаг. Да и в офисе на Воронянского времени он проводил мало, всё больше в новом здании, где шли отделочные работы. Поначалу ни он, ни Андрей ничего Зине не рассказывали, но однажды ей всё стало известно: девица потребовала пересчитать зарплату и вдрызг разругалась с бухгалтерией! Сначала досталось Калюжной, на что та молча показала приказ о лишении скандалистки премии за систематические опоздания. Схватив приказ, та рванула в кабинет к Новожиловой и, несмотря на то, что шло совещание с представителями инвестора, устроила там скандал. Чем вывела всегда выдержанную Ксению Игоревну из себя: да на месте шефа она лишила бы наглую девицу не только премии, но и рабочего места! Когда такое было, что Ладышева ищут не через личного секретаря! Обозвав главного бухгалтера неприличным словом, секретарша ретировалась, Новожилова же по окончании совещания позвонила Зине: или ты сама уберешь свою протеже, или та вылетит с работы как пробка за несоответствие занимаемой должности.

Сначала Зина растерялась, затем расстроилась: девушка была дочерью приятельницы, с которой она сошлась на курсах вождения и с которой поддерживала отношения. В разговорах та периодически нахваливала дочь, окончившую престижный факультет университета, расстраивалась, что у той никак не получается найти хорошую работу. Вот добрая душа Зина и предложила свое место, когда засобиралась в декрет. Специальность подходящая – делопроизводство; зарплата достойная. Ей бы засомневаться, почему спустя два года после университета девица так и не устроилась на работу, посоветоваться с супругом, но времени до родов оставалось мало, и, махнув рукой на условности, Зина стала обучать претендентку на вакантное место. Занятый по горло делами стройки Поляченко вынужден был довериться супруге. Еще и поторапливал: быстрее передавай дела. Волновался, что родит прямо на рабочем месте. Единственное, на чем настоял: контракт только на год. Дальше будет видно. Как в воду глядел!

Через день после ухода в декрет Зина родила. Вернее «общий папа» Клюев убедил делать кесарево: перехаживает, и плод крупный. Зачем рисковать? В результате ребенок отделался легким испугом, чего не скажешь о матери: сначала долго не могли остановить кровотечение, затем началась аллергическая реакция на безобидный вроде антибиотик. Из больницы Зину выписали лишь через месяц: худющая, обессиленная. На Андрее Леонидовиче тоже не было лица: сказался месяц запредельных волнений. А выписали – легче не стало: жена, новорожденный ребенок и пасынок – все на его плечах. Сутками не спал, так что Ладышев даже Галину Петровну ему в помощь откомандировал.

Но у Зины был бойцовский характер: уже спустя полгода она мало чем отличалась от той, какой была до беременности. Разве что немного поправилась, о чем всегда мечтала. И все же ее старались лишний раз не тревожить, а потому она была уверена, что на ее рабочем месте все в порядке: ни звонков, ни жалоб, ни замечаний.

И вот тебе на! Устроив вечером допрос супругу, Зина всю ночь не спала. Оказалось, что с приходом новой секретарши сотрудники обходят приемную стороной, а если нужен шеф, то ищут его где угодно, но не в кабинете. И бывал он там лишь по необходимости, да и то не один: старался избегать девушки, оказывающей ему недвусмысленные знаки внимания. Андрей Леонидович давно хотел рассказать жене, однако Ладышев запретил: мол, потерпим до окончания контракта – и до свидания! Не стоит из-за этого беспокоить супругу, пусть занимается ребенком. Но в конце концов и терпению шефа пришел конец. Мало того, что девица устроила скандал в бухгалтерии, так еще и Сифоненко написал на нее докладную: из-за того, что секретарша вовремя не разобрала корреспонденцию, прошляпили сроки предложения по скидкам от важного поставщика. В среду она, видите ли, не успела, в четверг замоталась и забыла, а в пятницу была в отгуле.

Не сказав мужу ни слова, сразу после его отъезда в Колядичи Зина собрала грудного сына и отправилась вместе с ним в офис на Воронянского. Секретарша, как всегда, задерживалась, шеф тоже отсутствовал, а потому Зина, не спрашивая ни у кого разрешения, перенесла люльку с ребенком к нему в кабинет, а сама принялась за работу: благо Владик был золотым ребенком и мог спать часами. Первым делом она открыла на компьютере журнал учета корреспонденции и пришла в ужас: поступающая почта не фиксировалась, письма неделями ждали ответа.

Дальше – больше и хуже: как показала беглая ревизия посещаемых страниц и закладок в компьютере, девица только и делала, что сидела в социальных сетях или смотрела сериалы. Такого отношения к служебным обязанностям Зина не просто не понимала, она его терпеть не могла! Разгневавшись (а в гневе она была ох как страшна!), Зина положила перед появившейся девушкой лист бумаги, ручку и, шипя и раздувая ноздри, продиктовала заявление об уходе по собственному желанию. Испуганно хлопая ресницами, та, не смея ослушаться, написала заявление, собрала вещи и, пятясь спиной вперед, покинула кабинет. Но, видно, перед тем, как покинуть здание, позвонила и пожаловалась мамаше. Звонок приятельницы раздался почти одновременно с плачем проснувшегося сына. Посмотрев на телефон, Зина сбросила звонок, занесла два номера в «черный список» и с легким сердцем отправилась к ребенку.

Одна задача была решена, но автоматически появилась другая: кто теперь будет разбирать почту, заниматься делами? К тому же вскоре предстоит переезд в новый офис в Колядичи, надо обживаться на новом месте… Ее прямо ужас охватил: что же делать?!

И тут позвонила Маринка… Всего лишь поинтересоваться, куда с самого утра пропала соседка. Зина тут же вспомнила, что у подруги заканчивается декретный отпуск, что на старое место работы она выходить не хочет… Предложение созрело мгновенно: а не поработать ли Тоневой на месте Зины? Работа непыльная, хорошо оплачиваемая. К тому же, учитывая, что Маринка тоже сдала на права и недавно купила машину, проблем с транспортом до Колядичей у нее не возникнет.

Всё про всё заняло еще час, и уже назавтра у Ладышева был новый личный секретарь. Учитывая, что жили женщины рядом и за день общались не единожды, можно было сказать, что Зина вернулась на работу: знала все обо всем, обо всех и, соответственно, помогала Маринке и советом, и личным присутствием, если требовалось.

– Мариша, я уже на кольцевой, – набрала Зина подругу. – Ты как?

– Жду тебя. Вадима Сергеевича пока нет на месте, но без тебя я боюсь начинать уборку в его кабинете. Может, я пока начну с приемной?

– Ничего и никого не бойся, заходи и приступай к санузлу. Его сто лет не мыли!

– Ну как же сто лет? Две недели назад, не больше. Валентина обижается, что шеф ее редко туда пускает.

– Пусть обижается. Только я уверена, что там такие чистота и порядок, каких у нее дома отродясь не было! Но мы все равно приберемся. Успеем до его приезда.

– Уехал куда-то? Мне ничего не сообщил… – расстроилась Марина, ревниво относящаяся к тому, что Ладышев не всегда посвящает ее в свои планы.

– Не переживай, никуда он не уехал. Мой дома не ночевал, до сих пор у него, – Зина вздохнула. – Сама мало что знаю. Так что приступай.

– Слушаюсь! Только пойду возьму у Валентины парогенератор для душевой.

– Правильно! Скоро буду.

Зина аккуратно перестроилась из правого в крайний левый ряд, прибавила газу: хватит ползти как черепаха! Сегодня дел запланировано – вагон, маленькая тележка и багажник ее автомобиля…

Отец с Ариной Ивановной вернулись домой около полудня. Учитывая ранний подъем, Катя с Мартой к этому времени успели и пообедать. Дальше по расписанию был дневной сон, но дочь уговорила еще немножко подождать дедушку с бабушкой. Марта ковырялась в любимой песочнице, а Катя с ноутбуком сидела на скамейке и просматривала выставленные на продажу квартиры в районе Гвардейской. Изучала предложения и расстраивалась: за время ее отсутствия недвижимость сильно подешевела. Конечно, она об этом слышала, но не интересовалась, насколько упала цена. Теперь же получалось, что даже с учетом мебели, но за вычетом штрафа за досрочное расторжение договора аренды она еле-еле вписывалась в необходимую для операции сумму. То есть после оплаты медицинских расходов у нее не останется ни-че-го!

Но иного варианта не было.

– Мама, дедушка с бабушкой приехали! – Бросив лопатку и формочки, Марта побежала навстречу въезжавшей во двор машине. – Вы нашли грибы?

– Ну конечно нашли! – вышедшая из машины Арина Ивановна подхватила внучку на руки. – Разве с твоим дедушкой можно вернуться из леса без грибов? Я-то их не вижу, прохожу мимо, а дедушка все видит: справа, слева, под ногами. Иногда прямо за мной их находит. Говорит: глянь, там справа во мху боровичок. Я кручусь: никакого боровика нет! А он подходит, мох слегка раздвинет – и точно, боровичок! Нюхом он их чует, что ли?

– Ух ты, как много!.. – заглянув в открытый багажник, Марта открыла рот и замерла.

Подошла и Катя.

– Ничего себе!.. – ровные ряды контейнеров с грибами вызвали восторг не только у ребенка. – Одни боровики! И такие маленькие, такие красавчики!

– Только пошли, – прокомментировал довольный отец. – Переростков еще нет, все один в один, молоденькие. И не только белые: там ниже и маслята, и лисички с подберезовиками. Полный комплект, – он стал выгружать контейнеры в тень под крышей. – Завтра снова пораньше поедем, пока народ не разнюхал. К выходным в лесу будет не протолкнуться.

– А я? Ты же обещал свозить в грибы, – напомнила Катя, взяла в руки боровичок, понюхала и закрыла глаза от удовольствия: – Боже, какой запах! Фантастика!

– Могу взять вместо Арины. Как договоритесь. Кому-то ведь надо за Мартой смотреть.

– Не надо за мной смотреть! Я тоже хочу в лес за грибами. Ты обещал! – насупилась малышка.

– Ну, хорошо, хорошо! Всех возьмем! – успокоил дедушка. – Будешь вместе с бабушкой ходить. Если уж потеряетесь, то вместе вас будет легче найти.

– Ура! – Марта подбежала к развешивавшей на заборе лесную одежду Арине Ивановне и объявила: – Бабушка, я с тобой буду в лесу ходить, иначе ты потеряешься!

Переглянувшись, Катя с отцом улыбнулись.

– Давай, помогу в машине прибраться, – предложила дочь.

– Зачем? Только багажник смести. Завтра снова в лес, после и почистим. Лучше помоги Арине с грибами: маслята маленькие, не один час чистить. Но сначала с белыми надо разобраться: потеплело, как бы черви не поточили. В лесу, как солнце взошло, даже жарко стало.

– Не могу, папа, извини. Мне в город надо.

– Зачем? – голос отца стал жестче.

– В агентство недвижимости. Хочу выставить квартиру на продажу. Не подскажешь, где лежит техпаспорт? Я не нашла его в документах.

Словно не услышав, Александр Ильич сходил за стоящим у крыльца веником и принялся усердно мести застеленный линолеумом опустевший багажник.

– Совок подай, – попросил он. – А с квартирой даже не думай! Документы не отдам!

– То есть? – не поняла Катя. – Это моя квартира: хочу продаю, хочу…

– Не позволю! – перебил отец. – Уже сто раз пожалел, что приехала. Сидела бы в своей Германии…

– Вот как?.. В таком случае мне надо поставить тебя в известность…

– Мне тоже есть что тебе сказать, – перебил отец. – Завтра же… хотя нет, лучше сегодня я поеду на вокзал и куплю вам билеты на ближайшие дни. Уезжайте!

– То есть ты нас выгоняешь?

– Не выгоняю. Спасаю Марту. И тебя в том числе. У тебя свадьба на носу.

– Свадьбы не будет, папа. Я не выйду замуж за Генриха.

– То есть как это не выйдешь?! Вот, значит, как: вчера выхожу замуж, сегодня не выхожу… Скажу честно: я тоже не в восторге от Генриха. Но мне есть за что его уважать: он спас мне внучку! – повысил он голос. – Да ты ему за это по гроб жизни обязана! А ты даже не звонишь, не пишешь! Тебе не стыдно? Думаешь, мне приятно было перед ним вчера оправдываться? Он любит, чувствует ответственность за тебя, за Марту, которую обожает! Всё решил, всё подготовил, чтобы ребенку оплатили операцию! Тебе только штамп в паспорте осталось поставить! А ты вдруг передумала: не хочу, видите ли! – разошелся Александр Ильич. – Да что ты за мать такая?! Вместо того чтобы думать о ребенке, прямо с порога полетела к Ладышеву! Забыла, как он тебя бросил, как рыдала у меня на плече? А я, переступив через гордость, ему позвонил, попросил помощи. И что в ответ? Да лучше бы я умер, не дождавшись операции на сердце, чем выслушивать упрек, что кто-то ее ускорил и оплатил! Да я едва со стыда не сгорел! А о тебе он даже слушать не захотел! Но ты вдруг, бац, и все забыла! Ну, что молчишь? Нечего сказать?

Катя спокойно дослушала монолог отца, дав ему выговориться, посмотрела в сторону слышавшей разговор Арины Ивановны, выдохнула.

– Есть что сказать, папа. Ты прав лишь в одном: лучше бы ты ему не звонил. Я сама должна была позвонить. Знай он всю правду раньше – не было бы моих дальнейших ошибок.

– Какую правду?! – вскипел отец. – Правда только одна: Генрих…

– Фонд нашел Вадим, – на сей раз Катя не дала ему договорить. – И две операции оплатил Ладышев. Лично перевел деньги на счет фонда, который перечислил их в клинику на операции, реабилитации, консультации докторов. Генрих не имеет к этому отношения.

– Тебе этот мерзавец так мозги запудрил?! Забыла, кто тебе позвонил, когда ты была в больнице? Так я напомню: тебе позвонил Генрих и сообщил, что обо всем договорился!

– Он всего лишь оказался в нужное время в нужном месте, – спокойно парировала дочь. – Но, когда мы отъезжали от роддома, тебе позвонил Вадим: хотел извиниться за утренний разговор и сообщить, что все вопросы улажены. Я его знаю: сгоряча мог сказать что-то лишнее, но, остыв, обязательно извинялся. Я еще удивилась тогда: кто тебя так разозлил? Ты редко разговаривал с людьми в таком тоне… Как сейчас со мной, – она горько усмехнулась. – В гневе ты слышишь только себя, признаешь только свою правоту. И тогда ты просто оборвал разговор и приказал ему больше не звонить.

– Опомнись, дочь! Кому ты веришь?! – Александр Ильич в сердцах хлопнул багажником.

– Фактам, папа. И документам. Они на кухонном столе. Большинство с переводом, так как их изучал один хороший человек, работая над докторской диссертацией. Там всё – письма, анализы, показатели сердечка Марты до и после операций. Отчеты по расходованию средств постоянно высылались на адрес Ладышева, так как он был спонсором. Таковы правила фонда: отчитываться за каждый потраченный на больного ребенка евро… А ведь он до сих пор не знает, что Марта – его дочь. Никто не знает, даже наши общие друзья, с которыми я вчера случайно встретилась и у которых взяла эти документы, чтобы показать тебе и доказать: Вадим – не подлец. Он – светлый и бескорыстный человек, каких редко встретишь в жизни… Но здесь ты прав: я – плохая мать, потому что, движимая гордыней и собственной глупостью, лишила дочь такого отца.

– Катя, ты понимаешь, что говоришь? – Александр Ильич упрямо отказывался верить ее словам, но уже не столь категорично. – Это все неправда…

– Посмотри документы, после поговорим, – устало ответила она. – А техпаспорт можешь не возвращать: его быстро восстановят, брачный договор я нашла. И договор аренды – тоже. Марта, солнышко, нам пора спать! Ты сегодня рано проснулась!

– Ну, мамочка…

– Пошли, пошли! Ты обещала, что, как только бабушка с дедушкой вернутся, сразу пойдешь спать.

– Хорошо…

– Мама, а почему вы с дедушкой ругались? – спросила Марта уже в кровати.

– Ну что ты, родная, разве мы можем ругаться? Он ведь мой папа, – погладила Катя дочь по головке. – Всего лишь поспорили.

– Я со своим папой не буду ругаться, – неожиданно произнесла малышка. – Мама, а где мой папа? Он далеко?