Текст книги "Миг бесконечности 2. Бесконечность любви, бесконечность печали... Книга 2"
Автор книги: Наталья Батракова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)
– Любовь, – глубокомысленно заключил Потюня. – Только не в обиду: ты не замечала, что во многом похожа на своего отца? И ведешь себя так же. Сидишь в своем командном пункте, смотришь в бинокль и делишь всех строго на раз-два: этот – направо, тот – налево, этот – прав, тот – виноват. Отличие лишь в одном: некоторых, типа меня, ты прощаешь, на неправильные, с твоей точки зрения, поступки закрываешь глаза, даже сочувствуешь. А другим и шанса не дашь объясниться: ни принять, ни понять. Тут же категоричное: «Покинуть строй!» Забываешь при этом, что у каждого есть свой командный пункт и свой бинокль. Тебе не приходило в голову, что и сама у кого-то в шеренге «неправых» стоишь? Тебя ведь тоже могут лишить шанса оправдаться!
«Точно поеду к Ладышеву. Вот прямо завтра и поеду! – заерзал на сиденье Веня. – Этак они сами никогда не поговорят по-человечески. Уедет Катька, выйдет замуж за Генриха – до конца жизни все будут мучиться!»
– Это ты о чем? – Катя даже потрясла головой, переваривая монолог друга.
– Не о чем, а о ком. Сама догадайся… Ладно, это я так, на эмоциях. Извини! – испугавшись собственной категоричности, отступил он. Углубляться в тему было чревато: кто ее знает, как отреагирует Катя. А ссориться с ней не хотелось, все-таки лучший друг. – Давай лучше о книге поговорим. Знаешь, а ведь я могу понять этих издателей: вдруг автор действительно плагиат принес? Им же потом отвечать. Они же не знают, что ты правильная до мозга костей. К тому журналистка с именем…
– Проскурина была журналисткой с именем, Веня. На сегодняшний день я – никто: о Евсеевой никто понятия не имеет.
– Катя, дело же не в фамилии: не всякой медийной персоне дано написать хорошую книгу. Соглашусь, что на начальном этапе фамилия вызывает интерес, помогает продажам. И первые читатели могут легко купиться на имя. Но дальше… Самая честная, продуктивная и долговечная реклама была и есть сарафанное радио: ее не купишь, у нее свои законы. Так что каждый должен заниматься своим делом. Любимым. А ты, считай, всю жизнь пишешь.
– Пишу. Как и миллионы других. Но это не значит, что у меня получилась интересная книга. И любимое дело у меня сейчас одно – быть мамой, – грустно улыбнулась она. – Вот вылечу Марту – еще рожу.
– Не вопрос, – пожал плечами Веня. – Захочешь – родишь.
– В том-то и дело, что вопрос. Детей в любви надо рожать. Или очень хотеть детей. Тогда любые беды по плечу… – Катя умолкла.
«Вот именно! Какая-то логика женская в ее словах есть, – задумался Веня. – Светлана меня не любила, выбрала как подходящий генетический материал, но в Сеньке души не чает. Карине ни я, ни Артур не были нужны, никого из нас она не любила и не любит. Из всех троих только Галка похожа на Катю… Повинись я тогда перед ней, усмири она свою гордыню – смотришь, и своих Сеню с Артуром еще родили бы… Сегодня же поеду к Ладышеву!» – решил он.
Так, каждый в своих мыслях, и доехали до главного входа в парк Горького.
– Спасибо, что подвез. – На парковке Катя отстегнула ремень, коснулась в знак благодарности Вениной руки. – А знаешь… Так и быть: запиши меня на ближайшие дни к своему диетологу. Попытка не пытка, вдруг и вправду что-то новое скажет.
– Еще как скажет! Я договорюсь!
«Кажется, я знаю, кому она хочется понравиться, – порадовался он в душе. – Один командный пункт мне пошатнуть удалось. Теперь хорошо бы подобраться ко второму, не застряв на дальних подступах…»
Вадим вернулся домой к восьми вечера, заехал под навес, закрыл автоматические ворота, заглушил двигатель и вдруг понял, что не хочет, а вернее не может выйти из машины: словно какой-то невидимый вампир высосал все силы. При том удивительно, что голова была трезвой, мысли – ясными. И спать совершенно не хотелось.
Такое с ним редко, но случалось. В состоянии глубочайшего внутреннего стресса организм, словно защитную реакцию, включал разделение души и тела: ты есть, но тебя вроде как и нет. Есть тело, понимание того, кто ты, где ты. Но тебя будто нет в этом теле. Оно само по себе дышит, наблюдает за стекающими по стеклу каплями моросящего дождя. Можно пошевелить ногой, рукой, даже растянуть губы в улыбке – механически, рефлекторно. Но никаких команд мозга тело не воспринимает.
«Как сорванный с грядки овощ, – заторможенно сравнил он. – Психиатры ошибаются, когда связывают вегетативное состояние исключительно с повреждениями отделов мозга. Мозг жив: жалоб и нареканий нет. Тело тоже в форме. Но внутри словно убрали связующее звено, будто оно сломалось, исчезло. А может, это душа устала соединять мозг с телом, и таким образом дает знать, что пора перезапустить программу? Хорошо бы знать, где произошел сбой от перенапряжения… Попробуй здесь выдержать: сначала отец Кати, к концу дня Вениамин. И зачем я только разрешил охране его пропустить?»
Потому что решил, что человек приехал по делу: вдруг что-то еще вспомнил о событиях памятной ночи? Поэтому и принял в кабинете, подальше от чужих глаз и ушей. Но разговор не заладился с первых секунд. Упомянув Катю, Потюня понес какую-то чушь о командных пунктах, о том, что нельзя судить, кто прав, а кто не прав, не зная правды. И вдруг заявил, что никуда не уйдет, пока Ладышев его не выслушает с самого начала. С какого начала? Для перегруженной мыслями головы Вадима это было слишком. Ни слова не сказав собеседнику, он встал и вышел за дверь кабинета. Отдав указание Марине позвать охранника и выпроводить гостя, Ладышев спустился вниз, по коридорам пересек территорию завода, открыл дверь аварийного выхода, присел на скамейку у спортивной площадки, закурил и отрешенно уставился в бетонную стену за волейбольной площадкой.
Ему давно сообщили, что посетитель покинул территорию, а он все сидел, курил, отрешенно наблюдая, как нависший над забором диск солнца закрыли тучи. И вдруг почувствовал, как вместе с исчезнувшим солнечным светом куда-то ушли силы… Еле доехал до дома.
Зазвонил телефон.
– Вадик, сынок, ты где? Позвонил, что выезжаешь, а все нет и нет. Я волнуюсь, – укорила мать. – И ужин стынет.
– Мама, все в порядке, я уже во дворе. Иду.
Соединив усилием воли тело и душу, Вадим выбрался из машины и, прихватив пакет с вещами, поспешил к крыльцу: третий час моросил дождь, а промокнуть и заболеть в столь напряженный рабочий момент в его планы не входило.
– Ну наконец-то! – Завидев сына на пороге, Нина Георгиевна подошла ближе, пока он разувался, нежно потрепала по затылку. – Совсем поседел, сынок… Скоро станешь копией отца.
– Это хорошо или плохо? – попробовал пошутить Вадим.
Присев на банкетку, он поймал руку матери, прижал к щеке.
– Устал? – поняла она. – Нельзя столько работать. Я и отцу об этом постоянно твердила.
– Мама ты давно общалась с Захаревичем?
– С Артемом?
Вопрос был неожиданным и застал Нину Георгиевну врасплох: покраснела, отвела взгляд.
– Мама, я знаю, вернее догадываюсь, что ты поддерживаешь с ним связь. И я тебя в этом не виню, более того, ничего не имею против: он – твой любимый ученик, у вас свои отношения, не касающиеся… – сын замялся: упоминать фамилию Балай не хотелось. – Мне надо с ним как-то связаться. Пожалуйста, напиши ему, спроси, нашли ли они с Кирой тогда диск и что они с ним сделали. Он поймет.
– Хорошо, – так и не осмелившись посмотреть сыну в глаза, мать подошла к столу, присела. – Его контакт есть в скайпе. Вот только не знаю, ответит ли…
– А что так?
– Я тебе всего не рассказывала, не хотела тревожить… – было заметно, что Нина Георгиевна разволновалась. – Но спустя некоторое время после их отъезда в Германию он вдруг спросил, знаю ли я, что ты встречался с его женой. Ответила, что да, знаю. Тогда он спросил, известно ли мне, что по твоему настоянию Кира сделала аборт и из-за этого они теперь не могут иметь детей. Я написала, что это неправда, что ты никогда так не поступил бы. Не сдержалась и добавила еще кое-что, что знала о семье его жены, о твоем отце… После пожалела и отправила еще одно письмо, в котором извинилась. Но он никак не отреагировал. С тех пор мы не общались. От коллеги в Берлине знаю, что Артем работает над диссертацией, преподает. Только похвальные отзывы… Но совесть меня иногда мучает: зачем я ему все рассказала? Жил бы со своей Кирочкой счастливо.
– Ты не виновата. Он сам тебя спровоцировал, – Вадим подошел к матери, присел, положил ей на колени голову, поймав руку, снова прижал к щеке. – Прости, что напомнил.
– Нет-нет, это хорошо, что напомнил. Рассказала тебе, и легче стало. Я ведь даже Гале не смогла всего сказать: она бы не поняла, как любимый ученик мог жениться на дочери, по сути, убийцы мужа… Как же вы все-таки похожи с отцом: он точно так же, бывало, прижмет мою руку к щеке, прикроет глаза… – снова потрепала она свободной рукой коротко стриженный затылок сына.
– А что еще делал отец? – поднял голову Вадим.
– Мыл руки, переодевался и спешил к столу! – с улыбкой перечислила Нина Георгиевна. – Давай, давай, переодевайся!
Вадим послушно встал, поцеловал мать в макушку, как бы поблагодарив за минуты нежности.
– А где Кельвин? – удивился он, обратив внимания, что рядом с матерью нет верного друга.
– Захворал, лежит в моей комнате. В кои-то веки не захотел на кухню спускаться, – расстроено поделилась Нина Георгиевна. – Утром гуляли, вроде все хорошо было: бегал, игрался. А когда вернулись, его вдруг вырвало, сразу слег. Весь день ничего не ест, поскуливает, точно что-то болит… Вадик, надо бы его завтра к ветеринару свозить.
– А почему сразу не позвонила? – Вадим остановился на ступеньке, посмотрел на часы: половина девятого. – Прием уже закончен… Сейчас позвоню в клинику, у них должен быть дежурный врач.
– Если Кельвину будет плохо, в Москву я не поеду…
– Даже не думай! Мы с Галиной Петровной и Михаилом за ним присмотрим. В крайнем случае они поживут у нас.
Поездка Нины Георгиевны планировалась давно. Раз в год обретшие друг друга родственники обязательно приезжали друг к другу в гости, и прошедшей зимой дом Ладышевых на целую неделю приютил практически все семейство московской родни: вместе встречали Новый год, Рождество. Несмотря на связанные с приездом хлопоты, Вадим вспоминал это беспокойное время с теплотой. То ли устал от затворнического образа жизни, то ли соскучился по настоящим семейным праздникам. Да и декорированный к встрече Нового года большой дом словно ожил, в полной мере выполняя свое предназначение: дети, взрослые, шум, веселье.
Но всему этому предшествовала осенняя поездка вместе с матерью в Москву….
Этот город, как ему казалось, он хорошо знал: ему нравился его рабочий ритм, динамика, не раздражало, в отличие от многих, хаотичное, почти броуновское движение, столкновение и скопление людских масс. Для мегаполиса в этом не было ничего удивительного, такое он наблюдал и в других точках мира. Только вот чем он сможет себя занять, не запланировав заранее никаких дел и встреч? Выставки, музеи? Всего этого уже наелся на годы вперед. И вообще: в Минске идут последние отделочные работы его завода, его детища, а он здесь собирается прохлаждаться, занимаясь непонятно чем.
Стоит ли говорить, что, впервые попав в Москву не по работе, сначала Вадим чувствовал себя не в своей тарелке. Сожалел, что уступил желанию Нины Георгиевны и зря потратит несколько дней на домашние посиделки, разговоры, экскурсии.
Тем удивительнее было новое состояние: неспешно бродить по старым улочкам, слушать увлеченного своим же рассказом экскурсовода, в роли которого выступил сын двоюродной племянницы матери – Виктор. Названый в честь общего предка – прадедушки Вадима, он был всего на пару лет младше гостя-дяди, над чем постоянно подшучивал. По профессии Виктор был архитектором, по призванию – историком, общественным деятелем, борющимся за сохранение культурного наследия. Получить такого эрудированного родственника в экскурсоводы было невероятной удачей. Вернее, счастьем: Вадим не только открыл для себя город совершенно с другой стороны, но и узнал родословную до страшно сказать какого колена: почти весь первый вечер он изучал ветвистое, замысловатое «древо», которое составил и прокомментировал племянник, потративший на это немало времени в архивах.
Назавтра они снова гуляли по Москве, долго смотрели на балкончик дома, где когда-то жила прабабушка Мария Ефимовна, где родилась мама Вадима – Нина Георгиевна. Удивительно, но Вадим столько раз проезжал мимо, ходил пешком, но ему и в голову не приходило, что этот старинный особняк тесно связан с историей его рода! Виктор даже показал место, где когда-то находилась бакалейная лавка, в которой Мария Ефимовна познакомилась с удивительно одаренным пареньком – его дедом, Георгием Степановичем Кореневым…
Но и это было еще не все. Спустя несколько месяцев Виктор прислал письмо, в котором, изложил кое-какие с большим трудом добытые сведения и об отце Вадима. В детдом под Смоленском тот попал совсем крохой. Мальчика передали из госпиталя: отец – военный хирург, мать – медсестра, оба родом из Минской губернии, скончались от тифа. Ребенок чудом не заболел, родные неизвестны. Гражданская война продолжалась, госпиталь менял дислокацию, девать малыша было некуда. Кто знает, возможно, эти обстоятельства и сыграли свою роль, когда подросший Сергей Ладышев выбрал профессию врача, когда решил после войны осесть в Минске?.. Увы, спросить было некого. Как и не удалось больше ничего узнать. Отец Вадима сменил несколько детских домов, дела воспитанников за давностью лет исчезли, затерялись, и лишь в одном из них чудом отыскалась едва читаемая карандашная запись в регистрационной книге, которая тоже непонятно как сохранилась.
Такое глубокое погружение в семейную историю для Вадима не прошло бесследно: он почти приблизился к разгадке того, что имел в виду отец, рассуждая о миге бесконечности. Его родословная и есть своеобразная бесконечность, и состоит она из множества мигов человеческих жизней. Каждая жизнь в отдельности – миг, поочередно или вместе – бесконечность. И даже его не найденный до сих пор сын – следующий миг, начало которому положил он, Вадим. Его сын даст начало другим жизням, продолжающим, расширяющим эту бесконечность. Осознанно или неосознанно люди часто теряют свое начало, забывают о нем, не задумываются, насколько все уже связаны между собой раннее созданными цепочками из звеньев-мигов, насколько зависимо от каждого мига будущее бесконечности, название которому – человечество.
Философские рассуждения позволили Вадиму иначе посмотреть на свою жизнь, на жизнь близких ему людей и сделать еще один вывод: миг – это жизненный путь. Каждый сам несет за него ответственность, способен оставить свой след в генетической памяти продолжателей. Будущее бесконечности зависит от множества кривых в пространстве, соприкасающихся, пересекающихся, дающих начало новым мигам. Но даже если это не удалось, в будущее можно внести свой вклад, созидая, защищая, согревая теплом, подсвечивая дорогу. В этом и заключается смысл каждой человеческой жизни.
После подобных рассуждений на душе у Вадима становилось тепло, светло, хотелось улыбнуться каждому встречному… И пусть такое настроение царило недолго и нечасто, свое дело оно делало: Ладышев чувствовал, насколько стал терпимее, насколько легче стало ему управлять собственными эмоциями, гасить внутренний негатив. Он словно поднялся на ступеньку выше в эволюции собственного сознания и мог бы, продолжая движение вверх, наслаждаться этим состоянием, если бы…
Если бы позволил выпустить из заточения закапсулированную по собственной воле и запрятанную глубоко в душе любовь. Но он даже не пытался это сделать: то ли страшась, что не сможет справиться с ее силой, то ли опасаясь снова оказаться преданным, стать слабым и беззащитным. Он уже выбрал для себя путь в бесконечности, и на этом пути места для любви нет. Единственное, что он себе позволил, так это мысленно поблагодарить Катю за обретение родственников. А заодно и нового себя…
…Поднявшись на второй этаж, Вадим заглянул в комнату матери: Кельвин лежал на коврике у кровати. Отреагировав на шум, он посмотрел на хозяина подслеповатыми глазами, постучал по полу обрубком хвоста, всем видом показывая, что рад, но тут же обессиленно опустил морду на лапы.
– Ну что же ты? Расхворался? – Ласково погладив пса по холке, Вадим обратил внимание на частоту и тяжесть дыхания, присел перед ним на корточки, провел быстрый наружный осмотр: шерсть, пасть, уши. Нос сухой и теплый, даже горячий. – Здесь болит? – понял, когда начал прощупывать живот. – Мам, Кельвин что-нибудь поднимал с земли на прогулке? – прокричал он.
– Прямо за нашими воротами что-то в траве нашел. Я не сразу заметила, пока калитку закрывала, – Нина Георгиевна также поднялась наверх.
– Похоже на отравление.
– Боже мой! – всплеснула руками мать. – Мне Клавдия накануне рассказала, что в поселке уже трех собак кто-то отравил! И на дачах одна за другой мрут… Как же я недоглядела! Кельвин, солнышко мое! – на глазах женщины показались слезы.
– Так… Мне нужна пара минут, чтобы переодеться. Приготовь, во что его завернуть, – заторопился к себе в комнату Вадим…
Валерия аккуратно вела машину, периодически посматривая в зеркало заднего вида. Но не столько для того, чтобы отследить возможный «хвост», о чем просил пассажир, сколько для того, чтобы понаблюдать за ним самим. После утренней стычки она старалась ему не перечить, но бояться перестала. Страх улетучился, как только увидела его у окна: жалкий, слабый. Оставалось лишь понять, что делает его слабым, и научиться этим управлять. Но не жалеть, как уже случалось.
«Жалость – проявление собственной слабости, – так считала Лера. – Всегда найдется тот, кто ею воспользуется».
Ведь почему она проиграла когда-то с Семеном? Потому что, обнаружив его слабость – привязанность к родителям, не решилась «отсечь от стаи». Понятно, что без самой стаи с ее возможностями и связями он никакого интереса не представлял. Но следовало рискнуть: на произвол судьбы не бросили бы. А она пожалела и его, и родителей, тем самым проявив слабость. Чем и воспользовалась горячо любимая женихом мамочка: как настоящая волчица, едва не уничтожила ту, которая могла завладеть ее отпрыском.
Петра, учитывая предыдущий опыт, «выдернуть из стаи» было легко. Вот только сделать это получилось физически, а не морально: позволяла общаться с детьми от первого брака, помогать им. В дальнейшем это ее и сгубило: отпрыски перетянули на свою сторону отца, прихватили с собой и ее дочь.
И только с Ладышевым изначально все складывалось в ее пользу: и физически, и морально он уже ей принадлежал, оставалось чуть-чуть потерпеть, дожать. Он даже ушел от не желавших принимать ее родителей. Эх, если бы не проклятая беременность, спутавшая все карты! Растерялась, позволила себе еще одну слабость – оставила ребенка. А ведь легко могла избавиться от беременности, никто и не заподозрил бы. Да и не хотела она детей, одной Софии достаточно!
Вспомнив о дочери, Лера нахмурилась: нельзя дальше откладывать, надо что-то делать с этой мерзавкой! Изучить окружение: друзья, подруги. Сейчас это проще простого, достаточно просмотреть страницы в соцсетях. Валерия периодически в них заглядывала, но действий не предпринимала, потому что не было плана. Но если задаться целью – появится и план.
«Дожила! – двигаясь в сторону Асаналиева, размышляла она. – Две СМСки матери: на день рождения и на Новый год! Сама никогда не звонит, на мои звонки отвечает общими фразами: да, нет, всё хорошо. А вот на братьев и на племянников, судя по фотографиям, время находит. Ладно, хватит себя расстраивать, сейчас не это главное… Надо выяснить, насколько привязан к родителям Максим, – глянула она в зеркало. – И к брату. Юрий как-то жаловался, что сыновья совсем от дома отбились. Но это было раньше, а сейчас отец в инвалидной коляске. Вдруг сыночка на жалость пробило? Рассказал бы папаше, у кого сейчас обитает, второй инсульт был бы обеспечен».
Время от времени погружаясь в свои мысли, она не замечала, что и Максим пристально следит за ней в зеркало. Спрятавшись за солнцезащитными очками, он подмечал, как меняется выражение лица этой в общем-то симпатичной женщины, и удивлялся: ни разу оно не показалось ему добрым. Негодование, злость, ненависть, брезгливость, насмешка – мимика выдавала всё, кроме доброты и нежности. Как будто не было в ее голове ни одной светлой мысли, как будто перед ним сидел самый настоящий монстр из обители зла!
«Угораздило же отца связаться с такой стервой! Да он со своими примитивными хитростями в сравнении с ней точно щенок перед волкодавом! – Максим незаметно сжал кулаки. – Решила играть кроткую овечку, меж тем изучает меня, пытается нащупать слабое место… Неплохо, надо сказать, играет. Вот только достаточно полгода постоять на входе в ночной клуб, чтобы научиться понимать, кто есть кто. Пусть думает, что я повелся, поверил. Без ее помощи мне пока не обойтись…»
А помощь была нужна: попасть в еще одну съемную квартиру, забрать ноутбук, приготовленные на случай бегства вещи, документы, деньги. Затем передать их брату: теперь тому придется присматривать за отцом. И сделать это надо как можно быстрее, пока не вычислили его тайное жилище, пока не вышли на Володю, не устроили за ним слежку. Денег в сумке хватит надолго: школу ему уже не открыть, так что…
О том, где Максим живет постоянно, знали многие. Квартиру в доме напротив казино снимали и оплачивали работодатели: человек, отвечающий за безопасность не последнего в городе заведения, всегда должен быть на месте. Скромная однушка Максима устраивала: жил один, питался на работе. О другом жилище он задумался после того, как согласился на предложение Грэма и получил предоплату: понимал, что ввязывается в нехорошее дело и, если что-то пойдет не так, рабочую квартиру вычислят быстро. Значит, должен быть запасной вариант, где можно спрятать самое необходимое. По месту прописки придут в первую очередь, близких друзей нет. Выход был один: найти квартиру в тихом месте, заключить договор аренды на чужое имя, чтобы не светить свой паспорт.
– На перекрестке по стрелке налево, – подсказал он Валерии, когда проехали съезд к Больнице скорой помощи. – Прямо… На следующем перекрестке налево… направо… еще раз направо… теперь снова вправо на парковку… Глуши. Зайдешь вот в тот дом, крайний подъезд. Дверь откроешь этим чипом, – показал он брелок на связке ключей. – Поднимешься на восьмой этаж…
– Я?! – опешила Лера.
– …из лифта направо, квартира сорок три.
– Я никуда не пойду! Уже темно, чужой подъезд…
– Держи ключи и запоминай: этот – от общего тамбура, этот – от нижнего замка, этот – от верхнего, – невозмутимо продолжал Максим. – Выключатель в прихожей слева. Пересекаешь комнату, выходишь на застекленный балкон. В левом углу в шкафчике под разным хламом найдешь черный рюкзак. Выносишь его в прихожую, идешь на кухню. Под мойкой, левее мусорного ведра, отодвинешь щит и заберешь серую дорожную сумку. Берешь рюкзак и сумку, закрываешь квартиру, спускаешься вниз. Повтори.
– Я не пойду одна! Я боюсь!
– Повтори! – словно не услышав, жестко приказал Максим.
– Поднимаюсь на восьмой этаж… – залепетала Лера.
– Сумки тяжеловатые, но ты женщина сильная. Справишься. Ключи от машины оставь, – услышала она, покидая салон.
«А он не так прост, как мне показалось утром. – Не скрывая на лице раздражения, Лера была вынуждена отправиться к подъезду. – И женскими чарами его не проймешь. Странный тип: как робот. А вдруг он другой ориентации? Фу, как неприятно!»
Но гораздо большая неприятность ждала ее впереди: не работал лифт, о чем гласило прикрепленное к двери объявление. Возвращаться к машине не имело смысла: Максим все равно заставил бы идти обратно. Пришлось подниматься по лестнице. Добравшись до восьмого этажа, она отдышалась, попробовала открыть дверь тамбура, но ключ категорически отказался входить в замочную скважину!
Пнув со злости дверь ногой, она развернулась было к лестнице, как вдруг за спиной послышался звук открывающегося замка.
– Здрасте! А вы к кому? – поинтересовался пожилой мужчина с малышом на руках.
– Мне в… сорок третью, – выдавила Лера.
– А-а-а! Сейчас! – расплылся тот в улыбке. – Вы пока идите, открывайте, а я вам вынесу новый ключ от тамбура. Только внучку дочке отдам. Сломался замок, пришлось сердцевину менять.
Сосед засуетился, но никуда не ушел, продолжая наблюдать за женщиной. Вот она подошла к двери квартиры, открыла верхний замок, нижний. Убедившись, что все в порядке, мужчина скрылся за дверью.
Все, что ей приказал забрать Максим, Лера нашла быстро. Вот только рюкзак и сумка оказались не просто тяжеловаты для женских рук, они были неподъемные!
«Сволочь! Мог бы и сам забрать! Еще и лифт не работает», – снова разозлилась она, запирая замки.
– Вам помочь? – услужливо предложил появившийся в тамбуре сосед. – Вот новый ключ: с вас три рубля… А вы давно эту квартиру снимаете? От хозяина слышал, что сдал мужчине. Правда, я его никогда не видел. А вы ему кто? Жена? Родственница? – получив деньги, которые Валерия нашла в кармане, полюбопытствовал он. Попытался поднять сумку и сразу заскулил: – Ох, тяжесть-то какая!
– Сестра, – буркнула Валерия.
– А сам он где? – не успокаивался сосед.
– В командировке.
Лера уже и не знала, как от него отцепиться. Какая разница, кем и кому она приходится? Поняв, что никто не собирается дальше удовлетворять его любопытство, мужчина потащил рюкзак и сумку из тамбура.
– Дальше сами: извините, спина. Лифт третий день не работает. Рад был познакомиться! До свидания! – быстро попрощался он и захлопнул дверь тамбура.
Оторвав поклажу от пола, Валерия поплелась вниз. Спускалась долго. На каждой площадке останавливалась, чтобы отдышаться и размять руки. Надеялась, что ее хотя бы встретят у подъезда, но на мокром, подсвеченном слеповатым фонарем крыльце никого не было. Вдобавок ко всем неурядицам испортилась погода: едва не сбивший с ног порыв ветра стеганул по лицу крупными каплями дождя, жестяной навес над головой тут же зашелся в громкой барабанной дроби.
«Дальше не потащу: вот стану здесь и буду стоять! Его что, не учили, что женщинам запрещено таскать тяжести?! – гневно раздувая ноздри, она демонстративно застыла под козырьком подъезда. – Надо написать Грэму, что больше не собираюсь его терпеть!»
Застегнув легкую курточку и набросив на голову капюшон, в ожидании помощи она провела минут десять, но никто и не собирался к ней подходить. Чувствуя, что замерзает, она глянула на рюкзак с сумкой и демонстративно двинулась к парковке. Старательно обходя малозаметные в темноте лужи, Валерия добралась наконец до машины, дернула ручку: заперто! И в салоне никого! Ничего не оставалось, как бегом возвращаться под спасительный навес. Заскочив под козырек, мокрыми, трясущимися от холода руками она попыталась нащупать в кармане телефон, но быстро поняла, что тот остался в сумке в машине. И номера Максима у нее нет.
«Что делать?! – запаниковала она. – Как же теперь отсюда выбираться?»
– Пошли! – неожиданно раздалось из темноты.
Вскочив на крыльцо, Максим легко забросил за спину рюкзак, подхватил сумку и быстро двинулся вперед. На сей раз Лера не выбирала дороги и обреченно семенила следом. Смысл спешить, если одежда и обувь промокли насквозь, а раньше Максима ей в машину все равно не попасть.
– Туда садись, – показал он рукой на пассажирское сиденье, на ходу снял авто с сигнализации, закинул назад вещи. – Ключи от квартиры верни, – протянул руку, сев за руль.
– С тебя три рубля за новый ключ от тамбура, – мелко стуча зубами процедила Валерия, передавая связку.
– Как только, так сразу! – усмехнулся Максим.
«Да пошел ты!» – мысленно послала его Валерия.
Сесть за руль Обухова-младшего вынудила разыгравшаяся непогода: так он чувствовал себя спокойнее. Все сотрудники службы безопасности в обязательном порядке проходили курсы экстремального вождения. По той причине, что развозить по домам подвыпивших клиентов нередко приходилось на дорогущих навороченных авто хозяев. Подобная услуга стоила недешево, но ведь и посетители не из бедных: за вечер могли просадить в казино состояние, которое простому смертному за всю жизнь не заработать! Горечь проигрыша они тут же заливали немалой дозой спиртного, так что приходилось нести ответственность и за клиента, и за его машину. Впрочем, постоянным клиентам это и нравилось: можно приехать без лишних свидетелей – водителей или охранников. Доставка на собственном авто казино, само собой, тоже значилась в прейскуранте: «из» и «в» любую точку города, включая аэропорт. Но пользовались ею в основном зарубежные гости.
Максим молча вел машину, Валерия, включив все возможные подогревы, пыталась согреться и также соблюдала тишину. От греха подальше: только бы никто не заставил ее снова мокнуть под дождем!
– Посиди, я быстро, – заехав куда-то на Каменную Горку, то ли попросил, то ли приказал Обухов.
Порадоваться тому, что останется в тепле, Лера не успела: заглушив двигатель и прихватив ключи, Максим достал с заднего сиденья сумку и рюкзак, захлопнул дверцу и оставил пассажирку в одиночестве. Повертев головой, чтобы сориентироваться, довольно скоро Лера сообразила, что в темноте да еще в незнакомом микрорайоне это бессмысленно. Пришлось включить навигатор в телефоне. Дождавшись загрузки программы и убедившись, что машина стоит где-то у черта на куличках, она открыла мессенджер и в сердцах написала Грэму: «Умоляю, спаси меня от него!» Ответ пришел быстро: «Терпи». Валерию это удивило и обидело: «Неужели ему совершенно безразлично, что я чувствую?!»
Только она успела так подумать, как следом пришло еще одно сообщение: «Чем занят гость?»
Это было что-то новенькое. Да, она первая нарушила правила, отправив Грэму конкретную просьбу, а теперь он сам задал вопрос без всякой конспирации. Каким-то неведомым чутьем Валерия поняла, что появился шанс разыграть свою партию и насолить обидчику.
«В Каменной Горке. Нервничает, паникует, угрожает физически», – написала она.
Ответа на сей раз пришлось ждать долго. «Запомни место. У В.Л. есть родственники, кроме матери?»
«Кто это В.Л.? – не сразу поняла Лера, вернулась в программу навигации, запомнила путевую точку. – У Вадима Ладышева, что ли?»
Открылась дверца, телефон пришлось спрятать. Максим завел двигатель, вырулил между домов на какую-то широкую, ярко освещенную улицу, и вдруг в салоне раздался странный звук. Скосив взгляд, Лера не поверила своим глазам: насвистывая мелодию, Обухов-младший улыбался! И автомобиль вел иначе: словно веселился, позволяя себе лихачить. И это несмотря на темень и мокрую дорогу! Она едва сдержалась, чтобы не сделать ему замечание.
