Текст книги "На восходе солнца"

Автор книги: Н. Рогаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)

– Что с тобой, ранен? – Савчук нагнулся над ним.

Парень был мертв. Иван Павлович на руках вынес его тело из зоны обстрела.

– Да-а, – сказал с жалостью подошедший Черенков. – Обидно помирать в молодых годах.

– Жаль парня!

Савчук стал распоряжаться штурмом особняка.

– Чей это дом? – спросил он.

– Зотова Ивана Артамоновича. Он и брательника моего сгубил. Вот ведь как получилось. – У старика Крученых по щеке катилась слеза. Он тяжелым ненавидящим взглядом посмотрел на особняк, спросил: – Из которого окна стреляли?..

4

Наступление красных явилось для Зотова полной неожиданностью. Накануне была пирушка и затянулась до поздней ночи. Никто и намека не делал на возможность подобного поворота событий. Иван Артамонович был не дурак выпить и хлебнул как следует.

На заре его едва разбудили, хотя стекла дрожали от близкой стрельбы. Вряд ли в городе был еще один человек, который спал так же спокойно и безмятежно.

Охваченный тревогой, Иван Артамонович бегал по комнатам особняка, не зная, на что решиться. Жадность, боязнь потерять вещи приковали его здесь. Он рассчитывал, правда, что в крайнем случае Лисанчанский предупредит его об опасности.

А капитан 2-го ранга, хмурый и озабоченный, шагал по опустевшей улице к штабу. В глаза бросалось множество японских флагов, вывешенных на домах.

Недалеко от Кондрашевской гостиницы прямо на виду у всех юнкера избивали каких-то людей в штатском.

– Послушайте, вы, олухи! – сказал Лисанчанский, уничтожающе поглядев на развоевавшихся юнцов. – Надо же соблюдать приличие, – и повернулся к арестованным: – За что задержаны?

– Господин офицер, я случайно проходил. Меня толкнули, стали бить, – пожаловался человек, похожий на приказчика.

– Отойдите в сторону. Вы?..

Лисанчанский отпустил еще человек трех. Остальные были по виду рабочими. Он прекратил дальнейший опрос.

– Господин офицер, зазря взяли! Вот крест святой...

– За что людей терзаете?

– Сами виноваты, – строго сказал Лисанчанский.

– Без вины виноватые, – возразил пожилой рабочий, хмуро посмотрев на офицера.

– Ну-ну, знаем... В городе осадное положение. Отведите их, – Лисанчанский махнул рукой, и юнкера, подталкивая рабочих прикладами, погнали их через площадь к длинному каменному забору. Через минуту раздался недружный залп.

В штабе суматоха и растерянность. Спешно упаковывали дела, жгли какие-то бумаги. У коновязи стояли оседланные кони, прядали ушами, когда близко рвался снаряд.

Гамов, громко топая сапогами, метался взад-вперед по комнате. Он отдавал распоряжения и тут же отменял их. Что теперь можно сделать, атаман сам не знал.

Полковник, у которого побывал Савчук, внешне держался спокойнее. Увидев Лисанчанского, он кисло улыбнулся.

– Кажется, это конец. Будем думать об эвакуации, – сказал он, нервно барабаня пальцами по столу. – Хотел поручить вам ликвидировать тюрьму. Но поздно – не доберетесь. Берите конвой, – продолжал полковник. – В государственном банке тридцать семь пудов золота – доставите в Сахалян. Лично будете сопровождать.

К тому времени, когда Зотов потерял надежду дождаться Лисанчанского, район оказался отрезанным.

Грохот стрельбы то стихал, то вновь усиливался, приближаясь к особняку. Два-три стекла были разбиты шальными пулями.

Сотник Суматохин с десятком офицеров и несколькими казаками готовил особняк к обороне.

– Ничего, Иван Артамонович. До ночи посидим за этими стенами. Их пушкой не прошибить. А там – уйдем, – утешал он сразу скисшего хозяина.

Безвыходность положения придала Зотову храбрости. Он взял винчестер и тоже стал на пост возле углового окна библиотеки.

Со злобой и остервенением он стрелял в каждого, кто появлялся в поле зрения.

– А-а, за моим добром... На, получай!

Вдруг клуб дыма поднялся вдали над крышами. Вспыхнул дом духовного ведомства.

Зотов выглянул в окно и чуть дольше помаячил в нем. Тут и вошла ему между глаз меткая пуля охотника-таежника.

Некоторое время спустя в библиотеку заглянул прихрамывающий сотник Суматохин. Глянул в окно, прикинул зону обстрела.

– Ага. Вот сюда и поставим пулемет, – сказал он, и мертвого хозяина бесцеремонно сбросили на пол.

...Настя все это время находилась внизу, на кухне, вход в которую охраняли два казака.

– Дяденьки, отпустите меня. Мне-то зачем погибать? – спросила она.

– Нельзя. Разболтаешь, сколько нас. Мало ли что.

Кутаясь в шубку, Настя поглубже втиснулась в угол между печью и капитальной стеной. Первый страх у нее прошел, и она теперь размышляла над своим положением.

Казаки хоронились от пуль за простенками, стреляли редко. Но сверху, из окон второго этажа, палили беспрестанно.

Красногвардейцы несколько раз пытались проникнуть в дом. Как поняла Настя, эти попытки стоили жертв.

«Вот погибают люди... из-за иродов», – думала она. Все в ней бурно протестовало против того, что делали Зотов и Суматохин. Она не знала, что хозяина уже не было в живых.

– Гляди-ка, чего-то они соображают, – выглянув в окно, сообщил казак помоложе.

Второй чертыхнулся и зарядил винтовку новой обоймой.

– Как бы не подожгли, – озабоченно сказал он. – Надо патронов еще принести, – и ушел, наказав первому следить за двором.

«Да, да... поджечь гнездо. Пусть горит! Пусть...» – Мысли Насти сразу приняли определенное направление. Она быстро оглядела помещение и незаметным движением схватила с полки коробок спичек.

– Послушай, барышня, водочки тут нет? – просительно улыбаясь, сказал оставшийся казак.

– Водки?.. Ах, да, да. В той комнате, в буфете, – быстро сказала Настя.

Едва казак скрылся, как Настя метнулась в противоположный угол, в мгновение ока отвинтила крышку полутораведерного бидона с керосином. Опрокинув посудину, она проследила, как керосин потек через кухню, спокойно перешагнула лужу и сняла с двери засов.

Обернувшись, она увидела настороженные, злые глаза казака, наблюдавшего за ней.

– Ты куда... бежать? От пули не уйдешь.

Настя, не отводя взгляда, машинально чиркнула спичкой. Спичка сломалась. Она ощупью достала другую, зажгла и бросила на пол. Сразу огненная стена выросла между ними. Настя закрыла руками лицо и выбежала во двор.

Рев, треск, гул пламени, вихри багрово-черного дыма, пепел, уносимый ветром, – вот чем в конце концов обернулось зотовское стяжательство.

5

К ночи стрельба почти затихла. Большая часть казаков и офицеров бежала через Амур за границу. Красногвардейцы помогали тушить пожары. Вылавливали разбежавшихся гамовцев и уголовников, выпущенных ими из тюрьмы. В городе устанавливался твердый революционный порядок.

Лишь анархисты буянили в одном из брошенных особняков. Горланили песни, бранились; шум разносился на два квартала.

Случай снова свел Савчука с Петровым.

– Эге-ей, братцы, гуляй! Свое пьем, завоеванное...

– Грабленое пьете! – жестко сказал Савчук, появляясь внезапно среди пирующих. – А ну, хлопцы, бей посуду!

Десять прикладов, одновременно пущенных в ход, в мгновение ока превратили ящики с напитками в месиво из щепы, осколков стекла и растекающейся по паркету бурой жидкости. В помещении остро запахло спиртом.

– Ма-ать честная, добра-то пропадает! – сожалеющее ахнул кто-то.

Теперь все анархисты вскочили на ноги. Стояли друг против друга двумя враждебными стенами.

Петров до сих пор сидел в стороне, делая вид, что не замечает Савчука. Сейчас он поднялся, медленно прошел через комнату и некоторое время молча сверлил Савчука глазами.

– Ну, Иван Павлович. Это тебе не пройдет. Терпение у меня кончилось, – просипел он, задыхаясь от ярости, и потянулся рукой к пистолету.

– Обезоружить! – не поворачивая головы, коротко бросил Савчук.

Кто-то из бойцов, опередив Петрова, рванул за кобуру, ремень портупеи лопнул. Петров пошатнулся и лапнул рукой уже по пустому месту. Должно быть, это отрезвило его. Он постоял еще секунду-другую в угрожающей позе, затем, не зная, что предпринять, переступил с ноги на ногу.

– Чтобы больше не безобразничали. Иначе в трибунал, – веско сказал Савчук.

Лицо Петрова исказилось. Злобно ощерясь, он закричал:

– Так ты спишь с моей женой, а меня хочешь с пути убрать, – и рванул на себе ворот. – Стреляй! Вот моя грудь!

– Дура-ак! – сказал Савчук, повернулся и пошел прочь.

Здание почтово-телеграфной конторы охранял отряд моряков. Часовой мерял шагами площадку перед главным входом.

Часть матросов разместилась в глубоких оконных нишах, дремала. Другие пытались разобраться в путанице проводов и смонтировать из уцелевших частей хотя бы один исправный аппарат.

Им помогал молодой телеграфист.

Мухин, зайдя на телеграф, некоторое время молча смотрел на разрушения. Потом стал набивать табаком трубку.

– Здравствуйте! – сказал он простуженным баском и подошел ближе, чтобы попросить огонька. – Вот забыл в тюрьме спички. Дайте прикурить, ребята.

Обгорелые строения без оконных рам, без крыш, остатки печей и труб среди черных пожарищ, опаленные огнем деревья, разломанные заборы – такова была картина многих улиц Благовещенска утром.

Город возвращался к мирной жизни, израненный, истерзанный, с горем во многих домах и с великой надеждой.

Кто знал тогда, что пронесся лишь первый короткий шквал? Что грянет скоро буря, куда посуровее?

Люди, покончившие с мятежом, показали, что они умеют постоять за родную Советскую власть. И здесь, на самой границе, она прочно встала на берегу многоводного красавца Амура.

Они – единственные хозяева этой прекрасной, еще дремлющей под снегами земли, готовой принять новые семена и дать дружные всходы. Где-то впереди, скрытая во времени, была и пора жатвы.

...Логунов медленно поднимался по лестнице в аппаратную телеграфа. Как старому знакомому, улыбнулся молодому телеграфисту.

В тишине зала вдруг ожил, бойко застрекотал старенький «морзе». Точка, тире, тире, три точки, одна... «Всем, всем, всем...» – читал Логунов.

Он подошел к окну и стал смотреть на утреннее розовеющее небо, на город, дымки которого говорили о жизни.

Первый луч взошедшего солнца мягко коснулся его щеки и радужными блестками заиграл на покрытом ледком холодном стекле.

1948-1958

г. Хабаровск

Примечания