Текст книги "Богоубийство (СИ)"

Автор книги: Морган Роттен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)

Черный приталенный пиджак, чрезмерно подчеркивающий стройность телосложения Стефана; белая классическая рубашка с идеально выглаженным воротником без галстука; аккуратно и старательно зачесанные волосы немного назад и набок, словно в противодействие их непокорности; и никуда не пропадающая щетина на худом лице – в таком неисправимом образе молодого преподавателя, философа и ценителя литературы присел Стефан на один из последних рядов, скромно скрестив руки на ногах, и внимательно слушая все, что говорилось и показывалось на обозрении.

Иногда отвлекаясь на собственные мысли, но зачастую слушая (сейчас какого-то канадского автора нашумевшего в прошлом году бестселлера, о котором Стефан был ни сном ни духом), Стефан время от времени смотрел по сторонам. Сам не зная, отчего. Возможно, от скуки, которой он не ожидал. Такой внезапной и тотальной. Он редко такое испытывал. И тут он пригляделся к одной очень истонченной фигуристой даме, которая следовала к своему месту на первом ряду. Стройная блондинка, изящно шевелящая своими хрупкими оголенными плечами в красно-белом платье с широким вырезом до низа лопаток и широким поясом, затягивающим и без того впалый живот, приковала его взгляд. Уж больно знакомой показалась ему эта дама. Смотрел, и все больше пытался вспомнить, крутящийся в мыслях довольно знакомый образ. Стефан отлично узнавал людей со спины. Ведь только пока так он застал ее в линзах своих очков. И узнавал не хуже, чем по ногам, на которые он и смотрел в первую очередь всегда и везде. А если смотришь на ноги, а не на лицо, то и со спины узнать человека намного проще.

Сопоставляя, он уже был уверен в том, кто это. Плечи, бедра, опять же – ноги. Он узнавал их обладательницу. Стефану уже не был интересен этот канадский писатель, имя которого он даже толком не запомнил, а его крутую популярную книгу – тем более. Он знал, что через некоторое время будет перерыв. Наверняка, она захочет выйти в банкетный зал, выпить чего-нибудь. А он будет уже там. Он хотел встретиться с ней, но ненавязчиво. Поэтому, поняв, когда приблизительно ему нужно выйти, Стефан уже был наготове. Находился у длинного стола с несколько соскучившимся и в тоже время изнудившимся взглядом, в одной руке держа бутерброд с красной икрой, и с бокалом шампанского – в другой.

Посмотрел на пузырьки в бокале, и подумал, какой же ахинеей занимается. Не то, чтобы сейчас (а сейчас в особенности), но и по жизни. Он так хотел вырваться из Белвью и повидать Нью-Йорк. Пообщаться с кем-нибудь из писателей. Но сейчас чувствовал лишь скуку и желание поскорее удалиться от них всех. Этих людей невозможно вытерпеть. Они невыносимы – эти самовлюбленные лицемеры. Каждый настолько наряжен этими фразами и мыслями. Словно петухи в одном курятнике – писатели не должны находиться в одном и том же месте одновременно. Вот, что он точно осознал для себя сейчас. Хотя, опять же, какой из него писатель?.. Так себе… Любитель. По-иному Стефан и не думал о себе, с тоской и скукой прожевывая бутерброд, отмечая для себя, что тот довольно вкусный – икра не прилипала к зубам, ему это нравилось.

Стало немного шумно. Шум приближающихся голосов. Судя по звуку, пару десятков людей. Максимум – сорок. Сейчас они откроют дверь и подойдут к одному из банкетных столов с тем же желанием, видимо, как и у него. И правда, прошло несколько секунд, и не большая толпа людей наполнила зал, прежде составлявший одинокую компанию Стефану. Теперь в нем были люди. Все в модных фраках, нудных платьях, с занудными и надменными выражениями лиц, словно неплохо провели время, но и не сам Хемингуэй плясал пред ними пять минут назад, заколдовывая кобру.

«Неужели и у меня такое лицо?» – самовольно подумалось Стефану, после чего он решил сделать свой взгляд чуточку оживленнее. Тем более, было для чего. Высмотреть ее. Но и не выказать своего пылкого желания увидеть кого-то из знакомых.

Он повернулся к столу. Знал, что народ станет наплывать. Перерыв, все же. Большинство захочет провести немного времени, перекусив, и выпив шампанского. И она захочет. И почему он так сильно думал о ней? Он решил поскорее дожевать бутерброд. Может быть, ему все же сходить на Энн Райс? Она – единственная кого он знал. А затем и в Центральный парк можно. Почему бы и нет?

Он сделал глоток шампанского, доев бутерброд, и повернул свою голову в сторону двери. В этот момент он и увидел Анну. Она медленно, но уверенно вошла, высоко держа подбородок. Точно не видела его, с таким то положением лица. Не то, что бы надменным, хотя он с легкостью мог бы обвинить ее в надменности. Скорее, она умела держать голову и осанку, таким образом, имея целеустремленный взгляд, будто она всегда, каждую секунду знала, чего хочет.

Первых несколько вдохов ему дались довольно сложно, ибо стали невероятно горячими, когда он увидел ее во всей красе, теперь как на ладони. Ее ключицы заполнили все помещение своими изгибами перед тем, как отвернулись от него, а он от них, чтобы сосредоточить мысли. Он не знал, что делать. Может быть, не стоит к ней подходить? Ведь она вряд ли его признает. С другой стороны, трепеща перед манерностью и воспитанностью Анны, Стефан не мог себе позволить, увидев ее, не подойти и не поздороваться. Это было бы кощунственно и невежественно с его стороны. Что ему мешает? И что он теряет? Коль осмелится подойти к женщине, которая явно вызывала в нем жар. Давно такого не было в нем. По сути, всего лишь, однажды. Возможно, поэтому Стефан и признавал в себе сейчас эту фрустрацию, природу которой пока не понимал до конца, но которую все же захотел преодолеть.

Он – не слуга неба, но и не владыка ада. К чему эта гордость его и опасение гордости с ее стороны? Они всего лишь люди… Каждый велик и ничтожен по своему.

Стефан протер губы и вокруг рта, зная, что у него довольно часто на щетине остаются остатки еды, особенно крошки хлеба – так и липли к усам. Пролизал губы языком, и взял самый пузыристый бокал со стола. Чуть поправил пиджак, выпрямил спину, и медленно зашагал в сторону Анны. Она находилась к нему спиной. Видимо, как раз смотрела на стол перед собой, в поисках бокала, который ей понравится. Обаятельная, умная, броская, но тактичная, интеллигентная, вежливая – одарял ее комплиментами Стефан в своей голове, думая, что как раз вовремя сейчас вынырнет из-за ее спины с бокалом шампанского в руке.

Но не тут то было. Она словно почувствовала своей спиной чей-то устремленный взгляд, и чье-то сильное желание, и повернулась, когда Стефан только остановился от нее в шаге, прокручивая в голове свой подход к ней.

На секунду Стефан растерялся и застыл, когда увидел ее взгляд. Устремленный. В уголках ее глаз что-то проблеснуло, и он тут же понял, что она узнала его. В оживлении. Но не столь очевидном. Напротив, свойственном ей, сдержанном. Выжидающем. Но не таком, какое было у него. Он поспешил спросить:

– Шампанское? – сократив момент молчания между ними.

А она, вовсе не спеша и выдержанно, не опуская глаз, ответила ему, скорее вопросом:

– Стефан? Не верится, что мы увиделись… – плавно протянув свою руку, и приняв его предложение, взяв бокал шампанского из его руки.

Как же она была игрива в своей сдержанности. Стефана распирало от ее признания. От того, что она узнала его щетину и очки, возможно родимое пятно, на которое она даже не смотрела, что заметил Стефан. Ни разу не позволила себе излишне глянуть на пятно. Даже лишнего вопроса не задала. Немножко замявшись, Стефан старался выглядеть не менее сдержанным и тактичным, взвешивая каждый жест и каждое слово, заведомо зная, что у него так не получится, как у нее.

– Эмм… Здравствуйте, Анна! – сказал он, почувствовав себя немного напряженным.

Благо, Анна, видимо, заметила это, и тут же взяла инициативу в свои руки:

– Все же, вы решились приехать в Нью-Йорк, – поднеся бокал к лицу, тем самым обратив внимание Стефана на свои губы.

Он против собственной воли посмотрел на них и кивнул головой. После подумал, что надо бы что-то сказать, мысленно укорив себя в том, что так растерялся.

– Мне очень приятно вас здесь видеть, Анна!

– И мне вас, Стефан!

Наконец-то, она надпила шампанское, с которым так долго играла у своих губ.

– Кстати, увидел вас, и тут же подумал, что в первую очередь должен извиниться перед вами. Я еще долго думал об этом… Ну, о вокзале… Вы поехали без моего сопровождения на поезд…

– Вы и не должны были сопровождать меня обратно, Стефан, – мягко подметила Анна.

– Возможно, но я даже не предложил… Словно… словно… – «растерялся», мысленно продолжил Стефан.

– У вас какой-то страх? – заинтересованно смотря в глаза, спросила Анна.

– Что? – переспросил Стефан.

– Вы явно чувствовали какой-то дискомфорт. Но не от ситуации, а от пребывания в ней. Словно какой-то страх.

Стефан кивнул головой в ответ, признав внимательность Анны, чего не ожидал от нее.

– Вы чего-то боялись, или боитесь? – спросила она так, словно ждала ответа, но затем добавила. – Впрочем, если не хотите отвечать, это ваше право.

– Нет-нет! – поспешил ответить Стефан. – Вы правы. И я вовсе этого не стесняюсь. У меня есть фобия. И тогда мне было не по себе. У меня моторофобия. Это, когда люди боятся автомобилей.

– Я знаю, что такое моторофобия, Стефан. И теперь мне понятно, почему вы были так напряжены, находясь в такси. Особенно, сидя на переднем сидении. Я представляю, как вам было сложно, – с признанием сказала Анна.

Стефану стало очень приятно в этот момент. Он даже внутренне успокоился, почувствовав еще большее признание и прилив тепла в груди. Но еще больше его сразил следующий вопрос Анны, почти что личный:

– Как ваш роман?

Вся фрустрация его канула в лету. Он понял, что им есть о чем поговорить.

– Знаете, Анна. Как-то не очень…

– Да? А почему?

– Даже не знаю, в чем конкретно причина моего противоречивого отношения к этой идее. Возможно, поэтому я бы и хотел задать вопрос одному из тех писателей, о том возникает ли у них это чувство, и как они борются с ним. У меня это чувство уже не менее трех месяцев. Я заметил, когда доходишь до определенного объема, наверное, такого, какой у меня сейчас, начинаешь действительно сомневаться, надо ли это делать вообще. А еще чувствуешь бесплодность мыслей и интеллекта. Чувствуешь себя моральным слабаком, сталкиваясь с тяжелым моментом в книге, которую пишешь. Отчасти, начинаешь ее ненавидеть. И себя – немощного графомана, который пылко схватился за идею написания романа, когда сам вовсе не писатель. И думаешь, твое ли это, вообще…

Стефан вдруг заметил, как чересчур разговорился, вдруг. И заметил он это по оживленному взгляду Анны, который начал выражать неподдельный интерес. Он чуть приостановился в своей речи, но заметил, как Анна хотела дослушать его.

– В общем, с одной стороны, даже не знаю, стоит ли. Я так давно хотел попасть на этот форум. А в итоге… – сказал Стефан, и замолчал.

– В итоге, вы все равно здесь, – проронила Анна.

– Да, – чуть смутившись от ранее сказанного им, согласился Стефан.

Он посмотрел на Анну. Та молчала и непрерывно смотрела ему в глаза. Он решил спросить:

– А как ваши дела? Как ректорские будни?

– Скучно быть ректором. Поэтому, я уже не ректор, – с легкостью в голосе ответила Анна.

Стефан кивнул в ответ. Она продолжила:

– А знаете что, Стефан. Позволю себе сказать, что я знаю, что вам делать, если вы, конечно же, позволите.

– Да, конечно, Анна!

– Если вы расскажите мне подробнее о своем романе.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Почему?

– Я думаю, это лишнее, и не интересно.

– Вы не любите делиться своими мыслями и соображениями, или же не желаете рассказывать о книге?

– Скорее, не хочу занимать ваше время своей глупой болтовней.

– Глупой болтовней? Стефан, вы решили выразиться с помощью книги. Что здесь глупого? К тому же, мне интересно. Вы откажите мне?

Стефан опустил глаза, чуть засмущавшись. Анне было видно, как неудобно ему стало. То ли отказать, то ли от ее внезапного внимания к нему и к его творчеству. Еще более неловко ему стало, когда Анна решила продолжить демонстрацию своего интереса.

– Как вам такое? Вы и я – мы вместе пойдем куда-нибудь. Можно прямо сейчас. Мне так же, как и вам не больно интересно присутствовать на слете этих лицемеров. Я угощу вас настоящим красным вином. Немного разговоримся. Вы расслабитесь. Спокойно расскажете мне о своей идее. Я уверена, что у такого думающего человека, как вы, она довольно интересна. И вы зря стесняетесь ее. Если же вы боитесь сесть в автомобиль, я готова пройти пешком несколько кварталов. Неподалеку есть отличный французский ресторан, который стоит того, чтобы побывать в нем. Тихий, уютный, спокойный.

От такого предложения не отказываются. Кто он такой? А кто она! Смеет ли он? Стефан был удручен и растерян от сложившейся ситуации. В этике поведения он был не силен, пусть и считал себя довольно воспитанным. Но, как реагировать на такое предложение – он не знал.

Провинциальный философ идет во французский ресторан с итальянской красавицей с высоким социальным статусом и материальным положением. Только от самой мысли об этом, его бросило в пот. Пока что, не сильно. Но он понимал, что лишь обязан принять ситуацию, ибо не посмеет обидеть отказом женщину. В принципе, Стефан не умел отказывать вообще. Особенно, женщинам.

– А где Монсак? – вдруг спросил он, пытаясь успокоить себя хотя бы каким-нибудь излишним вопросом, чувствуя уже знакомый жар.

– Он помогает мне с вещами лишь на официальных встречах, бронирует номера и перелеты. В остальное время, которым распоряжаюсь я сама, я справляюсь без него. Ведь он не часть моей личной жизни, а лишь помощник. Вас так заботит его отсутствие?

– Вовсе нет. Я лишь поинтересовался, не приметив его здесь, – ответил Стефан, наблюдая за тем, как Анну немного повеселил этот его вопрос.

– Я утолила ваш интерес? – спросила она так, будто теперь желала утолить свой.

– Вполне, – кратко ответил Стефан, после чего наступила небольшая пауза, ознаменовавшая собой лишь плавный переход к предложению Анны, которое он все еще пытался чуть отсрочить и поправить, по возможности. – Но, только у меня денег не много…

– Поскольку я вас приглашаю, я и оплачиваю, – твердо сказала Анна, словно поставила точку в этом моменте, от которого плавно следовало перейти к следующему.

«И зачем ей это?» – лишь задался вопросом Стефан, следуя за Анной, понимая, что литературный форум для них двоих уже закончен. Умом женщин не понять – старая поговорка не теряет актуальности и прежде. Поэтому, стоит ли думать о ее мотивах? Стефану осталось лишь поддаться, приняв ее предложение.

И теперь они сидели за одним из столиков в ресторане, цвета и атмосфера которого действительно предрасполагали, хоть и первые несколько минут Стефан мялся от неудобства пребывания здесь с Анной, и от этих интеллигентных лиц, с псевдоумными лицами, изучающими свои меню, выпирая мизинчики. Наверное, он не привык к этому, но привыкнет чуть позже, так подумал он, попытавшись расслабиться. Хоть у него и не шли с головы эти циничные фразы Ремарка, что цитировал здесь один богатый сноб, сидящий за соседним столиком с молодой глупой красавицей, которая даже не понимала смысла этих слов. Ее зрачки сверкали значками долларов. Нужно поскорее взять свое меню. Пусть хотя бы оно отвлечет и вовлечет его. Посмотрел на него с минуту, и сказал:

– Не знаю, Анна. Я так не могу.

– Что не можете? – спросила она.

– Пользоваться вашей щедростью Я не альфонс, поймите.

– Разве на это был хоть какой-то намек? – спросила Анна. – Успокойтесь Стефан. В моих глазах вы не упадете от того, что позволите мне угостить вас. Или же какие-то из ваших моральных принципов пошатнутся при этом?

Стефан промолчал в ответ. Она была так напориста, что его отказ мог сойти за очевидную грубость. Он не смеет. Поэтому, Стефан чуть унял свои мысли, и сказал:

– Пожалуй, я не прав! Простите меня за этот тон, Анна! Такой несравненной женщине, как вы, грех отказать, и величайшее кощунство.

Анна чуть улыбнулась. Совсем чуть-чуть, краешком рта. Как раз таки стараясь скрыть искреннюю улыбку, в отличие от той широкой и фальшивой, которой улыбались остальные, присутствующие здесь.

Наконец-то, Стефан смог сосредоточиться на меню. Но он практически ничего не понимал в нем. Пусть и блюда были написаны на понятном для него языке, сами названия блюд ему ни о чем не говорили. По словам Анны, в этом ресторане подавали чуть ли не лучшее французское красное вино в Нью-Йорке. Таких сортов, что только они могли иметь такую долгую выдержу и неповторимый вкус. Он сразу понял, что Анна любит и разбирается в вине, еще до того, как она сделала свой заказ. Стефан совсем в них не разбирался. Он то и виски знал всего пару-тройку наименований в том баре, в котором выпивал с Льюисом. Больше ему не нужно было.

– Как вам здесь? – спросила Анна, после того, как Стефан признал свое бессилие в выборе вин и блюд, и Анна сделала заказ, оказав помощь и ему.

Несколько видов красного вина для дегустации и сыров. Для начала хватит, как сказала Анна.

– Здесь великолепно! – ничего другого ответить Стефан не мог, до сих пор будучи не способным расслабиться и успокоить мысли хотя бы в частичной мере.

Анна замечала в нем напряжение и стеснение. Наверняка, любому мужчине непривычно принимать предложение от такой дамы, как Анна, пойти с ней в ресторан, еще и за ее счет. Он все думал об этом. Видимо, они оба не могли дождаться, когда же подадут вино.

– Шамбертен 1969 года. Я считаю, очень удачным его дегустацию первым среди прочих вин. Одно из лучших красных бургундских вин. Изготавливается в ограниченном объеме на севере Кот-Дора. Советую вам сделать небольшой глоток средней протяженности, для того, чтобы вы поняли, почему я считаю его хорошим.

Стефан попытался сделать так, как советовала ему Анна. Поднес бокал к губам, посмотрел, как сделала это она – чуть покружив краешком бокала у себя под носом, затем пригубив, сделав глоток «средней протяженности». Наверное, для того, чтобы распознать вкус между небом и языком.

– Как вам? – спросила Анна.

Стефану было неловко от того, что не мог высказать свои ощущения в полной мере, не зная, как описывать подобные дегустационные действия. Он лишь пожал плечами.

– Вы серьезно? Ничего страшного! Я предполагала, что Шамбермен придется оставить на второй раз, чередовав с этим вином, – взяв в руку следующий бокал, сказала Анна.

Стефан повторил за ней.

– Помероль 1968 года. Довольно удачный год, как для бордоского вина, хотя некоторые со мной не согласились бы. Предлагаю попробовать его, поскольку это одно из самых тончайших и изысканных из французских красных вин. К терпкому перейдем чуть позже. Это же вино, как говорил один сомелье, мой хороший знакомый из Франции, поклонник Помероля, обладает бархатистой структурой и интенсивным запахом.

Анна поднесла бокал с вином к носу, снова чуть покрутив его. Стефан повторил за ней.

– Попробуйте! Оно более женское, я бы сказала. Как вам?

– Да, запах довольно привлекательный, – заметил он, поймав себя на мысли, что совершенно ничего не может рассказать о вине так, как это делала Анна, – Легонькое, – добавил он, тут же почувствовав себя дураком.

– Попробуйте этот сыр. Он даст вашим рецепторам немножечко отвлечься на его вкусовые качества. Хочу, чтобы вы познали это вино, – взяв следующий бокал с красным вином, сказала Анна, сама съев кусочек грюера.

«Мне бы пинту виски» – подумал Стефан по своему, хоть и почувствовал, как вино стало смешиваться с его кровью, постепенно насыщая его мозг расслабляющим эфиром.

– Мулен-а-ван 1975 года. Да, самое молодое из предложенных мною вин. Но именно в этом возрасте его и нужно пробовать, иначе его терпкость, его мужской, поистине даже сексуальный букет не выразит его отличие от других вин бужоле, которые обычно имеют выдержку не более трех лет. Это вам однозначно понравится, – сказала Анна. – Его можно выпить более быстрым глотком, но постараться оставить его привкус по краям языка.

Стефан сделал, точнее попытался сделать в точности так, как велела ему Анна. И правда, это вино ему понравилось, будучи чуть более жестким, как ему показалось. Он даже выказал это, чуть икнув, и попросив за это прощения:

– Вы правы, Анна. Это вино хоть и самое молодое из предложенных вами, но оно самое подходящее для моего вкуса. И характера, что ли…

Именно характера. Стефан, подумал, почему он так сказал. Возможно, Анна узнает людей по их вкусу к вину? Такой женщине все под силу. Заказал бы он сейчас виски, набрался бы наглости, чтобы она подумала о нем после этого? Нет, об этом и не стоит думать. Это исключено. Самый дурной тон, который можно было выразить ей сейчас. Этот мулен-а-ван был весьма неплох. Может, он его и подсадит на вино в дальнейшем. А пока, Стефан медленно избавлялся от этих мыслей, что преследовали его еще со времен научной конференции, при виде образа Анны Роккафорте перед собой. Ему все еще лезли в голову мысли и слова, которыми он до сих пор хотел поддержать разговор с ней. Неинтересный. Сам признавал. Но ничего другого и спросить не мог.

– Анна, позвольте поинтересоваться. Чем вас не устроила должность ректора в Болонье?

– Я уже говорила вам, что эта должность для меня была временной. Она не была для меня конечной целью. Скорее, экспериментом. Вот, и все.

– Тогда, позвольте спросить еще кое-что. Какова же ваша цель?

Стефан стал здорово надпивать вино, все больше чувствуя, что оно пришлось ему по вкусу. Анна тут же подозвала официанта, и заказала еще по бокалу мулен-о-ван, попросив убрать со стола остальные вина.

– Моя цель? – спросила Анна, надпив вина.

Стефан тоже надпил, чуть поиграв с ним во рту, все больше понимая его.

– Очень вкусное вино, – теперь так он сказал про него. – Я вам очень благодарен, Анна, и с меня…

– Стефан, не стоит! Эта я вам благодарна за столь приятную компанию, которую в Нью-Йорке я не ожидала обрести. Пусть вас не мучает чувство долга в дальнейшем. Я пригласила вас – с меня и спрос.

– Тогда я буду вынужден пригласить вас в ответ, – сказал Стефан сразу, лишь погодя подумав, что сказал.

Редко у него такое бывало. И даже как-то замер, когда увидел глаза Анны, также замершие после этих слов. Чтобы значил этот взгляд полный загадки? Он пока не знал. Знал лишь, что уже допустил себе грубую нетактичность, тут же начав извиняться. Снова он стал чувствовать себя неловко. Анна кратко пыталась убедить его в обратном. Но такой он был человек – брал все близко к сердцу. Поэтому, когда Анна решила ответить ему вопросом, тем самым заставив призадуматься его, Стефан чуть остепенился, успокоившись на время. Почему на время? Потому, что вопрос Анны звучал приблизительно так же:

– Лучше вы ответьте мне, Стефан. Какая цель у вас?

– В смысле? – переспросил он.

– Ваше претворение, будто вы ничего не поняли, довольно мило, – слегка улыбнувшись, сказала Анна. – Но мне интересно послушать вас, как творческого человека. Если вы пишете роман, значит, вы преследуете какую-либо цель. Высказаться. Либо, что-то доказать: себе, или кому-то. Вы посвятили себя конкретному делу, не то, что я. Значит, вы конкретно преследуете какую-то цель.

– Согласен, – кратко смирился Стефан.

– Это очевидно.

– Полностью согласен.

– Когда у вас это началось?

– Когда я задумался над своим романом? Или когда начал писать его?

– И первое, и второе.

– Задумывался еще давно. Вот только начал совсем недавно.

– Правда?

– Да. В этом году начал, хотя с идеей ходил еще с давних лет, и не только с ней.

– Интересно. То есть, в вас это было, но излагать вы начали совсем недавно, совершенно не писав до этого?

– Я бы сказал, что не писал свою идею в художественном стиле.

– Если же вы начали в этом году, но, как вы сказали, не пишете уже около трех месяцев, насколько я поняла, то сколько же из этого времени вы реально пишите?

– Очень мало. И меня удручает это. Повергает в бездну бессмыслицы моих дней.

Стефан позволил выразиться себе откровенно. А Анне даже стало интереснее. Она стала выглядеть так, будто брала у него интервью. И не то, чтобы Стефану не нравилось такое внимание с ее стороны. Скорее смущало, поскольку он считал такое внимание к своей персоне не оправданным. Никто так не интересовался его научными работами за столько лет, сколько он работал в университете, а тут только книгу начал… которую уже отчасти ненавидел. Естественно, поданная средней прожарки говядина, стала отличным дополнением к вину, а соответственно – к успокоению его мыслей. То, что нужно мужчине! Но все же, ее внимание было ему непонятно.

– В общем, ладно… Я допустил себе немножко высказаться…

– Нет-нет! Что вы, Стефан! Мне очень интересно, не останавливайтесь!

– Вы поймите, быть может это и странно… Но, эта несправедливость…

– Несправедливость?

– Нет. Я не это слово хотел употребить.

– А какое же? Что вы хотите сказать?

– Хочу сказать, что, возможно, понимаете… Льюис, мой друг. Он был прав, когда сказал, что философии мне стало мало, этой нудной, скрупулезной рутины на научном поприще, и мне захотелось моральной свободы. Высказаться, наконец-то так, как именно я того хочу, а не по требованиям написания тезисов, статей и прочей ерунды. Нет, я люблю свою работу! Вы не подумайте! Я и так позволяю себе неплохо высказаться в своих работах против бога, хах!.. Но, видимо, этого мало для меня…

– Вот мы и подходим к ответу на мой изначальный вопрос, – заметила Анна. – Точнее ваш.

– Вы о цели?

– Именно. Идея, которая крутится около этой цели. Я думаю, вы о ней сейчас думаете. Об идее.

– Не знаю, стоит ли о ней говорить.

– А почему нет? Не доверяете мне настолько? Или в принципе не любите делиться своими идеями?

– Нет-нет! Ни в коем случае дело не в доверии, или в недоверии к вам, Анна! Вовсе нет!

– Если что, я не собираюсь красть вашу идею, и выдавать ее за свою, уж поверьте мне! – сказала Анна, позволив себе маленький смешок, чего ранее не делала, как заметил Стефан.

– Я так не думаю, Анна. И дело не в этом.

– А в чем тогда?

– Даже не знаю. Понимаете, Анна. Сложно рассказать идею произведения, когда она вроде бы и присутствует неким призраком в тумане головы, и в тоже время все еще не реализована на бумаге хотя бы на одну пятую от уготовленного в голове. Она там есть. Но уверенности в ней нет. Что она не рассеется в этом тумане, или не станет его частью, оставшись в нем. Понимаете?

– Я не пойму этого, так как вы, Стефан. Поскольку, я не писатель. А вот вы говорите, как самый настоящий писатель. Пусть вы и не верите в это сами до конца и в той степени, в которой нужно мыслить о себе творцу. Но говорите вы как человек, который довольно озабочен этой идеей. А соответственно, ваше негативное отношение к реализации своей идеи неуместно, и скорее всего – временно. Вроде сезонной депрессии, но только в творчестве.

Стефан услышал то, что ему нужно было. На самом деле, Анна как никто другой понимала его. И не хуже именитого писателя ответила ему на вопрос, с которым он сюда приехал. Он почувствовал расслабление. Но чтобы сделать его более приятным, он осмелился спросить:

– Можно я закажу виски?

– Официант! – тут же подозвала Анна, – Два виски! Пожалуй, Jim Beam! – тут же посмотрев на Стефана, и найдя в его глазах внутреннее согласие, нечто удивленное, но довольное. – У вас же есть американский виски?

– Разумеется. Что-то еще? – сказал официант.

– Пока все, – еще раз глянув на Стефана, сказала Анна, после чего официант оставил их наедине.

Стефан все еще выражал тот взгляд, что заметила в нем Анна. Она посмотрела глубоко в его серые глаза, и задалась вопросом:

– Стефан, вы случайно не рыбы по гороскопу?

– Совершенно верно! А вы?

– Я дева. Совсем скоро у меня будет день рождения. Обычно, в начале сентября я улетаю на Сардинию. Ну, как, обычно… последние несколько лет. В это время года там такая прекрасная погода. Лучше не придумаешь. Лучший подарок на день рождения. И весьма странно…

– Что именно? – нетерпеливо спросил Стефан.

– Почему я задалась вопросом, не рыбы ли вы. Не подумайте, что я верю в гороскопы. И не то, чтобы для меня это имело бы хоть какое значение. Но я кое-что заметила. И это наблюдение весьма недурно, как по мне. Вы – рыба. Хоть я вас еще плохо знаю, но характерные черты, присущие вашему знаку зодиака я заметила в вас. Вы загадочный, молчаливый, где нужно изворотливый, и вовсе не пестрящий эмоциями человек. Вы словно рыба, которая затаилась на большой глубине, на такой, что и при большом желании нелегко добраться до вас, даже такой же глубоководной рыбе, как вы, которых, я уверена, весьма немного. Словно собрали со всех одиннадцати знаков понемногу, и утаили в себе это знание, которое держите в себе. Словно храните некую верность. Верность, которую боитесь потерять. Но не в контексте вашего собственного конца света, осушения мирового океана и вашей глубины, а в контексте внутренней дисгармонии, которую порождает эта верность, которая нравится вам, хоть и причиняет боль, отчасти. Вы не отпустите ее, даже если я – противоположный вам знак зодиака, предложу вам абсолютно противоположное, что я могу сделать. И что я заметила, так это то, что несмотря на то, что мы, по знакам зодиака, вроде бы как, противоположности, но мы весьма не противоположны друг к другу. Иначе, мы бы не сидели здесь и сейчас, верно?

– Возможно, – пытаясь понять, о чем говорит Анна, осторожно ответил Стефан, думая о том, что опьянеет от поданного официантом виски, но ничего поделать он с собой уже не мог, ему нужно было выпить для лучшего понимания происходящего.

– К чему я клоню? Беспрекословно верить во что-то – глупо. Начиная с гороскопов, заканчивая религией. Хотя, опять же, я поняла, что вы рыбы, а значит, некий свод общих подтверждающих знаний имеет практическое доказательство при определенных условиях и обстоятельствах.

– Уж не намекаете ли вы, пусть окольно и скрытно, на агностицизм в своих суждениях?

– Вовсе нет! Отнюдь! Я просто рассуждаю. О наружности. Об интуиции. Об энергетике людей. И вы, как мой коллега, по некоторой части моей деятельности, должны как никто другой понять, что я имею ввиду, и поддержать тему разговора.

– Пока я не совсем понимаю, что вы имеете ввиду.

– Наверняка, вашей главной темой в книге является бог, либо вера в бога, либо некое отношение, действие относительно этой категории. Именно категории, а не предмета, которую вы в пух и прах пытаетесь раскритиковать на протяжении многих лет, опять же относительно, а не в целом, как понятие. Как часть бытия, что ли. Но не часть познания.

Стефан не нарочно усмехнулся.

– Я права? – спросила Анна.