Текст книги "Богоубийство (СИ)"

Автор книги: Морган Роттен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 36 страниц)

– Нет, мне интересно ваше мнение, – спокойно поддержала разговор Анна.

Стефан почувствовал себя более уверенным после успешного акта декламации. Как же здорово, что все эти годы он был не только философом, но и преподавателем. Ему это сейчас было на руку. Пусть перед ним и не была одна из его студенток, не менее острая на словцо. Но он вошел в кураж, и уж точно более не чувствовал себя столь неуверенно.

– Кстати, я здесь не просто так, как вы уже, наверное, догадались. И это прекрасно, что мне не пришлось искать вас по всему этому прекрасному огромному дворцу. Виллой это помпезное строение у меня язык не поворачивается назвать. Так вот, вряд ли вы удивитесь, но мне будет весьма приятно, если вы подпишете мне книгу. Вашу книгу.

Стефан протянул книгу, наблюдая за реакцией Анны. А она, даже если и встрепенулась, то настолько глубоко в душе (если она у нее была, как подумал Стефан в этот момент), что этого не было видно.

– В таком случае, я предполагаю, что вы позаботились о наличии ручки, – ответила она.

– Ручки? – переспросил Стефан.

– Да. Не силой же мысли я буду вам ее подписывать?

– Ах, да! – сделав вид растерянности, произнес Стефан, рассеяно пощупав карманы пиджака и брюк как можно дольше, – Вот, прошу! – неспешно протянув ей ручку, словно испытывая наслаждение в данный момент.

– Как же неудобно на весу, – заметила Анна, чуть коснувшись ручкой титульного листа в книге.

– Вон, есть свободный столик! Давайте, пройдем к нему, вам будет легче, и подпись будет красивее.

Анна повернула голову, посмотрев, куда показывает Стефан, и согласилась, грациозно пошагав к нему. Стефан за ней. Столик был отдаленным от шума и гостей. На секунду Стефан прочувствовал уютное чувство уединения. Будто были они здесь лишь вдвоем. Самому не верилось, как это он совладает со своей нервозностью.

Они присели друг напротив друга, на секунду встретившись взглядами. Вот тут-то Стефан и заметил впервые беглый взгляд Анны Роккафорте. Она оторвала его – быстро, невежественно, абсолютно не выдержанно, словно второпях, не присуще Анне. Тут же опустила глаза в книгу.

– Как подписать? – спросила она.

– А как вы обычно подписываете ваши книги? Так и подпишите! Стефану от Анны. Весьма сдержанно и консервативно. Разве что, можете еще дату поставить.

– Дату? Сегодняшнюю?

– Вы меня удивляете! Конечно, сегодняшнюю! Чтобы этот день я запомнил на всю жизнь!

Анна стала выводить буквы на бумаге. Неспешно, но резкими движениями руки, стараясь вырисовывать своим отточенным, филигранным, крупным почерком, чтобы подпись выглядела красивой, элегантной, пусть и строгой, с преобладающим количеством острых углов в буквах. Когда она закончила, она мягко прикрыла книгу и отдала ее Стефану вместе с ручкой. Стефан заметил, как она даже не попыталась в этот раз посмотреть ему в глаза.

– Кстати, пока не ушел. Можно задам вам один вопрос? – с еле видной ухмылкой на лице спросил Стефан.

– Да, конечно, – с трудом выговорила Анна.

– Не сочтите за грубость. Вы автор, вам виднее. Если что, мне очень понравился роман. Очень. Но. Понравился он мне лишь до определенного момента…

Стефан выдержал паузу. Анна не спросила, до какого именно момента. Но Стефану и так было понятно, что она вопрошала это внутри, не силясь спросить вслух. К тому же, зная, что он и так продолжит.

– Концовка, понимаете ли. Последняя глава. Тот интригующий момент, когда раздался выстрел. Следует троеточие. Глава будто бы обрывается, переводит нас в финальную главу с неожиданной развязкой. Но в том то и смысл, что с неожиданной. Понимаете?

– О чем вы? – с внешней сдержанностью, но с колоссальным нетерпением внутри спросила Анна, подняв на Стефана глаза.

Они блеснули. Но пока что не тем, что хотел увидеть в них Стефан.

– Я имею ввиду смерть Джулиана.

– То есть? Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, опять же, не сочтите за грубость, вы автор, вам виднее. Но все же, концовка тотально не соответствует той задумке, которую вы старательно выдерживали до этой концовки. Она не имеет смысла. Совершенно.

– Смерть Джулиана?

– Да.

– Почему?

Анна смотрела на Стефана искренне не понимающим взглядом. Стефан издевательски медлил с ответом, но говорил по сути:

– Сами подумайте. О чем ваш роман под глубоко философским названием «Богоубийство»? Ведь это название не случайно, и оно подразумевает именно то, о чем вы писали в своем романе. Ведь так? Совершенно не о том, как Марк убивает Джулиана, спасая бедных страдальцев от этого тирана, тем самым совершенно не имея никакой, даже символической связи с той идеей, которую вы и заложили не только в сюжете, но и в названии, которое в данном случае, является не менее важным…

– Прекрати! – резко выпалила Анна, более не в силах выслушивать Стефана и выносить его внешне насмехательское, стоическое спокойствие, совершенно непонятное ей в данный момент.

Стефан прочитал в ее взгляде некоторую нервозность, поняв, что чувствует превосходство в данный момент. Она спросила его прямо, без притворств, чего так ждал он, и получил:

– Зачем ты здесь?

– Мы уже на «ты»? – наигранно приподняв брови, спросил Стефан, тут же сделавшись серьезным, показав, что больше не позволит насмешки в столь серьезном диалоге.

– Да, Стефан! Мы уже на «ты»! Будь так добр, ответь мне на мой вопрос! – резким, требовательным тоном продолжила пылкая Анна.

– Зачем я здесь? – томил Стефан, но уже не нарочно, а от того, что хотел как можно четче сформулировать свои последующие слова.

– Да. Зачем ты здесь? Унизить меня? Шантажировать? Хочешь денег?

Стефан резко засмеялся. Вырвалось. Он не хотел так громко. Снова сделавшись серьезным, он сказал:

– Ты же знаешь, что нет.

– А что тогда?

– Ты прости за мой несдержанный смех. Вырвалось.

– Стефан, брось эти притворства! Будь так добр, говори так же прямо, как я с тобой разговариваю! Я многого прошу?

– Ты первая начала это притворство.

– А ты поддержал. Так что, давай, скорее закончим с этим детским садом! Ты говоришь мне, зачем пришел, чего ты хочешь, а я даю тебе это, и мы больше никогда не видимся.

– Никогда?

– Да. Никогда. Словно и не знали друг друга.

Стефан задумчиво покивал головой. Вот такие повороты существуют в жизни. Она хотела, он сказал ей прямо:

– Ты украла мой роман. Но не украла идею. Ты испортила его. Придала ему вкус лицемерия.

– Поверь мне, я смогу забыть о тебе, – резко вставила она.

Стефана это остановило. И не то, чтобы его задела эта фраза. Она уже сделала ему больно, второй раз не получится. Он был в этом уверен, как никогда. Скорее, старался быть четким и ясным. Голова его еще более остудилась. Стала настолько ледяной, что он сказал ей следующее, будто уже не желал добавлять что-либо к предыдущему своему предложению:

– Ничего мне от тебя не нужно.

– Ничего? – недоверчиво переспросила Анна, – Тогда зачем пришел? Я задаю этот вопрос последний раз. Упрекнуть меня в краже романа? Увидеть раскаяние в моих глазах? – Анна выдавила презрительную улыбку. – Не получится, милый.

– После выстрела… – сразу перешел к делу Стефан, но Анна до сих пор не понимала.

– Что, после выстрела?

– После выстрела у тебя погибает Джулиан.

– И что?

– Ты серьезно?

– Я тебя не понимаю! Что ты хочешь этим сказать?

– В твоей концовке погибает Джулиан?!

– Разве должно быть по-другому?

Анна встретилась со Стефаном взглядами. И кое-что она увидела в его глазах. Что-то, что нашло подтверждение в его словах после полуминутной паузы, которая обоим далась нелегко.

– Однозначно, – с долей досады в голосе тихо произнес Стефан, оголив причину той единственной, настоящей боли, с которой и пришел сюда.

Анна опустила глаза, задумавшись. Вновь подняла, несмело посмотрев в глаза Стефана. Тот продолжил, стараясь не обращать внимания ни на свои эмоции, ни, тем более, на эмоции Анны, которые они оба умело сдерживали, пусть и показывали ненароком в самых мельчайших проявлениях своих спрятанных чувств:

– Тот выстрел, на котором оборвалась моя часть романа, я отлично это помню, что закончил именно на этом месте. Тот выстрел, Анна. Это был выстрел в спину Марка. Брюс в него выстрелил, тем самым, убив «бога». Но не того, которому они преклонялись все это время. Символического бога, того, чей образ нес собой Марк. Их жизнь на этом закончилась также. Понимаешь ты это? Неужели богоубийством можно назвать смерть лицемерного священника, Анна? О чем ты думала? Мы столько обсуждали с тобой этот роман! Но все равно ты написала это… Они сами убили своего бога, даже не подозревая об этом!

Оба посмотрели друг на друга с разочарованием. Анна долго находила силы в голосе, чтобы ответить ему:

– Но почему? Разве не Джулиан был тем символом бога, которого следовало убить? Не он символизировал собой богоубийство? Ложно символизировал, ведь…

– В этом и дело, что ложно. Весь роман сводится именно к этому. Но не к тому смыслу, который придала ты своей концовкой.

– Но тогда и возвращение Марка на остров – бессмыслица!

– Возвращение Марка придает этой истории как раз завершенность этого смысла! Как ты не поняла, Анна? Ты знала мой роман не хуже меня самого! Ты насквозь должна была видеть!

Анну задели эти слова. Она выпалила в ответ:

– К черту! Он все равно продается! Ты видишь, как он продается? С каким успехом? Это то, о чем я тебе говорила! Вот, только ты уперто не хотел эту мысль принимать. Ты всего лишь хотел написать его, ты сделал это. Изложил свои мысли? Остальное сделала я. Я довела этот роман до его коммерческого совершенства.

– Коммерческого совершенства? Сама термин придумала? – с негодованием переспросил Стефан, поражаясь безграничному цинизму и эгоцентризму Анны.

Она совсем не раскаивалась в содеянном. Даже, когда узнала, что неверно дописала его же роман за него. Сам виноват. Сам себя же упрекал в этот момент, вспоминая, что его слова были о том, что он не хочет писать этот роман для всех. Анна хотела, чтобы он был для всех. И сам факт того, что она воспользовалась такой возможностью огорчал его не менее, чем ее версия последней главы романа. Теперь он точно ни во что не верил. Абсолютно. Ни во что человеческое, в особенности.

– Марк символизировал собой жизнь, – сказал он.

– И что? Теперь это не важно! – надменно ответила Анна, не готовая мириться с мыслью Стефана.

– Действительно, теперь это не важно.

– Думаешь, читатели настолько проникаются идеей, чтобы целиком и полностью понять тебя и то, что ты там написал? Моей концовкой они озадачатся не больше, чем твоей, поверь!

Стефан покивал головой, проглотив ком в горле. Стараясь не показывать своего истинного разочарования, он сказал тихим голосом:

– Помнишь, ты спрашивала меня о том, что для меня значит «бог»? Я так и не ответил тогда.

– Да, я помню.

– Тебе еще интересно, что для меня значит это слово?

Анна молча смотрела на Стефана, не отрицая, но и не подтверждая своего интереса. Он решил продолжить:

– Это жизнь.

– В смысле? – не поняла она.

– Жизнь. Жизнь – это мой бог. Ее я люблю больше всего на свете. Она мой бог. И без нее я никто. Я лишь ее раб. И больше ничей. Не будет ее – не будет меня. Поэтому, только тот, кто ценит жизнь, любит ее всем сердцем, а не относится к ней как к самому себе разумеющемуся – только тот живет по-настоящему. Вот, почему в книге ты «убила» не того «бога».

– Ты серьезно?

– Как никогда.

Анна непонимающе опустила свой взгляд, будто пребывала в мысленных исканиях вопроса о том, что же она упустила в своей жизни, коль не понимает смысла его слов.

– Я ответил тебе на твой вопрос. И я обещаю тебе, что больше не потревожу тебя, не появлюсь в твоей жизни, как ты хотела – мы станем абсолютно чужими, незнакомыми друг для друга людьми, если ты ответишь мне на мой вопрос. Ответишь?

Анна молча посмотрела на Стефана, ни «да» ни «нет» не обронив со своих нежных, но скованных скрытой печалью уст.

– Только ответь мне честно, и я уйду.

Она моргнула, и глаза ее вдруг покрылись слезной пленкой. Еле заметной, но все же символизирующей то, что стена ее в этот момент наконец-то дала трещину. Видимо, Стефан знал, что говорит в этот момент, поскольку вопрос его прозвучал как нельзя более естественно:

– Та черная собака… Она заберет тебя с собой в отместку за то, что ты получила все, что ты хотела?

В уголках глаз Анны заметно скопились слезы. Стефан никогда не видел, чтобы она плакала, и так подозревал, что сейчас увидит. В первый и в последний раз. Ему сделалось невероятно тяжело в этот момент. Не менее тяжело, чем Анне, судя по тому, как она нервно прикусила губу, и отвела взгляд, точно отвернув лицо для того, чтобы он не увидел, как по щеке ее скатилась слеза. Стефан все понял, и сказал:

– Верь, я никому не скажу, – приподнявшись, чтобы уйти.

– Постой! – резко выкрикнула Анна.

Стефан, замерев, посмотрел в ее лицо, и будто не было слез в ее глазах несколько секунд назад. Очень быстро собралась, приняв чуть более уверенный вид, такой, будто нечего терять уже. Стефану также. Поэтому, он словно отображал все чувства госпожи Роккафорте в данный момент. Видел, как она хотела сказать «прости». Но не сказала, гордо приподняв подбородок. Затем приподняв бровь, она сказала типичным для себя уверенным, спокойным, насыщенным тоном, словно быстро набралась сил для этого:

– Даже перед лицом смерти следует сохранять мужество. Уметь терпеть ее присутствие, даже когда это становится невыносимо, когда ты уже готов отдаться в ее объятия. Я думаю, что теперь я поняла…

Стефан все же поднялся с места, тем самым показав, что он все услышал. Но задержался, увидев, что Анна не закончила:

– …Поэтому я была с тобой эти два года. Ты самый жизненный, самый мужественный человек из всех, кого я когда-либо встречала.

– Спасибо тебе, Анна. За все, – спокойно сказал Стефан, развернувшись, и начав свой уверенный шаг с книгой в руке.

Анна не посмотрела ему вслед. Стефан не обернулся. Они больше не знают друг друга. Но теперь Стефан знает ответ на вопрос, на который не мог ответить все эти годы. И он тешил себя этой мыслью, зная, что, впрочем, все его искания, и все его незримые пути все равно ведут его к одному и тому же месту…

* * *

Могила Мерилу.

С долей привычной грусти Стефан опустился на колени около нее. Возложив красные розы, он присел на землю, чтобы быть поближе к ней, вспоминая ее неповторимую улыбку. Единственное, что делало его счастливым, по сей день – это ее улыбка. Пусть и в его памяти. Но даже те воспоминания, которые он имел, по-прежнему придавали ему сил. Поэтому он так любил находиться у ее могилы часами. Она вдохновляла его жить дальше. Быть одному против всего остального мира, который пусть и нес его на себе, но Стефан, в свою очередь, нес в себе свой мир. Свой собственный. И глядя на могилу Мерилу, он жалел лишь об одном. О том, что последние два года не наведывался к ней, соответственно, не наведываясь на могилу не рожденного сына.

Он перевел взгляд на то место, где лежал Роберт Полански. Его могила постоянно напоминала Стефану о том, что можно любить не увидев. Любить то, что больше никогда не увидишь, что никогда и не видел, но знал и чувствовал его всем сердцем, так же, как и сейчас. Лишь здесь он воссоединялся с этим чувством. И лишь здесь он чувствовал настоящий покой. Покой единственного живущего человека на Земле. Иногда он и сам иронично относился к такой мысли. Уже не было грустно от того, что он остался один. Впрочем, где-то есть брат… Он часто забывал о нем… Стефан корил себя и за это в данный момент. Может быть, он и не настолько одинок, как думал все эти годы…

Хандра прогладила его тело, пробежавшись по спине, и спрятавшись в затылке. Так привычно… Она сопровождала Стефана все эти годы, став самой верной спутницей его мыслей вместе с Мерилу. Словно две противоположности, полностью зависящие друг от друга, не существовавшие бы друг без друга. Ничего странного в том, что он персонифицировал и это чувство, как и многие другие. Ведь они порождали его мысли. Вопросы, на которые он все чаще научился давать вполне краткие и ясные ответы. Пора их находить.

«Мысли человека целиком и полностью зависят от степени привязанности к объекту, порождающему эти мысли» – так сейчас подумал Стефан, как всегда не в силах бороться против того потока, что бурлил в его мозгу даже в состоянии душевного равновесия, покоя и оторванности от внешнего мира. Кладбище… Как же он его любил… И ненавидел за то, что оно приютило ее раньше…

Анна… Стефану вспомнилась и она в этот момент. С ноткой ностальгии она почувствовалась ему на кончике языка его мыслей, которым он пробовал очередное редкое вино с южных полей Франции. Смотрел на нее, как она нежится под солнцем Сардинии на террасе у бассейна с бокалом красного вина в руке. Смотрел вместе с ней кино на ночь в бархатистой, пышной постели, в которой он всегда потопал, как Титаник в океане, также разбившись об острые края ее (нет, не пылких бедер) расчетливых чувств. Слышал рычание черного пса за той самой дверью, которая пробудила его. Чувствовал ее страх, который она испытывала к этому лохматому, огромному, взъерошенному псу с пеной изо рта и, наверняка, с красными глазами, которыми он уже напоминал ей о себе в ночи. Как же ему было жаль ее… Именно жаль…

Стефан посмотрел в небо. С него неспешно стали спускаться мокрые снежинки снега. И смотря на них, Стефан принимал их своим лицом, понимая, что не чувствует более страха и сомнений.

Есть только осознание. И он. И жизнь. И память. Ему совсем не холодно сейчас. Не душно. Ему приятно. Вдыхать. Смотреть в небо. И просто жить.

Зачем? Или, почему?

И что делать дальше? Просто жить?

Стефан не уставал задавать себе извечные вопросы. Как же хорошо, что они у него есть. Ведь не было бы их, жил бы он, чувствовал бы? Ему бы не было так спокойно на душе, если бы душа не страдала? И радость была бы не той, если бы не грусть?..

Он опустил голову и посмотрел на могилу Мерилу еще раз. Снова представлял себе ее улыбку, улыбаясь ей в ответ, обнимая ее, прижимая ее силуэт с ребенком в чреве к своей груди. Он подумал о том, что вечером обязательно встретится с Льюисом. А на следующий день будет учить философии своих студентов. А все потому, что признавал одну мысль. Мысль, которую он признал самой законченной в этот, на секунду замерший, но такой греющий его момент, прошептав ее:

– Остается просто жить. И не нужно спрашивать себя – зачем, или почему.