Текст книги "Богоубийство (СИ)"

Автор книги: Морган Роттен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)

– Драматичное?

– Да. Знаешь, как в немом кино, но с музыкальным сопровождением того же Баха. Представить жизнь в черно-белых тонах, ворваться в ночь, сесть в карету и поехать в деревню к какой-нибудь старухе, которая скажет тебе, что ты проклята, а ты выбежишь из ее дома прямо под дождь, выбежишь на дорогу, станешь перед грузовиком, он резко затормозит, перевернется…

– У тебя с этим ассоциируется музыка Баха?

– Я этого не сказала. Просто мне это представляется. Говорю же, что-то драматичное, депрессивное, возможно. Поэтому, классику стараюсь слушать реже. Все же, жизнь должна быть красочной. А вот ты?

– Что я?

– Что ты представляешь себе, когда слушаешь Эллу Фитцджеральд?

Стефан задумался.

– Знаешь, нелегко ответить на этот вопрос, оказывается.

– Ответь прямо, что в первую очередь приходит на ум, когда слышишь ноты из любимой песни.

– Я особо и не думал об этом.

– Не думал? А чувствуешь что, когда слушаешь ее?

– Не знаю. Тоже, какую-то нотку грусти, что ли. Но это не драма, а скорее романтика. У этой грусти есть нотка приятности, она доставляет удовольствие, придает задумчивость потерянности во внешнем мире, словно ты отдаляешься от него, погружаешься полностью в самого себя, никто и ничто не имеет для тебя значения. Только ты, и ее голос в твоей голове, напоминающий тебе, кто ты есть на самом деле. Как-то так, наверное.

– Ты довольно ранимый человек, Стефан! – сказала Анна.

– Возможно, – не стал отрицать он.

Официант поднес закуски и вино, пока готовилось горячее. Анна оживилась.

– Вот, – сказала она. – Вот и это вино, которое я бы хотела, чтобы ты попробовал!

Стефану уже не нужно было объяснять, как его дегустировать. Он надпил, немножко посербал его в своем рту, сложил губы в дудочку, посмотрел на красные губы Анны, которые сделали так же, но намного соблазнительнее, после чего весьма довольно заключил, когда проглотил:

– Оно превосходно! Напомни мне, пожалуйста, что это за вино!

– Это старинное, довольно редкое вино из Тосканы, называется оно Нобиле ди Монтепульчано из сорта санджовезе. Не каждый поймет это вино, но каждый его несомненно высоко оценит.

– Это точно. Пока что, это лучшее из всех, что ты мне предлагала.

– Мне оно тоже очень нравится. Хочешь, возьмем бутылку с собой? А можем взять три!

– Что ты? Я думаю, что такой уникальный продукт должен смаковаться, зачем же три? Хватит и одной! На то и существует воздержание, чтобы возвышать объект пристрастия, – с улыбкой сказал Стефан.

– Тогда, следуя вашей философии, мистер Полански, я должна воздерживаться от вашей компании? Зачем же мне это? Я хочу выпивать вас до дна каждый день, и когда захочу!

– Сегодня, сеньора Роккафорте, все что угодно! – подыграл Стефан.

– Ах, вот вы как? Разве только сегодня?

Им подали горячее – страчетти и жаренный картофель.

– И как вам удается сохранять такую точеную фигуру, так сытно питаясь? – спросил Стефан, увидев эти изумительные блюда.

У него слюни навернулись. Анне польстили его слова. Но как всегда, она умело скрыла это за маской игривости и ироничной улыбки, сказав:

– Ты же не думаешь, что я так питаюсь каждый день? А даже, если я и ем такую пищу довольно часто, то фигура моя зависит не только от нее и от того времени, в которое я принимаю эту пищу.

– Правда?

– Ты, видимо, наслушался всех этих глупых передач, пропагандирующих особое нормированное питание, различные диеты? Но, поспешу тебя огорчить. Я ни разу в своей жизни не ограничивала себя в еде, не придерживалась ни одного графика приема пищи, и не пробовала ни одной диеты.

– В этом секрет твоей стройности?

– Как бы парадоксально не звучало, но да. Но лишь отчасти. И это вовсе не секрет. Это биология. Понимаешь?

– Наследственность?

– Именно. Наследственность, конституция строения тела, гормональный фон, в конце концов. Гены все решают. Если природа предусмотрела определенный тип фигуры, как не борись с ним, пусть она не возьмет свое в двадцать, но она возьмет это позже, в тридцать, например.

Стефан усмехнулся.

– Ну, а что? Такие как мы, Стефан, будем худее смерти до самого ее прихода. Она еще позавидует, забирая нас.

Они оба посмеялись. Причем, оба понимали, что так оно и есть. Стефан попробовал основное блюдо. До сих пор горячее. Решил подуть. Но затем нетерпеливо засунул кусочек картошки себе в рот.

– Язык можно проглотить!

– Не спеши ты так! И запей, лучше! А то язык обожжешь!

Они выпили вина, после чего Анна подозвала официанта, и попросила его добавить вина.

– Как же так? – будучи осененным, воскликнул Стефан.

– Тише, Стефан! Что случилось, дорогой?

– Мы уже выпили, я не обратил внимание! Я же должен был сказать тост, Анна! В твою честь!

– В мою честь? – переспросила она, то ли притворившись, то ли действительно помня не больше Стефана.

Он тут же поднял бокал.

– Анна! Дорогая моя! Хочу выпить за тебя. За сегодняшний праздник твоей жизни! За то, что твои родители подарили миру тебя – такую замечательную и прекрасную, такую обворожительную и, не побоюсь этого слова, великую женщину, которая стала не только украшением этого мира, имея неописуемую красоту, но и его двигателем, имея поразительный ум и крепкий характер. Тебе все под силу. Поражать мужские сердца, ставить мир на колени. Я очень рад нашему знакомству, Анна! Я благодарен тебе за все, что ты для меня сделала. А ты уже сделала для меня не меньше, чем каждый день ты делаешь для мира культуры, науки, для общества в целом. Поэтому, я поднимаю этот бокал за тебя, Анна! За то, что мне выпала честь быть с тобой в этот день, твоим верным спутником…

– Моим рыцарем!

– Твоим рыцарем, Анна! Черт, я все же не умею говорить тосты!..

– Нет-нет, что ты, Стефан! У тебя отличный тост! Отличные слова!

– В общем, еще я хотел пожелать тебе, Анна, чтобы ты не теряла своей хватки и очарования. Уверен, твое очарование сводит с ума не только меня, но и каждого, кому хоть раз посчастливилось иметь с тобой диалог. Не теряй этого! Это настоящий женский талант, который встречается один на миллион!

– Спасибо, Стефан! – внимательно слушая, сказала Анна.

Теперь она не скрывала, что ей было очень приятно и лестно слушать его слова.

– Это еще не все! – нервно усмехнулся Стефан.

Анна заметила, как глаза его забегали по сторонам. Он переживал.

– А что еще? – спросила она.

Стефан посмотрел в сторону музыкантов, и подмигнул им. Видимо, те уже заждались команды. Но как? Как Стефан успел договориться с ними? Анна стала выглядеть растерянной. Зазвучала ее любимая песня Элвиса Пресли «

Jailhouse

Rock

». Он протянул ей руку.

– Здесь? Стефан, ты сдурел? – спросила она.

– Наконец-то, я тебя удивил! – улыбнулся Стефан, все еще ожидая ее руки.

– Как ты себе это представляешь? Здесь? Стефан, я поражена!

– Идем, идем! – уже хватал он ее за руку, будучи радостным от ее удивления.

– Платье…

– Черт с ним! – Стефан повел ее за собой.

– Как я в нем? И здесь?..

– Будет выглядеть сногсшибательно! Тем более, зачем здесь эта танцплощадка, если на ней никто не танцует?

– Черт, Стефан! Откуда ты знаешь?

– Знаю что? – выйдя на танцплощадку, спросил Стефан, резко глянув ей в глаза перед танцем.

– Что это моя любимая рок-н-ролльная песня?

Стефан ехидно улыбнулся.

– Я поняла! Серджио слишком много знает!

Стефан крутанул ее, затем еще раз, затем задвигал тазом, бедрами, коленями. Анна еще больше удивилась.

– Ты же не умеешь танцевать! Откуда ты знаешь рок-н-ролл?

– Двигайся! – скомандовал Стефан, схватив ее за руку, а затем за талию, чуть приподняв.

Анна визгнула, придержав платье.

– Стефан! – выкрикнула она упрекающе, но вдруг ей стало так весело от этого.

Быстро она раскрепостилась, став танцевать рок-н-ролл. На каблуках, в обтягивающем платье, в этом ресторане, в котором все покосились на них, как на прокаженных – это выглядело вызывающе с одной стороны, и нелепо с другой. Но это было весело. Сделать то, чего сам от себя не ожидаешь. Непредсказуемость… Порой, именно она делает человека таким харизматичным и очаровательным в своем роде. У всех такие серьезные лица. А эти двое танцуют. Причем, Стефан все же не умел танцевать рок-н-ролл. Анна решила показать ему несколько движений, смеясь с него. Странно, но тот вовсе не стеснялся. Таким она видела его впервые.

Солидные респектабельные мужчины с важным видом обернулись, смотря на парочку, вытанцовывающую рок-н-ролл. Сопровождающие их манерные дамочки, потянули вино, осуждающе смотря на то, что происходило на танцплощадке. Все они негодующе наблюдали за этой «дикостью», что позволили себе эти двое, но не позволили себе они. Дикость, которая на самом деле сидела в каждом. Манеры и условности сковали этих людей в их панцирях. Их сдержанность стала привычкой, самой дурной из всех, что существуют на белом свете. Есть аристократы, от которых приятно пахнет, к которым тянет, как к кондитерской лавочке со свежей выпечкой, а есть аристократы, от которых несет этой напыщенностью, как от гнилого мяса. И понимая это, Анна словно стала вытанцовывать им всем на зло. Они танцевали как в провинциальном кабаке. Скорее всего, этот ресторан уже не будет прежним после такого.

Для танца нужны двое. И отлично показав это другим, они удовлетворенно остановились по окончанию музыки, немного запыхавшись, и даже заметив несколько довольных лиц за столиками, что переменились, видимо, относясь к тем, что представляли собой «кондитерскую лавку».

– Стефан, спасибо тебе! – радостным голосом сказала Анна.

Пара человек им даже зааплодировала, пусть все остальные продолжили также гнусно любить свою напыщенность. Стефана подбодрило это.

– Это еще не все! – сказал он.

– Что? А что еще? – приятно удивившись, спросила Анна.

– Насколько помню, сеньора Роккафорте, вы довольно благосклонно относитесь к работам одного из величайших философов ХХ века, чьи литературные способности вы оцениваете никак не хуже.

– Камю? – спросила Анна с нарастающим возбуждением в глазах.

– Именно. Я решил подарить тебе сборник трудов Камю на итальянском языке. Он уникален в своем роде. Таких экземпляров всего сто.

К Стефану подошел мужчина из персонала ресторана, и подал ему эту книгу. Стефан и об этом договорился заранее! Но когда он успел? И где он нашел эту книгу? Анна была удивлена. Впервые он опередил все ее мысли. Она посмотрела на Стефана, и сказала:

– Я уже не буду спрашивать «как». Я лишь скажу тебе большое спасибо, Стефан! Сама бы я и не стала искать эту книгу, которая сама по себе бесценна. Вообще, книга – это самый лучший подарок. Спасибо тебе, Стефан! – прижав книгу к себе, и поцеловав Стефана в щеку.

– Рад, что угодил!

– А вообще, мы с тобой договаривались…

– Я не мог ничего не подарить тебе, Анна!

Она снова поцеловала его, после чего задумчиво провела ладонью по щеке Стефана, и сказала:

– Знаешь, что? Ты снова побрился. Но отрасти щетину, как раньше!

– Ты серьезно этого хочешь?

– Да, я этого хочу! Не нужно бриться ради меня, или того общества, в котором ты оказался из-за меня. Будь собой! Посмотри на них! Их ценности и морали давно изгнили. Они – рабы материального. Мужчины осуждающе смотрят на тебя, потому что сами настолько ожирели от своего образа жизни, что и не желают лишний раз напрячь то место чуть ниже поясницы, чтобы сделать что-то подобное ради своих женщин, что сделал ты, имея меньше возможностей, чем они. А их женщины завистливо смотрят на меня потому, что они не получают этого, а лишь вынуждены быть участницами всей этой великосветской ерунды, из которой они уже не в силах выйти. Точнее, в силах. Но если выйдут за круг, то тут же перестанут быть частью его. Они зависимы. Все. Но не ты. Будь таким, каким я тебя встретила. Не превращайся в одного из них. Ты прекрасен, потому что ты настоящий. Договорились?

Стефан не ожидал такого трогательного монолога от Анны.

– Да, – кратко ответил он, почувствовал привычную внезапную зажатость.

А Анна увидела это в нем. Отчасти ей это до сих пор нравилось. Когда они снова сели за столик, она решила немного полистать книгу. Ей было интересно, а Стефану лестно, что все же сделал ей подарок с некоторым смыслом, а не лишь бы сделать его.

– Посторонний… – затянула она с удовольствием, – Люблю его экзистенциализм.

– Я тоже, – сказал Стефан.

– Знаешь, а я довольно часто задаю себе один вопрос: «Кто я?»

– Правда?

– Да.

– И как? Ты близка к ответу?

– Сам подумай, если часто задаюсь этим вопросом, значит, не так уж и близка.

– Почему? Как ты думаешь?

– Я думаю, для любого человека это естественно. Вот, даже ты! Вот, ты же наверняка также задавался этим вопросом! Ведь так?

– Возможно.

– Вот, теперь ты мне скажи! Ты близок к ответу, который даст тебе понять, кто ты?

– Я тоже не близок к этому ответу, увы.

– Сложный вопрос, не так ли?

– Полностью согласен.

– Но некоторые себе его даже не задают.

– Тоже верно.

– А знаешь, почему я задаюсь этим вопросом?

– Нет, но мне очень интересно.

– Ты знаешь эту народную историю о Сартре и Камю? О том, как Сартр пришел и постучал в дверь Камю?

Стефан пожал плечами.

– Как-то раз Сартр решил зайти в гости к Камю. Решил спонтанно, тот его не ожидал. В общем, постучал в дверь. Камю спросил: «Кто там?» Сартр задался вопросом: «А действительно, кто я?»

– Мило, – сказал Стефан и улыбнулся.

– Ты правда не знал этот анекдот?

– Не знал.

– Тогда, что будем делать дальше?

– В смысле? – удивленно спросил Стефан.

– Вот мы сейчас придем в номер. Мы же не о Сартре и Камю будем дискутировать?

– В смысле? – стал притворяться дурачком Стефан.

Анна любила его эту игру. Обычно, ей отводилась роль напористой львицы в этой игре.

– Тебе не надоел этот скучный ресторан?

– Скучный? – спросил Стефан. – Ты же говорила, что он…

– Тшш!.. Так мы пойдем? Прямо сейчас? Я беру бутылку этого замечательного вина, и…

Стефан тут же согласился. Он подал Анне руку, и они вышли на Соборную площадь, от которой неспешно пошли в сторону отеля, который находился в десяти минутах ходьбы отсюда. Словно предвкушая продолжение вечера, Анна сверкала, пылала и горела, словно ее женский дух торжествовал, достигнув пика своего расцвета. Словно и дух, и тело ее были единым пахнущим на весь мир цветком, на который дано право присесть одной лишь пчелке. Стефан чувствовал все это в ней. И сам в себе чувствовал нужду делать и видеть ее счастливой. Чтобы каждую секунду, что она проводит с ним, она довольствовалась жизнью. Такое знакомое чувство… Предвкушение еще лучшего продолжения, прогулка по городу под руку… Невольно вспомнилась Мерилу… И тауэры Нью-Йорка.

«Странно» – подумал Стефан, – «Если бог не позволил людям возвести башню до небес, то почему сейчас им это разрешает? И не только строить башни – самолеты, космолеты…» – сам не зная, почему сейчас об этом подумал. Все же, эта привычка внезапно задавать себе философские вопросы в Стефане была непроходимой.

– Знаешь, Стефан! Я хотела тебе кое-что сказать, – молвила Анна, наслаждаясь прогулкой.

– Что же? – спросил Стефан.

– Постой! – сказала она ему, и они остановились.

Анна проникновенно посмотрела ему в глаза. Стефан чуть растерялся.

– Я хотела поблагодарить тебя за все. Спасибо тебе!

– В смысле? За что?

– За то, что ты со мной. За то, что ты такой… неординарный, но простой одновременно, – сказала она, и прижала к себе книгу. – За то, что ты есть. Вот такой человек – Стефан Полански, чью книгу я буду держать следующей в своих руках.

Стефан ухмыльнулся от неловкости.

– Я…

– Спасибо тебе, Стефан! За этот вечер!

– Ты… – начал Стефан, желая сказать Анне, что она пьяна, но тут же понял, что это лишнее, к тому же, она была не пьянее его, снова, – Ты когда-нибудь влюблялась? – не зная, что ответить, спросил он, тут же упрекнув себя в этом.

Что за глупый вопрос! Конечно же влюблялась! Лучше бы он сказал ей, что она пьяна! По крайней мере, посмеялись бы с этого. А теперь… Теперь придется выкручиваться…

– То есть, я имел ввиду, будучи замужем, ты испытывала то самое счастье, которое невозможно испытать ни с каким другим человеком больше? Счастье от любви? – выкручивался Стефан, еще раз спрашивая себя о том, что же он сейчас несет.

Может быть, это он слишком пьян? Анна и глазом не моргнула, все также смотрела на Стефана. Но еще глубже, чем до этого. Словно, начала копаться в самой себе, чего, видно, ей делать не хотелось.

– Нет, – впрочем, недолго думая, ответила она.

– Мы постоянно говорим только обо мне. Ты говоришь, какой я. Но мы не говорим о тебе. Пожалуйста, расскажи хоть что-нибудь! Я о тебе практически ничего не знаю! Знаю лишь то, что твой брат погиб на войне, когда ты была еще совсем маленькой. Что ты из бедной семьи…

Анна отрицательно покивала головой.

– Почему?

– А смысл?

– Действительно, а смысл? Давай займемся практикой нигилизма! – с сарказмом произнес Стефан, и даже с ноткой досады.

– Но ведь ты и так нигилист, Стефан. К тому же, какое это имеет значение! Вот, правда! Я думаю, мы знаем друг о друге достаточно для того, чтобы быть вместе. Больше не нужно. К тому же, имеет значение то, кем мы есть сейчас, сегодня, в эту минуту. Завтра мы проснемся другими людьми. И в прошлое нет смысла возвращаться. Вот ты! Тебя слишком заботит прошлое? Тебе приятно вспоминать о нем?

Стефан задумался, ведь, на самом деле, он знал, что это такое – вспоминать о прошлом. Глупый, глупый разговор!

– Ты права. Нет смысла. Прости, – смиренно согласился Стефан.

– За что, милый? – тут же улыбнулась Анна.

– За то, что так резко…

– Не бери в голову, Стефан! Лишь у мертвых не бывает эмоций, – успокаивающе сказала Анна. – Знаешь, что я всегда любила и люблю до сих пор? – сделавшись игривее, спросила она.

Стефан пожал плечами.

– В мужчинах. Те качества, которые демонстрируешь ты, Стефан! Да, скажу честно, я знала кучу мужчин. Достойных, и не очень. Богатых, и не совсем. Но никто из них не обладал тем, что есть у тебя, Стефан. Всем была интересна та обертка, которую я собой представляю, или то украшение для них, с которым они телепаются на очередное светское мероприятие. Интересны мои длинные ноги, и моя micio между ними, прошу прощения. Целая толпа циничных, отвратительных мужчин не способных чувствовать как ты, Стефан, быть верными как ты, уметь любить как ты. Ведь я вижу это в тебе, и ты от меня этого не скроешь. У тебя большое сердце, Стефан.

Стефан встрепенулся. Похоже, он все больше догадывался, о чем Анна говорит ему. Она подтвердила его догадки.

– Я вижу, как ты любишь ее до сих пор. И это прекрасно. Это вдохновляет, Стефан. Ты богат душой. И к твоей душе тянет. По сути, ты мог не приезжать сюда, и не должен был, но ты приехал. Не из-за того, что я тебе понравилась. Понравилась (и всего лишь) я тебе позже. Скорее, просто потому, что ты настоящий джентльмен, не способный отказать даме. И знаешь, что? Я хочу сказать тебе наперед, чтобы ты знал. И чтобы ты не подумал, что я пьяна, и говорю сейчас все это. Знай: ты имеешь право отказать мне. Мое сердце ты не ранишь этим, не переживай!

Стефан был растерян. Все же она затеяла откровенный разговор. Уже не впервые. И как же метки были ее слова. Поражали в самое сердце, и даже в голову. Он не мог думать от этого. Поэтому, и сказать что-то вразумительное тоже не мог. По сути, после его вопроса все это началось. Анна права, не нужно спрашивать больше, чем следует…

– Помни, ты никому ничего не должен.

Глупо. Глупо молчать! Скажи же что-нибудь, Стефан! Он заставил себя.

– Почему ты заговорила об этом?

– Потому, что я вижу людей насквозь. Я знаю, многие так говорят, но не многие по-настоящему это умеют. И знаешь, что я вижу в тебе? Силу, которую больше никто не сможет обуздать. Никто. Но я могу осмелиться помочь тебе направить ее в нужное русло.

– Ты о моем романе?

– Ты думаешь, я из-за него так распиналась? – насмешливо сказала Анна, тут же переменившись в лице.

Как же быстро она умела меняться.

– Если что, его я тоже имела ввиду.

Стефан выглядел слишком напряженным, впрочем, как всегда в подобных ситуациях.

– Расслабься ты, наконец!

Сейчас он вспомнил Льюиса, который постоянно говорил ему: «расслабься, Стеф».

– Почему для тебя это так важно? Чтобы я написал этот роман?

– Во-первых, я не Маргарита, и связываться с Сатаной ради твоего романа я не собираюсь, – тут же отшутилась Анна. – Поэтому, ты не подумай, что настолько «для меня это важно». Это важно для поколений. Понимаешь? Поэтому, во-вторых, это важно для твоих потомков. Они будут расти на твоей книге, менять мировоззрение, одолевать христианского бога в своем разуме. Ведь, да, ты прав, статьи, научные публикации – простой народ их не читает. Поместить идею в то, что народ съест: роман, фильм… Вот это уже намного лучшая затея, имеющая больше влияния. На тебе лежит огромная ответственность, Стефан. Ты сам взял на себя эту ношу, когда напечатал первую строку на своей печатной машинке. И под силу это только тебе. Ты – пророк своей правды. И никто, даже ты сам, не имеет права изменить и слова в твоей правде. Иначе, она не сработает. Ее примут за ложь. За ересь. За анархию. Скорее всего, ты еще не осознал всю значимость своего труда, коль хочешь покласть его в стол.

– Я не хочу класть его в стол.

– Правильно! Не следует! И не следует останавливаться! Слышишь меня? Не смей! – мотивировала она его, будто встряхивала его разум.

Стефан даже как-то улыбнулся от всего этого. Анна тоже. Он подумал о том, с чего вдруг начался этот разговор? О чем он, и есть ли у него смысл? Анна как всегда спонтанна и непредсказуема. Сейчас она рассмеялась, и сказала:

– Стефан, Стефан! Я просто пьяна! – прикрыв лоб рукой, – Ты прости, я наговорила много лишнего. Я не хотела… – снова засмеявшись.

Стефан засмеялся тоже. Но, почему-то, в душе он был ей очень благодарен за это. За ее откровенность. За ее манеру высказываний ее правды. У каждого она своя, но не каждый умеет разоблачать свою правду. Естественно, каждый не показывает ее на все сто процентов. Ни один человек не раскроет себя полностью. Но если человек краснеет у всех на глазах, но говорит, что это не так – вот, что такое лицемерие, и не умение сказать свою правду. Она умеет. И он очень уважал ее за это в данный момент. Он так не умел, пусть и был человеком прямым. Ему лучше было всегда отмолчаться, или же задать очередной глупый вопрос, как подумал он.

Они снова зашагали в сторону отеля, в номере которого сейчас зажгут тусклый свет, и под музыку Франка Синатры начнут обнажать свои тела, трепетно, горячо целуясь, в предвкушении сплетения тел, пахнущих сырой плотью, залитой вином в металлической посуде.

* * *

Проснувшись посреди ночи, Анна почувствовала необъяснимый страх. Сердце бешено колотилось. Она проснулась от этого чувства, резко пронзившего ее грудь. Легкие сжимало. Ей было тяжело дышать. Ее голое тело прилипло к одеялу от пота, облившего ее с ног до головы. Необъяснимая тревога, которая на секунду показалась ей знакомой. Она посмотрела на Стефана. Тот спал рядом детским сном. Затем она вгляделась в полутьму номера, которая показалась ей намного светлее, чем обычно. Ветер… Он шевелил шторы, оголяющие огромное во весь рост окно, в которое заглядывала луна. Окно было открыто. Почему? Оно точно было закрыто! Наверное…

Анна выпрыгнула из кровати, потупив взор, затем схватила халат со стула, и надела его на свое пылающее тело. Ей было очень жарко, но и покалывающе зыбко в этот момент. Она решила закрыть его, впрочем, допустив себе эту мысль весьма не смело. Что-то настораживало ее. А так хотелось выйти на балкон, вдохнуть воздуха, хотя бы раз, остыть немножко. Что-то останавливало ее в этот момент. Стефана может протянуть на сквозняке. Окно нужно закрыть во всяком случае. Не важно, было ли оно закрыто до этого…

Она сделала несколько тихих шагов в сторону окна, затем обернулась, посмотрев на Стефана. Ей не хотелось будить его. Посмотрела на то, как он спит, чтобы утешиться этим. Но когда она повернулась к окну, чтобы все же закрыть его, то отступающая тревога переросла в поглощающий страх. В груди будто бы все разорвалось в неощутимое мгновение. Адский испуг совладал с ее эмоциями и телом настолько, что все ее мышцы сковало, как и голосовые связки, как и веки, неспособные моргнуть. Лишь сердце бешено колотилось, разрываясь изнутри, словно способное разорвать грудную клетку.

На балконе она увидела огромного черного пса с взъерошенной шерстью и красными глазами. Он занимал собой все свободное место на балконе. Скалился, угрожающе смотря на нее оттуда, где еще полминуты назад она не видела ничего, кроме открытого окна. Сейчас же он мог броситься в любую секунду, перегрызть ей глотку, а она даже не закричит – настолько ее дух перехватило. Казалось, ничто в жизни ею так не владело, как этот страх, полностью пленивший ее мысли и тело эти несколько секунд.

Она моргнула. Как бы ни привиделось…

Шторы по-прежнему шевелятся от ветра. На балконе никого и ничего, кроме ночи.

Анна подбежала к окну и быстро закрыла его, задернув шторы. Повернувшись к окну спиной, она прикрыла глаза, чуть ли не плача от испытанного страха. Он до сих пор не покидал ее, но теперь поселял в душу непреодолимую тревогу. Дыхание стало таким частым и глубоким, что ей казалось, будто воздух проходит в ней по ребристым трубкам, вибрируя в легких. Будто ребра сейчас осыплются в ней, поранят органы, они начнут кровоточить, а она начнет разлагаться прежде, чем умрет. Странное чувство…

Ей нужно прийти в себя. Ей нужно преодолеть это чувство. Анна сейчас заставляла себя это сделать, пытаясь совладать с внезапным неистовым холодом, который в долю секунды сменил ее жар, покрыв ее кожу мурашками по всему телу.

XIV

Когда утром Стефан проснулся, то Анну не застал. Сначала он не придал этому особого значения, поскольку за все время, что он знал Анну и спал с ней в одной постели, он никогда не видел ее в кровати с утра. Всегда просыпалась раньше него. Он и сейчас бы так подумал, что, скорее всего, она уже давно бодрствует, возможно, принимает ванну. Но нет. Стефан приблизил ухо к ванной двери, никаких звуков воды и плесканий он не услышал.

Где же она может быть, задался он вопросом, впрочем, ничего странного пока что не находя. Лишь из интереса он медленно приоткрыл дверь ванной комнаты, и заглянул, убедившись в том, что Анны там нет. Мало того, даже признаков того, что она могла недавно, час или два назад, например, принимать ее. Комната казалось более пустой, чем обычно, почему-то. Стефан хмыкнул себе под нос, задав себе тот же вопрос, после чего пошел в туалет, чтобы справить нужду.

Почистил зубы, посмотрел в зеркало, чуть уложил волосы набок, заметно отросшие и посветлевшие от итальянского солнца, после чего вернулся в спальню. Подумал о том, что по приезду в Белвью надо бы подстричься.

Стефан обратил внимание на тумбочку, на которой стоял серебряный поднос, а на нем апельсиновый сок. Анна, как всегда, позаботилась о приятном и по-настоящему добром утре для Стефана сразу же после пробуждения. Единственное что, Стефан также заметил листок бумаги возле стакана.

Это было письмо. Вот оно уже делало утро не таким добрым, как понял Стефан сразу по первым строкам, лишь пригубив сок, тут же не став его пить, вчитываясь в слова, написанные Анной, все более замирая.

«Стефан!

Прошу Тебя, прости! Скорее за срочность и за то, что мне пришлось уйти по-английски, хоть я и терпеть этого не могу, если честно.

Но, опять же, пришлось.

Я выехала рано утром по неотложным, внезапно появившимся, очень серьезным делам. Лучи солнца только восходили над горизонтом, а Ты спал крепчайшим сном, которым Ты очаровываешь меня каждое утро. Я так спать не умею. Как раз, из-за подобных обстоятельств…

Ты можешь остаться в номере до завтра. Сегодня же в обед – в час дня Тебе принесут все твои вещи, которые я уже послала самолетом из Кальяри. Твою печатную машинку тоже. Жаль, но все же Тебе пригодится тот билет на самолет, по которому ты и планировал улететь в Америку.

Я обязательно свяжусь с Тобой, когда разберусь со всем этим. Обязательно!

Верь мне! И не обижайся, прошу Тебя!

Целую!

До встречи!

Анна

P.S. Еще раз, большое спасибо за Камю!»

«Что за черт!» – первое, что воскликнул про себя Стефан. Он присел на кровать, и еще раз перечитал текст письма Анны, который был не столь объемным, чтобы его можно было сложно понять. Скорее, содержание его оказалось внезапным, как гром среди ясного неба. Он так старался понять хоть что-то сейчас, но лишь чувствовал какое-то опустошение. Вот так быстро… Покинула… И написала письмо… Что же это такое? Что же это за дела такие?.. Словно и оправдывается в их срочности. Словно и показывает письмом, что все хорошо. Им лишь придется резко прекратить свое общение на неопределенное время. Но к этой неопределенности он оказался не готов в эту минуту, почувствовав себя брошенным. И не важно, что она написала, что обязательно свяжется с ним, что целует его. Часто ли люди говорят правду в лицо? Не то, чтобы в тексте… За глаза… Писать неправду еще легче, чем выражать ее устно.

Впрочем, он был спокоен, как обычно. Выпил сок. Подумал. Вышел на балкон. Посмотрел на Милан. Возможно, все так, как она об этом и написала… Ведь, написала же!

«Умом женщин не понять» – подумал Стефан, как когда-то, и вернулся в комнату, тем самым теша себя этой мыслью. И что интересно, Стефан действительно нашел в этой мысли успокоение, пусть и выдохнул с некой тяжестью, покинувшей его грудную клетку. Не совсем. Но хотя бы в том количестве, которое потребовалось ему, чтобы не думать об этом в настолько негативном контексте, хоть так и хотелось, и лезло в голову только плохое.

Он посмотрел в окно. Затем снова вышел на балкон. В этот раз он посмотрел на небо. Серое и пасмурное. Оно показывало своими тучами, что совсем скоро здесь наступит осень. Медленно, но уверенно она подкрадывается со стороны Альпийских гор. Наверняка, в Белвью осень уже полным ходом шлет холодные дожди на головы одетым в теплые куртки жителям его родного города, ступающим по опадающим листьям. В Белвью осень наступала быстро.

Он снова вернулся в комнату. На часах почти десять утра. Странно, но какая-то его часть уже хотела поскорее увидеть свои вещи, и забрать их вместе с собой в Белвью. Разве что, он не ожидал везти с собой это настроение. Эту хандру, что пробежала морозком по его коже, таким же внезапным, как это письмо, на которое он смотрел сейчас и думал о том, как же все быстро меняется в жизни…

* * *

Вернувшись в Белвью, Стефан узнал плохую новость. Миссис Трефан умерла. Он как следует чемоданы не разложил, когда вошел в свою комнату после того, как услышал это от своей соседки.

Просто присел за письменный стол, пребывая в мысленной прострации. Думал о старушке, вспоминал их последний разговор. Ему так было жаль ее. Столько лет они прожили на одной лестничной площадке, пили чай время от времени, пусть он и не желал ходить к ней на пироги. Но сейчас он понимал, что это и составляло весь трепет его воспоминаний об этом человеке. По сути, единственное, что остается после его смерти, что оставляет его образ. Даже те самые небольшие детали, самые бытовые, и незначительные, но такие приятные…