Текст книги "Богоубийство (СИ)"

Автор книги: Морган Роттен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 36 страниц)

– Так они покинут остров? – спросила она, тем самым переведя фокус его мыслей.

Лучше поговорить с ней о книге. Действительно, хорошая идея! Эта манера думать о чем-то не стоящем его внимания преследовала Стефана даже в самолетах. Он с улыбкой поддержал инициативу Анны, и с пылающим вдохновением стал рассказывать ей все, что думает на данный момент о своей книге.

– Знаешь, если они покинут остров, то весь замысел и смысл произведения выдохнутся. В этом нет смысла. Он будет, если они попытаются, – сказал он, и Анне понравилась формулировка Стефана.

Увлеченно смотрела на него, пригубливая бокал, как она любила. Стефан посматривал на нее, но не менее увлеченно посвящал рассказ своей идее. Все говорил и говорил. Слишком долго молчал, что ли, перед этим. Анне нравился такой Стефан. Будто пробуждающийся. В такие моменты его родимое пятно на виске словно озаряло его гениальность, притом, не акцентируя внимания на этом. Такая естественная скромность при такой мощной исключительности, чего он, естественно, не признавал. Их общение было настолько интересным, словно за эти полгода хотели выговориться друг другу, что и не заметили, как быстро прилетели.

– Предлагаю сегодня сразу же отправиться в номер, а то вечереет. Успеем насладиться культурным досугом в другие дни. Ты как считаешь? – сказала Анна, прислонившись к плечу Стефана своим плечом.

– Я не против, – ответил он.

– А вообще, чего ты хочешь?

– А ты?

– Я тебя спрашиваю, ведь у тебя завтра день рождения! Ты и решай!

Стефан ухмыльнулся, вспоминая, как у нее это отлично получалось на ее день рожденья. Видимо, ей было это по душе, чтобы виновник торжества сам решал, а вот она уже это дело обеспечит по старой доброй привычке. По той же, что и Стефан (как зачастую) не ответит на вопрос прямо. Будет думать, мяться, и даже если примет смелое решение, то не скажет о нем так прямо, как умеет делать это Анна. Постесняется. Поэтому, она решила, что ему нужно дать время подумать. Все это и так слишком внезапно для него.

– Хм… Вот, интересно! Передвигаться самолетом ты не боишься! – заметила она, когда самолет стал снижаться перед посадкой, и его начало немного трясти.

– Прости, – сказал Стефан. – Я не хотел тебя обидеть. Ты обижаешься за Ferrari?

– Стефан, Стефан! – проговорила Анна с иронией, напомнив ему одну из своих любимых фраз. – Глупые люди обижаются. Умные люди делают выводы. Опять же, это я повела себя эксцентрично и наивно, полагая, что ты в этот же день сядешь за руль бороться со своей проблемой. Это ты прости!

– Я обещаю тебе, что я попытаюсь сесть за руль, зажечь мотор, и проехать хотя бы тридцать метров. Ради тебя я это сделаю! Обещаю! – сказал Стефан, взяв Анну за руку.

По их коже одновременно пробежали мурашки. Они почувствовали возбуждение. Увидели это друг у друга в глазах. Самолет все снижал высоту, повышая градусы в их крови, что хотела слиться воедино.

Им не надо слов. Они оба это знали. Как набросятся друг на друга, зайдя в номер, даже не подумав о том, чтобы закрыть дверь на замок. Зачем терять лишнюю секунду? Собственно, как и на снятие одежды. Ту, которую можно к чертям сорвать! Анне быстро снять с себя трусики, чтобы он вошел в нее беспрепятственно, и как всегда снизу. Как же она любит быть сверху. И как же он любит смотреть на ее грудь, двигающуюся в экспрессии, влажнеющую, как ее живот, и ее бедра, которые он нежно, но крепко обхватит, прижимая ее к себе, продолжая акт соития двух тел, соскучившихся друг по другу.

* * *

Чем больше познаешь партнера, миллиметр за миллиметром, тем больше ты не можешь им насытиться, чувствуя потребность быть в нем, как рыбе в воде. И как бы им не хотелось провести весь день в постели, оба понимали, что не в этот день. Анна хотела сделать Стефану еще какой-то сюрприз. Поэтому, он снова не увидел, как она спит. А она будила его утренним поцелуем.

– Можно я пойду зубы почищу? – сказал он, проснувшись.

Видимо, через пару минут будет завтрак. У Анны все как всегда предусмотрено. Ее волосы уже ухожены, на ее лице свойственный ей легкий макияж, подчеркивающий ее естественную красоту, и сама она в такой бодрости и в таком здравии, что просто грех не оценить.

– Ты прекрасна, – сказал Стефан, приподнимаясь.

Анна улыбнулась в ответ.

– А это что?

– Твой новый костюм. Нравится?

Стефан подошел и потрогал его рукав.

– Очень. Где ты его достала? Хотя, подожди! Не говори! Дай угадаю! Не удивлюсь, если у личного портье президента Соединенных Штатов Америки.

– Ха-ха! Почти, – наигранно усмехнулась Анна. – Вот только президент позавидует такому костюму. Он твой.

Стефан и сам понимал, уже научившись разбираться в дорогих костюмах, что этот – превосходный.

– Ты невыносима, – сказал он уже с тем юмором, к которому оба они привыкли.

Стефан пошел в ванную комнату, понимая, что сегодня их ждет много приятных дел. Выйдя из отеля, и увидев карету перед самой дверью, он даже не удивился, что Анна заказала ее. Сев в нее, они поехали вдоль Центрального Парка. Стефан решил сказать хоть что-нибудь:

– Знаешь, а в это время года в Нью-Йорке не так уж и тепло. Конечно, потеплее, чем в Белвью… Но, как ни крути, Нью-Йорк в любой сезон прекрасен. Его улицы. Его небоскребы. Люди. Конная полиция. Есть некий романтизм во всем этом.

– Тебя вдохновляет Нью-Йорк?

– Вдохновляет ли он меня? Наверное, да.

– А вообще?

– Что?

– Вообще, кто или что тебя вдохновляет?

Стефан задумался.

– Даже не знаю. В истинном смысле и значении слова «вдохновение», если… Я думаю, что само осознание того, что ты делаешь что-то, а если еще и для кого-то, и есть вдохновение.

– Ты так думаешь?

– Да.

– Значит, книгу ты пишешь все же для людей, а не только для самого себя.

– Ха-ха! – почувствовав себя загнанным в тупик, посмеялся Стефан. – Знаешь, в каком-то смысле я все делаю для людей, и ничего для себя.

– То есть, ты хочешь сказать, что просто отдал бы свои труды народу?

– Почему бы и нет? Когда-то они все равно станут достоянием общества.

– Это дико, – сказала Анна. – Я бы все продала!

– Кстати, что насчет тебя?

– Что? – не поняла вопроса Анна.

– Ты и сама издала пару-тройку книг. На этом и остановишься? Или планируешь написать что-то еще?

– Я не писатель, Стефан, – спокойно заключила она.

– Почему же? – искренне удивлялся он. – Монография, в которой так искусно и доходчиво описана нейро-психологическая причина происхождения религий – это ли не писательство, по-твоему?

Анна со сдержанным удивлением посмотрела на Стефана.

– Ты ее прочитал?

– Да. И не только ее. Я все твои научные публикации вычитал за это время.

Анна была польщена, поскольку предполагала, что Стефан лишь поверхностно ознакомлен с ее трудами, как это бывает у других ученых и преподавателей. Всего знать и всех читать невозможно. Но в том и дело, наверное, что она для него не «все». Собственно, от этого на ее лице и возникла эта нескрываемая улыбка, которая вызвала улыбку у Стефана.

– На самом деле, я люблю читать труды коллег по цеху. И я тебе скажу, что очень редко сухие научные факты, а особенно эти философские размышления в итоге оказываются такими сочными, насыщенными и интересными по своей подаче, которая есть у тебя. Ни один ученый не напишет такой монографии без писательского таланта, поверь мне! Даже я не смог бы! Поэтому, я и решил писать роман. Почувствовать художественную свободу. Ты же смогла, не выходя за рамки регламента и академики, подать все с таким душистым перцем, что я зачитался тобою. Правда! Ты не думай, я не стараюсь польстить тебе! Я человек прямой – либо ничего не говорю, либо говорю только то, что думаю. Тебе больше не интересна наука? Ведь ты этим уже совсем не занимаешься…

– Не то, чтобы не интересна... Я высказалась. Вот и все объяснение.

– Высказалась?

– Да. Ты, как творец, должен понять меня. В жизни я много чего перепробовала. Бывало того, чего ни в одной моей биографии не прочитаешь. Я серьезно. И я не такой человек, который останавливается на чем-то одном. Однолюб – это не про меня. Да, ни для кого не секрет, что мне одно время даже пришлось сделать звонок в белый дом с дипломатической целью. Но все свелось к тому, что я в телефонном режиме напрямую осудила кощунственный поступок Гарри Трумэна прямо ему в ухо, и на этом моя политическая карьера остановилась прежде, чем успела начаться.

– Ты про Хиросиму и Нагасаки что ли?

– Именно.

Повисла пауза, во время которой стал слышен цокот лошадиных копыт на асфальте. Стефан неоднозначно посмотрел сначала на Анну, затем резко отвел свой взгляд, и Анна заметила, как неловко стало ему в этот момент. Будто от мыслей. Та в свою очередь, напротив, выглядела настолько естественной и непринужденной, что с легкостью продолжила, глянув на него:

– Не делай такое лицо, будто ты и не подозревал, что я намного старше, чем кажусь. Да, в свое время я перепробовала многое, кое-что не для справки. В основном, это были политические технологии, журналистика, культура, образование, наука, бизнес. Бизнес, пожалуй, самая приятная сфера из всех мною перечисленных. Поскольку, эта сфера приносит зримую прибыль в отличие от остальных. Но, а теперь мне просто хочется пожить. Возможно, еще что-то пробовать. Но к старым баранам не возвращаться. Дважды в одну реку не войдешь. И смысла нет. Жизнь одна, и она слишком коротка для того, чтобы жить ради дела своей жизни. Я предпочитаю иметь много дел так же легко, как и прощаться с ними. Поэтому, отвечая на твой вопрос, милый, скажу, что мне наука не надоела. Просто я решила пробовать еще и еще…

Стефан не мог отойти от мысли о Гарри Трумэне. Анна видела, как тот начал ломать голову.

– Расслабься ты! Такой напряженный, вдруг, стал! Этот телефонный разговор произошел уже далеко после того, как Трумэн сделал это. Тогда уже и Кеннеди не было в живых, чтобы ты знал. Я руководила штабом миротворцев, меня включили в партию. Но потом сказали, что риторика у меня излишне резкая. Вот и пришлось заняться культурой. Ирония, не правда ли? В общем, ты понял.

Стефан кивнул головой, но понял лишь спустя несколько минут, когда осмыслил всю сказанную Анной информацию. Чуть ли не впервые она рассказала о себе, чуть больше чем хотела. И это нечто обескуражило Стефана. Он не был к этому готов. Вполне возможно, что она сказала как раз и не более того, что хотела. Но об этом Стефан уже предпочел не думать, понимая, что выглядит чересчур напряженным, судя по тому, с какой улыбкой смотрела на него Анна. Наговорила всего в кучу, пусть и не в такую, как это бывало даже у него, человека сдержанного и излишне молчаливого… В этом и причина его очередных мысленных скитаний. Словно в черепе пустыня, как иногда думал о себе Стефан. Нужно перестать думать о разнице в возрасте, в достатке и социальной прослойке, и тому подобной чуши, выстроенной железобетонными стенами из социальных стереотипов и убеждений, которые нет-нет, а потом возьмут, и ковырнут макушку, вот, как сейчас. Больше он себе этого не позволит, так решил Стефан, улыбнувшись ей.

– Кстати, куда мы направляемся? Ты так и не сказала, – поинтересовался он.

Анна решила не говорить ему, пока он сам не увидит огромный концертный зал, в котором они очутились спустя десять минут, усевшись на vip-местах, что находились на балконах. Естественно, интрига не могла таиться до того момента, пока кулисы не разъедутся в разные стороны, и оттуда появится человек во фраке. Стефан, еще заходя внутрь здания, заметил вывески, и понял, что Анна привела его на бродвейский мюзикл, как и обещала. Опера также в программе. Естественно! Они и в оперу пошли. Затем морских ежей поели. Анна создала настолько разнообразный вечер, что его Стефан запомнил на всю жизнь, наверняка. Еще и с десертом в виде самой госпожи Роккафорте в эротическом белье, вытанцовывающей при свечах в их пятизвездочных апартаментах. Постепенно раздеваясь и приближаясь к своему трепещущему, от плотской жажды, наблюдателю, Анна сбрасывала с себя чулки, по очереди. Затем бюстгальтер. Затем трусики, вскочив на Стефана так медленно, но безоговорочно, что тот отдался процессу и руководительнице этого процесса полностью, абсолютно без ума. Забыл о нем. В воздухе отчетливо запахло гибискусом. Снова. Будто оказавшись в аду, Стефан чувствовал наполняющую его грудь и голову зависимость, с которой он ничего не хотел делать в этот момент, что на самом деле было весьма сладким на вкус.

Когда Стефан проснулся, его завтрак в постель снова был на подходе. Стакан свежевыжатого апельсинового сока уже стоял на тумбе в ожидании утреннего глотка обезумевшего от внеземной женской красоты юного философа, явно не принимающего сейчас какие-либо мысли. Послал их к черту. Такое происходит, когда все очень хорошо. Прекрасно. Великолепно. Когда март в Нью-Йорке навеивает некую романтичность в настроении, даже. Гуляли как малолетние влюбленные, держась за руки, кормя уток в Центральном парке, ходя по ресторанам, проводя уютные вечера в номере за разговорами, которые становились все более откровенными. Но сейчас, после очередного секса, склонив голову к груди Стефана, Анна спросила, что вызвало в Стефане опаску:

– Стефан, можно я задам тебе личный вопрос?

Он подумал несколько секунд и ответил:

– Хорошо. Задавай!

– Если что, сразу извини меня, вдруг он покажется тебе чересчур болезненным и глубоким, способным сковырнуть твои чувства, что я наверняка не преследую…

– Говори, милая!

– После смерти Мерилу, все шесть лет, неужели ты ни с кем не спал?

– Не спал, – спокойно ответил Стефан.

– Но со мной спишь, – провела пальцем по его груди Анна.

– Да.

Анна подняла свои глаза на него, чтобы заглянуть ему в душу. Чем сейчас наполнены его зеркала души? Внезапным воспоминанием о Мерилу? Анна заметила, что Стефан постарался спрятать свой взгляд. Сама виновата – сама же спросила. Ну, да ладно!

– Скажи, а какие у тебя планы на ближайшее будущее?

– Планы?

– Да. Чем-то же живет мистер Полански. Что-то же видит в завтрашнем дне. Не видит же он, что просто читает лекции день изо дня…

– Даже не знаю…

– Только честно скажи! Разумеется, кроме того, что ты планируешь закончить роман. Ты же планируешь его закончить?

Они засмеялись так же быстро, как и прекратили.

– Кстати, я до сих пор не прочитал тебе последнюю главу, что есть на данный момент…

– Подождет твоя глава лишние пять минут! А пока, ответь на вопрос, прошу тебя! – настойчивее говорила Анна, чуть сильнее водя пальцем по груди Стефана.

– Вряд ли я успею закончить его в этом году… – как ни в чем не бывало, продолжал Стефан. – Хотя… если поднажму…

– Просто скажи, не игнорируй мой вопрос! И если не хочешь отвечать на него, то тоже просто скажи!

– Я… – начал формулировать мысль Стефан, как вдруг раздался телефонный звонок.

Анна также слышала, как ее телефон разрывался, но замерла, смотря на Стефана, ожидая ответа. С места не сдвинулась бы, претворившись замершей статуей, но Стефан спросил:

– Может быть, поднимешь?

Анна с недовольством оторвала свой взгляд от Стефана, так, словно была готова оторвать голову тому, кто побеспокоил их в такой момент. И, возможно, выглядела бы намного разгоряченнее, если бы не услышала официальный тон на той стороне провода.

– Sì, signor ministro! – ответила она уважительным тоном, тут же переменившись в лице.

Стефан тут же понял, что звонок деловой, и может затянуться. Анне точно не нужен валяющийся с ней в одной постели мужик, отвлекающий ее, таким образом, как грубо сыронизировал о себе Стефан. Он решил надеть штаны и выйти на балкон. Пусть Анна поговорит, не напрягаясь, заодно он проветрится. Сегодня в Нью-Йорке пригрело. И пусть солнце уже спряталось за горизонтом, воздух не достаточно остыл, чтобы он не пробыл на нем несколько минут, будучи в тонкой кофточке.

Закрыв за собой дверное окно, Стефан все же обернулся и посмотрел на Анну, увидев, с каким серьезным лицом она общалась с господином министром. Наверняка, какой-то важный вопрос. Ему там точно делать нечего. К тому же, итальянский он не настолько и узнал за это время. А вот автомобили, что были внизу – эти были весьма понятны и неизменчивы в своей стихии, которая была далека от Стефана в данный момент.

Но, вдруг, что-то в голове его кольнуло. Стефан резко почувствовал острую боль, а затем притупленную, словно внутри черепа стало что-то расплываться и давить на глаза. Еще секунда, и он узнает старое доброе помрачение, давно не беспокоившее его. Давление переходит на горло. Затем на грудь. Стефану становится тяжело дышать. Он конвульсивно начинает хватать воздух, как рыба, выброшенная на берег, к тому же, обездвиженный настолько же. Судороги. Он падает.

Анна вдруг посмотрела в его сторону и увидела все это в окне. Не раздумывая, она в мгновение ока повесила трубку, бросившись к нему на помощь. Повисла над Стефаном и посмотрела на него испуганным взглядом, стараясь понять причину. Тут же собралась. Открыла его веки. Заметила, что глаза закатываются. Изо рта начинает проступать много пенистой слюны. Голова содрогается от судорог, как и большинство мышц по его телу. Времени мало. Нужно действовать!..

Анна ударила по челюсти Стефана. Сомкнуты, как у акулы. Еще раз, просовывая пальцы между зубами, и черт с ними, вдруг он прикусит их или вовсе откусит! Нужно действовать уверенно! Просовывает пальцы вглубь. Нащупывает проваливающийся в глотку язык. Изо всех сил тянет его обратно, понимая, что у Стефана приступ эпилепсии. Главное – не дать ему задохнуться…

* * *

– Надо же такое! У меня уже больше года не было приступов! Еще и такой сильный… – с досадой в голосе говорил Стефан, лежа на койке в палате клиники.

Анна сидела около него, держа его за руку.

– Ты оказала мне первую помощь. Ты знала, как это делается?

– Конечно, знала! Проверить глаза, дыхание, попытаться открыть рот, посмотреть, не проглотил ли язык человек, испытывающий приступ. Если проглотил, достать его, иначе человек задохнется. Как только оказана первая помощь, звонить в скорую для дальнейшей реабилитации. В зависимости от степени приступа, ведь он может повториться. Или же весьма болезненно продолжаться.

Стефан с признанием смотрел на Анну.

– Ты все сделала как нельзя лучше! Спасибо тебе! Ты спасла мне жизнь!

– Я всего лишь оказала тебе первую помощь, Стефан…

– Нет-нет! Ты большая молодец! Кто-то другой на твоем месте запросто растерялся бы, увидев пену из моего рта. Знаю, не эстетично это выглядело…

Анна улыбнулась, оценив, что Стефан в таком положении допускает себе нотку юмора. Словно болезненность придает ему некой раскованности.

– Придется вернуть права, раз уж я здесь. Почему я раньше этого не сделал?..

– Я вообще не знаю, как тебя теперь одного оставлять! Скажи мне!

– Раньше мне помогала миссис Трефан, моя покойная соседка. Стены у нас тонкие. А она была очень внимательной и чуткой, всегда слышала, когда и как я вхожу в подъезд, когда ухожу из дому, когда падаю на пол, если слышала это, знала, что у меня приступ. У нее были ключи от моей квартиры, настолько я ей доверял. Была очень заботливой. И что меня удивляло, знаешь что? В таком-то возрасте быть такой прыткой…

– У нее были ключи от твоей квартиры? – переспросила Анна.

– Да, – ответил Стефан, явно сейчас вспоминая чаепития с милой старушкой.

– И все же, я серьезно. Кто теперь будет прислушиваться к твоим падениям за стеной?

Стефана озадачил вопрос Анны.

– Знаешь, – начал он. – Все это время я даже не думал об этом. Я настолько привык за этот год, что этих дурных приступов нет, что и забыл про них практически.

– Но не забывай о том, что говорил тебе доктор! Помнишь, что он сказал? Приступ может повториться в скором времени. Твоя эпилепсия никуда не делась. И это опасно не только для твоего здоровья, Стефан, но и для жизни! Я только сейчас поняла свою ошибку, Стефан! Прости меня!

– Погоди, о чем это ты?

– Ты не имеешь права садиться за руль вообще! Зря я тебя подстрекала, пусть даже если ты еще их не вернул. Я должна была позаботиться об этом! И я переживаю за тебя, Стефан!

Анна крепче сжала руку Стефана. Он проникся заботой Анны, и даже принимал все ее слова за чистую монету, соглашался внутри себя, как никогда, чувствуя неприятие к той мысли, что болезнь лишь притихла на момент, но не исчезла совсем. Как же он хотел, чтобы этого больше не повторилось… И чтобы в университете об этом никто не знал…

– Нам нужно жить вместе, – сказала Анна.

В Стефане все перевернулось. Еще сильнее закрутилось вокруг его шеи невидимым аспидом. Неужели, он настолько немощный, что нужно ухаживать за ним, как за инвалидом?

– Послушай, Анна… – начал он, почему-то приняв фразу Анны в штыки.

– Даже не спорь!.. – стала перебивать его она.

– Я хочу сказать, что не стоит… Я сам смогу о себе…

– Не сможешь!

– Я смогу!..

– Стефан, послушай меня, милый! Пока доктор не скажет, что все хорошо, ты будешь жить со мной! Или ты хочешь умереть лежа на полу своего коридора, или подъезда? Нет! И не пытайся возразить мне! Ты меня понял? – мягко, но бескомпромиссно высказала свою точку зрения Анна.

Как можно совмещать в себе все это? Ни один ученый в мире не разгадает тайну Анны Роккафорте, ее обаятельности и харизмы, которая заставляла его задумываться и принимать все как есть без лишних вопросов. Стефану не хотелось сопротивляться. И глупо это было, он признавал. Ничего не оставалось, как промолчать в ответ.

– Так что?

– Пытаюсь не возражать, – смиренно ответил Стефан, чем очаровал Анну.

Она обняла его. Только он может быть таким грустным, но веселящим одновременно. Магнетический сплин, умиротворяющий сам по себе. Это ее тянуло, наверное…

– Вот и славно, – сказала она. – Как только доктор скажет, что тебя можно выписать, тут же полетим в Европу! Продолжительный больничный тебе гарантирован!

– В Европу?

– Да. В Италию. А можем и во Францию, на Лазурный Берег, там уже должно быть весьма тепло. Хочешь горы – в Швейцарию. Что пожелаешь! Лишь бы скорее восстановился и перестал думать о всяких глупостях!

– А как же…

– Так, – произнесла Анна, заметив, что Стефан уже готовится сказать очередную «глупость». – Если ты мне сейчас скажешь что-то в стиле «а как же работа», то я делаю звонок в Macintosh и выкупаю 51% компании на твое имя, чтобы ты больше не говорил мне, что тебе нужно на работу! А насчет диагноза – не переживай! Все будет написано, как тебе нужно.

Стефан снова не стал пытаться возражать, со скрытой улыбкой отведя взгляд в сторону.

– Вот и умничка! Люблю тебя! – сказала Анна, погладив Стефана по щетине, затем поцеловав его.

Она сказала это, и сделала это так естественно, и так просто, что могло бы сложиться впечатление, будто в их взаимных чувствах нет сомнений. А  в ее словах – особенно.

Но в этом и заключался его следующий вопрос, который он постарался не выказать своим взглядом в этот момент. Стефан спросил себя, а любит ли он Анну? Сможет ли сказать ей это с такой же непринужденностью, абсолютно не задумываясь над смыслом тех слов, которыми готов или не готов разбрасываться?

Анна заглянула ему в глаза. Стефан поспешил улыбнуться ей, чтобы она вдруг не прочла его вопрос в его же взгляде. Ведь она может…

XXI

Анна расслабленно облокотила голову на спинку лежака, находясь под летним итальянским солнцем. Ее кожа была слегка золотистой, но не покрасневшей. Стефан, живший у Анны уже несколько месяцев, с удивлением смотрел на способность Анны к летнему палящему солнцу, к итальянской жаре, она ни разу не получала солнечных ожогов, не потела так обильно, как он, видимо приспособившись к здешнему климату. Все же, она могла находиться здесь по несколько месяцев в году непрерывно, слетать куда-нибудь на недельку-две, посмотреть на дожди для разнообразия, например, а затем снова вернуться сюда. Решить пару-тройку деловых вопросов, также съездив куда-то, и опять вернуться сюда. Это место тянет, но не только тем, что это был ее дом. Здесь было спокойно. Настолько, что это отчасти и тревожило. И чувствуя это, Стефан медленно подходил с десятком отпечатанных листов, любуясь идеально ровным загаром на гладеньких, стройных ножках Анны, манящих своим видом, подчеркивающими ее упоительную красоту. Анна сразу поняла, что Стефан заходит к ней со стороны комнаты, поэтому нетерпеливо приподняла очки, и посмотрела на Стефана, ставшего возле нее.

– Ну что? – ожидая только положительного ответа, задала вопрос она.

Стефан продемонстрировал Анне отпечатанные листы, добавив:

– Готово!

– Наконец-то! Молодец! – подскочила Анна, после чего обняла его, начав расцеловывать, искренне радуясь тому, что Стефан выдавил из себя главу. – Я так рада! Я так рада, что ты, наконец-то, смог написать здесь целую главу!

– Я и сам думал, получится ли у меня…

– Глупый, – продолжая целовать Стефана. – Никогда так не думай! Ты меня понял? Ты же творец! Ты – бог, в некотором смысле!

– Я не бог, – смущенно сказал Стефан, поправив очки.

– Я боялась, ты впадешь в депрессию, и тебе нужна будет только твоя комната в Белвью. Только его холода и мокрые улицы… Какой же ты молодец!

– Я всего лишь написал главу, Анна!

– Не всего лишь! Ты не мог написать ее с той поры, как уехал из родного города, и я переживала за тебя!..

– Прямо как муза… – буркнул себе под нос Стефан.

– Что? – не расслышала она.

– Спасибо тебе, Анна! На самом деле, ты меня очень вдохновляешь!

– Правда? – замерев, спросила она.

Стефан увидел, с каким трепетом она заглянула ему в глаза в этот момент.

– Правда. Если бы любой другой писатель писал бы как я: одну главу в несколько месяцев, то уже давно бы довел свою спутницу до сумасшествия, а сам скончался бы от внутреннего конфликта, – пошутил Стефан.

Анна обняла его.

– Я думала, тебя не вдохновляет это место. И что я не вдохновляю тебя…

– Я и сам так чуть не подумал, пока жил здесь все это время. Прости. Но лишь о месте я так думал! А ты очень меня вдохновляешь, правда!

– Нет-нет! Не извиняйся! Я понимаю, как тебя тянет в родной дом. Но ты здесь, ты сейчас со мной, ты написал главу – и это прекрасно!

– Правда, Анна! Ты не подумай, мне очень нравится это место, я практически влюблен в него. И я… – Стефан вдруг остановился.

«…Влюблен в тебя» – чуть не соскочило с его языка, но эта недосказанность так и осталась в мыслях, повиснув между ними, чем-то невидимым, но явно ощутимым, как аромат, который Анна, возможно, и различила в воздухе, ожидая это услышать. Но Стефан так и не сказал. А Анна не стала продолжать этот момент неловким молчанием.

– Так что? Прочтешь? Прямо сейчас! Давай же, столько месяцев я ждала продолжения твоей истории, мысленно умирая от тех терзаний, что не давали мне покоя и задавали мне вопрос о том, что же дальше? С Джеком и его семьей. Особенно с Марком. Ведь я чувствую перелом в его характере, он как раз сейчас переживает это. Я права?

– Права, – усмехнувшись, сказал Стефан, присаживаясь на лежак.

Анна приподнялась на своем.

– Тогда не тяни! Не томи мою душу, милый! Читай!

– Хорошо-хорошо, – улыбаясь сказал Стефан, начав всматриваться в первый лист.

Он хмыкнул, прочистив горло, сосредоточил взгляд на верхней строке, и начал читать продолжение своего романа.

* * *

Чувство адреналина, наполняющего кровь, распирающего вены, смешивалось с чувством авантюризма, распространившегося в воздухе, спертом и сыром – накаляющем нервы до предела. Явно здесь витала смерть, проступала сквозь стены, сквозь пол. Марк думал об этом, не смотря на то, что отец запретил ему спускаться в подвал Джулиана в сарае. Это может плохо кончиться для него. Но Марк решил рискнуть, пока преподобнейший читал воскресную мессу, пользуясь моментом. Многие думали, что Марк не достаточно здоров, это очевидно. Джек по-прежнему набирался сил, пока еще не способный подняться с постели. В отличие от ранений его сына, у Джека раны заживали намного медленнее. Все сочились, желтея время от времени. Одна из ран даже гнила, не отпускала его, напоминая о последствиях его похода жгучей болью. Джек старался не думать об этом. Все должно быть хорошо. Он выздоровеет. А затем они покинут остров. Навсегда. Как он мог быть таким доверчивым все это время? Они рискнут. Они отыщут цивилизацию, даже если от нее остались одни руины. Не важно, это будет куда лучше, чем продолжать жить здесь, улыбаться лицемерию… Он больше не может терпеть это…

Люси пошла в церковь. Лоуэллы послушные и примерные прихожане. Хотя бы одна единственная здоровая представительница этой семьи должна быть там сейчас. Марку удалось просимулировать даже при матери (та поверила, оставив его дома). И очутившись здесь, в этом мрачном подвале, первым делом Марк подумал о своей матери. О том, как она сейчас вместе с остальными находится в той церкви. Ему больше не хотелось этого. Разоблачить шарлатана – вот чего он хотел, и в чем он не сомневался более ни секунды. Доказать и показать всем истинное лицо этого жулика – Марк считал для себя делом чести и своим долгом. Поэтому, сейчас он здесь, в этом подвале – в поисках доказательств его суждений, подкрепленных словами Мортимера. Еще бы наглядным примером подкрепить…

Марк зажег свечу, когда увидел, что света сверху хватает лишь на первые пару метров его подземного пути. Пути, который страшил его настолько, насколько он принимал кровь, въевшуюся в доски пола, все же не обнажившая его намерений. Он был решителен. Боль просачивалась сквозь щели. Он это ощущал. Нужно поскорее успокоить души тех, кто умер здесь, Марк в этом не сомневался. Всего лишь двенадцатилетний мальчик. Что он может? Разуверить толпу фанатиков? Доказать свою правоту? И лицемерие Джулиана? Он знал – он сможет все, вопреки, даже, собственной критике. Он верил в свой успех, ступая вперед, и прикрывая свечу рукой, чтобы ту не задуло.

Этот подвал – айсберг Джулиана. То, каким он является на поверхности – точно верхушка его скелетов, и это в прямом смысле. Чем сырее, чем мертвеннее становился запах с каждым шагом, тем более Марк питал себя этими мыслями. Он был верен им как никогда. Правда где-то здесь. Где-то… Правда?..

Марк увидел свою тень, что отбросилась на отсыревшую кирпичную стену подвала. Стекая замерзающими слезами от холода, потеки на стенах отблескивали кристалликами льда, поглощающие человеческое тепло. Довольно глубокий, и холодный подвал. Изо рта Марка пошел пар. Видимо, самый глубокий из всех, что есть на острове… Здесь холод пах вечностью, а темнота сковывала своей кромешной глубиной. Свеча потухнет, и она заберет Марка вместе с холодом – оставит его здесь, если это произойдет. Лучше бы забрала эти мысли из его головы… Марк старался не думать о плохом.

«Он здесь» – убеждал себя Марк, тем самым вдохновляя себя на очередной шаг навстречу правде, ведь это лишь начало. Он чувствовал, что она рядом с ним, и в том, о ком он думал. Кристофер… Никто его не хоронил… И никто больным не видел… Сырость просачивалась в легкие Марка, делая его вдохи все тяжелее, забираясь, обрастая грибком в бронхах. Все дальше и глубже… по венам… в мозг…