Текст книги "Богоубийство (СИ)"

Автор книги: Морган Роттен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)

– Приехали, сеньор Полански, – сказал ивозчик, остановив пятерку лошадей у ворот.

Стефан, будучи задумчивым, хоть и смотрел на архитектуру города, внутренне пассивно вдохновляясь ею, все-таки не заметил по-настоящему длины дороги и того, где оказался в итоге. Лишь высунув голову из кареты, он осмотрелся вокруг, уже не принимая во внимание всю красоту голубизны здешнего неба, которое поразило его каких-то полчаса назад, и идеальную средиземноморскую температуру данной поры года с чистым морским воздухом, не слишком сухим и не сырым. Поскольку взору Стефана предстал огромный особняк на холме. Сейчас его нельзя было рассмотреть, как следует, поскольку огромные ворота с вырезами в форме лилий, лишь давали шанс заглянуть, но не увидеть в полной мере. Но Стефан уже был впечатлен. Он сунул голову обратно. Услышал, как ворота приоткрылись, и некий Серджио, увидев ивозчика, впустил карету, которая остановилась через пару десятков метров, после чего этот Серджио открыл дверцу, представившись Стефану, и мягко попросил его выйти. У этого был менее заметный акцент, который выдавал его в некоторых словосочетаниях. С виду крепкий, но невысокий черноглазый итальянец с милым лицом и отличными манерами.

– Нет-нет! Позвольте! – тут же запротестовал он, когда Стефан вздумал сам достать свои чемоданы, – Прошу вас, проходите! – кивнул он головой в сторону особняка, заняв руки чемоданами.

– Всего доброго, сеньор Полански! – с улыбкой пожелал ему ивозчик, чье имя он так и не запомнил, о чем поздно было спрашивать, как посчитал сам Стефан, и не вежливо по смыслу.

– И вам того же, – ответил он, глянув, как ивозчик стал разворачивать пятерку лошадей вокруг фонтана.

Двор. Стефан замер при виде такой усадьбы. Даже не особняк. Целое фамильное имение. Ведь тут была огромная команда прислуги, насколько понял Стефан с первых минут пребывания здесь. Нелегко следить за всем и поддерживать порядок здесь немногим людям, это точно.

Кипарисы в рядах. Розы в клумбах. Декоративные кустарники. Над одним из них сейчас трудился садовник, кивнувший Стефану. Галька. Бетонные тропы. Статуя русалки, которая создавала фонтан из своих глаз, смотрящих в небо. Две стекающие струи плавно спускались по ее щекам, журча чуть ниже. Словно она рыдала, смотря на небо. Стефан находил это довольно интересным, хоть и жутковатым для человека, ни разу не бывавшего в Европе. То мальчики здесь писают, то русалки плачут. Странные эти европейцы, как подумал Стефан, готовый и далее посвящать свой взор этому фонтану, если бы за ним был бы не менее величественный особняк, который просто напросто не мог не перехватить на себя его удивленное внимание.

Стефан несмело обошел фонтан, чтобы лучше рассмотреть здание, похожее на резиденцию президента. Величественный каменный фасад (то ли гранитный, то ли мраморный), вытягивался своим строгим лицом за счет монументальных колонн в стиле Древнего Рима, делаясь чуть ласковей от этого, но не менее броским со своими напыщенными вырезными балконами, которые располагались на втором и третьем этаже огромными площадками с пальмами и цветами, словно бросающими вызов взору прибывающих сюда гостей. У Стефана легко могла бы закружиться голова, если бы он вовремя не опустил свой взгляд, дивясь одним лишь ступеням, здорово возвышающим вход в это прекрасное здание, которое чем-то напоминало ему правительственные дома, но в стиле европейской классики. Стефан не был силен в архитектуре. Но даже тех знаний и образных представлений, которые он имел об этой замечательной сфере градостроительства и искусства, хватало ему, чтобы сделать смелое предположение о том, что такого здания на всей Сардинии он уже не увидит. Скорее всего, в нем даже и жил какой-то великий политик еще до того, как здесь поселилась Анна. Но это уже были его догадки и домыслы, чему Стефан и сам не был рад, поскольку готовился представить, какое же величие ожидает его внутри!..

Он посмотрел на вход. На верхней из ступеней показалась она. У Стефана участилось сердцебиение. «Королева острова» – подумал он, потому что иначе не мог, что и сам отлично понимал сейчас, чувствуя, как его ладони начали потеть. Он откровенно нервничал. Ему захотелось скрыться от мира и от самого себя.

Анна… Как всегда превосходна, бесподобна в своей тактичности, в поведении, и элегантности во внешнем виде. Одно движение руки, один лишь взгляд заставлял Стефана так думать, и признавать, что, опять же, никогда в жизни он так не нервничал из-за женщины. А точнее – по женщине. Что-то с ним происходило… Она же – неизменно уверенна, непоколебима, полна обузданной в себе самой энергии, которой легко могла зарядить, либо же подавить при желании.

Острые черные туфли на высоком каблуке. Ее ноги были без колгот. Обнаженные, гладкие, переходящие в высокие бедра, словно скрытые, но явно выказывающие всю красоту своих линий под облегающей черной юбкой, невероятно узкой, но с прорезом на бедре и с высокой посадкой. Стефан успел заметить, что Анна любит такие платья и юбки, хоть и не мог, как следует адекватно реагировать на нее сейчас. До сих пор не мог свыкнуться с некоторыми из своих мыслей. Ее блузка, заправленная в юбку, наоборот была свободной, с пышными рукавами, удлиненными, сужающимися на запястьях. Волосы, заколотые золотым гребешком, вроде бы выказывали ее сдержанность в данном образе. Но неизменная красная помада на губах все же напоминала о том, кто такая эта дама по имени Анна Роккафорте.

Стефан стал медленно приближаться к ступеням, словно побаивался их, и ожидал, возможно, как-то внутренне, пока Анна обратится к нему.

– Добрый день, мистер Полански! – не сдвигаясь с места, сказала Анна, держа свою отличную осанку, словно ожидала, пока Стефан сам поднимется к ней. – Хотя, если вы уже успели заметить, здесь больше принято употреблять такое мужское обращение, как «сеньор».

Стефан стал подниматься по ступеням.

– Добрый день, сеньора! – тут же подхватил он и улыбнулся, почувствовав шаткое успокоение, ступая по массивным ступеням.

Тут же Стефан занервничал вновь. Теперь из-за собак, выбежавших из-за спины Анны. Это была пара кобелей породы кане корсо итальяно серо-голубой расцветки, с купированными ушами и довольно настороженными мордами. Стефан замер на секунду, когда они подбежали к нему, чтобы разнюхать.

– Не бойтесь их. Они уже знают, что вы мой друг, – спокойно сказала Анна, словно и Стефану от этого станет спокойнее.

Стефан дал им себя понюхать, после чего собаки утолили свой интерес и перестали обращать внимание на Стефана, подбежав к хозяйке. Как бы ты не любил собак, в чьем-то дворе их резкое появление все же настораживает тебя не меньше, чем их твое появление в их дворе. Стефан снова зашагал. Всего ступеней было не менее тридцати. Этот отрезок пути ему показался самым длинным, пока.

– Надеюсь, вы добрались без неприятных приключений? – спросила Анна.

Стефан наконец-то дошел, став напротив нее.

– Ах… – засмеялся он. – Весьма любезно с вашей стороны было заказать мне карету.

Стефан подошел к Анне, и нежно взял ее руку, положив ее в свою, после чего приблизил к губам, и поцеловал ее запястье. Анна сдержанно улыбнулась, после чего медленно опустила свою руку, пристально смотря Стефану в глаза.

– Вы взяли свою печатную машинку? – заботливо спросила она.

– Взял, – смущенно усмехнувшись, ответил Стефан, задав вопрос себе, а пригодится ли она ему здесь, скорее думая, что нет.

Как ни крути, но он чего-то ожидал от Анны. И пусть это было как-то не правильно, именно ожидать чего-то от женщины, но почему-то он думал, что она, как и любая женщина, непредсказуема. Только Анна еще более непредвиденная. Именно этого в опасении ожидал Стефан.

– Войдем? – пока что очевидно предложила она, что звучало как вопрос, но буквально ставило Стефана перед фактом.

Эти высокие двустворчатые двери, массивные и элегантные на вид Стефан увидел сразу, как только оказался во дворе ее прекрасной усадьбы. Сложно было не заметить их. Каким-то образом, Серджио уже успел определить куда-то чемоданы Стефана и вернуться для того, чтобы придержать им эти довольно тяжелые двери. И как только Стефан переступил порог, его взору открылся огромный зал с длинным столом, за которым можно было бы принимать политические съезды. Настолько этот зал напоминал ему утонченно официальные парадные холлы, что так и представлял себе, как с балконов второго этажа, толпы журналистов снимают на видеопленки мероприятие мировой величины, направляя вниз свои камеры. А эти громадные полотна, вырезные колонны, скульптуры! Музей в доме, так бы он это назвал. Камин в конце зала был далеко не единственным в резиденции Анны, как узнал Стефан, когда она стала проводить ему краткую экскурсию по своему жилищу, что заняло не менее получаса. Стефан даже успел подустать, чего, конечно же, не показал Анне из уважения к ней. Та, наконец, провела его в (как она сказала) ее любимую комнату, в которой она проводила больше всего времени, попивая вино, читая очередную книгу.

Эта комната больше походила на большую спальню, поскольку в ней находилась кровать, но с ярко выраженным гостиным акцентом. Поскольку здесь были и кресла, и софа, и столик посредине комнаты, и столик с телефоном у стены, и выход через стеклянные двустворчатые двери на летнюю террасу с бассейном. Терраса с бассейном на втором этаже!.. И камин в комнате, естественно. Именно наличию камина в комнате Анны Стефан уже не удивился. А вот бассейну прямо за окном… Весьма! Такого он своими глазами еще не видел. Также, в любимой комнате Анны находился отличный барный сервант с богатым перечнем хрустальных стаканов, бокалов и даже рюмок разных объемов и гранений. Также в серванте был внушительный выбор алкоголя, который, видимо, был формата «под рукой», поскольку Анна сказала Стефану, что у нее есть также винный погреб, но нет особой надобности спускаться им туда сейчас. Если он конечно не хочет. Но Стефан не хотел. И пусть он также не хотел обидеть Анну своей бестактностью, она сама видела, что он устал. Дорога… Перелет… Она не стала настаивать.

Стефан вышел на террасу, уже думая, что после увиденного его уже ничего не удивит. Но быстро понял, что ошибся. От того вида на город и море, что открылся перед ним, у него захватило дух. Он даже поймал себя на мысли, что мог бы растрогаться и расплакаться от такого гостеприимства, поскольку никогда не получал такого внимания в своей жизни, кроме как от Мерилу. Сейчас он вспомнил о ней… Но сдержал любые мысли тут же, не дав им разрастись.

– Ах!.. – произнесла за его спиной Анна, вспомнив. – Совсем забыла! Давайте я сразу покажу вам вашу спальню, чтобы больше не томить вас. Вы устали, Стефан! Наверное, уже думаете о мягкой и уютной кровати.

Стефан повернулся к ней, как ни в чем не бывало. Он даже старался натренировать тот взгляд, чтобы показать ей, что не настолько поражен тем, что увидел сегодня в своей жизни. Но и не настолько, чтобы показать Анне свою неблагодарность. Опять же, он чувствовал себя в долгу перед ней. Именно это съедало его сейчас больше всего и делало его попытки выглядеть невозмутимым практически невозможными.

Он максимально сдержанно последовал за Анной в коридор. Но далеко идти не пришлось. Комната была практически напротив. Размером она была не меньшим, чем его квартира в Белвью, он подумал об этом. Но не показал своим внешним видом. Как-то стыдно было и непривычно демонстрировать свое удивление. Стефан много лет был уверен в том, что его невозможно удивить. Каждый ошибается, поскольку живет в первый раз…

Внимательно рассмотрев комнату, Стефан понял, что единственным нескромным в ней был ее размер. В остальном – довольно выдержанная, даже как-то по-английски, что, в принципе, контрастировало с основным интерьером этого здания и его стилем. Возможно, задумка Анны – для того, чтобы гости могли по-настоящему расслабиться в ее жилище. Чтобы ничто не напрягало их ментальность, не раздражало эмоции, не возбуждало разум. Абсолютное спокойствие в темно-теплых тонах. Это ощутил Стефан. И ему это понравилось. Он переменился в лице, позволив себе аскетичную улыбку. Анна заметила ее. Стефан заметил, что она заметила. Понял, что именно этого она и добивалась. Видимо, шахматист она намного лучший, чем он…

– Вам нравится? – все равно спросила она.

– Да, Анна! Мне очень нравится!

Анна еще немного понаблюдала за скрытой под щетиной Стефана улыбкой, после чего предложила:

– Устраивайтесь поудобнее. Разлаживайте вещи. Хотите, отдохните с дороги. Но, если в вас еще осталась маленькая искорка желания скрасить этот вечер в компании со мной, то прошу вас, присоединяйтесь ко мне в комнате напротив.

Стефан кивнул в ответ. Да, он чувствовал себя уставшим. Но он знал, что не вправе оставить Анну одну этим вечером. Тем более, что этот вечер только начинался…

– Что вы, Анна! Для вас я вовсе не устал! Я пребуду к вам скорее, чем спичка догорит! – сказал он.

– Отлично. Я попрошу Серджио достать бутылку амароне трехлетней выдержки. Я думаю, это как раз то, что нужно, чтобы отметить ваше пребывание в Италии. Заодно, составим нашу культурную программу.

Стефан кивнул в ответ, после чего Анна оставила его наедине с собой и комнатой, которая будет служить ему ночлегом ближайшие несколько суток.

Изумление… Иных эмоций у Стефана пока что не имелось. Сумбурное, противоречащее и кричащее в нем самом, заставляющее его потеть больше, чем обычно. С ним происходит все это! А он… Как маленький ребенок… Как болван… по-другому он не мог описать свои действия и свои чувства. Даже словил себя на мысли, что надо бы поучиться у Анны этому ее аристократичному выражению лица, которое показывает, что жизнь то вроде не плохая, но и не мед, что есть в ней прекрасные вещи, которыми ты способен наслаждаться, но нет таких, которые способны тебя удивить. У нее это получалось отменно. Словно много лет она тренировала это выражение лица. Такого прекрасного, белоснежно чистого, нежного, отчасти отрешенного, но не флегматичного, а полностью присутствующего; явно реагирующего на конкретные вещи, но и не выказывающего настоящих эмоций, будто бы это не безразличие и вовсе, а обычное принятие очевидности, такой же повседневной, как закат солнца, явно не оставляющего заметного загара на этом лице. В него можно было засмотреться, забыться, и застыть как камень. В приятных муках. Стефан чересчур начал поэтизировать. Но иначе он не мог в этот момент, поскольку признавал, что за последние шесть лет не одно лицо, его так не пленило. Что уж говорить об остальном в ней.

Он пошел посмотреть на себя в зеркало. Видимо, для того, чтобы, хотя бы, что-то увидеть в себе. Снял очки и пристально всмотрелся. Посмотрел на свой лоб, на натертую переносицу, на губы. Подумал, что никогда и ни за что не посчитает себя красавцем. И Анну не поймет. А стоило ли? Почувствовал, что готов пойти к Анне. Чего же тянуть? Не красиво заставлять ждать женщину. Он посмотрел на свои руки. Немного успокоился.

Стук в дверь.

– Войдите! – отозвалась Анна.

Стефан приоткрыл дверь, несмело сделал шаг, затем второй, осматриваясь. Серджио как раз открывал бутылку вина, названия которого он уже не помнил, что заставило его подумать о том, чтобы хотя бы начать стараться запоминать названия тех вин, о которых говорит ему Анна. И пусть он не будет разбираться в них так же, как она, но все же хоть какие-то соображения зародит в себе.

– Спасибо, Серджио! – поблагодарила его Анна, сидя на одном из тех бордовых кресел, что располагались прямо напротив камина, по косой друг к другу.

Серджио быстро вышел и закрыл за собой дверь. Стефан все еще не смело подходил к Анне.

– А-м-м?.. – затянул он, словно что-то вопрошал в своих мыслях.

– Где Монсак? Вы это хотели спросить? – чуть улыбнувшись, с иронией спросила Анна.

Стефан улыбнулся в ответ, поняв шутку.

– Та нет, вовсе! – весело сказал он, – Я уже понял, что Серджио – дворецкий, мажордом, так это называется? А Монсак – деловой помощник, – сунув руки в карманы, тут же вынув их, очередной раз напомнив себе, что это дурная привычка, особенно в присутствии дамы.

– Присаживайтесь, Стефан! – предложила Анна, показав взглядом на кресло, что находилось рядом.

Между ними был небольшой столик, на котором и стояла бутылка вина, разлитого по бокалам. Таким огромным! Как те стаканы, в которые Анна наливала виски в прошлый раз. Стефан с неприятностью вспомнил об этом. Но предложение Анны тут же принял, смиренно сев в кресло, и посмотрев в сторону камина. Он не горел. Поэтому, он обратил свое внимание чуть выше. Над камином висел полутораметровый портрет хозяйки дома, подчеркивающий мельчайшие детали в натуральную величину. Словно художник по миллиметру писал ее портрет, снимая размеры. Вот только, на портере она не стояла, а сидела в полуобороте в три четверти, прямо направив взгляд на зрителя, смотревшего на ее портрет. В данном случае – на Стефана. Ее запястье было направлено к подбородку, но она не касалась его, словно для того, чтобы оставить лицо полностью открытым, но показать руку на портрете. Ноги художник изобразил не менее талантливо, но сдержанно, сделав акцент на изящности осанки Анны, а также на ее выразительнейшем лице. Красота ее волос была передана тонко, но не броско, они были перекинуты через дальнее от зрителя плечо, тем самым отлично гармонируя с остальными элементами портрета, в общем выполненного в довольно темных тонах, с преобладанием красного цвета, что не выглядело агрессивно, скорее – темпераментно. Чего только стоили глаза Анны на этом портрете. Они были не менее жгучими и притягательными, чем в жизни. И такими живыми, что Стефану могло бы показаться, словно она жива на этом портрете и следит за ним. И чем больше он будет уверен в том, что это всего лишь полотно и краски, тем ближе она будет к его душе, забираясь внутрь его скептического сознания, как дьявол, которому только и нужно, чтобы в него не верили.

– Отличный портрет! – сказал Стефан, взяв предложенный ему бокал вина в руку. – Позвольте спросить, кто автор сего великолепного шедевра и как давно он был написан?

– Ах, Стефан! Вряд ли имя автора, который и в Европе не столь популярен, что-либо скажет вам о нем! – метко заметила Анна.

«И правда» – подумал Стефан, желая лишь как-то начать разговор и унять в себе это удручающее его чувство.

– Скажите хотя бы год. Мне просто интересно, – тут же подумав, что снова неуместный вопрос, Анна может подумать, что он, таким образом, хочет сложить хоть какое-то представление о ее возрасте, ведь оба знали, что Стефан был ни сном ни духом.

– Год написания этого портрета 1976, – совершенно спокойно, не ерничая, ответила Анна.

– Простите меня, – извинился Стефан.

– За что?

– За то, что задаю такие глупые вопросы. Просто, я поражен тем, как художник запечатлел вас. Вот, что называется, навеки! Эта красота… Она бессмертна… В этом портрете…

– А в жизни?

– Что? Нет-нет! Вы не подумайте… Не поймите меня неправильно! Я хотел сказать, что… – все более глупо чувствовал себя Стефан.

– Пауло Амини, – специально перебила его Анна.

Стефан замолчал, и почувствовал спокойствие на несколько секунд. Словно так и нужно было.

– Простите за то, что перебила вас, Стефан! Художника зовут Пауло Амини. Родился в Палермо. Истинный островитянин с чистейшей душой художника, но с ужаснейшим пристрастием к алкоголю. Тогда, мне как раз хотелось, чтобы кто-то, самый простой, но очень талантливый художник, написал мне портрет. Я пребывала на Сицилии. Заметила его работы. Он стоял прямо на улице, и писал портреты прохожих людей. Я сказала ему, что заплачу много денег. Он сказал, что лучшей платой будет, если я просто спозирую ему несколько часов и дам на краски и алкоголь. Я дала ему намного больше, как и обещала изначально. И теперь я часто думаю, когда смотрю на этот портрет, что я достойно оценила его труд, но не здоровье… Помнится мне, что где-то через год услышала новость о том, что он напился до смерти. Не знаю, на мои ли деньги. Но, на тот момент они были уже его деньгами, и он был вправе распоряжаться ими, как ему было угодно, – Анна посмотрела на Стефана, внимательно слушающего ее. – Я утолила ваш интерес, Стефан?

– Вполне, – тихо ответил Стефан.

– А теперь, предлагаю выпить за встречу, – сказала Анна, подняв бокал.

Стефан поднял свой, посмотрел, как пару маленьких глотков сделала Анна, сделал так же.

– Одно из моих любимых итальянских вин. Его так хорошо пить с дороги, или перед ней, – сказала Анна, обратив свой многообещающий взор на Стефана.

Тот сделал еще глоток, чуть смутившись, в ожидании действия вина. Он хотел, чтобы оно раскрепостило его немного.

– Я бы хотела показать вам один ресторан, Стефан. Находится он прямо на берегу моря. Подают вкуснейших лангустов. Так их не готовят больше нигде в Европе, как в этом ресторане. И, конечно же, вино там отменное. Лучшее на Сардинии. Мне нравится одно, которое подают там, в лимитированном объеме. Хочу, чтобы вы его попробовали. В моем винном погребе такого вина точно нет.

У Стефана язык чесался спросить, а нет ли у Анны собственных виноградных плантаций и производства вин Анны Роккафорте. Но не спросил. Естественно, считал этот вопрос глупым и неуместным, но уже находил, что раз уж стал сдерживать в себе глупые вопросы, то это уже хороший знак.

– Вообще, ресторан морской. Там подают отличные морепродукты. Но их лангусты… это нечто… – с довольным лицом протянула Анна, затем вдруг посмотрела на несколько удрученного Стефана, и спросила. – Или вам не нравится морская кухня?

– Нет-нет. Вовсе наоборот!

– Тогда в чем причина вашего внешне легкого недомогания, Стефан? Или, вы хотите, все же, отдохнуть с дороги?

– Нет-нет!

– Вы хотите сказать, что мне показалось?

– Вам показалось! – уверил Анну Стефан.

Анна улыбнулась от его внезапной уверенности.

– Тогда, пусть солнце приблизится к горизонту, воздух опустится на несколько градусов, вам будет намного приятнее увидеть город и его набережную ранним вечером. В таком случае у нас будет вдоволь времени, чтобы приготовиться. Так что, вы согласны, Стефан?

– Вполне, – кивнул головой он.

Во время приготовления Анны к походу в ресторан, у Стефана появилось немного времени походить по особняку, изучить его немного. Она так и сказала: «У вас есть полчаса». Довольно быстро, как подумал Стефан, вспоминая народные анекдоты о том, как собираются женщины в магазин по хлеб, не то, чтобы в ресторан. И он хотел качественно использовать это время, понять, чего же может не хватать такой самодостаточной женщине, как Анна. Что он может дать ей взамен, возместить ее теплое гостеприимство, и по-настоящему странную инициативу пребывания его здесь. Ему очень хотелось окупить ее отношение к нему. Вино расслабило его, как он того и ожидал. Словно по рецепту доктора. Стефан, наконец-то, чуть расслабился, даже несмотря на собак Анны, которые пристально наблюдали за ним с конца зала, в который он сейчас вошел. Вспомнил, как на самом деле любит собак, и улыбнулся этой невозмутимой паре кане корсо. И может быть, ответ нужно искать где-то здесь… Но Стефан пока не мог его найти. От роскоши и достатка вокруг у него (уже не кружилась голова) не рождалось ни одной идеи. Словно он всем доволен, как ленивый богач, словно уже стал им, так быстро, находясь здесь, очередной раз упрекая себя в этом.

Собаки подошли к нему, когда почувствовали в нем неудовлетворенность.

– Хорошие мальчики! – снова улыбнулся им Стефан, впервые погладив их.

Собаки так же невозмутимо ушли от него, а Стефан так ни к чему и не пришел, подумав, что пора и самому надевать свой костюм, который называл смокингом, хоть и понимал, что это далеко не так. Но он ему нравился. Костюм, который отлично сидел на нем.

Белая рубашка, бабочка, черно-золотые запонки на рукавах. Это был лучший официальный наряд Стефана. Как его оценит Анна?

Она надела белое кружевное платье-колокольчик с открытыми плечами; обула белые туфли на массивном высоком каблуке; в качестве украшений – жемчужные бусы. Волосы решила заколоть золотистой заколкой-крабом, такой большой, что ее длинные волосы отлично вместились в нее, оставив лишь чуть закрученную прядь спереди, что весьма мило завершало нежный, вечерний образ Анны. Выйдя из комнаты, и увидев ожидающего ее Стефана в зале, она медленно спустилась по ступеням, молча оценив его костюм. Стефан же не мог промолчать, и сделал ей комплимент, на что Анна кивнула головой в знак благодарности. Видимо, она сполна вошла в сдержанный романтичный образ этим вечером.

– Карета подана, сеньора! – сказал ивозчик, встретивший их на ступенях; Стефан видел его сегодня уже второй раз, – Сеньор! – обратился он тут же к Стефану, также признав его.

Стефан кивнул ему головой, после чего он провел Анну к карете, усадил ее, а следом и сам сел в карету, рядом с ней. Ивозчик шлепнул лошадей, и карета тронулась в путь к месту назначения.

Стефану снова стало очень не по себе и совестливо в этот момент. Как же Анна заботилась о нем! Эта повозка… была лишь малой частью того, что она могла ему дать. А он… что он? Стефан лишь чувствовал себя паразитом в данный момент. Безотказным, безвольным паразитом, которому теперь уже поздно что-либо менять. Это обидит Анну.

Сейчас она смотрела в окошко, приподняв шторку. Стефан смотрел на ее ушко. Такое красивое… а в мочке этого ушка – не менее красивые жемчужные серьги. Те несколько секунд, пока она смотрит в окно… Стефан думал о том, как же она красива! В ней было прекрасно все! Может быть, в этом его причина пребывания здесь?

Стефан часто себя не понимал. И возможно, отстраниться от всех мыслей – то, что он сейчас и постарался сделать, было его лучшим решением за то время, что он здесь. И как ни странно, у него начало получаться. Странно было то, что получаться у него начало в тот момент, когда он, вдруг, подумал об Адаме и Еве. Особенно – Еве. Смотрел на Анну, и думал о ней. А если бы он был Адамом?.. Она была бы настолько прекрасна, будучи его бывшим ребром?.. Как минимум, он бы посвятил ей свое ребро, был бы он Адамом. Сам не заметил, как начал рассуждать об Адаме и Еве при Анне, уже находясь в ресторане. Первые люди на Земле были одной из излюбленных тем для множества таких же критикующих библию, как Стефан. Возможно, он говорил об этом сейчас, потому что, таким образом хоть как-то чувствовал себя в своей тарелке. Рассуждения о том, в чем он отлично разбирается, прилично добавляло ему уверенности в себе и раскрепощенности, которой ему не хватало. Он словно перенесся в любимую среду, практически не заметив того, что говорил уже десять минут неумолкаемо.

– …Понимаете, о чем я? – увлеченно спросил он, выдохнув.

Анна не перебивала его. Молча давала понять ему, что все слушает и понимает, иногда немного улыбалась. Совсем чуть-чуть. Вела себя скромно, была женственной, вкушающей интеллект компаньона.

– Вспомните средневековые изображения Адама и Евы. В чем мать родила. Вспомнили? А вспомнили одну маленькую деталь, которая рушит все учение? Весь фундаментализм и догматизм христианства! Многие упустили эту деталь тогда, многие упускают ее и сейчас. Не только она рушит все учение… таких деталей несколько. Я решил вспомнить самый простой, как по мне, пример. Эта деталь подчеркивает безалаберность горе-писателей и горе-художников средневековья. Лучше бы их жгли на кострах, честное слово!.. А не тех невинных людей… Так что? Знаете эту деталь?

Она молча смотрела на Стефана, давая понять ему, что не знает, но ей очень интересно узнать.

– Пупок, – кратко сказал он.

– Пупок? – переспросила Анна, чуть не засмеявшись во весь голос.

– Да, пупок! – насмешливо подтвердил Стефан.

Анна была не в силах не рассмеяться. Стефан так раскрепостился… пусть и не надолго… Это нравилось ей, а ему нравилось, что она смеется с того, что он говорит, поскольку сам всегда осмеивал то, чему сейчас и посвящал свой разговор.

– Бог создал человека по подобию своему. Верно? Тогда откуда у Адама и Евы пупки на средневековых изображениях! Даже на современных, допустим. Даже пусть у них не будет пупков. Они бы не смогли продолжить род без пуповины, в таком то случае! Если же у них все-таки есть пупки, значит, их кто-то рожал? Но они же первые люди на Земле! Выходит, что не первые? Хотя, к Еве у меня претензий нет, она ведь ребро Адама, она уже, выходит, вроде как его подобие. Хорошо! Пойдем другой дорогой познания. Допустим, мы буквально воспримем фразу «по образу и подобию своему», и представим, что у бога есть пупок. Значит, его тоже кто-то родил? А если его кто-то родил, значит все совсем не так, как описано в библии! Он не был один и бла-бла-бла!.. Как это у этих сказочников написано... Допустим такой вариант, что бог все же создал Адама с пупком, затем и Еву, чтобы первые люди на Земле (а сначала в раю) могли род продолжить, в отличие от него – такого всемогущего, самого себя создавшего, а затем от скуки начавшего свой мир паять, безпупковый наш бог. Но не значит ли это, что «по образу и подобию своему» теряет свое истинное значение и назначение? Ведь на кой черт он тогда дал пупок Адаму, если его мужское предназначение вовсе не рождать! Понимаете, Анна? Адам не был описан как существо бесполое, существо-гермафродит, способное себя же оплодотворить. Он – подобие бога! Не так ли? А ни для кого не секрет, что бог – это мужчина. Христианский бог никогда не был женщиной. По своему образу и создал, то есть мужскому, с гениталиями, извиняюсь, и… с пупком. Мы до сих пор представляем, что у всемогущего все же его не должно быть, раз он сам себя родил…

Стефан вошел в кураж. На конференциях настолько откровенно он высказываться не имел морального права, что не нравилось ему, поскольку указывало все же на то, что общество до сих пор довольно клерикальное, хоть и надевает маску демократии и свободы вероисповедания. Сейчас же он почувствовал, что есть возможность выговориться, а главное – есть кому. Почему-то, он доверял Анне свои мысли сейчас. Она так мило улыбалась (все больше), слушая его, держа в руке бокал красного вина, не отрывая своего взгляда от увлеченного разговором Стефана. Разве что, иногда посмеивалась, и притрагивалась губами к краям бокала, опуская глаза на секунду.

– История об Адаме и Еве настолько примитивна и ущербна, что в нее могут поверить лишь два миллиарда полных идиотов и кретинов, если что, извиняюсь за свои выражения! Но я говорю, что думаю. А думаю я то, что глупее может быть разве что истории о сотворении мира из Ветхого Завета. Понимаете, из двух миллиардов человек на Земле, которые молятся христианскому богу, его сыну – Христосу, или же его матери – Марии, из них мало кто прочитал Новый Завет полностью. Попробуйте найти верующего, который умрет за свою веру, но прочитал Ветхий Завет! Я сожгу все свои труды, если вы мне найдете и покажете этого человека – искренне верующего, прочитавшего и Новый и Ветхий Заветы от корки до корки. Потому, что я не поверю в то, что этот человек до сих пор верит, раз уж он это все прочитал. По-любому притворяется. Верят незнающие. Незнание и порождает веру. Незнание породило и библию. Умеющие писать и читать, а также умеющие делать фокусы решили всем все объяснить, а заодно и заработать на том, какова история сотворения мира, и кому мы теперь обязаны за это. Это и есть христианство – мораль двух миллиардов неполноценных, нервнобольных, немощных людей. Я понимаю, тогда кучка необразованных наивных людей поверили евреям, решившим сотворить себе славу. Но сейчас! Когда наука достигла такого пика, и что далеко не предел! Мы еще на пороге нашей научной истории! Сейчас вешать портрет еврея (а по некоторым исследованиям – сирийца) с сомнительными достижениями (пару-тройкой), о котором верующие лишь наслышаны из такого же сомнительного источника, который мало кто прочитал полностью, и просить его о чем-то!.. Этого я не понимаю!.. Простите, если что!..