Текст книги "Богоубийство (СИ)"

Автор книги: Морган Роттен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)

Джулиан посмотрел на Джека, который вместе с остальными слушал преподобного в церкви.

– Двенадцатилетний сын этого благородного, честного и мужественного человека, мастера на все руки, благодаря которому мы имеем электричество в нашем селении, – показал на него Джулиан. – Марк. Он борется за свою жизнь упорно и настойчиво. Как настоящий боец. И эта история могла бы стать очередной трагической историей на нашем острове Спасения, если бы она не оказалась чудом. И мы не в праве не признать это. И мы согрешим, если не помолимся за Марка и его скорое выздоровление. Мы должны верить в это и просить нашего Бога об этом!

Все поняли, что нужно помолиться за Марка. Но Джулиан еще не закончил, решив продолжить:

– Естественно, было бы кощунственным, не поблагодарить этих замечательных людей! – он показал на Кайла с Брюсом. – Именно они помогли безупречно сильному мальчику побороться за жизнь, когда он уже оказался в лапах зверя. Благодаря им мы не потеряли лишней секунды, которая сейчас и дарит нам эту величайшую надежду на спасение жизни человеческой. Я видел эти раны, люди, поверьте мне, ни один бы из нас не пережил бы этого! Бог любит его. Я верю в это. Джек, прошу тебя, поднимись ко мне!

Джек не стремился, но народ сам подтолкнул его, и он понял, что сопротивляться глупо. Почувствовал себя зажатым, ибо никогда не считал себя оратором, и уж точно не любил обращать на себя столько внимания, сколько обрушилось на него сейчас.

– Скажи нам, Джек! Ты только что из дому. Как Марк? Как он себя чувствует?

– Спасибо Герте! Благодаря ее навыкам наложения швов, нам быстро удалось закрыть все большие раны Марка, остановить кровотечение, а также успокоить его нервную систему, вколов некоторые успокаивающие. В этот момент я был очень рад и благодарен Богу за то, что все-таки у нас есть хорошие лекарства. Спасибо ребятам, что подоспели на помощь! Благодаря им мой сын получил шанс на реабилитацию. В таком состоянии он и находится сейчас, и я думаю, будет находиться еще несколько дней. Главное, чтобы оно не ухудшилось. Медведь сильно потрепал его. Не только распорол шею, но и укусил за голову, оставив глубокие раны, особенно на одном виске. Я удивлен, как он не раскусил ему череп…

– Это чудо! – выкрикнул Джулиан, как он любит, возведя руки к верху.

Почти все повторили за ним, привыкшие повторять за Джулианом, когда он делает подобный жест.

– Он потерял много крови. Но я верю, что он выдержит эту боль и эти ранения. Он сильный мальчик.

– Слава Богу! – выкрикнул Джулиан.

Все повторили.

– А теперь же помолимся за сына Божьего Марка!

И все стали молиться. Повторять за Джулианом. Затем он показал Джеку, что может спуститься к остальным. Стало понятно, процессия скоро закончится.

– А теперь, сыны и дочери Господа нашего Бога, послушайте меня внимательно! Расценивайте мои слова не как совет, а как распоряжение. Дети наши должны находиться в полной безопасности. А посему, ни один ребенок младше шестнадцати лет не должен находиться вне поля вашего зрения, родители. И не родители, тоже! Вы должны следить и за детьми своих соседей, пресекать их попытки самостоятельных блужданий по острову. Никто из них не должен выходить за любую крайнюю тропу нашего селения. Расценивайте это как запрет! Будут наказаны те, кто халатно отнесется к данному требованию! Ибо мы не потерпим больше жертв и раненных! Это во-первых. То есть, обеспечьте безопасность детей собственных и тех, за чью безопасность вы в ответе. Во-вторых, официально заявляю о надобности устранить опасность, прищучить подлеца из преисподней, позарившегося на наших людей и их души! На нашей земле! Мы покажем, кто здесь хозяин! Мы организуем убийство врага нашего и нашего Бога! – сказал Джулиан, снова вскинув руки вверх, и выкрикнув. – Убьем!

– Убьем! – повторила за ним масса.

– Ради Господа нашего Бога, убьем!

– Ради Господа нашего Бога, убьем!

– Убьем!

– Убьем! – ликовал народ, раскаляясь.

– Убьем!

– Убьем! Убьем! Убьем!..

Все ликовали. Но не Джек. И не потому, что он был против. Он собственными руками убил бы обидчика его сына. Выколол бы ему глаза собственными пальцами. Но ради мести, а не от кровожадности, как все здесь присутствующие. Впервые, он по-настоящему себя почувствовал не частью толпы, жаждущей крови ради самой крови, а кем-то другим. Тем, кто понимает, что народу нужен враг. Иначе нет смысла борьбы этого народа. Был ли он частью его, как прежде?.. Он уже не был настолько уверен в этом. Он смотрел на Джулиана, и замечал то внутреннее удовлетворение, которое испытывал он при виде ликующей толпы. Почему он не замечал этого прежде? Возможно, он не задумывался над словами Марка раньше, как задумался сейчас? Ведь однажды он попытался донести ему свои мысли, а он отнесся к ним критически.

Марк… Что же теперь?.. Каковы его шансы на выживание?..

Мальчик, тем временем, пока все были в церкви, был предоставлен сам себе. Лежал на своей кровати, с перебинтованной головой, плечами и грудью до самого живота. Живот остался не поврежденным. Левое плечо было забинтовано полностью и плотнее остальных частей тела, поскольку больше всего пострадало. Самый сильный укус медведя пришелся на него, так, что даже подмышка и лопатка его были полностью изранены. Поэтому, левую руку Марк держал в положении отдаленном от тела. Сквозь бинты все еще просачивалась довольно темная кровь с сукровицей. Герта сказала, что ту самую глубокую рану придется обрабатывать довольно часто и долго, чтобы не начался обширный абсцесс тканей, и не получилось заражения крови, что было весьма вероятным, учитывая природу ранений. Именно это могло свести Марка в могилу. Сами ранения он терпел, находясь в довольно четком сознании, хоть и чувствовал небывалую слабость мыслей и тела. И боль, которую он превозмогал, настолько сдерживала его, приковав к постели почти что намертво, что даже малейшее осознанное движение казалось невероятно сложным и невыносимым, что лучше бы и не делать ничего вовсе. Но Марк старался не думать об этом, как и о том медведе, который запросто мог перекусить ему шею огромными зубами или сдавить его череп челюстями. Но медведь дал ему эту секунду до смерти, чтобы понять ее сущность, заглянуть ей не только в глаза, но и в пасть, после чего оставил его. Наедине с этим мигом. Чтобы он прочувствовал его. Чтобы он больше не отпускал его. Держал его за горло сильнее, чем это сделал полярный жрец смерти, на протяжении всей оставшейся жизни.

Марку захотелось кашлянуть, но в груди вдруг стало невыносимо больно при попытке сделать это. У него внутри запекло, и он сдержался. Подумал о том, что вероятней всего, Джулиан сейчас рассказывает всем какой он мученик, этот бедный мальчик Марк. Как же люди обожают поклоняться жертвам. Словно сами видят для себя лишь этот способ для достижения признания и покоя. Хорошо, когда плохо. Приятно, когда страдаешь. Просишь, когда не хочешь. Молишься, когда не веришь…

Наверняка, люди получили бесспорное подтверждение тому, что белый дьявол действительно живет на их острове. Наверняка, будет организована розыскная группа, целью которой будет «отправить злодея обратно в ад». Такие себе «миссионеры доброй воли». Наверняка, уже обсуждается детальный план их «крестового похода», который станет важнейшей миссией кроме, конечно же, той самой главной – ради которой люди и пошли вслед за Джулианом. И когда Марк представлял себе все это, то все больше ненавидел режим святого отца. И ему все больше не хотелось продолжения этого безумия. Безумия, которое, наверняка, большинство осознают. Но что-либо поделать с этим не решаются… Ему бы решиться… Как Мортимеру… Сейчас Марк подумал о нем. Он переживал за него. Вдруг, они найдут его, если он все еще жив, и он на острове. Пусть он отправится на материк, пусть приведет людей, пусть докажет, что существует нормальный мир, не в радиоактивном пепле… Он бы и сам это сделал…

Наверняка, они отправятся через перешеек. Джулиан разрешит им. Ему нужны еще жертвы. Неужели люди не понимают этого… Взрослые, образованные… как его отец… Он сойдет с ума, если тот решит приобщиться… А он решит, скорее всего… Как же, на самом деле, Марку было сложно остаться одному… И боль в этих ранах… не давала ему высвободиться… Ему даже захотелось заплакать в один момент, но Марк сдержался. Он постарался понять для себя, что только терпение воспитает в нем ту силу, подобно воде, вытачивающей камень.

Марк услышал треск в печи. Мать растопила ее перед тем, как пошла с отцом в церковь. Она как раз должна была нагреться перед их приходом. Вернувшись, его мать станет разогревать еду. Скорее всего, суп. Ведь он жидкий – практически единственное, что сейчас можно есть Марку. Такая печь была в каждом доме жителей поселка, не смотря на то, что большинство пользовались и электропечами. Джек советовал всем именно электропечи, поскольку они были экономнее. Топить появлялась нужда с холодами. И то, нужно было заблаговременно запастить углем, что остался в здешних заброшенных шахтах. Когда Джулиан вел сюда людей, он вывел подсчет, по которому им бы хватило этого угля лет на тридцать минимум, при той экономии, режим которой установил Джек. И пока система работала. А пока она работала, люди не задумывались над теми проблемами, что могут возникнуть в ней. Наверное, не задумывались… Ведь, если это понимает двенадцатилетний ребенок, неужели взрослый человек не поймет? Или же, всем настолько нравился утопический мир спасенных и избранных?..

Марк посмотрел на настенные часы. Прошло почти полчаса с того момента, как родители ушли. За окном неоднозначный месяц март. Самый неподдельный, потому что непредсказуемый. Все еще хранил на себе снег, но уже одаривал теплыми лучиками надежды на то, что весна скоро придет. Скоро – это как минимум через месяц или два. На острове весна никогда не наступала раньше, чем в конце апреля. И скорее всего, они найдут то, что хотят, если снег не растает. А он не растает… Склоны черных скал будут держать его на себе еще полтора месяца, не снимая, словно белую накидку, греющую их безразличный внешний вид. Угрожающий… пугающий… но точно не таких, как Билл и Кайл.

Марку очень бы хотелось питать себя иллюзиями, что перешеек и бурлящие внизу волны способны будут напугать близнецов и тех, что подключатся к ним на помощь. Но он не делал этого, поскольку знал, что, во-первых, точно пойдут они и, во-вторых, они не побоятся. Тем более, что кое-как бухта сейчас замерзшая. Лишь бы его отец не согласился… Опять же, прошла секунда, и Марк не стал питать себя иллюзиями, найдя для себя, что излишняя проницательность и способность спрогнозировать ближайший ход действий весьма предсказуемого Джулиана, лишь усилила его головную боль. Ему придется привыкнуть к еще большему вниманию к своей персоне. Если он не умрет… его раны пульсировали так, словно в них жили миллионы бактерий. Пусть они съедят его раны, но не его, как он подумал.

Марк чуть не стал сходить с ума в этот момент. Голова вдруг стала раскалываться. Прозвучал звук открывающейся двери. Как же Марк обрадовался этому звуку. Еще никогда полчаса небыли для него такой вечностью, и еще никогда он чуть ли не боготворил спасительное появление родителей в доме. Как они вообще могли оставить его? Ах, ну да! Речь преподобнейшего намного важнее! То, что делается на сцене, а не в кулуарах…

Родители потопали по коврику, сбивая снег с подошв, после чего заскрипели сваями под своими ногами. Сейчас кто-то из них войдет в его комнату. Скорые, легкие шаги… Мама! Она спешно присела возле Марка, переживая за его состояние. Смотрела на его лицо, на то, с каким трудом он держал глаза приоткрытыми, чтобы хоть немного посмотреть на свою мать, и сама мучилась от этого.

– Настолько больно? – спросила она.

Марк кивнул головой, и все же не сдержал слезы, устремившейся вниз по щеке, быстро скрывшейся под бинтом на шее.

– Тебе нужно еще обезболивающего! – сказала Люси.

И хоть Марк и пытался казаться мужественным и не выказывать боль, но боль сама показывала себя, проступая на его лице. И он, чувствуя досаду от этого, пустил еще одну слезу. На секунду он даже подумал о том, что хочет умереть. Настолько было больно.

– Боже мой, Джек! – крикнула она, зная, что тот, скорее всего, слышит ее, поправляя угли в печи, – Нужно сказать Герте, что Марку очень больно. Нужно еще что-то вколоть! Одних антибиотиков мало! Нужно что-нибудь болеутоляющее… Ты только посмотри на него! – не выдержав, всхлипнула Люси.

– У нас лекарств не так уж и много! – сказал Джек, приближаясь, а затем войдя в комнату. – Ты и сама знаешь это, как остальные. Лишь при особом случае…

– Это и есть особый случай! – выкрикнула Люси. – Или ты не видишь, что твой сын умирает!? Это и есть особый случай! Понимаешь ты? Понимаешь это или нет?

– Понимаю! Успокойся! – начал успокаивать супругу Джек, сам не зная, почему так сказал изначально, – Прости, я знаю! И я вижу! – посмотрев на печальный внешний вид Марка. – Здесь не о чем думать! Я буду просить еще! Дай мне посидеть с ним несколько минут!

– Что?

– Пожалуйста! – выпроваживая Люси на кухню. – И тебе нужно успокоиться! Понимаешь?

Люси удивленно покинула комнату. Джек показал ей, что сейчас же пойдет к Герте. Но также он сказал Люси приготовить редкий суп с картофелем, потому что только так все будет хорошо. Только в это верить и нужно. Марк поест. Пусть и не самостоятельно.

– Добавить курицу?

– Добавь, – сказал Джек, и прикрыл дверь, присев рядом с Марком на его кровати.

Он посмотрел на сына. С опасением и душевной болью, что терзала его в этот момент. Как же Марк старался скрыть свою боль от этих увечий. Старался держать глаза открытыми, смотреть в глаза отца. И было видно, что старался найти силы что-либо сказать своему отцу. И отец, заметив это, решил начать говорить сам, лишь бы его сын не тратил силы попусту. Нужно занять его своим разговором, успокоить, подбодрить.

– Все будет хорошо, сынок! Ты сильный! Ни одна кость не сломана. Мне даже не верится… Насколько тебе повезло! Слава Богу! Это на самом деле, чудо… что ты выжил!

– Это… – старался сказать Марк.

– Нет-нет! Не говори ничего! Я сейчас пойду к Герте! Не трать свои силы!..

– Это тебе Джулиан сказал?

Джек понял, о чем его сын, и замер. Смотрел в его глаза, вопрошающие, требующие ответа.

– Это я так думаю, – сказал Джек, положив свою руку на колено Марка. – И даже не сомневайся в этом!

Марк ничего не ответил. Отец решил продолжить:

– Завтра мы выдвигаемся на поиски твоего обидчика.

Как в воду глядел. Марку не понравилось то, что он услышал от отца. Его лицо скривилось, и в этот раз не от боли.

– Мы? То есть? – спросил он.

– Было решено не тратить время. Кайл и Брюс тут же вызвались отыскать этого медведя, пока следы еще можно разузнать. Я сказал, что помогу им в поисках, поскольку у меня личный интерес, хоть я и не такой хороший охотник, как они. Но, все же, в теории я весьма не глуп…

– Отец!

– И не спорь со мной, Марк! Прошу тебя! Я знал, что тебе не понравится эта информация! Но он вторгся на нашу территорию, и напал на тебя!

– На нашу территорию? – превозмогая боль, оживившись, спросил Марк.

– Да, ты так не нервничай! Тебе нельзя! – тут же стал успокаивать его отец.

– Это не наша территория, папа! И ты сам это знаешь! – болестно запротестовал Марк, словно готов был испустить дух прямо сейчас, но наконец-то обратить внимание отца на реальные проблемы.

– О чем ты, сынок? – спросил его отец.

– Это мы сюда пришли, папа! Это мы вторглись на территорию медведя!

Джек замолчал. Марк тоже. Он видел, как его сыну было плохо и больно. И, несмотря на это, он все равно находил силы что-то доказывать ему, отстаивать свою точку зрения. Неугомонный… В этот момент Джек посмотрел на его отметину на лбу, не забывая, что на самом деле отличает его от других подростков. Как на самом деле умеет мыслить его сын. Какой характер в нем заложен. Возможно, именно сейчас нужно обратить внимание на то, что он все время пытается сказать ему. Но отец, пусть и подумав об этом, все равно сказал свое:

– Завтра рано утром я, Кайл и Брюс отправляемся за шкурой этого медведя. Нас может не быть несколько дней. Но мы вернемся с ней. Я обещаю тебе. Это все, что тебе нужно знать, – словно поставил перед фактом.

– Пап… – протянул его сын.

– Да, Марк?

– Может быть, не надо?

– Надо, Марк! Надо!

– Нет. Пожалуйста!

– Тебе не о чем переживать, сынок! Мы будем готовы, мы будем вооружены. Это мы будем идти по его пятам, и это мы застанем его врасплох. Мы умнее. И нас больше.

– Вот, именно! Вас больше!

– В смысле?

– Не иди с ними, отец! Если решил, то пойди сам. Но не с ними, прошу тебя! Только не с ними! Послушай меня хотя бы раз! А хочешь…

– Марк!

– Хочешь… – он закашлял. – Я пойду с тобой, когда выздоровею…

Марк стал выглядеть еще хуже. В глазах море отчаяния. У отца стали наворачиваться слезы. Но он постарался не показать того, как он был тронут отвагой своего сына. Смерть прикоснулась к нему, а он все равно стремится защитить отца, когда должно быть наоборот.

– Прошу тебя…

– Это я прошу тебя, не говори ничего больше! Тебе нельзя! Я пошел за Гертой!

– Нет, – схватив его за руку, сказал Марк, изо всех сил пытающийся продолжить. – Пожалуйста, подожди!

Отец прислушался и не стал вставать с кровати.

– Марк, все будет хорошо! Но тебе нужно выздоравливать!

– Вы пойдете за Бухту Смерти? Пойдете? Скажи мне!

– Что?

– За перешеек? Пойдете? А? Пойдете?..

– Да-да! Пойдем! – лишь бы его сын больше не тратил свои силы, признался Джек.

– Искать медведя… искать его… его… – уже словно в бреду говорил Марк. – Мортимера…

– Что?

– Искать… Мортимера… – повторял Марк, смотря на отца.

– Марк, неужели ты думаешь, что он жив? Этот Мортимер? Все уже давно поняли, что он мертв!

– Вот именно, что все! Но не я! Я знаю, что он жив! Поверь мне, отец! И… Пообещай мне, прошу тебя…

– Что пообещать? – видя, как его сын тает на глазах, спросил отец, лишь бы уже дослушать его, чего очень не хотел делать; хотел поскорее к Герте, пусть даст ему что-то, чтобы он не видел его боли хоть какое-то время.

– Он не еретик! Он праведник! И я… я, знаю, что он жив! Ты должен спасти его! Ради нас!

– О чем ты, сынок? Откуда ты это знаешь?

По щеке Марка снова сбежала слеза, то ли от боли, то ли от тех переживаний, что испытывал сейчас он, когда говорил все это. Но он сжал ладонь отца сильнее, чтобы тот понял, что он все еще нормально мыслит. Он все больше замечал, что отец его воспринимает его слова, как бред.

– Пожалуйста, послушай… Мортимер жив! И твоя обязанность перед нами – спасти его! Слышишь? Пообещай мне!

– Что пообещать, сынок? – чувствуя, как Марк сильнее сдавливает его ладонь в своей руке, спросил Джек, стараясь понять.

– Я не против всех. Я знаю, ты думаешь это. И думаешь, что по-другому никак. Но мы все изменим, пап!

– Я не понимаю о чем ты!

– Мы не погибнем, отец! Мы не погибнем! Понимаешь?

– Понимаю! – наконец-то сказал Джек, что очень хотел услышать Марк.

– Тогда пообещай мне! – сказал Марк, словно теперь его отец был готов дать это обещание.

– Все, что угодно, сынок! – наконец-то, согласился Джек.

Марк демонстративно вынул свою руку из руки отца, и показал как смог, под кровать, на одну из досок на полу, чтобы Джек понял, что там что-то лежит. С удивительной легкостью для себя, он приподнял одну из них и обнаружил, как под ней лежала маленькая записная книжка. Он сразу понял, что к чему. Он узнал ее. Но понаслышке, ибо никогда не видел своими глазами. И он был удивлен, поняв, что все это время записная книжка Мортимера Баумана хранилась у его сына. Вот, почему его сын так переживал о Мортимере и принимал его. Он читал его мысли, и знал его лучше остальных.

Он посмотрел на Марка, держа записную книжку у себя в руках. По взгляду сына он понял, что тот доверил ему чуть ли не сокровенное. Словно возложил на него ответственность за важнейшую миссию. Оба замерли. Марк от надежды. Джек от того, что заметил ее в глазах сына.

– Пообещай мне, отец, что если найдешь его…

– Мортимера?

Марк утверждающе кивнул головой, и сказал:

– Если найдешь его, не убивай его, хотя бы. Даже если его уже нельзя будет спасти. И не предавай его рукам Джулиана. Он не должен увидеть его кровожадных глаз снова…

– Марк… – протянул Джек с той ощутимой болью в голосе, с которой люди признают отчаяние.

– Пообещай мне! – потребовал Марк.

Как же Джеку хотелось понять его. Но он опустил взгляд, посмотрев на руку сына в своей ладони.

– Пап? – спросил Марк, увидев, что отец его задумался над чем-то нехорошим.

– Ты пугаешь меня, Марк!

После того, как он услышал это от своего отца, у него в груди все оборвалось. Ниточка надежды. Он так надеялся, что отец, наконец-то, хотя бы попытается понять его и поддержит. Но его поддержка выражалась лишь в том, чтобы Марк выздоравливал и поправлялся, он переживал о его физическом состоянии, но не о ментальном. Они разные люди…

Очередной раз Марк натолкнулся на страх своего отца признать действительность. Конечно, это не тот страх, из-за которого человека называют трусом. Вовсе нет. Все, как и он, были уверены в том, что Джек Лоуэлл достаточно отважный и смелый человек, что подтверждалось его намерениями на завтрашний день. Но это тот страх, когда, скорее, глава семьи в первую очередь переживает за свою супругу и за своего ребенка, и тщательно взвешивает каждое решение, и действие, а также старается предугадать результат принятых им решений и совершенных действий. Он был в ответе за все, поэтому этот сдерживающий его фактор мог выглядеть как робость, или страх. Марк понимал это. Джек не мог так рисковать ими. Но почему же отец не может понять сына? Признать его точку зрения, пусть и сделать вид, что это не так? Молча. Чтобы сын понял…

Марк знал, что Джек сейчас пойдет за Гертой, а затем начнет собираться в путь. Мама немного поплачет, скажет, что будет его ждать, и как можно скорее. Чтобы он берег себя, а она будет беречь семейный очаг, ухаживая за сыном. Марк это знал…

Его боль в висках усилилась. Он прикрыл глаза, успев понять, что Джек скоро покинул его комнату с записной книжкой Мортимера в руке. Скорее всего, он тут же бросит ее в печь, чтобы не накликать беду на свою семью. Такой заботливый… Марку от его заботы было не менее больно, чем от ранений этого медведя. Возможно, сегодня он приснится ему. Ему приснится, как тот хочет на него напасть, но вдруг, Марк проявляет готовность к этой ситуации, что сбивает с толку медведя, будто понимающего его внутренний мир. Понимающего, что он признает его хозяином этой земли. Что он мысленно покоряется ему. Что он не враг ему. Враги ему другие люди. Те, которые хотят покорить его и его землю. А он всего лишь путник, оказавшийся здесь не по своей воле.

Скорее всего, ему это приснится… Он уже думал об этом, и не мог понять эту грань между мыслями и сном… Сном, в который все больше погружался, ощущая слабеющий запах супа…

Ему хотелось помолиться за отца во сне… Но не помолился… В его сне не было бога…

Стефан Полански

Сентябрь, 1985 г.

XIII

– Пока что, это все, что мне удалось здесь написать, – скромно заключил Стефан, опустив листы с напечатанным текстом, кротко посмотрев на Анну.

– Не плохо. Я бы даже сказала, хорошо. Пока что, это единственный зачитанный тобой момент из романа. И из того, что ты мне уже рассказал о сюжете, я могу сказать, что писательский талант у тебя все же есть. Сюжет силен, хоть и не оригинален, но ты и не преследуешь эту цель – написать оригинальный, отличающийся от остальных роман. В какой-то мере, это утопия. Все написано до нас. А слог у тебя довольно сильный. Построение сюжетной линии – тоже. Ты держишь интригу – и это одна из важнейших деталей романа, способного вызывать интерес у читателя. Задавать ему вопрос «что будет дальше?» И не в контексте самого произведения, мол, ну когда же, а как раз в контексте сюжета. Ведь на данный момент остается еще весьма много интересных открытых вопросов. Жив ли Мортимер? Поднимется ли на ноги Марк? Чем обернется поход Джека с братьями-близнецами? И что, в конце концов, представит собой эта история в целом? Скорее всего, она представит собой историю мученика. Уж извини, что допустила себе такое предположение вслух! Ни в коем случае, оно не должно повлиять на твой замысел. Слышишь, Стефан? Видно, что ты переживаешь. И все же, весьма серьезно относишься к своей идее. И то, что ты сюда не писать приехал, тоже прослеживается. И в настроении данного момента в книге, хотя я, опять же, посмею предположить, что роман всюду имеет довольно ярко выраженный меланхоличный, но и поучительный характер. В романе еще все впереди. Явно в какие-то моменты он станет очень динамичным и насыщенным. Видимо, когда ты дойдешь до этих моментов, ты и загоришься, как писатель. Поскольку, ради них ты и пишешь, чтобы высказаться в этих моментах. И этот перерыв между яркими вспышками не то, чтобы не пошел тебе на пользу. Ты думаешь о своем романе каждый день. Но не так, как в Белвью. И то, что ты пишешь довольно долго и мучительно, как ты сказал, также имеет отпечаток на твоей риторике в тексте. Но это твоя первая художественная книга! И я бы посоветовала тебе не относиться настолько серьезно к ней с идеологической точки зрения. С материальной – я бы рассматривала. Но я знаю, что ты не хочешь рассматривать свою книгу в данном ключе. Но, опять же, это твоя первая книга!..

– И последняя, надеюсь.

– Не говори так! – пресекающим тоном сказала Анна.

– Ну, а что? – как бы и не всерьез задавал вопрос в ответ Стефан.

– Эта книга может стать отличным трамплином для тебя в мир писателей, в мир художественной литературы. Ведь ты и сам понимаешь, что он кардинально отличается от мира науки. И признайся, порой этот мир науки тебя не удовлетворяет. Словно никакой отдачи. Но эту отдачу ты можешь получить в виде поклонников твоего художественного творчества.

– У моих научных работ тоже есть поклонники.

Анна громко рассмеялась, как она умела.

– Не смеши мой лежак, Стефан! Кто? Студенты? Или этот твой Льюис? Ну да, кто-то с какой-то целью и читает твои работы. Кто-то признает какие-то мысли в них ради собственных конспектов. Но при этом, этот кто-то настолько же неудовлетворенно относится к тому, что зачастую ему нужно с этими вещами ознакамливаться… Покажи мне хотя бы одного студента, которому реально интересно было бы читать оригиналы Фомы Аквинского! Скажем так, чисто из любопытства, зачитываться им и восхищаться, потому что это настолько интересно и актуально, что художественная литература и рядом не стояла! Покажи мне! И даже если этим студентом был ты, то это еще на значит, что не нужно делать ставку на свою неосновную деятельность. Тебе же нравится! Так значит, делай то, что тебе нравится, и не сомневайся! А я тебе помогу.

– Поможешь?

– Именно. Я не позволю тебе спрятать свой роман в стол! Слышишь меня?

– Слышу. Но…

– Ты только скажи, и я посодействую. Ты даже не представляешь себе, насколько книга может стать гениальной в глазах читателя, если влить в нее хотя бы немного тех денег, которые позволят ей сказать все за саму себя.

– Я знаю, что ты этого хочешь, Анна. И для тебя нет ничего невозможного. Но всему свой ход и свое время. И я представляю себе, какую конфету может представлять из себя даже самый безыдейный роман, были бы деньги. Но, да, ты знаешь мою позицию, и обсуждать это еще раз…

– Я понимаю, прости. Да, это глупо. Просто, все можно было бы организовать. Идея книги у тебя очень хорошая. Но твоя идея касательно книги – не очень. Уж прости за прямоту. Это твое дело, я это понимаю.

– Да, просто не для этого я пишу книгу.

– Позволь мне спросить тебя! Для чего ты пишешь книгу? Просто выплеснуть идею? Я это уже слышала. И я уверена, что есть что-то еще, кроме этого.

– Нет, кроме этого больше нет ничего.

Анна артистично выдохнула. Было видно, ей очень хотелось поговорить о будущем романе Стефана, при том, что он его еще не написал. Представить себе, каким бы он мог стать популярным. Но этого всего не хотел Стефан. И пусть она говорила, что понимает его, но искренне она не могла принять эту мысль.

– Как же ты не понимаешь… – затянула она.

Он бы мог сказать тоже самое, но лишь переспросил:

– Не понимаю что?

Анна вдруг стала выглядеть вдумчивой, резко переменив свой многозначительный взгляд, словно сделалась серьезной. Было видно, есть что-то, что она сейчас прокручивает в голове, но не знает, сказать ли ей это вслух.

– Я помню, что ты не любишь цинизм и циников, Стефан. И то, что я хочу сказать тебе, весьма может прозвучать цинично. Вряд ли ты будешь рад тому, что услышишь. Но я хочу это сказать.

Стефан насторожился, но дал понять своим молчаливым сдержанным видом, что все же хочет услышать, раз Анна начала. Значит, продолжит. Она всегда говорит «Б», если сказала «А». И она словно выдержала паузу, и вроде как хотела начать говорить, но Стефан успел вставить перед тем, как она начнет:

– Анна, поверь, мне не важно, что это может прозвучать цинично. Все мы циники в какой-то мере. Зато это будет твое прямое, честное мнение, раз уж на то пошло. Это гораздо лучше, как бы оно не звучало, чем лицемерие. Выскажи свое мнение. Честно, я очень постараюсь понять.

«Такой милашка, когда идет на уступки и соглашается» – прочиталось во взгляде Анны, чуть улыбчивом, который она постаралась тут же скрыть. Иначе, ее слова не смогли бы звучать так серьезно. А слова у нее были очень серьезные. Даже как-то тяжело начала она.

– Хорошо, – выдохнув, сказала она, отводя взгляд, время от времени, – Я понимаю, что ты не привык к такому обществу, Стефан. К такому провождению времени. К такому укладу жизни, и распорядку дня. И я четко вижу, что тебе было бы намного полезнее и приятнее сесть за родной стол в своем холодном и мрачном Белвью, чувствуя запах кукурузы за окном, и что-то попечатать, никогда не видя и не зная голубизны Средиземного моря. Возможно, это и есть для тебя то, что ты назвал бы комфортом. Ты бы лучше себя чувствовал. Непринужденнее. Больше бы посвящал мыслей своему любимому делу, а не тому вопросу, чем же мы будем заниматься сегодня вечером. Я все это вижу, Стефан! – говорила Анна, явно не скупясь на откровенность; Стефан даже застыл, слушая ее. – И я все это понимаю, поверь! И я ничего против не имею. Это нормально. И это неудивительно, и не странно. Об этом мы еще с тобой поговорим. Но странно вот что. То, чего я по-настоящему не понимаю. Я не понимаю того, что неужели ты не хочешь того, чтобы как можно больше людей зачитывались твоим романом? Чтобы миллионы… миллионы читателей… Чтобы твоих книг в домах людей было больше, чем библий! Неужели, ты не хочешь восторжествовать, раз уж восстал?! Ты же против религии! Ты же против Христа!