Текст книги "Почти 15 лет"

Автор книги: Микита Франко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

Слава видел, как девочки – их было немного, три или четыре – уходят по стеночке. Одна из них устало сказала:

– Опять эти мальчишки дерутся, надоели…

Слава опешил, хотел закричать: «Это не драка! Это не драка, это хуже!», но Лёня заткнул ему рот ладонью. Его ладонь тошнотворно пахла мокрой меловой тряпкой. Он в тот день был дежурным.

Максим – Слава точно видел, что это был он, – начал расстёгивать на нём штаны.

– Не бойся, мы просто посмотрим, мужик ты или нет, – елейно приговаривал он при этом.

– Или гермафродит, – глупо хохотнул Лёня.

Слава принялся упираться ногами, мешая снимать с себя брюки, как вдруг услышал:

– Вы что, совсем что ли?

Это был Владик. Слава узнал его голос.

Парни замерли, как по команде. Штаны перестали тянуть.

– Вы ненормальные? Я не буду этого делать, – проговорил Владик. Он часто дышал.

Мальчики, будто испугавшись его реакции, заговорили наперебой:

– Да мы ничего такого…

– Мы просто штаны снять хотели…

– А зачем с человека штаны снимать? Совсем больные что ли?

Слава приподнялся на локтях, и увидел, как необычное, тонкое лицо Владика исказил плач, и он судорожно начал повторять:

– Больные!.. Больные… Я с вами больше никогда общаться не буду! – он вскочил и крикнул: – Если не разойдётесь, я директора позову!

И Владик ушёл, сопровождаемый полным безмолвием.

Слава много раз прокручивал этот эпизод в воспоминаниях, постоянно задаваясь вопросом: а зачем? Зачем они хотели снять с него штаны?

В двенадцать лет это было непонятно. Тогда его напугало ощущение неподконтрольности собственного тела: оказывается, кто-то другой может вторгнуться в его границы, сломать их, растоптать, а самого Славу скрутить и сделать с ним всё, что пожелает, а он даже не сможет этому противостоять. Останется надеяться только на какого-нибудь Владика, который опомнится и всех остановит, но в каждой ли из таких ситуаций бывают Владики?..

Когда Слава повзрослел, он понял, что снятие штанов приравнивалось в головах детей к унижению. Они хотели его унизить. Это было новым открытием: странно, как дети тонко чувствуют, что унижение связано с телом, с его уязвимостью, с нарушением границ. Они сами не понимали, что делали, но действовали наверняка. Может, это что-то инстинктивное в людях?

– Я тогда решил, что больше никогда и никому не позволю так с собой поступать, – проговорил Слава. – Со своим телом. И нашёл джиу-джитсу.

– Красная черта… – задумчиво произнес Крис.

– Да, красная черта.

Вздохнув, Крис заметил:

– Даже удивительно, как в людях навсегда отпечатываются отголоски первой любви. Особенно если она была несчастливой.

Славу зацепили его слова. Он почувствовал себя не в своей тарелке и поерзал в кресле:

– Да. Наверное.

Обычно, уходя от Криса, он много думал о себе: о детстве, о юности, о Льве, об их отношениях, обо всём, что было так или не так. Но в тот день слова Криса впервые выбили его из своей колеи на соседнюю: он задумался о другом человеке.

Вернувшись домой, Слава застал младшего сына в гостиной за просмотром челленджей на ютубе.

Ваню выписали на прошлой неделе. Он избегал своё любимое пианино, зато много играл в компьютер и мало разговаривал с окружающими. Нейропсихолог убеждал, что это нормально: «Ему понадобится время, чтобы осознать свою травму».

Слава опустился рядом с сыном на диван, сделал потише, игнорируя Ванины протесты, и попросил:

– Можешь рассказать мне про девочку, которую любишь?

Почти 15 лет. Лев [41]

Он грамотно размазал свои запои по всей неделе: с понедельника по четверг, а также в воскресенье, разрешил себе пить чуть-чуть, перед сном, а в пятницу и субботу – сколько угодно. Угодно ему было, как правило, много.

Тахиру, с которым он виделся в выходные, доставалось лицезреть двух разных Львов: в субботу – пьяного, в воскресенье – трезвого. По субботам Тахир нравился Льву, по воскресеньям Лев нравился Тахиру.

Языковой барьер между ними стирался, особенно в те дни, когда напивались оба. После секса Лев лежал на кровати, пристроив голову на плече Тахира (и никогда – на груди, потому что она волосатая, не как у Славы) и говорил на русском, а Тахир отвечал ему на английском, и всегда получалось очень складно.

– Я себя ненавижу, – говорил Лев. – Наверное, поэтому я не могу это пережить. Я не люблю себя. А Слава любил. Только Слава любил, поэтому я за него цепляюсь. Ведь если нет Славы, значит, меня вообще никто не любит.

– Your kids love you, Lev, – отвечал Тахир, перебирая пальцами его волосы.

– Они не знают, кого они любят. Какой-то образ, вместо меня. А Слава любил меня. И это было удивительно, ведь сам я себя не выношу. Меня от себя тошнит.

Лев никогда не рассказывал свою историю Тахиру: тот улавливал содержание его жизни по пьяным откровениям, и, уже к десятой встрече, иранец смог сложить полную картину произошедшего.

Он наклонился к светлым волосам, коснулся их губами и прошептал:

– I love you.

Льва от этого затошнило, он отвернулся.

– Фу, что за пошлятина?

– It’s true.

– Не «тру», – передразнил Лев. – Ты меня тоже не знаешь.

Он поднялся с постели, подошёл к окну, где на подоконнике стояли стаканы с виски и колой, взял один из них в руку, сделал несколько глотков сразу. За его спиной Тахир, прошелестев одеялами и простынею, тоже встал на ноги. Подойдя ко Льву, он осторожно обхватил его торс руками – так, что левая лежала на грудной клетке, а правая на животе – и, чуть наклонившись, прислонился колючей щекой к спине между лопатками. Лев замер, опустив взгляд на его руки – такие же, как у Славы. И щетина кололась также, как у него. Казалось, они в самом деле стояли так сотни раз.

Чужой, скрипучий, не Славин голос сказал на ухо:

– You are a wonderful man…

Иллюзия лопнула, как мыльный пузырь. Лев с раздражением отстранился.

– Тебе пора домой.

На часах было девять, когда Тахир ушёл. Ещё час Льву понадобился, чтобы принять душ и привести себя в чувства. Когда он заглянул в телефон, оставленный на беззвучном, обнаружил девять пропущенных от Вани и два – от Мики. Первая мысль была: «Что-то со Славой» и он тут же перезвонил.

Говорили без видео, Лев побоялся ещё больше встревожить детей своим потрепанным видом. Не до конца протрезвевший, он пытался сохранять спокойный тон: когда Ваня ответил в трубке: «Алё, папа», Лев сначала с нежностью умилился, а потом сразу затревожился и спросил: – Всё в порядке?

– Ты не отвечаешь! – с претензией высказал Ваня.

– А чего звоните? Что-то случилось?

Ваня недоуменно ответил:

– Мы же договаривались!

Лев зажмурился (белки глаз при этом надрывно заболели) и попытался вспомнить: договаривались? О чём?

– Мы договаривались, что позвоним тебе утром, чтобы не звонить ночью!

Он отнял трубку от уха, посмотрел на время и логично рассудил:

– Сейчас не утро.

– Нашим утром, папа! – начал злиться Ваня. – У нас утро! Мы в полседьмого встали!

– А почему вы не в школе? – не понял Лев.

– Сегодня суббота! Мы потому и договаривались на субботу!

– Вы встали в субботу, в полседьмого, чтобы позвонить мне, а я не взял трубку…

– Да! – возликовал Ваня. Видимо, обрадовался, что отец его понял.

– Дерьмово, – проговорил Лев, забыв, что разговаривает с ребёнком.

– Ещё бы! – согласился тот.

Льва ощутимо придавило виной, под её грузом он опустился в кресло. В его полупьяной голове впервые очертилась ясная мысль, которая раньше была всего лишь неуверенной догадкой: «Я – алкоголик». Эта догадка кружилась вокруг него, как назойливая муха, а он отмахивался, пока муха не села ему на нос, заставляя себя увидеть.

Не заехать бы по лицу, в попытках от неё избавиться.

Он мог сколько угодно уговаривать себя, что у него нет зависимости, что он контролирует ситуацию и может остановиться в любой момент (припоминая сам себе, как уже остановился однажды – и ничего, не пил двадцать лет), но, когда ты врач, не так-то просто называть болезнь здоровьем.

Утрата связи с реальностью – запущенный случай.

– Ну, сейчас я ответил, – вымученно произнёс Лев. – Давайте поговорим сейчас.

– Мики снова пошёл спать, – недовольно буркнул Ваня.

– Давай с тобой поговорим?

– Щас… – в трубке зашуршало и его голос зазвучал издалека. – Переключу на видео!

Лев занервничал от слова «видео», включил переднюю камеру на смартфоне, оглядел своё уставшее лицо с впалыми глазницами, решил: «Он всё равно не поймет, что я пил» и смирился. Видео так видео.

Ваня лежал в кровати, держал телефон на вытянутой руке и смотрел на Льва сонными глазами. Льва тронула обстановка вокруг сына: постельное белье со свинкой из «Гравити Фоллс» и ловец снов на стене. Из-под одеяла торчали руки и угадывалась пижама со «Звездными войнами» – это Лев её покупал, ещё в Новосибирске.

Трезвея от нежности к сыну, Лев ласково спросил:

– А ты чего не спишь?

– Я ждал тебя, – ответил Ваня.

Он перевернулся на другой бок, на что-то облокотил телефон (два раза уронив его плашмя на кровать) и отнял руки, сунув ладошки под щеку. Посмотрел прямо в камеру и жалостливо вздохнул:

– Я по тебе скучаю…

Лев испытал непреодолимое желание оказаться рядом с Ваней и сгрести его в объятия, и в то же время невыносимую боль от того, что это невозможно.

– Я по тебе тоже.

– Когда ты вернешься?

«Вернешься»… Лев и забыл, что в Ваниной голове никакого расставания между родителями не случилось. Просто он поехал зарабатывать деньги, просто они так договорились, просто это такой период…

– Я пока не знаю.

– А когда будешь знать?

– Не знаю, Вань.

– А кто знает?

У Льва заболели виски, он поморщился и закрыл глаза. Ваня мигом уловил это и проговорил с разочарованием:

– Ладно, можешь не отвечать…

На доли секунды они замолчали.

Когда Лев снова открыл глаза, всё поплыло от подкативших слёз. Удерживая их внутри, он проговорил, сжимая скулы:

– Прости.

– За что? – не понял Ваня.

– Что пропустил ваши звонки.

Ваня хотел было что-то сказать, но за кадром щелкнуло, скрипнуло, и мальчик поднял взгляд наверх. Лев услышал любимый голос:

– Завтракать будешь?

Сердце зашлось от тревоги: Слава, Славик, Славочка…

– Ща, с папой договорю.

«Скажи что-нибудь ещё, подойди ближе», – умолял Лев.

– У него всё в порядке? – снова послышался голос Славы.

Лев перестал дышать. Ваня вдруг забегал глазами:

– Да, он просто… – сын бросил взгляд в камеру, на Льва, и снова посмотрел на Славу. – Просто из-за работы не мог ответить.

Лев опешил: он что, его покрывает? Десятилетний сын – покрывает?!

Дверь за кадром закрылась, Ваня снова пристроился возле камеры. Лев удивленно спросил:

– Зачем ты это сказал? Про работу. Я не говорил тебе про работу.

Ваня нахмурился:

– Не хочу, чтобы вы из-за этого ссорились.

– Из-за чего?

– Из-за того, что ты нам не отвечаешь.

Лев начал оправдываться, как перед Славой:

– Я правда замотался, но это же в первый раз…

– И что? Вы бы всё равно поругались. Из-за Мики.

– Почему из-за Мики? – не понял Лев.

– Он расп… перерас… перераспереживался. Решил, что ты умер.

Лев не удержался от смешка:

– Чего?

– Ты не отвечал два часа, и мы позвонили сто тысяч пятнадцать раз!

– Я помню.

– Я тоже решил, что ты умер.

– Ясно.

– И Слава так решил, наверное.

– А Мики-то что?

– Он расп… перерас… перераспереживался. И с ним случилось тревожное нападение.

В висках закололо ещё сильнее.

– Чего с ним случилось?

– Ну, когда очень нервничаешь…

– Паническая атака?

– А. Точно, – Ваня хихикнул. – Тревожное нападение, смешно!

В другой ситуации Лев бы тоже посмеялся, но сейчас смог только нервно сглотнуть. В горле стоял ком.

– Слушай, скажи Мики, чтобы он мне перезвонил, – попросил Лев. – В любое время, когда захочет.

– В любое-любое? – уточнил Ваня.

– В любое-любое.

– Ну…

– Что?

– Тогда в любое-любое время ты должен быть в порядке.

Лев не мог отделаться от ощущения, что младший всё понимает.

– В любое-любое время я буду в порядке, Ваня, – заверил он сына.

Мальчик неожиданно хлопнул в ладоши, улыбнулся и сказал, подскакивая на кровати:

– Ну, тогда я пошел есть оладушки!

– Ты не рассказал, как себя чувствуешь, – напомнил Лев, стараясь удержать внимание сына, но тот уже пропал из кадра. – Всё нормально?

– Ну, ты тоже не рассказал, – заметил Ваня. Его голова свесилась в камеру сверху-вниз, и Лев видел перевернутое лицо. – Бай, бай! – выкрикнул сын, схватил телефон и отключил звонок.

– Пока… – запоздало произнёс Лев в тишине квартиры.

Почти 15 лет. Слава [42]

К сожалению, он знал семью этой девочки. В разговоре со Львом они часто говорили про них: «Те асоциалы из соседнего дома», и это была главная причина, почему Слава хотел, чтобы союз Вани и Нины никогда не состоялся.

До появления Вани они не были знакомы с семьей Нины. Их и соседями назвать было сложно – какие-то люди из дома напротив. Едва ли Слава помнил, кто живёт в их подъезде, не то что в каких-то других. Но Ваня, общительный и гиперактивный Ваня, начал налаживать социальные связи, и невольно перезнакомил их со всеми.

Приходила какая-то тётка из последнего подъезда, ругалась, что он сломал ей крышу в гараже. Приходил незнакомый мальчик со словами: «Здрасьте, я друг Вани, а можно у вас пописать?». Приходил отец Нины…

Тогда он представился по-другому. Он сказал: «Я – папа Жоры». Жора, младший ребёнок – первое звено в цепочке знакомств. Сначала Ваня подружился с ним.

Папа Нины и Жоры выглядел ужасно: высокий и здоровый, как шкаф, лысый, в майке-тельняшке, трениках и резиновых тапочках. Когда он уйдет, Слава буркнет: «ВДВшник какой-то», и Ваня подхватит: «Я тоже его так называю!». Чуть позже, в день ВДВ, они увидят его купающимся в фонтане: «За ВДВ!», и поймут, что были правы.

Ну а пока он угрожающе стоял на пороге, а Слава, с серьгами-треугольниками в ушах, футболкой с битлами и широкими штанами, чувствовал себя не в своей тарелке. На всякий случай он шагнул назад, увеличивая расстояние между собой и гостем, и спросил: – Чем могу помочь?

Он надеялся, что тот скажет: «Теперь Ваня сломал и нашу крышу», или «Наши сыновья подрались», или, чем черт не шутит, «А можно у вас пописать?».

Но тот спросил самое страшное:

– Скажите по-честному, как мужик мужику, вы педик?

Иногда Славе снились кошмары, в которых кто-то, кто знает его детей, приходит с вопросами о его ориентации, но даже во снах разговор начинался вежливей.

– Нет, – по-честному ответил Слава.

– А что тогда?..

– Что?

Папа Жоры качнулся вперед, как будто хотел оттеснить Славу и зайти, но тот осадил его:

– Я вас в квартиру не приглашал.

– Я поговорить хочу.

– Говорите так.

Мужчина хрипло, показательно недовольно вздохнул, и сказал:

– Сын ваш жалуется, что вы педик.

– Какой именно сын?

Слава, конечно, понял «какой», но от растерянности невозмутимо тянул время. ВДВшник напрягся:

– У вас их много что ли?

– Два.

– Тоже из детдома что ли? – хмыкнул мужик. – Вы их специально наусыновляли, чтобы к своим вербовать?

– К каким – своим?

Слава понимал подтекст каждой его фразы, и как будто бы мог предугадать следующую. Всё это он уже читал, видел, слышал сотни раз, только раньше – абстрактно, в общем, о других. О себе ещё слушать не приходилось.

Но он включил дурачка и изобразил недоумение. Если он гетеросексуал, он не должен понимать его намеков, ведь он не слышал их ни разу в жизни. Эта риторика другой, не его гетеросексуальной жизни, и Слава всем видом пытался это показать.

– К пидорасам, – пояснил отец Жоры.

Слава усмехнулся:

– Во-первых, я не…

Хотел сказать «не гей», но прикусил язык: нужно переходить на его язык, так будет безопасней.

– Я не пидорас, – твердо выговорил Слава. – Во-вторых, мой старший сын не из детского дома. Он – мой биологический сын.

ВДВшник не стал скрывать ни скепсиса, ни сомнения:

– И где ж ваша жена?

– Умерла.

Мужчина замялся. Тема смерти вызвала у него заметную растерянность, но он всё равно попытался зацепиться за свои последние аргументы:

– А что же ваш сын ходит и рассказывает, что вы педик?

– Он недавно в нашей семье. Процесс адаптации бывает… странным.

Ему было стыдно за этот приём: любые Ванины странности (которые, на самом деле, были странностями их семьи, а не Ваниными), Слава объяснял: «Он из детского дома». У спрашивающих сразу пропадали вопросы, зато Ваня начинал выглядеть этакой дикой зверушкой, случайно выбравшейся на волю. Слава очень бы хотел перестать так оправдываться, но ничего лучше придумать не мог. Ну, что нужно было сказать? Что он правда «педик»? Что Ваня лжец?

Еле-еле он отмазался от этого неравнодушного к чужим семьям папаши, как через несколько месяцев Ваня объявил, что влюбился в его дочь. Слава тогда холодным потом покрылся: представил их вместе на одной свадьбе. А ведь перед свадьбой заранее придётся познакомиться…

– Это ужасный союз, – сообщил он Льву. – Её отец – ВДВшник.

Лев сразу же сообразил:

– Мы не поладим.

– Ни за что!

Они тогда ещё не знали, что девочке шестнадцать, и перепугались за возможное начало детских отношений, которые придётся контролировать, а контролировать – это неизбежно контактировать с её родителями. Но страхи не оправдались: Нина не только была взрослой, но и встречалась с кем-то другим, не обращая внимания на Ваню, и Слава обрадовался, что проблема решилась сама собой: не будет ни отношений, ни контактов с родителями, ни слезливой разлуки перед отъездом. Словом, всё складывалось очень удобно.

Он тогда не подумал: то, что для них, родителей, удобно, совсем иначе выглядит для Вани. Не подумал, как Ваня лил слёзы в подушку, как тяжело переживал отвержение, как больно ему было видеть её с другими. Даже странно, что они оба, Лев и Слава, пережившие непростой опыт первой любви, так легкомысленно отнеслись к Ване, единогласно решив, что всё это – «ерунда».

«Просто детские чувства», – говорил один.

«Через месяц пройдет, не нужно с этим считаться», – вторил другой.

Теперь Слава, вспоминая об этом, горько усмехался: научиться бы им достигать такого согласия в чём-нибудь ещё, кроме игнорирования проблем детей. Оставалось надеяться, что никогда не бывает поздно.

Они сидели на диване в канадской гостиной вдвоём – Слава и Ваня – и он слушал, как сын рассказывает ему про девчонок. Сначала – про всех.

– Я вообще-то не люблю девчонок, – первое, что сказал ему Ваня.

Слава слабо улыбнулся, и сын тут же поправился:

– Не так, как ты! По-другому! В смысле… – он растерялся, подбирая слова. – Просто они дуры. Я уже думал, что будет, если я вдруг женюсь, и надумал, что с возрастом они становятся умнее!

Потом он долго делился своей теорией, что у девушек нет какой-то доли в головном мозге, которая отвечает за то, чтобы «быть нормальным человеком», но к замужеству она у них отрастает. Слава с ним не согласился, но Ваня, отмахнувшись, сказал: – Короче, Нина взрослая, поэтому с ней всё нормально!

– Уже всё отросло? – уточнил Слава.

– Ага!

Оказалось, что Нина – не первая Ванина любовь, а третья. Но две предыдущие тоже были… несколько старше.

Самая первая любовь случилась с Ваней в шесть лет – тогда ему нравилась волонтёрка, которая время от времени приезжала в детский дом с подарками.

– Я её тогда замуж позвал, а она ответила, что уже замужем, но если разведется, то обязательно перезвонит. Видимо, пока не развелась.

Слава рассмеялся, а Ваня остался невозмутимо серьезен и продолжил свой рассказ.

Второй раз он влюбился в Одри Хепберн. Слава покивал: он помнил, как они однажды говорили о ней – ещё до того, как Ваня попал в семью.

Они прогуливались по территории детского дома, когда Ваня неожиданно решил поделиться:

«Я люблю Одри Хепберн. Ты слышал о ней?»

Слава присвистнул:

«Конечно»

«Когда я вырасту, я на ней женюсь»

«К сожалению, она умерла»

Ваня искренне перепугался:

«От чего?!»

Слава тоже перепугался: он думал, это какой-то шутливый разговор, или несерьезный, вроде: «Я люблю Человека Паука» или «Я люблю собирать Лего». А тут…

«Извини, я не подумал, что тебя это так расстроит…»

«Ты уверен?!»

«Да, я уверен…»

Ваня в отчаянии сел на ближайшую скамейку, обескураженный этой новостью. Слава сел рядом и успокаивающе заговорил:

«Вань, ну, она же просто актриса. И она снималась в очень старых фильмах. Даже если бы она не умерла, к моменту вашей женитьбы ей было бы лет сто…»

«Сколько?!» – перебил Ваня.

«Сто…»

«Ты не шутишь?!»

«Не шучу, она родилась в двадцать каких-то годах прошлого века. Она старая»

«Она не старая! – возмутился Ваня. – Не говори так!»

Как теперь выяснилось, после этого разговора Ванина любовь к Одри сошла на нет, а через несколько месяцев, как Ваня оказался в семье, появилась Нина – зеленоволосая девочка с волосатыми ногами.

Рассказывая о ней, Ваня неожиданно замолчал, посмотрел на Славу и спросил:

– Ты считаешь меня ветренным?

– Что? – удивился Слава.

– Считаешь, я легко влюбляюсь то в одну, то в другую, и у меня всё несерьёзно?

Слава правда ничего такого не подумал, поэтому сказал:

– Нет, конечно нет. Я верю, что серьёзно.

– С Ниной очень серьёзно.

– Я верю.

– Серьёзней, чем с другими. Потому что она хотя бы настоящая. И не замужем.

– Да, понимаю.

Они замолчали. Ваня опустил глаза и начал ковырять царапину на коленке. Слава подобрался к самой сложности части разговора, интересовавшей его больше всего.

– Вы как-то… попрощались? Перед нашим отъездом.

Ваня кивнул.

Рассказал, что как в последний день в России прибежал к её дому, сломал подъездный домофон, потому что никто не хотел открывать, взметнулся вверх по лестнице и заколошматил в её дверь. Открыла Нина, и Ваня со слезами начал просить её выйти с ним на улицу. Она удивилась: «Что за срочность?», но Ваня умолял, и девушка согласилась.

– Я сказал ей, что вы увозите меня насильно, а она посмеялась и ответила, что я драматизирую. Мне стало обидно, что она смеется и не понимает меня, и я заревел прямо при ней. Она начала обнимать меня, успокаивать и называть зайкой, и…

Он замолчал, всхлипнув. Слава заметил, как Ванины глаза стали влажными, и ощутил такой же порыв, как у Нины: обнять сына, утешить и назвать зайкой. Он даже подался вперед, чтобы это сделать, но Ваня отсел от него и сказал сердито:

– Так ведут себя с малышами. Она вела себя со мной как с малышом, а я не хотел быть для неё малышом, но был, и поэтому плакал ещё сильнее.

Слава физически ощутил эту болезненную пропасть, которая мучила Ваню: пропасть между его детством и её юностью, кажущуюся такой огромной, что её тяжело выносить. У него потяжелело на сердце. Он думал, как много встреч происходит не в то время и не в том месте.

– Потом я вернулся домой в слезах и Лев сказал мне фигню, – закончил Ваня свой рассказ.

– Какую фигню?

– Обычную. В его стиле.

Слава мысленно прикинул, что это могла быть за фигня, но быстро сдался:

– У него большой репертуар. Можешь повторить?

– Он посмотрел, как я плачу из-за неё, и спросил: «Мучаешься?», я сказал: «Да», а он сказал: «Это хорошо. Мука – высокое чувство, почти как любовь, не каждому дано».

Последнюю фразу Ваня произнес, сделав чопорно-низкий голос, и получилось так похоже, что Слава сначала посмеялся. Но, обдумав эти слова получше, разозлился на Льва: «Теперь и тебе дано».

Наблюдая, как мальчик размазывает слёзы по щекам, Слава робко предложил:

– Если ты не против побыть для меня малышом, могу обнять и пожалеть.

В последнее время Славе было страшно попасться в ловушку Ваниного взросления и услышать в ответ на свои нежности: «Нет!», как это начал делать Мики в таком же возрасте. Но Ваня, секунду другую поразмыслив над его предложением, охотно кивнул.

– Только зайкой не называй, – предупредил он и, подвинувшись на диване, прильнул к Славе.

Мики, незаметно вернувшийся из школы, бесшумно ступил на порог гостиной и громко фыркнул:

– Фу, что тут у вас за нежности!

Больше в шутку, чем всерьёз. Уловив веселые интонации в голосе сына, Слава рискнул предложить:

– Можешь присоединиться.

– Меня тоже пожалеешь?

– Если хочешь.

– А зайкой назовешь? – Мики иронично сощурился.

– А надо?

– Конечно.

Слава улыбнулся ему:

– Ну, тогда иди к нам, зайка?

Мики, деланно поломавшись секунду другую, перекинул ногу через спинку дивана (старший никогда не искал легких путей), забрался на сидение со стороны Вани и, плюхнувшись рядом, зажал брата объятиями с другой стороны. Ваня, перестав плакать, громко расхохотался: – Папа, он в рёбра тыкает!

– Где я тыкаю? У меня вот рука!

– Другой рукой! Ай! – Ваня шлепнул Мики по руке, сжимающей в объятиях. – Цыц, зайка!

Мики, перестав ерничать, расслабился и протянул руку дальше – так, что захватил в объятия и Славу тоже.

Почти 15 лет. Лев [43]

В полночь с одиннадцатого на двенадцатое написали дети – так он и вспомнил, что у него день рождения. Сначала сообщение пришло от Вани: «С днём ражденья папа!!! Счастья здоровья возвращайся!!!», а через полчаса куда более сухое и короткое: «С Днём рождения» от Мики. Лев подсчитал, который час в Канаде: десять утра одиннадцатого декабря. Неужели специально высчитывали, чтобы написать в полночь?

К утру он снова забыл, что у него праздник, и следующее напоминание случилось уже на работе, где, едва завидев, начали поздравлять все: от санитарок до врачей других отделений. В ординаторской ОРИТа коллеги встретили его радостными возгласами и подарками, Лев тут же выцепил взглядом среди подарочных пакетиков и коробок конфет две бутылки: одна с виски, другая с коньяком. От взгляда на алкоголь во рту начала усиленно выделяться слюна – он не пил почти неделю, с того дня, как забыл о звонке детям. Изобретал новый способ борьбы с ночными кошмарами: лучше всего помогало уработаться до мертвецкой усталости. В общем, дежурства.

Лев, проходя в кабинет, коротко поблагодарил врачей и убрал бутылки в ящик стола. Надо будет кому-то передарить. Срочно.

К обеду его поздравила Карина, чуть позже – Пелагея. Маленькая Юля записала голосовое сообщение: «С днем рождения, дядя Лев, приходи к нам ещё». К вечеру даже от Кати он получил короткое и сухое поздравление – такое же, как от Мики. Только от самого главного человека не было ничего.

Лев думал о нём каждую минуту, хотя специально взял дежурство, чтобы поменьше думать: заранее предвидел, что весь вечер будет пялиться в телефон в ожидании звонка или хотя бы сообщения. Но дежурство не спасало: он думал о Славе перед операциями, во время операций и после них. Каждый раз, возвращаясь в ординаторскую, хватался за телефон, проверяя пропущенные звонки и входящие СМС, но уведомлениями о новых сообщениях обманчиво мигали поздравления от банка и оператора сотовой связи.

У него в голове не укладывалось: как же так? Провести вместе четырнадцать дней рождений, чтобы на пятнадцатый не получить даже сообщения? Было больно и обидно. Он косился на ящик стола, думая о бутылках, но одёргивал сам себя: дети, дети, дети…

Нужно было держаться.

В девятом часу зазвонил мобильный и Лев бросился к нему, как тонущий к спасательному кругу. Хорошо, что он был один, и его маниакальные перебежки к телефону, повторяющиеся при каждом бренчании и уведомлении, никто не видел.

Звонил Мики. Лев по инерции снова подумал о Славе: а он там будет? Но вернул себя мыслями к сыну: дети важнее. Он даже решил держаться ради них.

Мики ещё раз поздравил его с днём рождения, пожелав дежурные «счастья-здоровья» и спросил, как прошёл день.

– Как отметил?

– Я работал, – коротко сказал Лев, не уточняя, что работает всё ещё.

А то начнёт беспокоиться, что папа дежурств в праздники набрал. Решит, что ему не весело. А он ответственный взрослый, он должен выглядеть перед детьми благополучным.

– Отметишь в другой день? – уточнил Мики.

– Может быть, – уклончиво ответил Лев. И озвучил ему мысль, о которой раньше только неловко думал: – Если вы приедете.

– Мы? – переспросил сын.

– Ты и Ваня. Скоро ведь каникулы.

Лев опустил взгляд, сомневаясь, стоило ли об этом говорить. Он даже сам с собой не успел обдумать эту идею. Но так он хотя бы точно не сорвется – при детях-то! Может, это его шанс всплыть со дна и удержаться.

Мики радостно выдохнул:

– Вау… Можно приехать? Правда?

Лев пожал плечами:

– Если Слава не будет возражать.

– Конечно не будет! – уверенно ответил Мики.

– Точно?

– Точно!

Лев в этом не был так уверен. Близился конец дня, а муж так и не звонил.

Он надеялся, что ночь подарит ему облегчение в виде потока экстренных пациентов, на спасение которых можно будет отвлечься – всё лучше, чем сидеть на диване и гипнотизировать ящик со спиртным. Но ночь, как на зло, была на удивление спокойной, словно все жители города договорились не попадать в тяжелые ДТП и не травить мужей и жен крысиным ядом.

Долгожданный звонок раздался в семь утра – Лев, заснувший только к шести часам, через силу продрал глаза и метнулся к телефону, оставленному на столе. На экране светилось любимое имя: «Славик». Когда они были вместе, Слава был просто «Славой», а потом, в самолете, Лев переименовал его в Славика и добавил сердечко. Сам не знает, зачем.

– Привет, – не скрывая радости ответил он.

– Привет, – мягко произнёс Слава. Льву показалось, что он улыбается. – С днём рождения… Извини, что поздно, я замотался. Но у нас тут ещё двенадцатое, если что.

– Да всё в порядке, – непринужденно ответил Лев, как будто не ждал этого поздравления больше суток.

– Я тебя не разбудил?

– Я не спал. Я на работе.

– Можешь говорить?

Вопрос прозвучал серьёзно и Лев затревожился:

– Да. Что-то случилось?

– Нет. Я хочу обсудить твоё приглашение. Ну, которые ты сделал детям…

Он выдохнул:

– Что ж… Давай.

Предчувствуя тяжелый разговор, Лев опустился обратно на диван.

– Я не разрешил им ехать, – оповестил Слава. – Ты понимаешь, почему?

У Льва пронеслись в голове миллионы вариантов:

Потому что это долгий перелёт, а они маленькие.

Потому что у нас другие планы на Новый год.

Потому что ты насильник.

Потому что я тебя ненавижу, и дети тоже ненавидят, ты больше нам не нужен…

– Почему? – спросил Лев, пока его мысли не успели дойти до самых крайних вариантов.

– Потому что ты в запое.

– С чего ты взял? – возмутился Лев.

Не слишком натурально, больше из иррационального желания отрицать всё до последнего.

– Ну, твои пьяные голосовые…

– Всего лишь одно!

– И ты пропустил их звонки…

– Тоже только один раз!

– Лев… – устало проговорил Слава.

– Да я уже неделю не пил! – с гордостью признался он, выдавая себя с потрохами: значит, до этого пил.

– Вот видишь.

– Я не буду пить при детях, я же не дурак.

– Я тоже не дурак, чтобы отправлять детей к отцу-алкоголику.

– Зачем ты называешь меня алкоголиком? – оскорбился Лев.

– Пожалуйста, я не хочу ссориться, – жалобно простонал Слава. – Давай хоть о чём-то нормально договоримся.

– Нормально договоримся, что я не буду видеть детей?

– Я сказал Мики, что он приедет на день рождения. Это в марте.

– Я помню, когда у нашего сына день рождения!

Игнорируя ёрничанье, Слава спросил:

– Ты справишься с собой до марта?