Текст книги "Бахмутский шлях"

Автор книги: Михаил Колосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)

– При чем тут привязывать… – выдавил он из себя.

– А, так ты еще переговаривать? Раздевайся сейчас же! – она дернула его за рукав, Мишка отскочил на середину комнаты. Увидев разорванные штаны, мать схватилась за голову: – В чем же ты в школу будешь ходить? Штаны порвал! Ну, не изверг? – Она схватила веник, подступила к Мишке: – Снимай пальто – бить буду. Хватит с тобой возиться. Слов ты, видать, не понимаешь. Изобью, паршивца, а там, как хочешь. И не плачь, не поможет!

Мишка опустился на пол, заплакал:

– Сразу бить… Не разберется, а сразу за веник… Все – только бить. Я делал, делал сетку, а он украл… Это хорошо, да? У него отец есть, и ему все можно? А меня только бить. Никто не заступится… Был бы отец, так, наверное… – Мишка, сидя на полу, горько рыдал, размазывая по лицу слезы, которые, попадая в ранки, больно щипали.

Мать смотрела на него, опустив веник. Она присела на корточки возле Мишки, спросила;

– Это кто, Симка, что ли?

– Да.

– Можно ж было по-мирному?

– «По-мирному»… Я ему вот еще покажу, как царапаться. Будет знать! Думает, как отец есть, так…

– Ну, ладно, ладно, успокойся. Будет и у нас отец…

Мишка поднял на мать заплаканные глаза, удивленно посмотрел на нее.

– Какой? Что бабушка говорила, завчайной? Не надо мне такого отца, не хочу. Я буду нашего ждать. Может, его и не убили, может, он без вести пропавший…

Мать вздохнула, привлекла к себе Мишку, прижала его голову к груди.

– Уже скоро шесть лет будет, как получили извещение. Если бы был живой – дал бы знать…

– А я буду ждать… – упрямо сказал Мишка. – А этого мне не надо.

Пришла Настя. Увидела сидящих на полу Мишку и мать, бросила на стол хлеб, подбежала к ним.

– Что с ним, мама? Заболел?

– Да, заболел, – сказала мать. – Вставай, сынок.

Настя присмотрелась к Мишке и, заметив поцарапанное лицо, все поняла:

– «Заболел!», – протянула она нараспев. – Подрался с кем-то, а ему набили.

– Ладно, «набили», – проворчал Мишка, поднимаясь.

Настя, ехидно улыбаясь, смотрела на него. Мать заметила, прикрикнула:

– Настя, не лезь к нему. Не твое дело. А ты снимай штаны, – сказала она Мишке.

Тот удивленно взглянул на мать.

– Снимай, снимай: зашью. Да садись за уроки.

Всхлипывая, Мишка разделся, отдал матери штаны, в трусах пошел умываться. Вытираясь, посмотрел в зеркало. Четыре красные полоски от левого глаза протянулись почти через всю щеку. «И когда он успел цапнуть? – недоумевал Мишка. – Ну, ладно, я тебя тоже как-нибудь скубану еще не так».

***

Прежде чем открыть учебники, Мишка долго рассматривал расписание, что-то вспоминал. «Географию можно не учить: не вызовут, только позавчера вызывал. Ботанику – тоже. Математика? – он посмотрел в потолок, потом в расписание. – Ну, эту тоже можно не делать. Она будет после большой перемены, задачку у кого-нибудь на всякий случай спишу, и ладно». Мишка засунул книги и тетради в ранец, на столе осталась только грамматика русского языка. «Это надо выучить, может вызвать – там у меня двойка была по письменному. Это мы сейчас!» И Мишка, забыв о недавнем происшествии, мурлыкая себе под нос песенку, начал писать упражнение.

– Ты учи как следует, – заметила мать. – Что это за учеба с песнями?

– А мне тут и учить, оказывается, нечего, – весело сказал он. – Один русский.

– Почему это один? А остальные что ж?

– А по остальным все равно не вызовут. По географии недавно спрашивали, а по другим у меня все в порядке.

– Как не вызовут? – удивилась мать.

– Ну, очень просто, – Мишка двинул плечами, поражаясь непонятливости матери. – Конец четверти, и учителя вызывают только двоечников и отличников – исправляют отметки. Что ж тут не понять? Вот отличник, да? А у него не выходит отлично. Ну, его и вызывают, чтоб натянуть. И у кого двойка – тоже исправляют на тройку. А у меня двойка была только по русскому…

– Двойка?

– Ну это еще давно получил, по письменному, – поморщился Мишка. – Вот она может вызвать.

– Да, – покачала мать головой. – Интересно.

– Да что тут интересного? Чего ж зря готовить, если все равно не вызовут?

– Да ведь ты учишь для себя или для учителей?

Мишка опустил голову. «Опять начинается… И дернуло меня за язык сказать…» – ругал он себя.

– Вот что. Чтобы ты мне сегодня все уроки выучил. И давай дурака не валять. Понял?

– Понял, – нехотя проговорил он и, склонившись над тетрадью, заскрипел пером.

На другой день утром, уходя на работу, мать разбудила Мишку.

– Я ухожу, сынок. Смотри не проспи в школу. Встал бы, почитал что-нибудь…

– А я все выучил, – сказал Мишка, натягивая на голову одеяло.

– Дверь надо закрыть…

– Я же сделал там ключ-автомат… В углу стоит.

Мать грустно улыбнулась и не стала больше будить его, пошла в сенцы, взяла «ключ-автомат» и стала закрывать дверь.

С первой же минуты поняла, что дверь ей не закрыть. Проволока даже не цепляла засов, болталась где-то в воздухе.

Мишка сквозь сон услышал шорох, открыл глаза: сон как рукой сняло. «Воры!» – подумал он и бесшумно сполз с кровати. Подошел к двери, прислушался. В сенцах кто-то настойчиво пытался открыть дверь. Воры – сомнений больше не было, и Мишка дрожащим голосом крикнул:

– Кто там? Что надо? Уходи сейчас же, а то как возьму топор!..

– Это я, Миша, – услышал он материн голос. – Никак не закрою.

Мишка выскочил в сенцы.

– Ты, мама?

– Да. Закрой, сынок, а то я опоздаю. У меня никак не получается.

– Ладно, иди, – Мишка закрыл дверь, вошел в комнату.

Спать ему больше не хотелось, он включил свет, стал обуваться. Настя ничего не слышала, спала, отвернувшись лицом к стене.

У Мишки с перепугу еще колотилось сердце, но он уже не думал о ворах: он придумывал новый «автомат».

«Сделаю крючок, чтоб он держался вверху на проволочке. А когда дверь закроешь, проволочку вытащишь, крючок сам упадет прямо в петельку. И все. Это, пожалуй, лучше будет…»

Глава пятая
ВАЛЯ ГАЛКИНА

В середине третьей четверти в Мишкином классе появилась новая ученица – Валя Галкина, которая перевернула всю Мишкину жизнь.

Как всегда, после второго звонка, Мишка мчался по коридору и уже у самых дверей класса чуть не сбил с ног незнакомую девочку. Она стояла одна и, волнуясь, то наматывала на палец, то разматывала кончик косы, перекинутой через плечо. Мишка выскочил из-за угла, увидел ее, но остановиться уже не мог и толкнул ее.

– Э, путаешься тут под ногами, – буркнул Мишка, чтобы как-то оправдаться не столько перед девочкой, сколько перед самим собой.

Девочка виновато заморгала белыми ресницами, отступив к стене. Мишка встретился с нею глазами и неожиданно почувствовал, как лицо и уши его загорелись огнем. Ему стало стыдно. Не зная, что делать, он быстро отвел в сторону глаза, решительно дернул за ручку дверь и вошел в класс. Все уже сидели на местах, но учительницы еще не было. На него никто не обратил внимания, кроме Симки.

– Чего это ты раскраснелся, как рак, у директора был? – с издевкой в голосе спросил он.

– Не твое дело, – Мишка прошел к своей парте, сел. «И откуда она… такая? – думал он и тут же стал отгонять эти мысли, стараясь успокоить себя: – Пусть не стоит на дороге. Ладно, все равно она меня не знает… А какая она, даже ничего не сказала, а только как-то странно посмотрела… Будто она меня толкнула, а не я».

Никогда еще с Мишкой такого не было, чтобы он раскаивался после того, как причинит обиду девочке. А обижал он их частенько. Мишка считал их ябедами, подлизами и думал, что все зло от них. Зубрилки – они из кожи вон лезут, чтобы получить хорошую отметку, а учителя их потом хвалят, заставляют брать пример с них. Тоже нашли кому подражать!

Но сейчас Мишка почему-то так не думал, ему было стыдно.

Чтобы отвлечься, он полез в парту, достал книгу, тетрадь. Открылась дверь, и в класс вошла Антонина Федоровна – классный руководитель, а с ней та девочка. Мишка не знал, куда девать глаза. Он немного даже испугался: «Неужели пожаловалась?»

Но девочка совсем на него не смотрела. Она сама, стесняясь, робко, словно по льду, шла за учительницей.

Мишка склонился над партой, рисовал на обложке тетради какие-то рожицы. Учительница представила классу новенькую, сказала, как ее зовут, и указала ей место.

Посадили Валю впереди Мишки. Он слышал, как она подошла к парте, тихо откинула крышку, села, но глаз не поднял. Сделал вид, что слишком занят. Когда все успокоились и приступили к обычным занятиям, Мишка украдкой посмотрел на новенькую и увидел две большие косы, которые лежали вдоль спины. На миг мелькнула мысль дернуть за них или развязать бант, но тут же появилась другая: «Дурак!» Мишка покраснел, словно его мысли слышал весь класс. «Хотя бы не вызвали, вот еще будет: задачи-то я не решил», – подумал он. И будто подслушав его, Антонина Федоровна сказала:

– Ковалев. Решил задачу?

«И как она узнает?» – с досадой думал Мишка, поднимаясь. Вслух сказал:

– Решил, только тетрадь дома забыл.

– Иди к доске, решай.

Мишка вышел. Долго возился с решением, на класс не смотрел, но старался уловить малейшую подсказку. В голове все время путалась одна мысль, которая мешала сосредоточиться: «Вот, пожалуйста, сразу со всех сторон отличился… Скажет – шалопай».

С трудом кончил задачу, положил мел, стал вытирать тряпкой пальцы.

– Говоришь, решал дома? – спросила учительница.

– Да, – еле слышно выдавил из себя Мишка.

– Завтра покажешь тетрадь. Садись, – сказала Антонина Федоровна и добавила: – Надо, Ковалев, заниматься систематически. Имей в виду: не увидишь, как и экзамены подойдут. Потом поздно будет догонять.

Мишка удивился, откуда учительница знает, что он хитрит с уроками, но все же подумал: «Надо и в самом деле нажать…»

Весь красный, прошел он мимо Валиной парты, сел на место и долго не мог поднять глаза.

Дома Мишка не стал, как обычно, шарить, ища, чего бы поесть. Он быстро разделся и сразу же сел за уроки. И, странное дело, перед глазами все время стояла Валя, будто он для нее старался, будто он ей дал слово выучить уроки.

Когда пришла с работы мать и сели обедать, Мишка не выдержал, сообщил, как радостную весть:

– Мама, у нас новенькая появилась, сегодня на последний урок пришла.

Мать выслушала это сообщение безразлично, и Мишка немного обиделся на нее. Он помолчал и добавил:

– Красивая, волосы у нее белые, косы длинные-предлинные, а глаза – вот, как у тебя косынка новая, – голубые-голубые!

Мать как-то странно взглянула на Мишку, он смутился. Мать спросила:

– Откуда же она приехала?

– Антонина Федоровна сказала, что из Ленинграда.

О том, как он познакомился с новенькой, Мишка, конечно, не рассказал, хотя сам все время помнил об этом. И не просто помнил, а постоянно думал, как извиниться перед Валей. Будто бы простое дело подойти и сказать, но нет, стыдно почему-то…

После обеда он снова сел за уроки, но тут заметил, что у него грязные и не обрезанные ногти. Он принялся искать ножницы, с трудом нашел их и, закусив губу, стал стричь ногти. Мать смотрела на него и как-то особенно улыбалась. Мишка заметил, немного смутился, спросил:

– Чего ты?

– Большой ты уже стал, сынок.

– Что ногти сам подрезаю? – криво усмехнулся он, удивляясь про себя наивности матери.

– Да, – сказала она, и Мишка понял, что мать не такая уж наивная, как ему кажется, она все понимает и даже больше понимает, чем сам Мишка. Он покраснел, поспешил сказать:

– И галстук надо погладить, у нас сбор завтра.

На самом деле никакого сбора не предвиделось.

– Да хотя бы и не сбор. Надо быть всегда опрятным, – заметила мать.

Мишка согласился с матерью, но перед глазами опять встала Валя. И тут мелькнула мысль – написать ей записку. «Как это просто и легко! – обрадовался Мишка. – Напишу, а завтра подсуну ей».

Он сел за стол и принялся сочинять извинительную записку. Это оказалось тоже нелегкое дело. Сначала Мишка задумался – писать ее имя или нет? А если писать, то что ставить после него – запятую или восклицательный знак? После долгого колебания, вывел как можно красивее слово «Валя» и поставил после него запятую. От восклицательного знака отказался, решил, что это грубо, получается – вроде он кричит на нее.

Письмо вышло коротким:

«Валя, извени пожалуста что я тибя толкнул».

Запиской Мишка остался доволен – коротко и все сказано. Прочитал и обнаружил ошибку в слове «тебя», исправил. После этого начал придираться к каждой букве.

«Извени», – размышлял он, – от слова «звенит»? Не может быть». Мишка долго крутил это слово и никак не мог убедиться, правильно ли он написал его. В конце концов додумался заменить его другим – «прости». «Пожалуйста» выбрасывать не хотелось, хорошее слово, культурное. Спросил у матери:

– Мама, после «пожалуйста» перед «что» запятая ставится?

– И после и перед, это вводное слово.

Мишка удивился, что мать знает грамматику, но ничего не сказал, стал переписывать записку:

«Валя, прости, пожалуста, что я тебя толкнул».

Подумал и добавил: «М. К.»

Перечитал еще раз, свернул аккуратно, вложил в книгу.

На другой день Мишка пришел в школу чистенький, все на нем было выглажено, вычищено. Без привычки он даже чувствовал себя немного стесненно. Рука все время была в кармане – там лежала записка. Ни перед уроками, ни на переменах он никак не решился отдать ее Вале. Словно что-то сковывало руку, когда он хотел достать записку.

Неужели я так и не отдам ее сегодня?» – подумал он и решил во что бы то ни стало побороть в себе робость.

На последней перемене он вошел в класс, когда Валя уже месте. Проходя мимо ее парты, он быстро вытащил записку и, не глядя на Валю, положил перед ней. Валя даже вздрогнула.

Мишка, весь красный, сел за парту, сердце колотилось – боялся, как бы не заметили ребята, засмеют потом. Через несколько минут поднял глаза, и в этот момент назад обернулась Валя. Смущенная, она кивнула Мишке и улыбнулась. Мишка тоже улыбнулся и кивнул.

В конце урока, когда прозвенел звонок, Валя положила Перед Мишкой бумажку. Мишка схватил ее и первое время не знал, что делать. Дыхание то ли от радости, то ли от стыда сперло, и он сидел недвижим. Наконец решился развернуть, но тут чья-то рука из-за спины схватила записку.

– Мишка обернулся и увидел Симку. Сияющий, с улыбкой до самых ушей, он крутил бумажкой перед Мишкиным носом.

– Записочки-и?.. – торжествовал он.

Мишка вскипел:

– Отдай! – проговорил он шепотом и бросился к нему с кулаками, но увидел Валю, остановился.

– Не надо драться, – сказала она и подошла вплотную к Симке: – Ну, дальше что? – спросила и подняла голову вверх, чуть склонив набок.

– А ничего, – ехидно проговорил Симка. – Сейчас мы ваши секретики прочитаем.

– Читай, – сказала Валя спокойно.

– Сейчас… – продолжал Симка, но не так уже ехидно.

– Читай, читай.

Симка развернул записку, прочитал.

– Ну, удовлетворился? – спросила Валя, взяла записку и передала Мишке. – Эх ты, – и она придавила себе нос пальцем, передразнила курносого Симку.

– Ты не очень, – обиделся Симка.

– Вот тебе и «не очень». Знаешь, любопытство не порок, но большое хрю-хрю. Понял? – И Валя пошла к двери.

Мишка посмотрел записку – там было одно слово: «Пожалуйста». Буква «й» была жирной и подчеркнута двумя линиями. «Ошибку сделал», – покраснел Мишка и поднял голову. Валя стояла у двери, следила за Мишкой. Встретившись с Мишкой глазами, она улыбнулась и убежала.

***

Дома Мишка стал заниматься регулярно, в школе на всех уроках тянул руку, чтобы его вызвали. Но был конец последней четверти, и учителя спрашивали только тех, кому надо было исправлять отметки. У Мишки были сплошные тройки, и его не вызывали. Он обиделся, считал напрасно потерянным и труд и время. «Нарочно не вызывают, – думал он. – Только отличников все, отличников-любимчиков. Ну и не надо, очень мне нужна ихняя отметка…» И он сгоряча решил не учить больше уроков, но когда пришел домой, на всякий случай приготовил. «Надо все-таки нажимать, – напомнил он себе. – Экзамены скоро».

Настроение улучшилось, на душе было необычайно легко и спокойно. Точно так же он чувствовал себя и вчера. «Это от того, что все уроки сделаны и дрожать не надо. Вызовут – отвечу», – догадался Мишка.

Ему было так весело, что захотелось заняться зарядкой: «Буду каждый день зарядку делать, водой обливаться, чтобы сильным быть…»

Сделал зарядку, сел за уроки. Работа, на удивление, шла очень легко. Задачи решались быстро, прочитанное запоминалось. А когда он кончил уроки и посмотрел на часы, оказалось, что впереди еще много времени, можно заняться другим делом или погулять.

Мишка вышел на улицу. Стояла тишина, по-весеннему светило солнышко, таявший снег обрушивался с тихим шуршаньем.

Через двор, с огорода, весело журча и перекатывая льдинки, бежал прозрачный ручеек. Солнечные лучи играли в его брызгах, слепили Мишке глаза.

Почки на клене заметно набухли.

Наступала весна…

Глава шестая
ФЕДОР ПЕТРУНИН

В седьмой класс Мишка переполз с трудом. Как ни старался, наверстать всего не мог.

На экзаменах он вытащил билет, быстро пробежал его глазами и похолодел: ни одного знакомого вопроса!

Мишка сел за парту и долго смотрел на билет, ничего не видя. Потом поднял глаза, взглянул на Антонину Федоровну и ассистентку. Они были совсем не строгие, даже ассистентка – незнакомая женщина смотрела на отвечающих ласково и то и дело кивала головой, подбадривая.

– Ну, вот, знаешь ведь? Не надо волноваться. – И она обращалась к Антонине Федоровне: – У меня нет больше вопросов.

Немного успокоившись, Мишка прочитал первый вопрос. Подумал. И вдруг в голове стало проясняться, об этом он что-то читал и как будто бы даже отвечал. Да, да, вспомнил! И он тут же перешел ко второму вопросу. К своему удивлению, обнаружил, что кое-что может сказать и здесь. Мишка обрадовался, даже улыбнулся. «На троечку вытяну! – сказал он себе: – А больше мне и не надо».

Он посмотрел в окно. На улице было солнышко, в палисаднике цвели цветы, нарядные девочки группами стояли у заборчика, разговаривали. Голосов слышно не было, видно лишь, как они размахивают руками. На площадке вдали несколько ребят неустанно с самого утра гоняют мяч. Это те, кто уже сдал. Счастливчики…

– Все понятно, Ковалев? – подошла к нему Антонина Федоровна.

– Да…

– Думай хорошенько, – сказала она, – задачу решай.

Думать Мишке не хотелось. Лишь на всякий случай он перечитал еще раз все вопросы подряд и опять сделал для себя открытие: первый вопрос совсем прояснился, второй – тоже стал яснее и даже третий как-то ожил, хотя еще был далеко и будто в тумане. Мишка склонился над чистым листом бумаги, стал быстро набрасывать ответы. Но время было упущено – подошла очередь отвечать.

– Ковалев?

Мишка поднял голову, подумал: «Еще б минут пять… Ну, ладно…» Махнул рукой, сказал вслух:

– Готов.

– Пожалуйста, – кивнула Антонина Федоровна, когда он вышел к доске.

Мишка начал отвечать громко, уверенно. Он решил говорить все, что помнил, знал – главное не теряться, пусть невпопад, лишь бы смело. И чтоб экзаменаторы не успели и вопроса вставить. Учительница и ассистентка согласно кивали головами. Это Мишку подбадривало, и он еще больше повысил голос.

– Говори потише, – сказала Антонина Федоровна.

Мишка смутился, замолчал.

– Так, слушаем тебя. Продолжай.

Но он уже потерял нить, забыл, на чем остановился, и как ни старался, продолжать не мог.

– Ну что же? Все правильно говорил, – Антонина Федоровна смотрела на Мишку грустными глазами.

Мишка решил начать сначала. Но, посмотрев на ребят, он встретился глазами с Валей Галкиной. Она усиленно шевелила губами, стараясь подсказать ему. Мишка совсем растерялся: «Заметит учительница, попадет ей…»

Отвернулся, а сам чувствовал, почти физически ощущал ее взгляд. Его затылок покрылся румянцем, на нем выступили капельки пота.

– Что с тобой, Ковалев? – недоумевала учительница. – Так хорошо начал…

«И в самом деле, что? – подумал Мишка. – Дурак… Сейчас убегу, и все… – Но тут же подумал о другом: – А потом что? Оставят на второй год – разве лучше?» Мишка вытер лоб рукой, начал, заикаясь, говорить. Учительница и ассистентка помогали ему. Наконец ему сказали:

– Ну, хорошо, хватит… Можешь идти.

Антонина Федоровна склонила голову к ассистентке, стала что-то говорить. Мишка услышал:

– …в трудном положении. Мать вдова, двое детей…

Он понял – говорили о нем, о его матери. Он выскочил из класса, не глядя, прошел мимо ребят, направился домой. «Маму пожалели… – думал он. – А я? Дурак!.. Но если только переведут в седьмой – с первого дня начну заниматься как следует, не буду запускать…»

Такие обещания Мишка давал почти каждый год, почти каждую четверть, но никогда не выполнял. Теперь он решил во что бы то ни стало сдержать слово.

Мишка шел домой, понурившись. В голове роем кружились разные мысли. Вспомнилась Валя, и у него сразу запылали уши. «Что она подумала?.. Ну и пусть, боялся я ее…»

Сорвал вылезший сквозь доски забора широкий лист сирени, откусил кусочек, выплюнул. Хотел откусить еще, но рука остановилась на полпути: Мишка увидел идущего навстречу Леньку Моряка. Он шел, помахивая зеленой веточкой и насвистывая песенку.

Мишка хотел завернуть обратно за угол, убежать от Леньки, но было уже поздно: Ленька заметил его. Приблизившись, весело поздоровался:

– А, Миха! Привет! – подал руку.

Мишка во все глаза смотрел на Леньку и не мог скрыть своего удивления. На нем были крепкие рабочие ботинки, суконные штаны и рубашка, подпоясанная широким ремнем с медной бляхой, на которой выдавлены три буквы «Р.Ж.У.»

– Ну, чего уставился, как баран на новые ворота? – Ленька толкнул его в плечо.

– В ремесленном? – спросил Мишка.

– А не видишь?

– Ты же хотел в матросы?

– Вот пойду в армию, там попрошусь в Морфлот. Понял? А ты?

– Экзамены сдавал.

– Сдал?

Мишка пожал плечами:

– Не знаю… Не объявляли…

– Сдал, конечно! – уверенно сказал Ленька. – Ну, ладно, будь здоров. Спешу. – Он отошел немного, остановился. – А, может, сыграем? – Ленька позвенел в кармане мелочью.

Мишка понял, что он шутит, улыбнулся, сказал:

– Не хочу… Денег нету.

Он смотрел вслед уходящему Леньке и почему-то завидовал ему…

***

С родительского собрания мать пришла поздно. Мишка нетерпеливо дожидался ее, волновался: что, если у него там двойка? Когда мать вошла в комнату, он смотрел на нее, силясь угадать заранее по ее глазам, что она скажет.

– Что смотришь? – спросила она. – Дрожишь?

Мишка кивнул.

– А кто виноват?

У Мишки упало сердце: неужели оставили на второй год? Кровь отхлынула от лица, он побледнел. Смотрел на мать виноватыми глазами.

– Перевести-то перевели, – поспешила она успокоить его. – Да каково там было мне моргать? У всех дети как дети – родителям приятно. А тут всегда: «Ленив, не хочет учиться…» Ну? Был бы ты дурак, не так было б обидно. А то – ленивый. И в кого ты такой? У нас и в роду никого ленивых не было. Думаешь, приятно слушать: «С большой натяжкой перевели». – Мать устало села на табуретку, держа в руке табель с отметками. – Возьми, полюбуйся. Одни тройки, аж в глазах рябит.

– Я в седьмом начну… – проговорил Мишка.

Настя не вытерпела, засмеялась:

– Каждый раз говорит, правда, мама?

Мать махнула рукой. Мишка сверкнул на Настю глазами, выдержал паузу, сказал:

– А ты молчи.

Настя заглянула в табель и, отступив от Мишки, нарисовала пальцем в воздухе несколько раз тройку.

– Буква «З» печатная, – пояснила она, – как станешь читать, так один звук – «з-з-з», – Настя стала зудеть, словно шмель.

– Я вот тебе позужу! – замахнулся на нее Мишка. – У, лохматая!..

– Перестаньте! – прикрикнула мать. – В седьмой класс перешел, а все как маленький.

– А как она сама дразнит, так то ничего?

– Дразнит, – повторила мать машинально. – Лето пришло, надо к зиме готовиться. Угля купить, Насте – форму, тебе – ботинки, штаны. А там осень подойдет: капусты, огурцов тоже надо. Вот вам и дразнится. Зима дразнится. И в лагеря хочется отправить вас. В месткоме дают одну путевку, а за другую надо заплатить. Тут-то и гадай, что делать.

Настя посмотрела на Мишку – что он скажет насчет путевки. «Наверное, скажет, пусть Настя дома посидит, раз она такая умная, а я поеду в лагерь?..» – Но Мишка не обратил на нее внимания, сказал, потупясь:

– Я в лагерь не поеду. Что я там не видел?

– А чем же лето будешь заниматься? По чужим садам лазить?

– А я лазил, да? – обиделся Мишка. – Пойду в совхоз с ребятами – хлеб полоть. В прошлом году немного работали? А теперь все лето будем. У нас целая бригада собирается, даже Симка хочет идти.

– Можно и так, хоть на книжки заработаешь, – согласилась мать. – А Настя поедет в лагерь.

Настя улыбнулась и в душе пожалела, что дразнила брата. Когда мать вышла в другую комнату, она прошла мимо Мишки, сказала:

– Спасибо…

– Что?.. – удивился Мишка и приготовился дать отпор.

– Спасибо, что в лагерь не захотел.

– А из-за тебя думаешь, дура лохматая? Из-за мамы.

Настя постояла, потом, отойдя подальше, показала ему язык:

– Неотесанный Мишка-медведь, – прошептала она, чтобы мать не слышала, и убежала на улицу.

***

На другой день все втроем – мать, Мишка и Настя – были в летней кухонке за домом, готовили завтрак. Мишка и Настя сидели на корточках, чистили молодую, величиной с голубиное яйцо, картошку. Это первая проба молодой картошки, которая росла у них на огороде. Нежная кожица, кучерявясь, легко слезала, будто ошпаренная. Пальцы у ребят темно-бурые, словно в йоде.

Вся семья в сборе, все заняты делом. Им весело, хорошо, особенно Насте и Мишке.

Устав сидеть на корточках, Мишка подвинул чугунок, положил на него дощечку, сел. Настя перевернула для себя пустое ведро. Мать посмотрела на них, подумала: «Был бы отец жив, сделал бы скамеечки…» – и вздохнула. Мишка по-своему понял ее вздох, поспешил успокоить:

– Ничего, мам, скоро заживем! Вот уже картошка началась, а там пойдут огурцы, помидоры. Правда?

– Правда, – кивнула она. – Плохо, если дождя долго не будет, останемся без картошки: завязи мало, да и та, что есть, посохнет. Дождь нужен.

Мишка задумался, перестал чистить.

– А, наверное, скоро будет так: нужен дождь, нажмешь кнопку – и вот он, пожалуйста. Вот здорово, правда?

– Может, и будет, – согласилась мать и добавила: – Только не скоро.

– А чего не скоро? Атомную станцию сделать…

В разговор вмешалась Настя, она приняла материну сторону:

– Это когда еще будет, а картошка сейчас посохнет, правда, мама? А что, если ее поливать?

В это время в кухонке вдруг стало темно, словно небо заволокло черной тучей. Все оглянулись на дверь и увидели тетку Галину. Огромная, она стояла, уперев руки в верхние углы двери.

– Все семейство в сборе? – кивнула она на детей и тут же приступила к делу: – Да, я вот к тебе с чем. Мой достал машину сена, свалил во дворе. Так пусть Мишка поможет Федору потаскать его на чердак.

Мать на минуту заколебалась, взглянула на Мишку, но тот уже встал, и она сказала:

– Ну, что ж, пойди, помоги…

Мишка бежал вприпрыжку вслед за широко шагавшей теткой Галиной. Тяжело дыша, она перешла на теневую сторону улицы.

Там, где лежала на дороге от домов тень, чувствовалась еще утренняя прохлада, земля приятно холодила пятки босых Мишкиных ног. А на солнце – пекло, пыль нагревалась и пыхала из-под ног, словно мука. Начинался знойный летний день.

У Петруниных посреди двора огромной кучей лежало сено. Возле него голый до пояса с вилами в руках орудовал Федор. К его мокрому от пота телу прилипли сухие травинки, запутались они и в его белых красивых кудрях. Федор сильными мускулистыми руками втыкал вилы в сено, поднимал огромные навильни, бросал легко на чердак. Увидев Мишку, оперся о вилы, улыбнулся, показав два ряда ровных белых, как снег, зубов.

– Во, теперь дело пойдет! – сказал он. – Вдвоем мы быстро справимся, правда?

Мишка не знал, шутит он или всерьез говорит, и, смутившись, кивнул.

– Давай, лезь наверх и оттаскивай сено к тому фронтону, – приказал Федор и, бросив вилы, помог Мишке залезть на чердак.

«Какой он сильный! – не без зависти подумал Мишка. – Если бы мне такую силу, никого б не боялся…»

Мишка взял охапку сена и, нагибаясь, чтобы не стукнуться головой о перекладины стропил, отнес в дальний угол. Запихав сено, он быстро вернулся – спешил, чтобы успеть за Федором, который навильни за навильнями посылал наверх.

На чердаке душно, черепица накалилась, дышать нечем. Мишка снял рубашку, штаны, остался в одних трусах, работал с азартом. Пахучее сено чистое, без колючек, и Мишка смело брал его охапками, оттаскивал в дальний конец чердака.

Федор крикнул:

– Отдохни, Михаил, а то запаришься!

Но Мишка не стал отдыхать, пока не оттащил все, набросанное Федором. Когда завиднелось в просвете небо, он лег сверху на сено, придавил его, свесил вниз голову.

– Хуг! – выдохнул Мишка и, к своему удивлению, увидел, что куча стала наполовину меньше. Обрадовался: – Ого, уже мало осталось!

Федор лежал навзничь на сене, смотрел в небо, грыз травинку. Взглянув на Мишку, сказал:

– Запарился? Ничего, скоро кончим, тут осталось – раз плюнуть.

Когда все сено было спрятано, Федор полил водой двор, подмел, позвал Мишку с собой в сад. Тут они легли в тени возле широко разросшегося куста крыжовника. Под каждой веточкой его свисали крупные, полосатые, похожие на крутобокие боченочки, ягоды. Мишка, будто невзначай, сорвал одну, бросил в рот, поморщился: крыжовник был зеленый, кислый.

– Ух, голова трещит! – сказал Федор, развалясь на траве.

– Это солнце напекло, – определил Мишка.

– Ну, солнце! – усмехнулся Федор. – Вчера у десятиклассников выпускной вечер был. А вечер, что надо, с выпивоном!

Федор подвинулся к кусту, залез под него рукой и вытащил блестящий портсигар. Сдунул с него комочки земли, ловко открыл, протянул Мишке. Мишка увидел в нем несколько штук папирос, спички россыпью, кусочек от спичечной коробки.

– Бери, – сказал Федор.

– А? – удивился Мишка.

– Бери, говорю, кури!

– Не хочу…

– Кури, чего там «не хочу», – Федор небрежно выбросил Мишке папиросу, взял сам в рот, зажег спичку. – Ну, какой ты парень, если не куришь? Девчонка. Держи.

Мишка прикурил, выпустил тонкой струйкой дым, стал рассматривать папиросу.

– Да разве так курят! – возмутился Федор. – Ты набери в рот побольше дыма и скажи: «А-а, наши едут!» Ну?

– Зачем? – спросил Мишка.

– Ну, чтоб было по-настоящему. А они, между прочим, не любят, кто не курит, – сказал Федор.

– Кто?

– Девчонки.

Мишка вспомнил Валю, подумал: «Не может быть… Врет…», однако по-настоящему покурить не отказался. Он втянул в себя дым, но не успел сказать «А-а…», захлебнулся, закашлялся, из глаз брызнули слезы. Он перепугался, думал, что сейчас умрет. Федор, хохоча, катался по траве. Наконец Мишка откашлялся, забросил папиросу и, обидевшись, собрался уходить. Федор остановил его:

– Ну не сердись, я пошутил. Хочешь, пущу дым из глаз?

– Как?

– Да так. Вот из носа дым идет, а то из глаз будет идти.