Текст книги "Бахмутский шлях"

Автор книги: Михаил Колосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

По подсчетам лейтенанта поезд в Киев должен прийти ночью, поэтому он сказал Яшке, чтобы тот ложился спать и ни о чем не думал. Если что изменится, он его разбудит. Но ночь прошла, а Яшку никто не разбудил.

– Проехали Киев? – спросил он утром, еле продрав глаза.

– Давно, – отозвался Петрович. – Может, до самого Львова довезем тебя. Спи!

Но спать не хотелось. Яшка сполз с нар и встал рядом с Петровичем.

– Яка ж величезна наша держава! – проговорил Петрович. – Сколько едем – и все нет конца ей. Даже не верится, шо немец до Волги дошел. Поездом уже который день едем, а то ж с боями туда да обратно… Далеко пустили…

ЗЕЛЕНЫЙ ВЕЩМЕШОК

На каждой узловой станции лейтенант выпрыгивал из теплушки и бежал к коменданту. И всякий раз, возвращаясь, говорил Яшке: «Пока тебе везет – едем дальше».

В Луцке лейтенант задержался у коменданта дольше обычного. А когда вернулся, взглянул на своего «пассажира» как-то особенно, и Яшка понял, что предстоит расставанье.

– Да, Яков, дальше наши пути расходятся: ты на Львов, а мы на Ковель, – сказал лейтенант. – Но ничего, не горюй: я договорился с комендантом – он поможет тебе добраться до Львова. Тут уж совсем близко, пешком можно дойти – каких-нибудь километров двести, не больше.

Не нашелся Яшка что сказать: ему хотелось поблагодарить за то, что подвезли так далеко, и было очень тоскливо оттого, что приходится уходить от них. Все эти чувства теснились в его душе, и он не знал, как быть. Говорить обо всем – очень много, он не умел. Яшка взглянул на лейтенанта, на Самбекова, на Григорьева, который привел его в теплушку, – они стояли вокруг него молча, – и на Яшкины глаза сами собой навернулись слезы. Яшка хотел спрятать их, улыбнулся, но от этого слезы почему-то выкатились наружу, словно им стало тесно, и покатились по щекам. Яшка отвернулся, вытер рукавом глаза.

– Не горюй! – сказал лейтенант и похлопал его по плечу. – Будь солдатом!

– Да… я… ничего… – проговорил Яшка, сердясь на себя за слабость.

– Григорьев, у нас, кажется, есть лишний вещмешок? Тащи его сюда.

Григорьев нырнул под нары, достал вещевой мешок. Лейтенант положил в него две банки консервов, буханку хлеба, протянул Яшке.

– Зачем? Не надо, – стал тот отказываться.

– Бери, бери! Пригодится.

Петрович достал три больших куска сахара и тоже сунул в вещмешок.

– Кипятку где-нибудь попьешь.

Григорьев раскрыл вещмешок, вложил туда аккуратно книгу.

– От скуки почитаешь. Интересная книжка. Привет братухе передавай.

Растроганный такой заботой, Яшка только улыбался да смахивал украдкой совсем некстати наплывавшие слезы.

Лейтенант завязал вещмешок, помог надеть его на плечи, похлопал по спине.

– Пошли?

– Ни пуха ни пера, – сказал Григорьев.

– Счастливый путь, сынок, – напутствовал Петрович.

Яшка спрыгнул на землю. Возле вагона стоял Самбеков.

– А что ж я тебе дам, браток? – спросил он и, хлопнув себя по карманам, просиял: – Возьми вот это! – Самбеков протянул складной нож, на котором были еще ложки и вилка.

– О, ну зачем?! – замахал Яшка руками – уж очень дорогая штука была этот нож, Яшка не мог и мечтать о таком.

– Возьми, это трофейный, – сказал Самбеков.

Не понял Яшка, удивленно смотрел на Самбекова.

– Трофейный, понимаешь? У немца отвоевал, понимаешь? Бери, я себе еще достану.

Взял Яшка нож, повертел его в руках, проговорил:

– Спасибо… – и положил в карман.

– Ну вот, теперь ты всем необходимым снабжен. Пошли к коменданту, – сказал лейтенант.

Комендант, веселый дядька в капитанских погонах, был очень похож на Чапаева – усы и глаза точно такие же. Капитан это знал, гордился этим и старался походить на Чапаева и своими манерами разговаривать, ходить, размахивать руками. Бравый был капитан.

– Эй, Федька! – обращался он к ординарцу. – Скачи на восьмой путь и разыщи начальника эшелона. Что ж он не идет? Да живо! Смотри у меня! – и он подмигивал озорными глазами и разглаживал усы.

– Бегу, Василий Иванович, бегу! – козырял солдат и мчался на восьмой путь.

– Ишь, злодей… – добродушно ворчал ему вслед капитан, – Чапаем зовет меня. Ну, Чапай так Чапай, я не против. Верно, вояка? – обратился он к Яшке.

Яшка кивнул.

– Вот то-то и оно! Эх, мальчишки, мальчишки, и вам война не дает покоя. У меня такой же в Иванове с матерью остался… – И у капитана глаза погрустнели, стали задумчивыми.

– Ладно, сынок, потерпим еще малость, скоро война кончится: разок рванем – и в Берлине! Будь уверен.

Лейтенант ушел, крепко пожав на прощанье Яшке руку. Это была первая Яшкина военная разлука с людьми. Он не знал еще, что на войне это обычное явление, что такое расставанье не самое тяжелое. Бывает – встретились, сдружились, а вскоре смерть уносит товарища. И это уж действительно – навсегда.

Но для Яшки и такое расставанье было большой потерей.

– Ну, что голову повесил? – спросил капитан и ласково погладил Яшкины вихры. – Не надо. Ты молодой парень, твоя жизнь впереди!

– Да я ничего, – пробормотал Яшка, сжимая в кармане драгоценный подарок. Ему захотелось достать нож и рассмотреть его как следует, хотя он не раз пользовался им еще в вагоне, но постеснялся и, чтобы не соблазнять себя, вытащил руку из кармана.

УГРЮМЫЙ ПОЛКОВНИК

До Львова Яшка ехал с майором в кузове грузовика. Суровый, задумчивый майор почти не разговаривал, все о чем-то думал и бил себя по коленке, а потом тер ушибленное место ладонью. Яшка побаивался майора, хотя тот и заботился о нем по-отечески: укрыл от ветра плащ-палаткой…

Не выдержал Яшка, спросил:

– У вас нога болит? Вы в госпитале были?

– Нет, сынок, сердце болит! Дома я побывал… – майор ударил кулаком себя по коленке, встал. Оставил Яшку одного под плащ-палаткой, сам лег грудью на кабину, подставил лицо зябкому ветру.

Яшка больше с ним не заговаривал.

Во Львов они приехали рано утром. Дома разрушены. Обуглившиеся стены, искореженные балки, кучи развалин и будто ни одного целого дома в городе.

Майор не обратил внимания на развалины – он их видел раньше, кивнул Яшке.

– Пойдем в комендатуру, там расскажут, где госпиталь.

Комендант оказался знакомым майору, стал расспрашивать, как тот съездил домой, что там нового. Но майор только рукой махнул и сказал:

– Дотла… – он склонил голову, уставился глазами в пол.

Комендант больше ничего не стал расспрашивать, помолчал, посмотрел на Яшку.

– Сынишку прихватил с собой… Оставил бы его пока здесь, я присмотрел бы…

– Это не сын, – вздохнул майор и рассказал Яшкину историю.

– Госпиталя этого здесь давно нет, – сказал комендант.

– А где ж он? – спросил Яшка.

– Трудно сказать. Отсюда они в Ковель или даже в Брест перебазировались. А теперь, может, уже в Германии.

«В Ковель!» – повторил про себя Яшка и пожалел, что не знал этого раньше: в Ковель поехал лейтенант со своим эшелоном.

Яшка помолчал минуту, сказал:

– Ну, я пойду тогда… До свиданья…

– Куда же ты?

– В Ковель…

– В Ковель? Ну так что ж ты, посиди. Туда должен ехать наш полковник, подбросит тебя.

Присел Яшка и стал думать, как ему быть дальше. Он уже стал опасаться, что ему не удастся найти госпиталь.

Пока Яшка думал, его позвали. Во дворе комендатуры стояла легковая машина. Толстый, грузный полковник сказал:

– Садись.

Яшка стал открывать дверцу и не смог. Полковник помог ему, подождал, пока он сел на заднее сиденье, захлопнул, сам сел рядом с шофером.

Машина долго плутала по разрушенному городу, пока не выскочила на шоссе.

Первый раз в своей жизни ехал Яшка в легковой машине. Сказать кому из ребят – ни за что не поверят. Он то заглядывал в окна, то откидывался на спинку сиденья, представляя себя важной персоной, улыбался, подпрыгивал на неровностях дороги.

Полковник попался угрюмый и суровый, смотрел все время перед собой и молчал, будто кроме него в машине никого и не было. Было видно, что он с кем-то только что поссорился и никак не мог успокоиться. Вдруг, не оборачиваясь, он заговорил:

– Вообще ты, парень, задумал рискованную операцию…

Яшка понял, что это относится к нему, сел на середину сиденья и подался вперед, чтобы лучше слышать. Полковник продолжал:

– Госпиталь этот передвижной, полевой, он передвигается вслед за фронтом. Тяжелораненых в нем не держат – отправляют в тыл, а если брат твой ранен легко, так он, наверное, уже снова в своей части. – Полковник помолчал и заговорил снова. Яшка опять подался к нему. – Меня удивляют некоторые наши товарищи: помогают мальчишке искать госпиталь, передают как эстафету с рук на руки вместо того, чтобы отослать его домой…

Нахмурился Яшка, забился в уголок и больше не слушал, о чем там еще бормотал этот толстяк. Он смотрел через окошко на бегущие назад деревья, столбы и думал, что военные тоже бывают разные, хотя у них и форма у всех одинаковая. «Надо будет в Ковеле от него отцепиться, а то еще и в самом деле отправит домой…»

Пододвинув к себе вещмешок, Яшка обнял его левой рукой, чтобы сразу, как только приедут в Ковель, не мешкая, выбраться из машины и удрать. Но до Ковеля было еще далеко, вдоль дороги тянулся бесконечный лес – высокий и дремучий, и казалось – нет ему ни конца, ни края.

Незаметно для себя Яшка уснул.

С АВТОМАТОМ НАПЕРЕВЕС

Проснулся он оттого, что его перестало трясти. Сквозь сон Яшка услышал мягкий голос полковника. Полушепотом тот говорил шоферу:

– Укачало паренька. Оставь дверцу открытой – в машине душно.

Яшка поднял голову и увидел, что машина стоит на обочине, а за кюветом на лужайке на разостланной плащ-палатке сидит полковник. Его фуражка лежала рядом, а седые короткие волосы блестели на солнце, словно металлические. Шофер нес к нему какой-то сверток, наверное, собирались перекусить. Яшка уселся поудобнее, забился поглубже в угол, закрыл глаза. Ему тоже хотелось есть, но он сердился на полковника и решил терпеть до Ковеля.

Заметив, что Яшка проснулся, полковник сказал:

– Разбудили тебя? Ну иди, перекусим малость и поедем дальше. Через час будем в Ковеле.

– Я не хочу, – отозвался Яшка.

– Сердится, – усмехнулся полковник. – Всю дорогу сердится.

Подошел шофер – молоденький солдат в черных погонах. Насупив брови, коротко бросил:

– Пошли, хватит дуться.

Яшка нехотя стал вылезать из машины, потянул за собой вещмешок.

– Да оставь ты его, никто не возьмет.

– Там у меня консервы…

– Есть у нас консервы. Пошли, – и солдат поторопил его, помахав ладонью. Не понравился Яшке этот жест – словно выметал он его из машины. Но сдержал себя Яшка, повиновался.

– Садись, – полковник хлопнул рукой по плащ-палатке. – Отдохни. Воздух какой! Чудо!

Голубые глаза полковника спрятаны в глубоких щелочках, от которых разбегались многочисленные морщинки. Говорил полковник тяжело, задыхаясь, в груди у него что-то хрипело. Неожиданно он закашлялся и долго не мог слова сказать. Лицо его от натуги покрылось красными пятнами.

– Фу ты, проклятая астма, замучила, – проговорил он, вытирая выступившую на лбу испарину. – Ничего, скоро кончим войну – возьмусь за лечение.

Он накалывал острием ножа кусочки колбасы, неестественно быстро жевал, а сам все смотрел вверх, словно подставлял лицо теплому дождичку.

– Люблю лес! – сказал он. – Особенно сосновый лес – воздух какой! Ты любишь лес? – спросил он у Яшки.

– Не знаю… У нас нет леса.

– Откуда же ты?

– Из Васильевки.

– Э, малый! Васильевок знаешь сколько на белом свете? Я за войну их столько прошел – не сосчитать.

Яшка смутился, ему казалось, что Васильевка только одна, та, где он родился, где он оставил свой дом, свою мать.

– Из Донбасса я, – уточнил он.

– Там действительно насчет леса бедновато, – согласился полковник. – Зато у нас в Подмосковье какие леса! Прелесть! Как только война кончится, приеду домой – сразу пойду в лес, какая б ни была погода.

Полковник кончил есть, встал, расставил в стороны руки, начал дышать глубоко, с шумом. Потом он сказал шоферу, чтобы тот собрал все и сложил в машину.

– А мы на минутку заглянем в лес, покажу этому степняку прелести леса.

Яшка поплелся вслед за полковником в чащу. Щебетавшие на разные голоса птицы вдруг примолкли, словно присматривались, куда идут эти люди. Но через минуту снова, с еще большей силой запели, защелкали.

Прошли они несколько шагов вглубь и остановились. Полковник подошел к сосне и долго смотрел на коричневую шершавую кору.

– Ранена была, – указал полковник на расщелинку в стволе и цепочку застывших капелек прозрачной смолы.

В самом низу на чешуйке коры смола собралась в комочек величиной с воробьиное яичко, и была она похожа на кусочек мокрого сахара. Полковник сковырнул смолу ногтем большого пальца, помял ее и поднес к носу. – Душистая! – Он отломил кусочек, дал Яшке.

Втянул Яшка в себя терпкий запах свежей смолы, улыбнулся:

– Ладаном пахнет.

– Ты откуда знаешь, как ладан пахнет? – удивился полковник.

– Бабушка приносила как-то…

Полковник поднял палец – дал знак, чтобы Яшка замолчал. Он сделал осторожно несколько шагов и поманил Яшку. Когда Яшка подошел, кивнул ему на вершину березы. Но Яшка ничего не увидел, хотя слышал доносившийся оттуда стук. Тогда полковник нагнулся и, приставив свой палец почти к самому Яшкиному носу, указал вверх. И тут Яшка увидел дятла – огненно-красная головка и длинный, как шило, клюв. Дятел чудом держался вертикально на стволе и сосредоточенно долбил кору. Стук раздавался сильный и крепкий, даже не верилось, что его издавала такая маленькая птичка. Яшка хмыкнул от удивления, и дятел прекратил работу, посмотрел по сторонам, видать, не заметил людей, и снова принялся долбить.

– Наверное, здесь и грибки водятся, – сказал полковник и, подняв сухую палку, стал шарить под лежалыми листьями. – Сейчас сморчкам самое время. Не видать что-то…

Дятел снялся и перелетел на соседнюю березу. Яшка следил за ним, старался не выпускать из виду – хотелось еще посмотреть, как он ловко орудует своим длинным клювом. Только примостился дятел, как разодрала лесную тишину автоматная очередь, просвистели над самой головой пули, прошуршали в листьях, словно ветер. Не успел Яшка даже испугаться, оглянуться не успел, машинально повиновался крику:

– Ложись!

Упал он на землю, уткнулся носом в пахнущую прелью листву, а над головой снова: дрр-р-р… др-р-р… И совсем близко – бах! бах! Приподнял голову, увидел полковника – лежал он за деревом и стрелял из пистолета. А там, куда стрелял он, метнулся кто-то от куста к кусту. Заметил Яшка – в зеленое одет тот, и мелькнуло: «Немец!» На немцев Яшка насмотрелся, одежду их сразу узнает. Но откуда они здесь? Захолонуло все внутри от страха.

Рядом оказался шофер с дисковым автоматом и гранатой, лег, спросил, запыхавшись:

– Много?

– Пока одного видел, – прошептал полковник.

– Какой-нибудь бродячий бандеровец, – сказал шофер. – Я сейчас обойду его, – и пополз в сторонку.

За кустами снова замельтешило, полковник выстрелил – затихло.

Видит Яшка – побледнело лицо у полковника и осунулось, сразу дряблым стало. Хотел лечь поудобнее полковник и не смог почему-то, застонал. Сунул руку под живот и тут же обратно вытащил – все в крови пальцы оказались. Пересилил страх Яшка, подполз к нему, рукой тронул:

– Дядя, вас ранило?

– Лежи, не поднимайся.

И тут услышали они:

– Стой, гад! Руки вверх!

А через некоторое время послышался хруст веток, и на полянку к ним вышел с поднятыми руками человек в потрепанном немецком френче и без шапки. Землисто-серое лицо его было грязным и небритым. Блеклые маленькие глазки пугливо бегали из стороны в сторону.

За ним шел шофер с автоматом наперевес. На левой руке болтался немецкий автомат, отобранный у задержанного.

Яшка смотрел на задержанного и думал – то ли немец это, то ли не немец. Не видел он таких. Все они были чистенькие, начищенные, гордые, а этот тюха-матюха какой-то.

– Вот он, красавчик, – сказал шофер. – Говори, сколько вас и где остальные?

– Я один, – быстро ответил задержанный. – Наш отряд разбили неделю назад под Ковелем, я ушел, пробирался домой… Я не хотел стрелять, со страха получилось…

– «Со страха…» «Отряд…» Банду вашу, а не отряд. Что с ним делать, товарищ полковник? Звездануть?..

– Нет, нет, – со стоном сказал полковник, и только теперь солдат заметил, что полковник не может подняться.

– Ранены?.. – Солдат взглянул на Яшку. – Держи, – протянул ему немецкий автомат. – И не спускай с него глаз. Если что – сразу стреляй.

Дрожащими руками поймал Яшка автомат, путаясь в ремне, наставил на бандита. Яшка не знал, как стрелять из него, но виду не подал, держал автомат как следует: левой рукой за магазин, правой обхватил шершавую рукоятку. Сердце колотилось, а по всему телу разлилась какая-то сладкая слабость: первый раз оружие в руках, да так неожиданно.

Попробовал Яшка даже прикрикнуть на бандеровца: «Пошел!» И не узнал он своего голоса, охрип почему-то, чужим показался. Но бандеровец повиновался.

Шофер уложил полковника на заднее сиденье, бандиту руки ремнем скрутил, втолкнул в переднюю дверцу рядом с собой. Яшка примостился на краешке в ногах полковника. Поехали.

Не выпускает Яшка автомата из рук. Перед ним качается грязный, давно не стриженный затылок бандита, и кажется Яшке, что хочет бандеровец выпрыгнуть. А тому просто неудобно без рук: держаться нечем.

Мчится машина в обратную сторону от Ковеля, во Владимир-Волынский. Но Яшка не думает о себе, крепко сжимает ствол автомата, даже ладонь вспотела, мысленно разговаривает сам с собой: «Скорее бы город, полковник совсем помирает…»

Подкатил шофер к госпиталю – знал, видать, где он находится, на носилках унесли полковника. А потом бандеровца отвезли в комендатуру, сдали и его самого и автомат. Вышел оттуда шофер, сказал Яшке:

– Ну что, дружок? Придется тебе одному добираться до Ковеля. Видишь, какая обстановка сложилась… Ты выходи на шоссе, поголосуй, может, подвезет кто. А я поеду в госпиталь к старику… – Он достал из машины Яшкин мешок, передал ему. – Обидно, почти всю войну провоевал, сколько ранений и болезней перенес и вдруг в тылу от такой собаки пулю получил…

ОГОНЬКИ В ОКНАХ

Поплелся Яшка по городу туда, где шоссе начинается на Ковель. На легковушке промчались быстро, пешком идти – конца-краю не видно. Но вот, наконец, большие дома остались позади, и Яшка, заслыша сзади машину, начал поднимать руку. Но они пролетали мимо, не обращая внимания.

Кончился город. Дальше идти не решился, присел на обочине, вскакивал навстречу каждой машине. А они то с визгом, то шлепая изношенными шинами, неслись в сторону Ковеля, спешили до ночи добраться к месту.

Вечером машин стало совсем мало.

Солнце присело на черневший вдали лес, а потом быстро начало сползать вниз, отбрасывая длинные тени от деревьев. Лес будто приблизился, стало жутко, и Яшка поторопился уйти обратно в город. На душе было одиноко и тоскливо, вспомнилась мать: ждет небось весточки, не дождется…

Надо куда-то устраиваться на ночлег. В крайнюю хату стучаться не стал – лес близко, опасно. Прошел дальше, облюбовал домик – заборчик, палисадник чистенький, – постучал. Вышла молодая женщина – подол заткнут за пояс, руки в месиве для поросенка, губы тонкие крепко сжаты, черные глаза колючие, злые.

– Ну шо надо? – сердито спросила она.

– Переночевать бы, тетенька… Я иду…

– Много вас тут ходит! – оборвала его женщина. – Солдаты идут – пусти, и разные тут… Нема куда… – Она ушла в дом, не стала слушать Яшку.

«У-у, Пенелопа!..» – рассердился Яшка.

Стыдно и обидно Яшке, пошел он вдоль заборов, не решаясь беспокоить больше хозяев, сидящих за темными окнами. В некоторых уже светились тусклые огоньки, и от них становилось еще тоскливее. «Вот народ какой, – думал Яшка. – Неужели ж мама вот так не пустила б кого-нибудь? Случая такого не было… Зимой, помнится, итальянцы отступали – замерзшие, голодные, попросились обогреться: «Матка, матка, фронт капут, мы – домой, до матки, Италиа… холодно…» Поворчала мать, но пустила. И не потому, что испугалась, они в то время уже были совсем не страшные – без оружия и голодные. Пожалела. А эта своих не пускает…»

Увидел возле калитки старушку, подошел несмело, спросил:

– Скажите, бабушка, где тут можно переночевать? Я заплачу…

– А ты откуда, хлопче? – оглядела она Яшку с ног до головы.

– В Ковель я иду. Брат мой там в госпитале лежит. – И прибавил, чтобы разжалобить старушку: – Его тяжело ранило на фронте…

– Пешком идешь? – уточнила старушка.

– Не, на машине ехали с полковником из Львова. Остановились возле леса, а его этот бу… берд…

– Бандеровцы?

– Ага. Бандеровец ранил. Прямо в живот. Отвезли в больницу. Неизвестно – выздоровеет ли: весь бледный…

«Ну, теперь, наверное, пустит, – мелькнула радостная мысль, – так много рассказал ей; и про полковника и про бандеровца». Яшка думал, что случай с бандеровцем удивит ее, она станет расспрашивать, завяжется разговор. Но старушка ничему не удивилась, а только проговорила:

– Идолы, все стреляют… – и стала смотреть вдоль улицы. Казалось, она совсем забыла о Яшке, и тогда он, потоптавшись, решил напомнить о себе:

– Так вы не знаете?..

– Чего «не знаете»?

– Ну, где переночевать пускают?

– Заходи, милый, заходи. Место перележишь, что ли? Я вот смотрю, внучка моя пошла – и нет. Уж темнеет. Наверное, загостювала, там останется. Ну, ходим, ходим до хаты.

В хате у старушки было чистенько: пол застлан домоткаными половичками, вытканными из разноцветных тесемок, печка подбелена и раскрашена синими цветочками, на челе ее нарисованы два голубка. В горнице свет не горел, да Яшка и не стремился туда. Он присел на табуретку в кухоньке, положил возле себя мешок.

– А ты, хлопче, раздевайся. Мы больше никуда не пойдем, – Она взяла у Яшки из рук шапку и повесила на гвоздь, вбитый в стенку возле двери. – Я зараз вечерю сготовлю.

Напуганный первым отказом, Яшка не скоро освоился. Ему все еще не верилось, что так быстро и хорошо устроился с ночлегом. Только бы не передумала старушка да не выгнала на улицу. Он постарается сидеть тихо и незаметно и даже от «вечери» откажется. В крайнем случае он примостится вот здесь, на уголке стола, и подкрепится своими запасами: сумка не пуста – там, кроме книжки, банка консервов, кусок хлеба.

– Ты что же, спишь уже? – услышал он голос хозяйки. – Умаялся за день. Потерпи, я скоро…

За ужином старушка все выспросила у Яшки и посоветовала ему не торопиться в Ковель. В трех километрах от города в бывшей немецкой экономии стоят какие-то военные, похоже, что госпиталь: солдаты все больше с перевязанными руками ходят, а у некоторых даже головы забинтованы.

– Может, и твой брат там, посмотрел бы. Сказывали, что они из Львова прибыли. Сходи утречком, испыток – не убыток.

Ничего не сказал Яшка, ночью раздумывал, как ему быть: не хотелось зря время терять. И не пойти нельзя – вдруг Андрей рядом. А что же тогда получается – комендант хуже старухи знает, куда перевели госпиталь? Прикидывал Яшка и так и эдак, в конце концов решил сходить в экономию, чтобы потом не думалось.