Текст книги "Ночи и рассветы"
Автор книги: Мицос Александропулос
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 39 страниц)
Приглашенные пришли все вместе, когда уже стемнело. Темнело быстро, фонарей на улице не зажигали, и в распоряжении Мила были пятнадцать часов черной зимней ночи.
Мил встретил их в дверях, радушный и сердечный, но, к удивлению Космаса, выглядел он совсем не празднично и даже не переоделся. «А я-то, – думал Космас, – нацепил ради него галстук и взял у Лиаса единственную новую рубашку…» Комната, куда их привели, тоже имела самый будничный вид – ни праздничного стола, ни общества, ни одного букета цветов. Это была большая квадратная комната. Посередине круглый стол, диваны с мягкими подушками, буфет с вазами и чашками, блюдо с восковыми фруктами, на стенах семейные портреты, – примерно так выглядят гостиные всех двухэтажных богатых провинциальных домов. Недоумение Космаса разделяли и остальные гости.
– Не рано ли мы пришли? – взглянул на часы Вардис.
– Нет, не рано, ровно в назначенные полвосьмого.
– Стало быть, мы точны, как англичане, – заметил председатель районного совета ЭАМ, известный адвокат, бывший депутат парламента от партии либералов.
– Зато англичане…
Начальник милиции собирался сказать, что англичане нарушают свои же правила, но умолк на середине фразы. Он подозревал, что Мил прекрасно знает греческий.
– И гостей других тоже почему-то нет… Сплошные головоломки…
– Чей день рождения мы будем справлять? – поинтересовался мэр.
– Какой-нибудь высокой персоны, – отозвался Вардис. – Хотя черт его знает! Может, хозяин нарочно замутил воду, боялся, что ради него мы не придем! Тоже, конечно, странно!
Обмениваясь с Милом незначительными фразами, Космас старался подать товарищам знак. Мил, разумеется, не знал греческого, но вдруг за дверью кто-нибудь подслушивает? Эта внезапная мысль привела Космаса в смятение.
– Что говорят товарищи? – спросил Мил.
Последнее слово он произнес очень забавно, на ломаном греческом языке.
Все рассмеялись.
– Беспокоятся, не рано ли мы пришли.
– Нет, что вы! – Мил вынул из буфета коробки с сигаретами, спички, пепельницы.
– И еще товарищи удивляются, что не видят остальных гостей.
– А других гостей и не будет! Вчера уже был один тур праздника, сегодня второй – только с вами…
Космас перевел.
– Значит, сегодня у нас эамовский праздник, – пошутил Вардис.
– Совершенно верно, – заявил Мил, – эамовский. Смех развеял напряжение, и Космасу показалось невероятным, что за дверью могут подслушивать. Зачем?
Мил попросил прощения и вышел.
– Будем считать, что одна головоломка решена, – смеялся Вардис. – Но осталась вторая: кого мы сегодня чествуем? Кстати, есть еще одна – где остальные англичане?
– Да будет тебе со своими головоломками. – Добродушному толстяку председателю надоели подозрения. – Какое нам дело до того, кто придет? Мы выполняем долг вежливости. Нас пригласили – мы приняли приглашение. Об остальном позаботится Мил…
И Мил позаботился. Он открыл дверь и пропустил вперед двух итальянцев, которых Космас. знал еще с Астраса. Толстые и румяные, как и подобает поварам, они тащили подносы, переполненные бутылками и закуской.
– Бона сьера, камарадо! – поздоровался Космас.
– О! – обрадовались итальянцы. – Камарадо Космас!
Стол мгновенно заставили блюдами – салаты, сыры, жареные цыплята, мелкая стружка жареного картофеля. Итальянцы ушли и вернулись снова, они поставили подносы на мраморную стойку буфета – на столе ничего больше не помещалось. Потом проворно расставили тарелки и разложили приборы; тот, кто закончил первым, стоял и дружески улыбался Космасу.
– Коме стато?{[87]87
Как поживаешь? (итал.)
[Закрыть]} – спросил его Космас.
– Бене, бене…{[88]88
Хорошо, хорошо… (итал.)
[Закрыть]}
К сожалению, на этом знания Космаса исчерпывались.
– Так ты знаешь и итальянский? – удивился Мил.
– Перед войной я начал его учить и кое-что уже смыслил. Но потом итальянцы пришли к нам оккупантами, я забросил занятия, и в памяти сохранилось только то, что ты слышал. Боюсь, что такая же судьба ожидает и английский…
– Что ты, что ты! – Мил сделал вид, что огорчился. – Но мы договорились не затрагивать сегодня эту тему!
– Да, да…
Они сели за стол, и Мил наполнил бокалы ярким розовым вином.
– Что же пожелать тебе, Мил?
– Нет! Не надо мне ничего желать. Давайте выпьем за греко-британскую дружбу! Пусть наши страны живут в дружбе и согласии, как и раньше.
– Пусть они впредь живут в дружбе и согласии! – воскликнул мэр. – Прекрасный тост, но до него еще не дошла очередь. Сегодня мы празднуем день рождения…
Мил с недоумением посмотрел на Космаса.
– Какой день рождения? – И тотчас засмеялся. – Это все переводчик! С тех пор, как уехал Стелиос, мы уже не раз попадали впросак из-за перевода. День рождения тут ни при чем. Просто-напросто я послезавтра уезжаю, и сегодня у нас прощальный вечер.
– Вот мы и покончили с последней головоломкой, – шепнул Вардис. – Что ж, событие отрадное…
– Ну и хорошо! – поднял бокал председатель. – Давайте выпьем за его здоровье и пожелаем ему доброго пути!
Они выпили залпом, вино было легкое и приятное, словно прохладительный напиток.
– И куда же направляется дорогой Мил? – спросил председатель, подхватывая вилкой салат.
– На родину! Семейные обстоятельства…
– Приятные?
– Приятные! – улыбнулся Мил.
Они выпили из той же бутылки за приятные обстоятельства, которые Мил, однако, не уточнил. «Какое нам дело? – говорил председатель. – Важно, что обстоятельства приятные!» Веселье разгоралось. Космас смотрел на лица своих товарищей, порозовевшие от вина и вкусного ужина, и вдруг внутренне содрогнулся: «Что мы здесь делаем?» У него было такое чувство, будто они совершали что-то очень скверное, чувство вины, смутное, неопределенное. Стало жарко, и мысли еле ворочались, такие же вялые, как и тело, которое постепенно погружалось в приятный наркоз, словно уходило в пышную перину, Космас сделал усилие, чтобы подняться, и вдруг обнаружил, что вялости как не бывало, он по-прежнему владел своим телом.
Вместе со всеми он выпил еще один бокал и про себя решил, что это последний. Мозг снова застыл. По жилам разливалось сладкое оцепенение, под отяжелевшими веками накипали теплые слезы. «Давно не пил, – размышлял Космас. – Ишь как меня разобрало. А на других вон ни капельки не подействовало». Другие с аппетитом закусывали. «Надо и мне!» Космас слегка покопался вилкой в тарелке. Есть не хотелось, хотелось пить. Хотелось чего-нибудь прохладительного. Он попросил воды.
– Не надо, – отсоветовал председатель. – Меня, брат, тоже мучает жажда, но лучше не пить.
– В чем дело? – поинтересовался Мил. – А! Тогда выпьем вот этого, оно утолит жажду…
Он наполнил бокалы белым вином. Оно действительно утолило жажду, но ненадолго. Мимолетная прохлада не погасила, зноя. В комнате стало душно.
– Ух, ну и жарища! – прохрипел председатель, вытирая потный лоб и распуская узел галстука. Лицо у него было красное, глаза сияли доброй улыбкой.
Рядом с председателем сидел мэр, он тоже улыбался и выглядел очень довольным. Начальник милиции и Вардис молчали и переглядывались, словно утомленные спорщики, которые, все уже высказали, не убедили друг друга и считают бесполезным продолжать спор.
– Ну и жара! – Председатель глубоко вздохнул и сразу почувствовал облегчение, как будто пронесся свежий ветерок.
Жара начала спадать. Космас тоже вздохнул и улыбкой ответил на счастливую улыбку сидевшего напротив мэра. Он повернулся к Милу, и тот тоже наградил его улыбкой. Потом Космас увидел, как Мил неверной рукой потянулся к тарелке с крабами, и, наблюдая за медленными, робкими движениями вилки, наперед угадал, что произойдет. И в самом деле дрожащая рука англичанина повисла в воздухе, а потом тяжело упала на тарелку. «Опьянели», – подумал Космас и перевел взгляд на Вардиса, который с закрытыми глазами покачивался на стуле.
В комнате было тихо, в ушах звенело. Сквозь опущенные ресницы – глаза его слипались – Космас увидел Мила, который вставал, опрокидывая на пол тарелки и бокалы.
«Куда ты?» – хотел спросить его Космас, но сам не расслышал своего голоса. Хотел удержать, но рука не послушалась.
Мил, шатаясь, шел к двери. Дверь отворилась, и англичанин рухнул за порог. В коридоре послышались беготня, приглушенные голоса. «Попались!» – мелькнула страшная мысль. Космас сунул руку в карман и нащупал браунинг. Напротив него обеими руками расстегивал кобуру револьвера Вардис…
Через упавшего Мила шагали какие-то люди, комната ощетинилась дулами револьверов. «Попались!» – снова подумал Космас и зажал в руке холодную сталь браунинга. Это отрезвляющее прикосновение вдохнуло в него силы, Космас стиснул зубы и выхватил из кармана револьвер. По другую сторону стола боролся Вардис, чья-то грудь заслонила его, а рука Космаса оказалась в тисках чужих сильных, энергичных пальцев. Он понял, что обезоружен, но не сдался, а, наоборот, упрямо уперся ногами в пол и бросился на врага. Что-то тяжелое ударило его по голове, в глазах засверкали разноцветные лучи. «Попались!» – в третий раз подумал Космас и упал в бездонную темноту.
XIIIТрое эласитов сидели на лавочке у Благовещенского собора на окраине Астипалеи. Они ждали, не появится ли на шоссе машина и не подбросит ли их в деревню Дунаитика километрах в двадцати от города. Ночь была холодная и дождливая. Стена собора и черная стена кипарисов защищали их от дождя и ветра. Время от времени один из бойцов выскакивал на дорогу – посмотреть, не видно ли машины.
Они давно уже ждали и отчаялись дождаться.
– Пошли! – сказал один из них. – Зря время теряем…
Он встал со скамеечки, перепрыгнул через канаву и вышел на дорогу. Там он подождал товарищей, расстегнул шинель, спрятал на груди «томпсон», чтобы не промок. Этот эласит, высокий, широкоплечий парень, был комиссар взвода Фантакас. Он вечером пришел в Астипалею и теперь вместе с двумя своими бойцами возвращался обратно.
Они уже далеко отошли от церкви, когда со стороны города послышался шум мотора. Потом за кипарисами показался свет фар.
– Английская! – почти в один голос сказали трое.
За первой машиной на коротком расстоянии мчалась вторая, фары ее светили тускло, то зажигались, то гасли.
– Две машины! Тем лучше! Больше надежды, что посадят!
И Фантакас вышел на середину дороги.
Сильный свет фар первой машины упал на него, пронизывая густую строчку дождя. Машина приближалась, шофер загудел – он не собирался останавливаться. Однако Фантакас не сдвинулся с места, он стоял, словно высокое дерево, и махал рукой. Машина, не сбавляя скорости, неслась прямо на него; ослепленный фарами Фантакас отпрыгнул к обочине.
– Эх, черти!
Вторая машина с погашенными фарами тоже стрелой пронеслась мимо и обдала его грязью.
– Вот как пальну!
Он поднял «томпсон», но не выстрелил. Вытирая с лица грязь, он вместо пуль послал вслед машинам крепкое ругательство и снова засунул автомат пол шинель.
– Пошли, ребята! Кто знает, что они там везут!..
И трое партизан, ускоряя шаг, пустились в путь под проливным дождем.
* * *
Сорокакилометровая дорога от Астипалеи до центрального шоссе, как и все провинциальные дороги, была в ужасном состоянии. Когда на полях переполняются арыки и дорогу заливает водой, колеса то и дело проваливаются в невидимые глазу ямы, и вся машина сотрясается, того и гляди развалится на части.
При одном из таких толчков Космас очнулся. До этой поры шум и тряска автомобиля долетали до него смутно. Теперь он отчетливо слышал, как скользили по жирной грязи колеса, слышал, как ветер плескал на брезент пригоршни дождя, и чувствовал, как прыгает кузов, как прыгает в кузове его собственное тело. Ноги были ледяными, голова раскалывалась. С каждым ударом о днище кузова эта боль становилась все сильнее. Космас подобрал ноги и попробовал встать.
Чья-то рука торопливо ощупала его грудь и ухватилась за плечо, к уху прильнули чьи-то губы. Рядом с Космасом лежал Вардис.
– Тихо! Не шуми!
Космас еще не разглядел английского солдата, который сидел у другого борта, и не знал, что за грузовиком едет еще одна машина. Вардис очнулся раньше. Он заметил, что свет фар второго автомобиля время от времени попадает к ним в кузов, заметил и англичанина с автоматом. И он придумал, как завершить это путешествие, раньше чем его на свой лад завершат англичане. До того, как их привезут в окружной центр… Вардис не сомневался, что их везут туда в качестве заложников.
– На шоссе мы еще не выехали, – прошептал Вардис. – В первой же деревне надо разоружить солдата. Надо остановить машину.
В нескольких километрах от моста, который они только что проехали, находилась деревня Дунаитика. Там возле самого шоссе стоял клуб, в эту ночь в клубе должна была собраться на праздник молодежь окрестных деревень.
Вардис еще объяснял Космасу детали своего плана, когда кузов грузовика вдруг осветился от яркой и короткой вспышки. Раздался выстрел. Барабанил по брезенту дождь, ревел сильный мотор автомобиля, и выстрел прозвучал как треск сломанной ветки. «Газует!» – подумал Космас, но тотчас уловил терпкий запах пороха и какое-то движение в кузове, чья-то тень шевельнулась и стала подниматься. Окошко кабины разбилось, осколки стекла посыпались прямо на голову. Космас закрыл глаза и услышал второй выстрел. Задняя машина зажгла фары, и кузов осветился. Прямо над головой Космаса во весь рост, с револьвером в руке, стоял начальник милиции. Сзади на корточках сидел председатель районного совета, белый как полотно, с огромными от страха глазами. У его ног, раскинув руки, лежал английский солдат. Фары погасли и снова зажглись. Космас еще раз увидел эту немую, белую, точно мраморное изваяние, картину; ослепленные ярким светом глаза слезились. Он попытался подняться. Рука Вардиса с силой удержала его на месте. С задней машины дали автоматную очередь. Фары погасли, снова воцарилась тишина. И в ту же минуту Космас почувствовал, как на него свалилось чье-то тело, сначала мягкое, потом твердое и тяжелое. Это был начальник милиции. Космас постарался освободиться от нарастающей тяжести, плечо его пропорола острая боль, а рука нащупала теплую, мокрую рану.
Грузовик все мчался. Он ехал, вихляя из стороны в сторону. Космас слышал, как ругался Вардис, тоже пытавшийся сдвинуть тело убитого товарища.
– Как ты там? – спросил Космас. – Я ранен…
– И я! Но боюсь, что худшее еще впереди… Шофер, кажется, тоже ранен.
Не поднимаясь с полу, Вардис стучал по кабине и орал: «Стой!» Машина не останавливалась.
– Только бы добраться до деревни, – сказал Вардис, на ощупь разыскивая автомат убитого англичанина.
…А Космас, чувствуя, как взмокла у него спина, старался выбраться из-под давившего его тела и подползти к окошечку кабины. Внезапно он ощутил необычайную легкость, тяжелое тело вдруг соскользнуло, будто кто-то поднял его сильными руками… Казалось, машина тоже поднимается, взлетает в воздух и падает обратно.
Потом он почувствовал, как в кузов хлынула вода. Ему чудилось, что он скакал в седле, но почему-то повис в воздухе, а лошадь умчалась дальше.
– Падаем! – услышал он издалека голос Вардиса.
* * *
Еще не рассвело, когда Фантакас и его товарищи добрались до того места, где перевернулся английский грузовик. Он съехал с дороги, левые колеса увязли в залитой водой канаве, правые висели в воздухе.
На дороге они нашли английского солдата. Он был мертв. Мертв был и шофер, выброшенный из кабины под вздернутые колеса.
– Это они нас не посадили, – сказал один из партизан. – Посмотрим, что они везли.
Из темного кузова послышались стоны. Спички у партизан намокли. Им пришлось обшарить кузов. Там они обнаружили пять свалившихся в кучу тел.
Бойцы расстелили свои намокшие шинели. Дождь перестал, но темнота еще не рассеялась, и в мутном предрассветном полумраке они так и не разглядели, кто же эти бедняги.
Со стороны деревни, которая была совсем уже близко, послышался шум автомобиля.
– На дорогу! – крикнул Фантакас. – Если не остановится, стреляй по шинам!
Автомобиль остановился, из кабины вышел генерал. Его связной достал электрический фонарик и осветил окровавленные, залитые грязью лица.
XIVНа другой день Астипалея хоронила начальника милиции. Было ясное зимнее утро. Тысячи людей следовали за гробом, и на кладбище еще раз прозвучал героический и скорбный гимн. Когда отгремели выстрелы салюта, последней воинской почести павшему партизану, в воздух взметнулись кулаки, и люди закричали: «Возмездие!» Но кому? Среди официальных лиц за гробом шагал шотландец, преемник Мила. Высокий, в клетчатой юбочке, с печальным лицом.
В военном госпитале Астипалеи консилиум врачей объявил, что мэр и председатель почти не пострадали, майор Вардис выживет, а Космас, по-видимому, продержится всего лишь несколько часов.
– Очень славный был юноша, – слушал Вардис врача, сидевшего у соседней кровати. – И много ему пришлось перестрадать. Весной я ампутировал ему руку без хлороформа, даже не хирургическим ножом. И он ни разу не застонал, крепкое было сердце.
Время от времени он прикладывал трубочку к груди Космаса и слушал слабое биение угасающей жизни. Он предложил Вардису перейти в другую палату.
– Нет! – отказался Вардис. – Я останусь с ним… Я тоже полюбил этого паренька…
– Да, да…
Врач попытался поймать пульс в безжизненном запястье. А потом сквозь горячку Вардис услышал, как он тихо и горько произнес:
Со славой бились вы, со славой пали,
Неустрашимые, вы всюду побеждали,
Невинны вы, коль битву проиграли
Диэй и Криптолей.
И скажут эллины, гордясь страной своей:
«Таких она рождает сыновей!»
И нет для вас хвалы достойней.
Он чуть не плакал.
– Умер? – спросил Вардис.
Врач вздрогнул, прислушался.
– Нет! Бьется мужественное сердце…
Вардис молчал и слушал дыхание раненого – оно то учащалось и напоминало предсмертный хрип, то ослабевало и таяло. Врач тоже молчал.
– Чьи это были стихи? – вдруг спросил Вардис.
Врач опять вздрогнул.
– А, стихи… Одного нашего соотечественника из Александрии…{[89]89
Автор стихов – Константинос Кавафис (1863–1933), известный греческий поэт, живший в Александрии.
[Закрыть]}
Начертаны рукой ахейца в Александрии, в седьмой год царствия Лафира-Птоломея.
«Заговаривается», – с сочувствием подумал Вардис, Лампу в палате не гасили, пока она не догорела сама. На рассвете Вардис проснулся и заметил, что врача нет. Он посмотрел на Космаса, прикрытого одеялом, приподнялся на локтях, прислушался. Космас дышал. «Приснилось, наверно», – подумал Вардис, успокоенно вздохнул и лег.
Зашла Кустандо.
– Где врач? – тихонько спросил он ее.
– Ой! – Кустандо вытерла опухшие от слез глаза. – Врач говорит, может, выживет.
– Что же ты тогда плачешь? Радоваться надо!
Кустандо приподняла одеяло, посмотрела на обескровленное лицо Космаса.
– Ох, неужто пропадет такой молодец! – прошептала она и уткнулась лицом в свой белый передник.
Много дней и ночей бодрствовала в этой палате добрая крестьянка, во второй раз отстаивая жизнь Космаса. Никогда еще не видели ее в слезах. За минувшие годы Кустандо тоже научилась бороться скрепя сердце. Но сегодня показался первый, слабый лучик надежды, и она не удержалась, выбежала в коридор выплакать накопившиеся слезы.
«Это уже слезы радости! – подумал Вардис. – Видно, и на этот раз Космас выкарабкается…»
В эту ночь Космас шагнул назад от смерти, перевалил, еще одну вершину своей маленькой, но скалистой, как Астрас, жизни. Еще много дней он лежал без памяти, но «Кавомалеас»{[90]90
Кавомалеас – опасный для мореходства мыс в южной части Пелопоннеса.
[Закрыть]}, заявил врач, остался уже позади. Впереди спуск, тоже, конечно, опасный, но мы все-таки спустимся – потихоньку-помаленьку… Космасу не привыкать к горным тропам, не в первый раз…»
И, чувствуя за собой вину в том, что в критическую ночь вычеркнул Космаса из жизни, врач счел необходимым пофилософствовать:
– Из всех героев человеческий организм самый упорный и мужественный и не сдается до последнего. Сражается и знает бездну выходов – неизмеримо больше, чем знаем мы, врачи. Вот и теперь мы опять выживем.
– Вопреки предсказаниям врачей, – поддел его Вардис.
Врач язвительно улыбнулся.
– Дорогой друг, вам не стоит острить на наш счет. Из всех категорий населения только учителя и военные не имеют права не уважать врачей.
– Почему же?
– Относительно учителей существует пословица, которая утверждает, что не будь учителей, самыми глупыми оказались бы врачи. Итак, народная мудрость отдала нам некоторое предпочтение. Что же касается военных, то они намеренно добиваются того, что мы, врачи, совершаем только по ошибке!
Врач, торжествуя, удалился, а Вардис с улыбкой вынужден был признать, что старик прав. «Мы убиваем, когда хорошо знаем свое дело, а врачи – наоборот…»
* * *
Четвертого января закончились бои в Афинах. Четвертого января майор Вардис покинул госпиталь. Его полк несколько дней назад передвинулся в Аттику, чтобы прикрыть отступление. У майора еще не спала температура, рана не закрылась, и он сбежал без разрешения врача.
– Ну, будь здоров, – обнял он на прощание Космаса. – Надеюсь, ты тоже скоро поправишься и встанешь на ноги.
– Я тогда прямо к тебе…
– Обязательно.
Пролетело еще несколько дней, и Космас сделал первые шаги по палате. Он чувствовал, как быстро возвращаются к нему силы, словно воды, преодолевшие преграду и с особым рвением продолжающие путь. Каждый день его навещал кто-нибудь из друзей – Леон, Элефтерия, Бубукис, штабные офицеры. Однажды утром дверь отворилась и, низко наклонив голову, через порог шагнул Фантакас, а следом за ним показался еще один посетитель – Фокос.
– Ну что это за беда? – теребил бороду старик. – Ну что за напасть такая? И как это я недоглядел!
Космас смотрел на него с улыбкой.
– Я, конечно, разгадал, что на уме у него недоброе. Я ждал, что он подложит нам под конец свинью.
– Ну и здоров ты врать, старик! – смеялся Фантакас.
– А ты лучше помолчи! Не для тебя эта грамота. Можешь ты прочитать буковки с игольное ушко? То-то! И разобраться в политических тонкостях тоже не можешь! Так что сиди и слушай, что старшие говорят. И помалкивай. Такой верзила, а упустил подлецов из-под самого носа!
Фантакас покраснел и признал свою ошибку.
– Ну ладно, – сказал Космас, – прошляпили мы. Наперед будем умнее.
– Ясное дело, – согласился Фокос. – В политической борьбе такие промахи бывают.
Он встал и обошел палату.
– Ну а как ты себя чувствуешь? Хорошо ли за вами смотрят? Теплое белье дают?
Он ощупал одеяла, простыни.
– Столько добра отпустил я этому госпиталю! Надеюсь, раненые не мерзнут? А рыбу вам дают? Какую?.. Не знаешь? А-а! Никогда не ешь рыбу, если не знаешь, что это за рыба. У рыбы есть особенность: как в море она дается только опытному и толковому рыбаку, так и в кастрюльке или на сковородке она не отдает все свои прелести первому попавшемуся. Учти – рыба зевак не любит, ей подавай ценителя… Но тут, в госпитале, – старик покачал головой, – что за рыбу вам могут подать и кто ее приготовит?
Он вдруг умолк и принял мужественное решение:
– Завтра я принесу тебе рыбу! Запеку ее с оливковым маслом, с лимоном, с зеленью. А может, добуду и осьминога. Но если будет осьминог, то не обойтись и без вина: съесть-то ты его съешь, а переварить не сможешь! Знаешь небось историю…
И Космас услышал забавную историю про маленького и неопытного осьминога, который попал в руки рыбаков и жалуется матери:
– «– Мама, меня поймали!..
– Не бойся, сыночек!
– Мама, меня бьют о камень!
– Не тужи, родимый!
– Мама, меня режут на куски!
– Пусть режут.
– Мама, меня жарят на огне!
– Пусть жарят!
– Мама, они вино пьют!
– Ох, сыночек, теперь уже все пропало!»
Космас не верил, что старик придет, но щедрые обещания возбудили у него аппетит. Ему до смерти хотелось печеной рыбки с лимоном или на худой конец осьминога с вином. И хотя Космас знал наверное, что старик обманет, все же на другой день он с нетерпением оглядывался на скрип двери. Старик, разумеется, не явился.
* * *
Был полдень, вместе с другими выздоравливающими Космас сидел во дворе, когда в чистом и ясном небе появилась цепочка самолетов. По гулу Космас определил, что самолеты летят с грузом.
– Летят как для бомбежки! – сказал он товарищам.
Наивные астипалеоты недоверчиво переглянулись. Они стояли, смотрели на самолеты и рассуждали, что летят они слишком высоко и, конечно, не для обстрела. На улицах толпились беззаботные зеваки. Прикрыв глаза от солнца, они глядели на небо, как вдруг оттуда на них посыпались бомбы.
Потом пролетела еще одна цепочка. Жалкие деревянные домишки и хижины вспыхнули, словно их облили керосином. В госпиталь свозили жертвы – переполнялись палаты, коридоры, двор…
«Надо и мне бежать», – решил Космас и потихоньку, как Вардис, покинул госпиталь.
Город стал неузнаваем: холодный и чужой, с разрушенными домами, с толпами беженцев, которые и день и ночь прибывали из Аттики. Дивизия, кроме штаба и газеты, оставила Астипалею и сражалась с англичанами. Здание, где раньше располагалось командование, занимали теперь беженцы, только на втором этаже несколько комнат сохранились еще за штабом – там командовал Леон. Во время бомбардировки Леона ранило в руку, и теперь он держал ее на перевязи. Дел и хлопот у него было много, и он уже не слишком заботился о своей внешности. Космас застал его в запущенной полуразрушенной комнате, беспокойного, деятельного, энергичного, и ему показалось, что он снова повстречал своего друга по афинскому подполью, скромного Телемаха.
– Может, выпьем кофейку? – поддразнил его Космас.
– Сию минуту, – с готовностью согласился Леон и вытащил из стола кофейник, банку с кофе, спиртовку и алюминиевые стаканчики.
– Все еще целы?
– А как же! Если даже до тюрьмы докатимся, то и там я обеспечу тебя кофе!
– Думаешь, докатимся?
– Ничего невероятного в этом нет. – Леон зажег спиртовку. – Вопреки нашей теории, мы проявили себя крайними идеалистами или что-то в этом роде, я еще как следует не разобрался. А ты что собираешься делать?
– Поеду к Вардису.
– Погоди, ты еще очень слаб. Обожди здесь хоть несколько дней, а там, глядишь, вместе поедем.
