Текст книги "Ночи и рассветы"

Автор книги: Мицос Александропулос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 39 страниц)

– Кто стрелял?

– Да там был настоящий бой. Патруль ЭЛАС задержал грузовик и проткнул ему шины. Грузовик вез цольясов и оружие на Омонию. Наши перехватили.

– Оружие-то они по крайней мере взяли или снова побежали с протестом в полицию? – спросил Спирос.

Янна вошла к ним в комнату. На ней был широкий халат тетушки Ольги, но даже он не мог скрыть полноты. Судя по приметам женщин, родится мальчик…

– Не знаю, чем там кончилось, – сказала Янна. – Мы бросили машину и отправились пешком. Я очень устала, пойду спать…

Едва за Янной закрылась дверь, Спирос вскочил и начал одеваться. За ним встал и Космас.

– Они готовятся, – говорил Спирос, – а мы что делаем?

– Ну, не спят же наши, в конце концов!

Спирос оглянулся и с удивлением посмотрел на Космаса.

– Ты серьезно? Кто же, по твоему мнению, наши, если не мы с тобой?

V

Однажды после обеда в редакцию «Свободы» заглянул Вардис. Его полк и вся дивизия все еще стояли в Астипалее. У майора был трехдневный отпуск, он приехал навестить семью.

– Я еще позавчера заходил, да не застал. Сегодня уезжаю обратно в Астипалею, спешу на поезд. Даже поговорить не успеем…

– Пойдем, провожу!

По дороге Вардис рассказывал о дивизионных новостях. Впрочем, новостей почти не было. За минувшие два месяца в Астипалее ничего не переменилось.

– И потом, наши новости роли не играют. Вот у вас тут дело серьезное… Можешь ты мне объяснить что-нибудь вразумительно? Мда… По правде говоря, я сомневаюсь в этом мирном исходе. Дай бог, конечно, зачем людям проливать кровь… Но одно мне ясно: весь этот шум о гражданской войне – чепуха, пена. Если будет война, то не с Зервасом – его мы прогоним в два счета – и не с этими подонками, которые остались нам от нацистов. Война будет с англичанами, если, разумеется, будет…

– А ты как считаешь – будет?

– Будет. Как дважды два – четыре. Ты помнишь англичанина у нас при штабе? Капитана?

– Мила? Ну как же, помню!

– Стопроцентный негодяй! Мы еще не знаем, на что способен этот субъект! Однажды ночью заявился ко мне на квартиру, велел разбудить и сообщил, что сию секунду в миссию поступила радиограмма. Будто Генеральный штаб ЭЛАС отдал приказ о моем аресте. Сказал, что дело пахнет гражданской войной и руководство ЭЛАС держит на подозрении всех кадровых офицеров… Кроме меня якобы велено арестовать всех батальонных командиров, потому что они тоже кадровые офицеры. Я, понятно, не поверил и сказал, что радист, наверное, ошибся, что никакая опасность мне не угрожает и покровительства я у него не прошу… На другой день пришел снова, поздоровался, как лучший друг, сказал, что радист действительно ошибся, и опять намекнул, что кадровые офицеры ЭЛАС скоро подвергнутся репрессиям и что англичане всегда готовы прийти мне на помощь. Через неделю он то же самое говорил командиру первого батальона… А вчера я встретил одного знакомого, он служит в Патрах, в двенадцатом полку. С ним тоже беседовали англичане. Так что сам видишь, дело не случайное, они работают с расчетом…

На Ларисском вокзале царило большое оживление, среди пассажиров было много партизан и офицеров ЭЛАС. Одни приезжали в Афины, другие возвращались в свои части. Кроме молоденьких офицеров, напоминавших Леона, одеты все они были бедно – в старые, пестрые, залатанные мундиры.

– Я часто думаю об этих ребятах, – сказал Вардис. – Партизанская война была большой школой и для бойцов, и для офицеров. Школой, в которой ученики и учителя все время менялись местами, потому что у каждого было чему научить другого… И каждый хотел научить другого, это очень важно! Чтобы это понять, надо послужить в армии. Тяжко думать, что придется вернуться к старым армейским нравам и обычаям. Не знаю, понимаешь ли ты меня…

– Понимаю…

– Понимать-то, конечно, понимаешь, но вот почувствовать… Ну ладно. Я хотел сказать, что очень беспокоюсь за этих ребят. Они так мечтали и так верили в свою мечту…

Они замолчали, глядя, как на перроне строился, готовясь к посадке, партизанский взвод. На путях показался поезд.

– Почему ты так говоришь? – спросил Космас. – События нагнали пессимизм?

– Пессимизм? Нет. Я уверен, что армия выполнит всё, что от нее потребуют. Но что от нее потребуют? И потребуют ли что-нибудь вообще? Как военный, я утверждаю, что в наших руках большая сила. Но обстановка сейчас сложнейшая, и мы не знаем, что делать… Я имею в виду не эту дилемму, будет война или нет. В конце концов, военному это знать не обязательно. Но военный обязательно должен знать, что ему делать, если придется воевать. Он должен иметь об этом ясное представление и свести до минимума возможные неожиданности. Ну, а что знаю, скажем, я или наш генерал? Немногим больше, чем любой из этих бойцов. Чего ты улыбаешься? Думаешь, преувеличиваю?

Поезд подошел к платформе, и пассажиры бросились занимать места. Лейтенант, попутчик Вардиса, уже устроился и звал майора к себе.

Вардис протянул Космасу руку.

– Будем надеяться, что все обойдется. Ну, дружище, до скорого свидания!

– Где?

– Дай бог, чтоб в мирных Афинах. Это было бы лучше всего. А там кто знает… Может, снова в Астипалее… Может, на Астрасе…

Они еще раз пожали друг другу руки. Из окон махали пилотками незнакомые партизаны.

– Добрый путь, ребята! До скорой встречи!..

* * *

Космас возвращался той же дорогой. По улице Святого Константина навстречу ему с ревом спускался большой черный лимузин. Из окон торопливые руки выбрасывали пачки белых листовок: «Да здравствует король!», «Коммунисты сбросили маску. Нация в опасности!», «Вернем исконные земли – Софию, Эпир, Сербскую Македонию!»

Космас побежал в редакцию.

– Знаешь новости? – крикнул ему Спирос. – Наши министры покинули правительство. Завтра все Афины выйдут на демонстрацию… Забирай-ка вот это и спускайся в типографию. Нужно напечатать листовки! Спать, конечно, не придется…

В подвале, обливаясь потом, работали наборщики. У входа дежурил патруль. Космас сидел за корректорским столиком и наблюдал за тенями работающих, неутомимо мелькавшими по стенам и низкому потолку. Он вспоминал далекую ночь оккупации. Спирос, Янна, наборщица бабушка Агнула и Космас – четверо подпольщиков, а кругом город, темный, замученный, порабощенный. То же нетерпение, тот же упрямый порыв перед днем большого выступления. И тот же девиз: «Свобода или смерть!» Но сейчас у входа стоят, не таясь, вооруженные часовые, работает электропресс, его трескотня беспрепятственно вылетает на улицу. По городу ходят патрули, существует комендатура ЭЛАС. ЭАМ занимает крупное здание в самом центре Афин, а по всей Греции насчитывается восемьдесят тысяч отважных бойцов – армия, за плечами у которой опыт трехлетней суровой борьбы. Другие теперь времена…

На рассвете Космас поднялся в редакцию. Спирос дремал, уронив голову на бумаги. Едва скрипнула дверь, он встрепенулся.

– Как там дела, Космас? Мне приснилось, что демонстрация уже началась, а у нас всего десять листовок. Может, и в самом деле?

– Приснилось… На самом деле ребята кончают.

– Браво! – Спирос потирал руки, чтобы согреться. – Хорошо бы выпить кофейку, но увы!.. Закуривай!

Он зажег сигарету и глубоко затянулся.

– Небось даже не вздремнул?

– И желания не было. Все идет хорошо, вот только не знаю, как быть с Янной.

– А что с Янной?

– Думаю, что в ее положении нельзя сегодня выходить на улицу.

– Так-то оно так… Но неужели ты всерьез надеешься, что она усидит дома? Вот что я советую: самое мудрое решение – взять ее с собой, по крайней мере с нами, на глазах… Беги-ка ты за ней домой! А?

Космас надел пальто.

На улице его обдало холодным ветром. Космас остановился в дверях, плотнее запахнул полы. Небо над площадью еле заметно светлело.

– Который час? – спросил он у часового, молодого парня в толстой шинели.

– Полпятого.

– А какой сегодня день? Парень улыбнулся.

– Воскресенье. Третье декабря.

Космас угостил его сигаретой, они закурили, и Космас, подгоняемый ветром, зашагал вниз по улице.

VI

«Когда народу угрожает тирания, он должен выбирать – цепи или оружие». Этот гигантский плакат протянулся во всю ширину улицы, его несут в голове колонны.

– Будь проклята Англия! – крикнул седобородый старик.

Его остановили. Подбежали парни, которые годились ему во внуки, и потребовали не оскорблять союзников, чтобы не накликать беды.

– Ах, ребята, ребята! Поверьте старику…

С Пирейской улицы послышались возгласы:

– Долой убийцу Скоби!

Кричали пирейцы. Несколько часов назад, когда в красных облаках над Гиметом вставало воскресное утро и колонны пирейцев направились к Афинам, со стороны Руфа на них, словно поток дегтя, обрушились колониальные войска, они орудовали дубинками и метили в головы. Пирейцы добрались до Афин с синяками на лицах, с окровавленными платками на головах, в разорванной в клочья одежде. Они не хотели слушать никаких уговоров.

«Спокойно! Спокойно!» – убеждали их афиняне. «Спокойно!» – твердил Космас, а сам вспоминал свой спор с Милом на Астрасе. Он тогда говорил Милу, что Греция воевала не для того, чтобы англичане накинули на нее узду, а Мил удивлялся: «Ты думаешь, наша империя вынесла эту жестокую войну, чтобы потерять Средиземноморье? Это совершенно исключено. Лучше всего найти компромиссное решение…» Компромиссное решение-они упорно добивались его, используя любые средства, опираясь на многовековой опыт своей вероломной политики, и в конце концов добились. Соглашения были подписаны, и народ не требовал сегодня ничего, кроме соблюдения этих соглашений.

«А когда-то мы еще раздумывали, пойти ли на них!» – думал Космас.

Подавляя голос рассудка и справедливую ненависть, заставляя себя забыть о горьком опыте истории, о свежих ранах, о разбитых этим утром головах, народ вышел на демонстрацию безоружным. Он требовал соблюдения соглашений.

* * *

На Университетскую вливалась новая колонна демонстрантов из Эксархии. Над колонной возвышалось величественное панно – женщина в черном медленно плыла над толпой, суровая и внушительная, как византийский иконостас. Космас был поглощен этим зрелищем и не понял, что именно к нему обращалась невысокая круглолицая женщина из соседней колонны. Она пробиралась через спрессованные ряды и махала ему рукой:

– Василакис! Василакис!

Женщина была уже совсем близко. Вот она коснулась его пустого рукава…

– О! Простите! Я обозналась!

Она смущенно улыбнулась, повернулась обратно, но снова оглянулась.

– Разве ты не Василакис?

Первой ее узнала Янна:

– Госпожа Афина!

– Они! Ну конечно они! Ох, родные мои! – Она обняла их, взволнованная, растроганная. Потом увидела Спироса: – Ах, и господин Такис тоже здесь! – И огляделась: может быть, есть еще кто-нибудь из знакомых…

– Как поживаете, госпожа Афина?

– Хорошо! Ах, дети мои, как я рада…

Они тоже обрадовались этой встрече. Госпожа Афина была для них хорошей соседкой, очень хорошей, – ведь именно она подняла крик об аресте Космаса и тем самым спасла остальных. Но догадывалась ли она раньше, что за люди ее соседи?

– А как же?! – Госпожа Афина тоже охрипла от крика. – Что в доме у вас была типография, мы, конечно, не знали. Откуда нам это знать? Не буду греха брать на душу – не знали. Но что творится у вас что-то неладное, догадывались… И сыновья, и муж…

Госпожа Афина умолкла и огляделась по сторонам.

– Я здесь, Афина! – послышался сильный бас, и Космас увидел высокого улыбающегося мужчину, мужа госпожи Афины, с которым они тогда так и не познакомились.

Госпожа Афина представила его своим друзьям.

– Я уж и сам вас узнал, – добродушно смеялся ее муж, протягивая им крепкую, мускулистую руку. – Меня зовут Пантелис!

– А меня Космас!.. Это мое настоящее имя, а Василакис…

– И об этом мы тоже подозревали, – лукаво улыбалась госпожа Афина.

– Жаль, не знали мы тогда, что у нас такие славные соседи! А как там наш дом?

– Заходите, обязательно заходите! В вашем доме живет теперь другая семья, но вы прямо к нам…

– Заглядывайте, – радушно приглашал Пантелис.

Госпожа Афина подхватила Янну под руку, и они зашептались, по очереди подставляя друг дружке ухо. Космас уловил, что госпожа Афина интересовалась «месяцем», и, чтобы не мешать им, повернулся к Спиросу. Тот стоял на цыпочках и радостно улыбался.

– Посмотри! Ты только посмотри, что там творится!

Вот и поворот. Еле-еле продвигаясь, подталкивая друг друга, они подходили к площади Конституции. На какое-то мгновение стало свободнее, они облегченно вздохнули. Но впереди, где ожидали ранее подошедшие колонны, люди стояли, тесно прижавшись друг к другу, и новые колонны тоже прижимались к ним, чтобы дать место остальным, которые все прибывали и прибывали. Гул песен, криков и громкоговорителей поднимался к низким облакам и грохотал, как раскаты грома. От одного только взгляда на пенящуюся плакатами площадь кружилась голова. Шум оглушал и ошеломлял.

– Пантелис! – услышал Космас беспокойный голос госпожи Афины.

Пантелис не слышал, его занесло далеко вперед. Госпожа Афина снова окликнула его и стала протискиваться поближе. Космас хотел успокоить ее, но вдруг почувствовал, как Янна повисла на его руке. Она была бледна и еле держалась на ногах. Космас осторожно обнял ее за талию и ощутил ее отяжелевшее тело.

– Давай отведем ее к тротуару, – предложил Спирос, он поддержал Янну с другой стороны.

Они стали пробираться к тротуару, какая-то женщина слегка похлопала Янну по щекам, чтобы привести ее в чувство; демонстранты расступались, давая им дорогу. Они еще ничего не слышали, когда людская волна накатилась на них и еще плотнее сжала ряды. Космас старался устоять против течения и заслонить собой Янну, он оглянулся назад и увидел взметнувшиеся руки госпожи Афины. Потом послышались сдавленные крики, за этими криками привычный слух различил сухой треск пулемета.

– Стреляют! – крикнул Космас Спиросу.

Обернувшись, он столкнулся лбом с каким-то незнакомым мужчиной и увидел вплотную возле своих глаз его белые от ужаса глаза.

Накатила новая волна, она вынесла их на тротуар и с размаху швырнула на стену. Сзади не смолкали крики, на мостовой падали демонстранты; их смутные очертания скользили и наплывали друг на друга.

Снова застрочил пулемет, и первым, кого отчетливо увидел Космас, был белобородый дед – он тоже бежал к стене. В нескольких шагах от тротуара он остановился, упал на колени и, опершись руками, лег на мостовую мягко и бесшумно, словно на кровать. Янна смотрела на него выкатившимися глазами и что-то кричала. Космас закрыл ее глаза рукой. На щеке у Спироса он увидел кровь.

– Да, обожгло, – пробормотал Спирос, ощупывая щеку. – Нужно отходить назад. Здесь они всех нас перестреляют. Назад, не отставайте!

Какой-то юноша, вскарабкавшись на окно, кричал в рупор:

– Смерть предателям!

Космас потянул его за ногу.

– Рупором все равно не убьешь, молодой человек, – сказал Спирос. – Покричи-ка лучше, чтобы отступали назад, но не скопом, постепенно, без паники…

Парень поднял рупор, но его голос потонул в страшном реве – очень низко, над самыми крышами домов, пролетали самолеты. Одна тройка… вторая… третья… Самолеты уносились и возвращались, набирая высоту и падая вниз, прямо на людей. Спускаясь, они оглушали воем сирен, поднимаясь, открывали в воздух бешеный пулеметный огонь. Люди падали на землю, закрывали глаза; голосили женщины, плакали дети – безоружный и беззащитный народ, открытый огню и смерти, море беспомощных существ.

Из-за дворца показались бронемашины, тяжелые танки «Уинстон Черчилль». С высоких башен, мрачные и непроницаемые, смотрели на народ солдаты колониальных войск, невежественные, послушные тирании рабы; стреляя в воздух, они соскакивали с бронемашин, оттаскивали в сторону убитых и раненых и окровавленными руками расчищали путь для тирании…

Бронемашины двигались вниз по улице, мостовая трещала и оседала под тяжелыми гусеницами. Из башенок строчили пулеметы…

* * *

Самолеты кружат над городом, пикируют на улицы и площади; бронемашины бороздят мостовые и разгоняют народ. Главнокомандующий генерал Скоби публикует приказы – в Афинах и Пирее объявлено военное положение, военные трибуналы подвергнут суровому наказанию всех нарушителей порядка. ЭЛАС должен сдать оружие. И население тоже.

На здании, где расположен Центральный комитет ЭАМ, над фигурой бородатого партизана, обозревающего площадь Клауфмона, появился огромный плакат: «Когда народу угрожает тирания, он должен выбирать – цепи или оружие!» Цепи были отвергнуты, оружие еще не появилось.

Поздно вечером Космас зашел в редакцию. У входа в типографию усиленный патруль. Спирос читает коммюнике ЭАМ, которое пойдет в завтрашний номер. «…Мы надеемся, что правительства союзных держав, а также само британское правительство осудят грозящие опасными последствиями, безответственные действия господ Липера и Скоби. Долой правительство военных преступников! Мы требуем немедленно сформировать правительство истинного национального единства – без военных преступников, без предателей, без убийц!..»

– Будь на то моя воля, – сказал один из редакторов, с перевязанной рукой, – ничего этого я бы не давал и выпустил бы газету немедленно с одной только фразой: «Граждане Афин, вся Греция – в бой!» И ни слова больше.

Редактор был стар и дрожал от нервного возбуждения.

– Посмотрим… Еще рано, – говорили другие. – Есть надежда, что после всех этих событий правительство наконец подаст в отставку. Сколько крови у него на совести…

Редактора эти ответы не убедили. Но возражать он не стал. Может быть, потому что сам хотел верить в мирный исход и желал, чтобы его недобрые предчувствия оказались напрасными.

VII

На другой день распространился слух, что правительство ушло в отставку.

Был понедельник, город проснулся без обычного шума и оживления – магазины закрыты; словно деревенские кладбища, пустуют рынки и торговые ряды. По Университетской, где еще не высохла пролитая вчера кровь, идет за катафалками народ. Впереди траурные знамена, девушки несут венки. Сколько часов длится это шествие? Из толпы шлют проклятия убийцам. На плошади Конституции народ падает на колени, поет гимн в честь погибших героев. Воздух тяжкий и струится так же медленно, как скорбная мелодия… Снова появляются самолеты, снова чертят грозные, сердитые круги в спокойном фиалковом небе. На перекрестках ожидают танки «Уинстон Черчилль» и бронемашины. Народ провожает в последний путь вчерашние жертвы – снова мирный, безоружный, не прикрываемый ни самолетами, ни танками, ни пулеметами.

– Не исключено, что редакции придется переселиться, – сказал на обратном пути Спирос. – Нужно быть наготове.

Они уже спустились к Омонии, как вдруг услышали взрывы и пулеметные очереди. На улице Афины они снова увидели повторение вчерашнего: прижимаясь к стенам, по тротуарам бежали согнувшиеся люди, вдогонку им строчили пулеметы и разрывались гранаты. Из гостиниц, где уже третий месяц засели террористы, обстреливали безоружных, возвращавшихся с кладбища афинян.

– Оружие! – кричали на углу. – Смерть убийцам!

* * *

В Центральном комитете ЭАМ шла пресс-конференция для иностранных журналистов.

В переполненном корреспондентами зале вспыхивали и гасли блицы, не смолкали шутки и смех, – все здесь убеждало, что события двух последних дней и двести свежих могил на кладбище не так уж страшны и трагичны, как кажется. Из любого положения можно найти выход, найдут его и теперь. Антифашистская война продолжается, фашизм еще сопротивляется и может преподнести бог знает какие сюрпризы… И разве можно, чтобы в стране-победительнице, между союзниками…

– Именно поэтому, – говорил из президиума мужчина с мягким и добрым лицом. Голос у него тоже был очень мягкий, глубокий, искренний и заметно усталый. – Вы знаете, что именно поэтому мы согласились даже на ливанские условия, мы верили и продолжаем верить в антифашистскую солидарность союзников. Мы глубоко верим в сознательность, в силу и твердость народа. Мы верим…

– До сих пор, – услышал Космас разговор двух английских журналистов, – я думал, что коммунисты фанатичные поклонники войны, теперь я начинаю думать, что они поклонники мира…

– Как бы то ни было, все равно фанатики, – не отрываясь от заметок, засмеялся второй собеседник.

– …Мы хотим обеспечить мир и спокойствие, – продолжает мягкий и тихий голос, – и новую Грецию мы хотим построить мирными средствами. Мы знаем, что наши противники, сотрудничавшие и все еще сотрудничающие с нацистами, провоцируют теперь английских союзников на то, чтобы подавить волю греческого народа. ЭАМ хочет избежать вооруженного столкновения…

– Почему же тогда сегодня утром ваши сторонники кричали на кладбище: «Возмездие! Возмездие!..»? – вызывающе спросил один из англичан.

Зал встретил его вопрос горьким, саркастическим смехом.

– Это было на кладбище, – послышался из президиума другой, строгий голос. – Мы хоронили наших товарищей! Что же, по вашему мнению, мы должны были кричать? Чтобы и нас тоже перестреляли?

Смех в зале стал еще язвительнее, но журналист, задавший вопрос, нисколько не смутился.

– Вы прекрасно знаете, – продолжал объяснять тихий голос, – если бы нами руководило стремление к возмездию, мы давно бы его совершили. ЭАМ имел полную, возможность прийти к власти, но он этого не сделал. Он призывал и призывает все патриотические силы страны к единению.

– Один вопрос! – крикнули из зала.

– Пожалуйста!

– Если будет составлено новое правительство, войдут ли в него представители ЭАМ?

– Мы всеми средствами поддержим правительство, которое возьмется осуществить достигнутые соглашения, настоящее правительство национального единства.

– Верите ли вы, что после вчерашних событий такое правительство может быть сформировано?

На этот вопрос ответили не сразу, судя по выражению лиц, многие члены президиума разделяли скептицизм иностранного журналиста.

– Не следует считать такую возможность нереальной, – последовал наконец ответ. – Нужно надеяться и всемерно содействовать этому, иначе кровопролитие неизбежно… Мы верим, что правительство союзных держав, а также правительство Великобритании подвергнут осуждению вчерашние и сегодняшние действия господ Скоби и Липера…

– Как вы расцениваете сегодняшнее известие об отставке? – Космас узнал голос Стелиоса, он задавал вопрос по-гречески. – Верите ли вы, что правительство действительно ушло в отставку? А вдруг это маневр, рассчитанный на то, чтобы выиграть время и заручиться поддержкой англичан?

– Это выяснится очень скоро, но мы надеемся на первое, мы надеемся, что эти люди, хоть и поздно, все же осознают свою тяжелую вину и ответственность. Пусть убийцы уйдут! Хватит крови!

– Спасибо!

Журналисты поднялись со своих мест.

– Напишите правду в своих газетах! – послышался суровый бас из глубины президиума. – Греческий народ рассчитывает на поддержку зарубежной прессы. Он хочет мира и спокойствия. Политическая борьба мирными средствами – вот наш лозунг. Мы не хотим кровопролития, которое пытаются нам навязать!..

Космас подождал Стелиоса у дверей.

– Мы только что говорили о тебе, – обрадовался Стелиос. – Если хочешь, приходи сегодня в «Гранд-Британию», на пресс-конференцию лидеров-националистов.

– Приду! Еще бы!..

– Тогда пошли с нами, одному тебе будет небезопасно.

Стелиос познакомил Космаса с тремя журналистами, которые ждали их в машине. Все трое были корреспондентами американских газет и придерживались весьма несхожих политических убеждений, что, однако, не мешало их полному единодушию в греческом вопросе и в вопросах войны вообще. Это были молодые ребята, чуть постарше Стелиоса, они ненавидели фашизм и прекрасно понимали, кто в Греции обидчик, а кто обиженный.

В гостинице они узнали последнюю новость: правительство решило не уходить в отставку.

– Ого! Мы угадали! – смеялись журналисты. – Они проверяли, сильна ли английская поддержка. Наверно, убедились, что сильна, получили, что желали, и надумали остаться…

– Теперь – хотите или нет – войны не миновать, – сказал Космасу Стелиос. – Англичане не упустят такого случая.

– Случая? – переспросил кто-то из коллег Стелиоса. – Какой там случай? Все рассчитано, подгадано… Погодите-ка…

В глубине коридора он увидел кого-то из знакомых и перехватил его, прежде чем тот успел войти в одну из дверей. Это был пожилой высокий мужчина с осанкой спортсмена, по-видимому, тоже журналист – на его жирной груди покачивался фотоаппарат с большой лампой. Стелиос шепнул Космасу, что это англичанин – фотожурналист и агент секретной службы.

– Никто не знает, какой из этих двух грехов больше отягощает его совесть, если она вообще у него есть и если этого гиганта можно хоть чем-нибудь отяготить…

Американец возвращался к ним бегом.

– Можете писать, на эту новость я монополии не объявляю: Черчилль телеграфировал Липеру и запретил отставку греческого премьера. Он не согласен на формирование нового правительства. Липеру поручено накачать лидеров других партий, кроме ЭАМ, и добиться, чтобы они своим личным участием поддержали правительство…

Открытие пресс-конференции задержалось. Телеграмма английского премьера застала лидеров врасплох: они всего несколько часов назад тоже подали в отставку и теперь сами не знали, кто они – министры или нет? Все пять лидеров находились в гостинице, но не показывались журналистам на глаза.

Журналисты нашли ситуацию очень комичной и развлекались.

– Надо в конце концов выманить этих мышат из норы! Куда они запропастились?

Пробиться, к лидерам они сумели только к ночи. Короткая пресс-конференция состоялась в салоне на втором этаже.

Пятеро лидеров встретили корреспондентов стоя. Это, как комментировали потом газеты, было продиктовано двумя причинами. Во-первых, чтобы беседа не затянулась, а во-вторых… Вторая причина была глубже. Салон второго этажа не предназначался для пресс-конференции, и там не оказалось стола, за которым могли бы сесть все пятеро. Рассаживаться врозь лидеры не хотели, дабы у журналистов не возникло превратных представлений об иерархии в руководящей пятерке. Иерархии не существовало, все были равны.

Корреспонденты прежде всего поинтересовались, остаются ли лидеры партии в правительстве после телеграммы господина Черчилля.

– Разумеется! Национальная партия никогда не покидала поля боя до конца сражения!

– Как проявила себя ваша партия в период оккупации?

– Тогда партии еще не существовало.

– Каковы сейчас намерения правительства? – спросил Стелиос. – Будет ли политика правительства исходить из ливанских соглашений?

– Ливанские соглашения нарушил ЭАМ. Ничего более определенного от имени правительства мы сказать не можем. Несомненно одно: сила закона будет восстановлена и укреплена, сопротивление закону будет наказано.

– Но ЭАМ – ваше национальное Сопротивление! – крикнул кто-то из глубины зала.

– Бывает сопротивление врагу и бывает сопротивление закону, – сказал высокий лысый мужчина с аристократической осанкой. – Первое мы чтим, второе мы покараем.

– Кто это? – спросил Космас Стелиоса.

– Марантис. Претендует на кресло премьера.

– На кого ваша партия возлагает ответственность за вчерашние и сегодняшние события?

Один из лидеров заявил, что это не просто события, а начало гражданской войны.

– Война уже началась и завершится только подавлением и строгим наказанием бунтовщиков. На этот счет не должно быть никаких иллюзий. Так называемые события начались с того, что бунтовщики осадили дом господина премьер-министра. Пулеметы находились на страже закона и порядка, они обороняли, а не нападали.

Космас наклонился к Стелиосу и попросил его задать вопрос, но в этот момент приблизительно то же самое спросил корреспондент английской рабочей газеты:

– Если это так, то чем вы объясните следующие обстоятельства? Первое: если демонстранты атаковали резиденцию премьера, почему не пострадал ни один из полицейских, им не нанесли ни одной царапины? Во-вторых, почему произошло сегодняшнее нападение на демонстрантов? Сегодняшние жертвы даже превзошли вчерашние. В-третьих, почему правительство хотя бы теперь, со значительным опозданием, не вступает в переговоры с ЭАМ, не изыскивает компромиссного решения?

– Государство не может идти на компромиссы, – парировал Марантис. – Государство следует по пути закона. Требования ЭАМ неприемлемы, ибо они антиконституционны. Мы никогда на них не согласимся. ЭАМ требует учредить временный орган, заменяющий королевскую власть. Учреждение этого органа противоречит конституции. Согласно статье 97-й ныне действующей конституции любой орган, заменяющий королевскую власть, может быть утвержден только принятием специального закона. Закон считается принятым, если за него проголосовал парламент и если его утвердил его величество король. Парламента сейчас не существует, а станет ли король учреждать заменяющий его орган?

Доводы Марантиса произвели впечатление.

– Если же король, – продолжал Марантис, – согласится передать свою власть другому органу, он поступит антиконституционно!

– Господин министр, – улыбаясь, сказал один из журналистов, – насколько мне известно, в 1936 году греческий король распустил парламент и установил диктатуру. Так что ему не в первый раз придется нарушать конституцию. Что же касается политических кругов, то в 1936 году они не выдвигали никаких возражений. Почему сейчас вы так непоколебимо стоите на страже конституции, не считаясь с тем, что это чисто формальное нарушение может предотвратить гражданскую войну, которая нанесет вашей стране большой ущерб?

– Мы учимся на ошибках прошлого! – поспешно ответил Марантис.

Журналисты рассмеялись. Стелиос повернулся к Космасу:

– Для меня уже все ясно, как белый день. Этот господин будет премьером. Черчилль быстро его оценит. Что ж, только он, кажется, и сумеет заменить нынешнего премьера.

Пятеро лидеров покидали зал.

– Еще один вопрос! – крикнул американец. – Какой пост согласно греческой конституции занимают в Греции господа Черчилль и Липер, которые назначают и распускают правительство?

Журналисты, в большинстве своем молодежь, с хохотом разбегались по коридору. Стелиос беседовал с кем-то из своих знакомых, Космас ожидал его в сторонке.

Кто-то взял его за локоть. Космас оглянулся и увидел незнакомое лицо, украшенное черными усиками.

– Задержитесь на минутку! – тихо сказал незнакомец.

– А кто вы такой?

– Это ты нам сейчас объяснишь, кто ты такой!

Справа и слева выросли еще двое. Космас оглянулся – сзади еще один. Но этого Космас узнал – Зойопулос.

– Сюда! Все сюда! – закричал по-английски Космас. – Это преступник! Он сотрудничал с немцами!

Сбежались корреспонденты, засверкали блицы. Встревоженные шумом, появились английские военные. Стелиос, трое американцев и один англичанин, молодой журналист с рыжей бородой и богатырскими плечами, взяли Космаса под свою защиту.