Текст книги "Ночи и рассветы"
Автор книги: Мицос Александропулос
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц)
Космас вышел и запер за собой дверь. На лестнице он столкнулся с Джери.
– Стой! Куда ты? Сегодня день великого испытания!
Космас вздрогнул. Приди Джери двумя минутами раньше…
– В чем дело? Какое испытание?
– Только что мне звонил Аполлон. Выступление назначено на сегодня. Мы все идем в университет.
– А я тут при чем? Ведь я не студент!
– Не городи ерунду! Это решительный день, и мы должны выступить единым фронтом. Пойдем, тебе нужно одеться.
– Куда?
– К тебе, переоденься.
Космас объяснил, что у него все равно больше нечего надеть, – и если он пойдет, то пойдет так.
– Но так нельзя! Внешний вид имеет большое значение. А так ты смахиваешь на пролетария, и если наши примут тебя за коммуниста, то тебе несдобровать. Пойдем ко мне, я дам тебе галстук.
Они стояли на уровне окна. Если бы Джери посмотрел в ту сторону, он мог бы увидеть англичанина. Космас решил не испытывать судьбу и безропотно последовал за Джери.
По дороге к университету Джери сообщил ему о плане действий. Немцы закрыли было университет, но теперь решили снова его открыть, и сегодня там начинаются занятия. По этому случаю совет постановил провести боевое выступление национальных сил. Рассчитывали, что придет человек сто, а коммунистов в университете не больше пятидесяти – шестидесяти.
– Задача состоит в том, – говорил Джери, – чтобы в первый же день показать мощь национальной партии. Это должно повлиять на нейтральную массу, которая составляет большинство, но кучка коммунистов своей демагогией и фанатизмом сумела увлечь ее за собой. Объявили национальную борьбу своей монополией, спекулируют на патриотизме, ни с кем другим не считаются. Пора положить этому конец, пора поставить все на свои места. Достаточно посмотреть на них, чтобы понять, что это за люди! Заросшие щетиной, без галстуков, одежда мятая, обтрепанная – человеческое отребье. Часть беспартийных студентов запугана, остальные махнули рукой и подписывают все, что им ни подсунут. Университет стал рассадником красной заразы! Но стоит нейтральным почувствовать нашу силу, и они перейдут к нам. От коммунистов мы оставим мокрое место. Аполлон решил дать им бой, и он прав. Хорошее начало – залог победы.
– Что за человек этот Аполлон? – спросил Космас.
– Он тебе понравился?
– Да, он производит хорошее впечатление.
– Аполлон рожден быть вождем. Он дьявольски умен. И кроме того, красив, а ум и красота…
И он рассказал, что Аполлон сын генерала Доксатоса, легендарного героя албанской эпопеи {[45]45
Итало-греческая война, начавшаяся в 1940 году, велась на, территории Албании.
[Закрыть]}. В восемнадцать лет добровольцем ушел на албанский фронт, был ранен и награжден орденом Отваги. Сейчас учится на медицинском факультете, учится превосходно, но жаль, что тратит себя на медицину, в социальных науках он мог бы добиться большего. А его скульптуры…
– Ты только взгляни на его руки! Этим рукам послушна глина, но они умеют и сжиматься в кулак. Аполлон боксер. Драки с коммунистами для него детские игрушки. Единственный его недостаток – отсутствие политической гибкости, слишком уж привержен старине, принципам прошлого века. Сейчас они безнадежно устарели, следовать им – политическое самоубийство. К счастью, Аполлон очень энергичен, и это компенсирует его недостатки.
Тут Космас осведомился о Спилиадисе.
– Голова! Хотя, конечно, не Аполлон! Мягкотелый немножко, но коммунистов ненавидит, и это его выручает.
Они вышли на Университетскую. Площадь была пуста. Джери сказал, что сбор во дворе и на улице Синаса, в зале юридического факультета. Битва развернется на двух фронтах – в амфитеатре центрального здания и у юристов.
* * *
Едва они спустились по ступенькам к статуе Григория V, как услышали гул, доносившийся со двора. Джери схватил Космаса за руку.
– Слышишь? Это они!
Космас растерялся. Он совершенно не представлял, какую роль в этой истории придется играть ему. Джери прильнул к решетке, стараясь разглядеть своих друзей, становился на цыпочки, пытался просунуть голову сквозь железные прутья и наконец разочарованно повернулся к Космасу:
– В чем дело? Я никого не вижу!
Космас тоже заглянул во двор. Он увидел студентов, юношей и девушек, которые группами гуляли перед зданием и оживленно разговаривали. Как видно, они ждали начала занятий.
– Нет, ты посмотри на их морды! – услышал он позади голос Джери. – Не университет, а пролетарская пивнушка! – Нервно покусывая губы, он поглядывал то во двор, то на улицу Академии.
– Может быть, они уже в здании? – машинально спросил Космас.
– Пошли.
Джери махнул рукой и направился к входу. Но возле двери остановился и пропустил вперед Космаса.
– Сначала ты. Меня здесь знают.
Космас вошел и услышал за своей спиной чей-то оклик:
– Ваше удостоверение, коллега!
Голос звучал иронически. Космас оглянулся и понял, что окликнули не его, а Джери. Космас инстинктивно сделал несколько шагов вперед и снова обернулся. Джери доказывал, что никто не имеет права его останавливать. Тогда подбежал еще один студент:
– Да он из коммерческого. Я его знаю, черносотенец…
Несколько студентов столпились у двери. Один из них усмехнулся:
– Молодчики Доксатоса!
По спине Космаса пробежали мурашки. Лучше всего было бы уйти, но удержало опасение, что его сочтут трусом.
Студент, остановивший Джери, черный как негр, с сигарой в зубах, дружески похлопывал его по плечу и потихоньку подталкивал к выходу, приговаривая:
– Проходите, проходите, уважаемый коллега. Вы ошиблись дверью.
Он улыбался, обнажая прекрасные белые зубы.
– Вы не имеете права! – горячился Джери.
– Прошу вас… прошу… не волнуйтесь! – забавлялся «арап». – Подите выпейте молочка… Ваша мама уже беспокоится. Прошу вас, уважаемый коллега.
Джери сошел на тротуар и исчез. Космас бесцельно бродил по двору, не зная, что ему делать. Двор снова принял мирный вид, студенты ходили по кругу, продолжая свои разговоры. На Космаса никто не обращал внимания. Вдруг за решеткой показалось бледное лицо Джери. Он делал ему знак подойти. Космас осторожно приблизился к решетке и увидел вместе с Джери Зойопулоса.
– Космас, – сказал Джери, – постарайся найти Аполлона и скажи ему, что мы здесь. Ищи его в амфитеатре.
Но едва Космас отступил от решетки, как один из студентов подошел к нему и попросил предъявить удостоверение.
– Удостоверение? – растерянно переспросил Космас.
– Чего дурака валяешь? Давай сюда удостоверение.
– У тебя его нет, коллега? Может, ты оставил его дома? – спросил насмешливый девичий голос.
– Какой там коллега! – крикнул студент. – Знаем мы его! Это громила из Петралон!
– Внимание, друзья! Не вступайте в драку. Это провокация Доксатоса.
– Вон! Вышвырните его вон!
– У него нет удостоверения! Он не студент!
– Какой там студент! Он из охранки! Знакомая морда!
– Вон!
Они начали толкать его к выходу. Откуда-то появился Аполлон. Он начал говорить, но его никто не слушал. Обоих вышвырнули за дверь. Какой-то гигант крикнул Аполлону вдогонку:
– Улепетывай-ка лучше подобру-поздорову!..
Весь двор содрогался от убийственного смеха студентов. Космас окончательно растерялся. Последний удар ему нанес девичий голосок:
– Коллега! Галстук у Доксатоса одолжил?
* * *
Национальные силы собрались на противоположном тротуаре, около гражданского госпиталя. Вместе с Космасом здесь было шесть человек. Все, кроме Зойопулоса и Аполлона, были испуганы. Зойопулос недоумевал, почему вместо ста национально мыслящих человек, лично им оповещенных и давших согласие явиться, пришло шесть. Аполлон, наоборот, удивлялся тому, что вообще кто-то явился.
– Браво! – то и дело повторял он. – Хорошо, что хоть вы-то пришли. Я думал, что окажусь в полном одиночестве.
Космас почувствовал к нему смутную симпатию: даже в этом положении Аполлон не терял присутствия духа и чувства юмора.
– Вот так так! – насмешливо шутил он. – Новая тактика медленно, но успешно претворяется в жизнь благодаря железной дисциплине и исключительной спаянности членов организации.
– И ее одаренным вождям, – съязвил незнакомый Космасу юноша.
– И вождям тоже!
Джери нервно расхаживал по тротуару и курил одну сигарету за другой.
– Я уже хотел схватиться с этим арапом у двери…
– И хорошо, что не схватился. Трудно поручиться, что арап остался бы в долгу…
– Так что же делать дальше, Аполлон? – спросил Федон – юноша с усиками, в золотых очках.
Джери внес предложение:
– Нужно обежать факультеты, собрать всех наших и нанести неожиданный удар. Надо же начинать, черт подери!
– Какое уж тут начало! Нас только шестеро, а их тьма-тьмущая.
– Не так уж их много, Ненес, – возразил Джери. – Беда в том, что они умеют ловить простаков на удочку.
– Если бы так! – усмехнулся Аполлон. – Ну, слушайте. Кто не прочь поработать кулаками, пусть следует за мной. У меня сегодня хорошее настроение, не откажусь расквасить нос какому-нибудь коммунисту. Но могу обойтись и без вас.
В эту минуту показался Спилиадис, катившийся на своих коротких ножках, как колобок. Он подлетел к ним, разгоряченный и возбужденный.
– Чего вы стоите?! – крикнул он и тряхнул головой, поправляя съехавшие очки. – На улице Солона уже действуют коммунистические агитаторы. Я влез на трибуну, но меня стащили под общий свист. Никто меня не поддержал. Чего вы тут топчетесь?
– Скажи спасибо, что остались живы! – отшутился Аполлон.
– Это хорошо, но необходимо что-то предпринимать. Совет ждет от нас действий.
– Что же вы предлагаете?
– Пойдем вместе на улицу Солона. Я снова попробую выступить.
– Всемером? Да нас поднимут на смех, – сказал Федон.
Тут снова вмешался Джери:
– Нужно послать за подкреплением.
– За каким подкреплением? Откуда мы его возьмем?
– Если мы сегодня проиграем, положение будет непоправимым. В таких вопросах колебаться нельзя, нужно идти на крайние меры. Необходимо вызвать полицию.
Все поглядели на Аполлона.
– Этого не будет, – ответил он.
– Что же тогда?
– Лучше пойти всемером или не ходить совсем, но прибегать к таким средствам позорно.
– Не пойти нельзя. Есть приказ совета.
– А если мы пойдем, нас осмеют. Спилиадис заявил, что солидарен с Джери.
– И это мнение совета? – спросил Аполлон. – Я не могу согласиться и поэтому не пойду с вами.
– Значит, вы покидаете нас, господин Доксатос? – Спилиадис обиделся. – Но это с вашей стороны…
Договорить он не осмелился. Аполлон смотрел на него с высокомерной улыбкой.
– Ну ладно, пойду с вами. У меня сегодня чешутся кулаки. Только предупреждаю: с появлением первого же полицейского я исчезну.
* * *
Студентов они разыскали не в зале на улице Синаса, а в амфитеатре юридического факультета на улице Солона. Когда они вошли, амфитеатр был уже переполнен. Возле кафедры сгрудилась толпа. Оратор держал торжественную речь от имени студенческого комитета.
Их появление было встречено шепотом, пронесшимся по рядам. Студенты вставали со своих мест, чтобы разглядеть вошедших.
Шум нарастал. Оратор повысил голос и, глядя на пробиравшегося вперед Спилиадиса, сказал, что студенческое движение едино и студенты будут беречь это единство как зеницу ока, они выставят из университета всех раскольников и штрейкбрехеров, которые задумали внести разброд в общенациональную борьбу. Послышались аплодисменты и крики: «Долой Раскольников!», «Долой врагов студенческого движения!»
Спилиадис, нисколько не растерявшись, резво вскочил на трибуну и начал речь. Его встретили свистом и хохотом.
Джери и Зойопулос аплодировали, Аполлон тоже, однако Космас слышал, как тот со смехом сказал Зойопулосу:
– Он и в самом деле очень забавный.
Слов Спилиадиса не было слышно за гулом аудитории. Но он добился того, что шум заглушил и другого оратора, который отчаянно жестикулировал и напрасно надрывал горло. Под конец обескураженный оратор понял, что все его усилия тщетны и Спилиадис, прочно укрепившийся на кафедре, так и не даст ему говорить. Тогда он схватил Спилиадиса за ухо и попытался стащить его силой. Не тут-то было! Спилиадис и не думал сдаваться. Он обхватил кафедру руками и, ни на минуту не смолкая, старался в то же время высвободить свое ухо из пальцев противника. При этом он страшно гримасничал; видно, соперник действовал решительно и энергично. Зрелище было препотешное.
Тут Аполлон дал сигнал к действию.
– Если мы не вмешаемся, нас освищут.
Он ринулся к кафедре и схватил за ухо студента. Студент оставил в покое Спилиадиса и напал на Аполлона. Тот ответил, и оратор свалился в зал, увлекая за собой Спилиадиса. В течение некоторого времени Аполлон, отражая атаки и раздавая направо и налево искусные удары, никого не подпускал к трибуне. Из зала в него бросали книгами, сумками, чернильницами, но он был неустрашим. Вдруг в последнем ряду встал какой-то гигант и не торопясь направился к кафедре. Аполлон было бросился на него с кулаками, но гигант одной рукой схватил Аполлона за волосы, другой за брюки и одним движением сбросил его вниз.
Между тем в амфитеатре драка разгорелась не на шутку. Кого-то из компании Аполлона зажали в угол и били смертным боем. Раза два над толпой показалась круглая рожица Спилиадиса, на этот раз без очков, и снова скрылась. Космас заметил Зойопулоса, убегавшего через маленькую дверь возле кафедры. Джери, держась за нос, промчался к центральному входу. Космас побежал за ним, но потерял его из виду. Потом он встретил Джери у дверей. Тот возвращался с победным кличем:
– Идут! Идут! Ну, теперь держись!..
Он вытирал кровь и от нетерпения приплясывал на месте.
– Что случилось? – спросил Космас.
Ответа не понадобилось. По лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, бежали полицейские с пистолетами и нагайками в руках. Среди них Космас увидел Федона и Зойопулоса.
– Ну, теперь мы им покажем! – крикнул Джери и пронесся мимо Космаса, на ходу отпустив оплеуху подвернувшемуся под руку студенту.
Полицейские ворвались в двери и натолкнулись прямо на Космаса.
– Взять его! – крикнул полицейский в черном мундире.
– Не его! – послышался голос Федона.
– Как не его? Да я по морде вижу, что бандит!
И он хлестнул Космаса нагайкой по лицу…
XАнгличанин хохотал до слез, слушая рассказ Космаса об утренних событиях и о его фиаско.
В тот вечер он понемногу развязал язык и признался, что первые два дня был уверен в предательстве Космаса.
Он думал, что дом уже окружен, но его нарочно не арестовывают: ждут, не проболтается ли он о чем-нибудь в разговоре с Космасом. Поэтому он и сказал, что уйдет, – хотел посмотреть, как поведет себя Космас.
Теперь Космас заметил, что нервы у англичанина издерганы, хотя вначале его поразило именно хладнокровие гостя. Англичанин объяснил, что им тогда владела полнейшая апатия, все было нипочем. Особенно тяготило его убийство товарища. Он рассказал, как это произошло.
Дней десять они, трое англичан, прятались в доме неподалеку от площади. Но когда накатилась новая волна обысков и немцы повесили трех греков, хозяин выгнал англичан за дверь. Один из трех страдал от аппендицита. Как раз в тот день его схватил приступ, он долго корчился от боли и, наконец, решил сдаться немцам. Двое других старались удержать его, но он не желал ничего слушать. Тогда они в драке задушили больного товарища. Труп его решили спрятать в бочке, но в это время показался патруль, и они кинулись в разные стороны. Так они потеряли друг друга.
Теперь англичанин забрасывал Космаса вопросами: что говорила полиция о задушенном, установлено ли имя другого убитого англичанина, видел ли его Космас, опубликованы ли имена тех, кто схвачен? Космас ничего об этом не знал.
Англичанин назвался Космасу Крисом. Это не настоящее имя, но пусть Космас зовет его так. Космас спросил, откуда он знает греческий. Тот ответил, что до войны работал в Греции на конном заводе. Где именно, когда – этого он не скажет. Греческий язык он знал хорошо, но боялся, что его выдаст произношение, и поэтому не выходил на улицу: на каждом перекрестке стояли агенты охранки.
Время шло. Немцы прекратили обыски, история с англичанами стала забываться. Крис свыкся с обстановкой и, когда вспоминал о ночном эпизоде, смеялся над своим страхом и просил у Космаса прощения. Он говорил, что верит Космасу, как самому себе.
Однажды вечером Крис признался ему, что он офицер английской армии, что их побег был организован друзьями из Каира, но теперь он потерял всякую связь с ними. Не знает ли Космас людей, которые могли бы ему помочь бежать в Каир? Тогда он возьмет с собой и Космаса.
Мысль о Каире овладела Космасом всецело. Теперь он только и жил этой мечтой. Уехать в Каир – вот выход из положения! Нельзя же вечно отсиживаться в изюмной лавочке Исидора в такое страшное для страны время! Бог знает, как долго это может протянуться: немцы запретили передвижение по стране всем, кроме спекулянтов, и Космас не мог вернуться к себе на родину, в провинцию. Да и что бы он стал там делать?
С каждым днем Космас укреплялся в своем желании уехать в Каир вместе с Крисом. Во время отступления 1941 года греческие корабли укрылись в каирском порту, там же собрались и остатки разбитого войска, и всю зиму в Каир уезжали греки: кто тайно, на кораблях, отправлявшихся с южного побережья Крита, кто через острова Эгейского моря и оттуда через турецкие порты. Они переправлялись в Ливан и Египет, являлись в греческую армию и продолжали войну.
– Поедем, – говорил Крис. – Только нужно найти верных людей, связаться с ними, и тогда поедем.
Ночи напролет они строили планы.
– В городе есть люди, которые организовали ваш побег, – говорил Космас. – Значит, нужно их найти. Это сейчас самое верное.
– Но и самое трудное, – возразил Крис. – Связь с ними держал мой товарищ. А где его теперь найдешь? Легче будет связаться с какой-нибудь подпольной организацией.
О националистической организации Крис не хотел даже слышать. Космас рассказал ему об их собраниях, о вечерах в доме Кацотакиса, а когда он дошел до появления немцев, устроивших облаву на англичан, Крис вспыхнул:
– Эти националисты теперь способны на все. Они не хотят помогать союзникам и выжидают, на чью сторону склонятся весы.
– Но они сколачивают организацию!
– Ими руководит ненависть к ЭАМ. Она движет всеми их поступками. Не знаю, что они будут делать завтра, но сегодня они вредят.
– А ЭАМ, Крис?
– Кто знает, что из этого выйдет?.. Но сейчас это единственная организация, на которую можно положиться.
* * *
Пребывание Криса в комнате Космаса становилось день ото дня все более опасным.
На днях Анастасис увидел, как Космас покупал хлеб на площади.
– Ты же раньше никогда ничего не покупал, – изумился Анастасис. – Тебе хватало карточки. Какого черта, или аппетит у тебя сейчас вырос вдвое?
В другой раз Исидор задержался в магазине. Опасаясь, что не успеет добраться домой раньше двенадцати, он хотел переночевать у Космаса. К счастью, все обошлось: позвонили Феодосису, и он отвез Исидора на машине.
Необходимо было подыскать для Криса другое убежище. Как-то вечером в магазин заглянул Андрикос. Это и решило дело. Крис согласился переехать. Он был не на шутку встревожен рассказом Космаса, да и вообще в любом случае было благоразумнее устроиться подальше от этого района. Андрикосу Космас сказал, что Крис провинциал, у которого еще не выправлены нужные документы. Через несколько дней дело с его бумагами уладится, и он уедет.
Космас купил Крису шляпу, пиджак, бритвенный прибор, носки, рубашку и две смены белья. И воскресным вечером, одевшись во все новое, Крис вышел из дома Кацотакиса.
На углу его ждал Андрикос с бидоном в руках.
Крис подхватил ручку бидона, и они стали подниматься к улице Афины.
XIКаждый вечер, когда работа в магазине шла на убыль, Манолакис выносил на тротуар стул и раскладывал на нем свой товар – табак, курительную бумагу и сигары.
Сигары он делал толстые, свернутые на константинопольский манер. Исидор не только бойкотировал его товар, но и отваживал других покупателей. Стоило кому-нибудь подойти к стулу Манолакиса, как Исидор кричал:
– Не лучше ли тебе, милейший, пойти за сигарами на площадь? Ведь этот негодяй продает константинопольский навоз?!
Сам Исидор не курил. Но когда мимо проходил бродячий продавец сигар, он зазывал его и покупал парочку сигар только для того, чтобы позлить Манолакиса. И все время жаловался, что заработает туберкулез от той пакости, которую ему подсовывает под видом сигар Манолакис.
– Шейлок! – кричал он на Манолакиса. – Забирает себе наши трудовые гроши, и ему наплевать, что мы зарабатываем туберкулез горла!
Однажды у продавца сигар, которого зазвал Исидор, товар оказался точь-в-точь такой же, как у Манолакиса. Манолакис сразу догадался, из каких краев его соперник. Он посмотрел на него большими кроткими глазами и спросил:
– Ты не из Константинополя, сынок?
– Из Константинополя, отец. – Продавец был лет на тридцать моложе своего собеседника.
– А откуда?
– Из Таксими{[46]46
Аристократический район Константинополя.
[Закрыть]}.
– Из Таксими! – как угасающее эхо, прозвучал голос старика. – А когда ты приехал в Грецию, сын мой?
– Да будет проклят тот день! Перед войной.
– А где ваш дом в Таксими? Где вы жили?
– На Агией Триаде.
– Господи боже мой! А как твоя фамилия?
– Арампадзис.
– А кто твой отец? Аристидис?
– Аристидис.
– На все твоя воля, господи! До чего мы докатились! Сын Аристидиса продает сигары! А жив твой отец?
– Жив!
– Слава тебе, господи, ведь он мой лучший друг!
– Распутничали небось вместе! – снова выкрикнул Исидор.
Манолакис впал в глубокую меланхолию.
– А вы, хозяин, если позволите задать вопрос, вы тоже из Константинополя? – в свою очередь поинтересовался Арампадзис.
– Это Стависский! – крикнул из магазина Исидор. – Он надул всю Бельгию! Другого такого мошенника свет еще не знал.
Манолакис бросил на Исидора взгляд, просивший о пощаде. Потом ответил Арампадзису:
– Из Константинополя, сынок.
– А откуда именно?
– Лучше не спрашивай. И ты не узнаёшь меня, сынок?
– Нет, – ответил тот.
– Я господин Паридис!
– Боже мой! Господин Эммануил!
Арампадзис опустил на землю лоток с сигарами и кинулся на шею Манолакису. Глаза старика заслезились.
– До чего мы докатились! – вздохнул Арампадзис. – Господин Эммануил торгует сигарами…
Голос старика дрогнул:
– Где теперь твой отец, дитя мое?
– Здесь, господин Эммануил. И лучше не спрашивайте, что с ним. Вот уже год, как он не встает с постели. Лежит и делает для меня сигары.
Земляки сели на тротуар и отдались воспоминаниям. В воображении они перенеслись в турецкие и греческие кварталы Константинополя, потом со вздохами и стенаниями начали обсуждать горестное настоящее:
– Сын Аристидиса продает сигары!
– Господин Эммануил! Господи, сжалься надо мной…
Беседа получила неожиданную развязку. Коллеги поделили сферы влияния: площадь Героев с прилегающими к ней улицами отходила в безраздельное пользование господину Эммануилу, вся остальная территория – фирме «Арампадзис».
* * *
Как-то вечером Манолакис решил навестить своего старого друга. Вместе с ним пошел и Космас.
Арампадзис жил в бедном поселке Сеполия, на самой окраине города. Они доехали на трамвае до святого Мелентия, дошли до самого конца улицы Диррахия и отворили деревянную калитку. Перед ними открылся большой грязный двор, по краям которого теснились деревянные домики, крытые железом.
Они постучали в первый. Какая-то женщина, сидевшая на полу перед противнем с мытой картошкой, показала им в конце коридора дверь, ведущую в комнату Арампадзиса. Коридор был длинный и темный, пахло сыростью.
Манолакис прошел вперед и постучался к Арампадзису. В этот момент рядом с Космасом распахнулась соседняя дверь, и из нее вышла девушка.
Их глаза встретились.
Космасу казалось, что эта сцена происходит не с ним, что он видит ее где-то на киноэкране. Он слышал, как открылась другая дверь и мужской голос произнес: «Господин Эммануил!» Потом Манолакис приглашал Космаса к Арампадзису. Но он не отвечал. И не двигался с места. Девушка тоже не двигалась. Она взволнованно и растерянно смотрела на него большими черными, такими неожиданно знакомыми глазами. Знакомыми были и ее смуглое лицо, и черные волосы, и стройная фигурка уже не девочки – девушки.
Манолакис больше не звал его. Дверь Арампадзисов закрылась.
– Космас! – сказала наконец девушка. – Как ты здесь очутился?
Она силилась улыбнуться, и Космас видел, что она тоже в смятении. Это придало ему бодрости.
– Да я и сам не знаю, Янна. Случайно… И вдруг такая радость…
Наступило продолжительное молчание. И на этот раз нашлась Янна. Она засыпала его вопросами: «Что сталось с таким-то? Когда ты приехал? Как гимназия?» Космас едва успевал отвечать. Неловкость быстро рассеялась, оба были очень рады.
Но когда Космас спросил, здесь ли она живет, Янна смутилась и сказала, что здесь живет портниха, которая шьет ей платье. Космас понял, что это неправда. Чтобы не ставить Янну в неловкое положение, он перевел разговор на себя и стал рассказывать о том, как попал в Афины, как поступил на работу в изюмную лавку. Рассказывал про Исидора, про Манолакиса, про то, каким образом оказался в этом доме. Темы этой хватило до самой остановки трамвая.
Янна сказала, что едет к своей тете. Сначала на трамвае до площади Аттики, оттуда на автобусе до Лиоссии, там снова на трамвае. Космас понимал, что Янна хочет отделаться от него. Возможно, войдя в трамвай через одну дверь, она выйдет через другую или спрыгнет на ходу, – кто знает, в чем замешаны Янна и ее отец, ведь он, наверно, подпольщик и живет нелегально. Кто знает, как сложилась с тех пор жизнь Янны, какие ветры носили ее, по каким тропам ступали ее ноги! Космас знал ее девочкой в черном школьном передничке, в белом кружевном воротничке, с маленькими косичками и зелеными бантиками – теперь перед ним была женщина.
Вышла ли она замуж? Этот вопрос вертелся у него на языке, но задать его Космас так и не решился. Да и к чему спрашивать? Скоро подойдет трамвай, он увезет Янну, и Космас никогда больше ее не увидит.
– Мы больше не увидимся, Янна?
Она не удивилась его вопросу.
– Завтра я уезжаю, Космас.
– Уезжаешь? Завтра?
– Да. Моя тетя…
Опять тетя! Эх, Янна! И почему ты не говоришь правду? Дело ведь не в тете, а в твоем отце. Ты связана с его таинственным миром, ты одна из спиц огромного колеса. Кто знает, куда ты сейчас идешь! И не делай вид, что рада нашей встрече. Тебя радуют лишь встречи с теми, к которым ты сейчас спешишь… Почему ты не говоришь мне этого, Янна?
Но вслух он ничего не сказал. И когда Янна стала объяснять ему, что тетя неожиданно заболела, Космас остановил ее:
– Я понял, Янна. Не нужно, я понимаю…
…И он остался один посреди площади, глядя вслед трамваю, увозившему Янну, хотя, наверно, Янны в трамвае уже не было. Она, конечно, выпрыгнула на ходу и теперь возвращается другой дорогой назад, в тот дом, где они встретились, входит в комнату рядом с комнатой Арампадзиса. Наверно, она там живет.
Только тут Космаса вдруг осенила запоздалая мысль, Тьфу ты, черт, ведь он мог поговорить с Янной об англичанине! Крис просил его установить связь с ЭАМ. А через Янну можно было связаться с кем-нибудь из руководителей, ну, хотя бы с ее отцом!
Как теперь найти Янну? Он хотел было сесть на следующий трамвай и ехать на площадь Аттики, но ведь Янна наверняка сказала ему это для отвода глаз; если она не спрыгнула с трамвая на ходу, то уж, вне всякого сомнения, сошла на ближайшей остановке. Это такая же ложь, как ее выдумка о портнихе.
Но Космас заметил, из какой двери она вышла. И люди, которые там живут, – портниха или кто другой – должны что-нибудь знать о Янне. Он решил вернуться назад.
* * *
На его стук вышла старуха, высокая и худая, как бильярдный кий.
– Простите, – сказал Космас, – здесь живет портниха?
– Портниха? – удивленно переспросила старуха. – Ты ошибся, сынок.
– Может быть, я ошибся дверью? – спросил Космас. – Но ведь в этом доме живет портниха?
– Нет, – ответила старуха, – нет здесь никакой портнихи.
Дверь закрылась. Космас огляделся. Нет, он не мог ошибиться. Янна вышла отсюда. Он постучал еще раз.
– Я прошу прощения, – сказал он, – но у вас только что была мадемуазель Янна.
– Сохрани тебя бог, парень! – Испуганная старуха перекрестилась. – Да ты небось пьяный… Не знаю я, сынок, никакой Янны.
– Послушайте… – Космас чувствовал, что его настойчивость становится смешной. – Я видел, как она только что вышла от вас, понимаете? Мы давно знакомы… Но я забыл ей сказать одну вещь.
– Герасим! – позвала старуха. – О чем этот парень толкует?
В дверях показался рослый мужчина лет тридцати, в майке, обнажавшей огромные бицепсы.
– В чем дело, милейший?
– Я хотел видеть мадемуазель Янну. Она вышла отсюда, и мы вместе дошли до трамвайной остановки. Но я забыл ей сказать одну важную вещь.
– Ну ладно, хватит! Проваливай отсюда. Ты ошибся адресом.
Дверь с грохотом захлопнулась. Вот это промах! Большей глупости Космас никогда не делал.
Теперь он станет посмешищем. Старуха, хитрая лиса, стопроцентная коммунистка, сегодня же расскажет товарищам, как он стучался к ней в дверь, и все будут смеяться: и мастер Павел, и Янна, и ее муж, и вся их братия.
