Текст книги "Ночи и рассветы"

Автор книги: Мицос Александропулос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

– Задержите их! – кричал англичанин. – Это фашисты!

– Покушение на прогрессивного журналиста в английском штабе, на глазах у английских офицеров!

– Только ли на глазах? Может быть, и при участии! Это нужно расследовать! Почему вы не арестовываете этих фашистов?

Журналисты вертелись вокруг, выбирая эффектный для съемки момент.

– Подними руки! – попросили они Космаса. – Будто бы на тебя направили револьвер.

– Ну, нет! – отказался Космас. – К тому же у меня только одна рука.

Английский подполковник спросил у Зойопулоса, кто он такой и каким образом оказался в гостинице. Зойопулос что-то объяснял ему на ломаном французском, и в конце концов выяснилось, что их компания составляла личную охрану пяти лидеров национальной партии. Журналисты снова подняли переполох.

– Вот это здорово! Военный преступник – телохранитель министров нынешнего правительства, которое будет судить военных преступников!

Между тем четверо телохранителей не торопясь покидали зал.

– Мы еще потолкуем, Космас! – крикнул из коридора Зойопулос. – Теперь одной рукой не отделаешься, теперь очередь дошла до головы!

Стелиос и американцы вызвались проводить Космаса.

– Мы отвезем тебя на машине! Они, может, подстерегают где-нибудь поблизости!

– Я тоже с вами! – подбежал к ним англичанин. Однако в машину все не поместились. Двое американцев вышли наступили место англичанину.

– Мы больше доверяем двум твоим кулакам, чем нашим четырем!

Машина доставила Космаса в редакцию. Стелиос вышел вместе с Космасом и крепко пожал его руку.

– Ну, будь здоров! Желаю тебе удачи! Войны теперь не миновать!.. Запиши телефоны и, если что, звони!

– И нам тоже звони! – крикнули из машины. Они записали Космасу свои имена и телефоны. – Мы в твоем распоряжении, в распоряжении республики, борющейся против фашизма.

Космас пожал им руки.

– Желаю удачи! – Богатырь-англичанин поднял в окошечке увесистый кулак.

Перед редакцией дежурил усиленный дозор. В окнах стояли тяжелые пулеметы. По улицам ходили патрули.

С площади Вафи доносилась ружейная стрельба. Всю ночь шли бои в Петралоне и в Фисионе. В центре пока было спокойно. Из Гуди английские грузовики непрерывно перевозили цольясов в гостиницы на Омонии, в здание охранки, на Марсово поле, на Ликавитос и в Колонаки. Давно задуманный план энергично претворялся в действие. Войну еще не объявили, но она уже шла.

VIII

Перед зданием районной комендатуры ЭЛАС толпа юношей и девушек требовала оружия, они уже сформировали роту. Это были молодые рабочие и учащиеся. Кое-кто пришел с револьверами и гранатами, утром на холме Скузе они разоружили группу жандармов.

Командир роты примерно одних лет с Космасом. Его зовут Зинон. Тоненький, как тростинка, спокойные голубые глаза. Чем-то похож на художника. Оказывается, он студент института изящных искусств и старший лейтенант-резервист ЭЛАС. Космас признается, что он тоже старший лейтенант ЭЛАС, и через несколько минут они уже друзья. У Зинона два револьвера – «вальтер» в кобуре и маленький браунинг в кармане. Браунинг он преподносит Космасу.

– Желаю удачи. Я не стрелял из него, но, должно быть, хороший. Пять патронов в обойме и шестой в стволе. Смотри, свали не меньше шести англичан…

Космас приехал в комендатуру на грузовике. Ему должны были дать бойцов для перевозки типографии. Два взвода из роты Зинона еще не вернулись с задания, и Зинон попросил Космаса подождать. День был морозный. Солнце не грело, а обжигало холодом. С улицы, завывая, катился злой северный ветер. Ребята кутались в пальто и черные шинели, дули на руки, прыгали с ноги на ногу. Играли в «жучка» и «козла»…

В небе показались самолеты. Они вонзались ввысь и потом сыпались вниз. Эласиты падали на землю и ждали пулеметного треска. Но англичане пока не стреляли. Они обследовали город и пугали жителей.

…Время шло, Космас уже забеспокоился, как вдруг за углом послышалась песня: «Пули британские нас не пугают, шпаги Бурантаса нам не страшны». Песенка была старая. Ее пели на площади Конституции и в прошлом, и в позапрошлом году. Слово «немецкие» теперь сменили «британские», все остальное осталось на своем месте.

Эласиты несли отвоеванное оружие. Полицейские районного участка, осажденные еще с ночи, решили без шума и крови сдать оружие и помещение участка, переоделись в штатское и мирно разошлись по домам. Они оставили пятнадцать винтовок, револьверы, один пулемет и ящик гранат.

Среди возвратившихся победителей Космас узнал двух подруг Янны. Одну из них, Дафни, он помнил получше. С ней он танцевал на вечере в клубе, Дафни читала со сцены стихи. Теперь она была в шинели, в пилотке, с винтовкой за плечом. Дафни пожаловалась Космасу на боль в плече. Ночью они гнались за бандитами, она дважды стреляла, винтовка больно ударила в плечо, и теперь там огромный синяк.

– Ничего, до свадьбы заживет, – утешил ее Космас. – У всех так бывает сначала…

* * *

Зинон отобрал бойцов, которые должны были поехать с Космасом.

– Даю тебе трех опытных, с пулеметом и автоматами, остальные новички. Ты не против?

– Согласен!

Ребята были счастливы, что в первый же день получили задание, и расстроились, когда узнали, что им придется не стрелять, а грузить типографское имущество.

– И то хорошо! – сказали они под конец. – Если нужно перевезти «Свободу» в наш район, то кому это делать, если, не нам… К тому же на нас могут напасть цольясы, и тогда мы дадим им жару…

В кузов втащили пулемет, укрепили, зарядили. Космас сел с водителем и приготовил браунинг – подарок своего нового друга.

Когда они подъехали к железнодорожной ветке, шофер включил последнюю скорость, и машина понеслась, как молния. Космас не сразу заметил, как вражеская пуля разбила стекло кабины на вершок подальше от его носа. Он понял это, когда услышал застрочивший в кузове пулемет.

– Что это там было? – спросил он шофера.

– Видел дом у самой ветки? Там засели предатели. Засекли нас и… Ну ничего, не сегодня, так завтра с ними разделаются…

День пятого декабря подходил к концу. Смеркалось, Машина выехала на Пирейскую улицу. Улица была пуста. Редкие смельчаки торопливо забегали в дома и переулки. С Омонии спускались два больших английских танка. Расстояние между ними и машиной стремительно сокращалось. Дула пушек были направлены прямо на грузовик.

– Давай еще поближе к тротуару, – сказал шоферу Космас, чувствуя, как содрогается асфальт под гигантскими глыбами металла и как легко, словно ореховая скорлупа на водной зыби, прыгает их легонькая машина. «А что, если придется воевать с этими чудищами? – думал Космас. – Чем пробьешь эти крепости? Ни браунинг, ни пулемет их не возьмут!..»

Танки поравнялись с машиной и медленно проползли мимо. Они сотрясали всю улицу – стальные слоны с вытянутыми хоботами пушек. Дюки были плотно закрыты. Те, кто сидел внутри, все видели и оставались невидимыми, убивали без риска быть убитыми.

– Ничего, есть и против них верное средство, – словно угадав мысли Космаса, весело сказал шофер.

– Какое?

– Русские под Сталинградом придумали… Разрываются, как хлопушки, надо только умело бросить бутылку с взрывчаткой, бросить куда нужно…

Когда машина подъехала к типографии, с Омонии послышались короткие и редкие пулеметные очереди. Эласиты захватили дома вокруг гостиниц, и уже с этого вечера там началось то, что генерал Скоби в своих коммюнике называл «фронтом Омонии». На площади Вафи, на Марсовом поле, в Фисионе и в Петралоне шли непрерывные бои.

Война началась, и с первого же дня ее география была ясна. Окраины освобождались несколькими выстрелами или совсем без выстрелов, зато центр переживал последние часы затишья перед бурей. Война должна была разгореться там.

Завтрашний номер «Свободы» последний раз печатался на Пирейской улице. Газета выходила с большим красным лозунгом наверху: «Все граждане Афин – в бой!»

* * *

Гражданская война закончилась в Афинах за несколько часов. С шестого декабря война велась с англичанами. Ранним утром этого дня на улице Патисион английские войска, укрывшись за танками и бронемашинами, срочно переброшенными с итальянского фронта, открыли огонь против греков. С Ликавитоса и со склонов Акрополя били английские орудия, самолеты «РАФ» реяли над городом, разя вооруженных и безоружных. В гостинице «Гранд-Британия», в штабе генерала Скоби, с этого дня начали издавать ежедневные коммюнике о ходе военных действий.

Вечером шестого декабря Янна – она была уже на седьмом месяце беременности – взялась за набор. Они печатали прокламацию вновь созданного Центрального комитета ЭЛАС:

«Греки – к оружию!..»

IX

«Свобода» снова спустилась в подвал, снова вернулась к маленькому формату, стала шустрой и вездесущей. Спирос еще раз вырезал на резине руку с пальцем, указывающим влево от заголовка, где был нарисован старый лозунг: «Свобода народу, смерть фашизму!»

Все они дневали и ночевали в подвале – четверо пожилых наборщиков, мастер, прессовщики, редакторы и Янна. Но теперь они не были изолированы от мира, как в суровые дни конспирации. Типография «Свобода» напоминала провинциальное издательство, исполняющее всевозможные заказы, а соседний домик, где в редкие свободные часы отдыхали рабочие и редакторы, превратился в оживленный постоялый двор.

Пресс работал, раскаляясь, как пулемет во время боя. Газету они печатали ночью и управлялись за несколько часов. Горячка начиналась потом, когда градом сыпались заказы: прокламации, плакаты, брошюрки с советами о ведении уличных боев, о сооружении баррикад, о первой помощи раненым – один заказ срочнее другого. Клиенты были нетерпеливы и крикливы. Военные, художники, врачи, инженеры и поэты непрерывно осаждали мастера, который давно уже потерял счет бессонным ночам и последние капли терпения. Однажды на рассвете он взмолился:

– Отпустите! Возьму винтовку и пойду воевать на Омонию!

– Лучше не надо! – отговаривал его старик наборщик. – А то, чего доброго, наши примут тебя за негра.

Сойти за негра мог не только мастер, но и все остальные наборщики и прессовщики. Они сутками не отходили от машин и даже не успевали смыть с лица и с рук жирные пятна типографской краски.

* * *

Иx район уже несколько дней как обезврежен. Рота юных эласитов захватила дом возле железной дороги, выкорчевала оттуда бандитов и, оставив в комендатуре небольшую охрану, направилась воевать в центр. Однажды в полдень на улице Патисион Космаса окликнула Дафни. Она вместе с подругой тащила раненого. Космас спросил, где теперь их рота.

– Возле юнкерского училища! – торопливо крикнули девушки. – Они давно уже держат осаду, скоро пойдут на приступ.

Космас повернул на Марсово поле. Девушки крикнули вдогонку, чтоб он остерегался самолетов. «Иди под деревьями!» – советовала Дафни.

Листья с низких деревьев опали, и голые ветви едва ли могли послужить прикрытием, однако Космасу не раз пришлось просить у них защиты, пока он не добрался до старых и густых деревьев вокруг бара «Альсос». Самолеты не давали ни минуты покоя, они спускались, поливая огнем осаждавших училище эласитов, и поднимались, готовясь к новому налету. Перебегая от дерева к дереву, то и дело припадая к земле, Космас обогнул бар, где он раза два или три во время оккупации ел дешевое мороженое с изюмом. За баром снова начиналась аллея молоденьких насаждений с опавшими листьями, но здесь деревца теснились друг к другу, почти не оставляя голых прогалин, и прикрывали спрятавшихся под ними бойцов, Бойцы показали Космасу, где расположена рота Зинона.

Аллея кончалась, и впереди открылось взрытое окопами и траншеями поле. Там ожидали сигнала к приступу молодые эласиты. Осажденные в корпусах юнкера уже выдохлись и не оказывали сопротивления. Они стреляли редко и неохотно. Оторвавшись от деревьев, Космас побежал напрямик, но сзади его тотчас окликнули: в небе снова появились самолеты. Космас едва успел обхватить ствол ближайшего дерева, как услышал рев снижающихся самолетов и вой снарядов, взметнувших тяжелые комья мокрой земли. Самолеты пролетели и вернулись с обратной стороны. Космас тоже обогнул дерево и снова приник к стволу. Самолеты опять пошли на снижение и открыли огонь.

Когда они улетели, Космас в несколько прыжков добрался до первой траншеи и соскользнул вниз. В траншее он увидел Зинона. Он сидел прямо на сырой земле и перевязывал платком окровавленную голень.

– Ранили?

– Наугад бьют, черти! Пустяки, царапина… А ты чего пришел – репортаж писать или браунинг попробовать?

– Спасибо, что напомнил! – Космас похлопал по карману и удостоверился, что браунинг на месте. – Давай я перевяжу!

– Уже готово! Задело самую малость…

Но Космас заметил, что платок уже намок от крови, а сам Зинон очень бледен. Он встал и показался Космасу еще выше и тоньше, чем раньше.

– Может, серьезно ранили?

– Да нет, оцарапало голень… Одним словом, ерунда! – храбрился Зинон.

– Ну ладно… Как тут у вас дела?

– Считай, что они у нас в руках. Одного не пойму – почему не дают сигнала на приступ? Дождемся, что приедут танки и заберут этих молодчиков…

– Когда вы успели вырыть эти траншеи?

– Не мы рыли, а юнкера! – ответил один из молодых бойцов. – Они еще до войны вырыли, далеко вперед смотрели, для нас постарались…

С той стороны, откуда прибежал Космас, послышались голоса, а потом показалась целая группа бойцов. Зинон замахал руками и сердито закричал:

– Да вы что, одурели? Какого черта бежите оравой? А ну-ка, по одному!

Но бойцы не могли бежать врозь. Они волокли странное орудие – микроскопическую пушку с коротким толстым стволом.

– У нее огромная пробивная способность, – заверил командир расчета.

В конце аллеи показались еще двое бойцов, они несли ящик со снарядами.

– Сейчас сами увидите, – пообещал командир и вынул один снаряд.

Молодые эласиты с горящими от любопытства глазами окружили пушечку, желая полюбоваться на механизм страшного орудия.

– А танк она возьмет?

– Зависит от снаряда…

– А есть у нас еще такие пушки?

– Еще четыре.

Эта цифра показалась бойцам внушительной.

– А снаряды?

– Хва-а-тит! – засмеялся наводчик. – Есть у нас и на них управа! А ты как думал?

Космас оглянулся на бойцов. Их лица оживились радостной улыбкой. Появление маленькой пушки развеяло напряженную перед атакой атмосферу. Бойцы следили за движениями наводчика и, казалось, совсем не встревожились, когда за зданием училища снова послышался сильный гул.

– Давай скорее! – торопил Зинон. – Самолеты…

– Танки! – крикнули из крайней траншеи.

Их рычание раздавалось уже совсем близко. Из окон осажденного здания снова хлынул сильный огонь. В нарастающем реве танков маленькое орудие прогрохотало, как низкий гром. Снаряд, от которого ожидали потрясающих разрушений, ударился о высокую и толстую стену и упал вниз, как черный, издохший в прыжке кот.

– Эй! В чем дело? – закричали из траншей.

Неудача не разочаровала, а, наоборот, развеселила бойцов. – Представление провалилось! Давай обратно наши денежки!

Наводчик присел на корточки возле своего орудия и, позабыв о пулях, которые жужжали вокруг, старался обнаружить свой промах.

– Снаряд не тот! – поставил он наконец диагноз и крикнул своему подручному: – Дай-ка мне зеленый!

Подручный быстро открыл ящик и вынул из него зеленый снаряд. Пушечка снова прогрохотала, земля содрогнулась, на здании училища взметнулись ярко-красные, как густая кровь, языки пламени и рухнули вниз вместе с обломками стены.

– Вперед! – крикнул Зинон и первым выскочил из траншеи.

Когда они вбежали в сорванную гранатой дверь, в здании оставались только убитые и раненые, которых удиравшие юнкера бросили на произвол противника. С обратной стороны здания, во дворе, стояли танки; огнем пушек и пулеметов они прикрывали беглецов, садившихся в бронемашины.

– Куда пропал этот наводчик? – кричал Зинон, – Неужели мы дадим им смыться?

Наводчик прибежал, кусая от досады губы.

– Чем я заряжу пушку? Пальцем?

– Снарядов нет?

– Те, что были, кончились. Теперь надо послать на Патисия, за новой партией…

– Правильно, – съязвил Зинон, – а пока сбегай к танкам, попроси, чтоб подождали…

Он весь как-то переломился и прислонился к стене, Лицо у него было белым как мел.

– Что с тобой?

Длинная, легкая фигура Зинона склонилась к плечу Космаса, но тут же выпрямилась.

– Тебе плохо? Эй, пришлите сюда носилки!

– Нет, что ты, не надо!

– Пришлите носилки!

Носилок не оказалось, и бойцы, поддерживая Зинона под мышки, отвели его в «Альсос», где находился врач. Там его разули, нога была залита кровью. Врач снял с раны платок, промыл спиртом. Зинон слегка застонал и стиснул зубы. И тогда все увидели развороченную тонкую голень и в глубине белую кость…

– Вот это здорово! – воскликнул врач. – Да как же ты сумел дойти?

* * *

Укрывшись пальто, Космас лежал на полу. Он закончил работу на рассвете. В комнатушке, где отдыхали наборщики, нашелся свободный уголок и для него. Сквозь надвигающийся сон Космас услышал крик – кричала Янна. Он выскочил в коридор. Янна стояла у входной двери.

– Танки!

В полуоткрытую дверь заглядывал серый холодный свет. Космас высунул голову и увидел ползущие темные громадины.

– Все равно предпринять мы ничего не успеем. – Он захлопнул дверь и отвел Янну в сторону. – Иди сюда, а то не ровен час еще пальнут…

Лязганье тяжелых гусениц нарастало, и маленький домик трясло. Все его обитатели сбежались в коридор.

– Ну, будь что будет, – сказал Космас. – Испробуем свое счастье.

Танки проползли в нескольких метрах от стены. В щелку Космас увидел, что за двумя танками следовала бронемашина.

– Боюсь, не нас ли они разыскивали?

– Вполне возможно… А есть у нас чем обороняться?

Кроме браунинга, который подарил Космасу Зинон, на вооружении типографии оказались одна граната и один револьвер с тремя разбухшими, позеленевшими патронами – семейная реликвия самого старого из наборщиков. Они были безоружны и беззащитны не только против танков и самолетов, а даже против бандитов, которые могли появиться однажды ночью.

В глубине улицы послышались выстрелы, а потом грохотание возвращающихся танков. Они свернули за угол и направились в сторону железной дороги.

– Как бы то ни было, – сказал Спирос, – даже если они и не по нашу душу заявились, нужно принять срочные меры.

Они решили в этот день не печатать ничего, кроме газеты, и занялись сооружением баррикады. Ее воздвигли к вечеру между двумя новыми домами, метрах в ста от типографии. Материалом послужили шпалы и рельсы с железной дороги.

– Бог знает, сколько раз я использовал в своих стихах слово «баррикада» и только теперь увидел воочию, что это такое! – говорил литсотрудник, пока один из наборщиков делал ему массаж. От тяжелой работы у поэта разболелась спина.

Спирос вызвал Космаса в подвал.

– Позаботься об оружии. Составь график дежурств. Все, кроме больных, будем нести караул. И раза два в день проводи с нами занятия по военной подготовке…

* * *

Только мастер, который каждую ночь набирает число для нового номера газеты, ведет счет суткам. Для остальных время бежит неуловимо, они замечают лишь смену дня и ночи и боевых новостей, которые становятся все тревожнее. В холодном, сыром подвале голодные часы тянутся медленно, а ночью, в карауле, они и вовсе кажутся неподвижными, как черная, непреодолимая баррикада. В щели между шпалами и рельсами проникает ледяной ветер, он свистит и грохочет, словно наползающий танк.

Бои идут в центре. Треугольник «Скобия»: Омония – площадь Конституции – Колонаки, – занятый войсками Скоби, все сужается и сужается. Укрепленные здания вне этого треугольника уже попали в руки голодных и оборванных юношей. В Кифисье после тридцатичасового боя пятьсот англичан оставили обороняемые гостиницы и все свое вооружение.

Скоби переправляет с итальянского фронта солдат, самолеты, военные корабли. В Афины приезжают маршал Александер и британский министр Макмиллан.

Это был день огромных жертв. Самолеты «Дакота» сбросили бомбы на Афины, Пирей и Коккиныо. Сотни бойцов и безоружных жителей были погребены под развалинами. Смертью веяло со склонов Акрополя и Ликавитоса, смерть разносили по улицам города танки. С моря военные корабли обстреляли Драпецону и Кесарьяни. Вечером коммюнике Скоби сообщило, что за этот день на греков обрушилось две тысячи снарядов.

Декабрь вступил в последнюю декаду. Радио передавало, что армия немецкого маршала фон Рустента вернулась на территорию Бельгии и стремительно движется к Льежу. Другая армия обратила в бегство англо-американские войска в Люксембурге и направляется в Сен-Виту. На итальянском фронте, в районе Файенца, немецкие войска перешли в наступление и значительно продвинулись вперед. Англичане отступили.

…Мастер, отлучившийся на несколько часов повидать детей и жену в Пирее, принес к вечеру еще одну новость: в Фалиро прибыли новые корабли из Италии, они опять привезли войска.

Они проснулись от криков часового – снова показались танки.

Часовой бежал и кричал на всю улицу.

– Да погоди ты, – остановил его Космас. – Сколько их?

– Пять! И сзади, по-моему, еще пять…

– Это ты просто-напросто два раза их сосчитал, – сказал наборщик. – Пять одним глазом, пять другим. Не бойся, через баррикаду им не пройти…

Из подвала торопливо поднимался Спирос.

– Берите гранаты! По местам!

Они заняли места в доме возле баррикады. Из окна Космас увидел три танка. Самый большой полз первым и палил по баррикаде из пулеметов. На расстоянии метров пятидесяти танк остановился и стал поворачивать в сторону баррикады пушку. Он собирался разметать препятствие сильным огнем.

Они лежали на полу под градом сыпавшихся стекол и штукатурки. Насыщенный пылью воздух потемнел. Космас задыхался, он попробовал встать. Комната вдруг осветилась, и теплая волна снова швырнула его на пол. Внизу один за другим разрывались снаряды. Дом шатался…

– Сейчас переползет! – услышал Космас чей-то крик. Он снова приподнялся и встал на колени. В ушах гудело, будто прямо над крышей кружили самолеты. За облаком пыли он увидел танк – гигантского пепельного бронтозавра. Изрыгая клубы дыма, он неуклюже раскачивался на развороченных рельсах. В руке Космас ощутил горлышко бутылки, заостренный шест, который нужно было вонзить в глаз циклопа.

Он поднял руку, прицелился. Танк стоял на том же месте, на хребте баррикады. В соседнем окне Космас заметил еще одну вытянутую руку и качнулся вперед, словно прыгнул через пропасть. «Аэра!» – боль полоснула у него в горле.

Две гранаты разорвались одна за другой, воздух дохнул дымом и огнем. Гигантский танк сполз вниз, стеною встал за грудой железа, взревел и заворочал башней, как будто старался восстановить потерянное равновесие.

– Еще одну! – крикнули из окон.

Уже не медленно и важно, как явились, а поспешно, словно побитый скот, уходили обратно танки.

На улице, за разрушенной, но непреодоленной баррикадой, царило ликование. Все были целы и невредимы, в пыли, копоти и штукатурке. Последней из дома напротив вышла Янна, улыбающаяся, с белыми бровями, белыми волосами – старушка, еле передвигавшая ноги.

– Еще один танк! – кивнул в ее сторону Спирос.

…А час спустя, когда они возились на баррикаде, водворяя на место съехавшие рельсы, в небе загудели самолеты. Спрятаться не успели; свернувшись калачиком, застыли тут же, на баррикаде, и слушали щелканье пуль по мостовой и стенам. Когда первый вихрь пронесся дальше, они вскочили и бросились в подвал. Двое наборщиков и корректор остались на баррикаде, их тела свисали с рельсов, недвижные, как брошенная одежда.

Космас оглянулся, хотел позвать товарищей, чтоб унести тела погибших, и в нескольких метрах от баррикады, на асфальте, увидел еще одно тело, плавающее в крови. Космас подбежал, нагнулся – это был литсотрудник «Свободы».

Двумя кварталами ниже, в церкви, прятались женщины и дети. Почти в ту же минуту, когда появились самолеты, с Акрополя ударила артиллерия. В страшном гуле самолетов снаряды упали без шума, без свиста. Один из них выбрал черепичную крышу церкви, пробил ее и нырнул вниз.

* * *

В полдень они узнали страшную новость: семь эласитов явились в дом профессора Алексиадиса, подняли больного старика с постели, заявили, что отведут его в комендатуру, и зарезали тут же, во дворе.

– Быть не может! – говорил совершенно разбитый Спирос. – Быть не может, чтобы наши пошли на такое преступление. Зачем им это могло понадобиться?

Племянница и брат профессора – остальные члены семьи с началом военных действий перебрались в Гекалу – присутствовали при аресте. Они просили эласитов оставить старика в покое и вызывались пойти в комендатуру вместо него, но эласиты сказали, что профессору ни чего не угрожает, он даст какие-то показания, и его тотчас привезут обратно.

– Пойду сам разузнаю, – сказал Спирос.

Вместе с начальником народной милиции он пошел к родственникам профессора, но не услышал от них ничего нового и утешительного.

– Насчет комендатуры – чистая утка, – сообщил начальник милиции. – Ни комендатура, ни милиция и не думали отдавать такого распоряжения. И если все-таки поверить, что убийство совершили эласиты, то объяснение может быть только одно. С месяц назад «Свобода» напечатала о профессоре заметку, и, может быть, нашлись безумные юные головы, которые из фанатизма…

Заметка, о которой говорил начальник милиции, была опубликована в начале декабря. Депутация студентов посетила ряд известных деятелей науки и культуры и предложила им подписать обращение к правительству с просьбой очистить университеты и другие высшие учебные заведения от преподавателей, Которые скомпрометировали себя во время оккупации. Профессор Алексиадис отказался подписать обращение. Он заявил, что это работа коммунистов. «Свобода» написала об этом эпизоде и в заключение отметила, что с профессором нельзя не согласиться, если он имеет в виду, что о чести нации заботятся только коммунисты.

– Я не думаю, что эта заметка могла внушить ненависть и толкнуть на такое преступление, – сомневался Спирос. – Кто эти фанатики? Ведь их было семеро! Нет, нет! Это не приступ фанатической ненависти, а организованное преступление.

На другой же день милиции удалось выяснить, что в районе действовала шайка террористов, переодетых в форму ЭЛАС. Ночью, за сутки до того, как совершилось преступление, из центра спустились два танка и бронемашина. В милиции подозревали, что бронемашина перевозила бандитов.

Когда они остались вдвоем, Спирос сказал Космасу:

– Тебе я могу сообщить еще одну деталь. Знаешь, кто орудует в этой шайке? Помнишь, кто предал нашу типографию?

– Сарантос?

– Он самый. Он жил в этом квартале, знает здесь каждое окошко и каждую кошку. Вчера вечером его видели на улице… Чего там сомневаться, это он, конечно, навел сюда бандитов…

Спирос замолчал и задумчиво посмотрел на стеклянную дверь. Там, в соседней комнате, работали наборщики. У Космаса защемило сердце. Он словно впервые увидел бледное, усталое лицо Спироса и его совсем уже седые волосы.

– Положение, Космас, очень критическое, – снова заговорил Спирос. – Многие кварталы они сровняли с землей. Скоби подвозит подкрепление и старательно выполняет обещание Черчилля – превратить Афины в развалины… Возможно, кое-какие позиции придется оставить…