Текст книги "Ночи и рассветы"
Автор книги: Мицос Александропулос
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 39 страниц)
Увидев надвигающуюся на них лавину демонстрантов, немцы отошли в переулок, под прикрытие танков и бронемашин.
Путь был открыт, и колонна двинулась дальше, когда из-за спин расступившихся немцев, итальянцев и полицейских показались два немецких танка. Они шли прямо на демонстрантов и поливали их огнем.
Люди снова прижались к тротуарам. На опустевшей мостовой остался лишь один знаменосец. Это был высокий мужчина с непокрытой головой. Он был ранен. Знамя качалось в его руках.
На него с грохотом надвигались гусеницы первого танка. Еще немного, и они подмяли бы под себя знаменосца вместе со знаменем.
– Знамя! – крикнули тысячи голосов.
Знаменосец упал на колени. Знамя наклонилось.
От толпы отделилась белокурая девушка. Космас увидел ее в то мгновение, когда она подбежала к знаменосцу. На ней было белое платье, пышные волосы струились по плечам. Девушка наклонилась, чтобы подхватить знамя. Из башни танка раздалась короткая очередь. Девушка выпрямилась и обеими руками схватилась за грудь. Пошатываясь, она сделала несколько шагов в сторону, но тотчас же вернулась и встала около знамени, стараясь удержаться на ногах. На белом платье выступили пятна крови.
Толпа бросилась на помощь девушке. Но было уже поздно. Загрохотали гусеницы танка, белое платье исчезло под ними…
Космас видел это своими собственными глазами, но ему казалось, что все происходит в дурном сне. Тем временем какая-то худенькая женщина в черном подбежала к танку и вскарабкалась на него. Одной рукой она ухватилась за приподнявшуюся крышку танка, другой сорвала с ноги ботинок и с размаху ударила высунувшегося из люка танкиста.
Раздался выстрел. Рука, державшая ботинок, на какое-то время задержалась на железном боку машины, в то время как другая, все еще сжимавшая бумажный флажок, взмахнула им в последний раз и упала.
Янна смотрела на Космаса глазами, полными ужаса.
– Бабушка! – крикнула она. – Это наша бабушка!..
Внезапно знамя снова взмыло над толпой. Его поднял и понес какой-то юноша. Но вскоре его ранили, и он, вскрикнув, выронил знамя.
Космас нагнулся, поднял его и, крепко сжимая древко, рванулся вперед. Гусеницы первого танка прогрохотали где-то совсем рядом. Но едва он сделал несколько шагов, как оказался прямо перед вторым танком.
Космас увидел надвигающиеся на него гусеницы, бросился в сторону и почувствовал, как его ладонь разжимается. Знамя падало из рук. Он пытался удержать древко левой рукой, но не смог. Знамя подхватили другие. Космас видел, как полотнище знамени плывет над толпой где-то далеко впереди. Правая рука вдруг стала тяжелой, рукав намок от крови. Голова кружилась, колени подгибались. Янна поддерживала его.
К ним подбежала незнакомая женщина.
– Ничего, сынок, ничего, – сказала она, – не бойся.
Эта женщина и Янна подвели его к тротуару, сняли пиджак и перевязали рану.
– А теперь, дочка, – сказала женщина, – отведи его осторожно на улицу Академии. Там наши санитары.
Янна была растерянна. Она старалась сдерживаться, но нервы ее сдали, и она разрыдалась.
– Глупенькая! – уговаривал ее Космас. – Ну что ты плачешь? Ведь все в порядке, видишь?
Ободряя ее, он забыл о боли. Кажется, и в самом деле рана была не очень серьезной. Головокружение прошло, Космас пошевелил пальцами – они двигались так же, как и на здоровой руке.
– Вот видишь, – сказал он снова, – ничего страшного. Посмотри-ка.
И он медленно поднял раненую руку. Черные брови Янны сдвинулись. Она следила заплаканными глазами за движением его руки.
– Ну вот… Ничего страшного…
Путь к площади Конституции был уже свободен, и колонна двигалась спокойно.
– Все в порядке, – повторил Космас. – Пойдем и мы. Не оставаться же нам посреди дороги.
– А ты сможешь, Космас?
– Смогу, Ты только иди с той стороны, чтобы меня не толкали.
Одну руку Янна просунула ему под мышку, другой поддерживала кисть.
– Больно? – спрашивала она на каждом шагу. – Очень больно?..
И ее рука сжимала его пальцы.
* * *
Все пространство перед дворцом было забито народом.
Когда они вышли на площадь Конституции, люди плакали, целовались, танцевали вокруг памятника Неизвестному солдату.
– Что произошло? – спросил Космас.
– Митрополит объявил, что мобилизации не будет. Декрет отменен. Правительство предателей пало!
– Теперь в него войдут новые предатели, – сказала одна из женщин.
Старичок с белой бородкой высоко поднял палец.
– Конец предателям! – произнес он торжественно. – И конец предательству!
Развевались знамена. Взлетали в воздух плакаты, шляпы, платки.
И вдруг толпа упала на колени. Глубокая тишина воцарилась над огромным пространством площади, будто она вдруг вымерла. И словно откуда-то издалека поплыла медленная, скорбная мелодия. Толпа пела, и трагическая мелодия звучала все сильней:
Вы жертвою пали в борьбе роковой…
Космас слышал эту песню впервые. И когда слова песни схватили его за душу и ему открылся их смысл, теплая волна обволокла все его существо, В первый раз за все эти дни он дал волю слезам.
* * *
Теперь их осталось только трое. Наборная верстатка бабушки лежала на ящике со шрифтом – она положила ее туда прошлой ночью. Здесь же лежало и ее старинное пенсне в тонкой оправе, пожелтевшей от времени, с дужкой, обвязанной для прочности черной ниткой.
Спирос сразу же занялся Космасом. Он размотал повязку и обмыл рану. Пуля едва не задела кость, белевшую в ране, как яичный белок.
В тот вечер работали только двое – отец и дочь. Они готовили к печати короткий бюллетень о событиях дня. Космасу работать не разрешили. Спирос запретил ему даже подходить к прессу, пока не заживет рана.
Но Космас сел к столу и набросал несколько сцен демонстрации. Он прочитал их Спиросу, и тот остался доволен. В конце Космас привел слова Ставроса, которые тот произнес утром в министерстве труда: «Только маловерный после сегодняшнего триумфа может сомневаться в конечной победе. Нет силы, которая могла бы сломить наш народ».
– Правильно! – сказал Спирос. – Принимается единодушно.
Он взял верстатку, и его руки заходили ходуном.
– Но есть одно условие, Космас. Космас вопросительно посмотрел на него.
– Какое, Спирос?
– Мы должны смотреть в оба. Нам еще рано упиваться победами.
XIIIБез бабушки стало гораздо труднее. Соседям сказали, что она уехала в провинцию к своим родственникам, а оттуда приедет погостить ее сестра. В дальнейшем госпожа Иоанну должна была заболеть, и ее приезд будет оттягиваться до тех пор, пока не настанет время покончить со всем этим мифом.
Таким образом, с соседями все было улажено. Но большие трудности возникали в самой работе. Бабушка набирала почти все тексты типографии. Несмотря на свои семьдесят лет, она не знала устали и за один вечер могла набрать всю газету. Чтобы ее заменить, требовалось по меньшей мере два человека. Только сейчас они поняли до конца, что значила для них бабушка…
А тут еще и ранение Космаса. Утром, уходя из дому, Спирос переменил ему повязку. Весь день и вечер Космас оставался один. Когда стемнело, он спустился в подвал, прослушал несколько передач, а потом встал к прессу. Ему хотелось закончить прокламации, выпуск которых они уже несколько дней задерживали. Поднялся он из подвала очень поздно и, раздеваясь перед сном, увидел, что повязка набухла от крови. Рана открылась. Космас не снял старых бинтов, а только наложил поверх повязки несколько платков.
Когда на другой день он проснулся, рука горела. Он попробовал двинуться, но ощутил неодолимую тяжесть во всем теле. Попробовал приподняться на кровати, но тут же снова упал на подушки. Все прыгало у него перед глазами, он ни на чем не мог сосредоточиться. Некоторое время Космас не шевелился: во рту пересохло, щеки горели, кости ныли. Он говорил себе: «Нужно встать» – и не мог. То впадал в забытье, то, очнувшись, ловил себя на мысли, что не хочет вставать. И, ослабев, отказался от всего – от мыслей, от усилий. Он почувствовал, что силы оставляют его.
Космас снова впал в забытье. Сознание на время покидало его, но немного погодя возвращалось, и он вспоминал, что надо подниматься. Перед глазами вращалась карусель, и он с любопытством наблюдал за ней. Теперь Космас не чувствовал ни ноющего тела, ни покалывания в глазах, ни боли в руке. Он был в глубоком обмороке, и его очень забавляла карусель. Самая настоящая карусель, которая вертелась, ни на минуту не останавливаясь. Один конек на карусели был с красным бочком, и Космас ждал, когда он покажется. Потом он ощутил стук в висках. Сначала тихий, потом сильный и быстрый. И вместе с этим стуком убыстрялись повороты карусели, красный бочок коня мелькал все чаще, он уже полыхал, как огонь, и вертелся, вертелся… Потом среди этого пламени возникли ее глаза, а потом он увидел ее всю.
Янна… Только о ней он и вспоминал все то время, пока был без сознания.
* * *
Потом в темноте появились новые лица. Первой возникла тусклая фигура в очках. И когда Космас увидел ее, он понял, что болен. Он хотел им сказать, что они обманулись. Но они не верили ему, и он забеспокоился. Он попросил, чтобы они выслушали его. Они умолкли. И тогда в полной тишине он начал им объяснять…
…Однажды его тоже приняли за больного. Отец пригласил врача. А ему совсем не нужен был врач. Ведь он и тогда был совершенно здоров. Но явился доктор, старик Стергиос, в очках, и принялся колоть его в мягкое место. Каждый божий день. Превратил его мягкое место в решето. До того старательный был старик! «Стоп! – сказал ему однажды Космас. – Ни одного укола больше», Тогда хитрый Стергиос нашел способ его утешить.
Он взял карандаш и написал на стене: «Девяносто шесть – и ни одного больше». В тот день он сделал девяносто шестой укол. И ни одного больше. Потом Космас поправился. «Видите, – говорил он врачу, – я же с самого начала знал, что здоров. А вам, чтобы понять это, понадобилось сделать девяносто шесть уколов…»
Они внимательно слушали его.
И вдруг тусклая фигура в очках начала содрогаться от сильного, но беззвучного смеха. Они, кажется, снова ему не поверили!
– Да вы посмотрите на стену! – сказал он им. – Посмотрите!
Но никто не стал смотреть. Даже Спирос.
Янна все время стоит в дверях. Стоит и держится за притолоку, как будто сейчас разразится землетрясение. Он манит ее рукой: «Иди сюда». Она подходит. «Садись». Садится.
Как быстро ты забываешь, Янна! Ты все забыла. Скажи мне, но только говори правду. Подойди поближе, нагнись. Ты тогда любила меня, Янна? Любила? Только скажи правду! Ты должна была меня любить, потому что я тебя очень любил. Я сейчас скажу тебе кое-что, я никому еще не говорил об этом… Помнишь, как ты потеряла свою фотографию, на велосипеде? Это я ее взял. Фотографию и тетрадку с сочинениями. Я сохранил их. И где бы, ты думала? Ни за что не отгадаешь! В ларце для свадебных венков отца и матери. Они и сейчас там, И фотография, и тетрадь…
Фигура с очками по-прежнему стояла над ним. Но он еле различал ее. Казалось, он видит ее сквозь запотевшее стекло.
Потом туман исчез и стекло прояснилось. Но медленно-медленно.
В какое-то мгновение Космас ясно почувствовал, что над ним склонился человек. Он проснулся и увидел – человек сидит на краю постели.
Человек улыбнулся.
– Вот и разбудили!
Космас часто заморгал ресницами.
– А? – попробовал он подняться. Человек положил ему ладонь на лоб.
– Лежи! – сказал он. – Мы разбудили тебя своим разговором.
Космас некоторое время молча смотрел на него. Потом спросил:
– А что я вам говорил?
Ему ответили из глубины комнаты:
– Ну и много же чепухи ты намолол, чертушка!
Космас повернулся.
В углу стоял Спирос. Губы его растягивались в улыбке…
– Да, слово не воробей! – улыбнулся и Космас.
Он огляделся. Больше никого в комнате не было. А ведь должен же быть еще один человек. Потом он устал думать. Веки тяжелели. Космас попробовал снова приоткрыть глаза и не смог.
* * *
Когда он проснулся, на столе горела лампа. Он обвел комнату глазами – ни души.
И вдруг до его ушей долетел знакомый звук. Двигались по станку валики пресса. Космас поднял голову, В углу он увидел вынутые половицы. На стену из подвала падал электрический свет.
Космас хотел позвать Янну. Нет, лучше встать самому. Он отбросил одеяло и поставил ноги на пол. Голова закружилась, в ушах сразу же зазвенели колокольчики. Он снова опустил голову на подушку и глубоко вздохнул, вбирая воздух всей силой легких.
И, ожидая, когда пройдет головокружение, Космас увидел ее. Она поднималась по ступенькам. Над полом показалась ее голова; она смотрела на него.
– Янна!
Она подбежала на цыпочках, встала на колени возле его кровати и взяла его руки в свои. Ее глаза были такими, какими он ожидал их увидеть, – радостными и любящими.
– Янна!
– Не разговаривай! – сказала она. – Нельзя!..
Она протянула руку и приложила два пальца к его губам.
– Вот так!
Потом Янна положила руку ему на лоб. – Я ждала, Космас. Я знала, что сегодня ты очнешься…
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
I
В тот день, когда Космас снова приступил к работе, они получили пополнение в лице Сарантоса, тридцатипятилетнего мужчины родом с Ионических островов. Он прекрасно знал свое дело, но обладал одним большим недостатком – уставал быстро, как беременная женщина. Стоило ему часа два простоять за кассой, как он уже на целый день выходил из строя.
Но работа все-таки пошла успешней.
Сарантос принес в подвал новые привычки. Прежде всего весь дом наполнился дымом. Ноздри и рот Сарантоса вечно дымились, будто в легких у него топилась печь.
Другим новшеством был его лексикон. В речи Сарантоса смешались все жаргоны, которые он в совершенстве изучил за время своих странствий в ионических портах, в трущобах Пирея, в исправительных тюрьмах Касаветии. Руки Сарантоса были густо расписаны крестами и сиренами. На груди неизвестный мастер создал целую композицию на тему первородного греха – о том, как змий искусил Еву. Кем только не довелось ему побывать: лавочником и хозяином кабачка, владельцем игорного дома, лоточником, торговавшим сладостями на улице Афины («Я кормил магараджей баклавой и сизамоси с орехами»), кладовщиком водоснабдительной компании («Оттуда, товарищ Космас, я и попал прямой Дорогой в Касаветию»), сборщиком налогов на овощном рынке.
Одно время Сарантос был парикмахером в Амальяде, потом подвизался как учитель танцев где-то в Пинии. В перерывах между этими занятиями он успел поработать в типографии в Метаксургио.
* * *
В первый же вечер у Космаса и Сарантоса нашлись общие знакомые. Едва увидев его, Сарантос спросил:
– А ты случаем не работал в Псири, товарищ Космас?
– Да, я служил там в одном магазине.
– В изюмной лавке?
– Да.
– Стало быть, я не ошибся. Погоди-ка, как звали хозяина? – И он замолчал, роясь в памяти.
– Исидором, – сказал Космас.
– Не этого, а другого.
– Анастасисом.
– Вот-вот! Этот самый Анастасис – сволочь поганая!
– Откуда ты его знаешь?
Сарантос многозначительно ухмыльнулся.
– А почему схватили Исидора? Ты знаешь, почему его схватили?
– Сам виноват, – сказал Космас. – Пошел к ним и сдался.
– Это другое дело, а в чем причина? Из-за чего его взяли?
– Из-за какого-то склада.
– Из-за какого-то склада!.. Да на этом складе чуть-чуть не накрылся твой покорный слуга.
– Каким образом, Сарантос?
Космасу вспомнились магазинчик в Псири, Исидор, Анастасис, Манолакис и таинственная история со складом. В этот вечер он узнал новые факты, проливающие свет на это дело. Сарантос тоже оказался замешанным в него и был, как он сам говорил, «главным действующим лицом».
– …Так вот, товарищ Космас, целый год я заворачивал там всеми делами. Понатаскал туда всего, чего только моей душеньке хотелось, – от патронов до итальянских минометов. И каждый месяц я заходил в изюмную лавку и вносил покойному Исидору плату за аренду, Вот там-то я тебя и видел. Ты сидел за столиком с книгами. И вот в один прекрасный вечер, товарищ Космас, меня извещают, что склад выдали.
– А кто тебе сообщил?
– Кто сообщил? Да у организации всюду есть свои агенты!
Космас засмеялся.
– Ну, уж и агенты, Сарантос! Мы ведь не шпионская шайка.
– Я этого не говорил, товарищ Космас, чего ты так взвился? Ну, а когда мы перенесли оружие, то подумали: «А не задать ли нам жару этому предателю Анастасису?» Приходим мы утром в магазин…
– В изюмный?
– Туда, но только в тот день там случился страшный переполох.
– Вероятно, вы пришли в тот день, когда расстреляли Исидора?
– Вот так и повезло негодяю Анастасису, остался целехонек!
– Да его же потом ранили, Сарантос.
– Ерунда, царапина. Чуть задело грудь. Не пустили меня с ним расправиться, и вот теперь эта погань охотится за нами с агентами охранки.
– Анастасис?
– Ну конечно! Пошел на предательство в открытую. Отпетый черносотенец. И знаешь, товарищ Космас, кто у него первый палликар{[64]64
В греческом эпосе – богатырь, храбрец.
[Закрыть]}? А ну, пораскинь-ка мозгами!
– Откуда мне знать!
– Да тот самый старик, что работал у вас в магазине.
– Ах, этот… – сказал Космас. – Он появился уже под конец. Его, кажется, Мемосом звали.
– Да не Мемос! Тот уже сыграл в ящик. Другой старик…
– Манолакис? Быть не может!..
– Что значит «быть не может»?
– Быть не может, – снова сказал Космас, – Ты что-то путаешь!
– Может или не может, а только это факт. Посмотрел бы ты на него теперь: разгуливает в мундире, немецкую кобуру прицепил – ну чистое пугало! Вот так, товарищ Космас…
* * *
Сарантос как будто нарочно явился, чтобы напомнить ему о том, о чем он уже стал забывать: в городе живут разные люди. Среди них есть и друзья, и враги. Несколько месяцев прошло с тех пор, как они с бабушкой Агнулой вырыли этот подвал, перешли на нелегальную работу. Они научились объясняться знаками и ходить на цыпочках. Все это время они жили как в осаде. Каждый день они чувствовали близость врага – за закрытыми ставнями, за стенами. Шаги соседки по устланному плитами проходу, ветер, завывающий в трубе, – все настораживало. Враг ждал своего часа. Они это знали.
Но никогда Космас не чувствовал его так близко, как в тот вечер, после разговора с Сарантосом. На этот раз Космас словно видел его в лицо. Он представлял его в образе Анастасиса, который охотится за ними по всем закоулкам. И прежде всего за Космасом. Ведь сказал же он тогда: «Ты у меня за это еще поплатишься». И Космас не забывал его угрозы.
С этого вечера он почувствовал, что опасность близка. Ему стало казаться, что она поселилась в их доме вместе с Сарантосом.
Как-то вечером Космас сказал об этом Спиросу. Но Спирос только засмеялся.
– Его направили к нам очень надежные товарищи, и ты не должен его подозревать. Если у тебя, конечно, нет конкретных данных.
– Откуда они у меня? Просто не нравится он мне, вот и все.
– Так нельзя, Космас. Нельзя подозревать людей только потому, что они тебе не нравятся.
– Но, товарищ Спирос, что можно ждать от человека, который смотрит на организацию как на шпионскую шайку?
Спирос возражал. Нельзя судить о людях предубежденно, нужно постараться понять их. Человека не изменишь за один день. Его не перевоспитаешь и за несколько месяцев. Нужны годы. И не один, не два. Таких, как Сарантос, тысячи. Капиталистическое общество выжало из них все соки. И движение должно не толкать их дальше в пропасть, а перевоспитывать. Это не всегда возможно, есть, конечно, и неисправимые люди. Но наше движение так перерождает душу человека, что и Сарантос переродится и найдет свое место в нашей борьбе, как нашли его другие товарищи. Сколько таких вот несознательных в прошлом людей оказались стойкими борцами и жертвовали своей жизнью! Нужно окружить Сарантоса товарищеской заботой.
И Спирос рассказал ему один эпизод из своей тюремной жизни:
– Это случилось в то время, когда вступил в действие особый закон. В эгинской тюрьме нас держали вместе с уголовниками. Был среди них один знаменитый бандит – Аридас. Осудили его на десять лет за какой-то грабеж, но в заключении он совершил еще два убийства, и тогда его присудили к пожизненному заключению. Но он и в тюрьме был некоронованным королем бандитов. В своих владениях Аридас не признавал другого закона, кроме поножовщины. Продавцы кофе, повара, игроки – все платили ему дань.
Среди коммунистов был у нас один адвокат из Коринфа. Когда-то он выступал на суде защитником Аридаса. И вот он взялся наставить разбойника на путь истины. Они вместе жили два года. И Аридас порвал со своим прошлым – отказался от дани, от драк и даже от своего чина главаря. В конце концов он ходил за адвокатом по пятам и умолял, чтобы его приняли в партию. Вот как оно бывает, Космас!..
