Текст книги "Ночи и рассветы"

Автор книги: Мицос Александропулос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 39 страниц)

X

Ночью Космаса разбудили. Пришла его очередь отдежурить два часа на баррикаде.

– Сколько времени? – спросил он у сменившегося часового.

– Полвторого.

– Замерз?

– Окоченел! – Часовой, припрыгивая, побежал к двери.

Мороз крепчал. Стоять за баррикадой было невозможно. Ветер с удвоенной силой вырывался из щелей и впивался в тело ледяными лезвиями, отточенными на баррикадных рельсах. Через несколько минут Космас совсем продрог и принялся дуть на руку. На единственную руку. Здесь, на пронизывающем ветру, отсутствие второй руки сказывалось особенно явственно.

Ночь была очень беспокойная. Небо без единого облачка. Чистое, как кристалл, традиционное рождественское небо со сверкающими звездами, холодными и золотыми, как флорины. Но и в это рождество они опять окровавлены, как в прошлый, как в позапрошлый год. В прошлом году Космас встретил Новый год на Астрасе. В ту ночь англичане убили Уоррена.

В центре продолжаются бои, где-то гремит артиллерия. Космас пытается угадать – где. Но эхо взрывов расходится по городу, как круги по воде, и уловить, откуда они, невозможно. Наверно, опять Кесарьяни, стертая с лица земли, но все еще не сдающаяся Кесарьяни… Неожиданно за церковью кричат в рупор. Это молодежь. Каждые два часа на улицах сменяются патрули. Рупор кричит снова. Космас старается собрать осколки слов: «Внимание!» Ветер свирепствует, как цензор, со свистом вычеркивает слоги, слова, целые фразы… Внезапный грохот покрывает и крик, и свист ветра, он приближается и усиливается. Похоже на танки, на самолеты… Космас карабкается на ледяные рельсы и глядит вдаль… Грохот обрывается. «Мы сражаемся и поем! – словно пулеметная очередь, прорвавшая блокаду, вылетает из рупора коротенькая фраза. – Революция еще держится!»

«Еще» – это слово разрывается, как снаряд. Революция еще держится, но сколько еще продержится?

* * *

Днем Космас был на Патисия. По дороге он встретил безоружную колонну. Пожилые мужчины и женщины из какого-то рабочего поселка требовали, чтобы их зачислили в армию. «Мы – резерв ЭЛАС!» – написали они на большом плакате, который несли в первых рядах. Резерв армии был неисчерпаем, насколько может быть неисчерпаем резерв революционного народа. И несмотря на это, впереди явственно брезжил конец. То, на что намекнул Спирос, Космас почувствовал еще отчетливее на площади Агамон. Здесь он услышал слово «отступление». Пока что его произносили шепотом…

Однако через четверть часа в молодежном клубе в Кипсели его недобрые предчувствия-рассеялись, как дым. Они потонули в кипящем водовороте юности. Еще вчера вечером клуб был обстрелян с Ликавитоса, а сегодня его снова переполнила вооруженная молодежь. Осыпавшиеся стены и дырявая крыша качаются от песен, как вчера вечером качались от снарядов.

 
Пули британские нас не пугают…
 

Эта песня звучит как клятва перед боем.

Высокий юноша, взгромоздившись на стол, читает горячие слова привета от молодежи Америки: «На вашей стороне человечество… Ваша победа будет и нашей победой!» «Мы победим! – кричат из зала. – В бой до победы!»

Кто-то схватил Космаса за руку – это студент-филолог, он иногда писал для второй страницы «Свободы».

Теперь он отпустил русую бороду, поверх рваного пиджака крест-накрест висят патронные ленты. Студент тащит Космаса в угол и знакомит со своими товарищами – двумя парнями и тремя девушками. Они тоже студенты из роты имени Байрона. Вчера ночью погиб их капитан.

– Как там, впереди? – спрашивает Космас. Студент отвечает. Сквозь гул кажется, что он декламирует:

– Возможно, танки, самолеты и пушки не оставят целым ни одного дома, но мы будем биться даже за развалины…

Это слова какого-то обращения.

– Самая пламенная поэма из всех, какие были и будут написаны, – говорит студент. – Разве не так? Мы уже бьемся за развалины…

– И будем биться до победы, – закончила девушка.

* * *

Со стороны типографии послышались шаги. На смену Космасу шел новый часовой.

– Уже?

– Уже было полчаса назад, я злоупотребил твоей любезностью.

– Вернее, рассеянностью. Я тут задумался и не заметил, как время пробежало.

– Хорошо, что я не спал, а работал. А то пришлось бы тебе стоять до тех пор, пока не заметил бы…

В типографии еще горел свет. Космас сбежал по ступенькам, распахнул дверь и за кассой увидел Янну. Лампочка висела у нее над головой, тени падали на лицо и удлиняли его. «Ей сейчас тяжелей, чем всем нам», – подумал Космас. Янна оглянулась.

– Иди сюда. Если можешь, подожди. Я скоро кончу.

– Вот и прекрасно! Я уложу тебя спать.

Янна быстро закончила набор, вымыла руки в бензине.

– Не знаю, что сегодня со мной… Какая-то тяжесть…

Космас взял ее под руку, и они медленно поднялись по лестнице.

– Пора тебе кончать с этой работой, Янна. Больше нельзя.

– Дело не в этом. Вернее, не только в этом. Вот, например, сегодня. – Янна остановилась на ступеньке и посмотрела на Космаса. – Настроение прыгает, как мячик. Один час я чувствую себя замечательно, не устаю, все кажется легким и доступным, а через час голова тяжелая, в глазах темно и все такое мрачное, грустное…

– Вот видишь, я прав – ты переутомилась…

Они вышли на улицу, было еще темно. Янна плотнее запахнула большое, отцовское пальто и прижалась к Космасу.

– Сейчас ты выспишься, и все пройдет. А насчет работы мы завтра же договоримся.

Янна его не слушала.

– Сегодня погибла Дафни. Вернее, прошлой ночью… на улице Третьего сентября…

– Как это случилось? – машинально спросил Космас и тут же понял, что лучше было не спрашивать.

– Застрелили из танка ее и еще двух ребят. Сегодня их похоронили на кладбище в Лиосия. Тетя Ольга зашла и сказала…

– Как она поживает?

– Хорошо. В доме у нее госпиталь, и тетушка ухаживает за ранеными…

– А справляется она?

– Еще бы… В молодости она была на войне санитаркой. Дафни умерла у нее на руках…

Космас нежно обнял Янну.

– Ты сегодня очень взволнована, давай не будем говорить об этом.

У двери в комнату женщин они остановились.

– Кто там? – спросил Космас.

– Должно быть, никого. Погоди, я посмотрю. Комната была пуста.

– Вот и хорошо, – весело сказал Космас. – Сейчас я тебя уложу и расскажу сказку…

Янна зажгла лампу. Отвернувшись к стене, Космас слышал, как она раздевалась – медленно и устало; слушал ее дыхание, то быстрое, то замирающее. И он подумал, что в судьбе женщин, готовящихся стать матерями, есть что-то от судьбы безвестных героев: они дарят миру частицы своей жизни, и подвиг их совершается тихо и бесшумно, как и подобает настоящему подвигу.

– Иди сюда! – Янна уже легла. – Ты не хочешь спать?.. Ну, тогда садись и расскажи мне что-нибудь… Что ты сегодня делал? Куда ходил?

Космас рассказывал, и она слушала его с закрытыми глазами. Раза два или три Космас умолкал, он думал, что Янна уснула. Но она просила его продолжать. Голос у нее был далекий и тоненький. Потом с Акрополя ударили пушки. Космас замолчал и прислушался: снаряды падали далеко, но все-таки в их районе. Пушки то затихали, то снова принимались стрелять. Они били наугад – то туда, то сюда – и от этого были вдвойне опасны.

– Подлецы! – стиснул зубы Космас. – Стреляют вслепую по кварталам, почти что безоружным. В кого они целят? Зачем?

Янна уснула. Спала она красиво, улыбаясь, точно дитя.

…За окном рассветало. Еще один рассвет. Высокие здания вырисовывались смутно – большие, слившиеся громады, совсем как горы. В неясном полусвете и они, и время одинаково неразличимы. Поди определи, ночь ли наступает или занимается день…

Для сна осталась самая малость. Пробирает утренний мороз, а где-то в глубине сжимается теплый комочек, искра радости, которую раздувает предчувствие наступающего дня. Есть у этих часов свое счастье, свежее, еще неопределившееся, нетерпеливое, счастье ожидания.

* * *

Рано утром Космаса вызвал Спирос. Он ждал в маленькой конторке в подвале и был не один. Имя второго человека ничего не говорило Космасу, но вслед за именем Спирос произнес три слова, которые окончательно прогнали сон: Центральный комитет ЭЛАС.

– Ну как настроение, Космас?

– И уши, и ноги в боевой готовности.

Они рассмеялись.

– Садись. Нам понадобится и то, и другое. Сегодня же тебе придется поехать в Астипалею.

«Наконец-то! – подумал Коемас. – Дошла очередь и до ребят с Астраса!»

– …Ничего еще не решено, – звук чужого голоса падал, как удары молотка, – однако могут произойти некоторые перемещения. Возможно, придется оставить Афины…

Конторка сдвинулась с места и закружилась.

– В случае необходимости дивизия должна будет прикрыть отступление, в первую очередь женщин и детей, которые уйдут вместе с армией. Война, понятно, на этом не кончится…

На сердце сразу потеплело, конторка встала на свое место.

– Распоряжение ты получишь в письменном виде.

– Когда выезжать?

– Считай, что с этой минуты ты уже в пути. Быстренько уладь свои дела в редакции. За тобой приедет машина. Обратно вернешься с ответом…

В типографии его ждала Янна.

– Я не спрашиваю, куда ты едешь. Не говори. Но тебе нужно переодеться, сменить рубашку, белье. Когда ты выезжаешь?

Он ответил, что будет ждать машину.

– Ну, вот что, – решила Янна, – я пойду домой и принесу все, что нужно… И не вздумай возражать, я бы все равно пошла по своим делам… Это уже по женской части и тебя не касается… С отцом я договорилась, он разрешил…

– Так и быть, – согласился Космас. – Но смотри не спеши. Я скорее всего уже уеду, так что не беги, иди осторожно…

Он проводил ее до угла.

– И когда ты вернешься? – решилась спросить Янна.

– Думаю, дня через два-три, не позже… Я еду недалеко…

– Я не спрашиваю…

На углу они протянули друг другу руки. Он торопливо поцеловал ее волосы, она с улыбкой нагнулась и выскользнула у него из-под руки, точно прошла через низенькую дверь. Волосы ее упали, закрыли лицо. Янна тряхнула головой и зашагала – Космасу показалось, что слишком быстро.

– Мы же договорились не торопиться!

– Если ты сию же минуту не уйдешь, я побегу!

Космас не ушел и продолжал смотреть ей вслед, тогда Янна сделала вид, что собирается побежать. «Ладно! Ладно!» – крикнул Космас и не оглядываясь завернул за угол.

* * *

Через два часа подъехала машина, а Янна все еще не вернулась. На машине приехал Спирос. Он был расстроен.

– Отправляйся немедленно! – сказал он Космасу и спустился в подвал.

– Да, да, сейчас!

Космас добежал до угла – Янны не было. Он пробежал еще один квартал…

Возвращаясь, он увидел Спироса, который возбужденно разговаривал с шофером. Космас побежал еще быстрее.

– Почему ты запоздал?

Пожалуй, никогда еще Спирос не был с ним так суров.

– Я ждал Янну!

– А куда она пошла?

Космас начал объяснять.

– Ах, да, – вспомнил Спирос, – она что-то говорила мне утром… Но выезжать нужно немедленно. – Его тон снова стал ровным. – Положение осложняется… Утром опять обстреляли Коккинью. Не оставили камня на камне… А у нас в районе сегодня ночью произошло еще одно преступление… Зарезали врача и всю его семью… Так же, как и профессора…

Космас пожал ему руку и сел в машину, не сводя глаз с перекрестка.

* * *

– Этот узел для тебя тяжеловат! – сказала тетушка, глядя, сколько белья собирает Янна. – Погоди, я сейчас накину пальто.

Из дому они вышли вместе.

– Я тоже хочу повидать Космаса! – сказала старушка.

И она пошла по левую руку от Янны, поддерживая узел. При ярком дневном свете Янна показалась ей еще бледнее, чем дома. И она подумала, что нужно будет пробрать и отца, и мужа. Не дело это для женщины перед самыми родами круглый день работать в типографии без воздуха и света. «Вот сейчас пойду и поговорю с ними. И сегодня же заберу Янну домой!»

А Янна торопилась и шагала все быстрее.

– Тише, девочка, тише, – говорила старушка. – И тебе не след сейчас бегать, да и я тоже не могу. Давай передохнем…

Янна остановилась, но тотчас снова подняла узел. Она очень волновалась.

– Уедет Космас, и мы его не застанем… – Не бойся, успеем.

Так они прошли половину дороги и, чтобы сократить путь, свернули с большой улицы в узенький переулочек. Они пробирались среди заборов из гнилых досок, ржавой жести и проволоки и зашли уже далеко, когда Янна вдруг вскрикнула. Вскрикнула негромким криком человека, с которым случилась беда, страшная беда. Переулочек был узкий и грязный, впереди шла тетушка, сзади Янна. Тетушка оглянулась на крик и увидела белое, искаженное страхом лицо племянницы.

– Неужто схватки? Бог мой, какая беда!

Янна поднесла палец к губам.

– Иди, тетушка, иди!

– Да что с тобой?

– Иди скорей! – еще нетерпеливее прошептала Янна и подтолкнула ее узлом.

Только тут старушка заметила, что Янна старательно смотрит налево. А справа, в глубине двора, мимо которого они шли, она краем глаза выхватила двоих – мужчину и женщину, они стояли в дверях и разговаривали… Тетушка побежала. Позади она слышала тяжелое дыхание Янны и чавканье грязи под башмаками.

Чуть подальше, за полуразрушенным каменным забором, сидели на поленнице пятеро мужчин. Это были эласиты.

Янна кинула узел в руки тетушки и бросилась к забору. Эласиты вскочили на ноги.

– Скорей! Здесь, вон в том дворе, предатель, – тихо сказала Янна.

– Какой предатель? – Бойцы перепрыгнули через забор и окружили Янну.

– Скорее, а то убежит…

Старушка видела, что бойцы как будто колеблются и нерешительно переглядываются. «Не верят или боятся», – подумала она и тоже крикнула:

– Скорее! Она знает, что говорит… Наконец один из бойцов решился.

– Поди покажи нам его! – сказал он Янне и взял ее за локоть.

Янна сморщилась от боли, попробовала выдернуть руку, но он не отпускал.

– Чего ты меня держишь?

Тот схватил ее и за вторую руку.

– Молчи! – прошипел он сквозь зубы. – Пикнешь – прикончим!

Обезумев от страха, потеряв дар речи и не понимая, что же это происходит, смотрела тетушка Ольга, как бьется Янна в руках вооруженных мужчин. Вот они заткнули ей рот.

Со стороны дома крикнули:

– Эй, что там у вас?

– Вали сюда!..

И он прибежал, смуглый небритый мужчина с револьвером в руках.

– Посмотри. Она тебя знает!

Он нагнулся, взглянул.

– Кончайте и отчаливайте…

Янна еще боролась. Сдавленные крики вырывались из прикрытого мужской ладонью рта. И тут тетушка Ольга увидела, как в тяжелых, толстых руках сверкнуло белое лезвие. Ноги у нее подкосились, она упала и поползла по грязи, обнимая чьи-то ноги, оказавшиеся возле ее лица. Голос ее звучал, как слабый вздох, как последнее дыхание старческой души:

– Нет, сынок, нет! Она беременна… Она мать!

– Одним большевиком меньше! – рявкнул сверху грубый бас.

Большой нож глубоко вошел в живот – легко и бесшумно, как в тесто.

– И меня! – тающим голосом прошептала старуха.

– И тебя!

Она увидела над собой красный клинок, он падал и закрывал от нее землю, словно красное, окровавленное небо, обволакивающее весь мир, от горизонта до горизонта.

XI

Пожалуй, никогда еще Космас не видел Ставроса таким довольным, как в то утро, когда приехал в Астипалею.

Произошло следующее:

«Астрас», который стараниями Бубукиса и Элефтерии превратился в одну из лучших провинциальных газет, в те дни пережил серьезный бумажный кризис. Элефтерия давно уже забила тревогу и предупредила Ставроса и секретаря областного комитета ЭАМ Лиаса, что газета того и гляди закроется. Тревожные сигналы передали по инстанциям, но в ответ получили жалкие крохи. Помочь мог только Мил, но он заявил, что не такой дурак, чтобы давать эамовцам бумагу для газеты.

– Судите сами, – как будто в шутку говорил он в штабе, – это было бы по меньшей мере странно: в Афинах ЭАМ воюет против англичан, а в Астипалее капитан английской армии дает эамовцам бумагу, чтобы ЭАМ открыла против английской армии газетную войну…

– Во-первых, – одернул его Ставрос, – Афины – одно дело, Астипалея – другое. Не ЭАМ воюет в Афинах против англичан, а, наоборот, наши союзники – англичане – воюют против ЭАМ. А здесь, в Астипалее, мы, кажется, не воюем. Приходите вы к нам в дивизию – мы угощаем вас кофе, мы к вам приходим – вы предлагаете нам чай.

– Но как бы с бумагой не получилось то же самое, что с оружием. Во время оккупации мы давали партизанам оружие против немцев, а теперь они обернули его против нас…

Тут Ставрос снова перебил Мила:

– Какое оружие? Оружие мы добывали в бою, у фашистов и греческих предателей, а если сейчас в Афинах добываем и у англичан, то не по нашей вине.

Мил сделал вид, что после этих слов Ставроса ему сказать уже нечего.

– Конечно, конечно… Я шучу… А бумаги у меня все-таки нет.

– Но мы узнали…

– Да, действительно, вагоны с бумагой пришли, но на другой же день мы ее раздали… Если бы вы попросили нас раньше…

Мил не подозревал о том, что все железнодорожные грузчики были преданными эамовцами и лучше его самого знали, что есть и чего нет на английских складах, расположенных у вокзала.

Он так и не понял, что именно произошло, но, видя, что «Астрас» не закрылся, взвесил все обстоятельства и явился к Ставросу с претензией.

– Не может быть! – воскликнул Ставрос. – И потом, вы же говорили, что бумаги у вас нет?

Отказаться от своих слов Мил не захотел.

– Ох, если бы ты его видел! – рассказывал Космасу Ставрос. Он все еще был под впечатлением разговора и описывал его со всеми подробностями. – Если бы ты видел его гримасу, когда он понял, что его же ложь его наказала…

В полдень в офицерской столовой разговор тоже зашел о бумаге.

– Поделом Милу, – рассуждал Лиас, – умную птицу ловят за нос.

– Ох, уж эти пословицы! – скептически заметил врач. – Мне по душе те из них, которые суммируют горький опыт веков… Так вот, я тоже скажу вам одну пословицу на злобу дня. Главным образом для тебя, любезный мой Лиас! – Старик понизил голос и произнес как загадку: – У вора украли весло, а он тем временем – лодку. Что скажешь?

– А при чем тут…

– В те времена, когда я был молод, – словно старик сказочник, заговорил врач, – я очень увлекался английскими романами про Африку и другие имперские колонии. И мне запала в память одна история. Англичанин-геолог в белом шлеме, защищающем белый цвет его кожи, рыщет по девственным лесам в поисках – чего? – разумеется, золота. При нем охрана и проводники-туземцы. На берегах крокодильих рек и огромных теплых озер он находит то, что искал, и его люди собирают для него несметное богатство. Англичанин, конечно, доволен, но довольны и туземцы. Знаешь, что они делают?

Врач остановил на Лиасе вопросительный взгляд, Лиас в свою очередь смотрел на него с терпеливой улыбкой: что ж, дескать, выслушаем и это…

– Так что же они делают? – продолжал врач с усмешкой. – Когда англичанин спит и закрывает лицо от москитов своим белым шлемом, они развязывают его рюкзак. Вот там настоящее богатство! Какие разноцветные безделушки, белые блестящие крестики, ножики, цепочки, зеркальца – с одной стороны полуголые белые красавицы, а с другой стороны их собственные черные физиономии. Туземцы помаленьку крадут эти ценные вещицы и рады-радешеньки. Доволен англичанин, довольны и они. Правда, белый человек приучен к честности и порой сердится, когда замечает пропажу… Врач встал.

– Вот и все, милый мой Лиас! Я знаю еще несколько таких историй! – И он, маленький и проворный, направился к двери.

– Странный старик! – засмеялся Лиас. – Каждый день пичкает нас своими историями…

* * *

– Поедешь завтра, – сказал Космасу Ставрос. – Генерал объезжает части и вернется утром. Так что к обеду будь готов. Ты здесь не новичок, о ночлеге позаботься сам, а утром ко мне.

Ставрос долго расспрашивал Космаса об Афинах и слушал, как слушает человек о свалившейся на него тяжелой беде.

– Тебе, наверно, в диковинку наши порядки, – сказал он потом Космасу. – Видал, какая идиллия у нас с этим Милом?

– Да, живете душа в душу… А между тем окажись Мил сейчас в Афинах, он не задумываясь стрелял бы в нас из-за танков.

– Душа в душу… – Ставрос горько улыбнулся. – Я тоже не сомневаюсь, что в Афинах Мил не преминул бы пустить в нас пулю. Но что прикажешь делать? Притворяемся, что ничего не понимаем…

Он посмотрел в темное окно и заговорил тем тяжелым голосом, который так хорошо знал Космас:

– Конфликт не должен разрастаться. Это все равно не даст ничего, кроме новых жертв. Рано или поздно придется пойти на соглашение – и не с кем иным, как с теми же англичанами.

Космас был уже в дверях, когда Ставрос спросил его:

– А Мила ты не видел?

– Нет.

– У него сегодня какой-то праздник, кажется, день рождения… Он пригласил наших офицеров. Почему бы и тебе не навестить старого друга?

– Я? Ни за что!

– Так я и знал! – засмеялся Ставрос. – А еще был дипломатом. Единицу тебе надо поставить по дипломатии…

Спускаясь по лестнице, Космас все еще слышал его невеселый смех.

Избежать приглашения, однако, не удалось. Когда Космас вместе с Лиасом вышел на площадь, навстречу им, радостный и оживленный, спешил Мил. Он сказал, что безмерно счастлив встрече с Космасом, как был бы счастлив встрече с однополчанином и соотечественником.

– Мне сказали, что ты приехал! Какое замечательное совпадение! Как будто специально ко мне в гости!

Если бы Ставрос поглядел на них из окошка, то, несомненно, повысил бы Космасу отметку. Припоминая былые дипломатические навыки, Космас сказал Милу, что очень рад встрече со старинным другом, что не забудет хлеб-соль, которую они делили на Астрасе, и что Мил, должно быть, тоже сожалеет об афинских событиях.

– Да, это очень печально, – согласился Мил. – Но об этом мы поговорим вечером или как-нибудь в другой раз. Я не сомневаюсь, что эти прискорбные разногласия скоро прекратятся. Сегодня вечером мы соберемся в дружеском кругу, и лучше не говорить на эту тему… Так ты придешь?

– Не смогу, Мил, я очень устал.

– Дружеская компания тебя только развлечет.

– Что он говорит? – поинтересовался Лиас. Космас перевел.

– Иди! Конечно, иди! – И Лиас повернулся к Милу: – Ies! Ies!

Мил удовлетворенно закивал головой.

– И вы тоже приходите!

– Скажи ему, что не могу. У меня насморк… Милу нетрудно было в это поверить; бросив беглый взгляд на влажный и, как всегда, пылающий нос Лиаса.

– Этот нос, – сказал потом Лиас, вынимая из кармана платок, – причинил мне в жизни немало огорчений, но, случалось, и выручал.