Текст книги "Ночи и рассветы"
Автор книги: Мицос Александропулос
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 39 страниц)
В ту ночь, когда они закончили работу над брошюрой, неожиданно явился Спирос. Он приехал с последним автобусом и, запыхавшись, вбежал в дом – комендантский час давно наступил.
– Рано спать, рано! – сказал Спирос, снимая пальто. – Вы тут только и делаете, что спите. Сегодня вам придется сделать исключение.
В нескольких словах он объяснил суть дела: завтра ЭАМ организует большую демонстрацию, цель – срыв принудительной мобилизации, которую уже давно готовили немцы.
– Это будет не обычная демонстрация, – говорил Спирос. – Мы дадим настоящий бой. От завтрашнего дня зависит слишком многое. Немцы уже приготовили приказ о мобилизации, и для нас это вопрос жизни и смерти. Организация получила сведения, что правительство предателей подписало приказ и отослало его для опубликования в правительственную газету… Стало быть, друзья мои, нам придется сегодня бодрствовать. Выходной переносится на завтра, когда мы все как один пойдем засвидетельствовать свое почтение Логофетопулосу{[59]59
Премьер-министр оккупационного правительства.
[Закрыть]}, а потом выпустим чрезвычайный номер «Свободы».
Спирос сел за свой столик, Бабушка и Янна начали набирать тексты, которые он принес с собой. В подвале закипела работа. Прежде чем печатать, Космас прочитал прокламации.
«Греки, – говорилось в первой, – остановите смертные казни! Всеми средствами боритесь против террора! Боритесь за народные столовые и повышение заработной платы! Укрепляя и расширяя ряды ЭАМ, завоюем жизнь и свободу. На расстрелы, на принудительную мобилизацию ответим непокорностью, всеобщей забастовкой, сопротивлением и партизанской войной».
Спирос уже приготовил маленькие листовки, На одной из них Космас увидел стихи Паламасаз
На другой были стихи Ригаса:
Пусть лучше час свободы нам суждено прожить,
Чем сорок лет в неволе жизнь рабскую влачить!
На остальных листовках – короткие лозунги:
«Хлеба! Свободы!»
«Смерть фашистским убийцам и их приспешникам!»
«Столб с перекладиной, огонь и топор предателям!»
«Греки тысячу раз предпочтут умереть, чем пойти на службу к фашизму!»
Ночь пролетела быстро. Только на рассвете они закончили печатать и стали упаковывать прокламации. Получилось четыре больших пакета. По одному на каждого.
Первым, когда соседи еще спали, вышел Спирос. Чуть позже ушла бабушка.
* * *
Было часов девять, когда Космас и Янна доехали на автобусе до улицы Академии. Они занесли пакеты в кафе к Георгису и спустились к площади Омонии. Космас думал, что в городе уже начались волнения, и был разочарован, когда увидел обычную будничную картину.
– Не торопись, – говорила Янна, – через полчаса все придет в движение. Пойдем-ка лучше на площадь Канингоса.
На площади Канингоса было спокойно. Но ровно в десять сюда со всех улиц стали стекаться группы демонстрантов. В несколько минут они заполнили всю площадь. Неподалеку от Космаса над толпой поднялся человек в крашеном солдатском кителе и начал речь:
– Правительство предателей подписало приказ о мобилизации…
Со всех сторон послышались крики: «Смерть предателям!» Они заглушали голос оратора. Но тот продолжал говорить и жестами призывал собравшихся к порядку. Наконец гул толпы немного стих. Оратор сказал, что намерения немцев и их греческих сотрудников ясны. Фашисты на всех фронтах терпят поражение. Восточный фронт уже стал могилой гитлеризма. Удары Красной Армии и бомбардировки союзнической авиации каждый день доставляют на кладбища и в госпитали тысячи вражеских солдат. Фашистское чудовище истощено, оно истекает кровью и уползает в свое логово. Ему нужны оборонительные сооружения, нужны рабочие руки. Вот в чем цель мобилизации, которую они уже сумели навязать народам в ряде оккупированных стран. Теперь они хотят навязать ее Греции.
– Но в Греции у них ничего не выйдет! Они не смогли послать ни одного грека на русский и другие фронты. Ни один грек не пойдет на строительство оборонительных сооружений. Греки воюют против фашизма! Мы первыми поднимаем знамя борьбы против принудительной мобилизации! И только победа положит конец этой борьбе. Ничто не может нас устрашить. На попытки навязать нам мобилизацию мы ответим всеобщей забастовкой, сопротивлением и партизанской войной!
Янна показала в сторону улицы Академии. Оттуда несли греческое знамя. В первый раз бело-голубое полотнище свободно развевалось на улицах города! За знаменем колыхался огромный плакат. На нем большими буквами был написан лозунг, который Спирос и его помощники печатали ночью: «Греки тысячу раз предпочтут умереть, чем пойти на службу к фашизму!»
В центре площади подняли на руки человека с рупором. Он крикнул:
– Внимание! Внимание! Все в министерство труда!
В министерстве хранились списки мобилизованных.
– В огонь!
– Поджечь министерство предателей!
Площадь зашевелилась. Зазвучали песни. В рупор снова кричали:
– Внимание! Внимание!
Передние ряды остановились, задние стали напирать на них. Началась толкотня.
– Знамя вперед! – крикнули в рупор.
Ряды расступились, и знаменосца пропустили вперед. За ним проследовали большой плакат и целое море маленьких флажков и красных полотнищ с лозунгами. Шествие двигалось вперед.
Лицо Янны горело. Она поднималась на цыпочки, стараясь охватить весь людской поток.
– Жаль, что у нас нет плаката! – сказала она Космасу.
Возле них какой-то мальчик старался пробиться через толпу. В одной руке он держал большой красный плакат, свернутый в рулон. Этот плакат мешал ему пробраться вперед.
– Куда ты несешь его, товарищ? – спросил Космас.
– Я потерял своих! – с досадой сказал мальчик. – Помогите мне пройти.
– Дай мне плакат, и тогда пройдешь!
Мальчик с обидой посмотрел на Космаса.
– А что ты делал ночью? – спросил он. – Спал? Ну вот. А я всю ночь писал…
– Раз так…
Космас посторонился, парнишка протиснулся и скрылся в толпе. Но прошло немного времени, и они снова столкнулись. Парнишка был красен, как рак, и пыхтел от натуги: плакат был слишком велик для него.
– Ну как, не нашел еще своих? – спросил Космас.
Мальчик не ответил. Он сделал еще одну безуспешную попытку пробиться вперед и, отчаявшись, обернулся к Космасу:
– Знаешь что, товарищ? Бери пока плакат, но если я разыщу своих, ты мне его отдашь. Идет?
Космас развернул плакат. Это был кусок материи, прикрепленный к деревянным планкам. За одну планку взялась Янна, за другую Космас. Белой краской, очень неровными буквами – большими вначале, крохотными в конце – на плакате были написаны две первые строки национального гимна:
а с краю большими буквами: «ЭАМ».
Космас обернулся. На мгновение он увидел мальчика, промелькнувшего в толпе, но тотчас же потерял его из виду.
Колонна вышла к красному зданию министерства.
У министерства уже завязался бой. Здание было оцеплено, вокруг него в несколько рядов стояли немецкие солдаты и итальянские карабинеры. Первые шеренги демонстрантов несколько раз пытались прорвать их цепь и выйти к зданию, но не сумели. Немцы отбросили их ружейным залпом. Между солдатами и народом образовалась мертвая зона, на которой остались лежать первые раненые. Но демонстранты не отступили. Всюду колыхались знамена и плакаты, звучали песни. Ораторы призывали народ к новой атаке.
Тот самый человек в солдатском кителе, который выступал на площади Канингоса, снова говорил, поднявшись на плечи товарищей. Его не было слышно, и тогда он взял рупор. Несмотря на то что гул толпы заглушал его голос, все понимали, о чем он говорил. Каждый сознавал: если они отступят, мобилизация станет реальностью. А чтобы выиграть этот бой, нужно захватить здание и сжечь списки.
X– Пойдем вперед! – сказала Янна. – Сейчас начнется наступление…
Космас попытался проложить в толпе дорогу. В это время кто-то дернул его за пиджак.
– Эй, товарищ! Товарищ!
Его обступила стайка мальчишек. Среди них тот, который дал ему плакат.
– Ну как, нашел своих?
– Дай лозунг!
Космас свернул плакат и протянул его мальчишкам.
– Что вы с ним будете делать? – спросила Янна.
– Мы его повесим!
– Где?
– Мы уже нашли место. Оттуда будет видно всем.
Приближалась критическая минута. Обстановка становилась все напряженнее. По-прежнему звучали песни и лозунги. С улиц непрерывно прибывали новые колонны.
На носилках проносили раненых. Люди вооружались палками, досками и булыжниками.
Янна и Космас пробились в первые ряды. На расстоянии нескольких метров от них виднелись каски немецких солдат. Карабинеры окружили здание. Из окон министерства и соседних домов торчали дула автоматов.
Вокруг наступила тишина, и донесся чей-то негромкий голос.
– Это Ставрос! – сказала Янна. – Пойдем!..
Но пройти было невозможно. Космас повис на плечах мужчин, стоявших впереди. Ставрос говорил не торопясь и так спокойно, словно находился у них в подвале типографии:
– Сейчас нам нужно мужество. Мы должны идти вперед. Ни шагу назад, вперед и только вперед, пока не захватим здание министерства. Немцы будут стрелять в нас, но мы не должны останавливаться, даже когда рядом упадет наш товарищ. Наша цель – разгромить министерство рабства!
Он повернулся и пошел к министерству. Прокладывая дорогу локтями, Космас догнал оратора с площади Канингоса.
– Отойдите назад, товарищ, – сказал ему оратор, – впереди пойдем мы…
Но Янна крикнула:
– И мы тоже!
Ставрос, шагавший в нескольких шагах от них, услышал ее слова, оглянулся, но ничего не сказал.
Над колоннами взмыли знамена. Нарастали крики, взлетали плакаты и кулаки. Толпа напирала. Решающая минута близилась. Десятки голосов подхватили призыв Ставроса:
– В министерство рабства!
– Ни шагу назад!
Послышались выстрелы. Космас услышал голос Янны:
– Посмотри, Космас, посмотри!.. Вон там! Ребята с лозунгом!
В мертвой зоне, образовавшейся между немцами и демонстрантами, показались знакомые им ребята. Впереди бежал мальчик со свернутым плакатом. За ним цепочкой, держась за руки, спешили остальные. Они бежали к министерству.
– Они хотят повесить плакат на здании министерства! – крикнула Янна.
Ребята пересекали мертвую зону.
Криками и жестами немцы пытались прогнать ребят, Потом, когда это не удалось, навели на них автоматы.
Из толпы раздались крики: «Не смейте!» – но оккупанты уже открыли огонь. Одновременно раздались выстрелы из окон и с балконов. Мальчик, бежавший впереди, всплеснул руками и упал рядом со своим плакатом.
Крики перешли в рев:
– Проклятие убийцам!..
Лавина людей устремилась к министерству. Непрерывно строчили автоматы. Вместе со всеми бежал и Космас. Рядом с ним схватился за грудь человек в солдатском кителе и ничком упал на мостовую. Это был оратор. Ставрос пробивался вперед…
* * *
Космас уже ничего не различал. Выстрелы, крики, лозунги, знамена, люди – все смешалось. Вдруг его взгляд упал на Янну, вцепившуюся в лицо немецкому солдату. Что было силы Космас ударил солдата по голове. Путь был открыт.
В этот момент на лестнице министерства показался Ставрос. Космас побежал к нему.
Итальянец с пером на пилотке, охранявший дверь, спрыгнул во двор. Где-то рядом крикнули:
– Браво, колонело!
Между тем Янна исчезла из виду. Космас замедлил шаги и стал громко звать ее, но сзади его толкнули.
– Проходи! Проходи!
Он вошел в дверь. Одни бежали по коридорам, другие поднимались по лестнице, взламывали запертые двери, срывали их с петель, врывались в кабинеты. В глубине коридора Космас заметил Янну. Он кинулся за ней.
Янна в растерянности стояла посреди кабинета, не зная, что делать.
– Спички! – крикнул Космас. – У тебя есть спички?
Он выскочил в коридор и наткнулся на Ставроса.
Космас с трудом узнал его – так Ставрос был избит и окровавлен.
– Спички, товарищ Ставрос!
– Эдак ты и в бой пойдешь без ружья! – сказал Ставрос и вынул коробок спичек.
Янна выхватила коробок у него из рук.
У стены стояли два больших шкафа. Космас попробовал их открыть. Они были заперты. Кто-то выбил дверцу ударом ноги. Янна подожгла бумаги.
Второй шкаф уже горел.
Космас выглянул в окно. Всюду, куда только доставал взгляд, чернело людское море. Немцев не было видно ни на улице, ни в окнах, ни на балконах.
– Убежали! – крикнул Космас.
Ставрос тоже высунулся в окно.
– Их прогнали! Их прогнал народ!
Он стоял и смотрел на безграничный волнующийся людской океан. По площади, танцуя, шли демонстранты.
Космас снова услышал голос Ставроса. Он говорил тихо, как бы продолжая давно начатый разговор:
– Такой народ не может не победить. Только малодушный не верит в победу народа.
Комната наполнилась дымом. Они вышли в коридор. Там нечем было дышать от гари.
– Скорее на улицу! – крикнул им Ставрос.
Но сам не пошел с ними, а повернул налево и стал подниматься по лестнице.
Во дворе появились санитары, подбиравшие раненых. С улицы донеслись гудки пожарных машин.
Спускаясь по лестнице вместе с Янной, Космас столкнулся с каким-то стариком. Он сразу же узнал его, И вспомнил первые дни, когда он, одинокий и отчаявшийся, метался по чужому городу. Космас окликнул старика:
– Господин Марантис!
Старик ласково улыбнулся.
– Нет, не господин, – сказал он, – сегодня я не господин. Сегодня я тоже товарищ!
Марантис был растроган.
– Я такой же товарищ, как все они, – и он протянул дрожащую руку в сторону площади.
Потом повернулся к Космасу и стал вглядываться в его лицо.
– Я однажды был у вас дома, – помог ему Космас. – Я искал другого Марантиса, министра…
– Да? – рассеянно сказал старичок. – Я вас не помню. Многие приходили ко мне и спрашивали министра. Спрашивали и – увы – до сих пор все еще спрашивают! И нигде его не находят! Да, да! Потому что он отступник! Гнусный отступник!
Он посмотрел во двор, на площадь, где ликовали демонстранты, и его глаза наполнились слезами.
– Благодарю! Благодарю тебя, боже, что ты удостоил меня узреть это чудо! Теперь я верю в твою силу.
XIЯнна была счастлива. Ничто не ускользало от ее внимания. Она становилась на цыпочки, взбегала на тротуар, чтобы лучше видеть, и все время рассказывала Космасу о том, что ей пришлось пережить. Она запомнила массу подробностей штурма. Еще до того, как демонстранты схватились с немцами, карабинеры нарушили строй и побежали, а когда колонна бросилась вперед, замолчали автоматы в окнах и на балконах – автоматчики боялись попасть в своих. Больше всего Янна восхищалась Ставросом. Она видела, как он дрался с немцами и как одним из первых ворвался в здание. Какой-то немец стрелял в него с нескольких шагов, но не попал, и его подмяла нахлынувшая толпа. Не скрывала Янна и своего восхищения Космасом. «Если бы не ты, – говорила она, – немец задушил бы меня». Космас смутно припоминал эту сцену.
– Я помню только, что ты вцепилась в него, словно кошка.
– Это он первый схватил меня. Он схватил меня за горло. И если бы не ты…
Немного погодя Янна спросила его:
– Хочешь, я тебе что-то скажу? – Голос ее звучал тихо и ласково.
Космас повернулся и посмотрел на нее. Они шли по краю мостовой.
– Не обижайся, но этого я от тебя не ожидала.
– Чего ты не ожидала, Янна?
– Ну, что ты так будешь себя вести.
– Вот как?
– До сегодняшнего дня я бы этому не поверила.
– Я знаю! – со смехом ответил Космас. – В самом деле, чего можно ждать от какого-то мелкого буржуйчика…
Янна прервала его движением руки:
– Да нет, я не то хотела сказать. – И покраснела.
Их руки соединились. Космас сжал пальцы Янны и вздрогнул, ощутив теплоту ее руки.
Но пожатие длилось всего мгновение. Янна резко высвободила руку и ускорила шаг.
* * *
Они подходили к кафе, когда заметили большую колонну демонстрантов, спускавшуюся со стороны Эксархии. Они побежали ей навстречу.
Вся улица Фемистокла была заполнена людьми. Сюда стекались тысячи демонстрантов со знаменами и плакатами.
– Куда это они снова идут? – спросил Космас.
Старуха, шагавшая в колонне демонстрантов, ответила:
– Во дворец! – И взмахнула кулаком. – Во дворец предателей!
Космас повернулся к Янне.
– Пойдем, – сказала она. – Или лучше проберемся через колонну и по улице Академии выйдем к университету.
Но пробиться к университету не удалось. Улицы были перекрыты полицейскими и итальянцами, перегорожены немецкими автомобилями. Космас и Янна забрались в академический сад.
По улице Синаса галопом промчался эскадрон итальянской конницы. Карабинеры наступали, обнажив штыки. Не доходя до колонны, итальянцы начали стрелять в воздух, стараясь посеять панику среди демонстрантов. Переполненная народом улица бурлила, как река, русло которой внезапно перекрыли. Демонстранты прижимались к стенам, отступали в переулки. Колонна распалась на два потока. Карабинеры врезались в толпу, над головами вздымались их штыки, а потом исчезли и карабинеры, и штыки, и лошади, будто всех их проглотила лавина. Колонна снова соединилась и продолжала свой путь.
В колонне запели. Эту песню знали все. Матери пели ее над колыбелями своих младенцев, потом, став учениками, дети сами пели ее в школе, чтобы позже научить ей своих собственных детей и внуков. Это была песня, верно передававшая национальный характер.
Космас почувствовал, как Янна толкнула его рукой.
– Бабушка! Бабушка Агнула! – воскликнула она. Бабушка Агнула с греческим флажком в руке шла первой в ряду танцующих. Космас видел, как склонялось и выпрямлялось ее старческое тело, как она помахивала флажком. Казалось, это древняя сулиотка благословляла свой народ, продолжающий борьбу.
– Молодец! Молодец, бабушка, – кричали ей.
Космасу хотелось выбежать вперед и танцевать рядом с бабушкой. Им овладело желание совершить великий, небывалый подвиг, сделать что-то такое, что вновь привело бы в движение это людское море.
* * *
Немцы с автоматами в руках стояли в несколько рядов поперек улицы Гомера. Все было точно так же, как утром у министерства труда. Только теперь впереди колонны выстроились коляски инвалидов греко-итальянской войны. Одни держали флажки, другие повесили на грудь маленькие плакаты с лозунгами: «Хлеба и свободы!», «Долой мобилизацию!», «Греки не покорятся фашизму!», «Свой ответ фашизму мы дали в горах Албании!»
Космас сошел на мостовую и стал пробираться между колясками инвалидов. Но тут к нему подбежала Янна.
– Куда ты? Куда ты?.. – крикнула она.
То, что он делал, и в самом деле было бессмысленно. Впереди, между инвалидами и рядами немцев, лежало пустое пространство. Янна схватила Космаса за руку и потащила назад. Он слышал, как дрожит ее голос. Наконец-то в ее взгляде он увидел то, чего так долго ждал! В тяжелые минуты, когда Космас с горечью сознавал, что Янна его не любит, она представлялась ему холодной и безразличной. И тогда он думал, что, возможно, та жизнь, которую вели она и ее отец, преждевременно иссушила ее душу. Фанатическое служение революции, опасности, невзгоды, непосильные для ее возраста, погасили в ней естественную потребность в человеческих радостях, и она отказалась от них, как когда-то это сделал ее отец. Янна вступила в борьбу, которая требовала сильных рук и зрелого ума. Они были сверстниками, но до сих пор, находясь рядом с Янной, Космас чувствовал, что она взрослее и сильнее его. Это было уже не то слабое и нежное существо, которое будило в нем любовь и вызывало желание защитить. Янна во всем была решительнее и отважнее Космаса. Сегодня утром она шла впереди, а Космас покорно следовал за ней. И только сейчас в ее голосе он услышал то, что так давно хотел услышать, – волнение и страх за него; только сейчас он увидел в ее взгляде тревогу и заботу о нем. Ее грудь порывисто вздымалась и опускалась, как у испуганной птицы, губа была прикушена, а черные глаза с мольбой смотрели на него. В эту минуту ему захотелось взять ее на руки и поцеловать в губы.
– Иди сюда, – сказала Янна. – Здесь мой отец.
Перед большими железными воротами стоял Спирос.
Вокруг него собрались демонстранты. Спирос говорил:
– Здесь одной отвагой не возьмешь. Необходимо маневрировать. Мы нападем на них с тротуаров. Инвалиды постепенно начнут отступать и соберутся в середине улицы. А мы займем их прежнее место. Нужно прорваться к дворцу предателей.
Он оглядел товарищей и взмахом руки разделил их на две равные группы.
– Вы, товарищи, – сказал он второй группе, – пробирайтесь на противоположный тротуар. Мы должны напасть на врага одновременно с двух флангов. Когда у вас все будет готово, подайте сигнал флажком. Остальные пойдут за мной.
Заметив Космаса и Янну, он улыбнулся, помахал им рукой и крикнул:
– Идите сюда!
А потом пальцем подозвал Космаса и сказал ему на ухо:
– А ты, Космас, смотри в оба. Я хочу, чтоб сегодня вечером ты отличился как журналист.
Инвалиды стали съезжаться на середину улицы. Тогда демонстранты хлынули на мостовую и заполнили все пространство между немцами и инвалидами. Два потока соединились.
Спирос сделал знак рукой, Первые ряды демонстрантов бросились вперед…
