Текст книги "Ночи и рассветы"
Автор книги: Мицос Александропулос
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 39 страниц)
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Деревня, в которой расположился штаб дивизии, приютилась на вершине горы. И гора, и деревня назывались одинаково – Астрас. Гора была высокая и неприступная, с отточенными голыми пиками, где вьют гнезда орлы. И деревенские домики, разбросанные среди елей, снизу казались орлиными гнездами.
Космас и связной еле переводили дыхание. Космас вышел не позавтракав и сейчас, карабкаясь в гору, испытывал острый голод и слабость.
– Держись! – подбадривал связной. – Если судьба улыбнется, отведаем деревенских пирогов…
Пироги! Теплые, пышные деревенские пироги! Космасу почудилось, что они уже тают у него во рту. А связной рассказывал так аппетитно, как будто похрустывал свежей корочкой. Он доложил Космасу, что подают на завтрак, на обед и на ужин офицерам английской миссии – жареных цыплят, сыр, кренделя…
– Откуда у них такое богатство? С самолетов, наверно, сбрасывают?
– Обменивают в деревнях на золото. А с самолета им сбрасывают вино, шоколад…
– Ну ладно, друг, хватит!
Тропинка петляла среди высоких сугробов. Когда они останавливались отдышаться и Космас переводил взгляд с вершины вниз, на крутой, точно топором обрубленный, склон, голова у него начинала кружиться.
– Едва ли сюда забирались немцы? – спросил он связного.
– Не забирались и не заберутся!
Под вечер они подошли к околице. Космас глубоко вздохнул и поблагодарил тех, кто построил деревню здесь, а не выше. Завидев над крышами домов дымок, он вспомнил о пирогах. Но вместо отдыха и лакомства его ждала работа. На другом конце деревни стоял большой дом, три человека сидели там за одним столом и мучительно пытались понять друг друга. Кроме Спироса здесь были командир дивизии и англичанин – майор Антони.
Основным средством общения был немецкий, которым все трое владели далеко не в совершенстве. Время от времени генерал вспоминал несколько английских слов, а майор Антони – одно-два древнегреческих, которых не знали ни Спирос, ни генерал. Главная тяжесть переговоров лежала на генерале, и поэтому он несказанно обрадовался появлению Космаса.
– Слава богу! Отмучились! А то что получается? Мы твердим свое, а наш друг Антони все понимает по-своему. И по-своему докладывает в Каир. Теперь хоть совесть будет чиста: мы ему сказали, он нас понял и пусть потом докладывает, что ему заблагорассудится… Вольному воля, спасенному рай…
Радушно встретил Космаса и Антони. Он придвинул к столу еще один стул и усадил Космаса рядом с собой.
Собеседники вернулись к прерванному разговору. Майор Антони – теперь уже через Космаса – повторил запрос английской миссии о судьбе греческого офицера майора Вардиса.
Это имя было Космасу знакомо. Он помнил одного человека, которого звали Вардисом. Года два назад в переполненной камере итальянского застенка, куда вместе с группой студентов попал Космас, майора Вардиса допрашивал офицер-итальянец. Вардис держался с большим достоинством, отвечал умно и метко, и Космас позавидовал его выдержке и самообладанию.
Теперь майор Вардис был в горах. Сначала он служил в отрядах ЭДЕС, но на днях командование ЭДЕС известило англичан, что в момент отступления майор попал в плен к эласитам и его жизни угрожает опасность. Английская миссия телеграфировала в Каир, и оттуда пришла радиограмма с запросом о майоре Вардисе. Командование ЭЛАС опровергло сведения эдеситов: когда немцы разбили под Астипалеей части ЭДЕС, Вардис сам явился в расположение полка ЭЛАС, эласиты его приняли, и сейчас майор воюет в одном из батальонов.
– Я нисколько не сомневаюсь, что вы говорите правду, – согласился Антони. – Но во избежание недоразумений майору Вардису все-таки следует предстать перед своим командованием…
– Дорогой мой майор! – улыбнулся англичанину генерал и потом продолжил через Космаса: – Скажи ему, что Вардис в полной безопасности. Я лично знаю и уважаю его как способного офицера. Вчера ранили командира батальона, и Вардис его замещает. Но если он заявит, что хочет покинуть ЭЛАС, никто ему препятствовать не будет. Пусть наш друг Антони так и сообщит своему командованию, пора кончать с этим вопросом.
– И еще, – добавил Спирос, – скажи ему, Космас, что я позавчера виделся с майором. Он сам просил, чтобы ему позволили остаться в батальоне до конца военных действий. И еще скажи: если майор Антони пожелает, он может увидеться с Вардисом…
– С удовольствием! – воскликнул Антони. – Прекрасная мысль!
– Вот и хорошо! – сказал генерал. – Выход найден. Он всегда находится, когда дело зависит от нас. Когда же дело за нашими дорогими друзьями… ищи ветра в поле!
Генерал уже достиг того возраста, когда люди часто обнаруживают особую склонность к пословицам. Почти всю свою жизнь он прожил в казармах и военных походах, бок о бок с солдатами, и знал толк в метком слове и хлесткой шутке. Он был еще крепок и бодр и, как видно, не тяготился тяжелыми условиями партизанской жизни: сбросил несколько килограммов в весе, похваливал смолистый дух елей и сосен, пил из родника студеную воду, а когда выдавалась свободная минута и ничто не омрачало его настроения, запевал свою любимую песню «Люлес»{[70]70
Старинная греческая народная песня.
[Закрыть]}. И, забывая о преклонном возрасте, генерал чувствовал себя тем молодым и горячим парнем, который лет сорок тому назад добровольцем вступил в партизанский отряд и пошел сражаться с турками.
Когда в 1942 году Центральный комитет ЭАМ предложил генералу подняться на Астрас и взять на себя командование дивизией ЭЛАС, англичане забеспокоились и пожелали повидаться с ним. Генералу дали понять, что его место не в ЭЛАС, а в ЭДЕС. Они сделали ему еще одно предложение: за счет средств Генерального штаба Среднего Востока сформировать в Пелопоннесе новое партизанское подразделение. Все расходы брали на себя англичане. Они же обязались поставлять партизанам вооружение. Генерал разгадал их расчеты. Если прогнившая правящая олигархия Греции была, как он говорил, сорняком, подлежащим искоренению, то хитроумная политика англичан представлялась генералу благоприятной почвой для буйного произрастания сорняков. «Что твой навоз, – говорил генерал. – Все они одного поля ягода». Он ответил англичанам, что родился и вырос в этих горах, знает каждую тропку и каждый-кустик и только здесь сумеет принести родине наибольшую пользу. И он пришел в горы, к разутым, раздетым и почти безоружным партизанам, чтобы воевать не на словах, а на деле. Сначала ему, наверно, показались странными порядки новой партизанской армии – комиссары, советы, общие собрания, девушки в военной форме… Но скоро генерал понял, что благодаря этим новшествам партизанская армия выжила, окрепла и, несмотря на все препятствия, продолжала борьбу.
– Переведи ему, Космас. Нужно оружие! Оружие! Мы уже не раз об этом говорили! Они нам обещают, мы ждем, оружия все нет и нет. Если они и теперь не сбросят оружие, наши части окажутся в безвыходном положении. Вот так и скажи ему: оружие! Опла!{[71]71
Оружие (новогреч.).
[Закрыть]}
Антони заметил, что генерал делает упор на этом слоне, и, не дожидаясь перевода, спросил Космаса, что значит «опла». Космас объяснил.
– А какой глагол от этого существительного?
– Оплизо{[72]72
Вооружаю (новогреч.).
[Закрыть]}.
По просьбе Антони Космас написал этот глагол на бумаге, и англичанин, вспомнив его древнегреческое произношение, стал перечислять основные формы:
– Гоплидзо, гоплидзон, гоплиса…{[73]73
Вооружаю, вооружал, вооружил, (древнегреч.).
[Закрыть]}
– Э, нет! Пусть он отступит на время от своей системы, – усмехнулся генерал, – пусть лучше сейчас поспрягает: оплисон, оплисантон{[74]74
Вооружи, вооружите (новогреч.)
[Закрыть]}. Военным больше к лицу повелительное наклонение, а когда кончится война и он снова станет учителем…
* * *
Антони был филологом, преподавателем латинского языка в одном из лондонских колледжей. Он получил классическое образование у себя на родине и потом некоторое время стажировался в Риме. Итальянским языком он владел свободно и теперь пытался изучить новогреческий. Больше всего ему мешало отрывочное знание древнегреческого языка. Верный учительской педантичности, Антони не мог запомнить ни одного нового слова, если не находил его древнего корня.
В деревне добродушно посмеивались над упражнениями Антони. Крестьяне на греческий лад звали его Антонисом, а немного погодя нашли ему и прозвище – «Ходи-ходи».
– Ходи! Ходи! – кричал из окна Антони, когда мимо английской миссии проходил кто-нибудь из крестьян. Он зазывал прохожих к себе в кабинет и каждого угощал стаканчиком виски.
– Эвхаристо!{[75]75
Спасибо (новогреч.).
[Закрыть]} – говорили крестьяне.
– Нет, нет! – возражал Антони. – «Эухаристо» говорю я, а ты говори «сенк ю».
Когда Антони шел по деревне, крестьяне также зазывали его: «Ходи-ходи!» – и подносили ему кружку свежего молока. Антони пил и говорил: «Эухаристо». Всем в деревне он пришелся по сердцу. Всем, кроме коменданта Астраса, деда Александриса.
– Почему он тебе не нравится? – уже позднее спросил его Космас.
– Да хранит тебя бог от волосатой бабы и безбородого мужика! – ответил старик.
У майора Антони на самом деле было лицо скопца…
– Так вот, пусть он ставит прошедшее время, когда снова будет учителем, – повторил генерал. – Но чтобы потом сказать: «Я вооружал», сейчас нужно говорить: «Я вооружаю»…
Антоны выслушал его с улыбкой, но так и не сумел скрыть огорчения: ведь он не раз телеграфировал в Каир, и оттуда ответили, что на днях сбросят оружие. И, конечно, сбросят. Пусть на этот счет не будет сомнений.
– Я еще раз пошлю телеграмму! Я объясню им, какое серьезное сложилось положение…
С делами было покончено, и Антони пригласил гостей отужинать. При одном только слове «ужин» Космас представил себе блюдо с жареным цыпленком, плитку хрустящего шоколада и массу других вкусных вещей, о которых рассказывал ему связной. Отрадное видение рассеял любезный ответ Спироса:
– Благодарим вас! Как-нибудь в другой раз!
* * *
В деревне стояла лишь небольшая группа партизан комендантской роты. Остальные ушли на передовую. И начальник штаба, и многие штабные офицеры находились в действующих частях. Штаб помещался в маленьком домике возле церкви. Там оказалось только трое офицеров, связные и телефонист Архимед. Космас огляделся. Скромная, если не сказать – убогая, обстановка никак не вязалась с его представлениями о штабе такого крупного военного соединения, как дивизия.
Генерал и Спирос жили в соседнем доме.
– Пошли к нам ужинать, – пригласил Спирос. – Ты, наверно, голодный?
– Его надо было бы оставить у Антони! – рассмеялся генерал. – Сознавайся, сколько дней голодаешь?
Когда он ел последний раз?.. И что он ел? Сколько ни припоминал Космас, он не вспомнил ничего, кроме тарелки чечевицы, которую дал ему и Леону Колокотронис. Сколько времени прошло с тех пор? Тарелка чечевицы давно уже превратилась в далекое и приятное воспоминание.
Связной выдал им по куску хлеба и по кружке горячего молока. Хлеб был мягкий и пышный. Космас не заметил, как проглотил свой кусок. Спирос отломил ему половину своего.
– Нравится?
– Еще бы! Это что, крендель?
Спирос и генерал расхохотались. Это была самая обыкновенная бобота. Связной разогрел ее на огне.
IIДом коменданта стоял на отлете. Белый, запорошенный снегом утес высился за ним, как древняя стена.
Комендант – дед Александрис – и его старуха сидели у огня и ужинали молоком и боботой.
– Садись, молодец! – пригласил старик. – Заночуешь у меня. А завтра видно будет, куда тебя определить. Постели ему, старуха, у Элефтерии. Знаешь, кто такая Элефтерия? Первая наша красавица, всем девкам дивизии командирша. Вот приедет, познакомишься. А сегодня в ее каморке переночуешь.
– Не вернется она?
– Не должна. А коли и вернется, что с того? Постелет себе на полу и ляжет. Когда Элефтерии нет, там всегда кто-нибудь ночует. Бери миску, ешь и рассказывай.
Дед, как истинный грек, питал особое пристрастие к беседе. Сначала он терпеливо слушал дремотное бормотание Космаса. Потом заговорил сам:
– Сколько годов ты мне дашь?.. Восемьдесят два уже стукнуло! Мне говорят: «Отдохни, твое дело теперь отдыхать». Знаешь, что я им ответил? «Не дело, говорю, сидеть сложа руки. Добрый конь всегда свой овес заработает, назначайте меня комендантом». С тех пор служу комендантом, а сыновья мои взялись за винтовки. В дивизии они теперь. Ты повидай их. Во богатыри! Оба в отца! Ребята что надо!
Старуха толкнула его в бок:
– Да будет тебе! Кабы не сглазить!
– Таких ребят не сглазишь!
Дед говорил долго. Космас выпил еще одну миску горячего молока. Воздух в комнате был тяжелый, пахло шерстью, жиром от лампы, чесноком, пахло потом от обнаженной волосатой груди старика. Космас с трудом удерживал пудовые веки.
– Вставай! Вставай! – затеребила деда жена. – Устал парень, в сон его клонит…
Она зажгла вторую лампу и распахнула дверь. Морозный воздух мгновенно разогнал сон. Космас закутался в шинель и пошел следом за старухой. Позади топал дед.
Вдали загрохотали пушки. Старуха приостановилась. Космас оглянулся и неожиданно для себя прямо над кровлей дома увидел вершину скалы. Громадный каменный зуб. Он словно ожил и надвигался на них, но замер, едва Космас повернул голову.
Снова ударили пушки. Старуха взяла лампу в левую руку и перекрестилась.
– Господи! Земля дрожит!
– Чепуха! – возразил дед. – Не провалится. Он взял у старухи лампу и двинулся вперед.
* * *
Сквозь сон Космас почувствовал, что в комнатке кто-то есть. Он открыл глаза. Возле разведенного старухой огня сидела на корточках девушка.
– Хорошо ли спится? – спросила она весело и чуть насмешливо. – Кто тебя разбудил – я или холод?
Космас протер глаза и окончательно проснулся.
– Подожди, сейчас надену ботинки…
– Зачем? Спи, пожалуйста! Я устроюсь…
Элефтерия подбросила в огонь веток, проворно постелила на полу все, что могло служить постелью, сверху положила свою шинель. «Нет, – подумал Космас, – надо уступить ей кровать!» Он встал и натянул ботинки.
– Давай поменяемся! На полу буду спать я!
– Ладно! Шинель оставь у себя. Когда огонь погаснет, будет холодно. Ты давно в горах?
– Всего несколько дней.
– Из каких мест?
– Из Афин.
– Что там нового? Как дела в университете?
– Ты, наверно, студентка?
– Педфака, ушла с последнего курса. Я уже год, как в горах.
– Из Афин?
– Из Гепати!
– Как тебя зовут, я знаю, мне сказали. А меня зовут Космас.
– Он, да ты не муж ли Янны?
– Ты ее знаешь?
– Еще бы! Вместе работали, вместе жили. В этой самой комнатке… Секретничали по ночам: Янна о тебе…
– А ты? – спросил Космас и приготовил еще один вопрос: что они говорили о нем, о Космасе?
– Моего жениха расстреляли в августе в Салониках. Вместе с братом…
Несколько минут в комнатке стояло молчание.
– Ложись спать! – сказала Элефтерия. – Представляю себе, как ты устал!
– Да, да, спокойной ночи!
– Ночь-то уж прошла! Утро на дворе. Так что с добрым утром!
Сквозь щели в двери заглядывало утро.
IIIОн распахнул дверь и вышел умыться снегом. Белая земля слепила, отражая, словно в гигантском зеркале, блеск чистого голубого неба. Над деревней вились сизоватые дымки из труб. Легким медным облаком висела над домом деда Александриса вершина Астраса. Казалось, дунешь – и невесомое облачко оторвется от крыши и улетит, как пушинка одуванчика. Неужели эта самая вершина совсем недавно смотрела на него так грозно и устрашающе?
– С добрым утром, молодец! – В соседней двери показалась белая борода деда Александриса. – Как спалось? Сказать старухе, чтоб приготовила тебе поесть?
– Нет, спасибо! – отказался Космас.
Накануне его зачислили в комендантскую роту и поставили на довольствие. Однако мог ли он предполагать, что на этот раз его ждет нечто большее, чем завтрак на партизанской кухне.
Спускаясь к казарме, он услышал странный окрик:
– Эй, Космас! Ходи! Ходи!
Из окна английской миссии махал рукой Антони.
– Садись! – усадил он Космаса. – Сначала перекусим, а потом пойдем в штаб. К нам приехал майор Квейль.
Квейль был рад столь скорой встрече с Космасом.
– Майор Антони уже рассказал мне, что миссия приобрела нового и очень хорошего переводчика. Он весьма лестно отозвался о вас. Но где ему знать, что мы уже знакомы! И мог ли он догадаться о вашей истории со Стивенсом!
– Вы уверены, что это был Стивене? – спросил Космас.
– Это не трудно установить, – отозвался помощник Антони, капитан Пирс.
– Может быть, он тоже в Греции?
– Нет! Стивене сейчас не в Греции, – сказал Антони. – Но когда-нибудь он непременно приедет, и вы увидитесь. Я уверен, что это он. Помнится, он рассказывал мне что-то подобное…
Стол уже накрыли. Теперь Космас своими глазами убедился, каким богатым оазисом была английская миссия на фоне голодающей армии и бедствующего крестьянства. Даже связной, рассказывавший Космасу о цыплятах, шоколаде и прочих яствах, не сумел бы вообразить тот стол, за который садился сейчас Космас. Сначала подали салаты и закуски. Потом куриный бульон с яйцом. Забытые или даже совсем неизведанные блюда.
Прислуживали за столом итальянец и гречанка по имени Паола.
От еды и вина красное лицо Квейля стало багровым, а светлые брови совсем белесыми. Антони пропускал рюмку за рюмкой и с каждым разом заметно веселел. И только капитан Пирс едва пригубил свой бокал. Его серые холодные глаза смотрели по-прежнему пристально и отчужденно. Пришла уже очередь жаркого, когда в столовой появился еще один офицер – лейтенант Уоррен. Он представился как студент-юрист, подсел к столу, но почти ничего не ел и совсем не притронулся к вину.
– Мне кажется, – обратился к Антони Квейль, – что Космас относится теперь к миссии и, как все переводчики, должен жить у нас.
– Разумеется! Что скажете, Космас? У нас вам будет неплохо!
– О, нисколько не сомневаюсь! Но я предпочел бы остаться в действующей части.
Лейтенант Уоррен понимающе улыбнулся.
– Ваше желание можно только приветствовать. Давно вы в горах?
– Всего несколько дней.
– Оно и чувствуется, – вставил Квейль. – Иначе не рвались бы в бой. Знаете, что творится сейчас на передовой?
– Нужно же кому-нибудь воевать! – снова улыбнулся Уоррен.
Квейль не ответил. Паола, бесшумная, гибкая, предупредительная, принесла сладкое, а потом кофе. Антони глянул на часы.
– Пора идти!
Вместе с Антони и Квейлем Космас встал из-за стола. Прощаясь, Уоррен дружески пожал ему руку.
– Я очень рад нашей встрече!
* * *
– Раз уж вы к нам заглянули, – сказал Спирос Квейлю, – я хотел бы вернуться к нашему недавнему разговору на дороге. Обстановка осложняется, но все можно поправить, если союзники сдержат свои обещания. Вот эти телеграммы, – Спирос поднял со стола толстую пачку бланков, – мы получили из наших частей за один только день. Мало того – нам ежеминутно звонят, требуют оружия, боеприпасов… Что мы им пошлем?
Майор Квейль сокрушенно покачал головой и кисло улыбнулся.
– Вот уж не думал, что поручение, с которым я приехал, окажется таким сложным. Меня уполномочили не дать, а взять у вас оружие…
Спирос терпеливо ждал, пока Квейль выскажется до конца. Зато генерал вспыхнул:
– Спроси-ка, что он хочет сказать?
– В районе Лукавицы ЭЛАС разоружил отряд майора Андреаса Вардиса. ЭДЕС протестует против этих незаконных действий и просит союзников принять на себя роль арбитра. Ознакомившись с обстоятельствами дела и посоветовавшись с Каиром, английская миссия считает, что требование ЭДЕС справедливо.
– А каково ваше мнение? – спросил Спирос. – Вы, как непосредственный свидетель, можете быть весьма компетентным судьей. Кто разогнал части ЭДЕС? Конечно, не ЭЛАС! Они сами разбежались после первой же атаки немцев.
– Вернее, имело место и то, и другое, – усмехнулся Квейль, – Вы не можете отрицать, что разоружали их…
– Многие офицеры и солдаты ЭДЕС сами сдавали оружие. Они разбегались по домам, и мы пропустили их через свою территорию, хотя имели полное право судить за дезертирство. Тех, кто пожелал воевать вместе с нами, мы приняли. Они находятся в действующих частях.
– Вот о них-то как раз и речь! Они должны снова вернуться в ЭДЕС. Командование ЭДЕС поручило майору Вардису собрать их и встать во главе нового соединения.
– Если бы майор Вардис захотел вернуться в ЭДЕС, препятствовать ему никто не стал бы. Но он решил остаться. Майор убежден, что его место в ЭЛАС.
– Я с ним согласен, – заметил Антони. – В создавшейся обстановке его выбор был, безусловно, правильным.
– И все же, – сухо сказал Квейль, – я обязан разобраться в этом лично. Прошу вас, пригласите Вардиса в английскую миссию.
– Хорошо, – кивнул головой генерал, – сегодня же свяжусь с Вардисом и попрошу его в ближайшие дни заехать на Астрас.
Англичане поднялись. Прощаясь, Антони заверил генерала, что засыплет Каир телеграммами и в конце концов оружие пришлют. «Для меня это уже вопрос чести», – сказал Антони, и на генерала эти слова произвели хорошее впечатление.
– Я, кажется, начинаю верить, что этот Антони порядочный человек.
В слово «порядочный» генерал вкладывал очень большой смысл. Гораздо больший, чем принято. Оно вмещало в себя все достоинства, которыми должен обладать хороший боевой друг, и прежде всего прямоту и бескорыстность.
– Откуда я знаю! – откликнулся Спирос. – После истории с Томпсоном я решил не делать поспешных выводов.
– Нашел с кем сравнить! – фыркнул генерал.
– Кто такой Томпсон? – поинтересовался Космас.
– Предшественник Антони. Пробыл у нас в дивизии несколько месяцев. Не знаю, что думал о нем Спирос, а я, честно говоря, считал его лучшим своим другом. И все было хорошо, пока в один прекрасный день к нам не попала его зашифрованная телеграмма. Расшифровали мы ее и узнали, что вместо оружия Томпсон запрашивал взвод парашютистов. Просил, чтобы выбрали ночь потемнее и чтоб десантники имели при себе ножи.
– Зачем?
– Чтобы перерезать нас, как туземных вождей! Кто знает, сколько несчастных на его совести!
– Ну, а чем это кончилось?
– Мы заявили протест. Томпсона отозвали в Каир. У нас он был капитаном, а там стал майором.
Развязка истории была неожиданной, и генерал закончил ее басовитым хохотком. Вместе с ним смеялся и Спирос.
– Ничего удивительного, если наш Антони скоро станет подполковником!
– Ну, нет! Антони из другого теста. Он выглядит порядочным человеком.
По правде говоря, Космасу тоже понравился Антони, во всяком случае, больше, чем Квейль.
– Вы правы, – согласился Спирос, – разница между ними есть. Но боюсь, что эта разница – в тактике…
Из соседней комнаты его позвали к телефону. Едва Спирос вышел, дверь снова отворилась и на пороге появилась белокурая стройная девушка в партизанской форме. Она приложила руку к пилотке и поздоровалась с генералом.
– О, добро пожаловать, Элефтерия! – обрадовался генерал. – Иди-ка сюда, Космас, я познакомлю тебя с самой славной девушкой нашей дивизии!
– Да мы уже знакомы! – улыбнулся Космас. – Вместе ночевали!
Он обернулся к генералу и встретился с его удивленным, строгим взглядом.
