Текст книги "Сага о короле Артуре (сборник)"

Автор книги: Мэри Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 96 (всего у книги 138 страниц)

Глава 2

Послание из дворца пришло на следующий же день. Его доставили двое – воины королевы, судя по платью и оружию, и то были не деньги и не подарок, но повеление явиться к ее величеству. Похоже, королева пожелала лично поблагодарить спасителя сына.

Мордред выпрямился над торфяной бороздой и во все глаза воззрился на посланцев, пытаясь обуздать или хотя бы скрыть внезапно накатившее волнение.

– Прямо сейчас? Я должен пойти с вами, да?

– Таков приказ, – бодро подтвердил старший из стражников, – Так она нам и наказала: привести тебя немедленно.

Второй грубовато-добродушно добавил:

– Нечего тут бояться, паренек. Ты, по всему выходит, отличился, так что тебя уж не обделят.

– Я не боюсь. – Мальчик держался с тем же разительным самообладанием, что так удивило Гавейна, – Но я ужасно грязный. Я не могу явиться к королеве в таком виде. Мне придется сперва сходить домой и привести себя в порядок.

Стражники переглянулись, затем старший кивнул.

– Разумно. Ты далеко живешь?

– Да вон там, видите, где тропа вьется вдоль края утеса, а затем вниз. В двух минутах ходьбы.

С этими словами мальчуган нагнулся и подобрал с земли веревку: салазки были уже наполовину нагружены. Он бросил мотыгу поверх клади и зашагал вперед, таща за собою сани. Полозья из китового уса легко скользили по утоптанной, иссохшей траве. Мордред шел быстро, стражники не отставали. На вершине хребта воины приостановились, в то время как мальчик с привычной легкостью развернул сани и пустил впереди себя, вниз по склону, а сам ухватился за веревку, готовясь притормозить в случае надобности. Салазки скатились точнехонько к штабелям торфа, сложенным на траве позади хижины. Мордред бросил веревку и вбежал в дом. Сула толкла в ступке зерно. Две курицы, пробравшиеся в дом, квохтали у ее ног. Женщина удивленно подняла взгляд.

– Да ты рано! Что случилось?

– Мама, достань мне мою выходную тунику, пожалуйста! Только побыстрее, – Он схватил тряпку, служившую полотенцем, и снова метнулся к двери, – Да, и еще, не знаешь, где мое ожерелье? Ну, из пурпурных раковин на кожаном ремешке?

– Ожерелье? Умываться среди бела дня? – Изрядно озадаченная, Сула поднялась на ноги, чтобы отыскать требуемое, – Да в чем дело, Мордред? Что произошло?

По какой-то причине, до конца не осознанной, мальчик не рассказал ей о происшествии на утесе.

Возможно, что напряженный интерес родителей ко всему, что он делал, заставлял скрытного по натуре Мордреда инстинктивно ограждать от них часть своей жизни. Сохранив в тайне встречу с принцем, Мордред лелеял про себя мысль о том, как обрадуется Сула, когда королева, как мальчик самонадеянно предполагал, вознаградит его труды.

Наслаждаясь сознанием собственной значимости, он радостно выпалил:

– Мама, пришли посланцы от королевы Моргаузы, требуют меня ко двору. Они ждут за дверью. Мне велено явиться тотчас же, не мешкая. Королева пожелала сама взглянуть на меня.

Даже сам Мордред не ожидал, что сообщение произведет такой эффект. Мать на полпути к постели замерла, словно пораженная громом, затем медленно обернулась, одной рукою схватившись за край стола, словно без поддержки не устояла бы на ногах. Пестик выпал из ее пальцев и покатился по полу; куры с квохтаньем бросились к нему. Но Сула словно не заметила. В дымном полумраке хижины лицо ее приобрело желтовато-землистый оттенок.

– Королева Моргауза? Послала за тобой? Уже?

Мордред изумленно воззрился на нее.

– Уже? Ты о чем, мама? Тебе кто-то рассказал о вчерашнем?

Голос Сулы дрожал, но она попыталась взять себя в руки.

– Нет-нет. Я ничего такого не имела в виду. А что же случилось вчера?

– Да ничего особенного. Я резал торф и вдруг услышал крик – вон оттуда, со скалы, и это был молодой принц Гавейн. Ну знаешь, старший из королевских сыновей. Он спустился до середины утеса, соколят добывал. Бедняга повредил ногу, так что я сходил за веревкой от салазок и помог ему выбраться. Вот и все. Я только позже узнал, кто он такой. Принц пообещал, что его мать вознаградит меня, но я не думал, что это произойдет так, во всяком случае, не так быстро! Вчера я тебе не сказал, потому что хотел устроить сюрприз. Я думал, ты порадуешься.

– Я и рада, само собой, я рада! – Сула глубоко вздохнула, по-прежнему опираясь о стол. Пальцы, судорожно вцепившиеся в дерево, заметно дрожали. Встретив изумленный взгляд мальчика, она попыталась улыбнуться, – Отличные новости, сынок. Твой отец будет очень доволен. Она… она наверняка подарит тебе серебра. Королева Моргауза – дама милая и любезная и щедра, ежели придет охота.

– Но вид у тебя совсем не радостный. Скорее, напуганный. – Мордред неспешно вернулся в комнату, – Да ты больна, мама. Гляди, и деревяшку выронила. Вот она, держи. А теперь присядь. Не волнуйся, я сам отыщу тунику. Ожерелье хранится там же, в чулане, верно? Я все найду. Ну же, присядь!

Ласково поддерживая мать, Мордред усадил ее на табурет. Теперь, стоя напротив нее, он казался выше. Женщина разом очнулась. Выпрямилась. Крепко ухватила мальчугана за руки чуть выше локтей. Глаза ее, покрасневшие от дыма – Сула день за днем проводила за работой у очага, где пылал торф, – глядели на него так пристально, что мальчику захотелось высвободиться и отойти. Женщина заговорила приглушенным, настойчивым шепотом:

– Послушай, сынок. Для тебя это великий день, великая удача. Кто знает, что из этого всего выйдет? Милость королевы подарок судьбы. Но может обернуться и бедой. Ты еще молод, что ты ведаешь о сильных мира сего и их повадках? Я сама-то смыслю не много, зато о жизни кое-что знаю и скажу тебе вот что, Мордред. Никогда не болтай лишнего. Держи язык за зубами; коли чего услышишь – так не разноси дальше, – Руки ее непроизвольно сжались, – И никогда, смотри, никогда и никому не повторяй ни слова из того, что говорилось здесь, в доме.

– еще чего не хватало! Да и с кем мне толковать, здесь, в этакой-то глуши? И с какой стати королеве или дворцовой челяди интересоваться нашим житьем-бытьем? – Мальчик нервно переступил с ноги на ногу, и пальцы ее ослабли. – Не тревожься, мама. Бояться тут нечего. Я оказал королеве услугу, и если она и впрямь такая милая леди, тогда не вижу, что еще из этого выйдет, кроме хорошего, так? Послушай, мне пора. Скажи отцу, что с торфом я закончу завтра. И оставь мне поужинать, ладно? Я вернусь, как только смогу.

Тем, кто видел Камелот, двор верховного короля, и даже тем, кто помнил величие и роскошь замка королевы Моргаузы в Дунпелдире, «дворец» на Оркнейских островах показался бы воистину жалким пристанищем. Но взгляду паренька из рыбацкой лачуги чертог предстал воплощением немыслимого великолепия.

Дворец возвышался над скоплением непритязательных домиков, что вкупе образовывали основное поселение островов. За городом раскинулась гавань, двойная стена волноломов защищала глубокую и удобную якорную стоянку, где могли бы благополучно пришвартоваться даже самые огромные корабли. Дворец, волноломы, дома – все они были сложены из тех же плоских плит выветренного песчаника. Плитняк шел и на кровлю: огромные глыбы каким-то образом втаскивались на место, а сверху крылись плотным слоем дерна или вересковых стеблей. Далеко выступающие карнизы ограждали от зимних дождей стены и двери. Между домами вились узкие улочки; круто уводящие вверх проходы были вымощены все тем же плитняком, в изобилии поставляемом окрестными утесами.

Главным строением дворца являлось внушительное центральное здание, чертог «общественного пользования» своего рода: там устраивались приемы, задавались пиры, выслушивались прошения; там же большинство домочадцев – знать, челядь, королевские чиновники – устраивались на ночь. Внутри располагался просторный прямоугольный зал, к которому примыкали покои поменьше.

Снаружи, на обнесенном стеною дворе размещался гарнизон и прислуга королевы: эти люди ночевали в пристройках, а ели тут же, на воздухе, вокруг кухонных костров. Единственным входом служили главные ворота, массивное сооружение, по обе стороны от которого располагались караульные помешения.

На небольшом расстоянии от основных дворцовых зданий и соединенное с ними при помощи протяженной крытой галереи, высилось сравнительно новое строение, известное как «чертог королевы». Его возвели по приказу Моргаузы, когда та впервые обосновалась на Оркнеях. Группа построек, уступавших прочим в размерах, но не в величии, стояла на самом краю утеса, что на этом участке протянулся вдоль берега. Стены словно продолжали собою слоистые скалы. Мало кому из домочадцев – только прислужницам самой королевы, ее советникам и ее фаворитам – доводилось видеть внутреннее убранство чертога, но о новомодной его роскоши говорили с благоговением, а горожане с изумлением глазели на огромные окна – вот уж неслыханная выдумка! встроенные даже в те стены, что выходили на море.

За дворцом и городом простиралось ровное поле – на этой полоске дерна, коротко выстриженного овцами, ратники и молодежь упражнялись в верховой езде и в обращении с оружием. Часть конюшен, псарни и хлева для коров и коз находились за пределами крепостных стен, ибо на островах не было нужды в иной защите, помимо той, что обеспечивало море, а на юге – железные бастионы Артурова мирного договора. Но на некотором расстоянии вдоль берега, за плацем, возвышались руины доисторической округлой крепости, выстроенной в незапамятные времена Древним народом; их вполне возможно было приспособить в качестве и сторожевой башни, и укрепленного убежища. Моргана, памятуя о королевстве большой земли и саксонских набегах, отчасти восстановила крепость; там днем и ночью дежурила стража. Этот равелин и часовые, выставленные у дворцовых ворот, являлись неотъемлемым атрибутом державного величия, в представлении Моргаузы сопряженного с ее высоким саном. По крайней мере, боевой дух поддерживается, даже если другой пользы в том и нет, говаривала Моргауза, а для ратников это своего рода военная служба в отличие от учений, что так легко превращаются в забаву: все полезнее, чем без толку слоняться по двору.

Когда Мордред со своим эскортом добрался до замка, во внутреннем дворе собралась целая толпа. У ворот поджидал дворецкий, чтобы лично проводить гостя к королеве.

Ощущая себя неловко и непривычно в выходной тунике, надеваемой лишь изредка, жесткой, толком не разношенной и припахивающей затхлостью, Мордред следовал за проводником. Нервы его были взвинчены до предела; высоко вскинув голову, он смотрел прямо перед собой, в спину дворецкого, но при этом физически ощущал на себе чужие взгляды и слышал перешептывания. Гость относил все за счет вполне понятного любопытства, возможно, смешанного с презрением; он понятия не имел, что держится на удивление по-придворному: скованность его вполне походила на церемонную чопорность парадного зала.

– Рыбацкий сынок? – шушукались вокруг. – Да неужто? Слыхали мы эти байки! Да вы только взгляните на него… Кто, говорите, его мать? Сула? Я ее помню. Прехорошенькая. Когда-то работала здесь, во дворце. То есть во времена короля Лота. И когда это он в последний раз бывал на островах? Двенадцать лет назад? Или одиннадцать? Как, однако, летит время… А мальчишка-то как раз подходящего возраста, верно? Ну-ну, любопытно… Очень, очень любопытно.

Так перешептывались люди. Пересуды весьма порадовали бы Моргаузу, услышь она их, а Мордред, который вскипел бы яростью, не уловил ни слова. Но шепот он слышал и взгляды ощущал. Мальчик еще заметнее напрягся, выпрямился и мысленно пожелал, чтобы испытание поскорее закончилось и он снова оказался бы дома.

Но тут они оказались перед дверями зала, и едва слуги распахнули створки, Мордред позабыл и про шепот, и про собственную чужеродность – позабыл обо всем, кроме открывшегося великолепного зрелища.

Когда Моргауза, оказавшись в немилости у Артура, покину-ла-таки Дунпелдир и перебралась в королевство Оркнейское, некий случайный отблеск в волшебном зеркале, должно быть, подсказал королеве, что ее пребывание на севере изрядно затянется. Из южной столицы Лота ей удалось вывезти немало сокровищ. Тидваль – король, который правил там теперь от имени Артура, – надо полагать, обнаружил, что крепость его заметно обеднела. Впрочем, суровый воин вряд ли особо возражал. Но Моргауза, эта изнеженная леди, сочла бы себя обделенной, лишившись хотя бы одной из принадлежностей королевского сана, и при помощи добытых трофеев сумела свить себе уютное, нарядное гнездышко, дабы смягчить тяготы ссылки и подчеркнуть свою некогда прославленную красоту. Со всех сторон каменные стены зала были задрапированы тканями, выкрашенными в ослепительно яркие цвета. Гладкие полы из плитняка не устилал, как следовало ожидать, камыш и вереск, но тут и там красовались роскошные островки оленьих шкур, бурых, и рыжих, и пятнистых. Вдоль боковых стен протянулись массивные каменные скамьи, но кресла и стулья на возвышении в конце зала были из превосходного дерева, отделанные искусной резьбой и росписью, разубранные цветными подушками, а богато изукрашенные, крепкие дубовые двери благоухали маслом и воском.

Но рыбацкий сын ничего этого не видел. Взгляд его был прикован к женщине, восседающей в кресле в самом центре возвышения.

Моргауза, королева Лотиана и Оркнеев, по-прежнему ослепляла красотой. Свет, падающий из прорези узкого окна, мерцал в ее волосах, потемневших от розово-золотистого оттенка времен юности до насыщенно-медного. Глаза ее, с удлиненными веками, отливали зеленью, как изумруды, а цвет лица отличался той же ровной, кремовой бледностью, как и в былые дни. Пышные волосы были разубраны золотом, в ушах и на шее переливались изумруды. Платье цвета меди облегало фигуру, а сложенные на коленях хрупкие белые ручки искрились дорогими кольцами.

Рядом с нею все пятеро придворных дам – свита королевы, – несмотря на элегантные наряды, казались безобразными старухами. Те, кто знал Моргаузу, не сомневались: на создание этой видимости затрачено не меньше усилий, чем на убранство самой королевы. В зале, ниже возвышения, находилось десятка два людей: целая толпа, на неискушенный взгляд юного Мордреда, которому казалось, что вокруг еще больше глаз, нежели во дворе. Мальчик оглянулся в поисках Гавейна или других принцев, но ни одного не увидел. Нервно помедлив на пороге, он вошел. Королева, полуобернувшись, беседовала с одним из советников, приземистым, коренастым старцем: тот, почтительно склонившись, внимал каждому слову.

Но вот королева заметила Мордреда. Она с достоинством выпрямилась на высоком кресле, удлиненные веки опустились, скрывая внезапно вспыхнувший интерес в глазах. Кто-то подтолкнул мальчугана сзади, прошептав:

– Ну, ступай. Подойди и преклони колена.

Мордред повиновался. Приблизился к королеве, собрался было опуститься на колени, но Моргауза жестом дала понять, что это излишне. Он ждал, выпрямившись и, очевидно, сохраняя присутствие духа, однако даже не пытаясь скрыть изумление и восхищение, во власти которых оказался, впервые удостоившись созерцания коронованной особы. Мальчик застыл на месте, глядя во все глаза. Если зрители ожидали, что гость оробеет или что королева упрекнет его за дерзость, они остались разочарованы. В тишине, объявшей зал, ощущалось жадное любопытство с легким привкусом насмешки. Огражденные этой тишиной, королева и рыбацкий сын пристально изучали друг друга.

Будь Мордред лет на шесть постарше, люди скорее поняли бы, почему бы это королева созерцает гостя столь снисходительно и даже с явным удовольствием. Моргауза не делала секрета из своего пристрастия к пригожим мальчикам; после смерти мужа этой прихоти она предавалась без особого стеснения. А Мордред выглядел вполне представительно: тонкая, стройная фигура, изящно сложен, в глазах под крылатым изгибом бровей читается живой, однако сдерживаемый ум. Моргауза внимательно рассматривала гостя: скован, но отнюдь не неуклюж в этой своей «выходной» тунике, единственной, что у него есть, помимо отрепьев на каждый день. Королева помнила и материю: много лет назад она сама отослала в хижину отрез домотканой, неровно окрашенной холстины, каким погнушались бы даже дворцовые рабы. Обнаруженная в сундуках недостача куска получше неминуемо вызвала бы расспросы. На шее гостя висела нитка неровно нанизанных раковин и что-то вроде деревянного амулета: мальчик, верно, сам его вырезал из принесенного морем обломка. Ноги, хотя и запыленные от ходьбы через вересковую пустошь, отличались безупречной формой.

Все это Моргауза с удовлетворением отметила про себя, однако увидела она и больше: темные глаза, наследие испанской крови Амброзиев, принадлежали Артуру; тонкие черты лица и чуткий изгиб губ – самой Моргаузе.

– Говорят, тебя зовут Мордред? – нарушила молчание королева.

– Да. – От волнения голос мальчугана прозвучал хрипло. Он откашлялся. – Да, госпожа.

– Мордред, – задумчиво произнесла она. Даже прожив на севере столько лет, Моргауза так и не избавилась от акцента, присущего южным королевствам большой земли, но мелодичный голосок звучал отчетливо и размеренно, и мальчик превосходно понимал собеседницу. Королева повторила имя на островной лад: – Медраут, морской мальчик. Значит, ты рыбак, как и твой отец?

– Да, госпожа.

– Поэтому тебя так и назвали?

Мордред поколебался, не понимая, к чему клонит собеседница.

– Я так думаю, госпожа.

– Ты так думаешь, – небрежно уронила королева, заботливо расправляя складки платья. Только ее главный советник да Габран, нынешний фаворит, хорошо знавшие Моргаузу, догадались, что следующий вопрос – не праздное пустословие. – И ты никогда не спрашивал?

– Нет, госпожа. Но я умею много чего другого, не только рыбачить. Я режу торф, крышу могу дерновать, и стену складывать, и лодку чинить, и… и даже доить козу…

Мальчик неуверенно умолк. По залу прокатился приглушенный смех, и сама королева не сдержала улыбки.

– И лазаешь по утесам не хуже помянутой козы. За что, – добавила королева, – мы все должны быть признательны.

– Да пустяки, – отозвался Мордред, вновь обретая уверенность.

И в самом деле, причин для страха нет. Королева и впрямь мила и любезна, как уверяла Сула, и ни капельки не похожа на ведьму, что ему рисовалась; и разговаривать с ней на удивление просто. Мальчуган поднял взгляд, улыбнулся.

– А Гавейн сильно растянул связку? – полюбопытствовал он.

В зале снова зашептались. «Гавейн», ничего себе! Да от века того не водилось, чтобы рыбацкий сын беседовал с королевой, держась прямо, точно один из юных принцев, и глядя ей в глаза. Но Моргауза словно не заметила ровным счетом ничего необычного. И на ропот внимания не обратила. Она по-прежнему не сводила с мальчика испытывающего взора.

– Не слишком. Ногу попарили и перевязали, так что он уже ходит, и без особого труда. Завтра снова сможет упражняться с оружием. И за это он должен благодарить тебя, Мордред, как и я, впрочем. Повторяю, мы преисполнены признательности.

– Ваши люди очень скоро отыскали бы его, а я бы ссудил им веревку.

– Но этого не произошло, и ты сам дважды спускался вниз. Гавейн рассказывает, что место это крайне опасное. Его следовало бы выпороть за то, что лазал по скалам, хотя он таки добыл для меня двух превосходных птиц, отрицать не приходится. Но ты… – Закусив алую нижнюю губку, королева задумчиво созерцала гостя. – Тебе причитается какое-нибудь доказательство моей признательности. Чего бы ты хотел?

Не на шутку растерявшись, Мордред вскинул глаза, сглотнул и залепетал что-то об отце и матери, их нищете, о приближении зимы и о латаных-перелатаных сетях, но королева оборвала его на полуслове.

– Нет, нет. Это все для твоих родителей, но не для тебя. Для них я уже отобрала подарки. Покажи ему, Габран.

Светловолосый красавец, стоявший рядом, нагнулся, извлек из-за кресла ларец и откинул крышку. Внутри Мордред различил разноцветную шерсть, тканое полотно, плетеный кошель, в котором поблескивало серебро, закупоренную флягу с вином. Мальчик вспыхнул, затем побледнел. Происходящее вдруг показалось ему нереальным, точно во сне. Случайная встреча на утесе, слова Гавейна о награде, повеление явиться в чертог королевы – все это будоражило и увлекало, ибо обещало внести хоть какое-то разнообразие в монотонную рутину его жизни. Мальчуган явился во дворец, рассчитывая самое большее на серебряную монетку, на доброе слово из уст самой королевы, может статься, на какое-нибудь лакомство, – глядишь, перед уходом и удастся выпросить что-либо во дворцовых кухнях. Но это… красота и милость Моргаузы, невиданное великолепие зала, роскошные дары для родителей… а ему самому, похоже, сулят нечто большее… В смятении, с неистово колотящимся сердцем, Мордред смутно ощущал, что все это сверх меры. Что-то здесь кроется. Что-то кроется во взглядах, которыми обмениваются придворные, и в том, как смотрит на него Габран – задумчиво и словно потешаясь про себя. Что-то непонятное, однако внушающее тревогу.

Габран с щелчком захлопнул крышку, но, когда Мордред потянулся к ларцу, Моргауза удержала его.

– Нет, Мордред. Не сейчас. Мы позаботимся о том, чтобы доставить ларец еще до наступления сумерек. Но тебе и мне есть о чем поговорить, верно? Что пристало отроку, перед которым будущий король этих островов в великом долгу? Ступай со мной. Мы обсудим это наедине.

Королева поднялась. Габран подоспел к ней, подставляя локоть, но, оставив жест без внимания, она сошла с возвышения и шагнула к мальчику. Тот неумело принял протянутую руку, но неким непостижимым образом Моргауза обратила неловкость в исполненный грации жест: унизанные кольцами пальчики легли на его запястье, словно рыбацкий сын был придворным, провожающим ее к выходу. Теперь, когда они оказались рядом, стало видно: Моргауза лишь немногим выше гостя. От нее распространялось благоухание жимолости и знойных летних дней. У Мордреда закружилась голова.

– Пойдем, – тихо повторила она.

Придворные с поклонами расступились, освобождая дорогу. Королевский невольник отдернул занавес, и в боковой стене обнаружилась дверь. По обе стороны, с копьями наперевес, застыли стражники. Мордред напрочь позабыл о любопытных взглядах и перешептываниях. Сердце его колотилось. Что должно произойти, он не знал, но что, как не новые чудеса! Нечто витало в воздухе; улыбка королевы и прикосновения ее пальцев сулили удачу.

Мальчик отбросил со лба темные волосы, даже не подозревая о том, насколько по-артуровски выглядит этот жест, и, высоко вскинув голову, церемонно прошествовал с Моргаузой к дверям.