Текст книги "Сага о короле Артуре (сборник)"

Автор книги: Мэри Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 112 (всего у книги 138 страниц)

Глава 10

К тому времени, как Мордред добрался до Каэрлеона, волнения мало-помалу улеглись. Узнав об убийстве Ламорака, король пришел в ярость, и Агравейну, безусловно, повезло, что из-за раны он вынужден был задержаться на севере вместе с Гахерисом. Друстан в должный срок послал Артуру сообщение о происшедшем, но вести доставил не королевский гонец, а Гарет; и младший из оркнейских принцев, братьев никоим образом не оправдывая, упросил-таки короля помиловать близнецов. Защищая Гахериса, Гарет ссылался на то, что брат одержим безумием: ведь Гахерис любил Моргаузу – и убил ее. Гарет догадывался, что происходило в изломанном сознании брата, когда тот стоял на коленях в материнской крови. А Агравейн, как всегда, выступил шитом и кинжалом рядом с мечом своего двойника. Но теперь Ламорак мертв, заклинал Гарет; так что Гахерис наверняка сумеет отрешиться от кровавого прошлого и снова станет преданным вассалом. А Друстан, даже будучи жестоко оскорблен, удержал-таки руку, так что очень возможно, что раскачивающийся маятник мщения еще удастся остановить.

Но заступничество Гарета нежданно встретило решительный отпор со стороны Бедуира. Бедуир весьма сокрушался по поводу кровных уз, связывавших Артура и братьев-оркнейцев, не питал к сыновьям Моргаузы ни приязни, ни доверия и не упускал возможности предостеречь против них короля. При дворе знали: он использует все свое немалое влияние, чтобы не допустить возвращения близнецов. А где, интересно, был Мордред? – с растущим подозрением вопрошал Бедуир. Что, если и он помогал убийцам и скрылся прежде, чем на сцене событий появились Друстан с Гаретом? Мордред прибыл в Каэрлеон как раз вовремя, чтобы прояснить свою роль в происшедшем, и в конце концов, несмотря на возражения Бедуира, Гарета снова отослали на север с наказом привезти братьев ко двору, как только оба исцелятся душою и телом.

Вскорости после того, как двор перебрался в Камелот, а Гахерис с Агравейном все еще находились на севере, ненадолго возвратился Гавейн. Его ждала долгая беседа с Артуром, затем еще одна – с Мордредом. Сводный брат описал оркнейцу все то, что видел своими глазами: убийство Ламорака и его последствия, – и в заключение настоятельно посоветовал брату внять призыву короля, по примеру Друстана выказать самообладание и не добавлять очередного камня на кровавый курган мести.

– У Ламорака остался младший брат, Дриан; он состоит в отряде Друстана. Исходя из вашей логики, он теперь вправе убить любого из твоих братьев либо тебя. Даже Гарета, – добавил Мордред, – хотя это маловероятно. Друстан наверняка позаботится о том, чтобы Дриан узнал о случившемся и о том, что – благодарение Богине! – Гарет сохранил трезвую голову и вел себя как человек здравомыслящий. Он видел – как, впрочем, любой из тех, кто там был, – что Гахерис повредился в уме. Если мы станем упирать на это обстоятельство, возможно, что, когда он возвратится исцеленным, его оставят в покое. – И многозначительно добавил: – Полагаю, отныне близнецам на доверие короля рассчитывать нечего, но если ты сумеешь простить Гахерису смерть нашей матери или, по крайней мере, не станешь принимать против него никаких мер, тогда тебе, может, и удастся, вместе с Гаретом и мною, удержаться в пределах королевской милости. Для нас с тобой славное будущее еще не заказано. Ты ведь хочешь править этим своим северным королевством, а, Гавейн?

Мордред знал, с кем имеет дело. Гавейн ревниво радел о том, чтобы сохранить свои права на Оркнеи и со временем – на королевство Лотиан. Но оба титула гроша ломаного не стоили бы без неизменной поддержки Артура. Так что дело уладилось, но когда близнецам пришло время возвращаться, король позаботился о том, чтобы старшего брата в Камелоте не оказалось. Королева Моргана, живущая в Кастель-Ауре в Уэльсе, обеспечила превосходный предлог. Гавейна отослали туда с поручением рассмотреть жалобы поселян на то, что стражи Морганы якобы злоупотребляют властью; чтобы оставался там, от греха подальше, покуда страсти, разбуженные гибелью Ламорака, не улягутся.

Однако Мордред видел: подозрения Бедуира на его собственный счет рассеялись не до конца. Вместо сдержанной дружбы, что королевский конюший выказывал до сих пор, Мордред отметил возвращение к настороженному недоверию; точно так же Бедуир относился к Агравейну и кое-кому еще из числа «молодых кельтов».

Прозвание «молодые кельты» поначалу употреблялось в шутку, по отношению к юнцам-чужестранцам, что неизменно держались вместе, но теперь стало своего рода кличкой, столь же четко определенной, как звание королевских рыцарей Сотоварищей. Случалось, что обе линии пересекались: Агравейн вошел в оба сообщества, и Гахерис тоже; а со временем и Мордред. Едва близнецы вернулись ко двору, Артур, как Мордред и предвидел, призвал сына к себе и попросил приглядеть за сводными братьями, а заодно и за «молодыми кельтами» в целом. К некоторому своему удивлению, Мордред обнаружил, что, хотя недовольство некоторыми мерами Артуровой внутренней политики по-прежнему дает о себе знать, изменнических разговоров кельты не ведут. Почтение к имени и славе Артура до поры сдерживало юнцов; Артур по-прежнему оставался вождем и полководцем, в ореоле величия и власти, и этого хватало, чтобы заручиться их верностью. Рассуждения Артура о грядущих войнах еще сильнее располагали кельтов в пользу короля. Но к Бедуиру отношение было враждебное. Оркнейцы, приехавшие на юг, дабы присоединиться к сыновьям Лота в Артуровой свите, а также и вновь прибывшие из Лотиана, что видели в Гавейне будущего правителя (и держали зло в силу мелких обид, настоящих или вымышленных, на нортумбрийского лорда Бенойка), знали, что Бедуир им не доверяет и сделал все, чтобы помешать возвращению Агравейна и Гахериса ко двору; более того, настоятельно советовал сослать их на родные острова. Так что когда, как это неизбежно случалось среди молодежи, разговор заходил о Бедуире и королеве, Мордред вскоре понял, что подсказаны сплетни главным образом ненавистью к Бедуиру и стремлением опорочить его перед королем. Когда Мордред, со всей возможной осторожностью дал понять, что не прочь внять уговорам и примкнуть к клике недовольных, «молодые кельты» решили, что движет им вполне объяснимая ревность королевского сына: ведь если удастся сместить Бедуира, он, скорее всего, станет правой рукою отца. И в этом качестве Мордред окажется для заговорщиков весьма ценным приобретением.

Так что его приняли и со временем стали считать одним из вождей – все, даже Агравейн и Гахерис.

В королевском дворце Камелота у Мордреда были свои покои, но с год назад или около того он обзавелся также и уютным домиком в городе. Хозяйство вела нестрогих правил девица; всякий раз, когда Мордреду удавалось выкроить для нее время, принца ждал самый радушный прием. Сюда же время от времени наезжали «молодые кельты» – якобы отужинать либо поохотиться в болотах, а на самом деле потолковать о делах. А Мордред внимательно слушал.

Собственно говоря, купить дом предложил не кто иной, как сам король. Если Мордреду предстояло поучаствовать в происках клики, дворцовые покои казались не самым подходящим для того местом. В особняке своей любовницы, в непринужденной обстановке Мордреду проще было проследить за направлением мыслей мятежных юнцов.

В этот-то дом однажды вечером нагрянул Агравейн вместе с Коллесом и Мадором и прочими «молодыми кельтами». После ужина, едва девица принесла вина и ушла, Агравейн резко перевел разговор на ту самую тему, что с некоторых пор не давала ему покоя.

– Уж этот мне Бедуир! В королевстве шагу ступить нельзя, никуда пробиться невозможно без его одобрения! Да король просто одурманен. Друзья детства, тоже мне! Скорее уж любовники детства! И ведь по-прежнему прислушивается, когда бы милорд Бедуир, великий и всевластный, ни соизволил слово молвить! Что скажешь, Коллес? Уж мы-то знаем, что почем, так? Так?

Агравейн, как это водилось за ним в те дни, был вдрызг пьян, хотя вечер только начинался. Даже он обычно не позволял себе настолько распускать язык. Коллес, подающий надежды подхалим, на сей раз неловко попытался отговориться.

– Ну так всем известно, что они много лет сражались бок о бок. Собратья по оружию, и все такое прочее. Оно дело понятное…

– Куда уж понятнее! – Агравейн не то икнул, не то рассмеялся. – Собратья по оружию, это ты верно сказал! И в объятиях королевы тоже… Ты последнюю байку не слыхал? В прошлый раз, когда королю пришлось отлучиться от двора, не успел его конь отъехать от Королевских ворот, как милорд Бедуир уж и расположился по-хозяйски в постели королевы!

– Откуда ты взял? – резко отозвался Мадор.

– Ну да, ты рассказывал, – отозвался Коллес, явно оробев, – Но это только пересуды, и правды в них ни на грош. Во-первых, король не такой дурак, и если он доверяет Бедуиру… и ей доверяет, если на то пошло…

– Не дурак? Дураки-то как раз и доверчивы! Вон Мордред не даст соврать. Верно, братец?

Мордред, повернувшись спиной к гостям, наливал себе вина. Все слышали его короткое «да».

– Если это правда… – мечтательно протянул кто-то, но тут снова вмешался Мадор.

– Сам ты дурак, ежели разболтался о таком, не имея доказательств! Правды тут и впрямь ни на грош. Да разве они бы осмелились, даже если бы и хотели? Ведь дамы королевы неотлучно при ней, даже ночью…

Агравейн оглушительно заржал. Гахерис, вальяжно развалившись рядом с братом, широко ухмыльнулся.

– Ах ты, бедный невинный ягненочек! Да ты рассуждаешь в точности как мой святоша-братец Гарет! Ты что, скабрезных пересудов вообще не слушаешь? Агравейн уже с месяц как спит с одной из горничных Гвиневеры. Кому и знать последние сплетни, как не ему!

– И девица уверяет, что он побывал там ночью? То есть Бедуир?

Агравейн кивнул над чашей с вином.

– Тогда он в наших руках! – ликующе заорал Гахерис.

– Она сама его видела? Своими глазами? – настаивал Кол-лес.

– Нет, – вызывающе обернулся к нему Агравейн, – Но мыто знаем, что за толки ведутся уж давным-давно; знаем и то, что дыма без огня не бывает. Так давайте заглянем за дымовую завесу и потушим пламя. Если я и впрямь добуду доказательства, вы все меня поддержите?

– Поддержать? Но в чем?

– В том, чтобы оказать королю услугу и избавиться от Бедуира: закроем ему путь к королевскому ложу и королевскому доверию!

– То есть просто рассказать обо всем королю? – с сомнением протянул Калум.

– А как еще? Артур разъярится, да и кто бы на его месте не вышел из себя, но после непременно спасибо скажет! Любой мужчина захочет знать…

– Но королева? – Это произнес юнец по имени Киан, приехавший с родины Гвиневеры, из Северного Уэльса, – Артур убьет ее. Любой мужчина, обнаружив…

Он вспыхнул и замолчал. Видно было, что в сторону Гахериса он предпочитает не смотреть.

Агравейн, уверенный в собственной правоте, пренебрежительно отмахнулся.

– Королеву он и пальцем не тронет. Вы разве не слышали историю о том, как Мельвас из Летней страны похитил ее и сутки удерживал в охотничьем домике на одном из островов Стеклянного озера? Только не говорите мне, что распутник с ней не позабавился! Однако король принял Гвиневеру назад, ни слова не говоря, и пообещал ей, что ни за это, ни даже по причине бесплодия никогда ее от себя не отошлет. Нет, Артур ее не обидит. Мордред, ты ведь знаешь короля едва ли не лучше нас всех и половину времени проводишь с королевой. Что скажешь?

– Что до доброго отношения короля к ней, здесь я согласен, – Мордред отставил кувшин с вином, откинулся назад, опираясь на край стола, и обвел собеседников взглядом. – Но ведь все это чистой воды вздор, нет? Да, слухи ходят, и я их слышал, но сдается мне, что исходят эти сплетни главным образом отсюда, и доказательств нет. Ровным счетом никаких! А пока доказательства не найдены, пересуды так и останутся пересудами, состряпанными из пожеланий и амбиций, но не из фактов.

– А ведь он прав, – согласился Мелион, брат Киана. – Все это только досужие байки, без которых не обойтись, ежели дама так хороша собою, как королева, а муж ее часто и надолго покидает брачное ложе, как в случае короля.

– Альковные сплетни, вот как я это называю, – подхватил Клан. – А ты предлагаешь нам опуститься на колени прямо в грязь и подглядывать в замочные скважины?

Поскольку именно к этому Агравейн, по сути дела, и вел, он принялся возмущенно отрицать подобное предположение. Он был не настолько пьян, чтобы не заметить: собравшиеся не потерпят и мысли о том, чтобы повредить королеве. И с благородным достоинством прибавил:

– Вы меня неправильно поняли, господа. Ничто не заставит меня причинить зло прекрасной даме. Но если бы удалось измыслить способ сокрушить Бедуира, не задев ее…

– То есть поклясться, что он ворвался в спальню силой? Овладел королевой против ее воли?

– Почему бы нет? Такое тоже возможно. Моя девчонка скажет что угодно, если мы ей заплатим, и…

– Как насчет Гарета? – переспросил кто-то.

Известно было, что Гарет ухаживает за Линетгой, одной из придворных дам королевы, прелестной девушкой, и притом столь же неподкупной, как он сам.

– Ну хорошо, хорошо! – Раскрасневшись, Агравейн обернулся к Мордреду, – Многое еще предстоит обдумать, но, клянусь темной Богиней, начало положено и мы знаем, кто с нами, а кто против! Мордред, как ты? Если мы измыслим способ, позволяющий не впутывать королеву, ты нас поддержишь? Уж тебе-то менее всего пристало водить дружбу с Бедуиром!

– Мне? – Мордред холодно улыбнулся краем губ – только эта улыбка и осталась в нем от Моргаузы, – Водить дружбу с Бедуиром, королевским конюшим, лучшим из рыцарей, правой рукою короля в битве и в зале совета? С регентом, в отсутствие Артура облеченным всей полнотою власти? – Молодой человек помолчал. – Сокрушить Бедуира? Что мне на это сказать, господа? Что мысль эту я решительно отвергаю?

Раздался смех, стук чаш о стол, оглушительные крики:

– Мордреда в регенты! А почему бы и нет? Кого еще? Валерия? Нет, слишком стар. Может, Друстана? Или Гавейна? – И наконец срывающиеся, хриплые голоса слились в единодушии: – Мордреда в регенты! Кого же еще? Он – один из нас! Мордреда!

Затем вошла девица, и крики стихли, и разговор свернул на безобидную тему завтрашней охоты.

Когда гости разошлись, а девица осталась убирать со стола завалы объедков и вытирать пролитое вино, Мордред вышел на свежий воздух.

Несмотря ни на что, сам разговор и заключительная акколада глубоко потрясли принца. Бедуира не станет? А сам он неоспоримо – правая рука короля и, в отсутствие Артура, регент, наделенный безоговорочной властью? А тогда, стоит ему выказать себя умелым бойцом и управителем, и более чем вероятно, что Артур назовет его своим наследником? До сих пор этого не случилось: преемником короля по-прежнему остается Константин Корнуэльский, отпрыск того самого герцога Кадора, которого Артур, за неимением законного принца, провозгласил престолонаследником. Но в ту пору он еще не знал, что сын, плоть от плоти его, будет – да нет, уже зачат. Законный? Какое это имеет значение, ежели сам Артур – дитя прелюбодеяния?

Девица тихонько окликнула любовника, и Мордред обернулся. Она выглядывала из окна спальни, мягкий свет падал на длинные золотые волосы, на оголенное плечо и грудь. Он улыбнулся, сказал: «Сейчас», – собеседницы по сути дела не видя. Перед его мысленным взором, на фоне тьмы, стояла королева.

Гвиневера. Златокудрая дама, по-прежнему прелестная, обладательница огромных серо-голубых глаз, напевного голоса, неизменной улыбки, а в придачу к ним – мягкое остроумие и веселость, радостным светом озаряющие ее приемный зал… Гвиневера, которая со всей очевидностью любила своего господина и супруга, но знала и страх, и одиночество, и в силу понимания этого приветила испуганного, неприкаянного мальчика, помогла ему подняться над тьмой детских воспоминаний и научила любить с легким сердцем. И дружеские прикосновения ее рук раздули неуемное пламя, в то время как порочные губы Моргаузы не пробудили даже искры.

Мордред любил ее. Совсем по-иному, даже на ином дыхании, нежели прочих женщин. А их в жизни Мордреда перебывало немало, от девушки с островов, с которой он в четырнадцать лет развлекался в вересковой лощине, до нынешней его любовницы. Но мысли его о Гвиневере в такую форму даже не облекались. Мордред знал лишь одно: он ее любит, и если слухи справедливы, тогда, свидетельница ему Геката, он порадуется падению Бедуира! Молодой человек не сомневался: король ничем не повредит Гвиневере, но может статься – ведь может же такое статься! – дабы честь его не потерпела урона, Артур отошлет жену от себя…

Дальше этого бастард не заглядывал. Да и вряд ли сознавал, что зашел настолько далеко. Как ни странно, но Мордред, рассудочный философ, на сей раз затруднился бы облечь мысли в слова. Он сознавал лишь, что гнусные перешептывания, пятнающие имя королевы, приводят его в ярость и он еще менее склонен доверять близнецам и их безответственным приятелям. Во власти дурных предчувствий, принц отлично сознавал, в чем состоит долг королевского наблюдателя (королевского соглядатая, ехидно поправился он), подосланного к «молодым кельтам». Ему следует предупредить короля об опасности, нависшей над Бедуиром и королевой. Артур вскорости доберется до истины, и ежели понадобится принять меры, это забота самого короля. Вот что подсказывает ему, Мордреду, долг, а также и доверие короля.

А что же Бедуир, если окажется, что он и впрямь злоупотребил этим доверием?

Мордред решительно отогнал эту мысль и, повинуясь внезапному порыву – сам он ни за что его бы не признал, даже если бы и разгадал, – возвратился в дом и предался любви с исступленным неистовством, совершенно ему не свойственным, равно как и давешний хаос в мыслях. Так что на следующий день пришлось откупаться золотым ожерельем.

Глава 11

Ближе к ночи, когда в городе и во дворце все стихло, Мордред отправился к королю.

В те дни Артур засиживался за работой допоздна. Белый пес Кабаль лежал у его ног – этого самого щенка король выбрал в тот день, когда к нему впервые привели Мордреда. Теперь пес состарился, украсился рубцами и шрамами – памятками не одной славной охоты. При появлении Мордреда он приподнял голову и замолотил хвостом об пол.

Слуга ушел, а вслед за ним король кивком отослал секретаря.

– Ну, как жизнь, Мордред? Рад, что ты зашел. Я собирался послать за тобой утром, но нынче вечером оно еще лучше. Ты знаешь, что мне вскорости предстоит ехать в Бретань?

– Да, слухи ходят. Так это правда?

– Да. Пора мне повидаться с кузеном, королем Хоэлем. Да и хотелось бы самому поглядеть, как там обстоят дела.

– Когда вы едете, сир?

– Через неделю. К тому времени распогодится.

Мордред оглянулся на окно: резкий, порывистый ветер трепал

занавеси.

– Никак пророки наобещали?

Король рассмеялся:

– Я обращаюсь к источникам более надежным, нежели алтари или даже Нимуэ в Яблоневом саду. Расспрашиваю пастухов с холмов. Они никогда не ошибаются. А про тебя-то, мой мальчик-рыбак, я и позабыл! Может, стоило бы и тебя спросить?

Мордред с улыбкой покачал головой:

– На островах я бы отважился на предсказание-другое, хотя там даже старики порою дают маху; но здесь – нет. Это иной мир. Иное небо.

– А по прежнему ты уже не тоскуешь?

– Нет. У меня есть все, что нужно. – И добавил: – Мне бы хотелось посмотреть на Бретань.

– Тогда извини. Я, собственно, собирался сообщить, что намерен оставить тебя здесь, в Камелоте.

Сердце юноши так и подскочило в груди. Мордред ждал, не глядя на Артура, чтобы отец ненароком не прочел его мыслей.

Словно и впрямь заглянув ему в душу – а с Артуром такое было вполне возможно, – король продолжал:

– Бедуир, разумеется, тоже остается. Но на этот раз я хочу, чтобы ты не просто наблюдал за происходящим. Ты будешь заместителем Бедуира, а он – моим.

Наступила пауза. Артур с недоуменным интересом отметил, что Мордред побледнел как полотно и замялся, точно не зная, что сказать. И наконец спросил:

– А мои… прочие оркнейские принцы? Они поедут с вами или останутся здесь?

Неправильно истолковав его слова, Артур изрядно удивился. Он и не думал, что Мордред ревнует к сводным братьям. Если бы речь шла о военном походе, он бы, возможно, взял с собою Агравейна с Гахерисом, дабы поумерить их энергию и недовольство, но сейчас он ответил решительно и не задумываясь:

– Нет. Гавейн в Уэльсе, сам знаешь, и пробудет там еще некоторое время. У Гарета свадьба на носу: ежели я умыкну его из Камелота, мальчик мне спасибо не скажет. Остальным двоим на мое благоволение рассчитывать нечего. Вот пусть и сидят здесь.

Мордред промолчал. Король завел речь о предполагаемом путешествии, о том, что предстоит обсудить с королем Хоэлем, затем о роли Мордреда в качестве заместителя регента. Пес проснулся, принялся вычесывать блох. Огонь понемногу угасал; Мордред, по знаку отца, подбросил в очаг полено из корзины. Но вот король договорил. И оглянулся на юношу.

– А ты все молчишь, словно воды в рот набрал. Ну же, Мордред, будут еще поездки на твою долю! А в один прекрасный день Бедуир отправится со мной, а ты останешься и на время подменишь короля. Тебя эта возможность так пугает?

– Нет. Нет. Я… благодарю за честь.

– Тогда в чем дело?

– Если я попрошу, чтобы Бедуир на этот раз поехал с вами, а я остался здесь, вы решите, что я зашел слишком далеко: ведь даже честолюбию принца есть пределы. Но я прошу об этом, милорд король.

Артур изумленно поднял глаза.

– Это еще что такое?

– Сегодня я пришел к вам сообщить, о чем говорится в среде «молодых кельтов». Нынче вечером они собрались у меня дома. Разговор шел главным образом о Бедуире. У него есть враги, безжалостные враги, которые станут плести интриги, дабы его уничтожить. – Принц замялся. Он знал, что придется нелегко, но насколько, даже не догадывался. – Сир, прошу вас, не оставляйте Бедуира здесь, в то время как сами покидаете страну. Не потому, что сам я мечтаю о регентстве. Но потому, что ходят слухи – про него и… – Мордред умолк. Облизнул губы. И неловко докончил: – У Бедуира есть враги. Разные ходят слухи.

Глаза Артура превратились в черный лед. Он встал. Мордред тоже поднялся на ноги. И, к вящему своему негодованию, понял, что дрожит. Он так и не узнал, что все, на кого обращался этот жесткий, ледяной взгляд до него, ныне мертвы.

Ровным, словно доносившимся с далекого расстояния голосом король проговорил:

– Слухи ходят всегда. Есть те, кто болтает, а есть и те, кто слушает. Мои люди не принадлежат ни к тем ни к другим. Нет, Мордред. Я отлично тебя понимаю. Я не глух, и я не слеп. За пересудами ровным счетом ничего не стоит. И обсуждать тут нечего.

Мордред сглотнул.

– Я ничего такого не сказал, милорд.

– А я ничего не слышал. Ступай.

Король отрывисто кивнул – еще более сухо, чем слуге, – давая понять, что аудиенция окончена. Мордред поклонился и направился к выходу.

Он уже коснулся двери, когда голос короля заставил его остановиться.

– Мордред.

Молодой человек обернулся.

– Милорд?

– Ничего не изменилось. Ты остаешься заместителем регента.

– Милорд.

Уже иным тоном король произнес:

– Мне следовало помнить, что именно я попросил тебя прислушаться к разговорам, так что я не вправе осуждать тебя ни за это, ни за то, что передаешь услышанное мне. Что до Бедуира, он знает об амбициях своих недругов.

Артур опустил взгляд: подушечки его пальцев чуть касались поверхности стола. Наступила пауза. Мордред выжидал. Не поднимая глаз, король добавил:

– Мордред, есть на свете веши, о которых лучше не поминать, о которых лучше вообще не знать. Ты меня понял?

– Думаю, да, – отозвался Мордред.

И в самом деле, неправильно истолковав слова короля, как тот, в свою очередь, неправильно судил о сыне, принц полагал, что и впрямь все понял. Артур со всей очевидностью знал о том, что говорится про Бедуира и королеву. Знал – и предпочел пропустить мимо ушей. А означает это только одно: правдивы слухи или нет, но Артур не желает принимать решительных мер. Стремится избежать смуты, что неминуемо начнется, если против королевского регента и королевы открыто выдвинут подобное обвинение. И до сих пор Мордред был прав. Но к выводам пришел ошибочным, ибо судил с позиций мужчины, а не принца: он решил, что Артуру все равно и он склонен закрыть глаза на происходящее из гордости, равно как и из соображений политики.

– Думаю, да, сир, – повторил принц.

Артур поднял взгляд, улыбнулся. Мрачные складки разгладились, но теперь в лице его отражалась бесконечная усталость.

– Тогда не теряй бдительности ради меня, сын мой, и служи королеве. И знай, что Бедуир – твой друг и мой преданный слуга. А теперь – доброй ночи.

Вскоре после этого король покинул Камелот. Мордред обнаружил, что обязанности заместителя регента включают в себя немало: череда дней, когда с утра до вечера приходилось выслушивать прошения в Круглом зале, сменялась выездами на войсковые маневры, а каждый вечер, после публичной трапезы в пиршественном зале (причем зачастую к столу на возвышении подносились новые петиции), заканчивался в королевском рабочем кабинете над горой бумаг и табличек.

На людях Бедуир, как и прежде, занимал место короля подле королевы, но насколько Мордред, мимоходом приглядываясь, имел возможность убедиться, регент не искал предлогов для частных бесед с Гвиневерой, и ни он, ни королева не пытались избавиться от присутствия Мордреда. Каждое утро регент беседовал с королевой, и Мордред неизменно находился рядом; за ужином Мордред усаживался по левую руку от королевы; Мордред держался слева от нее, когда королева прогуливалась в саду в обществе Бедуира, в окружении придворных дам.

Работать с Бедуиром оказалось на удивление легко. Старший годами изо всех сил старался дать своему заместителю больше свободы действий. Вскоре три разбирательства из пяти доставались на долю Мордреда, с одной-единственной оговоркой: приговоры обсуждались в частном порядке, а потом уже объявлялись во всеуслышание. Несогласия почти не возникали, и со временем Мордред обнаружил, что решения все чаше и чаще исходят от него. Заметно было и другое – теперь, когда до возвращения Артура оставались считанные дни, – работа, ожидающая короля по приезде, существенно сократилась в сравнении с предыдущими отлучками.

Заметно было также, что, несмотря на уменьшение нагрузки, Бедуир как-то притих и изнервничался. На лице резче обозначились морщины, взгляд потемнел. За ужином, с застывшей на губах улыбкой прислушиваясь к нежному голосу королевы, он почти не ел, но пил много. Позже, в рабочем кабинете он надолго забывался в молчании, глядя в огонь, пока Мордред или кто-нибудь из секретарей не обращался к нему с вопросом, напоминая о насущном деле.

Все это Мордред зорко подмечал про себя. Для него близость Гвиневеры означала и радость, и муку. Промелькни между нею и Бедуиром хоть один понимающий взгляд, касание, жест, Мордред непременно бы его заметил или просто почувствовал. Но ничего не было – только молчание Бедуира, да ощущение скованности, исходящее от него, да еще, может статься, чрезмерная веселость в болтовне и смехе королевы, когда она и ее дамы удостаивали своим присутствием придворную церемонию. И в том, и в другом случае все это можно было списать на треволнения и заботы, сопряженные с высоким саном, и напряженность, вызванную отсутствием Артура. В конце концов Мордред, памятуя о последней беседе с королем, выбросил из головы сплетни «молодых кельтов».

И вот однажды поздним вечером, спустя несколько часов после ужина, когда королевской печатью воспользовались в последний раз, секретарь вернул ее в ларец, пожелал двоим оставшимся доброй ночи и ушел, в дверь постучали и слуга объявил о прибытии гостя.

Им оказался Борс, один из старейших рыцарей-Сотоварищей: вместе с Артуром и Бедуиром он прошел через всю великую войну, сражался с ними плечом к плечу у горы Бадон. Бесхитростный и недалекий, Борс верой-правдой служил королю, но известно было, что и он на все лады проклинает вынужденное безделье – под стать «молодым кельтам». К придворной жизни непривычный, он не выносил церемоний и тосковал о простоте и подвижности полевой жизни.

Боре по-солдатски отсалютовал Бедуиру и по своему обыкновению отрывисто произнес:

– Тебя требует королева. Хочет показать какое-то письмо.

Последовала короткая, недоуменная пауза. Затем Бедуир поднялся на ноги.

– Но ведь уже очень поздно. Королева наверняка легла? Должно быть, дело срочное.

– Так она и сказала. Иначе бы меня не послали.

Мордред встал заодно с Бедуиром.

– Письмо? Его гонец привез?

– Думаю, да. Посыльный изрядно запоздал, вы же знаете. Ведь вы и остальную почту получили только что.

Это соответствовало истине. Гонца ждали на закате, но он задержался в пути – река разлилась после дождей – и прибыл в Камелот не так давно. Поэтому и пришлось засидеться за работой допоздна.

– Гонец ни словом не упомянул про письмо к королеве, – заметил Мордред.

– Ас какой стати? – резко отозвался Бедуир. – Если письмо к королеве, это не наше дело, разве что она сочтет нужным обсудить послание со мной. Хорошо, Борс. Я уже иду.

– Известить королеву о том, что ты придешь?

– Нужды нет. Я пошлю Ульфина. Ты ступай спать, и ты, Мордред, тоже. Доброй ночи.

Не договорив, он уже застегивал пояс, отброшенный было в сторону, когда мужчины уселись за вечернюю работу. Слуга подал ему плащ. Краем глаза Бедуир подметил, что Мордред задержался у порога, и повторил, на сей раз – резче:

– Доброй ночи.

Делать было нечего. Мордред вышел в коридор вслед за Борсом.

Боре поспешал вперед размашистым уличным шагом. Мордред бросился вдогонку и не услышал, как Бедуир торопливо сказал слуге:

– Ступай сообщи королеве, что я сейчас буду. Скажи ей… Наверняка ее дамы удалились на покой вместе с нею. Позаботься о том, чтобы королева встретила меня в окружении свиты. Не важно, что прислужницы спят. Разбуди их. Ты понял?

Ульфин состоял старшим дворецким короля уже много лет.

– Да, милорд, – коротко отозвался он и ушел.

Мордред и Борс, вместе идя через сад внешнего двора, видели, как дворецкий спешит к покоям королевы.

– Не по душе мне все это, – коротко заметил Борс.

– Но ведь пришло письмо!

– Я никакого письма не видел. А гонец прибыл при мне. Если он и в самом деле привез письмо королеве, зачем бы ей обсуждать послание с регентом прямо сейчас? Дело-то к полуночи. До завтра не могли подождать? Говорю, не по душе мне все это!

Мордред искоса глянул на собеседника. Возможно ли, чтобы слухи дошли даже до этого преданного служаки?

А Борс тем временем добавил:

– Ежели что-то случилось бы с королем, тогда, уж верно, и Бедуира бы известили напрямую. Что им такого понадобилось обсуждать наедине и в полночь?