Текст книги "Сага о короле Артуре (сборник)"

Автор книги: Мэри Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 138 страниц)

Глава 10

Мне говорили, что Килларе – это гора в самом сердце Ирландии. В других местах на острове в самом деле имеются горы, не такие высокие, как у нас, но все же заслуживающие названия горы. Но Килларе – не гора. Это невысокий холм конической формы, не более девятисот футов в высоту. На нем даже лес не растет – только жесткая трава, заросли боярышника да несколько одиноких дубов.

Но тем, кто приближается к холму, он кажется горой, ибо возвышается один посреди большой равнины. Во все стороны – на север, на юг, на запад, на восток – тянутся ровные зеленые луга, почти без единого холмика. И все же неправда, что с вершины Килларе видны берега Ирландии: куда ни глянь – всюду лишь бесконечные зеленые луга, и над ними – спокойное небо, затянутое облаками. Там даже воздух мягкий.

Ветер был попутный, и мы высадились тихим летним утром на длинном сером пляже. Бриз дул с берега и нес с собой запахи болотного мирта, утесника и пропитанного солью торфа. В заливах плавали дикие лебеди с выводками подросших птенцов, чибисы свистели и кувыркались над лугами, где в тростниках прятались их птенцы.

Казалось, это время и эта страна совсем не подходят для войны.

Война и в самом деле кончилась быстро. Король Гилломан был юн – говорили, ему нет еще и восемнадцати, – и не желал слушать советников и выжидать подходящего часа для битвы. Столь отважно было его сердце, что, едва услышав о том, что на священную землю Ирландии высадились чужеземные войска, юный король собрал своих воинов и бросил их на закаленных ветеранов Утера. Они встретили нас на плоской равнине. У нас за спиной был холм, у них – река. Войско Утера выдержало первый отчаянный натиск, не отступив ни на шаг, а потом наши солдаты пошли вперед и загнали ирландцев в реку. Ирландцам еще повезло: река была широкая и мелкая, и, хотя в тот вечер воды ее покраснели от крови, нескольким сотням ирландцев удалось уйти. В их числе был и король Гилломан. Нам стало известно, что он бежал на запад с горсткой преданных спутников, и Утер, догадываясь, что король держит путь в Килларе, выслал в погоню тысячу конных воинов, приказав схватить короля прежде, чем он окажется в крепости. И им это удалось. Беглецов догнали буквально за полмили до крепости, у подножия холма, откуда уже видны были стены. Вторая битва была короче и кровопролитней первой. Но дело происходило ночью, и в суматохе стычки Гилломану снова удалось уйти. Он ускакал прочь с горсткой людей, куда на этот раз – никто не знал. Но дело было сделано: к тому времени, как мы, основная часть войска, подошли к подножию горы Килларе, крепость уже заняли британские войска и ворота были открыты.

О том, что произошло потом, рассказывают много ерунды. Я сам слышал несколько песен об этом и даже читал один рассказ, записанный в книге. Амброзий получил неверные сведения. Килларе не была сложена из огромных камней; то есть наружные укрепления были обычные: ров, земляной вал с частоколом, за валом – еще один ров, глубокий, с кольями на дне. Сама центральная крепость, разумеется, была каменной, и камни были большие, но все же там не было ничего такого, что нельзя взять штурмом при наличии опытных солдат и всех осадных приспособлений. За стеной стояли дома, по большей части деревянные, но в некоторых были прочные подвалы, такие же, как у нас в Британии. А еще выше, на самой вершине холма, стояло внутреннее кольцо стен, подобно короне на челе короля. И внутри этих стен, в самом центре, находилось святилище. Там стоял Хоровод, каменный круг, в котором, как говорили, хранилось сердце Ирландии. Ему было далеко до Большого Хоровода в Эймсбери – то был всего лишь круг из одиночных стоячих камней, – но все же зрелище было достаточно впечатляющее, и почти все камни стояли на месте, в том числе два стоячих камня с перемычкой в самом центре, где в высокой траве, на первый взгляд беспорядочно, лежали другие камни.

Я поднялся на вершину в тот же вечер. На склонах холма после боя царили возня и шум, памятные мне по Каэрконану. Но когда я прошел стену, что окружала святилище, и стал подниматься к вершине холма, впечатление было такое, словно я удалился из шумного зала в тихий покой на вершине башни. Звуки остались за стеной. Я шел вверх по высокой летней траве. Вокруг царила почти полная тишина, и я был один.

Над горизонтом висела полная луна, все еще бледная, подернутая дымкой и истончившаяся с одного края, словно стертая монета. В небе были рассыпаны мелкие звездочки; там и сям меж них виднелись звезды покрупнее, словно пастухи среди овец, и напротив луны висела большая одинокая звезда, полыхающая белым светом. На травах, рассевающих семена, лежали мягкие длинные тени.

Передо мной стоял один высокий камень, немного наклонившийся к востоку. За ним была яма, а за ней – круглый валун, казавшийся черным в свете луны. Там что-то было. Я остановился и не мог определить, что именно… Но древний, черный камень сам по себе был похож на какую-то темную тварь, сидящую над краем ямы. По спине у меня прошла дрожь. Я отвернулся. Нет, этого я тревожить не стану.

Луна поднималась вместе со мной. Когда я вошел в круг, ее белый диск поднялся над верхними камнями и озарил середину круга. Под ногами у меня сухо захрустели угли – здесь недавно жгли костер. Я увидел белые кости и плоский камень, формой похожий на алтарь. В свете луны была видна резьба на одной из граней – грубый узор не то веревки, не то змеи. Наклонившись, провел пальцем по узору. Поблизости прошелестела в траве и пискнула мышь. И снова все затихло. Алтарь был чист, мертв, лишен богов. Я пошел дальше, осторожно двигаясь в тенях, отброшенных луной. Дальше стоял еще один камень, куполообразный, как пчелиный улей или пуп-камень. А за ним – упавший стоячий камень, почти скрытый высокой травой. Когда я проходил мимо него в поисках того, что мне было нужно, внезапно налетел порыв ветра, всколыхнувший травы, разметавший тени и затмивший свет луны, подобно облачку тумана. Я обо что-то споткнулся и упал на колени рядом с длинным, плоским, полускрытым травой камнем. Я принялся ощупывать его. Он был массивный, продолговатый, не украшенный никакой резьбой – обычный большой камень, который теперь озарился лунным светом. Мне не нужно было ни ощущения холода под руками, ни шелеста блеклых трав под внезапным порывом ветра, ни запаха маргариток – я и так понял, что это тот самый камень. Вокруг меня, словно танцоры, освободившие середину, чернели безмолвные камни. С одной стороны – белая луна, с другой – король-звезда, полыхающая белым светом. Я медленно встал и долго стоял у подножия длинного камня, как стоят в ногах постели, ожидая, пока лежащий на ней человек умрет.

Меня пробудило тепло и голоса людей поблизости. Я поднял голову. Я наполовину стоял на коленях, наполовину лежал, раскинув руки на камне. Утреннее солнце стояло уже высоко и светило прямо в центр Хоровода. Мокрые травы курились, и нижние склоны холма тонули в белых клубах тумана. Толпа людей стояла внутри Хоровода. Они переговаривались между собой, глядя на меня. Пока я протирал глаза и разминал затекшие руки, люди расступились, и в круг вышел Утер и с ним полдесятка его офицеров, в числе которых был Треморин. Двое солдат вели за собой человека – по-видимому, пленного ирландца. Руки у него были связаны, одна щека рассечена и покрыта запекшейся кровью, но держался он хорошо – я подумал, что его стражи выглядят куда более напуганными, чем он.

Увидев меня, Утер приостановился, потом направился ко мне. Я неуклюже поднялся на ноги. Должно быть, эта ночь оставила след на моем лице: я увидел, что командиры, стоящие за спиной Утера, смотрят на меня с уже привычным для меня боязливым любопытством, и даже сам Утер заговорил со мной громче, чем было нужно:

– Стало быть, твоя магия не слабее, чем у них.

Солнце было слишком ярким. Утер казался нереальным, словно отражение в ручье. Я попытался заговорить – не вышло; откашлялся и начал снова:

– Я еще жив – если ты об этом.

– Никто в армии, кроме тебя, не решился бы провести ночь здесь, – проворчал Треморин.

– Что, люди боятся Черного камня?

Я увидел, как рука Утера дернулась, словно она помимо его воли хотела сделать охранительный знак. Он увидел, что я заметил это, и, похоже, рассердился.

– Кто тебе сказал про Черный камень?

Я не успел ответить – ирландец внезапно спросил:

– Ты его видел? Кто ты?

– Меня зовут Мерлин.

Ирландец медленно кивнул. Он по-прежнему не выказывал ни страха, ни особого благоговения. Словно прочтя мои мысли, он улыбнулся, как бы говоря: «Мы с тобой можем позаботиться о себе».

– Зачем они привели тебя сюда связанным? – спросил я.

– Чтобы указал им, где король-камень.

– Он нам сказал, – вмешался Утер. – Это вон тот резной алтарь.

– Отпустите его, – сказал я, – Он вам не понадобится. И не трогайте алтарь. Вот камень.

Наступила тишина. Потом ирландец рассмеялся.

– Ну конечно! Если с вами сам королевский чародей, на что надеяться бедному певцу? Звездами было предначертано, что ты заберешь его. На самом деле это справедливо. Не сердцем Ирландии был этот камень, но ее проклятием. Быть может, оно и к лучшему, что вы его увезете.

– Почему? – спросил я. И приказал Утеру: – Скажи им, пусть развяжут его.

Утер кивнул, и солдаты освободили пленнику руки. Он потер запястья и улыбнулся. Можно было подумать, что мы с ним здесь одни.

– Говорят, что этот камень принесли в древние времена из Британии, из-за Западных гор, которые стоят над Ирландским морем. Что великий король всей Ирландии, именовавшийся Фионн Мак Кумгайл, однажды ночью унес его на руках, перешел с ним вброд через море и положил его здесь.

– Ну а теперь, – сказал я, – мы с несколько большими трудностями отвезем его обратно в Британию.

Он рассмеялся.

– А я-то думал, что такой великий маг, как ты, сможет унести его одной рукой!

– Я ведь не Фионн Мак Кумгайл, – ответил я, – А теперь, поэт, если ты мудр, то вернешься в свой дом, к своей арфе, и не станешь более воевать. Сложишь песню об этом камне и о том, как чародей Мерлин забрал его из Хоровода Килларе и легко перенес в Хоровод Висячих Камней в Эймсбери.

Поклонившись мне, все еще смеясь, он ушел. Благополучно вышел из лагеря и удалился восвояси – много лет спустя я слышал сложенную им песню.

Но его ухода почти никто не заметил. Все молчали. Утер разглядывал огромный камень – видимо, прикидывал его вес.

– Ты сказал королю, что сможешь это сделать. Это правда?

– Я думаю, что то, что принесли сюда одни люди, другие люди смогут унести.

Он посмотрел на меня исподлобья, неуверенно – видимо, все еще сердился.

– Он передал мне твои слова. Я согласен. Здесь не понадобится ни магии, ни красивых слов – хватит команды сведущих людей да нужных машин. Треморин!

– Да, господин?

– Если мы заберем этот король-камень, с прочими особо возиться не нужно. Просто свалите те, что можно, и оставьте так.

– Да, господин. Если Мерлин может…

– Люди Мерлина займутся укреплениями. Мерлин, берись за дело, ладно? Я даю тебе двадцать четыре часа.

Эта работа была знакома нашим воинам. Они снесли стены и завалили обломками рвы. Частоколы и дома попросту сожгли. Люди работали хорошо и были в приподнятом настроении. Утер всегда был щедр к своим солдатам, а на этот раз добыча оказалась богатая: браслеты из меди, бронзы и золота, фибулы, доброе оружие, украшенное медным узором и эмалью, как делают ирландцы. К вечеру работа была завершена, и мы ушли с холма во временный лагерь, разбитый на равнине у подножия.

Треморин пришел ко мне после ужина. На вершине холма все еще горели костры и факелы, рельефно высвечивающие то, что осталось от Хоровода. Лицо у Треморина было грязное, и он выглядел усталым.

– Целый день провозились, – с горечью сказал он, – и приподняли его всего на пару футов. А полчаса назад подпорки сломались, и он рухнул обратно. За каким чертом тебе понадобился именно этот камень? Тот алтарь, что указал ирландец, куда легче.

– Он нам не подойдет.

– Знаешь, похоже на то, что и этого ты не получишь, клянусь богами! Послушай, Мерлин! Плевать я хотел на его приказы. У меня работа, и ее надо сделать. Прошу тебя, помоги!

Вот о том, что было потом, и слагают легенды. Было бы слишком нудно рассказывать, как мы это сделали. Это было довольно легко. Я видел камень, видел склон и целый день обдумывал план работ, а нужные машины я придумал еще в Британии. Там, где было можно, мы везли его водой: сперва вниз по реке от Килларе к морю, потом морем в Уэльс, оттуда как можно дальше по рекам, по двум большим Эйвонам, так что волока там было не больше двух десятков миль. Нет, я не был Фионном Могучей Рукой, но я был Мерлином, и огромный камень прибыл на место так же легко, как барка по спокойной воде. Я сопровождал его всю дорогу. Наверное, я спал в дороге – но я этого начисто не помню, – бдел, как у смертного ложа. Это было единственное за всю мою жизнь морское путешествие, когда я не замечал волнения на море. Мне потом говорили, что я сидел молчаливый и спокойный, словно в кресле у себя дома. Утер однажды пришел, чтобы поговорить, – он, наверно, злился, что мне так легко удалось то, чего не смогли его механики; посмотрел на меня, вышел и больше не приходил. Но я ничего не помню. Наверно, меня там просто не было. Я сидел на грани дня и ночи в большой спальне в Винчестере.

Новости мы узнали в Каэрлеоне. Пасценций высадился на севере со своими германскими и саксонскими союзниками. Король отправился к Карлайлу и разбил его там. Но потом, благополучно вернувшись в Винчестер, внезапно заболел. Об этом расходились самые разные слухи. Кто говорил, что один из людей Пасценция переодетым пробрался в Винчестер, когда Амброзий был болен, и дал ему яду вместо лекарства. Кто говорил, что это был человек Эозы. Но все сходились на том, что король в Винчестере и очень болен.

В ту ночь снова взошла звезда-король. Люди говорили, что она была похожа на Огненного Дракона и вела за собой сонм мелких звезд, похожий на шлейф дыма. Но мне не нужно было знамений – я и так знал это с той ночи на вершине Килларе, когда дал клятву привезти из Ирландии этот камень и возложить его на могилу Амброзия.

Вот так мы вернули в Эймсбери этот камень, и я восстановил упавшие камни Хоровода Великанов, чтобы они стали памятником ему. А в следующем году, на Пасху, в Лондоне был коронован Утер Пендрагон.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ПРИХОД МЕДВЕДЯ

Глава 1

Люди потом говорили, что большая звезда-дракон, вспыхнувшая перед кончиной Амброзия и в честь которой Утер при вступлении на трон взял себе имя Пендрагон, предвещала грядущие дурные времена. И поначалу в самом деле казалось, что все было против Утера. Как будто закат звезды Амброзия был сигналом, по которому его старые враги вновь подняли голову и собрались в темноте у границ земли, чтобы погубить его наследника. Окта, сын Хенгиста, и родич его Эоза сочли, что смерть Амброзия освободила их от данной ими клятвы оставаться к северу от его границ, и принялись собирать силы. Как только об этом стало известно, к ним хлынули все недовольные. Из Германии прибыли новые воины, жадные до земель и добычи. Остатки саксов Пасценция объединились с беглыми ирландцами Гилломана и со всеми бриттами, которые считали себя несправедливо обойденными новым королем. Через несколько недель после смерти Амброзия Окта с большим войском явился на север, как волк в овечье стадо, и успел разорить все города и крепости, лежавшие меж Адриановым валом и Йорком, прежде чем новый король настиг его. Придя к Йорку, городу, укрепленному Амброзием, он нашел заново отстроенные стены, запертые ворота и людей, готовых защищать свой город. Он собрал все осадные машины, какие у него были, и начал осаду.

Он, должно быть, знал, что Утер настигнет его, но войско его было так велико, что он не боялся бриттов. Потом говорили, что у него тридцать тысяч человек. Как бы то ни было, когда Утер пришел к осажденному городу со всеми, кого сумел собрать, саксов оказалось вдвое больше, чем бриттов. Сражение было кровавое, и окончилось оно страшным поражением. Я и сам думаю, что кончина Амброзия явилась большим ударом для королевства; Утер был прославленным воином, но не слишком опытным стратегом. И до того все знали, что ему недостает спокойствия и рассудительности его брата и умения оценивать реальное соотношение сил. Правда, недостаток мудрости он восполнял отвагой, но даже она оказалась бессильна в тот день под Йорком перед численным превосходством саксов. Бритты дрогнули и побежали. Спасло их лишь наступление ночи – в это время года темнеет рано. Утеру вместе с Горлойсом Корнуэльским удалось собрать остатки своего войска близ вершины небольшого холма, именуемого Дамен. Холм был крутой и мог предоставить некоторое укрытие – на нем множество утесов и пещер и склоны его поросли густым орешником, но это было лишь временное убежище, а торжествующие саксы окружили подножие холма, ожидая наступления утра. Положение бриттов было отчаянным, и требовались отчаянные меры. Пока солдаты отсыпались, насколько было возможно, угрюмый Утер расположился в пещере, созвал своих усталых командиров на совет, и они вместе разработали план, как перехитрить огромное войско, подстерегавшее их у подножия холма. Поначалу никому не приходило в голову ничего разумного, кроме того, что надо бежать, но кто-то – я потом слышал, что это был Горлойс, – указал, что дальнейшее отступление лишь оттянет разгром и разорение нового королевства; если можно бежать, значит, можно и атаковать, и, возможно, если бритты не станут ждать рассвета, а захватят саксов врасплох, ударив с вершины холма, когда враги не ждут нападения, атака увенчается успехом. Мысль была очень простая, и саксы могли бы ожидать этого от людей, оказавшихся в такой ловушке; но саксы – тупые рубаки и, как я уже говорил, не приучены к дисциплине. Так что вожди бриттов были уверены, что враги почти наверняка не ждут атаки раньше рассвета и залегли спать крепким сном победителей, а может быть, еще и перепились вином из захваченных складов.

Надо отдать саксам должное: Окта выставил-таки часовых, и они по большей части не спали. Но план Горлойса все же сработал. Бриттам помог туман, поднявшийся к рассвету и затянувший подножие холма. В тумане казалось, что бриттов было раза в два больше, чем на самом деле. Как только рассвело достаточно, чтобы можно было найти дорогу среди скал, бритты нанесли безмолвный и стремительный удар. Половину саксонских часовых перебили, оставшиеся подняли тревогу, но поздно. Саксы, ругаясь, вскакивали и хватали оружие, но бритты, уже не таясь, с воинственными криками напали на не успевших проснуться врагов и разгромили их. К полудню все было кончено, и Окгу с Эозой взяли в плен. Еще до зимы север был очищен от саксов, их боевые корабли тихо догорали на северных берегах, а Утер вернулся в Лондон, посадил своих пленников в темницу и начал готовиться к весенней коронации.

Эта битва с саксами, близкое поражение и вслед за тем – блестящая победа было именно то, в чем нуждалось правление Утера. Люди забыли о горе, какое причинила им смерть Амброзия, и заговорили о новом короле как о восходящем солнце. Его имя было на устах у всех, от знати и воинов, что теснились вокруг него, ожидая даров и почестей, до рабочих, строящих его дворцы. А у придворных дам вошел в моду новый цвет – «алый Пендрагон», и двор сделался похож на поле маков.

Во время этих первых недель я видел его только один раз, так как все еще был в Эймсбери, распоряжаясь восстановлением Хоровода Великанов. Треморин был на севере, но я подобрал себе хороших работников, и после король-камня с Килларе люди уже не боялись браться за массивные камни Хоровода. После того как мы выровняли камни, вырыли ямы и проложили направляющие, поднять стоячие камни не составило особого труда – там не было ничего такого, что нельзя было бы сделать с помощью веревок, треног и отвеса. Основная трудность заключалась в больших перемычках, но все же главное чудо совершили в незапамятные времена строители Хоровода, древние мастера, которым удалось подогнать камни друг к другу так же точно, как плотник подгоняет доски. А нам оставалось лишь поднять их. Эта проблема занимала меня много лет, с тех пор как я впервые увидел висячие камни в Малой Британии и взялся за расчеты. Не забыл я и о том, что узнал из песен.

В конце концов я изобрел деревянные подмостки – современный механик отверг бы их как примитивные, но они сделали свое дело в древности – певец тому свидетель – и должны были сделать его снова.

Дело подвигалось медленно. Должно быть, удивительное это было зрелище: массивные блоки один за другим вползали наверх и вставали на место так гладко, словно они были из свечного сала. На каждый камень требовалось две сотни обученных рабочих, которые привыкли работать все вместе и в едином ритме, под песню, как гребцы.

Сам ритм, конечно, задавала работа, а песни были старые, я их помнил с детства – мне их еще няня пела; только няня, конечно, опускала кое-какие словечки, которые вставляли в них мужчины. Обычно эти песни были жизнерадостные, неприличные и направленные на личности – в основном высокопоставленные. Они не щадили ни Утера, ни меня, хотя в моем присутствии их открыто петь остерегались.

Кроме того, когда рядом был кто-то посторонний, слова делались нейтральными либо неразборчивыми.

Много позднее мне доводилось слышать, что я возводил Хоровод с помощью магии и музыки. Наверно, и то и другое верно. Я думаю, история о том, как Феб-Аполлон с помощью музыки воздвиг стены Трои, возникла точно так же. Но ту магию и музыку, что возвели Хоровод Великанов, я отчасти позаимствовал у слепого певца из Керрека.

К середине ноября, когда начались морозы, работа была завершена.

Потух последний костер, последний обоз с людьми и строительными материалами укатил на юг, в Сар. Кадаль отправился вперед меня в Эймсбери. Я стоял, придерживая грызущего удила коня, ожидая, пока обоз скроется за горизонтом и я останусь один.

Облака висели над безмолвной равниной, словно оловянная миска.

Было еще рано. Трава белела от инея. Соединенные перемычками камни отбрасывали длинные тени в бледном свете зимнего солнца. Мне вспомнился стоячий камень, белый иней, бык, кровь на траве и улыбающийся юный бог со светлыми волосами. Я взглянул на камень. Амброзия похоронили с мечом в руке, я знал это и сказал ему:

– Мы оба вернемся к зимнему солнцестоянию.

Потом покинул его, сел на лошадь и поскакал в Эймсбери.