Текст книги "Сага о короле Артуре (сборник)"

Автор книги: Мэри Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 138 страниц)

Глава 10

Не успели мы дойти до подножия утеса, как еще издалека увидели рабочих, сгрудившихся на краю обрыва в ожидании короля. Кто-то уже спускался вниз, ему навстречу. К нам подбежал запыхавшийся десятник, крупный мужчина, кутавшийся в наброшенный на плечи вместо плаща грубый мешок, с которого еще струилась вода. Он, кажется, даже не замечал, что дождь кончился, был бледен, глаза у него были красные, словно он недосыпал много ночей подряд.

– Опять? – коротко спросил Вортигерн.

– Да, государь! И клянусь тебе, никто не может сказать, что это наша вина, так же как и в предыдущий раз, и до того! Ты вчера сам смотрел, как мы работаем, и видел, что мы заново расчистили и выровняли всю площадку и ставили на твердом камне, клянусь тебе, государь! Но стена все равно трескается…

Он облизнул губы, встретился глазами со мной – и поспешно отвел взгляд. Я понял: он знает о том, что замыслили король и его предсказатели.

– Ты идешь наверх, государь?

– Да. Убери оттуда своих людей.

Десятник сглотнул, повернулся и рысцой побежал по петляющей дорожке. Через некоторое время сверху донеслись его крики. Королю привели мула. Он сел в седло. Меня крепко привязали за запястье к сбруе. Волшебник я или нет, они не хотели упустить свою жертву, пока она не докажет, что способна на что-то большее. Охрана держалась вплотную ко мне. Военачальники и придворные толпились вокруг нас, тихо переговариваясь, но жрецы держались в стороне, надменные и настороженные. Я видел, что они не особенно тревожатся об исходе и не хуже меня знают, насколько их магия действительно основана на силе их богов, а насколько – лишь иллюзия, основанная на вере людей. Они были уверены, что я могу не больше, чем они. Даже если оказалось бы, что я такой же, то нашелся б способ пересилить меня. Они не сомневались, что все, что я могу противопоставить их обрядам, – это какие-то давно знакомые им уловки да еще удачную случайность вроде той, когда кончился дождь и появилось солнце, пока я говорил.

Солнце блестело на мокрой траве на вершине утеса. Мы стояли высоко над долиной, и внизу, меж зеленых склонов, блестящей змеей вилась река. С крыш королевского лагеря поднимался пар. Вокруг деревянного дворца и примыкающих к нему строений, как поганки, теснились маленькие кожаные палатки, и люди между ними казались не больше червяков-древоточцев. Великолепное было место – настоящее орлиное гнездо. Король остановил своего мула в рощице потрепанных всеми ветрами деревьев и указал вперед из-под нагих ветвей.

– Вчера отсюда была видна западная стена.

За рощицей был узкий гребень скалы, как бы естественная перемычка, вдоль которой рабочие и их мулы проложили широкую тропу. Королевская Башня была скалистым утесом, к которому можно подойти только с одной стороны по этому гребню, а с трех других сторон она круто обрывалась вниз головокружительными уступами и утесами. На вершине скалы находилась площадка примерно сто на сто футов. Раньше там, вероятно, росла жесткая трава между скал да корявые деревья и кустарники. Теперь это было море жидкой грязи, окружающее развалины злосчастной башни. С трех сторон стены были возведены примерно на высоту плеча, с четвертой – стена только что рассыпалась и являла собой груду камней: одни выпали и наполовину ушли в грязь, другие все еще держались на выступах скалы, но выглядели ненадежно. Тут и там были воткнуты в землю тяжелые сосновые шесты и поверх них натянута парусина, чтобы защитить работу от дождя. Некоторые шесты попадали на землю; часть из них явно сломалась тогда, когда рушилась стена. На тех, что остались целы, все еще болталась парусина; местами она натянулась и провисла под тяжестью дождевой воды. Земля была мокрая, повсюду стояли лужи.

Рабочие ушли оттуда, толпились на краю площадки, вблизи дорожки, и молчали. На лицах был страх. Я видел, что они боятся не королевского гнева, а преследующей их непонятной злой силы, в которую они верили. У выхода на дорожку стояла стража. Я понял, что без этого ни одного рабочего там не осталось бы.

Стражники скрестили копья у нас на пути, но, узнав короля, развели их. Я поднял голову.

– Вортигерн! Я не убегу – разве что спрыгну с обрыва, но тогда получится именно то, чего хочет Мауган. А если ты не отпустишь меня, я не смогу понять, что здесь не так с этими стенами.

Вортигерн мотнул головой, и один из стражей развязал меня. Я пошел вперед. Мул следовал за мной, аккуратно ступая по размокшей глине. Прочие двинулись следом. Мауган выбежал вперед и что-то настойчиво говорил королю. До меня долетали слова:

– Обман… сбежит… теперь или никогда… кровью…

Король остановился, и все остановились с ним. Кто-то сказал:

– Мальчик, возьми!

Я обернулся и увидел, что седобородый протягивает мне посох. Я покачал головой, повернулся к ним спиной и пошел дальше один.

Всюду стояла вода. Меж кочек блестели грязные лужи, на сжатых кулачках молодого папоротника, пробивающегося сквозь пожухлую зимнюю траву, сверкали дождевые капли. Серые камни блестели от влаги. Мне приходилось щуриться, чтобы разглядеть все как следует.

Обрушилась западная стена. Она стояла у самого обрыва, и, хотя в основном она рухнула вовнутрь, часть камней лежала у самого края утеса и на обрыве блестел мокрой глиной след от свежего оползня. В северной стене был проем там, где собирались делать вход. Я вошел через него, пробираясь через кучи щебня и инструментов, и встал в центре башни.

Земля превратилась в месиво глины, повсюду стояли лужи, сверкавшие на солнце начищенной медью. Солнце садилось, полыхая напоследок, перед закатом, и, когда я осматривал рухнувшую стену, трещины, угол падения, расположение обломков – это может о многом рассказать, – его лучи били мне прямо в глаза.

Слышался шум и говор толпы. Время от времени солнечные лучи вспыхивали на обнаженной стали. Пронзительный хриплый голос Маугана уговаривал безмолвного короля. Если я ничего не сделаю в ближайшее время, толпа скоро послушается жреца…

Король, восседающий на своем муле, мог видеть меня через проем в северной стене, но большей части толпы меня видно не было. Я взобрался – или, точнее, взошел, всем своим видом выражая достоинство, – на обломки западной стены и встал над стенами так, чтобы меня было хорошо видно всем. Мне нужно было не только произвести впечатление на короля. Отсюда были видны поросшие лесом склоны, по которым мы только что поднимались наверх, и теперь, вдали от шума толпы, мне нужно было найти вход в штольню, где я побывал столько лет назад.

До меня долетели голоса – толпа явно начинала терять терпение. Я медленно воздел руки к солнцу торжественным жестом, как делают жрецы, призывая духов. Если я изображу из себя волшебника, это остановит толпу, заставит жрецов призадуматься и даст надежду королю, а у меня будет время вспомнить. Я не мог позволить себе бродить по лесу, словно собака, вынюхивающая след, – нет, я должен был привести их прямо на место, как некогда мерлин привел меня.

И удача не покинула меня. Как только я воздел руки, солнце зашло за тучу и сразу стало темнеть.

Кроме того, теперь, когда солнце больше не слепило мне глаза, я мог разглядеть то, что внизу. Я смотрел вниз, вдоль гребня скалы, на холм, по которому взбирался тогда, чтобы уйти от толпы, окружавшей двух королей. Все густо поросло лесом – гуще, чем тогда. Здесь, под защитой холмов, уже начали раскрываться молодые листья и склоны были черны от терновника и остролиста. Я не мог признать пути, которым шел тогда, зимой. Всматриваясь в сгущающуюся тьму, я пытался восстановить впечатления мальчика, который поднимался сюда снизу…

Мы въехали сюда из открытой долины, вдоль реки, проехали через чащу, потом под тем низким гребнем – и выехали на луговину. Короли, а с ними Камлах, Диниас и все прочие остановились на том южном склоне, пониже дубовой рощицы. Костры развели вон там, коней привязали там. Был полдень, и когда я шел – вон оттуда, – я наступал на свою тень. Я уселся есть под скалой…

Вот оно! Серая скала, расколотая молодым дубком. По другую ее сторону прошли короли, направляющиеся к Королевской Башне. Серая скала у тропы, расколотая молодым дубком. И от нее – прямо через лес, вверх по склону – летел мерлин.

Я опустил руки и повернулся. Быстро темнело, небо было покрыто серыми тучами. Лесистые склоны внизу уже тонули во тьме. За спиной Вортигерна вздымалась масса облаков, окаймленная желтым, и узкий луч туманного света падал на далекие черные горы.

Люди выглядели темными силуэтами, их плащи развевались на сыром ветру. Пламя факелов рвалось и чадило.

Я медленно сошел со своего наблюдательного пункта. Оказавшись в центре башни, я остановился так, чтобы королю было меня видно, и вытянул руки ладонями вниз, как ясновидец, ищущий то, что лежит под землей. Я услышал, как по толпе пробежал шепоток, как презрительно фыркнул Мауган. Опустив руки, я подошел к ним.

– Ну?

Голос короля звучал резко и вызывающе. Он ерзал в седле.

Я не обратил на него внимания. Медленно прошел мимо мула и сквозь толпу, так, словно вокруг никого не было. Руки я держал по швам, а глаза – устремленными в землю. И видел, как они переминались с ноги на ногу в нерешительности, потом расступались, давая мне пройти.

Я пошел назад вдоль гребня, стараясь идти ровно и с достоинством – а это было не так-то просто на неровной и скользкой почве. Стражники даже не попытались остановить меня. Проходя мимо одного из факельщиков, я поднял руку, и он без единого слова последовал за мной.

Тропа, проложенная рабочими и мулами, была новой, но, как я и надеялся, она шла вдоль старой оленьей тропы, по которой поднимались тогда короли.

На полпути вниз я увидел скалу. Ошибки быть не могло. В расселине, у корней дуба, росли молодые папоротники, и под прошлогодними галлами уже набухали молодые почки.

Я, ни на миг не задумавшись, свернул с тропы и направился в чащу.

Кустарник был куда гуще, чем тогда, и, несомненно, здесь никто не ходил уже много лет, должно быть с того самого дня, как тут пробирались мы с Кердиком.

Но я помнил дорогу так отчетливо, словно сейчас был все тот же зимний полдень. Я шел быстро и даже там, где кусты были мне по плечо, старался проходить ровным шагом, не обращая внимания на ветки, раздвигая их грудью, словно воду.

На следующий день я обнаружил, что мне пришлось заплатить за свой статус волшебника множеством царапин и ссадин, не считая изодранной одежды, но, несомненно, накануне это произвело впечатление.

Я помню, как один раз, когда мой плащ за что-то зацепился, факельщик метнулся вперед, словно какой-нибудь раб, поспешно отцепил его и понес за мной.

Вот и кустарник на склоне лощины. Сверху нападало много новых камней. Они лежали меж стволов терновника, словно морская пена, запутавшаяся в водорослях, оставшихся на берегу после отлива.

Над лощиной теснились кусты: голые заросли бузины, жимолость, похожая на пряди волос, колючие плети ежевики, омела, поблескивающая в свете факелов. Я остановился.

Мул, цокая копытами по камням, подошел и остановился у меня за плечом. Голос короля произнес:

– Что это такое? Куда ты нас ведешь? Я говорю тебе, Мерлин: твое время на исходе! Если тебе нечего показать…

– Мне есть что показать вам! – Я произнес это громко, так, что все, кто столпился за спиной короля, могли меня слышать, – Я покажу тебе, король Вортигерн, и всем, у кого хватит мужества последовать за мной, волшебного зверя, что лежит под твоей крепостью и гложет ее основание. Дайте мне факел!

Факельщик передал его мне. Я даже не обернулся, чтобы взглянуть, кто последует за мной, и нырнул в чащу кустарника, раздвинув ветви, скрывавшие вход в штольню.

Вход был по-прежнему открыт и надежно укреплен: квадратная дыра и сухая штольня, ведущая в сердце холма.

Теперь мне пришлось пригнуться. Я наклонился и вошел, держа перед собой факел.

Пещера запомнилась мне огромной, и я оживал, что это окажется всего лишь детским впечатлением.

Но она была даже больше. Ее черная пустота удваивалась большим зеркалом воды, которая теперь покрывала почти весь пол, – лишь у выхода из штольни оставалась сухая полоска камня, шагов шесть в ширину.

Выступающие ребра скалы спускались к воде, навстречу своему отражению, и уходили наверх, во тьму. Откуда-то из глубины пещеры слышался шум льющейся воды, но поверхность озера была абсолютно ровной.

Раньше с потолка падали капли, оставляя на воде расходящиеся круги, теперь же все стены были одеты тонким сверкающим покрывалом влаги, которая бесшумно струилась вниз, в озеро.

Я подошел к самой воде и поднял факел повыше.

Слабый свет пламени раздвинул густую тьму, почти осязаемую, темнее самой черной ночной мглы, когда мрак накрывает все плотным звериным мехом и давит, словно слишком толстое одеяло. Мириады вспышек света разбежались по сочащимся водой стенам. Воздух был неподвижным, холодным и звенел эхом, словно птичье пение в чаще леса.

Я слышал, как позади меня из штольни выбираются другие. Я быстро соображал.

Можно просто объяснить им все как есть. Взять факел, пробраться в глубь пещеры и показать места, где потолок проседает под тяжестью возводимых стен. Но услышат ли они меня? К тому же, как они говорят, у них нет времени. Враг у ворот. Вортигерну сейчас нужны не здравые рассуждения строителя. Ему нужна магия, волшебство – что угодно, сулящее выход, безопасность, что-то, что может вернуть преданность вассалов.

Он, быть может, и поверит разумным доводам, но не может позволить себе прислушиваться к ним. Скорее всего, он убьет меня, а может, попытается укрепить основание, воспользовавшись моими советами. Иначе у него просто рабочие разбегутся.

Люди выползали из черного устья штольни, как пчелы из улья.

Появились новые факелы, и тьма отступила еще дальше. Площадка заполнилась яркими плащами, блеском оружия, сверканием украшений.

Люди озирались вокруг с благоговейным страхом. Пар от дыхания поднимался клубами в холодном воздухе.

Слышался шорох и перешептывание, как в храме. Вслух никто не разговаривал.

Я поднял руку и махнул королю.

Он подошел и встал рядом со мной у кромки воды. Я указал вниз. Под поверхностью слабо блестело нечто – должно быть, скала, – напоминающее дракона. Я заговорил – медленно, словно пробуя воздух на вкус.

В тишине мои слова падали звонко и размеренно, словно капли на камень.

– Король Вортигерн! Вот волшебная тварь, что лежит под крепостью. Поэтому стены рушатся прежде, чем их успевают построить. Кто из твоих предсказателей смог показать тебе то, что ныне показываю я?

Двое его факельщиков подошли ко мне вместе с ним, прочие держались поодаль.

Когда факельщики подошли, стало светлее. По стенам метались тени. Потоки струящейся по стенам воды горели в свете факелов и струились вниз, навстречу своему отражению, так что казалось, будто свет поднимается из глубины, подобно пузырькам в игристом вине, и вырывается на поверхность.

Повсюду блестели и искрились струи воды, свет рассыпался фонтанами и брызгами, и вот уже ровная гладь озера полыхала жидким огнем. По стенам бежали водопады света, подобные кристаллам, словно мой хрустальный грот ожил и теперь вращался вокруг меня, словно полночный звездный купол вертелся и полыхал мириадами огней.

Я судорожно вздохнул и продолжал:

– Если ты, король Вортигерн, сумеешь осушить это озеро и увидишь то, что лежит на дне…

Я осекся. Свет переменился. Никто не шевельнулся, воздух был неподвижен, но пламя факелов трепетало в дрожащих руках людей. Я уже не видел короля: пламя скрыло его от меня.

Тени разбегались перед потоками и каскадами огня, и пещера наполнилась глазами, крыльями, топотом копыт и полетом красного дракона, обрушивающегося на добычу…

Кто-то что-то кричал высоким монотонным голосом, задыхаясь.

Я никак не мог перевести дыхание. Меня охватила боль, ползущая снизу, от паха в живот, словно кровь, хлещущая из раны. Я ничего не видел. Мои руки судорожно стиснулись и протянулись вперед. Голова болела, и моя щека прижималась к твердой скале, по которой струилась вода.

Я потерял сознание; они подняли меня и перерезали мне горло; это моя кровь уходила из меня и струилась в озеро, чтобы укрепить основание этой поганой Башни… Я давился воздухом, словно желчью.

Мои руки судорожно цеплялись за скалу; глаза мои были открыты, но я видел лишь развевающиеся знамена, крылья, волчьи глаза, рты, разинутые в крике боли, и хвост кометы, как огненный факел, и звезды, осыпающиеся кровавым дождем…

Боль снова пронзила меня – раскаленным ножом под ребра.

Я вскрикнул – и внезапно руки мои оказались свободны. Я вскинул их, чтобы заслониться от сверкающих видений, и услышал свой собственный голос – я что-то кричал, но не мог понять что. Видения вращались, сплетались, потом взорвались, ослепив меня нестерпимым светом, – и наступила тьма и тишина.

Глава 11

Очнулся я в комнате, стены которой были убраны роскошными гобеленами, а в окно лился солнечный свет, лежавший вытянутыми прямоугольниками на дощатом полу.

Я осторожно пошевелился, проверяя, цел ли я. Ранен я не был.

Головная боль прошла бесследно. Меня раздели и тепло укутали мехом. Руки и ноги двигались совершенно свободно. Я с удивлением посмотрел в окно, потом повернул голову – и увидел Кадаля. Он стоял у моей кровати, и по его лицу, словно свет из-за туч, разливалось облегчение.

– Пора, пора! – сказал он.

– Кадаль! О Митра, как же хорошо, что ты здесь! Что произошло? Где мы?

– В лучшей комнате для гостей, что нашлась у Вортигерна, а где же еще! Да, юный Мерлин, ловко ты его прижал!

– Прижал? Я? Не припомню. Мне-то казалось, что это они меня… Ты что, хочешь сказать, что они раздумали убивать меня?

– Убивать? Да что ты! По-моему, они собираются посадить тебя в священный грот и приносить девственниц тебе в жертву. Жалко, что это будут пустые траты. Я бы ими сам с удовольствием попользовался.

– Ладно, девственниц я буду отдавать тебе. Ох, Кадаль, как я рад тебя видеть! Как ты сюда попал?

– Я едва успел дойти до ворот монастыря, когда они пришли за твоей матерью. Я слышал, как они спрашивали ее и говорили, что тебя уже взяли и на рассвете повезут вас обоих к Вортигерну. Полночи я проискал Маррика, а другие полночи пытался добыть приличного коня, и все попусту: пришлось ехать на той кляче, что купил ты. Вы ехали медленно, но все равно к тому времени, как вы добрались до Пеннала, я отстал от вас почти на день. Впрочем, я и не спешил вас догонять – сперва надо было разнюхать, куда ветер дует. Ну, в общем, в конце концов добрался сюда – вчера вечером – и обнаружил, что тут все гудит, как разоренный улей. «Мерлин то», «Мерлин се»! – Он хмыкнул. – Тебя уже зовут «королевским пророком»! Когда я сказал, что я твой слуга, они меня сюда притащили чуть ли не бегом. Похоже, им не очень-то хотелось возиться с таким могучим колдуном. Есть будешь?

– Нет… то есть да. Буду. Я голоден.

Я приподнялся и сел, опершись на подушки.

– Погоди. Ты сказал «вчера»? Сколько же я проспал?

– Ночь и день. Время к закату.

– Целые сутки? Тогда… Кадаль, а что с моей матерью? Ты не знаешь?

– Уехала домой, живая и здоровая. За нее ты не беспокойся. Давай ешь, а я буду рассказывать. Вот.

Он принес поднос, на котором стояла чашка дымящегося бульона и тарелка с мясом, хлебом, сыром и сушеными абрикосами. На мясо я смотреть не мог, но принялся за остальное, а Кадаль стал рассказывать дальше.

– Она ничего не знает о том, что с тобой собирались сделать и что произошло. Вчера вечером, когда она спросила о тебе, ей сказали, что тебя устроили по-королевски и ты теперь в большом почете у государя. Еще ей сказали, что ты, так сказать, наплевал в рожу жрецам и пророчествовал так, что куда там царю Соломону, а теперь отсыпаешься. Сегодня утром она заходила сюда, увидела, что ты спишь как младенец, и ушла. Мне не удалось поговорить с ней, но я видел, как она уезжала. Снарядили ее по-королевски, скажу я тебе: с ней отправили целый отряд всадников, а ее женщинам дали каждой свои носилки, почти такие же, как у нее самой!

– Пророчествовал? Наплевал в рожу жрецам? – Я схватился за голову. – Если бы я хоть что-то помнил! Мы были в пещере под Королевской Башней. Об этом, наверно, тебе рассказали? – Я взглянул на него, – Кадаль, что там было?

– Ты что, хочешь сказать, что ничего не помнишь?

Я покачал головой.

– Помню только, что меня хотели принести в жертву, чтобы их поганая Башня перестала разваливаться, а я решил запудрить им мозги. Решил, что если мне удастся опозорить этих жрецов, то я, может быть, сумею спасти свою шкуру, но я рассчитывал всего лишь выиграть время, в надежде, что потом сумею бежать…

– А, про то, что они собирались сделать, я слышал! Вот же темный народ, просто диву даешься.

Но взгляд у него при этом был более чем знакомый.

– Но ты ведь просто пустил им пыль в глаза, не правда ли? А как ты нашел подземный ход?

– Ах это! Очень просто. Я бывал здесь раньше, еще мальчишкой, с Кердиком, тогдашним моим слугой. Я пошел через лес за соколом и нашел эту старую штольню.

– Понятно. Кое-кто сказал бы, что тебе повезло, – те, кто тебя не знает. И ты пошел прямо к нему?

– Да. Еще когда я впервые услышал, что рушится западная стена, то подумал, что это, наверно, из-за старого рудника.

Потом я быстро рассказал ему обо всем, что было в пещере, – все, что мог вспомнить.

– Огни, – говорил я, – блеск воды… крики… Это было совсем не похоже на мои прежние «видения» – белого быка и все прочее, а совсем иначе. И куда болезненнее. Наверно, это похоже на смерть. Должно быть, под конец я потерял сознание и совсем не помню, как меня принесли сюда.

– Я про это ничего не знаю. Когда я пришел, ты только что заснул. Спал вроде как обычно, разве что очень крепко. Я не стал церемониться, оглядел всего – не ранили ли тебя, – но ты был цел, разве что исцарапан весь. Они говорили, что через кусты пробирался. Оно и по одеже было заметно, я тебе скажу. Но судя по тому, как тебя устроили, и по тому, что о тебе говорят, сдается мне, тебя теперь и пальцем тронуть не посмеют – по крайней мере, пока. Что бы это ни было – обморок, припадок или священное исступление, что вернее, – а ты им здорово хвосты накрутил, что так, то так.

– Да? Но как, каким образом? Они тебе не рассказывали?

– Еще как рассказывали. Беррик, к примеру, – тот мужик, что подал тебе факел. Он говорил, что эти вонючие старые жрецы только и думали о том, как бы перерезать тебе глотку. Похоже, если бы король не был в полном отчаянии и если бы не зауважал тебя и твою мать за то, как бесстрашно вы с ним говорили, он бы и часа ждать не стал. О, про это мне все рассказали, будь спокоен! Беррик говорил: тогда, в зале, когда твоя матушка рассказывала свою сказочку, он не дал бы за твою шкуру и двух грошей.

Он покосился на меня.

– А эти байки про ночного демона? Она тебя так подвела! Что это на нее нашло?

– Она хотела меня выручить. Наверно, она решила, что король узнал, кто мой отец, и велел притащить нас сюда, чтобы разузнать о его планах. Я и сам так думал. И еще… – задумчиво продолжал я, – Когда все вокруг полны суеверий и страхов, это чувствуется. Я тебе говорю, у меня аж мурашки по спине ползали! Она, должно быть, тоже это почуяла. Можно сказать, что она пошла по тому же пути, что и я: попыталась бороться с магией с помощью магии. Вот она и рассказала старую байку о том, что меня зачал инкуб, – ну, разве что слегка приукрасила для пущей убедительности. У нее неплохо получилось! – ухмыльнулся я. – Я бы и сам поверил, кабы не знал правды. Ладно, проехали. Рассказывай дальше. Хочу знать, что было в пещере. Ты хочешь сказать, что я говорил что-то внятное?

– Н-ну, не знаю… В том, что рассказал мне Беррик, не было ни складу ни ладу. Он клялся, что запомнил все почти слово в слово, – похоже, он корчит из себя певца или что-то вроде. Ну, как он рассказывал, ты просто стоял и глазел на воду, стекающую по стенам, а потом заговорил с королем и поначалу говорил довольно обыкновенно, вроде как объяснял, как прорыта штольня и откуда добывали руду, но тут старый жрец – Мауган, что ли? – принялся орать, что, мол, все это дурацкая болтовня, или что-то в этом духе, и тут вдруг ты как заорешь – у всех аж яйца застыли (это Беррик говорит, а не я, не приучен он к благородному обхождению), – закатил глаза, поднял руки, словно пытался сорвать звезды с небес (это снова Беррик, он, должно быть, поэт), и принялся пророчествовать.

– Да ну?

– Это все говорят. Там было про орлов и волков, про львов и вепрей и про всяких прочих зверей, которых когда-либо выпускали на арену, и про кое-каких еще – драконов, например; и рассказывал о том, что будет через сотни лет, – ну, это дело безопасное, не проверишь, но Беррик говорит, что звучало это очень убедительно, словно ты был готов побиться об заклад на последний грош, что так оно и будет.

– Может, и придется, – сухо заметил я, – если говорил что-то о Вортигерне или об отце.

– Говорил-говорил! – сказал Кадаль.

– И что же я там нес? Расскажи, чтобы я знал, чего мне держаться.

– Ты излагал все очень красивыми словами, как в стихах: про драконов, что будут сражаться и разорят всю страну, про кровавые дожди и все такое. Но ты, похоже, расписал им все, что дальше будет: что белый дракон саксов будет сражаться с красным драконом Амброзия и что поначалу красный вроде как останется в дураках, но под конец одолеет. Да. А потом явится из Корнуолла медведь, сметая все на своем пути.

– Медведь? Должно быть, вепрь, а не медведь – это ведь герб Корнуолла. Гм. Значит, он, должно быть, все еще стоит за моего отца…

– Нет, Беррик сказал – медведь. Артос. Он обратил внимание на это слово, потому что и сам удивился. Но он утверждает, что ты говорил очень отчетливо. Ты называл его Артос… Артур… что-то в этом духе… Да неужто ты и в самом деле ничего не помнишь?

– Ни слова.

– Тогда слушай; я больше ничего не помню, но когда они явятся, ты, наверно, сумеешь вытянуть из них остальное. А что, часто бывает, что всякие там пророки и оракулы потом не могут вспомнить, о чем они говорили?

– Похоже, что да.

– Я чего хочу сказать: если ты уже поел и действительно чувствуешь себя прилично, тебе, наверно, лучше встать и одеться. Они там все толпятся и ждут, когда ты встанешь.

– Зачем? Бог мой, они что, хотят еще советов? Они переносят основание башни?

– Нет. Они делают то, что ты им приказал.

– И что же?

– Осушают озеро. Работали всю ночь и весь день, выкачивая воду насосами через штольню.

– Но зачем? Это же не укрепит башню! На самом деле от этого вообще весь утес просесть может! Я поел, можешь забирать это.

Я сунул поднос ему в руки и откинул одеяло.

– Кадаль, ты хочешь сказать, что я действительно приказал им это, когда… бредил?

– Ага. Ты сказал, чтобы они осушили озеро и на дне найдут тварей, которые обрушивают королевскую башню. Драконов, белого и красного. Ты так сказал.

Я сел на краю кровати, стиснув голову руками.

– Ну да, теперь вспоминаю… Должно быть, об этом и речь. Я увидел под водой какую-то тень – наверно, скалу в форме дракона. И, помнится, начал говорить королю что-то насчет осушения озера. Но я же не приказывал осушить его! Я говорил: «Даже если ты осушишь озеро, это не поможет». По крайней мере, собирался сказать… – Я уронил руки и поднял голову. – Ты хочешь сказать, они действительно осушают озеро, думая, что в глубине прячется какое-то чудовище, расшатывающее основание башни?

– Беррик говорит, что ты так сказал.

– Беррик поэт, он преувеличивает.

– Быть может. Но они до сих пор трудятся, и насосы работают в полную мощность. Король там и ждет тебя.

Я сидел молча. Кадаль окинул меня недоверчивым взглядом, потом унес поднос и вернулся с полотенцами и серебряным тазиком с горячей водой. Пока я умывался, Кадаль рылся в сундуке, стоявшем в углу, доставая из него одежду и встряхивая ее, чтобы рассмотреть получше.

– Ты словно и не беспокоишься, – сказал он через плечо. – А если они вычерпают эту лужу и ничего там не найдут…

– Что-нибудь найдут обязательно. Не спрашивай что: я и сам не знаю. Но если я так сказал… Это правда, ты знаешь. То, что я вижу таким образом, всегда оказывается истинным. У меня есть дар.

Кадаль вскинул брови.

– Думаешь, я не знаю? Ты раз двадцать напугал меня чуть не до обморока своими речами и тем, что видишь вещи, которых никто другой не видит.

– Ты раньше боялся меня, да, Кадаль?

– Побаивался. Но теперь больше не боюсь. В конце концов, если дьявол одевается, ест и пьет, за ним тоже кто-то должен присматривать. Ладно, молодой хозяин, а теперь, если ты умылся, взгляни, подходят ли тебе одежды, которые прислал король.

– Это прислал король?

– Ага. Похоже, они считают, что именно так и должен одеваться маг.

Я подошел посмотреть.

– Вот эта длинная белая мантия, расшитая звездами и лунами? И этот посох со змеями? Ой, Кадаль, на самом деле…

– Послушай, твоя собственная одежда изодрана в клочья! Надо же во что-то одеваться. Погляди, ты в этом совсем неплохо смотришься! А тебе сейчас надо постараться произвести впечатление.

Я рассмеялся.

– Ну что ж, наверно, ты прав. Дай погляжу. Нет, только не белое. Я не хочу быть похожим на Маугана и его прихвостней. Что-нибудь темное. И черный плащ. Да, это подойдет. И драконья фибула.

– Надеюсь, ты не напрасно держишься так самоуверенно… – Кадаль замялся, – Послушай, я понимаю, сейчас тебя здесь почитают, на руках носят, и все такое. Но не стоит ли нам смыться, не дожидаясь следующего хода? Я могу угнать пару лошадей…

– Смыться? Я что, по-прежнему пленник?

– Тут кругом стража. Правда, теперь они не стерегут, а охраняют тебя, но, клянусь собакой, на самом деле это одно и то же.

Он взглянул в окно.

– Скоро смеркаться начнет. Слушай, я могу им чего-нибудь наплести, чтобы они к тебе не лезли, сделаешь вид, что снова уснул, а когда стемнеет…

– Нет. Я должен остаться. Если я сумею заставить Вортигерна послушаться меня… Погоди, Кадаль, дай подумать. В ту ночь, когда меня схватили, ты виделся с Марриком. Это значит, что новости обо мне скоро дойдут до отца и, насколько я могу судить, он немедленно начнет вторжение. Это хорошо. Чем скорей, тем лучше: если он захватит Вортигерна здесь, на Западе, не дав ему объединиться с Хенгистом…

Я ненадолго задумался.

– Так, корабль должен был отплыть три – нет, четыре дня назад…

– Он отплыл еще до того, как тебя увезли из Маридунума, – коротко вставил Кадаль.

– Что?!

Кадаль улыбнулся, видя мое ошарашенное лицо.

– А ты как думал? Возлюбленную графа и его родного сына сцапали и уволокли! Куда – никто точно не знал, но слухи ходили всякие, и даже Маррик решил, что об этом Амброзию лучше сообщить немедленно. Корабль ушел с отливом, на рассвете. Должно быть, когда вы выезжали из города, он был уже в открытом море.