355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мэри Стюарт » Сага о короле Артуре (сборник) » Текст книги (страница 25)
Сага о короле Артуре (сборник)
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 00:33

Текст книги "Сага о короле Артуре (сборник)"


Автор книги: Мэри Стюарт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 138 страниц)

Глава 8

Как пьяница, который не может добыть вина, думает, что исцелился от своего пагубного пристрастия, так и я думал, что исцелился от любви к тишине и одиночеству. Но в то первое утро в Брин-Мирдцине я проснулся и понял, что это не просто убежище, это мой дом. Апрель сменился маем; на холмах перекликались кукушки, в молодом папоротнике раскрывались пролески, по вечерам отовсюду слышалось блеянье ягнят, а я по-прежнему не приближался к городу ближе вершины холма в двух милях к северу, где я собирал травы. Кадаль каждый день ездил туда за припасами и новостями, а дважды ко мне приезжал гонец, один раз – с кипой чертежей от Треморина, другой – из Винчестера, с новостями и деньгами от отца. Письма он не привез, но подтвердил, что Пасценций в самом деле собирает в Германии войско и к концу лета наверняка начнется война.

Остальное время я читал, бродил по холмам, собирал травы и готовил лекарства. А еще сочинял музыку и сложил много песен. Слыша их, Кадаль отрывался от работы, косился на меня и качал головой. Кое-какие из них поют до сих пор, но большая часть давно забыта. Вот одна из них – я спел ее однажды ночью, когда в городе был май во всем своем буйном цветении и пролески в папоротнике из серых делались синими.

 
Земли серы и голы, деревья наги, как кость,
Одежды летние сорваны с них; и кудри ив,
И прелесть синих вод, и травы златые,
И даже пение птиц – все похитила дева,
Юная дева похитила, гибкая, точно ива.
Весела она, словно птица на ветке в мае,
Нежна она, словно звон колокола на башне,
Танцует она меж гибких камышей,
И следы ее сияют на серой траве.
Я принес бы ей дар, королеве меж дев.
Но что я могу найти? Опустел мой дол.
Лишь голос ветров в тростниках да алмазы дождя
И бархат мха на холодном камне.
Что я могу подарить, кроме мха на камне?
Она закрывает глаза и отворачивается во сне.
 

На следующий день я бродил в лесистой долине в миле от дома в поисках дикой мяты и амброзии, и вдруг она выступила на тропу из зарослей папоротника и пролесков, словно я призвал ее.

На самом деле это так могло и быть. Стрела есть стрела, какой бы бог ее ни выпустил.

Я замер у купы берез, боясь, что она вдруг исчезнет, словно явилась из снов и желаний, не более чем призрак в свете солнца. Моя душа и тело тотчас рванулись ей навстречу, но я не мог шевельнуться. Она увидела меня, на лице ее вспыхнула улыбка, и она, легко ступая, направилась ко мне. Березовые ветви над головой раскачивались, по земле плясали пятна света и тени, и в этом освещении она казалась нереальной, словно ее шаги не приминали травы. Но она подошла вплотную – нет, это не видение, это была прежняя Кери, в домотканом платье, пахнущая жимолостью. Теперь на ней не было капюшона; волосы ее свободно лежали на плечах, и она шла босиком. В пробивающихся сквозь листву солнечных лучах волосы ее искрились, как вода в ручье. В руках она держала охапку пролесок.

– Господин мой!

Тонкий, почти беззвучный голосок был полон радости.

Я стоял неподвижно. Мое достоинство окутывало меня, словно плащ, а тело мое под ним ярилось, словно конь, которому одновременно дали шпоры и затянули повод. А вдруг она снова поцелует мне руку? И что тогда?

– Кери! Что ты тут делаешь?

– Как что? Пролески собираю!

Слова звучали дерзко, но ее большие невинные глаза сгладили резкость. Она протянула мне пролески, смеясь из-за букета. Бог весть что увидела она в моем лице. Нет, целовать мне руки она не собиралась.

– Ты разве не знал, что я ушла из обители?

– Да, мне сказали. Но я думал, что ты ушла в какой-нибудь другой монастырь.

– Ну что ты! Меня от него тошнило. Там прямо как в клетке. Многим из них нравится – они чувствуют себя в безопасности. Но мне… Я не создана для такой жизни.

– Меня тоже когда-то хотели запереть в монастыре, – сказал я.

– И ты тоже сбежал?

– Да. Но мне удалось сбежать раньше, чем меня заперли. А где же ты живешь теперь, Кери?

Она словно не услышала вопроса.

– Стало быть, ты тоже не был предназначен для такого? Для жизни в оковах?

– В оковах, но не таких.

Она призадумалась. Но я сам не мог понять, что сказал, а потому молчал и просто смотрел на нее, наслаждаясь этими мгновениями.

– Мне так жалко было твою матушку! – сказала она.

– Спасибо, Кери.

– Она умерла почти сразу, как ты уехал. Наверно, тебе все уже рассказали?

– Да. Я сразу, как вернулся в Маридунум, первым делом пошел в обитель.

Кери молчала, глядя в землю, ковыряя траву пальцем босой ноги – словно танцуя, и золотые шарики у нее на поясе тихо звенели.

– Я знала, что ты вернулся. Об этом все говорят.

– В самом деле?

Она кивнула.

– В городе мне сказали, что ты принц и к тому же великий маг…

Подняла глаза – и запнулась, с сомнением разглядывая меня. Я был в самой старой своей одежде, в тунике с пятнами зелени, которые не мог отстирать даже Кадаль, и плащ мой изорвался по кустам. На мне были парусиновые, как у раба, сандалии – что толку таскать кожаные по высокой мокрой траве? По сравнению с тем прилично одетым молодым человеком, которого она видела два года назад, я, должно быть, выглядел сущим оборванцем. Она спросила с детской прямотой:

– Ты по-прежнему принц, теперь, когда твоя мать умерла?

– Да. Я сын верховного короля.

Она раскрыла рот.

– Верховного короля? Об этом никто не говорил…

– Не многие об этом знают. Но теперь, когда моя мать умерла, я думаю, это уже не важно. Да, я его сын.

– Сын верховного короля… – благоговейно выдохнула она, – И маг к тому же! Я знаю, что это правда.

– Да. Это правда.

– Ты однажды сказал мне, что ты не маг.

Я улыбнулся.

– Я сказал, что не могу вылечить тебя от зубной боли.

– Но вылечил же!

– Это ты так сказала. Я тебе не поверил.

– Твое прикосновение может вылечить от всего на свете! – сказала она и подступила ко мне вплотную.

Ворот ее платья отвис. Грудь у нее была белая, как жимолость. Я ощутил ее аромат, аромат пролесок и горьковато-сладкий запах сока раздавившихся между нами цветов. Я протянул руку, потянул за ворот платья, и шнурок порвался. Груди ее были круглые, полные и мягкие-мягкие. Они круглились в моей ладони, как грудки голубей моей матери. Помнится, я думал, что она вскрикнет и оттолкнет меня, но она уютно прижалась ко мне, рассмеялась, обвила руками мою голову, зарылась пальцами в мои волосы и куснула меня в губу. А потом вдруг повисла на мне всем своим весом. Я попытался удержать ее, неуклюже нагнулся ее поцеловать, потерял равновесие и рухнул вместе с нею на землю. Вокруг рассыпались цветы.

Я не сразу понял, в чем дело. Поначалу был смех и прерывистое дыхание и все, что чудилось мне по ночам, но это казалось игрой оттого, что она была такая маленькая, и из-за тихих стонов, которые она издавала, когда я делал ей больно. Она была гибкая как тростинка и вся мягкая; я, наверно, должен был чувствовать себя на верху блаженства. Но внезапно она издала горловой звук, словно задыхалась, изогнулась в моих объятиях – я видел, так корчатся в агонии умирающие, – и ее губы метнулись вверх и прижались к моим губам.

И внезапно я сам начал задыхаться. Ее руки тянули меня вниз, губы засасывали, ее тело влекло в тесную, кромешную тьму, где нет ни воздуха, ни света, ни дыхания, ни голоса бодрствующего духа. Могила в могиле. Страх вонзился в мой мозг, подобно раскаленному добела клинку. Я открыл глаза – и не увидел ничего, кроме бешено вращающихся огней и тени дерева, чьи шипы терзали меня, как копья. Что-то жуткое вцепилось мне в лицо. Тень боярышника разрослась и затрепетала, передо мной разверзлось устье пещеры и стены ее надвинулись, погребая меня под собой. Я рванулся, оттолкнул ее и откатился в сторону, вспотев от страха и стыда.

– В чем дело?

Голос ее звучал глухо. Она водила руками в воздухе, пытаясь нащупать меня.

– Извини, Кери. Извини.

– Ты о чем? Что случилось? – Она повернула ко мне лицо, полускрытое разметавшимися золотыми волосами. Глаза у нее были полуприкрыты и затуманены. Она потянулась ко мне. – Ну, что ты? Иди сюда. Все в порядке. Я покажу тебе. Просто иди сюда.

– Нет, – Я попытался мягко отвести ее руки, но весь дрожал, и жест получился неуклюжим, – Нет, Кери. Оставь меня. Нет.

– В чем дело? – Она открыла глаза и приподнялась на локте, – Послушай, похоже, ты этим никогда раньше не занимался! Правда ведь? Да?

Я ничего не ответил.

Она рассмеялась, но смех вышел резким и пронзительным. Она снова перекатилась на спину и протянула мне руки.

– Ну ничего. Научишься. Ведь научишься же? Ты ведь мужчина, в конце концов! По крайней мере, я думала, что ты мужчина…

И в порыве внезапного раздражения выпалила:

– Ну что же ты, бога ради! Давай скорей! Говорю тебе, все будет в порядке.

Я схватил ее за руки и удержал так.

– Кери, извини. Не могу объяснить тебе, но это… Просто знаю, что не должен этого делать. Нет, послушай, подожди! Дай мне время…

– Пусти!

Я разжал руки, она вырвалась и села. Глаза у нее были злые. В волосах запутались цветы.

– Ты не думай, Кери, это не из-за тебя, – сказал я, – Ты здесь совершенно ни при чем…

– Недостаточно хороша для тебя, да? Потому что моя мать была шлюха, да?

– Разве? Я даже не знал.

Внезапно я почувствовал себя бесконечно усталым и осторожно сказал:

– Я же говорю, ты здесь ни при чем. Ты очень красивая, Кери, и когда я тебя увидел, то почувствовал… ну, ты, должно быть, знаешь, что я почувствовал. Но тут дело не в чувствах. Это стоит между мной и… Это связано с моей…

Я остановился. Все было бесполезно. Она смотрела на меня блестящими и пустыми глазами, потом резко отвернулась и принялась отряхивать платье. И вместо того чтобы сказать «с моей силой», я закончил:

– С моей магией.

– С магией!

Она выпятила губу, как обиженный ребенок, резким рывком затянула поясок и принялась собирать рассыпавшиеся пролески.

– Магия! Магия! – презрительно повторяла она. – Ты что, думаешь, я верю в твою дурацкую магию? Ты что, в самом деле поверил тогда, что у меня болели зубы?

– Не знаю, – устало ответил я и поднялся на ноги.

– Наверно, чтобы быть магом, надо не быть мужчиной! Зря ты тогда не ушел в монастырь!

– Быть может.

В волосах у нее запутался цветок. Она подняла руку и вытащила его.

Тонкая прядка блеснула на солнце, как паутина. Мне бросился в глаза синяк у нее на запястье.

– Как ты? Я не сделал тебе больно?

Она не ответила и не взглянула на меня. Я отвернулся.

– Ну что ж, Кери… До свидания…

Когда я отошел шагов на шесть, сзади раздался ее голос:

– Принц!

Я обернулся.

– Так-то ты обращаешься с девицей? – сказала она. – Удивительно! Говоришь, что сын верховного короля, – и даже не хочешь оставить бедной девушке серебряной монетки за порванное платье?

Должно быть, я уставился на нее, как лунатик. Отбросив назад свои золотые волосы, она рассмеялась мне в лицо. На ощупь, словно слепой, я порылся в кошельке у пояса и достал монету. Она оказалась золотой. Я шагнул к Кери, чтобы отдать. Все еще смеясь, она поклонилась и протянула мне руки, сложенные чашечкой, как у нищего. Порванное платье открывало горло и грудь. Швырнув монету наземь, я бросился бежать прочь в лес.

Ее смех преследовал меня до тех пор, пока я добежал до вершины холма, спустился в соседнюю долину, рухнул ничком у горного ручья и утопил ее аромат и память о прикосновении в потоке ледяной воды, пахнущей снегом.

Глава 9

В июне Амброзий приехал в Каэрлеон и послал за мной. Я отправился один и прибыл туда вечером, после ужина, когда лагерь затих и зажгли светильники. Король все еще работал; я видел свет, льющийся из окон штаба. Снаружи развевался штандарт с драконом. Подъезжая, я еще издали услышал, как солдаты отдают честь, и на пороге показался высокий человек, в котором я признал Утера.

Он перешел через дорогу к дверям дома, который стоял напротив королевского дворца, но у лестницы увидел меня, остановился и вернулся.

– А, Мерлин! Приехал, значит. Ты, однако, не торопился!

– Я не ожидал вызова. И мне нужно было уладить кое-какие дела перед тем, как плыть за море.

Он остановился как вкопанный.

– А кто сказал, что тебе лежит дорога за море?

– Люди только об этом и говорят. В Ирландию, я так понимаю? Говорят, Пасценций нашел там опасных союзников, и Амброзий хочет избавиться от них. Но почему я?

– Потому что он хочет разрушить их главную крепость. Ты слышал о Килларе?

– Приходилось. Говорят, это крепость, которую еще никто не смог взять приступом.

– Правду говорят. Килларе – это гора в самом сердце Ирландии, с ее вершины видны все берега. А на вершине горы стоит крепость, не земляной вал с частоколом, а прочная каменная стена. Вот зачем нам понадобился ты, любезный Мерлин.

– Понимаю. Нужны машины.

– Килларе нужно взять. Если это удастся, следующие несколько лет мы будем жить спокойно. Поэтому я беру Треморина, а он настаивает на том, чтобы я взял тебя.

– Я так понимаю, что король не едет?

– Нет. Ну а теперь спокойной ночи. Я пригласил бы тебя к себе, но у меня дела. У него, кажется, комендант лагеря, но, думаю, долго они не засидятся.

Засим он довольно любезно попрощался со мной, взбежал по ступеням своего дома и прямо с порога, не успев закрыть за собой дверь, кликнул слугу.

Почти тотчас же я услышал, как у дверей королевского дворца снова отдают честь, и оттуда вышел комендант лагеря. Он не заметил меня и остановился поговорить с одним из часовых, а я стоял и ждал, пока он освободится.

Мое внимание привлекло какое-то движение в тени – кто-то осторожно спускался по узкому проходу между зданиями на противоположной стороне улицы, где жил Утер. Часовые были заняты разговором с комендантом и ничего не видели. Я отступил в темноту и вгляделся. Хрупкая фигурка в плаще с капюшоном. Девушка. Она дошла до угла, освещенного светом факелов, остановилась, огляделась и скорее таинственным, чем испуганным жестом натянула капюшон поглубже. Я узнал этот жест, узнал и этот аромат жимолости, и вспыхнувшую золотом в свете факела прядь, выбившуюся из-под капюшона.

Я замер. Почему она последовала за мной сюда? Чего она надеется добиться? Нет, это был не стыд – но я ощутил боль и, наверное, желание. Поколебавшись, шагнул вперед.

– Кери?

Она не обратила на меня внимания, выскользнула из тени и легко и быстро подбежала к ступеням дома Утера. Часовой окликнул ее, послышался шепот, солдат тихо рассмеялся…

Когда я поравнялся с дверью Утерова дома, она была закрыта. В свете факела было видно, что часовой все еще улыбается.

Амброзий сидел за столом. Позади, в полумраке, маячил слуга.

Амброзий отодвинул свитки и приветствовал меня. Слуга принес и налил вина, потом исчез, оставив нас одних.

Мы немного побеседовали. Амброзий рассказал мне обо всем, что произошло за то время, как я уехал из Винчестера, о том, как продвигается строительство, о своих планах на будущее. Потом мы заговорили о том, что успел сделать Треморин в Каэрлеоне, и постепенно разговор перешел на войну. Я спросил его, что слышно о Пасценции.

– У нас каждую неделю ждут вестей о том, что он высадился на севере и разоряет страну.

– Нет еще. На самом деле, если все пойдет, как я задумал, мы до весны о нем вообще ничего не услышим. А к тому времени мы успеем подготовиться! Но если позволить ему высадиться сейчас, это будет, пожалуй, самый опасный враг, с каким мне доводилось сталкиваться.

– Да, я кое-что слышал об этом. Ты имеешь в виду новости из Ирландии?

– Да. Оттуда новости плохие. Ты знаешь, что у них теперь новый, молодой король, Гилломан? Юный огненный дракон, как мне говорили. И рвется повоевать. Да ты, наверно, слышал, что Пасценций заключил помолвку с сестрой Гилломана. Понимаешь, чем это грозит? Такой союз может подвергнуть опасности одновременно север и запад Британии!

– А разве Пасценций в Ирландии? У нас говорят, что он в Германии, вербует союзников.

– Это так, – ответил Амброзий, – Я не могу добыть точных сведений об их численности, но, думаю, там порядка двадцати тысяч человек. И узнать, что задумали они с Гилломаном, мне тоже пока не удалось.

Он взглянул на меня и насмешливо приподнял бровь.

– Не беспокойся, мальчик. Я позвал тебя сюда не ради предсказаний. Ты уже все объяснил тогда в Каэрконане; я, как и ты, готов ждать, когда твой бог заговорит сам.

Я рассмеялся.

– Знаю, знаю! Сейчас тебе от меня нужно то, что ты называешь «настоящим делом».

– Вот именно. Дело вот в чем. Я не хочу сидеть в Британии и ждать, когда Ирландия с Германией объединят свои силы и ринутся на наши берега с двух сторон. Как летняя буря, встретятся в центре Британии и разгромят весь север. Британия пока что лежит между ними и может разделить их прежде, чем они объединятся, чтобы напасть.

– И ты собираешься напасть на Ирландию первым?

Он кивнул.

– На Гилломана. Он юн и неопытен – и потом, он ближе. Утер отплывет в Ирландию еще до конца месяца.

На столе перед ним лежала карта. Он развернул ее так, чтобы мне было видно.

– Вот. Это крепость Гилломана. Ты, несомненно, слышал о ней. Горная крепость, именуемая Килларе. Я не нашел ни одного человека, который видел ее своими глазами, но все говорят, что она хорошо укреплена и может выдержать любую осаду. Мне даже говорили, что ее еще никогда не брали штурмом. А мы не можем допустить, чтобы Утер сидел под стенами несколько месяцев и ждал, пока Пасценций ударит с тыла. Килларе надо взять быстро. И мне говорили, что огнем ее не возьмешь.

– Да?

Я успел заметить, что на стене, среди карт и планов, есть и мои чертежи.

– Треморин тебя очень ценит, – сказал он как бы между прочим.

– Очень любезно с его стороны, – ответил я и заметил: – Я тут на улице Утера встретил. Он сказал мне, чего ты хочешь.

– Так поедешь с ним?

– Конечно. Всегда к твоим услугам. Но видишь ли, господин, – я указал на чертежи, – за последнее время я не изобрел ничего нового. Все, что изобрел, уже построено. И если дело срочное…

– Нет, речь не об этом. Я не прошу тебя ничего строить или ломать. Наши осадные машины и так хороши и нам послужат. У нас уже все готово, и можно отплывать. От тебя хочу большего.

Он помолчал.

– Видишь ли, Мерлин, Килларе – не просто крепость. Это место – священный дом королей Ирландии. Мне рассказывали, что на вершине горы стоит каменный Хоровод, такое же каменное кольцо, как те, что ты видел в Бретани. И люди говорят, что Килларе – сердце Ирландии, главное святилище королевства Гилломана. Я хочу, чтобы ты, Мерлин, поверг его и вырвал у Ирландии сердце.

Наступило молчание.

– Я говорил об этом с Треморином, – продолжал Амброзий, – и он сказал, что надо послать за тобой. Ты поедешь?

– Я же сказал, что да.

Улыбнувшись, он поблагодарил меня, словно не был верховным королем, а я – подданным, повинующимся его воле. Он поблагодарил меня, как равный равного, оказывающего ему услугу. Потом еще некоторое время рассуждал о Килларе, о том, что ему доводилось слышать об этом месте, о том, что мы должны приготовить, и наконец откинулся на спинку кресла и с улыбкой сказал:

– Об одном лишь жалею. Я ведь как раз еду в Маридунум. Мне хотелось побыть с тобой, но теперь нет времени. Если тебе надо что-то передать – к твоим услугам.

– Спасибо, не надо. Но ты знаешь, даже если бы я был там, то не решился бы предложить тебе поселиться в пещере.

– А я был бы рад повидать ее.

– Ну, дорогу тебе любой укажет. Только вряд ли это подобающее место для короля…

Я остановился. Его лицо озарилось улыбкой, и он вдруг превратился в двадцатилетнего юношу. Я поставил чашу на стол.

– Какой же я глупец! Забыл…

– О том, что ты был зачат в той самой пещере? Не беспокойся, я найду дорогу.

Потом он принялся рассказывать о своих собственных планах. Он сам собирался остаться в Каэрлеоне, потому что если Пасценций ударит, говорил он, то высадится вот здесь – его палец прочертил линию на карте.

– …И я смогу перехватить его к югу от Карлайла. Да, кстати! Я хотел поговорить с тобой еще об одной вещи. Насколько я понимаю, в прошлый раз, когда ты был в Каэрлеоне, в апреле, ты говорил с Треморином. Так?

Я ждал продолжения.

– Вот об этом.

Он взял со стола кипу чертежей – не моих – и передал их мне. Это не был ни лагерь, ни какое-либо другое из виденных мною строений. Там были церковь, огромный зал, башня. Несколько минут я молча разглядывал их. Потом почувствовал себя усталым, словно сердце мое внезапно отяжелело. Лампа чадила, меркла, тени плясали по бумагам. Я встряхнулся и взглянул на отца.

– Понятно. Ты о памятном сооружении?

Он улыбнулся.

– Я в достаточной мере римлянин, чтобы желать возвести себе рукотворный памятник.

– И истинный бритт, чтобы сделать его британским? – сказал я, хлопнув ладонью по чертежам. – Да, об этом я тоже слышал.

– Что тебе говорил Треморин?

– Было задумано возвести нечто вроде памятника твоим победам и в честь объединения страны. Треморин сказал, что строить у нас в Британии триумфальную арку абсурдно, и я с этим согласился. Некоторые из клириков думают построить большую церковь – епископ Каэрлеона, к примеру, хочет, чтобы ее построили здесь. Но ведь это не годится, не правда ли, государь? Если построить церковь в Каэрлеоне, Лондон и Винчестер, не говоря уже о Йорке, обидятся, что памятник возвели не у них. Наверно, из всех этих городов больше всего подойдет Винчестер. Это твоя столица.

– Нет. Я уже решил. Когда я ехал сюда из Винчестера, я проезжал через Эймсбери…

Он внезапно наклонился вперед.

– Что такое, Мерлин? Тебе плохо?

– Нет. Просто ночь душная. Гроза будет, наверно. Продолжай. Ты проезжал через Эймсбери…

– Ты знаешь, что я там родился? Ну вот, и мне пришло в голову, что если построить монумент там, то никто не сможет пожаловаться, что его обошли. Есть и другая причина, почему его следует устроить именно там…

Он сдвинул брови:

– Мальчик, ты белый как мел! Ты уверен, что с тобой все в порядке?

– Да. Наверно, просто немного устал.

– Ты ужинал? Я даже не спросил…

– Спасибо, я поел в дороге. Мне ничего не надо. Разве что немного вина…

Не успел я приподняться, как он уже вскочил, обошел вокруг стола с кувшином в руке и налил мне сам. Пока я пил, он стоял рядом со мной, опершись на край стола. Мне вдруг вспомнилось, что вот так же стоял он тогда в Бретани, в ту ночь, когда узнал, что он мой отец. Помнится, я заставил себя задержаться на этой мысли и мне удалось улыбнуться ему.

– Я в порядке, государь, честное слово! Пожалуйста, продолжай. Ты говорил, что есть еще одна причина, почему монумент следует возвести именно в Эймсбери.

– Ты, вероятно, знаешь, что неподалеку оттуда погребены бритты, предательски убитые Хенгистом. Я счел уместным – и, думаю, никто с этим спорить не станет, – что монумент моим победам и объединению Британии под властью единого короля будет также памятником этим воинам.

Он помолчал.

– На самом деле есть еще и третья, важнее двух прочих.

Я тихо произнес, не глядя на него, уткнувшись в чашу с вином:

– Ведь в Эймсбери уже имеется монумент, величайший монумент в Британии, а быть может, и на всем Западе. Так?

– А! – произнес он с чувством глубокого удовлетворения. – Так ты тоже об этом думал? И видел Хоровод Великанов?

– Ездил к нему из Эймсбери по дороге из Винчестера домой.

Тут он оторвался от стола и вернулся в свое кресло. Сел, наклонился, положив руки на стол.

– Тогда знаешь, что я задумал. Ты видел в Бретани достаточно, чтобы понять, чем некогда был Хоровод. И видел, во что он превратился сейчас: груда гигантских камней на пустоши, где царят солнце и ветра, – И добавил медленнее, пристально глядя на меня: – Я говорил об этом с Треморином. Он утверждает, что людям не под силу поднять такие камни.

Я улыбнулся.

– И ты, значит, послал за мной, чтобы я их поднял для тебя?

– Говорят, что их возвели не силой рук, но силой магии.

– Ну, значит, и потом будут говорить то же самое.

Он прищурился.

– Ты хочешь сказать, что можешь это сделать?

– А почему нет?

Он ничего не сказал – ждал продолжения, даже не улыбнулся, – это показывает, насколько он верил в меня.

– Слышал я все эти истории – то же, что говорят о стоячих камнях в Малой Британии. Но эти камни возвели люди, государь. А то, что построили одни люди, другие люди могут восстановить.

– Так что даже если у меня нет мага, зато есть сведущий механик?

– Вот именно.

– А как ты это сделаешь?

– Пока что это мне известно самое большее наполовину. Но сделать можно.

– И ты сделаешь это для меня, Мерлин?

– Конечно. Разве я не говорил, что здесь лишь затем, чтобы служить тебе наилучшим образом? Я отстрою для тебя Хоровод Великанов, Амброзий.

– Символ могущества Британии, – задумчиво произнес он, глядя на свои руки. – И меня похоронят там, Мерлин, когда придет мой час. То, что Вортигерн хотел сделать для своей крепости во тьме, я сделаю для своей при свете: тело короля будет покоиться под камнями, под порогом Британии ляжет тело воина.

Должно быть, кто-то отдернул с дверей занавеси. Часовых не было видно, лагерь спал. Меж каменных косяков двери и тяжелой перемычкой, лежащей на них, словно в раме, стояло синее ночное небо, усыпанное звездами. Вокруг вздымались огромные тени, гигантские камни, сплетавшиеся, как ветви деревьев, на которых руки, давно обратившиеся в прах, высекли знаки богов воздуха, земли и воды. Рядом кто-то тихо говорил; то был голос короля, голос Амброзия. Он говорил уже давно, и смутно, словно эхо во тьме, до меня долетело:

«…И пока король лежит здесь под камнем, королевство не падет. Ибо Хоровод будет стоять долго, дольше, чем стоял он прежде, и свет будет литься на него с живых небес. И принесу я огромный камень, и возложу его на могилу, и тот камень будет сердцем Британии, и с того времени и вовеки все короли станут единым королем, и все боги – единым Богом. И ты будешь жить в Британии, жить вечно, ибо мы с тобой создадим короля, чье имя будет жить дольше Хоровода, ибо он будет более чем символ – он станет щитом и живым мечом».

Нет, это не был голос короля – это был мой собственный голос.

Король сидел по другую сторону заваленного картами стола, его руки неподвижно лежали поверх чертежей и планов, глаза темнели из-под прямых бровей. Лампа догорала, мигая от сквозняка, тянувшего в щель закрытой двери.

Я уставился на него. Зрение мое медленно прояснялось.

– Что я сказал?

Он встряхнул головой, улыбнулся и потянулся к кувшину с вином.

– Это находит на меня, словно обморок на беременную девицу! – сказал я раздраженно, – Извини. Скажи, что я тут наговорил?

– Ты дал мне королевство. Дал бессмертие. Чего же еще? Пей, Амброзиев пророк.

– Только не вина! Вода есть?

– Есть.

Он встал.

– А теперь иди спать. И я пойду. Рано утром я уезжаю в Маридунум. Ты уверен, что тебе ничего не надо передать?

– Скажи Кадалю, пусть отдаст тебе серебряный крест с аметистами.

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Я был уже почти такого же роста, как и он.

– Ну, так что? До свидания? – мягко сказал Амброзий.

– Нелегко говорить «до свидания» королю, которому суждено бессмертие.

Он посмотрел на меня странно.

– Так мы еще встретимся?

– Мы встретимся, Амброзий.

И только тогда я понял, что предрек ему его смерть.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю