Текст книги "Сага о короле Артуре (сборник)"

Автор книги: Мэри Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 128 (всего у книги 138 страниц)

Глава 15

Пока Александр смывал с себя дорожную пыль и переодевался в чистое, он с облегчением осознал: как хорошо, что он не назвал своего имени леди Лунед и тем самым избег приглашения отобедать за королевским столом! После целого дня, проведенного в седле, в обществе единственного собеседника – собственного гнедого, – юноша рисковал позабыть о цели своего путешествия и о том, что едва ли он может заявить о своем происхождении и титуле без того, чтобы не навлечь на себя опасность, которую они с Брандом и Увейном тщились предотвратить. Александр, сын принца Бодуина, не должен воскресать из мертвых, и вдовую принцессу Анну не должны потревожить до того дня, пока Друстан, их родич, не представит их дело на справедливый суд верховного короля.

Потому случайный гость леди Лунед по имени Никто будет обедать в собственной комнате. А значит, подумал Александр, прислушиваясь к шагам в коридоре и ощущая восхитительный аромат скорой трапезы, он поест прямо сейчас и ему не придется дожидаться прибытия запоздавшей царственной гостьи.

Он крикнул: «Входите!» – и отошел к окну-бойнице.

И в комнату явились двое слуг с большими блюдами, над которыми поднимался пар, и с большой корзиной горячего, с пылу с жару, хлеба.

Мальчик, который прислуживал Александру за умыванием, поставил на стол кувшин с вином, кубок и положил пару салфеток. Салфетки были тонкого льна, а изящный кубок отлит из серебра. Похоже, не обязательно происходить от королей, чтобы леди Лунед приняла тебя по-королевски.

Александр поблагодарил слуг, и те с поклоном удалились.

Мальчик остался: он взялся за кувшин и подал салфетку, приготовившись, как видно, прислуживать за трапезой, однако Александр сразу отпустил его. Но даже когда мальчик ушел и дверь за ним закрылась, принц не поспешил к столу.

Окно его комнаты выходило наружу. Бойница была узкой, но сквозь нее хорошо просматривалась дорога, которая, огибая угол рва, вела к мосту и главному входу.

Шум воды заглушал стук копыт, но спустя несколько мгновений вдали показались двое всадников, явно направляющихся к воротам. На полпути они натянули поводья и развернулись, дабы дождаться и приветствовать двух других всадников, догонявших их галопом. А затем раздался стук в ворота и крики, назначенные привлечь внимание привратника.

Передовые королевского поезда? Задумавшись, Александр отвернулся от окна, более чем когда-либо благодарный судьбе, обрекшей его сегодня на одинокую трапезу.

При свете горевшего над входом факела юноша заметил на груди у второй пары всадников герб короля Марка Корнуэльского.

Остальные – большая часть – прибыли как раз тогда, когда Александр закончил ужинать. Это был многочисленный отряд, около двадцати вооруженных всадников, сопровождавших трое носилок и небольшую вереницу навьюченных мулов. Ехавшие верхом слуги держали факелы, потому, несмотря на то что наступила ночь, Александр, снова подойдя к окну, разглядел все.

Королева, конечно, путешествовала в паланкине, должно быть в первом; несли его крепкие белые мулы, а на носилках поблескивала позолота.

Александр поискал глазами королевский герб Регеда, не сразу осознав, что отвергнутая королева не имеет права ни на почести, оказываемые ее мужу, ни на его защиту. Да и о какой защите могла идти речь, кроме той, которой пленник обязан своим стражам?

Так, значит, понял Александр, затрепетав от странного волнения, вооруженные всадники были людьми самого верховного короля. Молодой человек не видел ни герба, ни флага, но Александру приходилось слышать, что знак Артура – чистый белый щит, дабы Господь начертал на нем свое слово, как говорили священники. Что ж, как бы то ни было, подумал Александр, люди, подобные Артуру, военные вожди, непререкаемые правители единого и мирного королевства, не нуждаются в том, чтобы выставлять напоказ свой герб и девиз.

Так, как бы невольно, под влиянием бессознательного мальчишеского преклонения перед героем, Александр вступил в бой, чтобы победить зло, даже не подозревая о существовании этого самого зла.

Разбираться в происходящем Александр начал на следующий же день.

Спал он крепко, не тревожимый ни шумом, ни сновидениями, и, рано проснувшись, снова обнаружил у своих дверей слуг с едой и водой. С ними был и престарелый дворецкий Гриф, которого управительница послала узнать, как гостю спалось, и пожелать ему счастливого пути.

Леди Лунед еще не вставала, сказал старик, и в высшей степени учтиво довел до сведения Александра, что, когда госпожа проснется, она будет занята, прислуживая своей царственной гостье. Александр, все мысли которого уже обратились к ожидавшему его пути, просил передать госпоже свою горячую благодарность и добрые пожелания, затем позавтракал, убрал свою приличную одежду вместе с остатками завтрака в седельную суму и вышел во двор.

Там царила суматоха: одни мужчины ели, пили и перешучивались с хихикающими служанками, разносящими еду и пиво; другие чистили оружие или осматривали лошадей и сбрую; замковые конюхи суетились с ведрами и щетками, а сквозь ворота туда-сюда сновали торговки и местные жители с товарами на продажу.

Александр направился в конюшню, куда, как он видел, вчера увели его гнедого. Там он и нашел своего коня, устроенного как нельзя лучше, перед яслями, которые гнедой разделял с дюжиной своих собратьев.

Седло Александра лежало на деревянной подставке возле двери. Только Александр взялся за него, чтобы снять, как появился конюх и, с шумом поставив ведро, поспешил к Александру.

– Дайте-ка мне, господин, я сам все сделаю. – Он подхватил седло, закинул его на спину коня и наклонился, чтобы покрепче затянуть подпругу. – До чего же славная у вас животинка! Я вчера сам его обиходил. Он был усталый – немалый путь вчера проделали, а? Ну, я дал ему теплого пойла с пивом, и он все умял за милую душу. Теперь хоть сейчас в дорогу! Далеко едете, молодой господин?

– Как получится. Я вижу, сегодня пришли местные, деревенские. Ты не слышал, наводнение не кончилось?

– Утром вода стояла уже невысоко, так что тревожиться не о чем, молодой господин. Теперь воды в реке не больше чем по колено. Тропку на этом берегу никогда не заливает, не так, чтобы нельзя было проехать – дорожка натоптанная. – Конюх ласково похлопал гнедого по крупу. – На север путь держите, я так понял?

– Да, сначала в Регед, а потом на северо-восток.

Александр, признательный за заботу о коне, поболтал с конюхом еще немного и наконец поблагодарил его и взялся за поводья, вручив расплывшемуся в улыбке доброхоту несколько медных монет. И провел своего коня через двор к воротам, удостоившись разве что нескольких любопытных взглядов да пары-тройки приветственных возгласов «Доброго вам утра!» из толпы. Не видя причин вознаграждать привратника, Александр просто молча подождал, пока тот не откроет перед ним тяжелые створки. За рвом юноша сел верхом и, повернув лошадь на север, отправился дальше берегом реки, намереваясь выбраться на дорогу, которую заметил вчера и которая, начинаясь у остатков сгинувшего моста, вела мимо монастыря.

Но добраться до нее Александру было не суждено.

Трое приближенных королевы Морганы, поднявшись раньше Александра, отправились на охоту, чтобы добыть для замкового стола что-нибудь посущественней жирных гусей и каплунов, которыми торговали окрестные крестьяне.

Они двинулись вверх по склону, в лес, укрывавший обе стороны долины.

Проехать здесь было нелегко: деревья росли часто, среди густого подлеска, однако вскоре охотники подняли зверя. То, что это была молодая стельная олениха, ловчих не волновало: их охватил азарт травли.

Подгоняя собак криками и смехом, охотники сломя голову понеслись сквозь лес вслед за оленихой, устремившейся вниз, к реке.

Вода в реке хотя и сильно спала за ночь, но стояла все еще высоко и бежала с шумом, поэтому Александр, быстрым галопом скакавший вдоль берега реки, ничего не слышал. Первое, что он увидел, была олениха, выскочившая из-под деревьев, которые здесь росли близко к воде. Она скакнула прямо на дорогу, едва ли не в трех дюймах перед мордой коня.

Породистый гнедой отличался не только быстротой, но и выдержкой, и напугать его было нелегко, но неожиданная остановка, резкий рывок и прыжок в сторону едва-едва помогли ему избежать столкновения с бегущим животным. Даже так Александр смог бы усидеть верхом и удержать поводья, если бы конь не отпрыгнул с тропки на самый берег реки, подмытый недавним наводнением.

Под тяжестью коня и всадника по земле пробежала трещина, часть берега обвалилась и съехала в воду.

Конь упал, сбросив всадника вбок, в реку.

Олениха благополучно слетела с обрушившегося берега, как птица, и вскоре исчезла в лесу на дальней стороне, а погоня, вырвавшись из лесу несколькими мгновениями позже, увидела своих потерявших след собак, сгрудившихся у края воды, и крупного гнедого, взбиравшегося вверх по склону.

Сам Александр неподвижно лежал там, куда упал, наполовину в бурном потоке, наполовину на каменистой осыпи обрушившегося берега.

Глава 16

Когда Александр пришел в себя, у него раскалывалась голова, сильно болела левая нога и ныло левое предплечье. Он лежал в постели, было темно, но у ложа горела свеча, и в свете ее юноша узнал комнатку в Темной башне, где провел прошлую ночь. Прошлую ли? Молодой человек чувствовал себя вялым, его слегка подташнивало, во всем теле ощущалась тяжесть – сколько же он проспал и уезжал ли отсюда вообще, подумал Александр, все еще во власти сновидений. Огонек свечи поплыл у него перед глазами. Юноша опустил веки и снова погрузился в сон.

Когда он снова проснулся, был день. Стукнула задвижка, дверь отворилась, и в комнату вошла дородная женщина с корзинкой на одной руке и с кружкой – в другой. За ней следовал мальчик, который прислуживал Александру накануне. Он нес чашу, над которой подымался пар, и стопку льняных полотенец.

– Ага, вот вы и снова с нами! – произнесла женщина с привычной, чуть ли не профессиональной жизнерадостностью.

По этому, а также по ее простому платью, обширному переднику и белому платку, скрывавшему волосы, нетрудно было догадаться, что это особа вынянчила по меньшей мере два поколения владельцев замка. Она с шумом водрузила на стол корзинку.

– Причем во всех смыслах этого слова, молодой господин! Вы-то думали, что от нас удрали, верно? Да только не так-то это просто! Вам еще повезло, что вас так скоро нашли. А теперь все будет хорошо, вот только придется обождать несколько деньков, чтобы старая Бригит вас подлечила… Вот, выпейте. Сесть можете? Так, хорошо… Поставь тазик сюда, Питер, и помоги мне с остальным. Живее! Давайте-ка, молодой господин, вот так… Да вы уже идете на поправку, если смотреть с лица. Если бы вы видели себя вчера, когда вас принесли с реки! Чистый утопленник: белый как воск, на лице синяк, кровь, вода капает холодная, что твой лед…

– Река?

Это слово тут же пробудило память. Александр приложил здоровую руку ко лбу, поморщился от прикосновения и обеспокоенно произнес:

– А мой конь? Он упал. Там был олень. Да, точно, олениха выпрыгнула на дорогу. Он не поранился?

– Не тревожьтесь, с ним все хорошо. Ни царапинки. Так вы все вспомнили? Хорошо, это добрый знак, так или иначе. Да, вы оба упали, и обоим вам повезло. Саженью дальше, и вы бы утонули, прежде чем вас вытащили. Вы стукнулись головой, да только синяком и отделались, и тот через пару дней сойдет, не будет портить ваше пригожее личико!

Женщина сдобно рассмеялась, занявшись полотенцами и горячей водой. Вода благоухала каким-то травяным сбором, и Александр с благодарностью откинулся обратно на подушки.

– Я, кажется, поранил ногу. Ты говоришь, кровь была?

– Рука у вас была в крови, скверная царапина, да. Ага, сами чувствуете? Посидите тихо, надо убедиться, что рана чистая. Думается, вы пробили руку, напоровшись на сломанную ветку, когда падали с берега. С ногой ничего страшного, растяжение, – полежите несколько дней в кровати, и все. Говорю же, вы просто счастливчик.

– Похоже на то. Кто меня принес?

– Трое наших поехали на охоту. А сюда вас принес Енох. Ну что ж, этого вам пока хватит. Лежите себе да отдыхайте, а Питер вам сейчас принесет поесть. Нет, молодой господин, я сказала вам лежать… Ходить будете через день-два, когда вам полегчает после эдакого удара по голове. И не беспокойтесь за своего коня, его обиходят. Просто делайте все, что велит вам старая Бригит, и оба вы выберетесь отсюда и поедете своей дорогой еще до конца недели.

Тут, как выяснилось, Бригит ошибалась.

Александр съел принесенную мальчиком еду и вознамерился сразу после трапезы подняться и проверить, не получится ли у него избавить свою невольную хозяйку от явно нежеланного гостя. Но то ли юноша ушибся головой сильнее, чем ему казалось, то ли в питье, которое дала ему няня, оказалось снотворное, но когда он сел и попытался подняться на ноги, комната опасно закружилась вокруг него, и его снова начало подташнивать. Александр лег обратно в постель и закрыл глаза. Немного отдыха, и тогда к миру вернется устойчивость, а он, Александр, вновь будет самим собой…

Но когда он снова проснулся, уже были сумерки, почти ночь, и молодой человек не чувствовал никакого желания подняться с кровати. Голова все еще ныла, в руке пульсировала боль. Питер, зайдя в комнату (третий раз на дню, хотя Александр этого и не знал) с чашкой бульона и со свежим хлебом, завернутым в салфетку, бросил на Александра полный сомнений взгляд, затем поставил все на стол и поспешил прочь из комнаты, чтобы принести Бригит тревожную новость: молодой господин, на его, Питера, взгляд, не очень-то хорошо выглядит, и, по всему судя, у него самый настоящий приступ лихорадки, ровно такой же, как у Питерова дядюшки, который, напившись пьян, упал в ров и пролежал там целую ночь, пока его не нашли.

Насчет лихорадки Питер не ошибся, хотя причиной ее была скорее грязь, попавшая в рану на руке, нежели купание в холодной воде. Следующие день или два Александр провел в жаркой стране кошмарных видений, где день сменялся ночью в череде болезненных снов и где лица и голоса появлялись и исчезали, незамечаемые и неузнанные.

Потом Александр пробудился – казалось, совершенно неожиданно, – в голове у него прояснилось, память вернулась. Снова была ночь, он лежал в странной комнате, много больше той, прежней, и обставленной не просто богато, но роскошно.

Александр покоился на шелковых подушках, в большой кровати с драгоценным пологом, а еще в опочивальне были золоченые стулья с ярко расшитыми подушками, резные сундуки и бронзовые треножники со свечами, источавшими медовое благоухание. Напротив ложа, у стены, Александр увидел столик, покрытый льняной скатертью: на нем стояли разнообразные сосуды, похожие на те, которыми пользовалась нянька Бригит, но отлитые из серебра, позолоченные, а может, и золотые. А над столом, смешивая что-то в одном из золотых кубков, склонилась прекраснейшая из виденных Александром женщин.

Дама повернула голову, заметила, что Александр пробудился и смотрит на нее, выпрямилась и улыбнулась.

Она была высока для женщины, стройная, но с роскошными грудью и бедрами и гибким станом. Янтарного цвета платье почти не скрывало обольстительных форм. Волосы дамы, темные и очень длинные, были заплетены, как будто на ночь, в толстые косы, аккуратно переплетенные, однако, янтарными лентами и украшенные золотыми бантами, расшитыми самоцветами. Глаза дамы были столь же темны – с очаровательно вздернутыми внешними уголками век. Очертания век повторяли узкие темные брови. Другая женщина сразу бы заметила, что брови и веки тщательно подведены, чтобы казались темнее, а гордо изогнутые губы – искусно подкрашены, но обессиленный Александр, возведя очи горе, лицезрел лишь дивное видение, которое, как смутно подумалось юноше, конечно же, сейчас сгинет, уступив место старушке няне или доброй, но обыкновенной леди Лунед.

Но дама не исчезла. Она подошла ближе, вступив в свет сладко благоухающих свечей, и заговорила:

– Так наш незадачливый путешественник проснулся? Доброго вечера, сэр. Как поживаете? Нет, нет… – воскликнула она, видя, что Александр пытается приподняться, – не пытайтесь сесть. У вас была сильная лихорадка, и вы должны еще некоторое время оставаться в постели.

С этим словами дама положила руку на лоб юноше – прохладную сильную ладонь, которая мягко принудила его опуститься обратно на подушки. Нет, это не видение, конечно, а живая женщина и очень красивая… Александру смутно подумалось, что вот так приключения обычно начинаются, но какая разница? Благословенный олень, в лучших традициях стародавних преданий, привел его обратно в Темную башню и в опочивальню – неужели ее собственную? – прекрасной дамы отроческих снов.

– Вы… – Произнеся это, Александр неприятно поразился звуку собственного голоса. «Блею, как ягненок», – подумал он и попытался начать снова: – Кто вы?

Дама поспешно подошла к столу, взяла золотой кубок и вернулась с ним к постели. Она склонилась над Александром, и ее прохладная ладонь скользнула под голову юноши, приподнимая ее, чтобы тот мог напиться:

– Теперь я твоя сиделка, Александр. Когда я услышала о случившемся, я велела перенести тебя сюда, в мои собственные покои, где могу сама о тебе позаботиться. Во всех королевствах не найдется лучшей целительницы. Ну, пей же.

Вырез ее платья открывал не только нежную шею. Когда дама склонилась ниже, Александр увидел ее груди, округлые и полные, разделенные глубокой затененной ложбинкой. Он с трудом отвел глаза и, подняв взор, увидел, что дама с улыбкой наблюдает за ним. Смутившись, юноша попытался заговорить, но дама покачала головой, все еще улыбаясь, вылила ему в рот последние капли, затем отнесла кубок обратно на стол.

Голос дамы звучал спокойно и сдержанно:

– Сейчас ты снова уснешь, а утром от лихорадки не останется и следа, и рука начнет подживать. Я перевязала твои раны, пока ты спал. Нога будет еще некоторое время беспокоить тебя, так что придется ее поберечь. Теперь я пошлю к тебе Бригит, но утром навещу тебя сама.

Александр, зная, что никогда не осмелится просить эту сказочную богиню проводить его туда, куда ему вдруг так понадобилось, почувствовал живейшую благодарность, когда дама, поставив кубок, двинулась к двери. Но он должен был узнать одну вещь.

– Откуда вам известно мое имя? – хрипло спросил он.

От дверей дама обернулась к юноше, и на губах ее играла прежняя, неуловимая улыбка. Незнакомка и в самом деле была на диво обворожительна.

– Я вижу и слышу, а то, чего я не могу увидеть или услышать, мне поведают дым, кристалл и голоса во мраке. Спокойной ночи, Александр.

Несмотря на ее заботы, а более вероятно – благодаря им, ночью Александра снова трепала лихорадка, тревожа разум юноши и не давая ему заснуть. Только одна женщина в Темной башне могла так выглядеть, так говорить и распорядиться, чтобы чужака перенесли в эти королевские покои. Чародейка, королева Моргана.

Что еще ведомо ей, этой колдунье, что глядит в дым и кристалл и внимает голосам во мраке?

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ПРЕКРАСНАЯ ПАЛОМНИЦА

Глава 17

Где-то за четыре месяца до вышеизложенных событий, холодным и ясным январским днем герцог Ансерус отправился на поиски дочери и обнаружил ее в залитых солнцем покоях вместе с Мариам. Девушки – предполагалось, что они трудятся над гобеленом, – устроились рядышком у окна в тонком луче света и чему-то смеялись. Не будь Алиса герцогской дочкой, уместно было бы сказать «хихикали». При появлении герцога смех тут же умолк, девушки поднялись с мест и сделали реверанс. Затем Мариам, по взгляду госпожи, еще раз присела до полу и вышла за дверь.

Алиса снова опустилась на стул, а герцог пододвинул кресло ближе к окну. Невзирая на солнечный свет и тепло от жаровни, в комнате было зябко. Он потер руки, откашлялся, но не успел и слова вымолвить, как девушка уже скромно ответствовала:

– Да, папа.

– Что это ты разумеешь под «да, папа»? Я еще ничего не сказал.

– Не сказал, но ветер дует северный, старый год сменяется новым, и ты мерзнешь.

Герцог сдвинул брови и нагнулся вперед, близоруко щурясь. С годами зрение его понемногу начинало сдавать.

– Допустим. И что с того?

– А то, что в замке холодно, точно в могиле, и повсюду сквозняки, так что пора снова отправляться в паломничество. Верно?

Герцог не сдержал сухой смешок.

– Смотри, чтоб такие разговоры не услышал ненароком отец Ансельм, детка! Но ты, конечно, права. Я и впрямь ловлю себя на том, что думаю о весеннем солнце южных краев, а ведь знаю, что должно мне думать только о собственных грехах, да о тяготах пути, да о молитвах, кои мы вознесем по прибытии.

– Что еще за грехи? – переспросила дочь ласково. – Грешу здесь только я, и теперешние мои мысли иначе как греховными и не назовешь! Я ведь как раз толковала с Мариам о Святой земле, и о том, что, может, в этом году мы опять туда поедем, и как славно будет снова оказаться в Риме – ах, этот чудесный уютный дом с теплыми полами! – и о том, какие дамасские шелка я смогу купить на том базаре в Иерусалиме. Ну не грешница ли?

– Не шути так, милая.

Упрек герцога прозвучал мягко, но девушка вспыхнула и поспешно откликнулась:

– Прости меня. Но, отец, ведь это правда. Ты святой и, Господь свидетель, делал все, чтобы и я стала такою же, а я по-прежнему только жалкая грешница, которая больше думает о… ну, о бренном мире и его прелестях, нежели о царстве небесном.

– И о таких вещах, как брак? – (Алиса быстро вскинула глаза, и герцог серьезно кивнул). – Да, дитя мое, об этом я и пришел поговорить, а вовсе не о путешествиях, визитах и молитвах.

Девушка резко вдохнула и откинулась назад, выжидательно сложив руки на коленях. Но этот смиренный вид ни на миг не ввел отца в заблуждение.

– Тебе уже пошел семнадцатый год, Алиса, – осторожно начал герцог, словно испытывая дочь. – В этом возрасте большинство девушек благополучно выходят замуж и обзаводятся собственной семьей и собственным домом.

Алиса промолчала, и герцог снова кивнул.

– Знаю, милая. Мы об этом уже говорили, и не раз, и ты всегда вела себя как покорная дочь, но всякий раз умоляла меня подождать, подождать еще год… а потом и еще один. Но теперь объясни мне почему. У тебя нет матери, которая бы наставила тебя и вразумила, но я тебя выслушаю. Или душа твоя не склоняется к замужеству, дитя мое? Возможно ли, чтобы ты начала размышлять о постриге?

– Нет! – Ответ прозвучал так резко, что брови герцога изумленно взлетели вверх, и девушка продолжила уже мягче: – Нет, отец, дело не в этом. Ты же знаешь, я никогда не смогла бы… монастырская жизнь – не для меня. А что до замужества, так я всегда знала, что в один прекрасный день придется о нем задуматься, но… право же, дом и хозяйство у меня здесь, и заботиться есть о ком – о тебе! Почему бы нам не подождать? Хотя бы до того, как мне исполнится семнадцать? А тогда, обещаю, я покорюсь твоей воле и позволю тебе решить мое будущее. – Девушка ослепительно улыбнулась отцу – и ласково, и лукаво. – С условием, конечно, что юноша, которого ты для меня изберешь, окажется красавцем и храбрецом… и притом безземельным, так что он не увезет меня прочь, а поселится здесь, в Розовом замке!

– Алиса, милая, Господь свидетель, я бы охотно удержал тебя при себе, кабы мог, – сдержанно проговорил герцог, не улыбнувшись в ответ, – Но ты же знаешь, рано или поздно придется что-то решить, чтобы обезопасить будущее нас обоих, а также и наших людей.

– О чем ты?

Пока они беседовали, солнечный луч сместился и теперь падал точнехонько на герцогское кресло. В резком и холодном зимнем свете девушка вдруг заметила, как постарел ее отец. Он исхудал, лицо, в котором отражалась неизменная озабоченность, словно осунулось, черты заострились, между глаз пролегли свежие морщины. А волосы совсем поседели.

– Ты болен? – коротко и отрывисто выпалила девушка, внезапно испугавшись не на шутку, так что вопрос прозвучал обвинением.

Герцог покачал головой:

– Нет-нет. Я-то чувствую себя вполне сносно. Просто прибыли вести – тревожные вести, недобрые. Разве ты не видела гонца?

– Нет. Мариам сказала, будто что-то такое слышала, но… Так какие вести, отец? Неужто стряслась беда?

– Не с нами и нас напрямую не затронет. Ты вот только что шутила насчет выбора супруга… Думается мне, ты знаешь, из наших прежних разговоров, на кого наш выбор падет в первую очередь.

– Дриан? Да, знаю. С ним что-то случилось?

Участие, прозвучавшее в голосе девушки, было данью вежливости, не более. Ни она сама, ни герцог Дриана в глаза не видели. Дриан приходился младшим братом Ламораку, одному из Сотоварищей верховного короля. А Ламорак с недавних пор служил Друстану при дворе Марка Корнуэльского. И он, и его брат почитались добрыми рыцарями и преданными вассалами верховного короля.

Герцог снова покачал головой:

– Опять-таки не то чтобы прямо с ним. Но на юге творится недоброе. Есть вещи, о которых я с тобою никогда не заговаривал, но, думается мне, и до твоих ушей наверняка доходили слухи – ну все то, что местные сплетницы рассказывают про сестру верховного короля?

Герцог замялся, и Алиса поспешно докончила за отца:

– Про королеву Моргану, которую король Регеда отослал от себя и запер в монастыре Каэр-Эйдина? Ну конечно, я знаю; об этом повсюду толковали. Да только случилось это бог весть когда.

Алиса не стала уточнять, что, конечно же, повсюду толковали в подробностях еще и о непотребной интрижке королевы, что усугубила предательство Морганы, так что супруг ее был вынужден отослать от себя прелюбодейку и передать ее на суд верховного короля.

– Нет-нет, – поправил герцог. – Я не про Моргану. Я имел в виду ее сестру Моргаузу, вдову короля Лота Оркнейского, которая жила на северных островах до тех пор, пока верховный король не призвал ее на юг, к своему двору в Камелот, вместе с сыновьями. С тех пор мальчики состоят у него на службе, но королева Моргауза, в наказание за некий давний проступок, жила в заточении в монастыре, как и ее сестра.

Алиса помолчала минуту. Эту историю она тоже знала: и в том ее виде, что изначально сочли приемлемым для детского слуха, и более поздние живописные добавления к рассказу, который стремительно превращался в легенду. Говорилось, будто много лет тому назад, когда оба были молоды, Моргауза возлегла со своим сводным братом Артуром и родила ему сына Мордреда, который, считаясь королевским «племянником», ныне занимает высокое положение при Артуровом дворе и приближен к королю и королеве. Причем несмотря на то (об этом тоже перешептывались), что Моргауза всей душою ненавидела сводного брата и оставила мальчика в живых лишь потому, что Мерлин предрек: наступит день, и Мордред погубит Артура. Мерлина королева ненавидела ничуть не меньше и наконец, позабыв об осторожности, попыталась отравить своего недруга. Но магия старого чародея оказалась сильнее, и тот остался в живых, но король Артур покарал сестру, заключив ее в монастырь Эймсбери, на окраине Великой равнины.

Гадая про себя, каким, собственно, образом старые сказки о колдовстве и интригах затрагивают ее отца, Алиса переспросила:

– Да, о пребывании королевы Моргаузы в Эймсбери я знаю. Но ты сказал: «жила в заточении». Значит, она обрела свободу? Что, собственно, произошло?

– Моргауза убита – умерла от руки собственного своего сына, Гахериса.

Алиса потрясенно глянула на отца, а герцог вдруг резко подался вперед, с досадой хлопнув ладонями о подлокотники.

– Ну вот, мы обсуждаем твое замужество, а я по-прежнему обхожусь с тобой, как с ребенком. Прости меня, родная! Слушай, я расскажу тебе все как есть. Отвратительная вышла история. Королева Моргауза, даже живя в монастыре, при том что грехи прошлого замаливать подобало, умудрялась обзаводиться любовниками. Не знаю, кого и как она приближала, но последним стал Ламорак. Он командовал гарнизоном, размешенным неподалеку на равнине, и впервые встретился с этой женщиной, отправившись в Эймсбери с королевским поручением. Кажется, Ламорак повел себя достаточно благородно; он собирался жениться на Моргаузе, так что, можно сказать, обладал неким правом разделить с ней ложе. Но, как бы уж там ни было, Ламорак находился с нею. А Гахерис, один из сыновей Моргаузы, тайно явился в монастырь под покровом ночи, дабы повидаться с матерью, застал ее с полюбовником и, ослепленный яростью, выхватил меч и зарубил несчастную. Дальнейшее я представляю себе весьма смутно, но напасть на Ламорака Гахерису как-то помешали. Впоследствии Ламорак вручил меч верховному королю и сам отдался на милость короля. Его отослали за пределы королевства. Причем ради его же собственной безопасности. Оркнейский клан – Гахерис и его братцы дики и необузданны, а король пытается предотвратить раздор между своими рыцарями. Гахерис тоже изгнан. – Герцог перевел дыхание. – Сама понимаешь, что все это значит.

– _ То, что Дриан покинул королевство вместе с братом?

– Нет, не то. Пока еще нет. В ту пору Дриан находился в замке Друстана в Нортумбрии – может, он и сейчас там. Но я слышал, будто Гахерис поклялся, что бы там ни предпринимал верховный король, выследить Ламорака и убить его. А тогда, в свою очередь, мести того и гляди возжаждет Ламоракова родня. И все завертится по кругу, ибо кровь требует крови… – Голос герцога зазвучал устало. – Вот такие дела… и конец нашим планам насчет брака с молодым Дрианом. Я не допущу, чтобы моя дочь и мой дом оказались втянуты в кровавую распрю. Остается только благодарить Господа, что вести прибыли вовремя. Я-то и письмо написал, и ушло бы оно завтра на север вместе с гонцом. А теперь уж не отошлю. Так что в конце концов ты свою отсрочку получила, и нам предстоит снова хорошенько поразмыслить.

Девушка потупилась, сцепила руки на коленях.

– Я помолюсь за них. За Ламорака, который не замышлял никакого греха из тех, что нам ведомы, и за Дриана, который ничего греховного не совершил.

Воцарилось молчание. Герцог грел руки над жаровней. Алиса сидела, не поднимая головы.

Наконец девушка встрепенулась, обвела взглядом комнату. Тихие, залитые солнцем покои; жаровня струит тепло; плотные драпировки скрывают каменные стены; рамы для гобеленов, корзинки с мотками разноцветной шерсти, прялка, пристроенная в уголке арфа… Ее комната, ее привычная комната, где за занавесями скрывается лестница, уводящая к верхней площадке и спаленке. А вид из окна на террасу и узкую подоску сада радует глаз даже зимой – там и вечнозеленые кусты в кадках, и грядки с пряностями. А за ними – река, спокойная да широкая, что служит крепостным рвом скорее приятности ради, нежели для защиты, ибо кто в те мирные дни Артурова царствования страшился соседей? Уж конечно, не герцог Ансерус Паломник, человек мягкий да набожный, любимый всем окрестным людом, чья дочь, леди Алиса, могла без опаски разъезжать верхом по всему герцогству из конца в конец. Соседи же их, кстати говоря, сами подоспели бы на помощь, если бы случилось невероятное и миру здешних земель угрожал какой-нибудь враг.