Текст книги "Орбинавты"

Автор книги: Марк Далет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 38 страниц)

Наука постепенно шла впрок, и я понимал, что овладение ею является лишь вопросом времени. Но ткани не могли заменить мне книг, по которым я отчаянно тосковал. Мне не хватало их присутствия и самого процесса чтения. Дядя Хосе замолвил за меня словечко, и старенький священник-араб, падре Нуньес из церкви святого Себастьяна, обещал показать мне свою небольшую библиотечку. Однако время шло, и мне неловко было напоминать ему об этом. Единственным текстом, кроме Библии, который я читал в эти дни, была рукопись «Свет в оазисе». Я мог делать это только поздно ночью, тайком. В это время меня обычно никто не беспокоил, и даже Матильда не удостаивала своим назойливым вниманием.

Однажды я оказался свидетелем жаркого спора между Хуаном и Энрике. Это было 10 апреля, когда все вокруг обсуждали назначенный на следующий день выезд войск в долину Гранады. На улице в последние дни проходили крестные ходы, факельные шествия, процессии монахов в капюшонах, распевающих псалмы и несущих хоругви и статуи святых, раздавались призывы убивать сарацинов. Обе матери просили нас, молодых, не выходить на улицу без крайней необходимости, потому что в городе участились нападения на морисков. Вечером, после ужина, я прошел в патио, чтобы в одиночестве предаться размышлениям, но тут по лестнице, соединявшей два внутренних балкона, во дворик сбежал Хуан:

– Не знаю, как ты, братец, но я иду прогуляться к реке. Это мой город, мои предки жили здесь многие столетия, и я не собираюсь сидеть взаперти, опасаясь твоих любимых христиан!

– Хуанито, – увещевал его сверху Энрике, стоя в проеме комнаты, выходящей на балкон, – подумай о матушке. Зачем ее зря волновать?

– Значит, ты остаешься дома из-за матушки? – язвительно осведомился Хуан. – А не потому ли, что добрым католикам этой страны, следующим заветам Иисуса о любви к ближнему, может не понравиться твое происхождение и они, исключительно из любви к тебе, попытаются спасти твою вечную душу, отняв твое презренное злато и даже, быть может, и жизнь?!

– Поведение дурных христиан не бросает тени на само учение нашего Спасителя, – возразил Энрике. – Не правда ли, Алонсо? – спросил он, продолжая, однако, смотреть не на меня, а на брата.

– Да, Алонсо, – воскликнул Хуан, также не поворачиваясь в мою сторону, – расскажи нам, как ты пришел к вере в непорочное зачатие Девы Марии! Видимо, этому учили тебя в медресе твои учителя в Гранаде. Или же ты прозрел благодаря своим книгам? А не читал ли ты там случайно, что наша исконная вера – ислам, что мы исповедовали его столетиями, пока не пришли неверные и не навязали нам своих медоточивых разговоров, подкрепляя их казнями, грабежом, ограничительными законами и кострами инквизиции?

– Или, дорогой Алонсо, – подхватил Энрике предложенный стиль полемики, – может быть, ты прочитал в своих мудрых книгах о том, что мы – мулади,а значит, наши предки исповедовали истинную веру в Спасителя нашего Иисуса Христа в течение бесчисленных столетий, пока сюда не вторглись из Африки полчища никем не званных сарацинов. А значит, переход в христианство – это возвращение к нашей исконной вере.

Мне казалось, что у меня на глазах происходит в миниатюре спор двух вероучений, по сути – двух цивилизаций, двух культур. Но выглядел он как обмен колкостями между молодыми людьми. Если они вовремя вспомнят о том, что они братья, то прекратят спорить, предоставив друг другу свободу выбора. Если же желание доказать свою правоту заслонит память о кровном родстве, они, скорее всего, сцепятся.

И обе эти цивилизации почему-то обращались в эту минуту ко мне, словно мне дана власть разрешить их вековой спор.

– Так что же, Алонсо? – Хуан не мог допустить, чтобы последнее слово осталось не за ним. – Что прочитал ты в своих умных книгах?

– Я прочитал, – ответил я, – что среди наших предков были не только христиане-вестготы. Сначала здесь жили иберы, и поклонялись они, кажется, солнцу. Позже пришли римляне, которые тоже были нашими предками и служили громовержцу Юпитеру. Потом пришли вестготы, от которых мы ведем свой род. И все же, кто может поручиться, что среди наших предков ни разу за восемьсот лет ни один человек, живя среди мусульман, не женился на арабке или берберке?

Мои двоюродные братья молчали, в изумлении уставившись на меня. До сих пор я не слишком баловал их красноречием. Я же чувствовал, что меня несет, и не мог остановиться.

– Еще я прочитал в своих умных книгах, что человек не обязан верить в то, во что верили его предки, далекие или близкие. Или в то, во что верят его братья. Что каждый вправе сам искать свой путь к Богу. И что одно и то же вероучение содержит призывы и к милосердию, и к жестокости. Поэтому поступки людей важнее того, что говорится в священных писаниях.

Решив, что я наговорил достаточно, чтобы против меня можно было выдвинуть не менее пяти обвинений в ереси, я умолк и вернулся в дом, оставив ошеломленных представителей двух культур обдумывать сказанное.

На следующий день я был в уличной толпе, провожавшей бесчисленную армию католических королей, которая отправлялась брать Гранаду. Усидеть дома было невозможно. Цеха, лавки – все было закрыто. Народ повалил на улицы. Вместе со мной пошли все трое моих кузенов, включая вездесущую Матильду. Энрике и Матильда, указывая мне на тот или иной фрагмент внушительного военного парада, разъясняли то, в чем я не мог разобраться сам.

Король и королева в сопровождении своих свит первыми выехали из Алькасара во главе длинного ряда рыцарей. Дон Фернандо был намерен лично руководить осадой Гранады. Поднимая облака пыли, громыхали закованные в железо лошади. Сверкала на солнце броня рыцарей и их коней, на шлемах всадников живописно выглядели ленты, разукрашенные в геральдические цвета. Было интересно разглядывать нарисованные на щитах и попонах фамильные гербы.

– Рядом с королевой ее сын, принц Хуан, – объяснила Матильда, – и три дочери: инфанты Хуана, Каталина и Мария. Они направляются в Алькала́ Ла Реаль, крепость графа Тендильи, которая расположена на пути в долину Гранады. Оттуда королева будет руководить поставками для армии.

Когда мимо нас двигался кортеж придворных, священников и высокопоставленных мирян, Матильда указывала на ту или иную разодетую даму, называя ее имя. За придворными последовали войска. Энрике, удивляя меня своей осведомленностью в геральдике, называл имена проезжающих мимо военачальников короля: граф Тендилья; граф Сифуэнтес; герой Малаги, дон Алонсо Агиляр; дон Родриго Понсе де Леон и так далее и так далее…

– Видишь красные кресты на щитах? Это рыцари ордена Калатравы, – пояснял кузен. – А это магистр ордена Алькантара, дон Хуан де Сунига со своими воинами. За ними – арагонские рыцари ордена Монтесы.

Грохот и шум стояли неимоверные: ревели трубы, заходящаяся в восторге толпа напирала со всех сторон. Повсюду развевались штандарты и хоругви. Время от времени кто-нибудь затягивал: «Сантьяго де Компостела! Сантьяго Матаморос! [14]14
  Имеется в виду святой апостол Иаков (Сантьяго, святой Яго), считающийся покровителем Испании. В кафедральном соборе города Сантьяго-де-Компостела, согласно поверью, похоронены его мощи. «Сантьяго Матаморос!» («Сантьяго – истребитель мавров!») – боевой клич испанцев во времена Реконкисты.


[Закрыть]», и этот клич тут же подхватывали тысячи глоток. Матильда оробела и прижалась ко мне, одновременно держа за руку Энрике. Хуана мы уже потеряли в толпе.

Мимо нас проходили копейщики и арбалетчики, швейцарские наемники и солдаты ополчений. Казалось, войску не будет конца. Но оно все же кончилось, взяв курс на мой родной город. Последними провезли артиллерийские орудия – их количество тоже было впечатляющим – и повозки маркитантов с провиантом и снаряжением. Толпа постепенно начала редеть. К этому времени я уже потерял из виду своих родственников, но не стал их искать. Мне хотелось побыть в одиночестве.

Я устал от тесноты и толкучки, от немытых тел христиан (дед был прав, говоря о том, что они еще не научились достаточно часто предаваться омовению), от пыли, жары и шума, от запаха испражнений, оставленных лошадьми там, где они проходили, а более всего – от криков «Смерть маврам!».

Если у меня будет сын, я не назову его Яго.

Мне не хотелось спешить с возвращением, и я брел по улочкам города, постепенно удаляясь от наиболее населенной его части. «Что бы я сделал, если бы был орбинавтом? – спрашивал я себя. – Как бы предотвратил осаду Гранады? Представил бы себе, что король Арагона и королева Кастилии вообще не появились на свет? Но это глупо, на их месте были бы другие. Может быть, я отсрочил бы конец Реконкисты, но вряд ли сумел бы его отменить. Для того, чтобы на самом деле прекратить насилие и войны, пришлось бы заново придумать всю человеческую историю. Может быть, надо было бы начать с Адама? Представить себе, что он так и не узнал Евы? Или, лучше, что не поддался на уговоры змия?»

Я прошел мимо одинокой ветряной мельницы. Домов поблизости уже не было, только холмы, покрытые невысокими цитрусовыми садами и масличными рощами. Вдали можно было различить несколько арок моста через Гвадалквивир, городские строения и над ними гордые очертания Соборной мечети. Высоко в небе парил орел.

Сейчас мне было легче вообразить себя волшебником совсем иного сорта, нежели орбинавты. Этаким всесильным сказочным чародеем, способным разметать все полчища христиан, направляющихся к Гранаде. Хотя, напомнил я себе, дед не велит убивать. Даже в мыслях. Да мне, по правде говоря, и самому неприятно такое представлять. Воткнуть заточенное железо в трепещущую плоть, отнять жизнь – нет, это определенно не для меня! Но, если бы я сейчас увидел умирающего от ран католического рыцаря, я бы равнодушно прошел мимо, не пошевелив и пальцем ради того, чтобы ему помочь. Насчет обязанности спасать своих врагов от гибели дед ничего не говорил. Пускай отправляются в тартарары и на меня не рассчитывают…

И тут я увидел умирающего от ран католического рыцаря!

Я даже не сразу понял это. Сначала мои мысли прервало зрелище кота, отдаленно напоминающего Саладина. Кот внимательно изучал обнаженную голову лежащего навзничь человека в доспехах, не осмеливаясь приблизиться.

Когда до меня дошло, что именно я вижу, я остановился как вкопанный, не зная, во что верить: что все это мне снится или что мои мысли способны с такой скоростью воплотиться в действительность. Уж не проявился ли во мне таким образом скрытый талант орбинавта? В таком случае впредь мне придется с величайшей осмотрительностью выбирать, о чем думать.

Шлем рыцаря валялся в траве. Меча в ножнах не было, на поясе торчал крюк для небольшого кулачного щита, но щит тоже отсутствовал. Я подошел поближе, и кот бросился в кусты. На голове пострадавшего зияла рана. Видимо, его сильно ударили чем-то тяжелым и ограбили. Темно-русые волосы, правильные черты лица. Молодой рыцарь был без сознания, но дышал. Не будучи лекарем, я не имел ни малейшего представления о его шансах выжить в таком состоянии. Что-то подсказывало мне, что если его здесь оставить, то шансов скоро не останется никаких.

Я оглянулся в поисках его коня, но не увидел ничего, кроме ветряной мельницы, мимо которой прошел минут десять назад. Пришлось тащиться туда и долго втолковывать устрашающего вида мельнику, для чего мне понадобилась его помощь. Тот потребовал за свои труды оплату. Получив двойной золотой, мельник стал покладистей и согласился помочь.

Мы с мельником доехали на его скрипучей телеге, запряженной старым мулом, до места, где лежал пострадавший. Пришлось повозиться: из-за доспеха, который доходил ему до локтей и колен, рыцарь оказался очень тяжелым. Наконец мы уложили его поверх мешков с мукой, не забыв подобрать шлем, и зашагали рядом с телегой.

– Воистину, вы добрый самаритянин, сеньор, – сказал по дороге мельник, отгоняя мух от мула. – Спасти жизнь человека – дело богоугодное. По всему видать, этот идальго собирался участвовать в походе на Гранаду, да пал жертвой лихих людей. Смекаю я, что он ехал один, а разбойникам только этого и надо…

«Интересно, – подумал я, – как бы ты оценил мою доброту, если бы узнал, что́ я думал об умирающих рыцарях еще совсем недавно?»

Заметив, что я его больше не слушаю, мельник запел заунывным и в то же время очень громким голосом нескончаемую героическую балладу о Сиде Кампеадоре, время от времени почесывая заросшую щетиной щеку. Мул важно вышагивал по каменистой тропе.

Возле дома нас встретил Энрике. Увидев нашего подопечного на телеге, он быстро сообразил, в чем дело, и привел из дома нескольких слуг. Вслед за ними вышли дядя Хосе и наши женщины. Дядя отдал распоряжение отнести пострадавшего в свободную комнату на втором этаже и послал слугу за лекарем, коим, как выяснилось, оказался падре Нуньес.

– Я рад, что ты поступил таким образом, – тихо сказал мне дядя, когда мы на мгновение оказались рядом.

Что же до меня самого, то я, признаться, вовсе не был уверен в правильности своих действий. Перед глазами все еще стояли картины бесчисленного воинства, идущего на мой город. Но, видимо, вести себя иначе я просто не мог.

Вечером ко мне в комнату на втором этаже пожаловала Матильда.

– Правда, он прехорошенький? – воскликнула она, сияя. – Ты совершил такой благородный поступок!

Мне хотелось остаться наедине с заветной рукописью, однако намеки на Матильду никак не действовали: она горела желанием обсуждать незнакомца. Пришлось поддержать разговор.

– Он уже пришел в себя? – спросил я.

– Нет, но с него сняли его роскошные доспехи и одели его в одежду из лучшего шелка, которую нашли в лавке. Так распорядился отец. Врач сказал, что, пролежи он еще пару часов в траве, его уже нельзя было бы спасти! Пойдем посмотрим на него.

– Это еще зачем? Пусть отдыхает.

– Пойдем! – Кузина потянула меня за руку.

Сам не зная, почему я уступил ей. Мы тихо вошли в комнату, где был помещен спасенный мною молодой человек. Он лежал в постели, совсем не напоминая грозных, вооруженных до зубов рыцарей Кастилии и Арагона. Вряд ли ему было многим больше двадцати лет. Рану на голове скрывала повязка, из-под которой выбивались кудри.

– Вероятно, он снял шлем из-за жары и поэтому получил удар по незащищенной голове, – прошептала Матильда. – Правда, хорош собой?

Пожалуй, она была права. Впрочем, мне-то какое дело? Я уже повернулся было, чтобы выйти, но тут Матильда подошла на цыпочках прямо к постели и поманила меня пальцем. Присмотревшись, я понял, что ее заинтересовало. На груди у рыцаря висел медальон, и он был приоткрыт. Моя кузина, нисколько не колеблясь, открыла его, и я не успел помешать этому бесцеремонному вторжению в чужую жизнь.

– О! – выдохнула Матильда со смесью восхищения и сожаления. – У него есть возлюбленная…

Она повернула медальон в мою сторону, и я, кляня себя за любопытство, увидел в нем маленький овальный портрет девушки. Вьющиеся волосы, ямочка, делающая улыбку еще светозарней, смеющиеся синие глаза. На груди у нее висело ожерелье из маленьких золотых сердечек.

– Какая красавица! – прошептала Матильда.

– Художник приукрасил, – буркнул я. – При черных волосах не бывает таких синих глаз.

Интересно, с чего я это взял?

Во мне нарастало какое-то непонятное глухое раздражение на спасенного мною рыцаря. Мало того, что он наверняка намеревался соединиться с войсками, находившимися в Кордове, и, если бы не случившаяся с ним неприятность, сейчас ехал бы воевать с моими друзьями. Мне казалось, что он еще и похитил у меня женщину мечты.

Эта мысль была настолько абсурдна, что я немедленно оборвал ее и, сгорая от стыда, покинул комнату без слов.

Ночью мне приснился белоснежный единорог. Еще совсем ребенок, если можно так выразиться. У него были выразительные синие глаза. Почему-то его присутствие наполняло меня пронзительным переживанием счастья. Внезапно, испугавшись чего-то, он бросился прочь.

«Подожди! – звал я его. – Я твой друг!»

Но единорог скакал не оборачиваясь. Его уже настигали свирепые серые псы в покрывалах с вышитыми на них красными крестами ордена Калатравы. (Позже, вспоминая этот сон, я не мог припомнить, в какой момент появились псы.) И тут я совершенно неожиданно понял, что это сон!

Такого прежде со мной не случалось. Для того чтобы осознать, что сновидение не является настоящим миром, мне всегда требовалось проснуться. Ведь во сне все кажется подлинным, не вызывающим сомнений: образы, запахи, жара, холод, цвета, звуки. Только по пробуждении, узнавая привычную обстановку, я понимал: того, что еще несколько мгновений назад казалось реальным, на самом деле не существует.

А в этот раз я понял это прямо во сне. То, что сейчас происходит, мне снится! Это мнимость, созданная моим собственным рассудком, и я могу делать с ней все, что пожелаю!

Я немедленно пожелал, чтобы хищные псы превратились в безобидных зайцев. Мне это почти удалось! Правда, зайцами они не стали. Они просто исчезли, и я проснулся. И тем не менее между их исчезновением и моим пробуждением был короткий промежуток времени. Значит, они исчезли, когда сон еще продолжался! Поэтому я был преисполнен уверенности в том, что изменил ткань сновидения силою собственной мысли!

Пусть у меня вышло не совсем то, что я хотел. Это объясняется просто отсутствием опыта и сильным возбуждением. Но я теперь точно знал, что означает влиять на ход сновидения!

Я лежал, не размыкая глаз, ощущая в задней стороне шеи непонятную пульсацию. Казалось, там вспыхивают невидимые огоньки. Я снова и снова перебирал внутренним взором только что пережитое. Вот маленький, белый, сверкающий на солнце единорог. Теперь я понял, что он был не белым, а серебряным. Вот он разворачивается и пускается вскачь, а его преследуют неизвестно откуда взявшиеся псы. И вот это чувство полной и безусловной уверенности в том, что они не могут причинить ему никакого вреда, ибо я этого не допущу. Ведь сон-то мой! И самое главное подтверждение тому – краткий миг, когда я еще видел единорога, но уже не видел псов, ибо они исчезли по моему желанию!

Вот, оказывается, в чем дело! Вот он – путь к искусству орбинавтов! Теперь я понял, почему все мои прошлые опыты со сновидениями были безуспешны. Я каждый раз пытался вернуться в сон, который уже завершился. А секрет в том, чтобы еще в самом сновидении распознать его иллюзорную сущность. Когда я привыкну это делать, согласно рукописи, я, возможно, научусь делать то же самое и в бодрствующем состоянии. Кстати, надо бы еще раз посмотреть, что говорится в рукописи о снах.

Я встал, зажег масляную лампу, вынул из сундука незатейливую шкатулку с двойным дном и, открыв ее, извлек небольшой свиток. Развернул, осторожно разгладил, стараясь не слишком приближать к огню. Тонкий, светлый пергамент, уступающий по изысканности современному бархатистому велюру, буквально источал аромат древности.

Когда и кто написал этот текст? Почему было не сделать несколько его копий, вместо того чтобы передавать из поколения в поколение один и тот же манускрипт?

Перед отъездом я задавал деду эти вопросы. Он сказал, что манускрипт был составлен спустя столетия после того, как воин-ибер в войске Александра Великого вернулся из дальних краев с тайным знанием. Об этом говорится в самом тексте. Первые поколения хранителей передавали это знание друг другу устно. Перед правлением Аврелиана, когда каждые несколько лет власть в Римской империи переходила из рук в руки, а сама империя трещала по швам, хранители, опасаясь, что смутные времена приведут к потере бесценного знания, решили записать его.

Касаясь второго вопроса, дед заметил, что ничто не мешает сделать одну или несколько копий, но решение об этом следует принимать, взвесив все возможные последствия. Во-первых, чем больше копий, тем труднее скрывать знание от непосвященных. Во-вторых, при копировании можно исказить текст. К примеру, переписчик может принять небрежно написанную мелкую букву за помарку, как это произошло со мной, когда я впервые увидел рукопись.

– В общем, Али, – сказал тогда дед, – теперь ты хранитель, тебе и решать, копировать манускрипт или нет. Мне кажется, что лучше всего, чтобы в принятии таких решений участвовали и орбинавты, а не только хранители. Очень надеюсь, что, в отличие от многих предшественников, включая и меня, ты откроешь в себе этот дар.

Мысли мои опять вернулись к недавнему сновидению, и я стал искать в рукописи соответствующее место, несмотря на то, что пляшущий свет от лампады немного затруднял чтение.

Вот, так и есть:

«Убедись всем существом своим в том, что сны суть иллюзия».

Здесь не написано, что об этом надо размышлять уже после того, как сон закончился. Это надо делать в самом сновидении! И не думать об этом, а почувствовать это «всем существом».

Завтра расскажу матери о своем открытии.

Я аккуратно спрятал рукопись и вернулся в постель. Теперь я уже не пытался снова погрузиться в недавно пережитый сон. Что приснится, то и приснится. Главное – настроить себя на то, чтобы в сновидении не обмануться его правдоподобием, убеждал я себя, и в это время перед глазами всплыл непрошеный образ синеглазой черноволосой незнакомки с портрета. «Моя дама из медальона», – подумал я и тут же устыдился такого хода мыслей.

Пульсация в шее стала усиливаться. Погружаясь в пучину сна, я снова испытал мимолетное ощущение какого-то ускользающего понимания. И опять не сумел сохранить его в памяти.

Наутро мне сообщили, что молодой рыцарь, за которым почти постоянно ухаживала Рехия, смазывая рану и меняя повязки, пришел в себя и теперь он просит возможности увидеться со мной. Кто-то из домашних уже успел рассказать ему о моей роли в его спасении.

Не испытывая особого желания, я все же зашел к нему. Увидев меня, молодой человек с усилием приподнялся. Теперь он полусидел. На столике рядом с ним стояли чашечки со снадобьем и водой.

У него оказались серые глаза. Несмотря на то что он находился в постели, было видно, что ростом он выше всех в нашем семействе. Медальон на груди был пропущен внутрь рубашки, виднелась только серебряная цепочка. В моем сознании мелькнуло незабываемое лицо синеглазой незнакомки.

– Я должен вас поблагодарить, – произнес рыцарь. – Ваш лекарь рассказал мне, что, если бы не вы, меня уже не было бы среди живых. Теперь я ваш должник. Ваш и всего вашего семейства.

Я хотел было что-то вежливо возразить, но он остановил меня жестом руки.

– Я уже знаю, как вас зовут, – продолжал он. – Разрешите и мне представить себя. – Ему наконец удалось придать голосу некоторую твердость: – Мануэль де Фуэнтес, идальго [15]15
  Идальго (также кабальеро) – человек благородного происхождения, дворянин. Многие идальго в описываемый период были разорившимися безземельными дворянами.


[Закрыть]из Саламанки.