Текст книги "Орбинавты"

Автор книги: Марк Далет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 38 страниц)

– Видишь ли, – пояснил Ибрагим, – если прочитать название, используя ключ, с помощью которого можно понять весь текст, то и оно окажется другим. Неизвестно, случайно ли это название сложилось именно в такие слова. Так или иначе, очень удобно называть рукопись «Светом в оазисе». Красиво звучит, не правда ли?

– Красиво, – согласился юноша. – Как начало касыды [2]2
  Касыда – жанр средневековой мусульманской поэзии.


[Закрыть]Ибн аль-Араби. Но что же это за рукопись? Почему именно я должен ее беречь?

– Так уж получилось, что нашей семье выпала особая честь быть хранителями этого бесценного знания.

Дед замолчал, задумавшись, и стал от этого еще более морщинистым. То ли он подбирал подходящие слова, то ли вообще забыл, о чем шел разговор. В последнее время он мог подолгу молчать, сидя в полной неподвижности, и казалось, что он спит с открытыми глазами. Алонсо, зная эту его черту, не торопил старика.

В дверном проеме под колеблемой ветром занавеской возник Саладин и уселся на самом пороге. Юноша несколько раз причмокнул, подзывая его. Кот любил заставлять упрашивать себя. После нескольких приглашений он наконец милостиво согласился войти в комнату. Мягко перебирая лапами, серый хитрец запрыгнул на диван, потоптал оказавшийся под ним валик и улегся возле Ибрагима. Старик мягким движением провел пальцами по шее Саладина. Кот заурчал.

Продолжая гладить его, дед поведал Алонсо следующую историю.

Много столетий назад, когда великий царь греков Искандер Двурогий [3]3
  Искандер Двурогий (Искандер Зулькарнайн) – так арабы называли Александра Македонского. Прозвище Двурогий было дано из-за его шлема с рогами.


[Закрыть]привел свое победоносное воинство в Индию, среди его воинов были и иберы [4]4
  Иберия, Иберийский полуостров – древнее название Пиренейского полуострова.


[Закрыть]. Некоему лучнику из Иберии, имя которого теряется в веках, посчастливилось познакомиться во время похода с учением индийского мудреца, жившего за сотни лет до прихода греков. В Индии всегда процветало множество различных учений и верований, сторонники которых спорили друг с другом до хрипоты, но никогда не воевали из-за веры («Не правда ли, дорогой мой внук, это так не похоже на наши времена, когда справедливость воззрения утверждается силой оружия?»). Одним из них и был тот учитель. Мы не знаем в полном объеме его учений, для этого пришлось бы отправиться в Индию через многочисленные страны, населенные враждующими друг с другом народами. Иберийскому воину удалось узнать лишь очень немногое из того, чему учил тот мудрый человек. В частности – учение о том, что наша жизнь подобна иллюзии, сновидению и что ею можно управлять так же, как и сном.

– Что-то я не заметил, чтобы снами можно было управлять, – не удержался Алонсо, вспомнив свои неудачные опыты.

– Значит, ты пытался это сделать? – торжествующе провозгласил Ибрагим, словно уличая его в чем-то.

Алонсо покраснел и рассеянно оттянул от шеи стоячий воротник.

– Этому можно научиться, – продолжал дед. – И в рукописи подробно написано, как этого добиться. Благодаря воину Искандера, тайное знание пришло на этот полуостров. Позже оно передавалось среди исключительно узкого круга людей и постепенно дошло до нас. Это очень ценные и в то же время опасные сведения. Представь себе, что будет, если люди с нечистыми помыслами научатся одной лишь силой мысли менять мир. Поэтому эти методы необходимо хранить в строжайшей тайне.

– Но если о них вообще никто не знает, то какой же в них прок?

Было видно, что Ибрагим доволен вопросом. А также тем, что вернулась Сеферина с новой порцией кофе и со сладкой пахлавой. Кое-что из сочащихся медом крошек перепало и мурчащему от удовольствия всеядному Саладину.

– Если никто не знает, то и пользы никакой нет, ты совершенно прав, – согласился Ибрагим. – Поэтому в каждом поколении несколько человек были посвящены в тайну. Тебе, Али, предстоит не только сохранить манускрипт, но и самым тщательным образом изучить его содержание. Ты сможешь познакомить с ним тех немногих, которых сочтешь достойными безусловного доверия. Кроме того, очень хотелось бы, чтобы среди них нашелся хотя бы один человек, которому удастся развить способность менять мир силой мысли.

– Как я узнаю, кто сможет развить эту способность? – Юноше вдруг стало еще жарче.

– Вот тут-то и кроется ловушка. Заранее узнать невозможно. Это всегда поиск наугад. Поэтому в большинстве поколений среди посвященных в тайну не было ни одного человека, наделенного даром. Придется тебе довериться сердцу, которое у тебя уже есть, и опыту, который у тебя будет.

– В таком случае я не понимаю, – воскликнул Алонсо, – почему ты уверен, что такая способность вообще существует? Неужели ты просто поверил древней рукописи?

Алонсо на миг показалось, что старик, обычно отличавшийся ясным и острым умом, на этот раз пребывает в плену детских фантазий. Подобно Дине Абулафии, сестре его друга Рафаэля, которая много лет назад, будучи совсем еще ребенком, вознамерилась повелевать джинном во сне. Тут Алонсо вспомнил, что и сам он когда-то пытался снова увидеть уже пережитое сновидение и изменить его ход и что из таких попыток никогда ничего не выходило.

– Я знаю об этом потому, – благодушно ответил Ибрагим, – что в некоторых поколениях такие люди все-таки попадались. И ради одного такого редкого человека, встречающегося пусть даже раз за многие столетия, мы и храним это знание. Мне не выпало счастья ни обладать такой способностью, ни даже знать такого человека. Но у моего отца был друг, из народа кале,которых сейчас немало на юге Аль-Андалус. Его звали Франсиско Эль-Рей. И он умел управлять реальностью силой мысли.

Алонсо уставился на деда, не зная, верить своим ушам или нет. Он привык считаться с суждениями старого книжника, к которому даже весьма ученые люди питали искреннее уважение. Но Алонсо привык также полагать, что человек способен менять обстоятельства лишь своими действиями (встречающими зачастую самое различное противодействие со стороны стихийных сил, ситуаций и других людей). Как совместить две эти веры, Алонсо не знал.

– То есть упомянутый тобой Франсиско, – произнес он, слегка запинаясь от волнения, – мог, как волшебник из сказки об Аладдине, творить предметы из ничего?

– Нет, не совсем так. – Ибрагим покачал головой и перевернул кота на спину, отчего тот замурлыкал самым беззастенчивым образом. – Это не волшебство из сказок, когда по взмаху руки возникает нечто, чего не существовало ранее. Речь тут о выборе витка реальности. Ты стоишь перед целым пучком возможных продолжений одного и того же момента. Как будто перед тобой есть несколько миров и ты можешь переходить из одного в другой. Поймешь, когда прочитаешь «Свет в оазисе».

Отпив немного кофе из синей чашки, Ибрагим продолжал:

– Так или иначе, Франсиско Эль-Рей мог воздействовать на реальность в довольно ограниченных пределах, потому что сама эта способность тоже бывает разной силы. Для того чтобы изменения были устойчивыми, необходимо удерживать в уме так называемое древо исходов,о чем ты также прочитаешь в рукописи. Это навык, который можно и нужно развивать. Поскольку сам я этим даром не владею, у меня нет знания о том, насколько легко или трудно это делать.

Алонсо попытался что-то сказать, но закашлялся. Слова застряли в горле комком. Его замешательство было столь очевидным, что Сеферина сочувственно улыбнулась. Перехватив ее взгляд, Алонсо вдруг подумал о том, что и она посвящена в тайну. Эта мысль его поразила. Его мать, такая родная и в то же время такая домашняя, такая привычная, такая обычная, оказалась одним из буквально считаных людей на всем белом свете, которые обладали Тайной!

– Сколько всего человек сегодня знают об этом? – вымолвил он наконец, отчасти справившись с оцепенением.

– Если под источником знания разуметь вот эту рукопись, то о ней известно на сегодняшний день троим людям и одному коту, присутствующим в этой комнате. – Лицо деда Ибрагима выражало не свойственную ему торжественность. – Но в мире могут быть и другие такие же рукописи. Не исключено, что текст со времен древнего иберийского воина многократно переписывался, и о том, сколько существует на сегодняшний день экземпляров, у нас нет никаких сведений. К тому же мы не знаем, что происходит в далекой и недоступной Индии. Стало ли там это знание за прошедшие столетия всеобщим достоянием… Или его хранят лишь отдельные группы…

Алонсо вскочил на ноги. Переполняющие чувства не давали спокойно сидеть на одном месте.

– Я все понял, – коротко произнес он. – Я буду беречь эту рукопись. А сейчас мне надо побыть одному.

Он вышел из дома и торопливо направился к ближайшему холму, испытывая настоятельную потребность взглянуть на весь мир сверху. И открывшийся ему вид был прекрасен! Чудесны были горы и долины, быстрые воды реки Хениль, водоемы и фонтаны во дворце эмира, обиталища нищих и чертоги богатых, прекрасны были деревья, люди, звери, птицы и даже насекомые.

«Это моймир, – говорил он себе, чувствуя, как расширяется грудь. – Это мойсон. Я, Али ибн Дауд Алькади, семнадцати лет, которого мать любит называть Алонсо, из рода муваллад [5]5
  Муваллад – мавры, происходившие от коренного населения Испании – вестготов, принявших ислам в результате завоевания страны арабами и берберами в VIII веке н. э. Таким образом, у муваллад и испанцев-христиан были одни и те же предки.


[Закрыть], являюсь носителем и хранителем бесценного древнего знания. И, возможно, я наделен способностью менять мир силою мысли…»

Он еще много часов ходил по улицам и дворам Гранады, не чувствуя под собой земли. Ноги сами несли его, словно ему хотелось обойти пешком весь мир, весь своймир.

Алонсо остановился, когда заметил, что почти дошел до растянувшегося по холмистому гребню, утопающего в зелени дворцового комплекса Аль-Хамра с его тридцатью башнями и четырьмя дворцами.

Другие части города простирались внизу, лепясь к холмам и прячась в расщелинах между ними. Алонсо находился в парке, террасы которого вели к расположенной выше по склону небольшой молельне. По желобу в перилах, установленных над широкими каменными ступенями, тихо, почти без журчания или плеска, текла прозрачная, с изумрудным блеском вода. Время от времени она проносила мимо Алонсо листок или травинку.

На следующем пролете каменной лестницы, чуть выше того места, где находился Алонсо, несколько мужчин разных возрастов совершали в желобах омовения, готовя себя к молитве. Они мыли уста, из которых исходят неправедные слова; руки, совершающие неправедные поступки; ноги, ведущие неправедными путями.

Алонсо поймал на себе взгляд одного из них и, сбросив оцепенение, отправился в обратный путь.

В этот вечер он так устал от ходьбы и перевозбуждения, что даже не открыл вожделенную рукопись. Однако уже на следующий день, как только ушел со своими людьми Абу-Касим Абдель-Малик, визирь эмира, Алонсо пристал к Ибрагиму, упрашивая немедленно открыть ему ключ к расшифровке текста.

Как следовало из полученных объяснений, ключей было несколько.

– Давай сначала разберем название, – предложил дед. – Произнеси, как оно звучит.

– «Свет в оазисе». Только в конце должна стоять буква «тав», а не «тет», как в тексте. Вероятно, случайная описка.

– Не надо переводить. Просто прочти, как это звучит.

– «Ор ба-наот», – сказал Алонсо. Древнееврейские тексты он понимал не свободно, но и не хуже, чем многие его знакомые иудеи, включая друга его детства Рафаэля Абулафию.

– А теперь прочитай название так, как будто оно написано на латыни, а не на еврейском.

Удивившись столь странной просьбе, Алонсо предпринял попытку:

– «Ор банаут»? Так, что ли? Но на латыни это ничего не означает.

– Почему ты решил, что после слога «ор» надо делать паузу? – спросил дед. – Ведь пробелов в рукописи нет.

– Да, конечно, – согласился Алонсо. – Я сделал здесь паузу, потому что думал, что текст написан по-еврейски.

– Так вот, – дед указал рукой на рукопись, – первый ключ как раз и заключается в том, что текст написан на одном языке буквами другого языка. Это уже своего рода шифр. Кроме того, он составлен без пробелов, и о том, где они стоят, приходится догадываться. Еще одна трудность состоит в том, что еврейские буквы не особенно удобны для записи латинских слов, так как они довольно часто не содержат никаких намеков на звучание гласных. Как ты знаешь, и в еврейском, и в арабском языке это обстоятельство не мешает правильно произносить слова. Но латынь устроена иначе. Поэтому есть немало мест, допускающих разночтения.

Начиная постепенно понимать, что к чему, Алонсо предпринял еще одну попытку расшифровать заголовок рукописи:

– Так, без пауз получается что-то вроде «orbanaut»? Но ведь и это, кажется, лишено смысла?

– Посмотри внимательно на просвет между буквами «бет» и «алеф», – подсказал дед.

– Ага… Здесь есть небольшая помарка.

– Это не помарка, а очень маленькая буква «йод».

– Тогда получается «Orbinaut»! Звучит почти понятно… – И тут Алонсо осенило: – Орбинавт.Как «аргонавт». То есть странствующий. Но куда? Откуда? И, по-моему, «наут» – это не латинское, а греческое слово.

– Разумеется, греческое, – оживился Ибрагим, обрадовавшись точности этого замечания. – Как ты помнишь, и об аргонавтах рассказывают именно греческие, а не римские сказания. Люди, составлявшие этот текст, писали на латыни, но использовали общеизвестное в их времена греческое окончание. По сути, слово «орбинавт» состоит из двух частей – латинской и греческой. Тебе осталось вспомнить, что на латыни означает «orbis».

– У этого слова много значений. Круг, – ответил Алонсо.

– Верно. Отсюда – «орбита». А что еще?

– Мир. Страна. Край. Область. Вселенная.

Алонсо вдруг понял.

– Странствующий среди миров, – произнес он с радостной уверенностью.

– Странствующий среди миров, – подтвердил Ибрагим. – Тот, кто наделен способностью переходить из одного мира в другой. Понимаешь, мой мальчик? В тексте речь вовсе не идет об изменении действительности. То, что делают орбинавты,лишь в пересказе может показаться воздействием на реальность. На самом же деле орбинавт переходит из того мира, который есть, в тот, который мог бы быть.

Алонсо опять, как накануне, на холме, почувствовал знаки счастливого предвкушения: по спине ползли мурашки, казалось, что в легких помещается больше воздуха, чем обычно… Он был почти уверен, что находится в одном шаге от разгадки тайны, которая придаст всей его жизни совершенно новое направление и качество.

– И это можно сделать силой мысли?! – прошептал он. – Просто силой мысли… Почему же это так сложно, что люди, наделенные даром, встречаются даже не в каждом поколении?

– Вот еще одно место в тексте. – Старик не ответил на его вопрос. – Попробуй понять его самостоятельно.

– Хорошо. – Окрыленный успехом, Алонсо почувствовал азарт. – «Ар бур аванти».Непонятно. Может быть, гласные надо читать иначе. «Эр бор».« Аванти». Если бы ты не сказал, что это латынь, я бы попытался привязать это странное слово к еврейскому слову «эвен»– камень (хотя причем здесь глагольное окончание «ти»?). Но если латынь, то что это означает? Вероятно, опять надо искать другие гласные… – Он внимательно изучал взглядом исследуемый фрагмент. – «Ар бор а вен ти», «ар бур эван ти», «арбор эвенти»,так-так!

Со стороны деда последовал поощрительный кивок.

–  «Arbor eventi».Ну конечно! Древо исходов!Ты его уже упоминал. Что же это такое?

– То, из-за чего путешествие между мирами и является столь непростым занятием. – Оказалось, Ибрагим все-таки слышал вопрос внука. – То, из-за чего орбинавты встречаются так редко. Для того чтобы переместиться, необходимо удерживать в воображении все мыслимые последствия того, что нечто, что произошло, но могло и не произойти, не произошло, а нечто, что не произошло, но могло произойти, произошло. – Он вдруг рассмеялся беззлобным, старческим смехом. – У тебя сейчас такое же ошалевшее выражение лица, как у твоего хитрого серого дружка, когда мы выставляем его за дверь.

Ибрагим рассказал внуку, что в некоторых частях текста для понимания необходимо применять еще один ключ – соответствующий сдвиг в алфавите. Только после такой подстановки букв можно пытаться прочесть получившуюся последовательность на латыни.

– В общем, как видишь, понимание текста не дается слишком легко, – развел руками дед. – Должен тебе признаться, что посвятил этой рукописи немало дней своей жизни, но до сих пор не в состоянии разобрать некоторые места. Возможно, это удастся сделать тебе или тем, кому ты откроешь тайну.

Узнав ключи к расшифровке, Алонсо набросился на рукопись с жадностью, с которой Саладин мог бы кинуться на рыбные кости. Однако, несмотря на горячее желание, чтение продвигалось еле-еле. Много времени уходило на расшифровку букв, и сказывалось не особенно основательное знание латыни. Кое-что юноша скорее угадывал, чем понимал. Что-то объяснял ему Ибрагим, но и старый книжник не всегда был уверен в правильном истолковании того или иного места.

Попытки управлять сновидениями стали теперь для Алонсо регулярным занятием. Днем он сознательно изматывал себя делами, чтобы ночью сразу же навалился сон. Ожидание сновидения исполнилось такого же сладостного томления, которое прежде юноше было знакомо лишь в те минуты, когда он начинал читать новую книгу. Каждый сон был отдельной книгой, отдельным миром, егомиром…

Алонсо теперь намного лучше помнил сны, чем раньше. Однако вернуться в то же сновидение, после которого он просыпался, ему не удавалось.

По мере разбора текста «Света в оазисе» у Алонсо возникали вопросы, с которыми он шел к деду. Но у старика не всегда находились ответы.

– Если жизнь – это сон, то кому она снится? – спрашивал внук.

– Может быть, Богу? – отвечал вопросом на вопрос Ибрагим, перебирая янтарные четки. Со стороны он выглядел образцовым престарелым мусульманином в момент истовой молитвы, но слова его не слишком вязались с этим образом. – Или тебе? Или это вообще одно и то же?

В прежние времена подобные высказывания деда не на шутку пугали Алонсо, так как могли навлечь на семью серьезные неприятности, но постепенно он понял, что дед никогда не богохульствует в присутствии посторонних.

– Вспомни своего любимого Ибн аль-Араби [6]6
  Ибн аль-Араби (1165–1240) – богослов, мистик и поэт. Родился в мусульманской Испании, умер в Багдаде. Один из крупнейших суфийских мыслителей. Прозвище – Величайший шейх. Неоднократно обвинялся мусульманскими теологами в ереси за свое учение о едином начале бытия и принципиальном единстве Бога и мира.


[Закрыть], – сказал Ибрагим. – Разве не говорил он о едином начале бытия? Разве истинная суть не познается в озарении? Разве существует подлинное, сущностное различие между человеком и Богом, между миром и Богом, между миром и человеком?

Алонсо пожал плечами. Накануне он весь вечер провел, упиваясь стихами этого великого поэта и мыслителя из книги «Толкователь любовных страстей».

– Великий шейх – мой любимый стихотворец и твой любимый мыслитель, но не наоборот, – заметил он.

Легкий насмешливый кивок деда означал, что тот оценил фразу.

– Я не очень хорошо понимаю некоторые идеи Ибн аль-Араби и других суфиев, – признался Алонсо. – Видимо, именно из-за подобных идей его и обвиняют в ереси.

– Это-то как раз и не удивительно, – заметил дед. – Людям всегда проще верить в догмы, чем мыслить и познавать. У нас, мусульман, уже накопилась изрядная история преследований тех, кто верит и думает иначе. Хотя на сегодняшний день христиане нас в этом сильно опередили. У нас все-таки нет инквизиции. Впрочем, скоро, вероятно, будет…

Ибрагим погрустнел. По Гранаде ползли панические слухи о близящемся нашествии объединенных войск Кастилии и Арагона на последнее мусульманское государство на Пиренеях. Из-за них старик утрачивал обычную невозмутимость. Чтобы отвлечь деда от невеселых мыслей о судьбе страны, Алонсо поспешил вернуть разговор в философское русло.

– В «Свете в оазисе» вообще не упоминается Бог, – сказал он. – Но если этот мир мне снится, то, значит, ты тоже мне снишься и на самом деле тебя нет. Если же он снится тебе, то нет меня. Как выпутаться из этого противоречия?

– Вероятно, выход из таких противоречий как раз и достигается внутренним озарением, а не рассуждениями, – предположил дед. – Думаю, полностью ответить на твои вопросы сможет лишь тот, кто наделен даром менять мир силою мысли. Возможно, таким счастливцем окажешься ты сам…

Алонсо метался между страстной надеждой оказаться «таким счастливцем» и унынием, которое порождала его неспособность изменить даже простейший сон, не говоря уже о яви. Постоянные неудачи не слишком способствуют усердию, и со временем Алонсо все реже предпринимал попытки менять сюжеты сновидений. Происходящие события отвлекали от мира снов.

Поколение Алонсо и его родителей знало о былом величии ислама на Пиренеях лишь из преданий и литературных произведений. Когда-то мусульмане, пришедшие из Северной Африки, завоевали почти весь полуостров. Непокоренными остались лишь Астурия и Каталония на севере. Но с тех пор прошло почти восемьсот лет, в течение которых католические рыцари вытесняли мавров (так они называли испанских мусульман независимо от их происхождения) то из одной области, то из другой.

Несмотря на распри между христианскими королями и феодалами, столетия Реконкисты [7]7
  Реконкиста (букв, «завоевание заново» – исп.) – отвоевывание католиками территорий Испании у захвативших их мусульман (мавров). Реконкиста длилась с VIII века н. э. до конца XV века н. э.


[Закрыть]постепенно вели к усилению католических стран и падению одного за другим раздробленных мусульманских эмиратов. Королевство Леон [8]8
  Леон – королевство в средневековой Испании. Окончательно утратило независимость и вошло в состав Кастилии в 1230 году. Саламанка находится на исторической территории Леона. В этой провинции (сегодняшнее название – Кастилия-Леон) по сей день говорят не только на испанском (кастильском) языке, но также на леонском и галисийском наречиях.


[Закрыть]уже давно вошло в состав Кастилии, а Кастилия и Арагон в последние годы, в результате брака между кастильской королевой Изабеллой и арагонским королем Фердинандом, представляли единую силу. От непобедимого в прошлом халифата Кордовы, занимавшего почти всю территорию страны Аль-Андалус, остался один-единственный эмират Гранады. Кордова, великая столица халифата, была занята христианами более двухсот лет назад. И совсем недавно – это случилось уже на памяти Алонсо – пал портовый город Малага.

Судьба Гранадского эмирата, зажатого между горными перевалами и морем, была предрешена. Правда, эмир Мухаммед Абу-Абдалла платил католическим монархам ежегодную дань, но мало кто считал, что это заставит христиан отказаться от заманчивой возможности победно завершить многовековую Реконкисту, окончательно выбить мавров с Пиренейского полуострова, сплотить кастильцев и арагонцев вокруг христианской веры, а заодно пополнить вечно пустующую казну за счет побежденных.

Христианская Европа не решалась на возобновление Крестовых походов ради освобождения из рук мусульман Гроба Господня в Иерусалиме. В этом случае крестоносцам пришлось бы столкнуться со слишком сильным противником – египетскими мамлюками, а, возможно, и турками-османами, которые прочно утвердились на территории Византии. Христианские владыки – по крайней мере, в лице Фердинада и Изабеллы, – в отличие от своих предков, ставили перед собой только разрешимые задачи. Как, например, покорение Гранады. Как изгнание из пиренейских государств всех неверных – иудеев и мавров, – если они откажутся принять христианство. Как передача инквизиции почти неограниченных полномочий во всем, что касалось преследования еретиков и ведьм, к которым можно было причислить кого угодно из-за малейшего неосторожного высказывания или просто по доносу соседа.

* * *

Три года после того памятного вечера, когда Алонсо узнал от деда о существовании тайной рукописи, прошли в атмосфере ожидания неизбежной катастрофы. Все знакомые и соседи только об этом и говорили. Молодые люди были охвачены воинственным пылом и рвались в бой, вспоминая о великих подвигах мусульманских героев. Постоянно звучали имена Саллах ад-Дина, Аль-Мансура, Тарика ибн Зияда.

Алонсо, которому теперь было двадцать лет, чувствовал, как и его охватывает всеобщее лихорадочное возбуждение. Он не скрывал его и дома.

– Не стану напоминать тебе, что в войне очень трудно никого не убить, – откликнулся Ибрагим, когда в один из дней ранней весны 896 года Хиджры (или 1491 года по летоисчислению христиан) внук признался ему, что ходит на занятия по владению мечом и кинжалом. – Сейчас гораздо важнее то, что в войне нелегко и самому остаться в живых. Твоя задача – сохранить свиток.

– Но это же не я приглашаю сюда христианских рыцарей! – Алонсо иногда решительно отказывался понимать деда. Ему казалось, что старик из упрямства не желает уразуметь очевидных для всех истин. – Они идут сюда, чтобы убивать нас, чтобы отнять наши земли и дома, чтобы заставить нас принять их ложную веру!

– Вероучение само по себе не может быть истинным или ложным, – возразил дед. – Важно лишь то, что делают с ним люди. Одних людей оно ожесточает и толкает на насилие, а у других смягчает сердца.

Алонсо вздохнул. Ибрагим всегда беседовал с ним на равных, и, даже когда Алонсо был совсем мал, дед не говорил ему, как другие: «Поймешь, когда вырастешь». Но сейчас внуку очень хотелось, чтобы старик сказал что-нибудь в таком духе. Дескать, с опытом придет понимание того, что недоступно твоему сегодняшнему разумению, а пока не надо напрягать свои молодые мозги. Просто делай то, что велит тебе сердце: иди защищать родной город от неверных.

Ничего такого дед не сказал.

– Между людьми разной веры есть много общего, – продолжал Ибрагим. – Например, то, что чужаки представляются им неверными, а другие вероучения – ложными. Спроси своих друзей Абулафия, почему они разговаривают по-арабски, а не на своем родном еврейском языке. Уж не потому ли, что живут среди арабов? Спроси у своей матери, почему ее дед был вынужден принять в Кордове католичество. Может быть, это как-то связано с тем, что он жил среди христиан? Спроси у своих любимых книг, сладко ли пришлось христианам, когда в один прекрасный день из-за моря в их страну вторглись полчища берберов и арабов, включая предков твоего эмира… – Немного помешкав, Ибрагим добавил: – Да продлит Аллах дни этого неудачника.

Алонсо был вынужден признаться самому себе, что слова деда все-таки заставляют его думать, несмотря на сильное нежелание это делать.

– Впрочем, у людей разной веры бывает и другое общее качество, – продолжал старый книгочей. – Во всех вероучениях встречаются отдельные, весьма немногочисленные люди, которые не мыслят догмами, а ищут и находят Бога во всем, видят частицу божественного в каждом человеке, в каждой травинке. Об этом сто пятьдесят лет назад писал доминиканец из Саксонии по имени Мейстер Экхарт, чьи книги были признаны римским папой еретическими. И за то же самое многие правоверные мусульмане считают еретиком Ибн аль-Араби, которого ты любишь за стихи, а я – за свободу мысли. Если я не ошибаюсь, примерно о том же идет речь и в нашей тайной рукописи, хотя слова «Бог» я в ней не нашел. Впрочем, мы еще далеки от полной расшифровки текста. Алонсо, ты меня слышишь?! – неожиданно резким голосом спросил Ибрагим, чем вывел собеседника из оцепенения.

Внук был настолько изумлен, что не мог найти слов. Ему показалось, что он ослышался. Этим именем никто, кроме матери, его никогда не звал.

– Что? – переспросил он наконец.

Дед горестно вздохнул. Кот, сидевший у его ног, взобрался к нему на колени, видимо, желая его утешить.

– Я знал, что это мгновение когда-нибудь настанет, и готовился к нему. И все равно не готов.

– В чем дело? – Алонсо встревожило исчезновение обычной шутливой интонации лукавого старца.

– Али, пришло тебе время покинуть Гранаду, – молвил наконец Ибрагим.

Летом темнело поздно, но этот час уже наступил. Тихо вошла Сеферина и зажгла фитили двух масляных ламп. Алонсо, как всегда в такие минуты, вспомнил сказку о мальчике, который потирал волшебную лампу, вызывая послушного ему джинна.

– Это из-за того, что сюда придут кастильцы? – спросил он несчастным голосом.

– Да, из-за того, что сюда придут кастильцы и эмират падет, – невесело подтвердил Ибрагим. – Мы не знаем, как поведут себя победители. Будут ли они уничтожать жителей. Падет город после ожесточенной войны или же сдастся без боя. Так или иначе, Гранада станет христианской, и если христиане не проявят милости к побежденным, то в первую очередь опасность будет угрожать молодым мужчинам. Вроде тебя.

Алонсо молчал, перебирая рукав белой льняной туники.

– Кроме того, вполне реальная опасность нависнет над книгами нехристианского содержания. Или неизвестного содержания, – эти особенно подозрительны для инквизиции. Более всего на уничтожение будут напрашиваться книги, написанные еврейскими буквами. Вроде рукописи, которую наша семья бережет как зеницу ока много веков.

– Но почему?! – Алонсо наконец прорвало. – Почему я должен трусливо бежать, когда все мои сверстники будут защищать город?!

– Али, в безрассудных действиях есть своя красота, – грустно сказал Ибрагим. – Но солдаты-горожане не спасут Гранады. Это понимает и визирь Абдель-Малик, который, как ты знаешь, часто навещает меня ради книг и наших с ним неторопливых бесед. По всей видимости, именно он и будет заниматься составлением списков людей, способных носить оружие. «Они бахвалятся, когда враг далеко; но, когда война гремит у ворот, в ужасе прячутся по углам» – таковы его собственные слова. Сражаясь, ты безмерно увеличишь риск своей гибели и потери бесценных знаний. Что же касается безопасности Гранады, то она от этого не возрастет даже на размер маслины.

Алонсо лихорадочно искал аргументы против этих доводов. И тут он вспомнил обстоятельство, показавшееся ему спасительным. Очевидно, дед просто забыл, что он не может бежать в страны полумесяца, ибо туда придется добираться морем.

Алонсо воздел палец и веско изрек, полагая, что кладет конец спору:

– Я не могу никуда бежать! Ведь я не переношу морской качки!

– Тебе и не надо никуда плыть, – возразил дед. – Даже бежать тебе никуда не надо, тем более «трусливо». Ты ведь можешь просто отправиться пожить у своего дяди Юсефа. Разумеется, не забыв прихватить с собой некий свиток.

– Что?! Ты предлагаешь мне перебраться в Кордову? – Алонсо показалось, что он ослышался.

– А что в этом странного? Мать твоя давно не видела брата – правда, Сеферина? – И, не дожидаясь ответа от невестки, Ибрагим продолжал: – Неужели ты не проводишь ее туда? Дороги сейчас небезопасны. Вряд ли ты захочешь, чтобы твоя мать путешествовала без тебя, пусть даже и в обществе венецианских торговцев.

– То есть я убегу от кастильцев в Кастилию? – Алонсо хотел уточнения, и оно последовало:

– Разве в Кордову не проще добраться, чем в Каир или в Фес? Семья твоей матери исповедует христианство. Кто-то делает это искренне, кто-то – для вида. Ты человек образованный, кастильскую литературу знаешь лучше многих католиков. Ты не смугл, поскольку происходишь не от берберов или арабов. Внешность у тебя вполне кастильская, ведь мы ведем свой род от муваллад.Может быть, для кого-то на севере Европы слово «мавр» означает этакого чернокожего малого с пухлыми губами и курчавыми волосами, но мы-то с тобой вообще ничем не отличаемся от кастильцев. Разве что верой, культурой, привычкой мыть руки перед едой, немного более заунывной музыкой и еще несколькими мелочами. Там ты будешь привлекать куда меньше внимания к себе, чем в только что захваченной столице мавров. Последней столице мавров, – добавил Ибрагим с неожиданной горечью.

Алонсо задумался. Он давно мечтал увидеть католический мир собственными глазами. Читая все, что попадало в поле его зрения в лавке деда, он познакомился со многими рыцарскими романами, поэтическими и философскими произведениями христиан. Только он никогда не думал, что эта мечта сбудется так скоро и при столь неожиданных обстоятельствах.